Меньшов Виктор. Сокровища Чёрного Монаха

   - Сейчас достану, - отозвался я. - Вот держи пока!
   Я протянул ему пойманного ежа, а сам полез за картиной. Я даже дыхание затаил. Но все мои волнения оказались напрасными. Холст был на месте.
   Я вытащил его, засунул под рубашку, и мы выскочили на улицу.
   Не оглядываясь, помчались к выходу из монастыря. И налетели на могучую фигуру высокого бородача в рясе.
   - Вы что тут делаете?! - прогремел бас над нашими головами.
   - Мы тут смотрим! - заорал Колька.
   От неожиданности мужчина в рясе выпустил Колькино плечо.
   - А ты что за живот держишься? - спросил он, заметив, что я прижимаю оттопыренную рубаху руками.
   - Я... я это...
   - У него живот болит! - закричал Неукротимый Маркиз.
   - У него болит, а ты кричишь, - недовольно покосился мужчина. - И вообще, идите отсюда, мальчики, гуляйте.
   Нам только того и нужно было. Мы пулей вылетели за ограду и помчались к Кольке. На бегу я оглянулся и чуть не упал.
   Мужчина в рясе стоял, глядя нам вслед. Ветер трепал его длинные волосы, завернул края рясы, а под ней стали отчётливо видны джинсы и большие белые кроссовки!
   Я припустил ещё быстрее, и вскоре мы сидели у Кольки.
   - И как мы будем возвращать картину? - спросил он меня.
   - Завтра пойдём в музей, там, рядом с туалетом коридор и кабинеты служебные, в какой-либо кабинет и подкинем, - нашёлся я.
   На том и порешили. Ёж остался у Кольки. Мы посмотрели картину, ничего особенного на ней не увидали, Колька зачем-то даже изнанку рассмотрел через увеличительное стекло.
   Потом так же тщательно он изучил сам портрет.
   - Смотри-ка! Здесь ещё что-то видно!
   Я взял увеличительное стекло. В одном месте отвалился верхний слой краски, и под портретом проглянул нарисованный глаз.
   - Ух ты! Нужно отколупнуть! - загорелся Неукротимый Маркиз.
   - Тебе самому нужно что-то отколупнуть! - перехватил я его руку. - Это же музейная ценность!
   - Так там же ещё что-то нарисовано!
   - Вот специалисты и увидят, что там нарисовано, - возразил я. - Ты спрячь картину получше. Завтра я приду, и отнесём её в музей. А ты напиши записку, что неизвестные благородные люди возвращают музею ценную картину. Только без ошибок пиши! Благородные люди ошибок не делают!
   - Вот именно! - съехидничал Колька. - Они за просто так картины не возвращают!
   Вечером я успокоил Алёнку, рассказав ей, что ёж у Кольки. Папа был озабочен. Его срочно отправляли в командировку, а мама ещё не вернулась, и он не знал, куда нас девать.
   - Отправь нас к деду Николаю! - канючила Алёнка.
   - Без вас разберусь, - устало отмахнулся папа.
   Он сел звонить по телефону, а мы легли спать.
   Утром я отвёл Алёну в школу, а сам помчался к Кольке.
   - Ну что, пошли? - спросил я с порога.
   - Куда пошли?! - прокричал Колька, с трудом преодолевая зевоту. Музей только в одиннадцать откроется!
   - Записку написал? - спросил я.
   Колька молча кивнул на конверт, лежавший на столе, а сам с закрытыми глазами пошёл в ванную. Умывался он так же громко, как говорил. Он фыркал, плевался, даже пытался что-то петь.
   Я же прочитал его записку.
   Уважаемый музей!
   Пишут вам совсем неизвестные, но очень благородные люди. Мы возвращаем вам картину. Если вы нас не найдёте, тогда, конечно, можете награду не давать.
   Неизвестные люди. И благородный человек Николай Петухов.
   Ученик 56-й школы
   - Ты бы ещё свой адрес написал! - возмутился я.
   - А ты думаешь нужно?! - обрадовался Колька.
   - Дал бы я тебе!
   - Дал один такой! - выпятил губу Неукротимый Маркиз. - До сих пор того героя ищут.
   Всё же я заставил его переписать послание. А ровно в одиннадцать мы стояли у входа в музей частных коллекций. После вчерашнего ограбления посетителей собралось много. Колька стоял в очереди и всё время странно дёргался.
   - Что ты дёргаешься?
   - Что я могу сделать, если весь чешусь?! - заорал замотанный под рубашкой в холст Неукротимый Маркиз.
   Стоявшая впереди женщина испуганно оглянулась, отодвинулась и спросила нас:
   - Мальчики, вы не хотите пройти вперёд? Я пропущу.
   Мы воспользовались её предложением.
   - Пошли в туалет! - заорал Колька, как только мы вошли в музей.
   Не понимая, к кому обратился с таким громким призывом мой друг, посетители растерянно оглядывались. Я же уволок Кольку за собой в залы.
   Мы пошли, делая вид, что рассматриваем картины и очень интересуемся всеми этими нарисованными деревцами и домиками.
   Колька шёл молча. Поэтому когда он неожиданно заорал в музейной тишине, вздрогнул даже я, не говоря уже об остальных посетителях.
   - Шишкин! - орал Колька. - Смотри! Шишкин!
   При этом он тыкал пальцем в растерянного бородатого мужчину, стоявшего возле какой-то картины. На истошный вопль Неукротимого Маркиза сбежались посетители из других залов. И все смотрели на мальчика, который шёл к бородатому дяде, тыкал в него пальцем и голосил:
   - Шишкин! Шишкин!
   - Ты что, с ума сошёл? - схватил я за руку Неукротимого Маркиза. Какой это тебе Шишкин? Ты хочешь, чтобы нас из музея выгнали?
   - На картине Шишкин! - орал Колька, показывая на картину за спиной бородача, на которой был нарисован сосновый лес. - Три медведя на картине!
   - Где ты там медведей увидел? - схватился я за голову.
   - Медведи сейчас выйдут! - кричал Колька. - Я точно помню! Вот и дерево поваленное, они по нему в прошлый раз на картине лазили!
   Кое-как я утащил его и повёл вниз, к служебному коридору, на ходу сердито объясняя, что сосны не только Шишкин рисовал. В самом начале коридора стоял милиционер, и нам пришлось свернуть в туалет.
   - Что будем делать? - спросил я.
   Колька стал быстро расстёгивать рубашку.
   - Ты что делаешь? - спросил я.
   - Чешется! - простонал Колька. - Холст колючий!
   - Давай почешу, - предложил я.
   Мой приятель послушно повернулся ко мне спиной. В это время в туалет вошёл тот самый бородач, которого Колька обзывал Шишкиным. Он изумлённо посмотрел на нас с Колькой и спросил:
   - Что это вы делаете, мальчики?
   - Да вот у него спина чешется сильно, - забормотал я, указывая на Неукротимого Маркиза в расстёгнутой рубашке.
   - Дай я посмотрю, - строго сказал бородач, отстраняя меня.
   У меня внутри похолодело. Сейчас он поднимет рубашку и увидит картину. Но Неукротимый Маркиз неожиданно завопил и рухнул на пол.
   - Вы что, не видите, что ему плохо? - закричал я на мужчину. - Скорее звоните в "скорую"!
   Мужчина выскочил из туалета.
   - Ты что наделал?! - заорал Неукротимый Маркиз, вскакивая на ноги. Бежим отсюда!
   Я высунулся в коридор, но там уже спешили к туалету люди в белых халатах с носилками. Я захлопнул дверь.
   - Что ты наделал?! - повторил в отчаянии Колька. - Меня же осматривать будут!
   Он заметался по туалету, шаги стремительно приближались.
   Глава четвёртая
   "За что боролись?!..."
   - Ложись! - закричал на меня Колька. - Пускай думают, что это тебе плохо!
   - Дядька же тебя видел, - вяло возразил я.
   - Он меня не запомнил! Ложись скорей, иначе подумают, что это мы картину украли! Кто нам поверит, что мы её вернуть хотели?!
   Этот довод на меня подействовал. Я рухнул на кафельный пол, и вовремя: в двери уже вваливались санитары с носилками, и тётенька в белом халате и с чемоданчиком. Тётенька эта сначала мне очень понравилась, она была симпатичная, и так осторожно меня осматривала. Но как только она извлекла из чемоданчика большой шприц, я тут же в ней сильно разочаровался, поняв, что внешность обманчива.
   Дяденька, который вызывал санитаров, подозрительно смотрел на меня, а потом сказал:
   - Мне кажется, что плохо было совсем другому мальчику.
   Но другого мальчика и след простыл. Я же наплёл, что так безумно люблю музей, что хожу по нему третий день от открытия до закрытия, вот у меня и закружилась голова.
   Я надеялся, что меня тут же отпустят, но тётенька в белом халате, услышав, что я третий день подряд хожу по музею, сказала:
   - Мальчик, лежи, тебя нужно показать пси... - она закашлялась. Нужно показать другим врачам.
   Не слушая возражений меня уложили на носилки, а когда я стал брыкаться, вкатили ещё один укол, после чего сразу стало спокойно и захотелось спать. Так полусонного меня и вынесли на улицу.
   Но тут откуда-то выскочил Колька и заорал:
   - Дяденьки! Дяденьки!
   Санитары от неожиданности выронили носилки и их содержимое, то есть меня.
   - Дяденьки! Дяденьки! - вопил Колька, - Вас срочно вызывали обратно! Там кому-то совсем плохо!
   Санитары подхватили меня с асфальта, плюхнули на носилки и кое-как запихав в машину, галопом умчались в музей.
   - Вставай! - буквально выдернул меня из машины Неукротимый Маркиз. Бежим скорей домой!
   Мы рванули так, что пятки засверкали. Я бежал впереди, и совсем позабыл, что дом Кольки ближе. Мы влетели в мою квартиру, натолкнувшись в дверях на озабоченного отца.
   - Что это вы такие взъерошенные и растрёпанные? - спросил отец.
   - Бегали во дворе, играли, - отдуваясь, пояснил я.
   - Меня срочно посылают в командировку, - развёл руками отец, а я только сейчас обратил внимание на то, что у порога стоит папин дорожный чемоданчик. - Придётся вам с Алёнкой пожить у дедушки Николая. Пойдём, я отведу тебя, заодно мне нужно кое-что ему сказать. Коля может пойти с тобой.
   Пожить у деда Николая - это клёво! Все мои друзья его просто обожают. Когда-то он был оперуполномоченным в уголовном розыске, потом писал рассказы, его часто приглашают для консультаций, когда снимают кино. А как здорово он рассказывает! Каких только друзей у него нет! И художники, и музыканты, и моряки, и лётчики, и, конечно же, милиционеры.
   - Вот кто нам нужен! - толкнул меня в бок Колька.
   Я молча кивнул, досадуя, что сам сразу не сообразил. Вот к кому нужно было сразу же обращаться! Он бы мигом подсказал, что и как нам делать.
   Дед был, как всегда, в хорошем настроении. Он с удовольствием тряс руку папе, энергично пожал руки и нам. Отец очень торопился, он передал деду ключи, простился с нами, и велел мне помогать деду и следить за Алёнкой.
   Отец уехал, а дед Николай пригласил нас пить чай с клубничным вареньем. Он сидел с нами за столом, шутил, поддразнивал горластого Кольку и хитро щурился. Одет он был в белую рубашку, под распахнутым воротом которой видна была полосатая тельняшка. Ростом дед был невысок, но широк в плечах. На лице его почти не было морщин, отчего выглядел он совсем молодо, только пышная шевелюра была совершенно седой.
   Мы говорили о том, о сём, отвечали деду невпопад, потому что не могли решиться заговорить о главном, толкая под столом друг дружку ногами.
   - Тебе что, Коля, холодно? - спросил неожиданно дед.
   Мы недоумённо переглянулись, дед прихлёбывал чай из блюдечка, а глаза его озорно смеялись.
   - Почему это мне холодно? - осторожно спросил Колька. - Мне совсем даже жарко.
   - Что же ты тогда под рубашку напихал? - притворно удивился дед.
   Конечно, старый сыщик, он сразу всё заметил.
   - Так что же такое ты прячешь под рубашкой, и о чём вы мне поведать собираетесь, да никак не решитесь? - отодвинул от себя чашку дед. Надеюсь, вы не наделали никаких глупостей?
   Мы с Колькой переглянулись, я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, зажмурившись:
   - Мы картину нашли, которую украли в музее. Мы её обратно понесли, как благородные люди. Мы сначала ежа понесли в Зачатьевский монастырь, там Чёрный Монах ходил, мы его даже видели, потом картину нашли, я не знал, что это "Бобыль", а потом узнал. Мы её отдать хотели, как благородные люди, а мне укол всадили, как неблагородному какому...
   - Подожди, подожди, - остановил меня дед. - Давайте, братцы, всё же по порядку. Какой монах, какой бобыль, кто украл картину?
   Перебивая друг друга, мы с Колькой всё же рассказали, как нашли украденную картину и как пытались отнести её в музей.
   - Вас, друзья мои, драть нужно, как сидорову козу! - рассердился обычно добродушный дед. - Это же серьёзное дело, а вы молчите о находке. Музейный экспонат за пазухой держите! Доставай немедленно!
   Колька достал картину. Дед бережно положил небольшое полотно на кровать и стал его рассматривать. Краски на портрете почернели, почти ничего не было видно. Смутно вырисовывался портрет бородатого мужчины, державшего какие-то штуки. Возле его головы, чуть правее, было небольшое пятно и в это пятно, как в замочную скважину, выглядывал чей-то нарисованный глаз.
   - Что-то там нарисовано под этим портретом, - сказал дед, внимательно всматриваясь в картину. - Нужно, конечно, звонить в уголовный розыск, но сначала пойдём сходим к моему знакомому реставратору, он живёт в соседнем подъезде, послушаем, что он скажет. Не повредили ли вы что.
   - Мы очень осторожно! - попытался оправдаться я.
   - Вот это мы сейчас и узнаем, - уклонился от возражений дед. - Пошли к реставратору.
   Дверь в нужную нам квартиру была приоткрыта, из неё на лестничную площадку клубами валил едкий дым.
   - Что там случилось? - нахмурился дед. - Пожар, что ли?
   Он решительно шагнул в коридор, но тут же выскочил обратно, размахивая руками и отчаянно кашляя. Глаза его слезились.
   - Нужно срочно пожарников вызывать! - воскликнул он.
   - Зачем пожарников? - хохотнул поднимавшийся по лестнице полный пожилой мужчина с хозяйственной сумкой в левой руке, и лохматой собачкой под правой рукой. - Блинами угощаться?
   - Нашли время шутить! - укоризненно покачал головой дед.
   - А я и не шучу, - развёл руками мужчина, выронив из-под локтя собачку, которая тут же звонко залаяла, и исчезла в квартире за стеной дыма.
   - Ну вот, из-за вас Жулька убежала!
   Расстроенный мужчина отважно шагнул в дым следом за собачкой.
   - Удивительно, как человек предан собаке! - покачал головой дед, не решаясь ещё раз войти в клубы синего дыма.
   Но в дверь потянуло свежим воздухом, дым стал быстро рассеиваться, уже стал проглядывать коридор. По нему быстро шёл к выходу мужчина, он нёс, поддерживая локтем, беглянку Жульку.
   - Я там окно открыл, - на ходу сообщил он нам, - так что можете заходить, теперь дым рассеется. А Свят на кухне, он там блины отливает.
   Дедушка пожал плечами, но всё же пошёл по коридору. Мы с Колькой осторожно двинулись за ним.
   Реставратор с таким смешным именем "Свят", действительно был на кухне. Он отплясывал возле плиты замысловатый танец перед гигантской закопчённой сковородой, на которой превращался в угольки очередной блин.
   Стены и потолок кухни были густо покрыты копотью и брызгами теста.
   - Я категорически приветствую реставраторов! - шутливо провозгласил дедушка. - Что это, Святослав, за новый способ печь блины прямо на стенах?
   Свят огорчённо отбросил сковороду, повернулся и раскрыл объятия. При этом он размахнул руками от одной стены кухни до другой. Ростом этот реставратор был под потолок, одет в спортивные штаны, порванные на коленях, и в линялую клетчатую рубаху, распахнутую на могучем животе. Лицо у него было круглое, заросшее всклокоченной бородой, а глаза голубые и весёлые.
   - Кто к нам пришёл? - забасил реставратор. - Николай Павлович! Это кто с вами? Внуки? Вы в комнату проходите, я тут блины пытался производить. Вы проходите, я мигом!
   И тут же пошёл из кухни, поневоле заставив нас отступать, поскольку разминуться с таким необъятным человеком оказалось невозможно. Дедушка хорошо знал квартиру, и уверенно толкнув одну из дверей, поманил нас за собой. Свят исчез в ванной, откуда донёсся шум воды.
   Пока он приводил себя в порядок, мы с Колькой рассматривали комнату, в которую завел нас дед. Там было на что посмотреть! Посредине комнаты красовался овальный стол, крышка которого была выложена деревянной мозаикой, изображающей скачущих на лошадях мужчину и женщину в белом платье. Это выглядело очень красиво. Возле стола, горделиво изогнув резные ручки, расставив важно ноги, стояли два кресла, украшенные резьбой. Я такие только в музее видел.
   На многочисленных полках толпились глиняные кувшины, очень красивые, со всякими украшениями. Там же покоились лаковые шкатулочки, новенькие и совсем старые, потускневшие и потрескавшиеся, с облупившейся краской. А ещё по этим полкам разгуливали удивительные глиняные игрушки. Да такие задорные и живые, что глаз было не оторвать!
   Игрушечный город жил своей жизнью, не обращая на нас никакого внимания. Женщины в длиннополых платьях шли за водой, с коромыслами на плечах, горластые петухи вытягивали шеи, крича своё громкое "ку-ка-ре-ку", гармонисты пели озорные частушки, девушки с румянцем на щеках плыли в медленном танце. Толстые попы в рясах, рогатые черти, пятнистые коровы, улыбающиеся львы и диковинные звери, все мирно уживались рядом.
   Я подумал, что если бы сюда вошла Алёнка, она визжала бы от восторга. Жаль, что она не видит эту красоту.
   - Ну что, нравится? - весело подмигнул, прервав наш осмотр, реставратор. Он протянул нам с Колькой ладонь, большущую, как сковорода, на которой он пытался печь блины.
   - Святослав! - представился он. - Для друзей просто Свят.
   Выслушав наши имена и пожав нам руки Свят обернулся к дедушке.
   - С чем пожаловал, Николай Павлович?
   - Дело у нас к тебе, Свят, - нахмурившись, ответил дедушка. Серьёзное дело. Ты про кражу в музее слышал?
   - Слышал, - сдвинул брови Свят. - Картину Перова "Бобыль-гитарист" украли какие-то негодяи. Только непонятно, зачем.
   - Почему непонятно? - удивился дедушка. - Крадут затем, чтобы продать. Картины больших денег стоят.
   - Стоят картины по-разному, - возразил Свят. - Особенно краденые. Дело в том, что исторически, как произведение искусства, любая картина бесценна и неповторима. Но на аукционах, среди коллекционеров, картины имеют реальную, денежную стоимость. И продать украденную картину не так-то просто. Украденное пальто можно носить, и никто не догадается, что оно украденное. А вот всемирно известную картину у себя дома на стенке не повесишь, сразу заметят. К тому же у нас в России не так много коллекционеров, которые заплатят большие деньги за картину, которой можно любоваться исключительно в одиночку. Переправлять же такую картину за границу - бесполезно. Передвижники, увы, на мировом рынке не котируются. И коллекционирует их мало кто. Так что картину, к сожалению, вряд ли найдут. Украли её, скорее всего, не подумав, продать не сумеют и выбросят. Если случайно не попадутся, картина пропала...
   - Картина не пропала, - решился дедушка. - Эти вот обормоты нашли её случайно в подвале.
   - Не может быть! - всплеснул руками Свят.
   - Показывайте, - распорядился дедушка.
   Колька принёс оставленную в прихожей картину. Не успел он её развернуть, как Свят категорически заявил:
   - Это не та картина.
   - Почему?! - ахнули мы с Колькой.
   - Ты её даже не видел, - удивился дедушка.
   - А мне и смотреть не нужно, - пожал могучими плечами Свят. - Я на неё в музее насмотрелся. "Бобыль гитарист" написан не на холсте, а на доске. Так что можно не глядя сказать, что это другая картина.
   - За что боролись?! - завопил Колька так громко, что не знавший его реставратор слегка отодвинулся.
   - А мне такой укол всадили из-за этой картины, - вспомнил я.
   - В каком же подвале вы нашли холст? - спросил Свят.
   - В домике в Зачатьевском монастыре.
   - Интересно! Ну-ка, давайте посмотрим находку.
   Свят бережно взял картину, и развернул её на столе. Колючий, недобрый взгляд бородатого мужчины глянул на нас с потемневшего холста. Справа от его лица выглядывал чей-то глаз.
   - Интересно, интересно, - бормотал Свят, совершенно позабыв о нас, кудахча над картиной, как курица над цыплятами. - Кто ж это такой? Странный портрет! Сейчас, сейчас...
   Он вышел и почти тотчас вернулся, высыпав на стол несколько очищенных долек чеснока.
   - Сейчас мы с этим господином поближе познакомимся, - бормотал Свят.
   Разрезав дольку чеснока пополам он стал осторожно протирать холст. На наших глаза происходило маленькое чудо: краски оживали, было такое ощущение, словно протёрли очень пыльное окно и сразу стало видно, что небо не серое, а голубое.
   - Странно, - дёргая себя за бороду, размышлял реставратор, стоя над осветлённой картиной. - Ты смотри: в руках царские знаки: видите? Вот эта булава - скипетр, а этот шар - держава, а лицо незнакомое, не монаршее. И почему поверх какого-то портрета? Где-то я это уже видел?
   Он нахмурился, мучительно вспоминая, и вдруг хлопнул себя по лбу. Проделал он это с таким оглушительным звуком, что я удивился тому, что голова у него не отлетела.
   - Я похожий портрет в Историческом музее видел! Там он был поверх портрета царицы Екатерины написан. Это же Пугачёв!
   - Кто же его нарисовал поверх царицы? - заинтересовался дедушка. Кто же по тем временам решился на такое?
   Глава пятая
   Кто решился?
   Зимой 1773 года Никитка сидел возле жарко натопленной печки, дремал и слушал, о чем говорят артельщики и дядька Кирилл. Дядька Кирилл был искусным богомазом, писал иконы в монастырских мастерских Оренбурга. Когда в прошлом году случилась засуха, и был сильный недород, отец собрался на заработки в город, и решил взять Никитку с собой.
   - Мы всей семьей, семь ртов, зиму не выдюжим, - пояснял отец мамке. В город в этот год на заработки многие пойдут, голодно. А когда работников тьма, много не заработаешь. Попробую Никитку к делу пристроить, хотя бы за прокорм.
   - Куда ж ты его в городе пристроишь? - тихо всхлипывала мать.
   - Есть у меня там богомаз знакомый, - не очень уверенно отвечал отец, - может, возьмет его, хотя бы за харчи. Нам бы зиму пережить...
   Матери возразить было нечего, и Никитка отправился из родной деревни в Оренбург. Дядька Кирилл оказался угрюмым мужиком, невысоким, тощим, в неряшливой монашеской одежде, перепачканной красками. Никитку он встретил неприветливо, но в обучение взял.
   Учеба была непростой: поначалу приходилось больше по хозяйству возиться: дрова таскать, кисти мыть, в мастерской и в келье дядьки Кирилла убираться. Но Никитка был парнишка деревенский, к работе приученный, старательный. Дядька Кирилл прилежание ученика заметил и стал учить его растирать краски, яичные желтки, находить разноцветные глины, из которых эти самые краски изготовлял. К тому же у парнишки открылся изрядный талант к рисованию.
   - Виданное дело, - ворчал дядька Кирилл. - Сейчас стали иконы готовыми красками писать. Когда ж такое было?!
   Никитка, которому приходилось вручную растирать краски, искать цветные глины, был совсем даже не против готовых красок, но об этом помалкивал, зная не только тяжелый характер дядьки Кирилла, но и его тяжелую руку.
   Угрюмый дядька почему-то привязался к такому же, как он, молчаливому мальчишке. Стал выделять его трудолюбие, брать с собой выполнять заказы.
   Вот так и оказались они в небольшом городке под Оренбургом, куда приехали к местному дворянину, обновить иконостас.
   Под мастерскую выделили им небольшую светелку во флигеле. Там же, на кухне, они и кормились тем, что оставалось после барина и его родни, квашеной капустой и картошкой, да пареной репой.
   Вместе с ними столовалась дворня и пришлые артельщики, ставившие каменное крыльцо и строившие новую конюшню.
   Обычно молчаливый дядька Кирилл в последнее время стал проявлять удивительную для него разговорчивость, жадно выслушивал вновь пришедших, живо участвовал в разговорах. Никитка этими беседами не очень интересовался: в последние дни все разговоры так или иначе сводились к Пугачеву, который шел с войском на Оренбург. Вот и сегодня говорили о том же.
   - Слышь, богомаз, - наваливаясь грудью на стол, спрашивал дядьку Кирилла дюжий артельщик. - Правду бают, что Пугач этот самый никакой не казак беглый, а сам царь анпиратор Петр Третий?
   - Про то не знаю, - обиженно поджал губы дядька Кирилл, который не любил, когда его называли богомазом.
   - Ты же с самого Оренбурга, там-то что про Пугача говорят? - не унимался артельщик.
   - Много там чего говорят, - уклончиво ответил дядька.
   - Ну все же? - не отставал дотошный артельщик. - Вы все же в Оренбурге живете, к начальству поближе. Обскажи нам, мил человек.
   - Уважь, расскажи что знаешь, - придвинулись и другие артельщики и челядь. - Мы тут живем в темноте, в глуши, слухами кормимся, как вороны, что в воздухе поймали, то и съели.
   - Я сам мало что знаю, - сделал попытку выйти из-за стола дядька Кирилл, но его удержали едва не силой.
   - Ты нам, божий человек, поведай, что сам слышал.
   - А что я слышал? - нехотя отозвался дядька Кирилл. - Разное говорят. На площади указ читали, что никакой он не Петр Третий, а беглый казак, разбойник Емелька Пугачев. А по рукам в городе бумаги ходят, вроде как грамоты его, он в тех грамотах пишет, что он царь, Петр Третий, Екатерина, жена его законная, извести его хотела, да ему спасти удалось, у казаков на реке Яике укрыться. А вот теперь настало ему время объявиться.
   - И что еще в тех грамотах писано? - придвинулись к дядьке Кириллу артельщики и дворовые.
   - Много чего там писано, - нехотя развел руками дядька Кирилл. Прельщает всяко. Говорит, что волей всех жалует...
   - Слышь?! - восторженно гаркнул артельщик, который расспрашивал дядьку Кирилла. - Волей жалует! Конечно, царь!
   - Только я сам тех грамот не видел, - поспешил пояснить дядька Кирилл.
   В этот момент двери распахнулись, ворвались солдаты, в сопровождении одного из дворовых.
   - Показывай, кто тут про разбойника Пугача байки рассказывал, толкнул в плечо дворового капрал.
   - Вот этот вот, - ткнул пальцем перепуганный мужичок в дядьку Кирилла. - А вот этот больше всех спрашивал, - он ткнул в дюжего артельщика.
   - Берите их! - приказал капрал.
   Артельщик вскочил, попытался схватить скамью, но на него навалились солдаты, повязали и вместе с дядькой Кириллом поволокли на улицу, не дав одеться.