Страница:
– Но он хотя бы красив? – не отставала Джейн.
Ее повышенный интерес к доктору казался странным. Лиза тотчас вообразила, как белокурая, голубоглазая Джейн, похожая на фарфоровую куклу, появляется в домике доктора и мгновенно покоряет его своим очаровательным личиком и девически белыми платьями (Лиза заметила, что все они открывали грудь на дюйм ниже, чем предписывала мода).
– Разве это имеет значение? – Деревенские доктора годятся в мужья не больше, чем… мебель.
– Это важно, коль скоро ты намереваешься поставить его на колени, – возразила Джейн. – Если он урод, тебе придется атаковать его ум, ибо он нипочем не поверит, будто ты снизошла до него из-за внешности. Если же он недурен собою, ты можешь кокетством влюбить его в себя, а затем разбить ему сердце!
Лиза, смеясь, отставила чашку.
– О Боже! Какой жестокий расчет! – Однако слова подруги польстили ее тщеславию. Значит, Джейн полагает, будто она еще способна разбивать мужские сердца. – Но разве не лучше будет попросту забыть о нем?
– Но он был груб с тобой, – не согласилась Джейн. – Так скажи мне, он красив или нет?
Лиза задумчиво оглядела подругу. Ее охватило странное чувство, словно она перенеслась на десять лет назад, в прошлое, и видит собственное юное лицо, гладкое, лишенное морщин, оживленное радостью и надеждой, не омраченное сомнениями. Грядущие годы – те десять лет, что безвозвратно потеряны для Лизы, – принесут Джейн Халл блестящий успех. Она, несомненно, научится ценить доброту и, познав горечь поражения, проникнется состраданием к тем, кому посчастливилось меньше, чем ей. Пусть разочарование лучший учитель, оно не будет вечно ей сопутствовать. Джейн красива, прекрасно воспитана, Лиза откроет ей двери в высшее общество – что еще нужно, чтобы найти любовь?
Наверное, подумалось Лизе, похожие чувства она испытывала бы к младшей сестре: радостное ожидание, нетерпение, желание защитить – все разом. Она схватила Джейн за руку, сжала тонкие нежные пальцы.
– Дорогая, ты ведь доверяешь мне, правда?
Джейн недоуменно округлила глаза.
– Конечно, милая Лиза!
– Тогда позволь мне позаботиться о твоем счастье. – Лиза упустила свой последний шанс найти любовь. Но она не допустит, чтобы Джейн постигла та же участь. – А что до доктора, нет, он не красив. И слава Богу, – со смехом добавила она. – Он всего лишь врач. Оставим беднягу в покое!
Джейн казалась немного разочарованной.
– Значит, ты не станешь разбивать ему сердце?
– О, я этого не говорила. – Улыбаясь, Лиза выпустила руку подруги и вновь потянулась за чашкой. От чая с виски в голове у нее и вправду прояснилось. – Это целиком зависит от того, насколько мне будет скучно.
Глава 4
Ее повышенный интерес к доктору казался странным. Лиза тотчас вообразила, как белокурая, голубоглазая Джейн, похожая на фарфоровую куклу, появляется в домике доктора и мгновенно покоряет его своим очаровательным личиком и девически белыми платьями (Лиза заметила, что все они открывали грудь на дюйм ниже, чем предписывала мода).
– Разве это имеет значение? – Деревенские доктора годятся в мужья не больше, чем… мебель.
– Это важно, коль скоро ты намереваешься поставить его на колени, – возразила Джейн. – Если он урод, тебе придется атаковать его ум, ибо он нипочем не поверит, будто ты снизошла до него из-за внешности. Если же он недурен собою, ты можешь кокетством влюбить его в себя, а затем разбить ему сердце!
Лиза, смеясь, отставила чашку.
– О Боже! Какой жестокий расчет! – Однако слова подруги польстили ее тщеславию. Значит, Джейн полагает, будто она еще способна разбивать мужские сердца. – Но разве не лучше будет попросту забыть о нем?
– Но он был груб с тобой, – не согласилась Джейн. – Так скажи мне, он красив или нет?
Лиза задумчиво оглядела подругу. Ее охватило странное чувство, словно она перенеслась на десять лет назад, в прошлое, и видит собственное юное лицо, гладкое, лишенное морщин, оживленное радостью и надеждой, не омраченное сомнениями. Грядущие годы – те десять лет, что безвозвратно потеряны для Лизы, – принесут Джейн Халл блестящий успех. Она, несомненно, научится ценить доброту и, познав горечь поражения, проникнется состраданием к тем, кому посчастливилось меньше, чем ей. Пусть разочарование лучший учитель, оно не будет вечно ей сопутствовать. Джейн красива, прекрасно воспитана, Лиза откроет ей двери в высшее общество – что еще нужно, чтобы найти любовь?
Наверное, подумалось Лизе, похожие чувства она испытывала бы к младшей сестре: радостное ожидание, нетерпение, желание защитить – все разом. Она схватила Джейн за руку, сжала тонкие нежные пальцы.
– Дорогая, ты ведь доверяешь мне, правда?
Джейн недоуменно округлила глаза.
– Конечно, милая Лиза!
– Тогда позволь мне позаботиться о твоем счастье. – Лиза упустила свой последний шанс найти любовь. Но она не допустит, чтобы Джейн постигла та же участь. – А что до доктора, нет, он не красив. И слава Богу, – со смехом добавила она. – Он всего лишь врач. Оставим беднягу в покое!
Джейн казалась немного разочарованной.
– Значит, ты не станешь разбивать ему сердце?
– О, я этого не говорила. – Улыбаясь, Лиза выпустила руку подруги и вновь потянулась за чашкой. От чая с виски в голове у нее и вправду прояснилось. – Это целиком зависит от того, насколько мне будет скучно.
Глава 4
Если бы три месяца назад кто-нибудь сказал Майклу, что вскоре его ближайшим приятелем и постоянным собеседником станет священник, он рассмеялся бы или решил, что близится конец света. Религиозность, как и другие формы трескучей благопристойности, по мнению Майкла, следовало оставить на долю старших сыновей, которые могли позволить себе подобные благородные прихоти. И вот теперь Майкл сидел в деревенском кабачке за кружкой эля с приятелем, носившим круглый воротничок духовного лица.
Лоренс Першелл принадлежал к той редкой породе священнослужителей, которых приводит в церковь вера, а не финансовые соображения. Но Бог занимал мало места в разговорах двух друзей, и в тот день, как обычно, они рассуждали о политике и о спорте. Оба приятеля живо интересовались скачками, и тот факт, что ни один из них не мог позволить себе потворствовать этому увлечению, возможно, лишь подогревал их интерес. Майкл и его товарищ сходились во мнении (которое, не имея склонности к самоубийству, они предпочитали держать при себе), что регби превосходит крикет, поскольку требует от спортсмена большей ловкости и силы. Политические воззрения их тоже совпадали. Оба признавали, что ирландский вопрос требует скорейшего разрешения, и считали наилучшим выходом – предоставить этому народу независимость. Вместе с тем, однако, приятели весьма одобрительно отзывались об армии.
– Военная служба была моим вторым призванием, – сознался Першелл, когда друзья вышли из кабачка на яркий солнечный свет. – В четырнадцать лет я твердо верил, что когда-нибудь стану генералом.
– Помнится, и я в этом возрасте мечтал о том же, – откликнулся Майкл. Ничто так не радует мальчишку, растущего с мечтой о мести, как надежда завладеть ружьем. Правда, как верно заметил Аластер, дуэли давным-давно объявили вне закона, а кроме того, бой был бы неравным, поскольку отец Майкла в свое время считался отменным стрелком.
– Что же вас тогда остановило?
Майкл пожал плечами.
– Решил спасать жизни, вместо того чтобы отнимать их. – Вдобавок его попытка вступить в пехотный полк провалилась из-за вмешательства Аластера. Стараниями брата его зачислили в королевскую конную гвардию, но Майкл не пожелал пополнить ряды гвардейцев, чтобы вечно прятаться в тени Букингемского дворца.
Чертовски трудно чего-то добиться в жизни, когда твой брат постоянно норовит купить тебе успех. Все годы обучения в университете Майкл тщетно пытался вырваться из-под чрезмерной опеки брата, приводившей его в ярость. Однако со временем взгляды его изменились. В детстве Аластер заменял брату и отца, и мать, защищая Майкла от худших проявлений родительской невоздержанности. Со столь давно укоренившейся привычкой трудно расстаться.
До недавнего времени Майкл охотно позволял брату поступать, как ему вздумается.
– Что ж, думаю, нам обоим здорово повезло, – заключил Першелл. – Если б нас зачислили в армию, мы наверняка умерли бы от дизентерии в первую же неделю. – Майкл рассмеялся, и священник добавил: – Да мне ли жаловаться? Я оказался в деревне самого Господа, надеюсь, вы простите мне это невольное святотатство.
Першелл обвел глазами окрестности. Деревушка Босбри тянулась вдоль пологого известнякового склона. Лавки с яркими фасадами и увитые цветами домики лепились друг к другу по обеим сторонам дороги, ведущей вверх, к вершине Босбри-Хилл, где возвышалась древняя пирамида из камней. По другую сторону холма мощенная булыжником улочка сбегала вниз, к мосту через речку Кьюби, журчащий стремительный поток, сверкающий в лучах полуденного солнца.
– И впрямь довольно живописно, – пробормотал Майкл. Красота окружающего пейзажа его не трогала, вызывая лишь нетерпение и досаду. Не здесь ему надлежало быть, а с теми, кто от него зависел, кто не мог обойтись без его помощи. Пусть Аластер выделял средства на больницу, но работал в ней Майкл, спасая человеческие жизни, и благодаря его подходам к лечению смертность среди пациентов удалось сократить до рекордно низкого уровня.
Проклятие! Он отчаянно хотел вернуться в Лондон. Деревенский воздух казался ему слишком свежим, а местные жители – чересчур здоровыми, вдобавок время здесь текло нестерпимо медленно и лениво. Майкл хорошо знал своего брата. Он не сомневался, что разгадка тайны его исчезновения живо исцелит Аластера, но ожидание терзало его необычайно.
И будто прочитав его мысли, Першелл произнес:
– От вашего брата нет известий?
Майкл покачал головой. Священник знал его историю в общих чертах: жестокая ссора, непомерные требования, безвыходное положение, необходимость как можно быстрее скрыться от всевидящих глаз влиятельного брата. Чего он не знал, так это сколь велико могущество Аластера.
– Если первый шаг сделаю я, ничего не изменится. Брат явится за мной сам, когда захочет примириться.
Першелл задумчиво вскинул брови.
– Все обстоит так скверно?
Хороший вопрос. Майкл не думал, что Аластер исполнит свои угрозы. Во время скандального развода родителей, когда семейные дрязги, взаимные обвинения и громкие разоблачения выплескивались на страницы газет, держа в напряжении жадную до сплетен публику, Аластер был для брата надежной скалой в бушующем море. Весь последний год Майкл всеми силами старался вернуть долг. В конечном счете даже его исчезновение должно было послужить брату на пользу. Разумеется, Аластер в самом скором времени поймет это. Он не предаст доверие, установившееся между братьями.
А если это все же случится…
Майкл легко простил бы грубое вмешательство в его частную жизнь, ведь Аластер действовал из любви к нему. Но, закрыв больницу, брат поступил бы низко и подло.
Пугающая мысль заставила Майкла похолодеть: за это он не смог бы простить Аластера.
– Скажем так, мой брат ведет себя не слишком дружелюбно.
Священник недоверчиво фыркнул.
– А вы?
Улыбнувшись, Майкл хотел было что-то возразить в ответ, как вдруг послышался окрик:
– Мистер Грей!
Протяжный выговор представительницы высшего общества застал его врасплох. Резко остановившись, Майкл обернулся. «Вот я и попался, – промелькнуло у него в голове. – Какая горькая ирония судьбы».
Однако приближалась к нему та самая незваная гостья, что измяла розовый куст в его саду на прошлой неделе. Майкла охватило неловкое чувство. Миссис Чаддерли была завзятой кокеткой, вдобавок чертовски соблазнительной. Неделю назад, разглядывая ее исцарапанные грязные руки, Майкл испытал непреодолимое желание вылизать их дочиста.
Впрочем, разумеется, это было бы негигиенично. Пришлось ему обработать царапины антисептическим средством.
– Божественное зрелище, – вздохнул Першелл. – Афродита, вышедшая из волн морских.
Майкл с подозрением покосился на приятеля.
– Это божество не годится для вашей церкви. И пристало ли священнику замечать подобные вещи?
Першелл рассмеялся.
– Ну, ведь я еще не умер, мистер Грей.
Миссис Чаддерли плавной походкой направилась к ним.
Майклу тотчас бросилось в глаза, что одета она нелепо, отнюдь не для прогулки по пыльным деревенским улочкам, в изысканное платье цвета спелого персика. За ней торопливо вышагивала высокая рыжеволосая девица, запыхавшаяся и явно рассерженная. В одной руке горничная несла корзинку, а в другой – зонтик от солнца, поднятый высоко над головой ее госпожи. Эту несуразную вещицу, слишком тонкую, чтобы защитить от палящих лучей, украшали пышные ленты в тон платью миссис Чаддерли.
Майкл кивнул изнуренной горничной, прежде чем поклониться вдове. Это был булавочный укол, но миссис Чаддерли его заметила: глаза ее сузились, а в следующий миг на губах заиграла широкая улыбка.
Сердце Майкла на мгновение замерло. Проклятие! И почему только вуали нынче не в моде? Неделю назад Майкл вообразил, будто глаза у этой вдовушки такие же темные, как ее волосы, но стоило ей разомкнуть веки, он с изумлением обнаружил, что на самом деле глаза у нее бледно-зеленые, цвета китайского нефрита, поднесенного к свету.
Теперь же, заглянув в них вновь, он испытал настоящее потрясение: красота этих глаз превосходила всякое воображение.
Майкл задержал дыхание, стараясь подавить бурю чувств, поднявшуюся в его душе. Эта женщина никогда не узнает, как жестоко унизила его на прошлой неделе. Каждое ее движение посылало к нему волну благоухающего тепла, от которого его тело становилось твердым как камень. К тому времени как миссис Браун вручила ему проклятую чашку с чаем, у него уже тряслись руки.
Ему и прежде случалось испытывать подобное страстное влечение. Но только не к пациентке. Боже упаси! Деревенская жизнь определенно не пошла ему на пользу.
– Миссис Чаддерли, – заговорил он. – Добрый день.
Вдова любезно ответила на приветствие, после чего, к удивлению Майкла, обратилась к священнику:
– Дичь уже забили?
Налетел легкий ветерок, взметнув кружевной ворот платья миссис Чаддерли и соблазнительно приоткрыв гладкую белую грудь. Майкл до боли стиснул кулак, чтобы отвлечься от неуместных мыслей.
– Да, конечно, – отозвался Першелл. – Я не раз справлялся насчет пирогов. Кухня в Хэвилленд-Холле готовит изысканные угощения для нашей завтрашней благотворительной ярмарки в школе.
Майкл неожиданно понял, что пастор обращается к нему.
– Вот как? – невнятно пробурчал он.
– Да, их пироги с клубникой знамениты на всю округу. И, видит Бог, не случайно!
– Мистер Грей убедился бы в этом сам, если бы принял мое приглашение на обед, – игриво заметила миссис Чаддерли. – Быть может, вам удастся его уговорить?
Майкл почувствовал, что краснеет под вопросительным взглядом Першелла.
– У миссис Чаддерли лучшая кухарка во всем Корнуолле, – заверил священник. – Как раз на прошлой неделе я отведал самого нежного и сочного перепела, какого только пробовал в жизни.
«Превосходно, ничего не скажешь. Теперь и священник уговаривает меня принять приглашение, исход которого предрешен: я попросту съем хозяйку дома». Минувшие несколько ночей Майкл только об этом и думал, представляя, как для начала жадно обхватывает губами сладкие пальчики миссис Чаддерли, один за другим…
– В тот день я приглашала на обед и мистера Грея, – с дразнящей улыбкой проговорила вдова. – Но увы, боюсь, он думает, будто, посидев за моим столом, подвергнет опасности свою бессмертную душу. Быть может, вы, мистер Першелл, дадите совет своему другу, ведь это по вашей части.
– Но я ничего подобного не думаю. – Черт побери, он взял неверный тон, проникновенный и игривый, под стать ее манере. Майкл сделал это непроизвольно, разумеется. Вторым сыновьям со слишком крупными носами остается лишь поднатореть в искусстве обольщения, если они желают пользоваться успехом у женщин. И при обычных обстоятельствах… видит Бог, Майкл приложил бы немало усилий, чтобы завоевать благосклонность этой особы.
Но данные обстоятельства не благоприятствовали ухаживаниям. Нахмурившись, Майкл прочистил горло. Он решительно не понимал ее интереса к нему. Миссис Чаддерли определенно не принадлежала к тому сорту женщин, что обращают внимание на скромных деревенских докторов.
Заметив испытующий взгляд Першелла, Майкл снова поклонился, стараясь изо всех сил изобразить равнодушие.
– Мадам, я могу лишь повторить, что опасаюсь навеять на вас скуку, едва ли я способен развлечь и оживить общество. – «Не забывайте, я всего лишь сельский лекарь».
– О, я в этом сомневаюсь, – возразила вдова, насмешливо приподняв брови. Она немного помолчала; затянувшаяся пауза лишь подчеркнула язвительность ее слов. Потом, рассмеявшись, миссис Чаддерли обернулась к служанке, чтобы взять зонтик. – Мейтер, я знаю, у вас есть какие-то дела в городе. Дайте мне корзинку, и я продолжу путь одна.
– Да, мадам, – отозвалась она, вручая корзину хозяйке. Резко повернувшись, Мейтер зашагала прочь.
Ее стремительный уход поразил не одного Майкла.
– Странная девушка, – проговорила вдова вслед служанке. Майкл с легким удивлением заметил, что в голосе ее слышалась скорее усмешка, нежели досада. – Мистер Першелл, я пришлю вам цветы и все остальное завтра к десяти утра.
– Благодарю вас, миссис Чаддерли. Смею надеяться, мы в самом скором времени увидим вас на воскресной службе. Нашим прихожанам так не хватает вашего общества.
– О, – беззаботно откликнулась вдова, – как-нибудь на днях паршивая овца вернется к стаду. Тогда вы сможете обратить грешницу на праведный путь! Мистер Грей, вы не прогуляетесь со мной?
«Чертовски скверная идея», – подумал Майкл, посмотрев на Першелла, но тот так и сиял от удовольствия, словно мальчишка, которого только что ущипнула за щеку самая пышногрудая коровница в деревне. С его стороны помощи ждать не приходилось.
– Возможно, меня дожидаются больные…
– Именно об этом я и хотела с вами поговорить, – встрепенулась миссис Чаддерли. – Сынишка Брауардов болен. Уверена, родители с благодарностью выслушают мнение врача.
Майкл прищурился, с подозрением оглядывая вдову. Эта особа дьявольски ловко расставляла сети. Улыбка ее казалась искренней и простодушной. Майкл выглядел бы полным ослом, отказавшись осмотреть мальчика. Более того, как врач он обязан был следовать этическим принципам. Стремление избежать ловушки и спасти собственную добродетель от посягательств этой опасной кокетки отступало перед необходимостью оказать помощь больному ребенку.
Майкл набрал в грудь побольше воздуха. Сдержанность. Ему придется проявить сдержанность. Добродетель, ему несвойственную. Да еще этот свежий деревенский воздух, будь он неладен!
– Ну конечно, – нехотя сказал он. – Я осмотрю мальчика.
– Прекрасно! – Бесцеремонно сунув корзинку Майклу в руки, вдова поспешила прочь. Струящееся платье придавало ее походке особую легкость. Изящные движения миссис Чаддерли напоминали… танец. Снова налетел ветер, и воспаленному воображению Майкла представилось, будто тонкий шелк обрисовал точеную ножку и округлое бедро.
«Похоже, воздержание убьет меня задолго до появления Аластера», – с тоской заметил он про себя.
У юного Дэниела была легкая лихорадка, но мальчик обнаружил здоровый аппетит, набросившись на корзинку с пирожными миссис Чаддерли, и Майкл искренне заверил его родителей, что больной скоро поправится. Миссис Брауард, женщина на сносях, настояла на чае, и полчаса спустя, опустошив две чашки, Майкл все еще сидел на маленьком стульчике, отчаянно пытаясь поудобнее устроить ноги. Несносная мебель, предназначенная для какого-то коротышки, доставляла ему изрядные мучения.
А может быть, его мучила мысль о том, что вдова медленно, но неуклонно, одно за другим, разрушала все его оборонительные укрепления. Дамы-благотворительницы никогда не вызывали у него особой симпатии: слишком часто их благие намерения перечеркивала нескрываемая неприязнь к объектам их жалости. Однако миссис Чаддерли, похоже, в обществе Брауардов держалась по-домашнему свободно и непринужденно, поэтому за столом царило веселое оживление. Миссис Брауард, придерживая рукой огромный живот, спрашивала, не предложит ли гостья какое-нибудь имя для ребенка. Юная мисс Брауард жадно интересовалась мнением миссис Чаддерли о лондонской моде. Многочисленные детишки тянули вдову за юбки в разные стороны. Наконец послышался треск рвущейся ткани. Миссис Брауард ахнула и принялась отгонять маленьких шалунов, но миссис Чаддерли только рассмеялась.
Вдова посещала Брауардов явно не в первый раз. И не в последний, судя по сердечным приглашениям, которыми напутствовала ее хозяйка, когда гости наконец направились к дверям. Миссис Брауард надеялась вновь увидеть свою благодетельницу вскоре после рождения младенца.
– Что ж, – проговорил Майкл, когда они вышли на деревенскую улочку. Как выяснилось, миссис Чаддерли нравилось общество фермеров. Это лишь добавляло ей привлекательности в глазах Майкла. И тем скорее ему следовало распрощаться с ней. Этого требовали обстоятельства. – Меня ждут другие пациенты. Позвольте проститься с вами.
Миссис Чаддерли, занятая распутыванием лент на зонтике, искоса взглянула на доктора.
– Вы уже убегаете?
– На вашем зонтике столько лент. – Чуть помедлив, Майкл добавил: – Они для чего-то нужны?
Вдова рассмеялась.
– Это красиво. Вот для чего они предназначены.
В таком случае в лентах не было никакого проку. Миссис Чаддерли не нуждалась в украшениях, их с лихвой заменяли ее глаза. Удивительные, бледно-зеленые, чуть раскосые, с приподнятыми к вискам уголками. Майклу невольно вспомнились скульптуры кошек в египетском крыле Британского музея. Эти умудренные жизнью глаза были, казалось, много старше лица, сохранившего свежесть юности.
Майклу вдруг вспомнились слезы миссис Чаддерли, пролитые неделю назад. Что заставило плакать эту женщину? Что… или кто?
«Это тебя не касается».
– В любом случае нам с вами по пути. Разве мы не можем идти вместе?
Тряхнув зонтиком в последний раз, вдова направилась вниз по дорожке. Разумеется, она не оглянулась, полагая, подобно всякой красавице, что доктор последует за ней.
Дома их и вправду находились в одной стороне. Майкл не сумел выдумать предлог, чтобы вернуться в город, а потому со вздохом отправился следом за вдовой, уподобившись, должно быть, всем прочим мужчинам, встречавшимся ей на пути.
– Кажется, вы близко знакомы с Брауардами, – заметил он, поравнявшись с миссис Чаддерли. Весьма необычно. Большинство землевладельцев пытается отстраниться от своих арендаторов.
– Так и есть, – отозвалась вдова. – Я оплачиваю обучение их старших сыновей. Юноши подают большие надежды. Один учится в Харрингтоне, а другой изучает медицину в Университетском колледже Лондонского университета. Я знаю Мэри и Томаса – супругов Брауард с тех пор, как мы были детьми.
– А-а, так вы выросли в этих местах.
– Я проводила здесь зимы. Разве вы не знали? – Миссис Чаддерли вздохнула. – А я-то воображала, будто в Босбри только и говорят что о моей персоне.
Она горько улыбнулась, будто посмеиваясь над самой собой, что необычайно понравилось Майклу. Благие намерения боролись в нем с привычкой. Привычка одержала верх.
– В это трудно поверить, – галантно заметил он.
Наградой ему был трепет темных ресниц.
– Как любезно с вашей стороны. На самом деле Брауарды приходятся мне родней по матери. Мой отец купил Хэвилленд-Холл, чтобы матушка не слишком тосковала по дому.
Стало быть, отец миссис Чаддерли пошел на мезальянс. Удивительно, что она упоминает об этом мимоходом, как о пустяке, не заслуживающем внимания.
– Понимаю.
Вдова насмешливо изогнула бровь.
– О да, уверена, вы понимаете. Разумеется, не самая блестящая партия для моего отца. Его родные не скрывали досады. Но… – Миссис Чаддерли криво усмехнулась. – Матушка с отцом безумно любили друг друга. В конце концов они покорили даже самых твердокаменных противников их брака из отцовской родни.
Будучи циником, Майкл недоверчиво хмыкнул про себя. Такие истории нравятся доверчивым простакам.
– Выходит, вы состоите в родстве с некоторыми из своих арендаторов. Должно быть, это создает известные трудности.
Голос вдовы прозвучал немного резко:
– Думаю, раздоры возникают, когда землевладелец несправедлив.
Это небрежно оброненное замечание неожиданно уязвило Майкла. Уж не хочет ли она сказать, что его семья несправедливо обходится с людьми? Разумеется, вдова считает его простым доктором, и все же…
– Когда цены на зерно падают, поневоле приходится сокращать расходы. В подобных случаях возникают неизбежные разногласия между землевладельцами и фермерами.
Миссис Чаддерли издала короткий смешок.
– Вы рассуждаете как университетский профессор.
Силы небесные! Он рассуждал в точности как Аластер.
– Боже упаси, сударыня!
– Или… как человек, которому доводилось управлять землей? – Миссис Чаддерли выжидающе замолчала, пытаясь вызвать Майкла на откровенность, но когда тот не ответил, язвительно добавила: – На севере, не иначе.
Вот как? Улыбка Майкла стала шире. Его скрытность определенно досаждала вдове.
– О, да у вас превосходная память. Действительно на севере.
Глаза миссис Чаддерли сузились.
– Похоже, вы меня поддразниваете.
– Быть может, вы и правы. – Заметив, что лицо вдовы залилось краской, а ее восхитительные глаза внимательно его изучают, Майкл почувствовал нелепую мальчишескую радость. Вскинув брови, он задержал взгляд на пылающих щеках спутницы.
В самом деле, для признанной красавицы она на удивление легко выходила из себя. Майкл невольно поймал себя на мысли, что сердить ее – занятие на редкость увлекательное.
– А теперь вы меня разглядываете, – раздраженно бросила вдова.
– Уверен, вам это не внове. Вы привыкли к общему вниманию. Полагаю, разглядывание – едва ли не обязательный ритуал.
Вдовушка и не подумала изобразить смущение, она даже бровью не повела.
– Я ко многому привыкла, – отчеканила она. – Например, к вежливым беседам, которые обычно начинаются с упоминания о месте рождения. Но возможно, подобное изящество манер встречается лишь на юге страны. Надеюсь, вы просветите меня на сей счет.
О, да эта женщина умна. Майкл смутно припоминал рассказы о ее безрассудствах, но не о ее уме. Подобная несправедливость далеко не редкость.
– Это верно, мы, северяне, известные молчуны, грубые дикари. Но, уверяю вас, наши варварские обычаи остались в прошлом со времен покорения пиктов, так что со мной вы в полной безопасности.
– Ах, я вовсе не считаю вас дикарем, – сладко проворковала вдова. – На самом деле вы, кажется, принадлежите к числу высокоразвитых существ – человек, который не любит поговорить о себе. Пожалуй, я никогда раньше не встречала людей, подобных вам!
Майкл рассмеялся. Лишь жалкие остатки здравого смысла сдерживали его язык, готовый развязаться, ибо чутье подсказывало ему, что удержать внимание подобной женщины возможно, только безудержно болтая, не давая ей повода отвернуться.
Боже, она была прекрасна! Интересно, на какие безумства она способна? Майкл на мгновение представил миссис Чаддерли танцующей на столе обнаженной, с одной лишь ниткой черного жемчуга на шее. Увы, это было бы слишком по-парижски, даже для нее.
– Вы находите меня забавной? – с довольной улыбкой спросила вдова.
– Я нахожу вас на удивление стойкой. Не всякая женщина решится разделить общество грубого северянина.
Миссис Чаддерли насмешливо сморщила нос.
– Вы не похожи на того варвара, за которого себя выдаете. Ваше обхождение свидетельствует о хорошем воспитании, а походка выдает многолетние занятия спортом. Должно быть, крикетом?
Лоренс Першелл принадлежал к той редкой породе священнослужителей, которых приводит в церковь вера, а не финансовые соображения. Но Бог занимал мало места в разговорах двух друзей, и в тот день, как обычно, они рассуждали о политике и о спорте. Оба приятеля живо интересовались скачками, и тот факт, что ни один из них не мог позволить себе потворствовать этому увлечению, возможно, лишь подогревал их интерес. Майкл и его товарищ сходились во мнении (которое, не имея склонности к самоубийству, они предпочитали держать при себе), что регби превосходит крикет, поскольку требует от спортсмена большей ловкости и силы. Политические воззрения их тоже совпадали. Оба признавали, что ирландский вопрос требует скорейшего разрешения, и считали наилучшим выходом – предоставить этому народу независимость. Вместе с тем, однако, приятели весьма одобрительно отзывались об армии.
– Военная служба была моим вторым призванием, – сознался Першелл, когда друзья вышли из кабачка на яркий солнечный свет. – В четырнадцать лет я твердо верил, что когда-нибудь стану генералом.
– Помнится, и я в этом возрасте мечтал о том же, – откликнулся Майкл. Ничто так не радует мальчишку, растущего с мечтой о мести, как надежда завладеть ружьем. Правда, как верно заметил Аластер, дуэли давным-давно объявили вне закона, а кроме того, бой был бы неравным, поскольку отец Майкла в свое время считался отменным стрелком.
– Что же вас тогда остановило?
Майкл пожал плечами.
– Решил спасать жизни, вместо того чтобы отнимать их. – Вдобавок его попытка вступить в пехотный полк провалилась из-за вмешательства Аластера. Стараниями брата его зачислили в королевскую конную гвардию, но Майкл не пожелал пополнить ряды гвардейцев, чтобы вечно прятаться в тени Букингемского дворца.
Чертовски трудно чего-то добиться в жизни, когда твой брат постоянно норовит купить тебе успех. Все годы обучения в университете Майкл тщетно пытался вырваться из-под чрезмерной опеки брата, приводившей его в ярость. Однако со временем взгляды его изменились. В детстве Аластер заменял брату и отца, и мать, защищая Майкла от худших проявлений родительской невоздержанности. Со столь давно укоренившейся привычкой трудно расстаться.
До недавнего времени Майкл охотно позволял брату поступать, как ему вздумается.
– Что ж, думаю, нам обоим здорово повезло, – заключил Першелл. – Если б нас зачислили в армию, мы наверняка умерли бы от дизентерии в первую же неделю. – Майкл рассмеялся, и священник добавил: – Да мне ли жаловаться? Я оказался в деревне самого Господа, надеюсь, вы простите мне это невольное святотатство.
Першелл обвел глазами окрестности. Деревушка Босбри тянулась вдоль пологого известнякового склона. Лавки с яркими фасадами и увитые цветами домики лепились друг к другу по обеим сторонам дороги, ведущей вверх, к вершине Босбри-Хилл, где возвышалась древняя пирамида из камней. По другую сторону холма мощенная булыжником улочка сбегала вниз, к мосту через речку Кьюби, журчащий стремительный поток, сверкающий в лучах полуденного солнца.
– И впрямь довольно живописно, – пробормотал Майкл. Красота окружающего пейзажа его не трогала, вызывая лишь нетерпение и досаду. Не здесь ему надлежало быть, а с теми, кто от него зависел, кто не мог обойтись без его помощи. Пусть Аластер выделял средства на больницу, но работал в ней Майкл, спасая человеческие жизни, и благодаря его подходам к лечению смертность среди пациентов удалось сократить до рекордно низкого уровня.
Проклятие! Он отчаянно хотел вернуться в Лондон. Деревенский воздух казался ему слишком свежим, а местные жители – чересчур здоровыми, вдобавок время здесь текло нестерпимо медленно и лениво. Майкл хорошо знал своего брата. Он не сомневался, что разгадка тайны его исчезновения живо исцелит Аластера, но ожидание терзало его необычайно.
И будто прочитав его мысли, Першелл произнес:
– От вашего брата нет известий?
Майкл покачал головой. Священник знал его историю в общих чертах: жестокая ссора, непомерные требования, безвыходное положение, необходимость как можно быстрее скрыться от всевидящих глаз влиятельного брата. Чего он не знал, так это сколь велико могущество Аластера.
– Если первый шаг сделаю я, ничего не изменится. Брат явится за мной сам, когда захочет примириться.
Першелл задумчиво вскинул брови.
– Все обстоит так скверно?
Хороший вопрос. Майкл не думал, что Аластер исполнит свои угрозы. Во время скандального развода родителей, когда семейные дрязги, взаимные обвинения и громкие разоблачения выплескивались на страницы газет, держа в напряжении жадную до сплетен публику, Аластер был для брата надежной скалой в бушующем море. Весь последний год Майкл всеми силами старался вернуть долг. В конечном счете даже его исчезновение должно было послужить брату на пользу. Разумеется, Аластер в самом скором времени поймет это. Он не предаст доверие, установившееся между братьями.
А если это все же случится…
Майкл легко простил бы грубое вмешательство в его частную жизнь, ведь Аластер действовал из любви к нему. Но, закрыв больницу, брат поступил бы низко и подло.
Пугающая мысль заставила Майкла похолодеть: за это он не смог бы простить Аластера.
– Скажем так, мой брат ведет себя не слишком дружелюбно.
Священник недоверчиво фыркнул.
– А вы?
Улыбнувшись, Майкл хотел было что-то возразить в ответ, как вдруг послышался окрик:
– Мистер Грей!
Протяжный выговор представительницы высшего общества застал его врасплох. Резко остановившись, Майкл обернулся. «Вот я и попался, – промелькнуло у него в голове. – Какая горькая ирония судьбы».
Однако приближалась к нему та самая незваная гостья, что измяла розовый куст в его саду на прошлой неделе. Майкла охватило неловкое чувство. Миссис Чаддерли была завзятой кокеткой, вдобавок чертовски соблазнительной. Неделю назад, разглядывая ее исцарапанные грязные руки, Майкл испытал непреодолимое желание вылизать их дочиста.
Впрочем, разумеется, это было бы негигиенично. Пришлось ему обработать царапины антисептическим средством.
– Божественное зрелище, – вздохнул Першелл. – Афродита, вышедшая из волн морских.
Майкл с подозрением покосился на приятеля.
– Это божество не годится для вашей церкви. И пристало ли священнику замечать подобные вещи?
Першелл рассмеялся.
– Ну, ведь я еще не умер, мистер Грей.
Миссис Чаддерли плавной походкой направилась к ним.
Майклу тотчас бросилось в глаза, что одета она нелепо, отнюдь не для прогулки по пыльным деревенским улочкам, в изысканное платье цвета спелого персика. За ней торопливо вышагивала высокая рыжеволосая девица, запыхавшаяся и явно рассерженная. В одной руке горничная несла корзинку, а в другой – зонтик от солнца, поднятый высоко над головой ее госпожи. Эту несуразную вещицу, слишком тонкую, чтобы защитить от палящих лучей, украшали пышные ленты в тон платью миссис Чаддерли.
Майкл кивнул изнуренной горничной, прежде чем поклониться вдове. Это был булавочный укол, но миссис Чаддерли его заметила: глаза ее сузились, а в следующий миг на губах заиграла широкая улыбка.
Сердце Майкла на мгновение замерло. Проклятие! И почему только вуали нынче не в моде? Неделю назад Майкл вообразил, будто глаза у этой вдовушки такие же темные, как ее волосы, но стоило ей разомкнуть веки, он с изумлением обнаружил, что на самом деле глаза у нее бледно-зеленые, цвета китайского нефрита, поднесенного к свету.
Теперь же, заглянув в них вновь, он испытал настоящее потрясение: красота этих глаз превосходила всякое воображение.
Майкл задержал дыхание, стараясь подавить бурю чувств, поднявшуюся в его душе. Эта женщина никогда не узнает, как жестоко унизила его на прошлой неделе. Каждое ее движение посылало к нему волну благоухающего тепла, от которого его тело становилось твердым как камень. К тому времени как миссис Браун вручила ему проклятую чашку с чаем, у него уже тряслись руки.
Ему и прежде случалось испытывать подобное страстное влечение. Но только не к пациентке. Боже упаси! Деревенская жизнь определенно не пошла ему на пользу.
– Миссис Чаддерли, – заговорил он. – Добрый день.
Вдова любезно ответила на приветствие, после чего, к удивлению Майкла, обратилась к священнику:
– Дичь уже забили?
Налетел легкий ветерок, взметнув кружевной ворот платья миссис Чаддерли и соблазнительно приоткрыв гладкую белую грудь. Майкл до боли стиснул кулак, чтобы отвлечься от неуместных мыслей.
– Да, конечно, – отозвался Першелл. – Я не раз справлялся насчет пирогов. Кухня в Хэвилленд-Холле готовит изысканные угощения для нашей завтрашней благотворительной ярмарки в школе.
Майкл неожиданно понял, что пастор обращается к нему.
– Вот как? – невнятно пробурчал он.
– Да, их пироги с клубникой знамениты на всю округу. И, видит Бог, не случайно!
– Мистер Грей убедился бы в этом сам, если бы принял мое приглашение на обед, – игриво заметила миссис Чаддерли. – Быть может, вам удастся его уговорить?
Майкл почувствовал, что краснеет под вопросительным взглядом Першелла.
– У миссис Чаддерли лучшая кухарка во всем Корнуолле, – заверил священник. – Как раз на прошлой неделе я отведал самого нежного и сочного перепела, какого только пробовал в жизни.
«Превосходно, ничего не скажешь. Теперь и священник уговаривает меня принять приглашение, исход которого предрешен: я попросту съем хозяйку дома». Минувшие несколько ночей Майкл только об этом и думал, представляя, как для начала жадно обхватывает губами сладкие пальчики миссис Чаддерли, один за другим…
– В тот день я приглашала на обед и мистера Грея, – с дразнящей улыбкой проговорила вдова. – Но увы, боюсь, он думает, будто, посидев за моим столом, подвергнет опасности свою бессмертную душу. Быть может, вы, мистер Першелл, дадите совет своему другу, ведь это по вашей части.
– Но я ничего подобного не думаю. – Черт побери, он взял неверный тон, проникновенный и игривый, под стать ее манере. Майкл сделал это непроизвольно, разумеется. Вторым сыновьям со слишком крупными носами остается лишь поднатореть в искусстве обольщения, если они желают пользоваться успехом у женщин. И при обычных обстоятельствах… видит Бог, Майкл приложил бы немало усилий, чтобы завоевать благосклонность этой особы.
Но данные обстоятельства не благоприятствовали ухаживаниям. Нахмурившись, Майкл прочистил горло. Он решительно не понимал ее интереса к нему. Миссис Чаддерли определенно не принадлежала к тому сорту женщин, что обращают внимание на скромных деревенских докторов.
Заметив испытующий взгляд Першелла, Майкл снова поклонился, стараясь изо всех сил изобразить равнодушие.
– Мадам, я могу лишь повторить, что опасаюсь навеять на вас скуку, едва ли я способен развлечь и оживить общество. – «Не забывайте, я всего лишь сельский лекарь».
– О, я в этом сомневаюсь, – возразила вдова, насмешливо приподняв брови. Она немного помолчала; затянувшаяся пауза лишь подчеркнула язвительность ее слов. Потом, рассмеявшись, миссис Чаддерли обернулась к служанке, чтобы взять зонтик. – Мейтер, я знаю, у вас есть какие-то дела в городе. Дайте мне корзинку, и я продолжу путь одна.
– Да, мадам, – отозвалась она, вручая корзину хозяйке. Резко повернувшись, Мейтер зашагала прочь.
Ее стремительный уход поразил не одного Майкла.
– Странная девушка, – проговорила вдова вслед служанке. Майкл с легким удивлением заметил, что в голосе ее слышалась скорее усмешка, нежели досада. – Мистер Першелл, я пришлю вам цветы и все остальное завтра к десяти утра.
– Благодарю вас, миссис Чаддерли. Смею надеяться, мы в самом скором времени увидим вас на воскресной службе. Нашим прихожанам так не хватает вашего общества.
– О, – беззаботно откликнулась вдова, – как-нибудь на днях паршивая овца вернется к стаду. Тогда вы сможете обратить грешницу на праведный путь! Мистер Грей, вы не прогуляетесь со мной?
«Чертовски скверная идея», – подумал Майкл, посмотрев на Першелла, но тот так и сиял от удовольствия, словно мальчишка, которого только что ущипнула за щеку самая пышногрудая коровница в деревне. С его стороны помощи ждать не приходилось.
– Возможно, меня дожидаются больные…
– Именно об этом я и хотела с вами поговорить, – встрепенулась миссис Чаддерли. – Сынишка Брауардов болен. Уверена, родители с благодарностью выслушают мнение врача.
Майкл прищурился, с подозрением оглядывая вдову. Эта особа дьявольски ловко расставляла сети. Улыбка ее казалась искренней и простодушной. Майкл выглядел бы полным ослом, отказавшись осмотреть мальчика. Более того, как врач он обязан был следовать этическим принципам. Стремление избежать ловушки и спасти собственную добродетель от посягательств этой опасной кокетки отступало перед необходимостью оказать помощь больному ребенку.
Майкл набрал в грудь побольше воздуха. Сдержанность. Ему придется проявить сдержанность. Добродетель, ему несвойственную. Да еще этот свежий деревенский воздух, будь он неладен!
– Ну конечно, – нехотя сказал он. – Я осмотрю мальчика.
– Прекрасно! – Бесцеремонно сунув корзинку Майклу в руки, вдова поспешила прочь. Струящееся платье придавало ее походке особую легкость. Изящные движения миссис Чаддерли напоминали… танец. Снова налетел ветер, и воспаленному воображению Майкла представилось, будто тонкий шелк обрисовал точеную ножку и округлое бедро.
«Похоже, воздержание убьет меня задолго до появления Аластера», – с тоской заметил он про себя.
У юного Дэниела была легкая лихорадка, но мальчик обнаружил здоровый аппетит, набросившись на корзинку с пирожными миссис Чаддерли, и Майкл искренне заверил его родителей, что больной скоро поправится. Миссис Брауард, женщина на сносях, настояла на чае, и полчаса спустя, опустошив две чашки, Майкл все еще сидел на маленьком стульчике, отчаянно пытаясь поудобнее устроить ноги. Несносная мебель, предназначенная для какого-то коротышки, доставляла ему изрядные мучения.
А может быть, его мучила мысль о том, что вдова медленно, но неуклонно, одно за другим, разрушала все его оборонительные укрепления. Дамы-благотворительницы никогда не вызывали у него особой симпатии: слишком часто их благие намерения перечеркивала нескрываемая неприязнь к объектам их жалости. Однако миссис Чаддерли, похоже, в обществе Брауардов держалась по-домашнему свободно и непринужденно, поэтому за столом царило веселое оживление. Миссис Брауард, придерживая рукой огромный живот, спрашивала, не предложит ли гостья какое-нибудь имя для ребенка. Юная мисс Брауард жадно интересовалась мнением миссис Чаддерли о лондонской моде. Многочисленные детишки тянули вдову за юбки в разные стороны. Наконец послышался треск рвущейся ткани. Миссис Брауард ахнула и принялась отгонять маленьких шалунов, но миссис Чаддерли только рассмеялась.
Вдова посещала Брауардов явно не в первый раз. И не в последний, судя по сердечным приглашениям, которыми напутствовала ее хозяйка, когда гости наконец направились к дверям. Миссис Брауард надеялась вновь увидеть свою благодетельницу вскоре после рождения младенца.
– Что ж, – проговорил Майкл, когда они вышли на деревенскую улочку. Как выяснилось, миссис Чаддерли нравилось общество фермеров. Это лишь добавляло ей привлекательности в глазах Майкла. И тем скорее ему следовало распрощаться с ней. Этого требовали обстоятельства. – Меня ждут другие пациенты. Позвольте проститься с вами.
Миссис Чаддерли, занятая распутыванием лент на зонтике, искоса взглянула на доктора.
– Вы уже убегаете?
– На вашем зонтике столько лент. – Чуть помедлив, Майкл добавил: – Они для чего-то нужны?
Вдова рассмеялась.
– Это красиво. Вот для чего они предназначены.
В таком случае в лентах не было никакого проку. Миссис Чаддерли не нуждалась в украшениях, их с лихвой заменяли ее глаза. Удивительные, бледно-зеленые, чуть раскосые, с приподнятыми к вискам уголками. Майклу невольно вспомнились скульптуры кошек в египетском крыле Британского музея. Эти умудренные жизнью глаза были, казалось, много старше лица, сохранившего свежесть юности.
Майклу вдруг вспомнились слезы миссис Чаддерли, пролитые неделю назад. Что заставило плакать эту женщину? Что… или кто?
«Это тебя не касается».
– В любом случае нам с вами по пути. Разве мы не можем идти вместе?
Тряхнув зонтиком в последний раз, вдова направилась вниз по дорожке. Разумеется, она не оглянулась, полагая, подобно всякой красавице, что доктор последует за ней.
Дома их и вправду находились в одной стороне. Майкл не сумел выдумать предлог, чтобы вернуться в город, а потому со вздохом отправился следом за вдовой, уподобившись, должно быть, всем прочим мужчинам, встречавшимся ей на пути.
– Кажется, вы близко знакомы с Брауардами, – заметил он, поравнявшись с миссис Чаддерли. Весьма необычно. Большинство землевладельцев пытается отстраниться от своих арендаторов.
– Так и есть, – отозвалась вдова. – Я оплачиваю обучение их старших сыновей. Юноши подают большие надежды. Один учится в Харрингтоне, а другой изучает медицину в Университетском колледже Лондонского университета. Я знаю Мэри и Томаса – супругов Брауард с тех пор, как мы были детьми.
– А-а, так вы выросли в этих местах.
– Я проводила здесь зимы. Разве вы не знали? – Миссис Чаддерли вздохнула. – А я-то воображала, будто в Босбри только и говорят что о моей персоне.
Она горько улыбнулась, будто посмеиваясь над самой собой, что необычайно понравилось Майклу. Благие намерения боролись в нем с привычкой. Привычка одержала верх.
– В это трудно поверить, – галантно заметил он.
Наградой ему был трепет темных ресниц.
– Как любезно с вашей стороны. На самом деле Брауарды приходятся мне родней по матери. Мой отец купил Хэвилленд-Холл, чтобы матушка не слишком тосковала по дому.
Стало быть, отец миссис Чаддерли пошел на мезальянс. Удивительно, что она упоминает об этом мимоходом, как о пустяке, не заслуживающем внимания.
– Понимаю.
Вдова насмешливо изогнула бровь.
– О да, уверена, вы понимаете. Разумеется, не самая блестящая партия для моего отца. Его родные не скрывали досады. Но… – Миссис Чаддерли криво усмехнулась. – Матушка с отцом безумно любили друг друга. В конце концов они покорили даже самых твердокаменных противников их брака из отцовской родни.
Будучи циником, Майкл недоверчиво хмыкнул про себя. Такие истории нравятся доверчивым простакам.
– Выходит, вы состоите в родстве с некоторыми из своих арендаторов. Должно быть, это создает известные трудности.
Голос вдовы прозвучал немного резко:
– Думаю, раздоры возникают, когда землевладелец несправедлив.
Это небрежно оброненное замечание неожиданно уязвило Майкла. Уж не хочет ли она сказать, что его семья несправедливо обходится с людьми? Разумеется, вдова считает его простым доктором, и все же…
– Когда цены на зерно падают, поневоле приходится сокращать расходы. В подобных случаях возникают неизбежные разногласия между землевладельцами и фермерами.
Миссис Чаддерли издала короткий смешок.
– Вы рассуждаете как университетский профессор.
Силы небесные! Он рассуждал в точности как Аластер.
– Боже упаси, сударыня!
– Или… как человек, которому доводилось управлять землей? – Миссис Чаддерли выжидающе замолчала, пытаясь вызвать Майкла на откровенность, но когда тот не ответил, язвительно добавила: – На севере, не иначе.
Вот как? Улыбка Майкла стала шире. Его скрытность определенно досаждала вдове.
– О, да у вас превосходная память. Действительно на севере.
Глаза миссис Чаддерли сузились.
– Похоже, вы меня поддразниваете.
– Быть может, вы и правы. – Заметив, что лицо вдовы залилось краской, а ее восхитительные глаза внимательно его изучают, Майкл почувствовал нелепую мальчишескую радость. Вскинув брови, он задержал взгляд на пылающих щеках спутницы.
В самом деле, для признанной красавицы она на удивление легко выходила из себя. Майкл невольно поймал себя на мысли, что сердить ее – занятие на редкость увлекательное.
– А теперь вы меня разглядываете, – раздраженно бросила вдова.
– Уверен, вам это не внове. Вы привыкли к общему вниманию. Полагаю, разглядывание – едва ли не обязательный ритуал.
Вдовушка и не подумала изобразить смущение, она даже бровью не повела.
– Я ко многому привыкла, – отчеканила она. – Например, к вежливым беседам, которые обычно начинаются с упоминания о месте рождения. Но возможно, подобное изящество манер встречается лишь на юге страны. Надеюсь, вы просветите меня на сей счет.
О, да эта женщина умна. Майкл смутно припоминал рассказы о ее безрассудствах, но не о ее уме. Подобная несправедливость далеко не редкость.
– Это верно, мы, северяне, известные молчуны, грубые дикари. Но, уверяю вас, наши варварские обычаи остались в прошлом со времен покорения пиктов, так что со мной вы в полной безопасности.
– Ах, я вовсе не считаю вас дикарем, – сладко проворковала вдова. – На самом деле вы, кажется, принадлежите к числу высокоразвитых существ – человек, который не любит поговорить о себе. Пожалуй, я никогда раньше не встречала людей, подобных вам!
Майкл рассмеялся. Лишь жалкие остатки здравого смысла сдерживали его язык, готовый развязаться, ибо чутье подсказывало ему, что удержать внимание подобной женщины возможно, только безудержно болтая, не давая ей повода отвернуться.
Боже, она была прекрасна! Интересно, на какие безумства она способна? Майкл на мгновение представил миссис Чаддерли танцующей на столе обнаженной, с одной лишь ниткой черного жемчуга на шее. Увы, это было бы слишком по-парижски, даже для нее.
– Вы находите меня забавной? – с довольной улыбкой спросила вдова.
– Я нахожу вас на удивление стойкой. Не всякая женщина решится разделить общество грубого северянина.
Миссис Чаддерли насмешливо сморщила нос.
– Вы не похожи на того варвара, за которого себя выдаете. Ваше обхождение свидетельствует о хорошем воспитании, а походка выдает многолетние занятия спортом. Должно быть, крикетом?