Страница:
Раненый с трудом повернул голову, глянул на медсестру, потом перевел взгляд на Наташу. Губы его шевельнулись, едва слышно он произнес:
— Вы кто?
— Наташа, ваша сиделка. С завтрашнего дня начну ухаживать за вами…
Карташов слабо шевельнул рукой, словно подзывал ее поближе. Наташа подошла и склонилась над ним.
— Обычно я ухаживаю за девушками. — Каждое слово давалось ему с трудом.
Наташа успокаивающе погладила его по руке:
— За этим дело не станет, и я думаю, что совсем скоро. А пока придется слушаться меня.
— Есть, товарищ адмирал! — Раненый попытался поднести руку к виску, но сил не хватило, и рука обессиленно упала на одеяло. — О, черт! — Он виновато глянул на девушку. — Не думал, что мне понадобится нянька…
Отрегулировав поступление лекарства из капельницы, Екатерина ушла, а Игорь показал Наташе глазами на стул:
— Посидите чуток! Сивцов сказал, вы только завтра приступаете к работе?
— Да, мне нужно съездить домой. Я живу недалеко от Владивостока…
Она не успела закончить фразу. В палату влетела Нина Ивановна.
— Давай, Наталья, бегом отсюда! — Она расправила одеяло на Игоре, раздвинула шторы на окне, развернула цветочный горшок на подоконнике и, заметив, что Наташа в нерешительности застыла на пороге, взяла ее под руку. — Пойдем, пойдем! С минуты на минуту тут высокое начальство будет. Сейчас они с Лацкартом в его кабинете беседуют, и нам лучше им на глаза не показываться…
…За окном прогрохотал товарняк, и, тряхнув головой, Наташа отогнала воспоминания. В окне показались первые домишки станции, и она прошла в тамбур, приготовилась выходить.
Глава 4
Глава 5
— Вы кто?
— Наташа, ваша сиделка. С завтрашнего дня начну ухаживать за вами…
Карташов слабо шевельнул рукой, словно подзывал ее поближе. Наташа подошла и склонилась над ним.
— Обычно я ухаживаю за девушками. — Каждое слово давалось ему с трудом.
Наташа успокаивающе погладила его по руке:
— За этим дело не станет, и я думаю, что совсем скоро. А пока придется слушаться меня.
— Есть, товарищ адмирал! — Раненый попытался поднести руку к виску, но сил не хватило, и рука обессиленно упала на одеяло. — О, черт! — Он виновато глянул на девушку. — Не думал, что мне понадобится нянька…
Отрегулировав поступление лекарства из капельницы, Екатерина ушла, а Игорь показал Наташе глазами на стул:
— Посидите чуток! Сивцов сказал, вы только завтра приступаете к работе?
— Да, мне нужно съездить домой. Я живу недалеко от Владивостока…
Она не успела закончить фразу. В палату влетела Нина Ивановна.
— Давай, Наталья, бегом отсюда! — Она расправила одеяло на Игоре, раздвинула шторы на окне, развернула цветочный горшок на подоконнике и, заметив, что Наташа в нерешительности застыла на пороге, взяла ее под руку. — Пойдем, пойдем! С минуты на минуту тут высокое начальство будет. Сейчас они с Лацкартом в его кабинете беседуют, и нам лучше им на глаза не показываться…
…За окном прогрохотал товарняк, и, тряхнув головой, Наташа отогнала воспоминания. В окне показались первые домишки станции, и она прошла в тамбур, приготовилась выходить.
Глава 4
Анастасия Семеновна Гончар варила варенье. Все пространство летней кухни занимали эмалированные тазы с ягодой, сахаром, разнокалиберные стеклянные банки, полиэтиленовые и жестяные крышки, и внучка знала: самое последнее дело лезть в это время к бабушке с расспросами, рассказами и просьбами.
Наташа бочком протиснулась к небольшому холодильнику, налила себе молока в большую глиняную кружку, отрезала кусок хлеба и направилась в дом.
— Наташа, ты опять всухомятку ешь? — окликнула ее бабушка. — Вернись, поешь нормально!
— Да я не голодна, в больнице позавтракала.
— Да какой теперь завтрак! — рассердилась Анастасия Семеновна. — Уже обедать пора! — Она посмотрела на часы и обеспокоенно спросила: — Почему задержалась? На работе что-то случилось?
— Случилось, но ничего страшного, — Наташа, прихлебывая молоко из кружки, прислонилась к косяку. — Повышение по службе получила, но об этом потом, — торопливо закончила она. — Сейчас часок посплю, после на сопку с козами прогуляюсь, а вечером подробно все изложу. Договорились?
— Договорились, — вздохнула бабушка, — дождешься тебя, как же! Ты что забыла? У Петра сегодня день рождения. С утра прибегал, еще раз напомнил, что ждет тебя к семи.
Наташа с досадой хлопнула себя по лбу:
— Надо же, вот бестолковая! Хотела в городе забежать в универмаг, подарок ему купить, и все из головы вылетело. Придется теперь тащиться в наш военторг, а что купить — не знаю. — Наташа потянулась, сладко зевнула и с досадой добавила: — Придется отставить послеобеденный сон и идти выбирать подарок.
Бабушка поверх очков пристально глянула на внучку:
— Возможно, я ошибаюсь, но ты, кажется, не слишком жалуешь Петра. И чем он плох? Дом — полная чаша, и сам при деле. Из себя тоже видный и складный. Про таких раньше говорили: «Первый парень на деревне». Я ведь не вечная, давление скачет, сердце шалит… Вот-вот одна на всем белом свете останешься. За ним была бы как за каменной стеной. Даже то, что он тебя на десять лет старше, о многом говорит.
— О чем же, бабуля? — Наташа присела на порожек летней кухни и подставила лицо солнечным лучам.
— Да хотя бы о том, что он человек взрослый, способный трезво рассуждать о жизни, о семье. Одно не пойму, как при таком уме и рассудительности он мог в тебя влюбиться? Ты ж совсем еще дите, неразумное и порой даже безмозглое в некоторых вопросах.
Наташа засмеялась, вскочила на ноги и повисла у нее на шее.
— Обижаешь, бабуля, собственную внучку! А за Петьку, каким бы он ни был расчудесным и прекрасным, я замуж не пойду! Не люблю я его и ничегошеньки с этим поделать не могу. — Она отстранилась и заглянула бабушке в глаза. — Какие мои годы? Успею еще и замуж выйти, и правнуков тебе нарожать, но только уволь, не от твоего драгоценного Петра Васильевича Романова.
— Не хочешь выходить замуж, так ему и скажи. Он же не ребенок, чтобы ему мозги пудрить. Сегодня прямо все и объясни: дескать, буду принца заморского ждать!
— Бабуля, не сердись! Честное пионерское, обещаю тебе подумать до конца каникул, может, что и надумаю. — Наташа лихо крутанулась на одной ноге — юбка взлетела колоколом — и послала бабушке воздушный поцелуй. Она чувствовала себя сегодня необыкновенно легко и испытывала небывалую радость оттого, что опять дома, бабушка варит варенье, в хлеву блеют козы, а она молода, красива и счастлива поэтому безмерно!
Бабушка замахала руками и кинулась к плите, где в медном тазу начинало закипать варенье из крыжовника.
Наташа сняла на крыльце платье, сбросила босоножки и босиком побежала в огород. Петр там построил в этом году душ. Обтянув каркас из реек полиэтиленовой пленкой, он водрузил небольшой бак на помост, собственноручно изготовленный из металлических труб. и вкопанный в землю. Оглядев сооружение, довольно усмехнулся:
— Надеюсь, позволишь мне обновить душ на пару с тобой?
Наташа тогда впервые услышала от него столь недвусмысленное предложение и смутилась. Потом рассердилась:
— Даже не надейся, у тебя в огороде такой же, если не больше!
Петр посмотрел на нее с легкой усмешкой и вдруг обнял за плечи, привлек к себе:
— Наталья, хватит строить из себя наивную девочку. Ты ж прекрасно понимаешь, как я к тебе отношусь.
Наташа сделала удивленные глаза, отодвинулась от него и тут же пожалела об этом.
— Ах так! — Петр рывком прижал девушку к себе. Наташа со всего размаху уткнулась носом в его широкую грудь. В то же мгновение сильные пальцы приподняли ее подбородок, и Петр впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем. Наташа попыталась вырваться, но мужские руки соскользнули с плеч на талию, и он прижал ее к своим бедрам.
Продолжая сопротивляться, она старалась оттолкнуть Петра от себя. Но он пресек ее попытки, прижав к стене сарая. Его губы продолжали терзать ее рот. Наташа задыхалась, ей казалось, что она на грани обморока. Мужские руки обхватили ее бедра, скользнули под платье… Этого она уже не могла стерпеть!
Вскрикнув от ярости, Наташа заколотила кулаком по его плечу. Петр оставил в покое ее рот и погладил успокаивающе по спине:
— Ты что? Неужели испугалась? Я ведь ничего плохого не хочу. — И, задохнувшись, припал к ее уху: — Хорошая моя, пойдем на сеновал, иначе я за себя не отвечаю!
Наташа что было сил толкнула его в грудь. Петр в недоумении смотрел на нее:
— Боишься, что замуж не возьму после этого? Давай хоть завтра в ЗАГС, я разве против?
Наташа отошла на безопасное расстояние, окинула взглядом его большую, враз сникшую фигуру.
— Петр, ты в своем уме? Мне еще уйму лет учиться! Ни о каком замужестве и речи не может быть! Да и не люблю я тебя, ты же знаешь!
Он с обидой посмотрел на нее:
— Это ты зря! Что ты понимаешь в любви? Целоваться как следует не научилась, а туда же! Я с великим удовольствием научу тебя тому, что ты называешь любовью.
— Петя, — Наташа покрутила пальцем у виска, — ты меня за дуру считаешь? Неужели я не понимаю, чем заканчиваются уроки на сеновале? Не забывай, где я учусь, и в вопросах секса я разбираюсь не хуже тебя. — Она решительно отряхнула платье. — Прежде всего ты мне друг. Старый надежный друг. Мне с тобой спокойно, даже уютно как-то, но не более. Я всегда тебя уважала, но сейчас мне неприятно и стыдно…
Петр отвел глаза и покраснел.
— Наташа, поверь, мне тоже нелегко! Думаешь, я не замечаю, как мужики смотрят тебе вслед? И работа мне твоя не нравится. Сутками в госпитале пропадаешь, а там тоже мужик на мужике и мужиком погоняет. Я боюсь потерять тебя! Боюсь, что опять уедешь в свой чертов Ленинград, и какой-нибудь ловкач подцепит тебя. Пойми, я этого не переживу! — Он присел на корточки около сарая, обхватил голову руками. — Дай слово, что выйдешь за меня. Пусть не сейчас, через год, два… Я буду ждать, сколько скажешь!
Наташа присела рядом, осторожно провела пальцем по его плечу:
— Петя, милый! Ну, как я могу тебе что-то обещать? Это даже нечестно. Мне пока никто не нравится, а вдруг завтра или через неделю я встречу человека, без которого не смогу жить, что тогда?
Петр поднялся на ноги, окинул ее тяжелым взглядом:
— Ладно, чего уж там! Извини меня за сегодняшнее. Сам не пойму, что на меня накатило!
Наташа вскочила на ноги и протянула ему ладонь.
— Давай оставим все по-прежнему. — Она заглянула ему в глаза и вдруг прочитала в них такую тоску и отчаяние, что не выдержала и отвернулась. — Прости меня, ради Бога!
Петр криво усмехнулся, накрыл ее руку своей, слегка сжал:
— Прощаю, мне больше ничего не остается!
После этого Петр продолжал постоянно бывать у них в Наташины выходные дни, если они совпадали с его выходными, возил ее на своих «Жигулях» на пляж за селом, иногда встречал в городе после работы и отвозил домой. И все же в их отношениях словно что-то сломалось, не было уже прежней открытости и непринужденности…
Бабушка замечала, конечно, что между соседом и внучкой будто пробежала черная кошка, но предпочитала помалкивать, справедливо полагая, что встревать в сердечные дела — только портить.
Зато мать Петра была явно рада их размолвке и при удобном случае старалась поддеть, побольнее уколоть симпатию сына. По всему выходило, что родители не были в восторге от его выбора.
Заметить их неприязнь было совсем не сложно. И Наташа наотрез отказалась бывать в кирпичных хоромах Романовых. Вскоре она прекратила и поездки на «Жигулях» Петра. Слишком пристальные взгляды соседа тревожили ее, портили ей настроение…
Ополоснувшись под душем, Наташа переоделась в пестрый шелковый костюмчик, обула белые босоножки на высоком каблуке и отправилась за подарком. Идти нужно было через все село, причем большая часть пути проходила вдоль глухих кирпичных заборов доброго десятка воинских частей, расквартированных в селе.
Центральная улица Полтавского была, по сути дела, участком тракта на Владивосток, поэтому ее покрывал асфальт. Другие же улицы и переулки во время частых дождей превращались в непроходимое болото и являлись преградой даже для обладателей высоких резиновых сапог. Несомненный вклад в подобное безобразие внесли бравые танкисты, которые совершали регулярные марш-броски к учебным полигонам напрямую по сельским улицам. Так что к постоянному дребезжанию оконных стекол и посуды сельчане давно привыкли, как и к разбитым вдрызг дорогам. С трудом, но постепенно Наташины земляки смирились и с тем, что после строительства на самой высокой сопке ажурного монстра непонятного назначения, нависшего над селом с востока в виде гигантской буквы «Н», их телевизоры полностью отказались служить своим хозяевам.
Возле военторга никаких очередей не наблюдалось. В торговом зале было прохладно и пусто. Кассирша не подняла головы от книги, а молоденькие продавщицы столпились в обувном отделе и, тесно сдвинув головы, что-то рассматривали.
Наташа медленно прошлась по отделам. В принципе она даже не представляла себе, что можно купить в подарок Петру. Модный галстук? Но он их демонстративно не носит, утверждая, что они ему и на службе надоели. Рубашку? Но это уж слишком по-родственному… Правда, она приглядела неплохой эстамп, но вспомнила, что все свободное пространство в доме Романовых закрыто пестрыми коврами, и ее картинке место вряд ли отыщется. Разве что где-нибудь на кухне или, к примеру, на потолке!
Настольная лампа, конечно, в хозяйстве вещь полезная, но стоила целых двадцать рублей. Для Наташиного кошелька это было более чем накладно. Девушка вздохнула и направилась к обувному отделу. Там работала ее одноклассница Милка Севостьянова. В седьмом классе они целый год сидели за одной партой, и хотя задушевными подругами никогда не были, но приятельские отношения поддерживали и после окончания школы.
Завидев Наташу, Милка выбежала из-за прилавка ей навстречу. Невысокая, пухленькая, с пышной «химией», отчего голова ее походила на воздушный шарик на тонкой ниточке — шее, девица немного неуклюжая, однако весьма самонадеянная. Манеру держаться ей диктовало особое положение имеющей доступ к дефициту мамы, руководившей продовольственным магазином военторга, и папы — заместителя начальника по тылу одной из воинских частей. Одежду и обувь Милка носила исключительно импортную, что в некоторой степени должно было компенсировать весьма серенькую внешность.
В отличие от других Наташиных одноклассников она даже не пыталась поступить в институт или техникум, а закончила курсы товароведов и чуть больше года работала в одном из самых престижных отделов военного универмага — в обувном.
Девушки обнялись, и Милка увлекла Наташу за собой в подсобку. Усадила на стул, пододвинула к ней коробку с конфетами, налила чаю из стоявшего на столе самовара. Перехватив Наташин взгляд, брошенный на коробки на полках, огорченно вздохнула:
— Прости, но ничего предложить не могу. Туфли — обалденные, но Галина даже в отдел не дала ни одной пары.
Галина, старшая сестра Петра, возглавляла гарнизонный универмаг. Она тоже училась в свое время у Анастасии Семеновны, но Наташу упорно не замечала, особенно когда узнала, что Петр ухаживает за этой соплячкой.
— Да мне ничего и не нужно, — успокоила Наташа одноклассницу. — Пришла подарок на день рождения купить и ничего не могу выбрать!
— К кому идешь? К парню или к девке?
— К парню. Петра Романова знаешь, вашей Галины брата?
Милка открыла рот:
— Так тебя тоже пригласили? Я и не знала, что вы знакомы!
Наташа улыбнулась:
— Мы ведь живем по соседству.
— Он что, за тобой ухаживает? — Милка подозрительно ее оглядела. — Мне Галина про это ничего не говорила.
— Успокойся, не ухаживает. — Наташа встала со стула. — А тебя, случайно, не просватать за него решили?
— Да, вроде этого. — Милка покраснела. — Наши родители давно уж сговорились, а он, видишь ли, ни в какую! На прошлой неделе пришли к ним в гости, хотели меня с ним познакомить, а он точно специально на рыбалку уехал. Но со дня рождения, думаю, не сбежит. А тебе он вправду не нравится? А то я подслушала, как его мамашка моей жаловалась, что он вроде себе зазнобу нашел, говорит, голь перекатная, а за Петра уцепилась, клещами не оторвать!
У Наташи перехватило дыхание. Вот, значит, какого мнения о них семейство Романовых? От обиды запершило в горле, на глаза навернулись слезы, но она сдержалась: не Милке же показывать свои переживания. Да и переживать-то особенно нечего. Она никогда не стремилась в невестки к родителям Петра. И если им так хочется поскорее женить сына, Милка — лучшая кандидатура. Да и у нее гора с плеч свалится. За этот месяц, что она будет безвылазно находиться в госпитале, многое может измениться. Петр, может, сам решит, что Милка гораздо лучше подходит на роль жены.
Пока Наташа допивала чай, предаваясь печальным размышлениям, Милка нырнула под стол и извлекла оттуда тяжелую коробку:
— Смотри, что я ему в подарок приготовила. Хрустальный набор для пива. Кувшин и две кружки. Ты, случайно, не знаешь, он пиво любит?
— Случайно знаю. Не просто любит, а обожает. Даже умудряется где-то чешское доставать.
— А это, верно, моя мамка его потчует. — Милка опять покраснела и, смущенно потупившись, прошептала: — Очень мне Петр нравится, Наташка. Тебе не кажется, что он на артиста Ивашова похож?
Наташе этого не казалось. Простой русской физиономией Петр скорее смахивал на артиста Харитонова времен Ивана Бровкина, но она лишь пожала плечами.
Милка продолжала:
— По-моему, совсем не страшно, если муж немного старше. По крайней мере, постельным делам учить не надо. Мужики, я слышала, по-особому ценят, если жена молоденькая да хорошенькая.
Наташа едва сдержалась, чтобы не рассмеяться: насчет своей внешности Милка, мягко говоря, сильно заблуждалась. Однако пусть себе думает, что хочет, это ее личное дело.
Милка осторожно задвинула коробку под стол и предложила:
— Пойдем посмотрим что-нибудь и для тебя.
Они прошли к ювелирному отделу, и Милка прошептала что-то высокой сухопарой продавщице. Та молча кивнула, достала из-под прилавка небольшой ящик, протянула девушкам блестящий портсигар.
— Пойдет? — Милка повертела его в руках. — Можно с обратной стороны поздравительную надпись выгравировать.
— Смотря сколько он стоит. — Наташа испугалась за свой тощий кошелек: на слишком дорогую вещь она не рассчитывала.
— Десять рублей. — Продавщица поджала губы и протянула руку, желая забрать портсигар обратно. — Берете или не нравится?
Наташа вздохнула:
— Беру!
Расплатившись за покупку в кассе, она взяла из рук Милки пакетик с подарком.
— Ты в чем идешь к Романовым? — поинтересовалась одноклассница.
Наташа пожала плечами:
— Пока не думала. Наверно, так и пойду в этом вот костюме.
Милка окинула ее победным взглядом:
— Пошли покажу, что я купила к сегодняшнему вечеру. Обалдеешь!
— Прости меня, Мила, я твой наряд лучше вечером оценю. А сейчас большое спасибо за помощь, но мне нужно спешить. Хочу часок поспать после дежурства.
— Ну смотри. — Милка покачала головой. — Конечно, ты девчонка симпатичная, но я тебе по-дружески советую, надень что-нибудь более подходящее. Очень уж твой костюмчик простовато выглядит. А то там такие мадамы будут! В таких туалетах!
— Хорошо. — Наташа помахала ей рукой и вышла из магазина. В дверях она столкнулась с Галиной. Сестра Петра гордо прошествовала мимо, сделав вид, что не заметила ее.
Наташа бочком протиснулась к небольшому холодильнику, налила себе молока в большую глиняную кружку, отрезала кусок хлеба и направилась в дом.
— Наташа, ты опять всухомятку ешь? — окликнула ее бабушка. — Вернись, поешь нормально!
— Да я не голодна, в больнице позавтракала.
— Да какой теперь завтрак! — рассердилась Анастасия Семеновна. — Уже обедать пора! — Она посмотрела на часы и обеспокоенно спросила: — Почему задержалась? На работе что-то случилось?
— Случилось, но ничего страшного, — Наташа, прихлебывая молоко из кружки, прислонилась к косяку. — Повышение по службе получила, но об этом потом, — торопливо закончила она. — Сейчас часок посплю, после на сопку с козами прогуляюсь, а вечером подробно все изложу. Договорились?
— Договорились, — вздохнула бабушка, — дождешься тебя, как же! Ты что забыла? У Петра сегодня день рождения. С утра прибегал, еще раз напомнил, что ждет тебя к семи.
Наташа с досадой хлопнула себя по лбу:
— Надо же, вот бестолковая! Хотела в городе забежать в универмаг, подарок ему купить, и все из головы вылетело. Придется теперь тащиться в наш военторг, а что купить — не знаю. — Наташа потянулась, сладко зевнула и с досадой добавила: — Придется отставить послеобеденный сон и идти выбирать подарок.
Бабушка поверх очков пристально глянула на внучку:
— Возможно, я ошибаюсь, но ты, кажется, не слишком жалуешь Петра. И чем он плох? Дом — полная чаша, и сам при деле. Из себя тоже видный и складный. Про таких раньше говорили: «Первый парень на деревне». Я ведь не вечная, давление скачет, сердце шалит… Вот-вот одна на всем белом свете останешься. За ним была бы как за каменной стеной. Даже то, что он тебя на десять лет старше, о многом говорит.
— О чем же, бабуля? — Наташа присела на порожек летней кухни и подставила лицо солнечным лучам.
— Да хотя бы о том, что он человек взрослый, способный трезво рассуждать о жизни, о семье. Одно не пойму, как при таком уме и рассудительности он мог в тебя влюбиться? Ты ж совсем еще дите, неразумное и порой даже безмозглое в некоторых вопросах.
Наташа засмеялась, вскочила на ноги и повисла у нее на шее.
— Обижаешь, бабуля, собственную внучку! А за Петьку, каким бы он ни был расчудесным и прекрасным, я замуж не пойду! Не люблю я его и ничегошеньки с этим поделать не могу. — Она отстранилась и заглянула бабушке в глаза. — Какие мои годы? Успею еще и замуж выйти, и правнуков тебе нарожать, но только уволь, не от твоего драгоценного Петра Васильевича Романова.
— Не хочешь выходить замуж, так ему и скажи. Он же не ребенок, чтобы ему мозги пудрить. Сегодня прямо все и объясни: дескать, буду принца заморского ждать!
— Бабуля, не сердись! Честное пионерское, обещаю тебе подумать до конца каникул, может, что и надумаю. — Наташа лихо крутанулась на одной ноге — юбка взлетела колоколом — и послала бабушке воздушный поцелуй. Она чувствовала себя сегодня необыкновенно легко и испытывала небывалую радость оттого, что опять дома, бабушка варит варенье, в хлеву блеют козы, а она молода, красива и счастлива поэтому безмерно!
Бабушка замахала руками и кинулась к плите, где в медном тазу начинало закипать варенье из крыжовника.
Наташа сняла на крыльце платье, сбросила босоножки и босиком побежала в огород. Петр там построил в этом году душ. Обтянув каркас из реек полиэтиленовой пленкой, он водрузил небольшой бак на помост, собственноручно изготовленный из металлических труб. и вкопанный в землю. Оглядев сооружение, довольно усмехнулся:
— Надеюсь, позволишь мне обновить душ на пару с тобой?
Наташа тогда впервые услышала от него столь недвусмысленное предложение и смутилась. Потом рассердилась:
— Даже не надейся, у тебя в огороде такой же, если не больше!
Петр посмотрел на нее с легкой усмешкой и вдруг обнял за плечи, привлек к себе:
— Наталья, хватит строить из себя наивную девочку. Ты ж прекрасно понимаешь, как я к тебе отношусь.
Наташа сделала удивленные глаза, отодвинулась от него и тут же пожалела об этом.
— Ах так! — Петр рывком прижал девушку к себе. Наташа со всего размаху уткнулась носом в его широкую грудь. В то же мгновение сильные пальцы приподняли ее подбородок, и Петр впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем. Наташа попыталась вырваться, но мужские руки соскользнули с плеч на талию, и он прижал ее к своим бедрам.
Продолжая сопротивляться, она старалась оттолкнуть Петра от себя. Но он пресек ее попытки, прижав к стене сарая. Его губы продолжали терзать ее рот. Наташа задыхалась, ей казалось, что она на грани обморока. Мужские руки обхватили ее бедра, скользнули под платье… Этого она уже не могла стерпеть!
Вскрикнув от ярости, Наташа заколотила кулаком по его плечу. Петр оставил в покое ее рот и погладил успокаивающе по спине:
— Ты что? Неужели испугалась? Я ведь ничего плохого не хочу. — И, задохнувшись, припал к ее уху: — Хорошая моя, пойдем на сеновал, иначе я за себя не отвечаю!
Наташа что было сил толкнула его в грудь. Петр в недоумении смотрел на нее:
— Боишься, что замуж не возьму после этого? Давай хоть завтра в ЗАГС, я разве против?
Наташа отошла на безопасное расстояние, окинула взглядом его большую, враз сникшую фигуру.
— Петр, ты в своем уме? Мне еще уйму лет учиться! Ни о каком замужестве и речи не может быть! Да и не люблю я тебя, ты же знаешь!
Он с обидой посмотрел на нее:
— Это ты зря! Что ты понимаешь в любви? Целоваться как следует не научилась, а туда же! Я с великим удовольствием научу тебя тому, что ты называешь любовью.
— Петя, — Наташа покрутила пальцем у виска, — ты меня за дуру считаешь? Неужели я не понимаю, чем заканчиваются уроки на сеновале? Не забывай, где я учусь, и в вопросах секса я разбираюсь не хуже тебя. — Она решительно отряхнула платье. — Прежде всего ты мне друг. Старый надежный друг. Мне с тобой спокойно, даже уютно как-то, но не более. Я всегда тебя уважала, но сейчас мне неприятно и стыдно…
Петр отвел глаза и покраснел.
— Наташа, поверь, мне тоже нелегко! Думаешь, я не замечаю, как мужики смотрят тебе вслед? И работа мне твоя не нравится. Сутками в госпитале пропадаешь, а там тоже мужик на мужике и мужиком погоняет. Я боюсь потерять тебя! Боюсь, что опять уедешь в свой чертов Ленинград, и какой-нибудь ловкач подцепит тебя. Пойми, я этого не переживу! — Он присел на корточки около сарая, обхватил голову руками. — Дай слово, что выйдешь за меня. Пусть не сейчас, через год, два… Я буду ждать, сколько скажешь!
Наташа присела рядом, осторожно провела пальцем по его плечу:
— Петя, милый! Ну, как я могу тебе что-то обещать? Это даже нечестно. Мне пока никто не нравится, а вдруг завтра или через неделю я встречу человека, без которого не смогу жить, что тогда?
Петр поднялся на ноги, окинул ее тяжелым взглядом:
— Ладно, чего уж там! Извини меня за сегодняшнее. Сам не пойму, что на меня накатило!
Наташа вскочила на ноги и протянула ему ладонь.
— Давай оставим все по-прежнему. — Она заглянула ему в глаза и вдруг прочитала в них такую тоску и отчаяние, что не выдержала и отвернулась. — Прости меня, ради Бога!
Петр криво усмехнулся, накрыл ее руку своей, слегка сжал:
— Прощаю, мне больше ничего не остается!
После этого Петр продолжал постоянно бывать у них в Наташины выходные дни, если они совпадали с его выходными, возил ее на своих «Жигулях» на пляж за селом, иногда встречал в городе после работы и отвозил домой. И все же в их отношениях словно что-то сломалось, не было уже прежней открытости и непринужденности…
Бабушка замечала, конечно, что между соседом и внучкой будто пробежала черная кошка, но предпочитала помалкивать, справедливо полагая, что встревать в сердечные дела — только портить.
Зато мать Петра была явно рада их размолвке и при удобном случае старалась поддеть, побольнее уколоть симпатию сына. По всему выходило, что родители не были в восторге от его выбора.
Заметить их неприязнь было совсем не сложно. И Наташа наотрез отказалась бывать в кирпичных хоромах Романовых. Вскоре она прекратила и поездки на «Жигулях» Петра. Слишком пристальные взгляды соседа тревожили ее, портили ей настроение…
Ополоснувшись под душем, Наташа переоделась в пестрый шелковый костюмчик, обула белые босоножки на высоком каблуке и отправилась за подарком. Идти нужно было через все село, причем большая часть пути проходила вдоль глухих кирпичных заборов доброго десятка воинских частей, расквартированных в селе.
Центральная улица Полтавского была, по сути дела, участком тракта на Владивосток, поэтому ее покрывал асфальт. Другие же улицы и переулки во время частых дождей превращались в непроходимое болото и являлись преградой даже для обладателей высоких резиновых сапог. Несомненный вклад в подобное безобразие внесли бравые танкисты, которые совершали регулярные марш-броски к учебным полигонам напрямую по сельским улицам. Так что к постоянному дребезжанию оконных стекол и посуды сельчане давно привыкли, как и к разбитым вдрызг дорогам. С трудом, но постепенно Наташины земляки смирились и с тем, что после строительства на самой высокой сопке ажурного монстра непонятного назначения, нависшего над селом с востока в виде гигантской буквы «Н», их телевизоры полностью отказались служить своим хозяевам.
Возле военторга никаких очередей не наблюдалось. В торговом зале было прохладно и пусто. Кассирша не подняла головы от книги, а молоденькие продавщицы столпились в обувном отделе и, тесно сдвинув головы, что-то рассматривали.
Наташа медленно прошлась по отделам. В принципе она даже не представляла себе, что можно купить в подарок Петру. Модный галстук? Но он их демонстративно не носит, утверждая, что они ему и на службе надоели. Рубашку? Но это уж слишком по-родственному… Правда, она приглядела неплохой эстамп, но вспомнила, что все свободное пространство в доме Романовых закрыто пестрыми коврами, и ее картинке место вряд ли отыщется. Разве что где-нибудь на кухне или, к примеру, на потолке!
Настольная лампа, конечно, в хозяйстве вещь полезная, но стоила целых двадцать рублей. Для Наташиного кошелька это было более чем накладно. Девушка вздохнула и направилась к обувному отделу. Там работала ее одноклассница Милка Севостьянова. В седьмом классе они целый год сидели за одной партой, и хотя задушевными подругами никогда не были, но приятельские отношения поддерживали и после окончания школы.
Завидев Наташу, Милка выбежала из-за прилавка ей навстречу. Невысокая, пухленькая, с пышной «химией», отчего голова ее походила на воздушный шарик на тонкой ниточке — шее, девица немного неуклюжая, однако весьма самонадеянная. Манеру держаться ей диктовало особое положение имеющей доступ к дефициту мамы, руководившей продовольственным магазином военторга, и папы — заместителя начальника по тылу одной из воинских частей. Одежду и обувь Милка носила исключительно импортную, что в некоторой степени должно было компенсировать весьма серенькую внешность.
В отличие от других Наташиных одноклассников она даже не пыталась поступить в институт или техникум, а закончила курсы товароведов и чуть больше года работала в одном из самых престижных отделов военного универмага — в обувном.
Девушки обнялись, и Милка увлекла Наташу за собой в подсобку. Усадила на стул, пододвинула к ней коробку с конфетами, налила чаю из стоявшего на столе самовара. Перехватив Наташин взгляд, брошенный на коробки на полках, огорченно вздохнула:
— Прости, но ничего предложить не могу. Туфли — обалденные, но Галина даже в отдел не дала ни одной пары.
Галина, старшая сестра Петра, возглавляла гарнизонный универмаг. Она тоже училась в свое время у Анастасии Семеновны, но Наташу упорно не замечала, особенно когда узнала, что Петр ухаживает за этой соплячкой.
— Да мне ничего и не нужно, — успокоила Наташа одноклассницу. — Пришла подарок на день рождения купить и ничего не могу выбрать!
— К кому идешь? К парню или к девке?
— К парню. Петра Романова знаешь, вашей Галины брата?
Милка открыла рот:
— Так тебя тоже пригласили? Я и не знала, что вы знакомы!
Наташа улыбнулась:
— Мы ведь живем по соседству.
— Он что, за тобой ухаживает? — Милка подозрительно ее оглядела. — Мне Галина про это ничего не говорила.
— Успокойся, не ухаживает. — Наташа встала со стула. — А тебя, случайно, не просватать за него решили?
— Да, вроде этого. — Милка покраснела. — Наши родители давно уж сговорились, а он, видишь ли, ни в какую! На прошлой неделе пришли к ним в гости, хотели меня с ним познакомить, а он точно специально на рыбалку уехал. Но со дня рождения, думаю, не сбежит. А тебе он вправду не нравится? А то я подслушала, как его мамашка моей жаловалась, что он вроде себе зазнобу нашел, говорит, голь перекатная, а за Петра уцепилась, клещами не оторвать!
У Наташи перехватило дыхание. Вот, значит, какого мнения о них семейство Романовых? От обиды запершило в горле, на глаза навернулись слезы, но она сдержалась: не Милке же показывать свои переживания. Да и переживать-то особенно нечего. Она никогда не стремилась в невестки к родителям Петра. И если им так хочется поскорее женить сына, Милка — лучшая кандидатура. Да и у нее гора с плеч свалится. За этот месяц, что она будет безвылазно находиться в госпитале, многое может измениться. Петр, может, сам решит, что Милка гораздо лучше подходит на роль жены.
Пока Наташа допивала чай, предаваясь печальным размышлениям, Милка нырнула под стол и извлекла оттуда тяжелую коробку:
— Смотри, что я ему в подарок приготовила. Хрустальный набор для пива. Кувшин и две кружки. Ты, случайно, не знаешь, он пиво любит?
— Случайно знаю. Не просто любит, а обожает. Даже умудряется где-то чешское доставать.
— А это, верно, моя мамка его потчует. — Милка опять покраснела и, смущенно потупившись, прошептала: — Очень мне Петр нравится, Наташка. Тебе не кажется, что он на артиста Ивашова похож?
Наташе этого не казалось. Простой русской физиономией Петр скорее смахивал на артиста Харитонова времен Ивана Бровкина, но она лишь пожала плечами.
Милка продолжала:
— По-моему, совсем не страшно, если муж немного старше. По крайней мере, постельным делам учить не надо. Мужики, я слышала, по-особому ценят, если жена молоденькая да хорошенькая.
Наташа едва сдержалась, чтобы не рассмеяться: насчет своей внешности Милка, мягко говоря, сильно заблуждалась. Однако пусть себе думает, что хочет, это ее личное дело.
Милка осторожно задвинула коробку под стол и предложила:
— Пойдем посмотрим что-нибудь и для тебя.
Они прошли к ювелирному отделу, и Милка прошептала что-то высокой сухопарой продавщице. Та молча кивнула, достала из-под прилавка небольшой ящик, протянула девушкам блестящий портсигар.
— Пойдет? — Милка повертела его в руках. — Можно с обратной стороны поздравительную надпись выгравировать.
— Смотря сколько он стоит. — Наташа испугалась за свой тощий кошелек: на слишком дорогую вещь она не рассчитывала.
— Десять рублей. — Продавщица поджала губы и протянула руку, желая забрать портсигар обратно. — Берете или не нравится?
Наташа вздохнула:
— Беру!
Расплатившись за покупку в кассе, она взяла из рук Милки пакетик с подарком.
— Ты в чем идешь к Романовым? — поинтересовалась одноклассница.
Наташа пожала плечами:
— Пока не думала. Наверно, так и пойду в этом вот костюме.
Милка окинула ее победным взглядом:
— Пошли покажу, что я купила к сегодняшнему вечеру. Обалдеешь!
— Прости меня, Мила, я твой наряд лучше вечером оценю. А сейчас большое спасибо за помощь, но мне нужно спешить. Хочу часок поспать после дежурства.
— Ну смотри. — Милка покачала головой. — Конечно, ты девчонка симпатичная, но я тебе по-дружески советую, надень что-нибудь более подходящее. Очень уж твой костюмчик простовато выглядит. А то там такие мадамы будут! В таких туалетах!
— Хорошо. — Наташа помахала ей рукой и вышла из магазина. В дверях она столкнулась с Галиной. Сестра Петра гордо прошествовала мимо, сделав вид, что не заметила ее.
Глава 5
Дома бабушка придирчиво рассматривала портсигар, заметив, что негоже подарком привлекать внимание к вредным привычкам именинника.
Наташа обняла ее за плечи:
— Успокойся, бабуля, такие тонкости не для Романовых. Им главное, чтобы было подороже да побогаче.
— Зря ты так о Петре. Он не в их породу пошел. Сколько раз в огороде и в саду мне помогал… Тебе лет восемь или девять было, он только-только из армии вернулся, а у нас печь завалилась, так он сам всю ее переложил и ни копейки не взял. И потом сколько добра сделал, когда шофером работал. И угля, бывало, привезет, и дров. А кто мы ему? Душа-то оказалась у парня золотой. Никакими богатствами его не испортили, — произнесла задумчиво бабушка и подняла глаза на внучку. — Наверно, уже не получится с козами сбегать?
— Почему же, у меня еще часа четыре в запасе. Гулянье назначено на семь вечера, благо завтра суббота, выспятся!
— А ты разве не выходная?
— Дежурю, бабулечка. — Наташа обняла старушку, прижалась к ее щеке. — Не огорчайся, но мне придется тебя покинуть на целый месяц. Определили меня сиделкой к одному тяжелобольному, его вчера только прооперировали. Теперь ему нужен особый уход, вот Лацкарт мне и предложил. Зарплата почти в два раза выше, но, пока больной на ноги не встанет, придется постоянно рядом находиться.
— Какой уход ты можешь обеспечить? — всполошилась бабушка. — Он же небось неподъемный, надорвешься, его тягаючи.
— Насчет этого не беспокойся, в случае чего мне санитары помогут. Они у нас парни здоровые! А я буду следить за его состоянием, кормить, поить и психологический настрой создавать.
Анастасия Семеновна подозрительно посмотрела на внучку:
— Какой еще психологический настрой? С чего, интересно, ты так зарозовела? Молодой этот больной или в летах?
— Примерно такой же, как Петька, может, чуть моложе.
Бабушка взволнованно поднялась со стула:
— Да что ж они, твои начальники, вытворяют? Виданное ли дело молодой девчонке за молодым мужчиной присматривать, да еще в одной палате ночевать? Завтра с тобой в госпиталь поеду, сама со всем разберусь! Ишь, чего надумали! И Нина куда смотрит?
Наташа подтолкнула бабушку назад к стулу:
— Сядь и успокойся! Послушай меня, пожалуйста! Во-первых, госпиталь — вполне обитаемый остров, а палата так вообще проходной двор. Днем врачи, медсестры, посетители так и снуют. Да и ночью дежурные врач и медсестра постоянно справляются о его состоянии. Во-вторых, Нина Ивановна всегда на страже, иначе она не позволила бы мне ухаживать за ним. Ей ведь на месте виднее, бабуля! В-третьих, надо видеть его состояние. По-моему, его еще с полгода, если выкарабкается, не потянет ни на какие подвиги. В-четвертых, у меня своя голова на плечах есть, а в пятых… — загнула Наташа большой палец, но бабушка перебила ее:
— В-пятых, у твой мамы на плечах тоже голова имелась, только вот на втором курсе замуж выскочила. На третьем уже тебя в люльке качала… Ну да ладно, я ведь знаю, тебя не переспоришь. Учти, на днях я сама приеду в госпиталь, с Ниной поговорю, чтобы за тобой лучше присматривала.
На том и порешили. Наташа быстро побросала в чемодан кое-какое белье, два-три летних платья, теплый свитер и легкую курточку. Подумала и положила несколько книг и журналов, которые без конца перечитывала и знала почти наизусть. Один томик упал на пол, она склонилась над ним. «Мастер и Маргарита». На титульном листе сохранилась подпись отца. Наташа знала, что родители купили томик Булгакова в Ташкенте, куда получили назначение после окончания Ленинградского мединститута. Оттуда же они уехали в Африку, оставив маленькую дочь с дедушкой и бабушкой, как оказалось, навсегда…
Наташа защелкнула замки чемодана, сняла со спинки стула спортивные брюки. Для выпаса коз она давно уже присмотрела отличную поляну на вершине сопки, но к ней приходилось пробираться сквозь густой лиственный лес, сплошь заросший диким хмелем и актинидией.
Стебли лиан — серые и коричневые, с блестящими овальными листьями — к осени покроются сочными, похожими на крыжовник ягодами. Бабушка истолчет их с сахаром, а Наташа обязательно захватит баночку кисловато-сладкого джема в подарок Разумовичам. Евгения Михайловна просила привезти еще и лимонника. Очень уж Сонькиному семейству понравились дальневосточные лакомства.
Наташа знала о неприятных сюрпризах, которые таились в густых влажных зарослях, поэтому всегда обувалась в резиновые сапоги. Но побаивалась она не змей и лягушек, все-таки сказывалась ее учеба в мединституте, где и не такое приходилось видеть и держать в руках, а огромных черных пауков. Поперек тропинок они натягивают такие прочные паутинные сети, что их с трудом удается разорвать рукой. Да и запутаться в густой паутине, а потом отдирать от лица и от рук липкие нити — удовольствие не из приятных!
Козы, как два резвых мустанга, ринулись вверх по горе, у подножия которой заканчивался их огород. Наташа прихватила с собой серп и два больших травяных мешка, чтобы бабушка хотя бы первые дни не заботилась о корме для прожорливой скотины.
Девушка вздохнула. Бабуле с каждым годом все труднее вести их небольшое хозяйство, особенно после смерти дедушки. Сначала пришлось отказаться от коровы. Но вот теперь уже и козы ей не под силу, и в зиму решено их продать. Только куры пока не в тягость. Их всего десяток во главе с петухом Квазимодо, потерявшим в боевых схватках глаз, гребень и почти все хвостовое оперение. Лихой боец Квазимодо, помимо своих основных обязанностей, успешно заменял цепного пса, на их калитке до сих пор сохранилась разрисованная дедушкой табличка «Осторожно! Злой петух!».
Потеряв из виду хозяйку, козы блеяли у каменной осыпи, густо поросшей лимонником. Наташа на ходу сорвала несколько молодых листочков, растерла их между пальцами — тонкий запах лимона держится, пока не вымоешь руки.
На вершине сопки она замедлила шаг. Огромная плоская поляна, покрытая пышным разнотравьем с одинокими зонтиками деревьев, напоминала ей африканскую саванну. Именно так она изображалась в школьном учебнике географии. Наташа с детства любила это место, где можно было пристроиться в тени деревьев с томиком Жюля Верна или Майна Рида. Прищурившись, она вглядывалась в волнующиеся травы и с замиранием сердца представляла себе стада зебр и антилоп, крадущихся львов, неторопливых слонов, вальяжных страусов и толстых бегемотов…
Вечером ее находил сердитый дедушка, дома отчитывала бабушка. Но уже на следующий день, улучив минуту, она сбегала от стариков на свою любимую поляну.
Повсюду в траве скрывались неглубокие широкие ямы с обвалившимися краями. Это — капониры, следы старого танкового полигона. Но учения в этом районе не проводились уже много лет, и местные жители использовали его как место выпаса домашней живности.
Наташа привязала коз на длинных веревках к колышкам, иначе шустрые негодницы ринутся на поиски приключений, и тогда их искать — не переискать.
Наташа обняла ее за плечи:
— Успокойся, бабуля, такие тонкости не для Романовых. Им главное, чтобы было подороже да побогаче.
— Зря ты так о Петре. Он не в их породу пошел. Сколько раз в огороде и в саду мне помогал… Тебе лет восемь или девять было, он только-только из армии вернулся, а у нас печь завалилась, так он сам всю ее переложил и ни копейки не взял. И потом сколько добра сделал, когда шофером работал. И угля, бывало, привезет, и дров. А кто мы ему? Душа-то оказалась у парня золотой. Никакими богатствами его не испортили, — произнесла задумчиво бабушка и подняла глаза на внучку. — Наверно, уже не получится с козами сбегать?
— Почему же, у меня еще часа четыре в запасе. Гулянье назначено на семь вечера, благо завтра суббота, выспятся!
— А ты разве не выходная?
— Дежурю, бабулечка. — Наташа обняла старушку, прижалась к ее щеке. — Не огорчайся, но мне придется тебя покинуть на целый месяц. Определили меня сиделкой к одному тяжелобольному, его вчера только прооперировали. Теперь ему нужен особый уход, вот Лацкарт мне и предложил. Зарплата почти в два раза выше, но, пока больной на ноги не встанет, придется постоянно рядом находиться.
— Какой уход ты можешь обеспечить? — всполошилась бабушка. — Он же небось неподъемный, надорвешься, его тягаючи.
— Насчет этого не беспокойся, в случае чего мне санитары помогут. Они у нас парни здоровые! А я буду следить за его состоянием, кормить, поить и психологический настрой создавать.
Анастасия Семеновна подозрительно посмотрела на внучку:
— Какой еще психологический настрой? С чего, интересно, ты так зарозовела? Молодой этот больной или в летах?
— Примерно такой же, как Петька, может, чуть моложе.
Бабушка взволнованно поднялась со стула:
— Да что ж они, твои начальники, вытворяют? Виданное ли дело молодой девчонке за молодым мужчиной присматривать, да еще в одной палате ночевать? Завтра с тобой в госпиталь поеду, сама со всем разберусь! Ишь, чего надумали! И Нина куда смотрит?
Наташа подтолкнула бабушку назад к стулу:
— Сядь и успокойся! Послушай меня, пожалуйста! Во-первых, госпиталь — вполне обитаемый остров, а палата так вообще проходной двор. Днем врачи, медсестры, посетители так и снуют. Да и ночью дежурные врач и медсестра постоянно справляются о его состоянии. Во-вторых, Нина Ивановна всегда на страже, иначе она не позволила бы мне ухаживать за ним. Ей ведь на месте виднее, бабуля! В-третьих, надо видеть его состояние. По-моему, его еще с полгода, если выкарабкается, не потянет ни на какие подвиги. В-четвертых, у меня своя голова на плечах есть, а в пятых… — загнула Наташа большой палец, но бабушка перебила ее:
— В-пятых, у твой мамы на плечах тоже голова имелась, только вот на втором курсе замуж выскочила. На третьем уже тебя в люльке качала… Ну да ладно, я ведь знаю, тебя не переспоришь. Учти, на днях я сама приеду в госпиталь, с Ниной поговорю, чтобы за тобой лучше присматривала.
На том и порешили. Наташа быстро побросала в чемодан кое-какое белье, два-три летних платья, теплый свитер и легкую курточку. Подумала и положила несколько книг и журналов, которые без конца перечитывала и знала почти наизусть. Один томик упал на пол, она склонилась над ним. «Мастер и Маргарита». На титульном листе сохранилась подпись отца. Наташа знала, что родители купили томик Булгакова в Ташкенте, куда получили назначение после окончания Ленинградского мединститута. Оттуда же они уехали в Африку, оставив маленькую дочь с дедушкой и бабушкой, как оказалось, навсегда…
Наташа защелкнула замки чемодана, сняла со спинки стула спортивные брюки. Для выпаса коз она давно уже присмотрела отличную поляну на вершине сопки, но к ней приходилось пробираться сквозь густой лиственный лес, сплошь заросший диким хмелем и актинидией.
Стебли лиан — серые и коричневые, с блестящими овальными листьями — к осени покроются сочными, похожими на крыжовник ягодами. Бабушка истолчет их с сахаром, а Наташа обязательно захватит баночку кисловато-сладкого джема в подарок Разумовичам. Евгения Михайловна просила привезти еще и лимонника. Очень уж Сонькиному семейству понравились дальневосточные лакомства.
Наташа знала о неприятных сюрпризах, которые таились в густых влажных зарослях, поэтому всегда обувалась в резиновые сапоги. Но побаивалась она не змей и лягушек, все-таки сказывалась ее учеба в мединституте, где и не такое приходилось видеть и держать в руках, а огромных черных пауков. Поперек тропинок они натягивают такие прочные паутинные сети, что их с трудом удается разорвать рукой. Да и запутаться в густой паутине, а потом отдирать от лица и от рук липкие нити — удовольствие не из приятных!
Козы, как два резвых мустанга, ринулись вверх по горе, у подножия которой заканчивался их огород. Наташа прихватила с собой серп и два больших травяных мешка, чтобы бабушка хотя бы первые дни не заботилась о корме для прожорливой скотины.
Девушка вздохнула. Бабуле с каждым годом все труднее вести их небольшое хозяйство, особенно после смерти дедушки. Сначала пришлось отказаться от коровы. Но вот теперь уже и козы ей не под силу, и в зиму решено их продать. Только куры пока не в тягость. Их всего десяток во главе с петухом Квазимодо, потерявшим в боевых схватках глаз, гребень и почти все хвостовое оперение. Лихой боец Квазимодо, помимо своих основных обязанностей, успешно заменял цепного пса, на их калитке до сих пор сохранилась разрисованная дедушкой табличка «Осторожно! Злой петух!».
Потеряв из виду хозяйку, козы блеяли у каменной осыпи, густо поросшей лимонником. Наташа на ходу сорвала несколько молодых листочков, растерла их между пальцами — тонкий запах лимона держится, пока не вымоешь руки.
На вершине сопки она замедлила шаг. Огромная плоская поляна, покрытая пышным разнотравьем с одинокими зонтиками деревьев, напоминала ей африканскую саванну. Именно так она изображалась в школьном учебнике географии. Наташа с детства любила это место, где можно было пристроиться в тени деревьев с томиком Жюля Верна или Майна Рида. Прищурившись, она вглядывалась в волнующиеся травы и с замиранием сердца представляла себе стада зебр и антилоп, крадущихся львов, неторопливых слонов, вальяжных страусов и толстых бегемотов…
Вечером ее находил сердитый дедушка, дома отчитывала бабушка. Но уже на следующий день, улучив минуту, она сбегала от стариков на свою любимую поляну.
Повсюду в траве скрывались неглубокие широкие ямы с обвалившимися краями. Это — капониры, следы старого танкового полигона. Но учения в этом районе не проводились уже много лет, и местные жители использовали его как место выпаса домашней живности.
Наташа привязала коз на длинных веревках к колышкам, иначе шустрые негодницы ринутся на поиски приключений, и тогда их искать — не переискать.