Страница:
Но пусть русские не смотрят на проявивший слабость сербский народ свысока. Россиян и без бомбардировок подтолкнули под тот же уклон, когда откровенный нравственный дегенерат Ельцин сербскому народу не помог — а ведь передай он сербам пару современных зенитных комплексов С-300, «иудо-внутренники» в Сербию бы и не сунулись. Комплексы дорогие, но для России, пусть даже разграбленной под властью проамериканских демократов, не убыток. К тому к Семье Ельцина прилипли суммы несравнимо большие, чем стоимость этих С-300. А Ельцина за предательство субметанации не пристрелил ни один из его охранников, выходцев из русского народа, — это же позор не просто спецслужбистам вообще, но общенациональный! Никто даже в морду не дал этому нравственному уроду! Не харкнул ему в «иудо-внутренническую» харю!
Что-то всё это напоминает драп 1941-го… Первыми бежали комиссары, их «прикрывали» бегущие следом энкавэдэшники, а уж затем командирская пьянь и замыкала всё толпа красноармейцев-срочников.
Есть и ещё одна странность в событиях вокруг Югославии: время капитуляции Милошевича.
С абстрактно-военной точки зрения НАТОвские бомбардировки кроме как к убийствам мирных сербов ни к чему не привели, во всяком случае, система ПВО — система противовоздушной обороны — хотя и устарела на два десятка лет, разрушена практически не была (умно могут обороняться сербы!), да ещё и насшибала немало американских ракет и самолётов. К тому же американцы с вассалами истратили практически весь запас ракет и бомб, их оставалось буквально на пару дней — и тогда станет окончательно ясно, что очередной «блицкриг» не удался, а сербы одержали очередную нравственную победу.. Но тут Милошевич сдался (сделал своему народу ещё одну подножку).
Странный момент он для этого выбрал. Уж если сдаваться, то надо было это делать ещё до начала бомбардировок. Но странный он только с точки зрения суверенитизма.
С точки зрения теории стаи все странности поступков Милошевича укладываются в одну простую схему — если признать или хотя бы предположить, что Милошевич сам «иудо-внутренник».
В самом деле, а кто Милошевич психотипически? С точки зрения теории стаи?
Он явно не неугодник иначе бы он никогда не сдался, и, главное, не оказался бы президентом страны.
Из какой он, как человек власти, планетарной стаи?
Не обнаруживается из его жизни ни одной детали, указывающей, что он «внешник» или «сын». Остаётся «когорта» или «иудо-внутренничество». Помочь может только его биография. И вот из неё-то мы и узнаём характерную деталь — Милошевич до президентства был банкиром!
Вот оно что! «Иудо-внутренник»!
Тогда все «странные» поступки Милошевича легко объяснимы — и строго закономерны. Всякий «иудовнутренник» — непроизвольная психоэнергетическая марионетка центра мировой «иудо-внутреннической» иерархии. Всякая же марионетка мировой иерархии, оказавшаяся во власти над метанацией, обязательно будет стремиться уничтожить подвластный народ (как и в России) или спровоцировать на него нападение — в том и другом случае стараясь подтолкнуть народ под уклон нравственной деградации, и, следовательно, ближе к состоянию «идеальный исполнитель», встраиваемый в мировую стаю.
В логике теории стаи поступки Милошевича строго закономерны и предельно соизмерены. Сначала он дал повод к нападению — пусть слабенький, слабенький настолько, что его пришлось преувеличить более чем в сорок раз, да и в таком виде он не для всех казался серьезным, но всё-таки дал. Затем, когда война сербами была, в сущности, выиграна, Милошевич унизил свой народ тем, что сдался. И сдачей своей подтолкнул свой народ к сползанию в нравственную грязь предательства.
Но Милошевич достиг и ещё одной цели: он дождался, когда ещё более откровенная проамериканская партия внутри страны разжиреет на питательном бульоне страха и ужаса — и отдал ей власть. Формально эта партия выдала Милошевича американцам на демонстративную расправу и с точки зрения суверенитизма это поражение Милошевича — но с точки зрения теории стаи это его, как элемента стаи, победа.
Итак, назначение Милошевича понятно, он тот самый «одноразовый киллер» — но понять это можно только с позиций теории стаи.
Ответ на вопрос о действительной причине нападения на Югославию в 1999 году (да и в Первую мировую тоже) обнаруживается только на третьей, доступной далеко не всем ступени теории стаи.
Бомбёжками планетарные властители — и мне это как зятю главраввина особенно понятно — добивались того, чего и добились: состояния угнетённости у сербов, и их сползания на нижележащую ступень деградации.
Но, похоже, они нас слабо знают. Как было при Наполеоне и Гитлере: вроде вот она, их победа, хаос, пожары, бараны метанации разбегаются — ан откатились «победители». Здесь просматривается грандиозная фигура Учителя.
Когда-нибудь, когда к власти в России вновь придёт, наконец-то, прорусский правитель (за последнюю тысячу лет таковых было лишь двое — прорусский или, что то же самое, прогилейскии правитель в теории стаи назван «Святославом»), к тому же вооруженый теорией стаи, то будет восстановлена справедливость — и будет воздвигнут памятник сербским неугодникам лета 1941-го.
По Москве торчит немало памятников разным скотам, к их прославлению власть имущие обнаружили в себе силы и энергию, а вот по отношению к сербским неугодникам, ценой своих жизней защитивших Россию, желания в себе не обнаружили. Как, впрочем, не обнаружили и по отношению к Святославу (освободившему Русь от Первого еврейского ига).
На памятник сербским неугодникам напрашивается барельеф, казалось бы, к загадкам Первой и Второй мировых войн не относящийся: в дни американских бомбардировок танцующие на мостах сербы!
Что может быть прекраснее презрения к власти мировой стаи?!
Как много людей не побоялись свою жизнь расценить ниже, чем высокие нравственные принципы Вечности!
Мосты в Белграде, если вы помните, были разве что не запружены. В то время как в многосоттысячной «иудо-внутреннической» армии карателей, по численности сравнимой с численностью населения всей Сербии, нашелся всего только один, у кого проснулась совесть и он бескорыстно помог неугодникам. Конечно, это был не американец (что можно ожидать от этой синтетической нации из нравственных уродов, притянувшихся друг ко другу со всех народов мира?), но и не немец, и не англичанин — а француз, офицер-штабист, бескорыстно передававший сербам сведения о планировавшихся военных операциях армии «иудо-внутреннической» стаи.
А представьте такой проект памятника: на постаменте обломки фюзеляжей от двух сбитых над защищавшейся Сербией самолётов — от гитлеровского и от американского. Постамент о четырех сторонах, на одной люди с охотничьими ружьями против людей в эсэсовской форме, на другой — танцующие на мосту люди… С остальными сторонами не знаю. Одну сторону можно отдать под сцены инквизиции (в средние века Америка и Израиль были ещё во чреве инквизиторской Европы), а четвертую оставить подчёркнуто свободной — тем символизируя, что неугодникам принадлежит Вечность.
К фюзеляжам сбитых самолётов, кстати, можно прибавить и связку инквизиторского хвороста.
Что до теории стаи (простых соображений здесь недостаточно), то когда мировая толпа сходила с ума по полям с чуть присыпанными землёй кучами трупов (факт!), и когда все говорили, что войну «иудовнутренническая» иерархия начинает против Милошевича (исторические документы!), — я не поверил. Ни во второе, ни в первое. Теория стаи тому противоречила…
«Казалось бы, факты нам говорят… но по простым соображениям получается…»
Глава пятьдесят пятая из второго тома «Катарсиса» — «Теория стаи» (в первом издании «Россия: подноготная любви»)
— психологическое расслаивание бытовое и внутригосударственное;
— пространственная поляризация некрофилов и биофилов;
— изменение соотношения «внешников» и «внутренников» на планете как целом.
«Внешники» постепенно истребляются, преимущественно своими же собственными руками, а «внутренники» и неугодники тяготеют к разным территориям (в 41— м были и такие сербы, которые смеялись в лицо тем, кто взял против захватчиков оружие, и уезжали к себе подобным в Америку — им, как и предателям из других народов, там хорошо); «болото» заполняет все.
О, видимо, «странном» итальянце, который вопреки выгоде предпочел остаться в разоренной послевоенной России, и о закономерно прекрасной судьбе его сына упомянуто в главе «Тайна человека, внесшего крест на Голгофу».
Один из классических, но индивидуальных случаев.
А теперь другой, более массовый и не столь персонифицированный.
Место: самый юг Российской империи, угол, составляемый западным побережьем Черного моря и Дунаем, — юг Бессарабии, Буджакские степи (ныне — юго-запад Одесской области близ ее границы с Молдавией и Румынией).
Несмотря на теплый климат и великолепное по красоте, громадное по размерам, вытянутое на несколько десятков километров пресное озеро Ялпуг, Буджакские степи много веков были местом как бы проклятым. Ровная непересеченная местность от Черного моря вглубь материка, отсутствие географических препятствий на востоке и севере обращали эти плодородные места если не в перекресток Европы, то, во всяком случае, в одну из удобных для передвижения больших воинских соединений дорог. Естественно, многие завоеватели и следовавшие за ними толпы волнами перекатывались через Буджакские степи, разрушая и уничтожая все на своем пути. Оставшиеся в живых местные жители разбегались, — и богатейшие земли вокруг красивейшего озера пустовали. На протяжении всей истории человечества только вхождение подобных земель в крупные империи обеспечивало процветание для решившихся на них поселиться. Так и с Буджакскими степями: во второй половине XVIII века Екатерина Великая объявила, что эти земли, отошедшие к Российской империи, теперь уже навсегда переходят во владение династии Романовых и что все, кто желает переселиться в этот край, будут освобождены от налогов в течение 40 лет. Также гарантировалось, что и рекрутов в армию набирать из этого края не будут.
Слова Екатерины Великой возымели действие, и в Буджакские степи хлынули переселенцы из различных европейских стран. Каждый народ селился отдельно, поэтому и появились селения албанские, немецкие, молдавские, гагаузские и даже французские. Были и русские — из староверов, бежавших от безбожных издевательств «новых православных». Здесь старообрядцев называли «липованами» — происходит это странное название, как полагают, от названия лесов, в которых они селились подальше от гонителей.
Процветание переселенцев началось незамедлительно: богаты были не только вскоре распаханные степные земли, но и воды озера; даже овраги вокруг озера в те времена были прекрасным местом для охоты.
Были волны переселения и болгар — но происходили они не по коммерческим соображениям, как то делали остальные переселившиеся сюда народы, но по иным мотивам.
Последняя из «неугоднических» переселенческих волн пришлась на начало XIX века, в эпоху царствования Александра I. Начавшуюся в 1806 году русско-турецкую войну, победоносную для русских, царь, подозревая приближение войны с Бонапартом, стремился поскорее завершить и заключить мир. И мир был заключен — за день до вторжения Наполеона в Россию. При такой поспешности в заключении мира и при том, что и турки не находились в неведеньи о происходящем в Европе и прекрасно понимали причину, по которой Александр I торопится высвободить 60-тысячную Молдавскую армию под командованием адмирала Чичагова, условия мира выгодными для России быть не могли. В частности, русские войска были обязаны оставить уже освобожденные от турок территории Болгарии[5].
Болгары за столетия турецкой оккупации хорошо прочувствовали на себе, что такое носители истинной веры испытывавшего трудности с женщинами Магомета: болгар безнаказанно резали, грабили, насиловали. Для турок одним из любимых развлечений было, например, запрячь несколько болгарских юношей в повозку и, хлеща их бичом, разгонять повозку так, чтобы ветер свистел в ушах. Словом, издевались в полное свое удовольствие.
Люди таковы, что одним такое с собой обращение нравится, хотя слова могут произносить самые жалостливые, а другим — нет.
Болгары, оставшиеся в Болгарии, не воспользовавшись предоставленной им возможностью перейти под защиту России, выбрали власть турок, разумеется, не из христианского смирения. Истинная причина та, что оставшимся быть объектами унижения подсознательно нравилось — обыкновенный садомазохизм, одно из проявлений стадного мышления.
Те, кому издевательства не нравились по-настоящему, получив возможность уйти, присоединялись к уходящим русским войскам — неугодникам.
Действительно, российская армия, освобождавшая оккупированную турками Болгарию, состояла, в сущности, из двух несмешивающихся категорий людей:
— немецкого генералитета, чуть разбавленного русскими типа предателя адмирала Чичагова, — некрофилическое начало (включая пьянствующее «русское» офицерье);
— рекрутских солдат, в те времена набиравшихся преимущественно из этнических русских, не угодивших помещику или старосте, а также нескольких офицеров типа Кутузова или графа Толстого — пусть разбавленное, но биофильное начало.
Болгары-переселенцы к знати не принадлежали и, в силу уже одного только своего социального положения, общались, естественно, не с «внешническим» генералитетом, а с русскими рекрутскими солдатами. Таким образом, населению приходилось выбирать между турками-некрофилами и рекрутами-биофилами. Да, выбор был именно такой: уходить не в Россию, не к Романовым-немцам, не к русским вообще, но к неугодникам.
Жить, наслаждаясь переживаниями под хлыстами турок, или уйти с рекрутскими солдатами, уйти на Родину?
«Подобное — к подобному», — естественно, вместе с российской армией ушли преимущественно те болгары, которые были склонны к независимости мышления, чуждые немецкой неодушевленной регламентированности. Соответственно, те болгары, которые остались в Болгарии, напротив, были преимущественно противоположной подсознательной ориентированности.
Картина исхода была впечатляющая: семьи болгар — тысячи и десятки тысяч людей — бросали свои хозяйства, и, если были лошади или волы и собственная повозка, то грузили, что можно было увезти, и повозки длинными вереницами присоединялись к обозам войска из русских рекрутов.
Те, кто обнаружил в себе желание уйти, перешли Дунай и в основном осели на берегах большого, в десятки километров длиной озера Ялпуг, а частью ушли дальше, к Азовскому морю, вглубь тогдашней Российской империи, подальше от турок.
На берегу озера Ялпуг был в 1821 году основан город Болград, который и стал своеобразной столицей всего болгарского народа — во всяком случае, центром интеллектуальной и культурной его жизни. И это понятно: ведь турки не успели понять, что оставшимся в Болгарии доверять самовыражение уже вполне можно — оно будет закономерно «внешническим».
Период процветания для болгар Болграда закончился вместе с падением царизма — в 1917 году. В 18-м здесь уже были румыны, которые прославились в Европе тем, что сердце у них расположено не к работе, а к грабежу. Преданность румын Гитлеру не случайна, а столь же психологически закономерна, как и преданность фюреру хорватов.
После почти двадцатилетнего пребывания в Белграде румын территория в 1940 году оказалась под властью Сталина. Энкавэдэшники убивали активнее, чем румыны, и, может быть, отчасти и поэтому тоже, когда союзные с Гитлером румыны (вместе с немцами и хорватами) в 41-м пришли на берега Ялпуга вновь, никакого партизанского движения не было. (Правда, возможны и некоторые другие объяснения. Во-первых, современные бессарабские болгары психологически уже не те, что их переселившиеся предки: были достаточно массовые переселения неугодных «внешническим» правителям России — в Сибирь; шел этот процесс и добровольно. Сибирь в восприятии современном, а уж тем более человека XIX века — это место хотя и сытое, но небогатое: богатство начинается там, где есть торговля[6], грандиозность же сибирских пространств ассоциируется со свободой благодаря неограниченности, независимости от начальства. И тот, и другой механизм переселений в Сибирь выцеживал из бессарабских болгар сущность этого народа, определившую его в свое время исход из-под власти турок. Еще одно объяснение отсутствия партизанского движения то, что здесь проходил самый благополучный участок советско-германского фронта — очевидно, не случайно: была проведена мобилизация, а неугодники из немобилизованных, предвидя трудности с сопротивлением в степи, эвакуировались.)
Причина того, почему именно здесь, в Бессарабии, проходил самый благополучный участок границы (удерживали больше недели), да и фронта тоже, — разумеется, психологическая, точнее, психоэнергетическая. Вообще сопротивление в 41-м было тогда успешным, когда низовые военные «посылали» высших командиров. В Бессарабии в этом смысле многое было сделано еще до начала вторжения: в частности, как пишет маршал Крылов в своих, увы, вполне маршальских воспоминаниях, именно по настоянию нижестоящих были прерваны санкционированные верхушкой иерархии сборы, расчеты вернулись к орудиям, а авиация буквально за день была рассредоточена по полевым аэродромам — как следствие, в первые дни войны было потеряно от бомбежек всего 3 самолета (на остальных участках потери превышали 80% от числа самолетов). Способность войск к обороне усиливается от присутствия неугодников — в том числе среди местного населения. Когда анализируешь тип народов, располагавшихся вдоль границ тогдашнего Союза, то натыкаешься то на «внутреннических» поляков с их знаменитым некогда десятипроцентным присутствием евреев, то на малохольных белорусов, то на «внешников» Западной Украины и Прибалтики. Неугодническое же население можно предположить всего на двух участках государственной границы — на Крайнем Севере, где крепостное право не удалось навязать и куда из крепостнических зон бежали соответствующей психологии люди, и в Бессарабии за счет полумиллиона болгар — оба этих участка и были наиболее благополучными в июне 1941-го.
Так что болгары в войне участвовали — как минимум, одним своим существованием. Кроме того, с высокой степенью вероятности можно предположить, что отличились бессарабские болгары в Великой Отечественной и теми из них, кто ушел в Сибирь, и кому там понравилось…
В 44-м в Бессарабию вновь пришли сталинцы, и с тех пор болгары жили в этих местах не в пример спокойней и благополучней, чем в других уголках Союза — до времени его распада.
Город Болград неоднороден и состоит из двух частей: собственно Болграда, утопающего в зелени, и обширного военного городка, основанного Чапаевской дивизией. Позже военный городок разросся: здесь квартировались офицеры элитной десантной дивизии вместе со своими семьями. После развала Союза и перевода русской части десантников в Россию, городок населяют преимущественно украинцы. В гарнизонном Доме офицеров есть библиотека с роскошным — иначе не скажешь — книжным фондом. Библиотека некогда пользовалась популярностью, но с развалом Союза и уходом русских военных не посещается из нынешнего гарнизона почти никем.
Есть в городе знаменитый парк им. А. С. Пушкина, заложенный еще в XIX веке. В парке — дом с башней, по виду напоминающий старый замок, в котором при Советской власти располагалась библиотека им. А. С. Пушкина. С приходом к власти демократов «старый замок» переоборудовали в кабак «под Запад», который по причине обнищания населения был вскоре закрыт, загаженное здание по ночам разбирают на стройматериалы — эволюция предельно символическая.
Приезжим показывают самое стоящее и добротное, и оба этих учреждения построены при царизме — грандиозных размеров и удачных пропорций православный храм и гимназию с завидно высокими потолками — символы болгарского возрождения XIX века…
После развала Союза и прихода к власти демократов насильственная украинизация проводится всесторонне, и, естественно, среди прочего проявляется в изменении школьных программ. Однако на этот раз болгары достаточно активно этому сопротивлялись, отстаивая русский язык! Так же отстаивают и русскую классическую литературу, в которой предостаточно, разумеется, несуразностей, но аналоги Мазепы-предателя из русофобского украинского пантеона хотя бы не выставляются как образец для подражания при формировании нравственной основы детских душ…
Эстетические предпочтения — путь к постижению направленности подсознания человека; состояние его подсознания — наиважнейшая характеристика. Казалось бы, этнос в Болгарии и Болграде один — болгары, но болгары в Болграде, несмотря на трудности, отстаивают право изучать русский язык и русскую литературу; а вот в Болгарии, после развала коммунистической системы, свирепствует русофобия, и любые прорусские высказывания попросту небезопасны.
Ничего случайного в этой противоположности эстетических предпочтений, разумеется, нет. Можно утверждать, что эта противоположность есть продолжение процессов, приведших к расслоению и поляризации этнических болгар по психологическому признаку во времена переселений рубежа XVIII — XIX веков.
Эта противоположность психологии и проявилась в последующих событиях истории Болгарии.
Оставшиеся в Болгарии болгары стали всеевропейским символом рабской психологии. Когда в самом начале Восточной войны 1853-1856 годов российские войска стали вытеснять турок из Дунайских княжеств и встал вопрос о поддержке антитурецких восстаний в остальных оккупированных мусульманами христианских странах, то возможными эти восстания казались где угодно: в Сербии, в Греции или еще где, но только не в Болгарии. Про тамошних болгар говорили, выражаясь языком генерал-фельдмаршала Паскевича, что они, «как негры, привыкли к рабству».
Болгария, как сообщается в учебниках, все-таки была освобождена от турок-«внешников», но повсюду стыдливо замалчивается, что силами не балканских болгар, а боевых дружин, которые добровольно формировались в Болграде из болгар Бессарабии.
Балканские болгары, конечно, воевали. Но с кем?
С Сербией!..
И с Россией. И в Первую мировую и во Вторую.
Это не решение одних только правительств, чем некоторые, стыдясь поведения болгар Болгарии, пытаются оправдаться. Правительство само собой, но и рядовые балканские болгары во Вторую мировую войну если и участвовали в антигитлеровском партизанском движении, то не на первом этапе войны. Но и даже на втором, как злорадствуют болгарские русофобы, видя в отсутствии заметного партизанского антигитлеровского движения основание гордиться своими предками, этих партизан можно насчитать лишь около семи с половиной сотен, да и то с натяжкой. Более того, русофобы находят возможность гордиться, что 56 политэмигрантов, бежавших от авторитарного режима Болгарии еще в двадцатых годах в Советский Союз, и которых в 41-м десантировали на парашютах в горы Болгарии для организации антигитлеровской борьбы, были выданы «своими», самим населением, и частью перебиты в бою, частью казнены гестаповцами после пыток…
Что-то всё это напоминает драп 1941-го… Первыми бежали комиссары, их «прикрывали» бегущие следом энкавэдэшники, а уж затем командирская пьянь и замыкала всё толпа красноармейцев-срочников.
Есть и ещё одна странность в событиях вокруг Югославии: время капитуляции Милошевича.
С абстрактно-военной точки зрения НАТОвские бомбардировки кроме как к убийствам мирных сербов ни к чему не привели, во всяком случае, система ПВО — система противовоздушной обороны — хотя и устарела на два десятка лет, разрушена практически не была (умно могут обороняться сербы!), да ещё и насшибала немало американских ракет и самолётов. К тому же американцы с вассалами истратили практически весь запас ракет и бомб, их оставалось буквально на пару дней — и тогда станет окончательно ясно, что очередной «блицкриг» не удался, а сербы одержали очередную нравственную победу.. Но тут Милошевич сдался (сделал своему народу ещё одну подножку).
Странный момент он для этого выбрал. Уж если сдаваться, то надо было это делать ещё до начала бомбардировок. Но странный он только с точки зрения суверенитизма.
С точки зрения теории стаи все странности поступков Милошевича укладываются в одну простую схему — если признать или хотя бы предположить, что Милошевич сам «иудо-внутренник».
В самом деле, а кто Милошевич психотипически? С точки зрения теории стаи?
Он явно не неугодник иначе бы он никогда не сдался, и, главное, не оказался бы президентом страны.
Из какой он, как человек власти, планетарной стаи?
Не обнаруживается из его жизни ни одной детали, указывающей, что он «внешник» или «сын». Остаётся «когорта» или «иудо-внутренничество». Помочь может только его биография. И вот из неё-то мы и узнаём характерную деталь — Милошевич до президентства был банкиром!
Вот оно что! «Иудо-внутренник»!
Тогда все «странные» поступки Милошевича легко объяснимы — и строго закономерны. Всякий «иудовнутренник» — непроизвольная психоэнергетическая марионетка центра мировой «иудо-внутреннической» иерархии. Всякая же марионетка мировой иерархии, оказавшаяся во власти над метанацией, обязательно будет стремиться уничтожить подвластный народ (как и в России) или спровоцировать на него нападение — в том и другом случае стараясь подтолкнуть народ под уклон нравственной деградации, и, следовательно, ближе к состоянию «идеальный исполнитель», встраиваемый в мировую стаю.
В логике теории стаи поступки Милошевича строго закономерны и предельно соизмерены. Сначала он дал повод к нападению — пусть слабенький, слабенький настолько, что его пришлось преувеличить более чем в сорок раз, да и в таком виде он не для всех казался серьезным, но всё-таки дал. Затем, когда война сербами была, в сущности, выиграна, Милошевич унизил свой народ тем, что сдался. И сдачей своей подтолкнул свой народ к сползанию в нравственную грязь предательства.
Но Милошевич достиг и ещё одной цели: он дождался, когда ещё более откровенная проамериканская партия внутри страны разжиреет на питательном бульоне страха и ужаса — и отдал ей власть. Формально эта партия выдала Милошевича американцам на демонстративную расправу и с точки зрения суверенитизма это поражение Милошевича — но с точки зрения теории стаи это его, как элемента стаи, победа.
Отдача под суд вовсе не свидетельствует о духовно-нравственной противоположности Милошевича пилотам американских бомбардировщиков. Из жизни любой мафии мы знаем, что киллеров после выполнения ими важного «заказа» заказчики обычно ликвидируют. Но из факта ликвидации киллера подлецом-заказчиком (кажущегося противостояния) вовсе не следует, что киллер — воплощение благородства и возвышенной духовности. Оба играют в одной команде. Так и в политике — только вместо тихого убийства часто разыгрывают шумный спектакль суда. Чтобы окончательно заморочить зрителям-суверенитистам голову.Об одноразовости использования некоторых персонажей мафий среднего уровня населению планеты знать позволено. Но ведь несложно же догадаться, что и высшие политики подвластны тем же законам! Тайные намерения вождей выдаёт поведение среднего и низшего звеньев их иерархии.
Так что охранники Милошевича, знай они теорию стаи, могли бы, находясь рядом с патроном, чувствовать себя в безопасности большей, чем все прочие жители Сербии. Другое дело, что когда эти охранники отойдут на безопасное для Милошевича расстояние, они тут же становятся кандидатами в трупы номер один — чтобы было похоже. Не знаю, погиб ли кто их охранников Милошевича — и узнавать не буду, могу и так поспорить, что да.
Итак, назначение Милошевича понятно, он тот самый «одноразовый киллер» — но понять это можно только с позиций теории стаи.
Ответ на вопрос о действительной причине нападения на Югославию в 1999 году (да и в Первую мировую тоже) обнаруживается только на третьей, доступной далеко не всем ступени теории стаи.
Бомбёжками планетарные властители — и мне это как зятю главраввина особенно понятно — добивались того, чего и добились: состояния угнетённости у сербов, и их сползания на нижележащую ступень деградации.
Но, похоже, они нас слабо знают. Как было при Наполеоне и Гитлере: вроде вот она, их победа, хаос, пожары, бараны метанации разбегаются — ан откатились «победители». Здесь просматривается грандиозная фигура Учителя.
Когда-нибудь, когда к власти в России вновь придёт, наконец-то, прорусский правитель (за последнюю тысячу лет таковых было лишь двое — прорусский или, что то же самое, прогилейскии правитель в теории стаи назван «Святославом»), к тому же вооруженый теорией стаи, то будет восстановлена справедливость — и будет воздвигнут памятник сербским неугодникам лета 1941-го.
По Москве торчит немало памятников разным скотам, к их прославлению власть имущие обнаружили в себе силы и энергию, а вот по отношению к сербским неугодникам, ценой своих жизней защитивших Россию, желания в себе не обнаружили. Как, впрочем, не обнаружили и по отношению к Святославу (освободившему Русь от Первого еврейского ига).
На памятник сербским неугодникам напрашивается барельеф, казалось бы, к загадкам Первой и Второй мировых войн не относящийся: в дни американских бомбардировок танцующие на мостах сербы!
Что может быть прекраснее презрения к власти мировой стаи?!
Как много людей не побоялись свою жизнь расценить ниже, чем высокие нравственные принципы Вечности!
Мосты в Белграде, если вы помните, были разве что не запружены. В то время как в многосоттысячной «иудо-внутреннической» армии карателей, по численности сравнимой с численностью населения всей Сербии, нашелся всего только один, у кого проснулась совесть и он бескорыстно помог неугодникам. Конечно, это был не американец (что можно ожидать от этой синтетической нации из нравственных уродов, притянувшихся друг ко другу со всех народов мира?), но и не немец, и не англичанин — а француз, офицер-штабист, бескорыстно передававший сербам сведения о планировавшихся военных операциях армии «иудо-внутреннической» стаи.
Словом, картина: мировой центр (полностью выхолощенный), вассалы (редко, но встречаются). Ну, а метанация — точка приложения звериной ненависти и клеветы мировой стаи.Танцуя на приговорённых к уничтожению мостах, сербские неугодники защищали честь не просто Сербии, но дух метанации вообще, свет самой Вечности, Родины в наиболее возвышенном смысле этого слова.
А представьте такой проект памятника: на постаменте обломки фюзеляжей от двух сбитых над защищавшейся Сербией самолётов — от гитлеровского и от американского. Постамент о четырех сторонах, на одной люди с охотничьими ружьями против людей в эсэсовской форме, на другой — танцующие на мосту люди… С остальными сторонами не знаю. Одну сторону можно отдать под сцены инквизиции (в средние века Америка и Израиль были ещё во чреве инквизиторской Европы), а четвертую оставить подчёркнуто свободной — тем символизируя, что неугодникам принадлежит Вечность.
К фюзеляжам сбитых самолётов, кстати, можно прибавить и связку инквизиторского хвороста.
Что до теории стаи (простых соображений здесь недостаточно), то когда мировая толпа сходила с ума по полям с чуть присыпанными землёй кучами трупов (факт!), и когда все говорили, что войну «иудовнутренническая» иерархия начинает против Милошевича (исторические документы!), — я не поверил. Ни во второе, ни в первое. Теория стаи тому противоречила…
«Казалось бы, факты нам говорят… но по простым соображениям получается…»
Глава пятьдесят пятая из второго тома «Катарсиса» — «Теория стаи» (в первом издании «Россия: подноготная любви»)
«НЕПРАВИЛЬНЫЕ» БОЛГАРЫ БОЛГРАДА
Итак, на планете идут три процесса:— психологическое расслаивание бытовое и внутригосударственное;
— пространственная поляризация некрофилов и биофилов;
— изменение соотношения «внешников» и «внутренников» на планете как целом.
«Внешники» постепенно истребляются, преимущественно своими же собственными руками, а «внутренники» и неугодники тяготеют к разным территориям (в 41— м были и такие сербы, которые смеялись в лицо тем, кто взял против захватчиков оружие, и уезжали к себе подобным в Америку — им, как и предателям из других народов, там хорошо); «болото» заполняет все.
О, видимо, «странном» итальянце, который вопреки выгоде предпочел остаться в разоренной послевоенной России, и о закономерно прекрасной судьбе его сына упомянуто в главе «Тайна человека, внесшего крест на Голгофу».
Один из классических, но индивидуальных случаев.
А теперь другой, более массовый и не столь персонифицированный.
Место: самый юг Российской империи, угол, составляемый западным побережьем Черного моря и Дунаем, — юг Бессарабии, Буджакские степи (ныне — юго-запад Одесской области близ ее границы с Молдавией и Румынией).
Несмотря на теплый климат и великолепное по красоте, громадное по размерам, вытянутое на несколько десятков километров пресное озеро Ялпуг, Буджакские степи много веков были местом как бы проклятым. Ровная непересеченная местность от Черного моря вглубь материка, отсутствие географических препятствий на востоке и севере обращали эти плодородные места если не в перекресток Европы, то, во всяком случае, в одну из удобных для передвижения больших воинских соединений дорог. Естественно, многие завоеватели и следовавшие за ними толпы волнами перекатывались через Буджакские степи, разрушая и уничтожая все на своем пути. Оставшиеся в живых местные жители разбегались, — и богатейшие земли вокруг красивейшего озера пустовали. На протяжении всей истории человечества только вхождение подобных земель в крупные империи обеспечивало процветание для решившихся на них поселиться. Так и с Буджакскими степями: во второй половине XVIII века Екатерина Великая объявила, что эти земли, отошедшие к Российской империи, теперь уже навсегда переходят во владение династии Романовых и что все, кто желает переселиться в этот край, будут освобождены от налогов в течение 40 лет. Также гарантировалось, что и рекрутов в армию набирать из этого края не будут.
Слова Екатерины Великой возымели действие, и в Буджакские степи хлынули переселенцы из различных европейских стран. Каждый народ селился отдельно, поэтому и появились селения албанские, немецкие, молдавские, гагаузские и даже французские. Были и русские — из староверов, бежавших от безбожных издевательств «новых православных». Здесь старообрядцев называли «липованами» — происходит это странное название, как полагают, от названия лесов, в которых они селились подальше от гонителей.
Процветание переселенцев началось незамедлительно: богаты были не только вскоре распаханные степные земли, но и воды озера; даже овраги вокруг озера в те времена были прекрасным местом для охоты.
Были волны переселения и болгар — но происходили они не по коммерческим соображениям, как то делали остальные переселившиеся сюда народы, но по иным мотивам.
Последняя из «неугоднических» переселенческих волн пришлась на начало XIX века, в эпоху царствования Александра I. Начавшуюся в 1806 году русско-турецкую войну, победоносную для русских, царь, подозревая приближение войны с Бонапартом, стремился поскорее завершить и заключить мир. И мир был заключен — за день до вторжения Наполеона в Россию. При такой поспешности в заключении мира и при том, что и турки не находились в неведеньи о происходящем в Европе и прекрасно понимали причину, по которой Александр I торопится высвободить 60-тысячную Молдавскую армию под командованием адмирала Чичагова, условия мира выгодными для России быть не могли. В частности, русские войска были обязаны оставить уже освобожденные от турок территории Болгарии[5].
Болгары за столетия турецкой оккупации хорошо прочувствовали на себе, что такое носители истинной веры испытывавшего трудности с женщинами Магомета: болгар безнаказанно резали, грабили, насиловали. Для турок одним из любимых развлечений было, например, запрячь несколько болгарских юношей в повозку и, хлеща их бичом, разгонять повозку так, чтобы ветер свистел в ушах. Словом, издевались в полное свое удовольствие.
Люди таковы, что одним такое с собой обращение нравится, хотя слова могут произносить самые жалостливые, а другим — нет.
Болгары, оставшиеся в Болгарии, не воспользовавшись предоставленной им возможностью перейти под защиту России, выбрали власть турок, разумеется, не из христианского смирения. Истинная причина та, что оставшимся быть объектами унижения подсознательно нравилось — обыкновенный садомазохизм, одно из проявлений стадного мышления.
Те, кому издевательства не нравились по-настоящему, получив возможность уйти, присоединялись к уходящим русским войскам — неугодникам.
Действительно, российская армия, освобождавшая оккупированную турками Болгарию, состояла, в сущности, из двух несмешивающихся категорий людей:
— немецкого генералитета, чуть разбавленного русскими типа предателя адмирала Чичагова, — некрофилическое начало (включая пьянствующее «русское» офицерье);
— рекрутских солдат, в те времена набиравшихся преимущественно из этнических русских, не угодивших помещику или старосте, а также нескольких офицеров типа Кутузова или графа Толстого — пусть разбавленное, но биофильное начало.
Болгары-переселенцы к знати не принадлежали и, в силу уже одного только своего социального положения, общались, естественно, не с «внешническим» генералитетом, а с русскими рекрутскими солдатами. Таким образом, населению приходилось выбирать между турками-некрофилами и рекрутами-биофилами. Да, выбор был именно такой: уходить не в Россию, не к Романовым-немцам, не к русским вообще, но к неугодникам.
Жить, наслаждаясь переживаниями под хлыстами турок, или уйти с рекрутскими солдатами, уйти на Родину?
«Подобное — к подобному», — естественно, вместе с российской армией ушли преимущественно те болгары, которые были склонны к независимости мышления, чуждые немецкой неодушевленной регламентированности. Соответственно, те болгары, которые остались в Болгарии, напротив, были преимущественно противоположной подсознательной ориентированности.
Картина исхода была впечатляющая: семьи болгар — тысячи и десятки тысяч людей — бросали свои хозяйства, и, если были лошади или волы и собственная повозка, то грузили, что можно было увезти, и повозки длинными вереницами присоединялись к обозам войска из русских рекрутов.
Те, кто обнаружил в себе желание уйти, перешли Дунай и в основном осели на берегах большого, в десятки километров длиной озера Ялпуг, а частью ушли дальше, к Азовскому морю, вглубь тогдашней Российской империи, подальше от турок.
На берегу озера Ялпуг был в 1821 году основан город Болград, который и стал своеобразной столицей всего болгарского народа — во всяком случае, центром интеллектуальной и культурной его жизни. И это понятно: ведь турки не успели понять, что оставшимся в Болгарии доверять самовыражение уже вполне можно — оно будет закономерно «внешническим».
Период процветания для болгар Болграда закончился вместе с падением царизма — в 1917 году. В 18-м здесь уже были румыны, которые прославились в Европе тем, что сердце у них расположено не к работе, а к грабежу. Преданность румын Гитлеру не случайна, а столь же психологически закономерна, как и преданность фюреру хорватов.
После почти двадцатилетнего пребывания в Белграде румын территория в 1940 году оказалась под властью Сталина. Энкавэдэшники убивали активнее, чем румыны, и, может быть, отчасти и поэтому тоже, когда союзные с Гитлером румыны (вместе с немцами и хорватами) в 41-м пришли на берега Ялпуга вновь, никакого партизанского движения не было. (Правда, возможны и некоторые другие объяснения. Во-первых, современные бессарабские болгары психологически уже не те, что их переселившиеся предки: были достаточно массовые переселения неугодных «внешническим» правителям России — в Сибирь; шел этот процесс и добровольно. Сибирь в восприятии современном, а уж тем более человека XIX века — это место хотя и сытое, но небогатое: богатство начинается там, где есть торговля[6], грандиозность же сибирских пространств ассоциируется со свободой благодаря неограниченности, независимости от начальства. И тот, и другой механизм переселений в Сибирь выцеживал из бессарабских болгар сущность этого народа, определившую его в свое время исход из-под власти турок. Еще одно объяснение отсутствия партизанского движения то, что здесь проходил самый благополучный участок советско-германского фронта — очевидно, не случайно: была проведена мобилизация, а неугодники из немобилизованных, предвидя трудности с сопротивлением в степи, эвакуировались.)
Причина того, почему именно здесь, в Бессарабии, проходил самый благополучный участок границы (удерживали больше недели), да и фронта тоже, — разумеется, психологическая, точнее, психоэнергетическая. Вообще сопротивление в 41-м было тогда успешным, когда низовые военные «посылали» высших командиров. В Бессарабии в этом смысле многое было сделано еще до начала вторжения: в частности, как пишет маршал Крылов в своих, увы, вполне маршальских воспоминаниях, именно по настоянию нижестоящих были прерваны санкционированные верхушкой иерархии сборы, расчеты вернулись к орудиям, а авиация буквально за день была рассредоточена по полевым аэродромам — как следствие, в первые дни войны было потеряно от бомбежек всего 3 самолета (на остальных участках потери превышали 80% от числа самолетов). Способность войск к обороне усиливается от присутствия неугодников — в том числе среди местного населения. Когда анализируешь тип народов, располагавшихся вдоль границ тогдашнего Союза, то натыкаешься то на «внутреннических» поляков с их знаменитым некогда десятипроцентным присутствием евреев, то на малохольных белорусов, то на «внешников» Западной Украины и Прибалтики. Неугодническое же население можно предположить всего на двух участках государственной границы — на Крайнем Севере, где крепостное право не удалось навязать и куда из крепостнических зон бежали соответствующей психологии люди, и в Бессарабии за счет полумиллиона болгар — оба этих участка и были наиболее благополучными в июне 1941-го.
Так что болгары в войне участвовали — как минимум, одним своим существованием. Кроме того, с высокой степенью вероятности можно предположить, что отличились бессарабские болгары в Великой Отечественной и теми из них, кто ушел в Сибирь, и кому там понравилось…
В 44-м в Бессарабию вновь пришли сталинцы, и с тех пор болгары жили в этих местах не в пример спокойней и благополучней, чем в других уголках Союза — до времени его распада.
Город Болград неоднороден и состоит из двух частей: собственно Болграда, утопающего в зелени, и обширного военного городка, основанного Чапаевской дивизией. Позже военный городок разросся: здесь квартировались офицеры элитной десантной дивизии вместе со своими семьями. После развала Союза и перевода русской части десантников в Россию, городок населяют преимущественно украинцы. В гарнизонном Доме офицеров есть библиотека с роскошным — иначе не скажешь — книжным фондом. Библиотека некогда пользовалась популярностью, но с развалом Союза и уходом русских военных не посещается из нынешнего гарнизона почти никем.
Есть в городе знаменитый парк им. А. С. Пушкина, заложенный еще в XIX веке. В парке — дом с башней, по виду напоминающий старый замок, в котором при Советской власти располагалась библиотека им. А. С. Пушкина. С приходом к власти демократов «старый замок» переоборудовали в кабак «под Запад», который по причине обнищания населения был вскоре закрыт, загаженное здание по ночам разбирают на стройматериалы — эволюция предельно символическая.
Приезжим показывают самое стоящее и добротное, и оба этих учреждения построены при царизме — грандиозных размеров и удачных пропорций православный храм и гимназию с завидно высокими потолками — символы болгарского возрождения XIX века…
После развала Союза и прихода к власти демократов насильственная украинизация проводится всесторонне, и, естественно, среди прочего проявляется в изменении школьных программ. Однако на этот раз болгары достаточно активно этому сопротивлялись, отстаивая русский язык! Так же отстаивают и русскую классическую литературу, в которой предостаточно, разумеется, несуразностей, но аналоги Мазепы-предателя из русофобского украинского пантеона хотя бы не выставляются как образец для подражания при формировании нравственной основы детских душ…
Эстетические предпочтения — путь к постижению направленности подсознания человека; состояние его подсознания — наиважнейшая характеристика. Казалось бы, этнос в Болгарии и Болграде один — болгары, но болгары в Болграде, несмотря на трудности, отстаивают право изучать русский язык и русскую литературу; а вот в Болгарии, после развала коммунистической системы, свирепствует русофобия, и любые прорусские высказывания попросту небезопасны.
Ничего случайного в этой противоположности эстетических предпочтений, разумеется, нет. Можно утверждать, что эта противоположность есть продолжение процессов, приведших к расслоению и поляризации этнических болгар по психологическому признаку во времена переселений рубежа XVIII — XIX веков.
Эта противоположность психологии и проявилась в последующих событиях истории Болгарии.
Оставшиеся в Болгарии болгары стали всеевропейским символом рабской психологии. Когда в самом начале Восточной войны 1853-1856 годов российские войска стали вытеснять турок из Дунайских княжеств и встал вопрос о поддержке антитурецких восстаний в остальных оккупированных мусульманами христианских странах, то возможными эти восстания казались где угодно: в Сербии, в Греции или еще где, но только не в Болгарии. Про тамошних болгар говорили, выражаясь языком генерал-фельдмаршала Паскевича, что они, «как негры, привыкли к рабству».
Болгария, как сообщается в учебниках, все-таки была освобождена от турок-«внешников», но повсюду стыдливо замалчивается, что силами не балканских болгар, а боевых дружин, которые добровольно формировались в Болграде из болгар Бессарабии.
Балканские болгары, конечно, воевали. Но с кем?
С Сербией!..
И с Россией. И в Первую мировую и во Вторую.
Это не решение одних только правительств, чем некоторые, стыдясь поведения болгар Болгарии, пытаются оправдаться. Правительство само собой, но и рядовые балканские болгары во Вторую мировую войну если и участвовали в антигитлеровском партизанском движении, то не на первом этапе войны. Но и даже на втором, как злорадствуют болгарские русофобы, видя в отсутствии заметного партизанского антигитлеровского движения основание гордиться своими предками, этих партизан можно насчитать лишь около семи с половиной сотен, да и то с натяжкой. Более того, русофобы находят возможность гордиться, что 56 политэмигрантов, бежавших от авторитарного режима Болгарии еще в двадцатых годах в Советский Союз, и которых в 41-м десантировали на парашютах в горы Болгарии для организации антигитлеровской борьбы, были выданы «своими», самим населением, и частью перебиты в бою, частью казнены гестаповцами после пыток…