- Эй, вы! Орясины и Дуболомы! Вы что, правда круглые идиоты?
   - Не-а... - помотал головой один из них. - Мы - идиоты, но квадратные...
   - А мы - длинные, - добавил Орясина.
   - Но мы оба идиоты! - радостно завершили они хором.
   - А жрать вы любите?
   - Ага! - проревели они.
   - Тогда идите жрать! Специально для вас - полное ведро!
   Облизываясь, они пошли ко мне, бросив моих друзей. Я стоял и напряжённо ждал, дрожа от нетерпения.
   А они все подходили.
   Ближе, ближе, ближе...
   И вот когда они протянули руки к ведру, я размахнулся, и выплеснул горячие угли из ведра прямо в тупые физиономии, с криком:
   - Нате! Жрите!
   И тут же вывалил на них второе ведро, потом третье.
   Они заполыхали разом, как сухие поленья...
   - Дрова! Дрова! - раздался смех.
   Я оглянулся и увидел, что смеётся Балагула, показывая пальцем на Дуболома и Орясину, которые с треском догорали на полянке.
   - Да это же - деревяшки! Нас чуть не побили деревяшки!
   Ему, может, было и смешно, но всем остальным не очень. Все ходили по поляне, собирая разбросанные вещи, потирая бока. А некоторые, например я, и не только бока.
   - Ты собери пепел в тряпочку. Обязательно собери. Пригодится! сказал кто-то у меня за спиной.
   - Да зачем он нужен, пепел этот? - буркнул я.
   И тут же чуть не подскочил: голос был совершенно не знакомый.
   Я резко обернулся, выставив перед собой обрез.
   Под чёрной елью сидела на корточках маленькая горбатенькая Старушка в длинном балахоне, с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Виден из-под него был только крючковатый нос, да седые космы.
   Старушка хитро улыбнулась и пригрозила мне костлявым пальцем с загнутым, давно не стриженым когтем:
   - Зачем понадобится пепел, - поймёшь, когда нужда придёт. А взять обязательно возьми, он тебе плечи не оттянет, он лёгкий...
   - Мёртвое живого не боится. Живое не может убить мёртвое. Мёртвое боится мертвого...
   Это раздался уже другой голос, сбоку. Я оглянулся туда - под другой сосной, в той же позе, что и старушонка, в таком же балахоне, только с откинутым на спину капюшоном, сидел Старичок, лысый, с торчащим на самой макушке пучком волос, напоминавшим оазис в пустыне. Нос у него был картошкой, глаза маленькие, хитрые. Короткопалые ручки он держал сложенными на круглом животике, переплетя пальцы, маленькие и плотные, как болгарские маринованные огурчики в банках.
   - Понял, что тебе говорят? Возьми пепел! - это ещё раз напомнила мне Старушонка надоедливая.
   Я оглянулся в её сторону, хотел что-то ответить, но там было пусто, как будто и не сидел никто, только лежала под сосной чистая тряпица, на которой, наверное, сидела эта странная Старушка.
   Я повернулся обратно, но Старичка тоже как ветром из-под ели сдуло, как волосы с его головы.
   Не знаю, почему, но всё же я послушал Старушку и Старика, подобрал тряпицу и аккуратно собрал пепел, оставшийся от Дуболома и Орясины.
   Про Старичка и Старушку я никому не сказал. Собственно, ничего и не случилось, зачем зря головы морочить?
   Мы шли, поторапливаясь, потеряв уйму времени пока выясняли отношения с Дуболомом и Орясиной.
   Фомич озабоченно поглядывал на уходящее солнце. Мы понимали его беспокойство, но быстрее идти не могли, поскольку все не только устали от сложного перехода, но и всем ещё здорово досталось.
   - А почему ни ты, ни Оглобля не взялись за мечи? - задал я мучавший меня вопрос Фомичу. - Я понимаю, благородство, рыцарство. Но они-то сражались без правил. Они же самые настоящие бандиты, разбойники! И силой каждого из нас намного превосходили. А если бы они нас потоптали? Что бы ты стал делать?
   - Не знаю, - честно ответил Фомич. - Только ни я, ни Оглобля, на безоружного меч не поднимем. Злу и подлости нужно и можно противопоставлять отвагу и силу, но никак не подлость и зло.
   - Это почему же?!
   - Потому. Чтобы победить, надо иметь силы больше, чем у врага. А если побеждать подлостью, то надо и подлости, и зла иметь тоже больше. И тогда сила становится насилием, и сам ты становишься носителем зла и подлости.
   Мы притихли и шли задумавшись.
   Вскоре Фомич скомандовал привал. Обессиленные, мы попадали на траву.
   - Сейчас я целебные травки заварю, полегчает всем, - засуетился Борода, насыпая что-то в котелок с водой.
   Только Балагула пошёл куда-то, шатаясь от усталости.
   - Ты куда? - вяло спросил его Кондрат.
   - Куда царь пешком ходил, - огрызнулся Балагула, скрываясь в кустах...
   - Ой, смотрите, цыпленок! - услышал я сквозь сладкую дрёму.
   Кондрат держал в ладонях маленького живого пушистого цыпленочка. Тот жалобно попискивал.
   - Дай-ка я посмотрю... - потянулся к цыпленку Оглобля.
   Тот запищал в его огромных лапах.
   - Не пугай маленького! - протянул свои руки Фомич, забирая цыплёнка.
   - Дай-ка! Ишь, какой махонький... И откуда он в такой глухомани? взяв себе цыпленка, задумался Борода.
   - Подержите его кто-нибудь, с него что-то в котелок сыпется, пыльца какая-то... - всполошился Борода.
   Я протянул руки и взял этот жёлтый комочек.
   Борода, размешав отвар, разлил его по кружкам, и раздал каждому, кроме Балагулы, который пропал в кустах.
   - Эй, Балагула! Ты живой?! - окликнул Фомич.
   - Живой, живой... - раздался из кустов неуверенный ответ.
   - Тогда порядок, он потом выпьет...
   Отвар оказался необычайно душистым и вкусным. Мы пили его не спеша, с удовольствием. Борода суетился возле нас, смазывая нам ссадины, доставшиеся в потасовках, которых на нашем пути было слишком даже много.
   Я выпустил цыпленка из рук, поставил на траву, и он, слабо попискивая, копошился возле меня. Отвар действовал чудесно: боль прекратилась. Куда-то ушла усталость. Только в ладонях появился странный зуд. Я присмотрелся и увидел на ладонях жёлтую пыльцу. Попробовал вытереть пальцы о траву, но тут нестерпимо зачесались веки. Я потёр глаза, встал и пошёл к маленькому озерку, умыться.
   Вода была прохладной, чистой. Я с удовольствием вымыл лицо и руки, зуд прекратился, а на поверхности воды остался лёгкий желтоватый налёт. Я собрался пойти обратно, но... ничего не увидел! Передо мной была сплошная туманная пелена. Откуда среди бела дня такой густой туман? До боли в глазах вглядывался я вперёд, но видел только неясные тени, которые шевелились в этом белом молоке...
   - Фомич, подойди ко мне, у меня с глазами что-то странное... раздался голос Оглобли. - Туман...
   - Стой, где стоишь, - ответил обеспокоенный Фомич. - Я сам к тебе пойду... Что за ерунда! Я тоже ничего не вижу. Кто-то нам голову морочит. Где остальные? Борода! Балагула! Кондрат! Дима!
   - Здесь я, возле озерка. Иду к вам, на голоса, - отозвался я. - У меня тоже что-то с глазами...
   Я попытался сориентироваться по голосам, куда мне идти. На поляне раздалось радостное кудахтанье. И заметалась-закружилась какая-то тень. На мгновение она приблизилась ко мне вплотную, и я увидел куриную морду, только размером с человеческую голову. Морда эта посмотрела мне прямо в глаза круглыми выпученными глазищами, а потом отскочила, размахивая крыльями, приплясывая на худых куриных ногах, и радостно кудахтая...
   - Куриная Слепота! - раздался отчаянный крик Бороды. - Ах, я, старый дурак! Как я сразу не догадался?! Как мог попасть в Лес цыпленок?! Это Куриная Немочь! Она нам насыпала на ладони и в котелок с отваром пыльцу куриной слепоты, обернувшись цыпленком!
   А тень вертелась и кружилась по полянке, с громким кудахтаньем махая крыльями перед самыми нашими носами, заглядывая прямо в глаза, нагло хохоча в лица. Эта безумная курица, или Куриная Немочь, как называл ее Борода, прыгала, кривлялась, и пользуясь безнаказанностью, восторженно орала:
   - Куриная Слепота! Куриная Слепота! Ха-ха-ха! Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах! Отпутешествовались?! Как же вы, бедненькие, теперь пойдёте? Как же вы слепенькие теперь дорогу найдёте?! Ха-ха-ха!... Ой! Ай! неожиданно завизжала она.
   А мы услышали голос Балагулы:
   - Мы дальше пойдём ногами, а вот чем пойдёшь ты, - не знаю, потому что ноги я тебе переломаю!
   - Ой, только не ноги! - испугалась Куриная Немочь.
   - За такую мерзкую пакость, что ты с моими товарищами сотворила, не то, что ноги, голову оторвать не жалко.
   - Балагула, это ты? - спросил Фомич. - Что там происходит?
   - Да вот, поймал тут какую-то сумасшедшую курицу, сейчас свяжу ей лапы, помогу вам, а потом её ощипывать буду.
   Он бережно, отводя по одному за руку, собрал нас всех, усадил рядышком друг с другом.
   - Дело поправимое, хотя и неприятное, - успокоил нас Борода. - Это я виноват, не сообразил, должен был по пыльце догадаться... Сейчас попробуем помочь. Балагула, найди мою торбочку.
   - Торбочку? Сейчас... Ах ты, мерзкая птица! Отдай! Отдай!
   Мы услышали дикое кудахтанье, топот, шум крыльев, потом что-то шлёпнулось в воду и все затихло.
   - Балагула! Ты где, что там происходит? - спросил Фомич.
   - Курица схватила торбочку, - ответил Балагула, отплёвываясь от воды. - Она побежала, я схватил палку и за ней погнался. Кура эта полетела через озеро, да забыла, что курица не птица, летать не умеет, над самой серединкой и ухнула под воду... Только булькнула...
   - А торбочка? - с отчаянием в голосе спросил Борода.
   - И торбочка. - вздохнул Балагула.
   - Что торбочка?! - чуть не заплакал Борода.
   - И торбочка булькнула... Я поведу. Я отвар не пил, цыплёнка в руки не брал. Обвяжетесь верёвкой, за руки возьмётесь, я и поведу. А по дороге что-нибудь придумаем. Или само пройдёт. Но идти надо... Время идёт.
   - Он прав, - вздохнул Фомич. - Зрение к нам ещё может вернуться, а время - нет. Надо идти.
   - Слепота пройдёт. Только к утру - не раньше, - вздохнул Борода. Ты, Балагула, смотри по дороге маленький жёлтый цветочек, как увидишь, сам не срывай, меня зови... Только не ромашку...
   Глава двадцать вторая
   О чём Ведуньи и Ведуны ведают
   Мы шли, спотыкаясь и падая, часто останавливаясь, с трудом переводя дух, но всё-таки шли. Правда, чем дальше мы уходили, тем неувереннее вёл себя наш поводырь Балагула. Наконец он остановился.
   - Ты что, заблудился? - спросил его Фомич.
   Балагула чуть не плакал от досады:
   - Сам не знаю, что со мной такое странное происходит! Стараюсь идти по солнышку, а всё по кругу получается. Третий раз подряд на одно и то же место выходим. Даже не знаю, что делать...
   - А что там знать-то? - раздался рядом со мной знакомый мне голосок. - Это тебя, милый, Чёрт за нос водит.
   И уже обращаясь ко мне тот же голосок спросил заботливо:
   - Ты золу-то собрал? То-то, пригодится, не выбрасывай.
   Я догадался, что это Старушка.
   А Балагула совсем обозлился:
   - Да при чём тут Черти?! Что я, не вижу, что ли, куда иду?! Я же не слепой! Отвар они пили, а не я.
   - Значит, не видишь, - спокойно ответила старушка. - А если и видишь, то не всё. Смотри, если сомневаешься.
   И она забормотала:
   - Хочешь ты или не хочешь, но если ты меня морочишь, из тумана и ненастья покажись моею властью!
   Тут же раздался вопль Балагулы:
   - Ты чего это меня за нос держишь?! Ах ты, тварь краснозадая! Да я тебя!
   Слышно было, как затрещали по лесу сучья. Голос Старушки остановил бросившегося в погоню Балагулу:
   - Зря стараться будешь. Не гоняйся за Лесным Чёртом - заморочит, заведёт в глухомань-чащобу, а то и по кругу будет за нос водить. Ему это запросто. У каждого левая нога чуть короче правой, и шаг левой ногой совсем чуть-чуть меньше, чем шаг правой. Но когда идёшь долго, особенно по лесу, получается так, что идёшь кругами. Чёрту только и дел остаётся, что взять тебя из озорства за нос, да направлять куда нужно.
   - Пропало наше дело! - в сердцах кинул шапку о землю Оглобля. Теперь никак не дойдём вовремя. Ночь уже, а мы ещё и половину Леса не прошли.
   - Вы сейчас сил набирайтесь, - подала голос Старушка, - а к утру, спозаранку, чуть завиднеется, а мы с Дедом приведем к вам Лешего и Кикимору. Они вас быстренько выведут, вдвое быстрее, короче, своими тропами, тайными. Они же Лесные...
   - А ты кто будешь, бабушка? - спросил Фомич. - Кого нам всем благодарить за помощь?
   - Мы с Дедом, известно, Ведуны. Испокон века Ведуны...
   - Это как это? - проявил живой интерес Домовой. - Всё про всё знаете? Что было, что будет?
   - Ну, всё, не всё, - усмехнулась Ведунья, - но кое-что знаем. - А у тебя к этому что за интерес такой?
   - Ха! Она ещё спрашивает! Ты где там, бабуля? Чего ты там стоишь? Иди скорее ко мне, рассказывать будешь...
   - Что рассказывать-то? - удивилась Ведунья.
   - Да ты что, старуха, шелухи объелась?! - возмутился Домовой. - Что рассказывать! Всё, что будет со мной. Что было, я про это сам знаю, это мне не интересно...
   - Ну, а что с тобой будет, никому, кроме тебя не интересно. Давай, я про то, что с тобой было, вслух расскажу? - ехидно спросила Ведунья. - Не все про тебя всё знают. А вот им как раз интересно было бы. Например, как ты Балагуле в карты подсматривал, или про то, как ты у Живого компас спёр, или...
   - Да ну тебя, вреднючая старуха! - всполошился Кондрат. - Нашла тоже, старая, о чём рассказывать, глупости всякие. И ничего я ни у кого не спёр, а на время позаимствовал. Должен же я знать, где что...
   - Что - что? - переспросила ехидная старушка.
   - Ну, где юг, а где этот, как его? Да чего ты пристала?! Поносил бы и отдал. Он всё равно не работает...
   - Как это так - не работает?! - подскочил я.
   - Да я с ним ничего не делал! - стал оправдываться разоблаченный Домовой. - Он сам по себе сломался...
   - Он ничего с ним не делал, - подтвердила Ведунья. - Он только компас этот пытался завести, как часы, а стрелка и отвалилась. Вот так вот он с компасом распорядился. Ну, чего тебе ещё рассказать, соколик? -Ласково спросила Ведунья Кондрата.
   - Да ну тебя, вредная бабка, рассказываешь ерунду всякую, про которую совсем даже никому слушать не интересно, - ворчал недовольный Домовой. - Ты бы лучше рассказала, что со мной будет.
   - Нельзя, голубь. Расскажу, а вдруг тебе не понравится? Ты и будешь потом жить и огорчаться. Никак нельзя, - ласково, но твёрдо отказалась Ведунья поведать Домовому о том, что его ожидает в будущем.
   - Вот вредная старуха! - Кондрат даже ногами затопал. - И откуда ты только взялась такая вреднючая?!
   - Из спящих глазок, из волшебных сказок, из лесного обмана, из болотного тумана. Ветер дунул, лист на землю упал, росинка с листа сорвалась, вот я и появилась... Мы, Ведуны, да Ведуньи, все так появляемся. А вот про что мы ведаем, да почему не всем и не всё про то говорим, могу рассказать...
   Когда Русь ещё в самом начале была, когда покровительствовали ей языческие Боги, в каждом поселении, в каждом племени самыми уважаемыми людьми были Жрецы.
   Жрецы сохраняли капища, места поклонения Богам. Жрецы приносили Богам жертвы, через них благосклонные к людям языческие Боги предсказывали людям, что их ожидает, предостерегали от неудачной охоты, от засухи и наводнений, от ненужных войн.
   Боги через Жрецов предсказывали погоду, что было очень важно для людей, которые тогда в основном занимались земледелием и скотоводством.
   А для того, чтобы люди не слишком часто беспокоили их по пустякам, Боги наделили Жрецов способностью предсказывать и прорицать некоторые события.
   Но потом язычество оказалось под запретом, идолов языческих Богов княжеские слуги сжигали, капища разрушали, Жрецов преследовали и казнили.
   Но глубоки были корни языческой веры, связанной, как и народ, с природой. Не сохранилось язычество полностью, но осталось множеством отголосков, даже в христианских обрядах сумели языческие мотивы отразиться, яркие праздники языческие сохранились.
   Это и вербное воскресенье, и широкая масленица.
   И разбрелись Жрецы по всей Руси. Но не утратили они дар предвидения. И передавали его по наследству.
   Бродили по городам, по сёлам, предупреждали народ русский о грядущих переменах, о грозящих им бедах.
   Власти не любили предсказателей. Не любили потому, что многие беды на землю Русскую именно неразумные правители принесли. И стали власти, князья да цари, объявлять всех прорицателей кликушами, бесноватыми, юродивыми.
   Народ же в отличие от правителей, любил прорицателей, берёг их, потому и не трогали их власти, побаивались гнева народного. В народе прорицателей приравнивали почти к святым, называли их так же блаженными.
   Только блаженные могли царям правду в лицо говорить. Таким был и Железный Колпак, который Годунову велел богов слушать. Был ещё дьяк Авель, который многое предсказал, что потом сбылось. И год смерти Екатерины Великой, и пожар Московский.
   Постепенно извели городских прорицателей. Но жили ещё в глухих деревнях такие люди, которые будущее ведали. Их-то и называли в народе Ведунами, да Ведуньями. Они могли всем и каждому его судьбу предсказать.
   В одном селе случились странные вещи.
   Началось всё с того, что летним днём, когда все были на покосе, на ближнем к деревне лугу потемнело вдруг, почти как ночью, налетел сильный ветер, нагнал стремительно чёрные тучи, ударили из этих туч ослепительные молнии, загрохотали свирепые громы и хлынули на землю потоки воды.
   На лугу укрыться негде, ни одного деревца не растёт. Бросились люди в деревню, по домам от ливня спасться.
   Забежали на горку, и вдруг светло стало. А ливень и гроза не утихают. Удивились люди, остановились, оглянулись, да так и застыли на месте, руки разведя и рты разинув.
   И вот что они увидали.
   По размытому просёлку, опираясь на кривой посох, шагал старик в белых штанах и рубахе. Ветер вокруг него рожь по земле пластом стелил, травы в землю втаптывал, а у него ни один волос не шевелился ни в копне белых волос, ни в седой бороде до пояса.
   Этот странный седой старик шёл, а над ним выгибалась коромыслом удивительно яркая радуга.
   Люди стояли на горке, позабыв про то, что их ливень насквозь вымочил, и смотрели, как всё ближе и ближе подходит к ним Белый Старик.
   А он шёл не спеша, словно и не было вокруг грозы. Он приближался, а вместе с ним приближалась и радуга. И чем ближе подходил Белый Старик к селу, тем тише становился ливень.
   Белый Старик прошёл мимо селян, даже голову в их сторону не повернув.
   Радуга прокатилась над селом и растаяла. И тут же гром затих, молнии ослабели, и ливень кончился.
   А когда проходил Белый Старик мимо людей, все заметили, что одежда на нём сухая. И волосы на голове, и борода, тоже сухие.
   И штаны у него белые, словно он по сухому песку прошёл, а не по просёлку, на котором грязи по колено.
   Не успели люди словом перекинуться, впечатлениями поделиться, как Белый Старик зашёл в заколоченную избу, стоявшую на отшибе.
   Пошли сельчане к избе, постучались осторожно в ворота. Вышел к ним Белый Старик, остановился молча на крыльце, из-под кустистых белых бровей народ оглядывая.
   Вышел вперёд деревенский староста и сказал:
   - Мы, мил человек, не спрашиваем, откуда ты и кто таков. Пожелаешь сам поведаешь, а нет, и не надо, живи. Только в этом доме тебе селиться не следует.
   - Чем же он хуже других? - спросил Белый Старик.
   У многих мурашки по коже пробежали, так этот голос на воронье карканье похож был.
   - В этом доме печник жил, - пояснил Староста. - Ты старый человек, должен знать, что большинство печников да плотников с Нечистой Силой водятся. Вот и этот связался. Он жадный. Говорили, что Печник этот с Чёртом обменялся, тот обещал ему открыть место, где клад закопан, а Печник в замен пообещал, что как только клад тот найдёт и выкопает, сразу душу свою бессмертную Чёрту передаст во владение.
   Вывел Чёрт Печника на бросовый луг, на котором даже трава расти не хотела, и пояснил ему:
   - На этом месте потому ничего не растёт, - рассказал Чёрт, - что здесь тайно висельник не отпетый похоронен. Не страшно тебе?
   - Чего мне-то бояться? - угрюмо буркнул Печник. - Не я же здесь похоронен.
   Удивился Чёрт, но ничего не сказал. Щёлкнул он по земле хвостом, посмотрел вокруг, походил, потом остановился посреди луга, топнул копытом по земле и сказал Печнику:
   - Вот земля, под ней висельник, а на земле мой след, след копыта. И в том месте, где след, клад и зарыт. Копай, пользуйся. А мне душу отдай, как договорились.
   - Как бы не так! - повертел Печник у Чёрта под носом дулей. - Так я тебе и отдал душу. Кто её знает, может быть, она мне и пригодится.
   - Ты же обещал! - завопил рассерженный Чёрт.
   - Я тебе обещал душу отдать, когда клад выкопаю, - ответил Печник. Вот когда выкопаю, тогда и отдам.
   - Так копай! - крикнул Чёрт. - Что ты стоишь?!
   - А куда мне спешить? - пожал плечами Печник. - Клад вон сколько лет в земле лежал. Пускай и ещё немного полежит, а я пока похожу подумаю, выкапывать, или нет. А ты тоже пока погуляй.
   Поругался Чёрт, покричал, да что тут сделаешь? Отступился. Договор дороже денег, никто его за язык не тянул. Пошёл Чёрт восвояси.
   А Печник вдогонку ему смёётся:
   - Ну что, Чёрт, обманул я тебя?
   Обернулся Чёрт, усмехнулся, подмигнул Печнику огненным глазом, щёлкнул хвостом, и ответил:
   - Что бы ты понимал, глупый. Ты не меня, ты себя обманул.
   Хлопнул ещё раз по земле хвостом, забросил горсть песка в глаза Печнику, а пока Печник протирал их, Чёрта и след простыл.
   Печник же собрал свои сбережения, которые у него в погребе в кубышке зарыты были, и выкупил у общины бросовый луг.
   Потом построил на этом лугу дом и стал там жить.
   Только что-то странное с ним происходить стало. Со двора он никуда не уходит, весь день у окошка сидит, луг осматривает. А что высматривать, когда там даже трава сорная не растёт? Никто же не знал, что клад там зарыт. Что не просто так Печник работу забросил, дома сидит. Он клад стережёт.
   Поначалу Печник жил себе, да тихо радовался. Во дворе у него клад зарыт, когда захочет, тогда и выкопает. Чёрта он тоже лихо обманул. Но только чем дальше, тем хуже. Отойти от дома Печник боится. А вдруг кто клад его раскопает? Работы у него нет, денег тоже, припасы в доме заканчиваются.
   Решился Печник. Лёг спать пораньше, чтобы встать, надеясь, что Чёрт его не увидит. Глядишь, удастся незаметно клад выкопать, да ещё и душа при себе остаться может.
   Не то, чтобы она ему очень уж нужна была, но вдруг кто ещё больше за неё предложит, чем Чёрт. Печник не с душой расстаться боялся, он продешевить не хотел.
   Проснулся он от странного шума во дворе. Тут же вскочил с постели, схватил ухват, и во двор выскочил.
   Выскочил, и замер на пороге, даже ухват у него из рук выпал.
   По всему бросовому лугу бродило громадное стало коз. Подхватил Печник опять ухват, и бросился на перепуганных животных.
   Разогнал коз, пошёл поскорее за лопатой, а когда стал след искать, за голову схватился, вспомнив, что Чёрта не зря козлоногим зовут. Копыта-то у него козлиные! А весь луг теперь был в козлиных следах.
   Ухват вырвался у него из рук и вприпрыжку помчался по кругу с издевательским ржанием. И только тогда вспомнил Печник о том, что в селе ни у кого коз не было.
   Понял он, что это Чёрт над ним издевается. Взял он лопату и стал копать всё подряд.
   Да только куда там! Зряшные труды. Луг большой, весь не перекопаешь, а козлиных следов вокруг - море.
   День Печник ямы роет, второй, наконец сил не стало, взмолился он у Чёрта:
   - Приходи, козлоногий, укажи место, выкопаю я этот клад проклятый, забери ты мою душу.
   Явился Чёрт. Уселся на крыше, трубу печную обнял и говорит:
   - Глупый ты, глупый, Печник. Я своё условие выполнил. Место клада тебе указал. Только ты меня обмануть хотел, а того не знал, что душа твоя и так мне принадлежит. Это я с тобой шутки шутил. Не ты меня обманул, я тебя. Любой, кто заключит сделку с Чёртом, душу свою ему тут же вручает, независимо от того, о чём он там договорился.
   - Да шут с ней, душой, - чуть не плачет Печник. - Ты мне укажи где клад лежит!
   - Ну нееет! - погрозил пальцем Чёрт. - Ты хотел умнее Чёрта быть, вот и будь.
   Встал, нырнул в печную трубу, и тут же из неё вылетел, исчезнув в небе.
   Рыл Печник ямы ещё неделю.
   А на седьмой день не выдержал и повесился. На кладбище его поп не велел хоронить, самоубийц за оградой кладбища хоронят, так его на бросовом лугу возле дома его, в поганой земле и закопали.
   С тех пор никто не селится на этом месте в нашем селе, - закончил Староста.
   - Никто не селится, а я поселюсь, - ответил Белый Старик, и ушёл в дом, даже не попрощавшись.
   Переглянулись сельчане и разошлись, непонимающе покачивая головами.
   Стал Белый Старик жить в бывшем доме Печника на поганом месте.
   Днём он в лес ходил, травы собирал, сов, да летучих мышей отыскивал, к себе во двор на жительство приглашал.
   Ночью Белый Старик до утра в доме лучину жёг, что-то на огне готовил, потому что из печной трубы дымок вился.
   Пришёл он однажды к соседу, постучал в ворота, а когда вышла его жена, он сказал ей:
   - Дай мне молока!
   - У нас семья мал-мала меньше, - ответила та, - детей полон дом, живём бедно, только-только им хватает.
   - Ну и что? - нахмурился Белый Старик. - Всё равно твоя корова ночью сдохнет!
   Сказал так и ушёл.
   А ночью корова у его соседа и вправду померла. Горе у них большое. А Белый Старик пришёл к ним и говорит:
   - Не дали мне молока, вот вам за это. Дали бы, может, подсказал бы, как спасти вашу корову.
   Стали его ругать, а он повернулся к мужику, который рядом стоял, и говорит:
   - Ты-то чего кричишь? Что суетишься? Что о чужой корове печалишься? Завтра ты сам помрёшь
   Все испуганно притихли. А Белый Старик повернулся спиной, и ушёл со двора.
   На следующий день полез на сеновал тот мужик, которому Белый Старик смерть назначил, да и упал оттуда, и прямо на борону напоролся, которая кверху зубьями лежала...