Страница:
– Регби, – опрометчиво отозвался Майкл.
– А-а. – В голосе вдовы звучало торжество, и неудивительно. В регби играют в основном ученики привилегированных школ. Но Майкл не собирался так легко сдаваться.
– Обычная игра на севере Англии, – заявил он. – Мистер Першелл тоже играл в нее, будучи мальчишкой.
– О, не сомневаюсь. И все же… я нахожу, что в ваших манерах подозрительно много лоска для дикаря и невежи. С другой стороны, ваш наряд… – Миссис Чаддерли удрученно покачала головой. – Знаете, у нас в Босбри есть превосходный галантерейщик. Вы только что встретили его жену.
Майкл оглушительно расхохотался, не в силах сдержаться.
– Женщина, которая прямо говорит, что думает! Миссис Чаддерли, если я принадлежу к редкой породе, то вы – тем более.
Она широко улыбнулась.
– В таком случае мы с вами пара хоть куда! Впрочем, вы, как я понимаю, предпочитаете оставаться загадкой, тогда как я – открытая книга.
Майкл чувствовал себя неловко, прибегая ко лжи. Не то чтобы его мучило сознание вины. Он прибегнул к маскараду, выдав себя за скромного мистера Грея, отчасти из-за брата: воспользуйся Майкл своим настоящим именем, по Лондону неизбежно поползли бы слухи, что брат герцога Марвика оставил больницу ради тихой жизни на лоне природы в Корнуолле, и вездесущие газетчики принялись бы докапываться до причин. Он не желал превращать Аластера в мишень для сплетен, разве что брат не оставил бы ему иного выбора. К тому же… дав повод для пересудов, Майкл безрассудно пустил бы в ход свое единственное оружие в этой нелепой игре, затеянной братьями. Это было бы пустым расточительством.
Но благоразумным побуждениям редко сопутствует спокойное расположение духа. Майклу следовало быть в Лондоне. Это какое-то безумие, чистый абсурд!
– Напротив, сударыня, – возразил он. – Я весь перед вами. Таков, каким вы меня видите. Если в моей жизни и есть тайны, то только врачебные. Правда, на прошлой неделе со мной случилось одно загадочное происшествие, но в последующие дни розовые кусты в моем саду принесли мне одно разочарование.
Он ожидал услышать жеманный ответ или даже колкость, подсказанную замешательством. Но миссис Чаддерли удивленно взглянула на него и рассмеялась. У Майкла перехватило дыхание. Он невольно замер, глядя на свою спутницу во все глаза. О, этот смех! Не вежливый сдержанный звук, приглушенный ладонью, который обычно издают светские дамы, а громогласный хохот, лишенный и тени смущения. Эта женщина смеялась, трясясь всем телом, словно трактирная служанка за стойкой бара.
Возможно, в душе она все-таки была парижанкой.
На мгновение Майкл позволил себе допустить подобную вероятность и ощутить ее последствия – жаркий огонь желания, упоительное головокружение. Гулять солнечным днем с прекрасной женщиной, которая смотрела на него так, будто он самая восхитительная загадка из всех, что ей доводилось встречать, и смеялась над оброненной им немудреной шуткой, словно в жизни не слышала ничего забавнее…
Майкл резко одернул себя. Проклятые романтические фантазии не раз навлекали на него неприятности, из которых впоследствии приходилось долго выпутываться. То, что после пятиминутной беседы он принимал за совершенство, оказывалось на поверку лишь красивой маской, за которой скрывался сущий кошмар. Очарование рассеивалось.
Вдобавок миссис Чаддерли ничего о нем не знала. Она дразнила его, кокетничая напропалую, по привычке, в силу характера. Наверняка она вела бы себя точно так же и с самым дремучим крестьянином. Майкл относился к этому с пониманием, более того, с одобрением. Миссис Чаддерли отнюдь не была снобом. Эта женщина жила, срывая цветы удовольствия.
– Вам нужно осмотреть других пациентов? – спросила она. – Если нет, я с радостью покажу вам окрестности.
Проклятие! При других обстоятельствах Майкл не задумываясь принял бы приглашение вдовы и постарался бы ее развлечь.
– По правде говоря…
– Вам принесет немалую выгоду, если вас увидят со мной, – живо добавила миссис Чаддерли. – Это послужит вам лучшей рекомендацией, так и знайте. Вам еще предстоит убедиться, что люди в здешних местах не доверяют чужакам, как бы ни был чужак сведущ в медицине.
– Я чрезвычайно признателен вам за великодушное предложение, однако…
– Сегодня выдался дивный день, и мне страсть как хочется показать вам одно из моих любимейших мест, – продолжала вдова. Веселая беззаботность в ее голосе неожиданно пробудила в Майкле ту же легкость, живость, желание рассмеяться. Впервые за последние месяцы он вдруг почувствовал себя необычайно юным и с удивлением заметил, что улыбается.
Ну… почему бы не прогуляться с ней? Майкл откровенно скучал. У него не было ни пациентов, ни книг, чтобы занять себя чтением. Поддаться влечению еще не значит пуститься во все тяжкие. А более продолжительное знакомство с вдовой наверняка погасит его пылкий интерес к ней.
Вдобавок обидеть ее отказом было бы неблагоразумно. Если самые именитые жители Босбри начнут порочить его репутацию, это отпугнет всех пациентов. Тогда ему и впрямь придется несладко.
О да, его рассуждения казались вполне здравыми, лишенными тайных мотивов. Майкл закусил губу.
– Хорошо. Если это недалеко.
– Отсюда рукой подать.
Несколько часов спустя, бредя бок о бок, они вышли к цветущему лугу.
– Мои владения начинаются от этой живой изгороди.
Майкл огляделся. С этого места невозможно было увидеть Хэвилленд-Холл, но пейзаж показался ему очаровательным. Лето коснулось полей своим теплым дыханием, над высокой колышущейся травой порхали бабочки.
– Чудесный уголок.
– Больше чем уголок, – отозвалась миссис Чаддерли. – Почти пять тысяч акров. Теперь все они мои.
Слышалась ли грусть в ее голосе, или Майклу это только почудилось?
– Значит, у ваших родителей не было других детей?
– Вы хотите сказать, сыновей? – В ее взгляде мелькнуло лукавство. – Нет, я была единственным ребенком. Моя мать вновь разочаровала отцовское семейство. Но отца это нисколько не заботило. Он страшно меня баловал, почти так же, как маму.
Вот как? Пожалуй, вдова не идеализировала брак своих родителей.
При мысли об этом Майкл ощутил давно забытое чувство, смесь недоверия и смутной тоски. Еще мальчишкой, будучи в гостях у друзей, за обеденным столом или в гостиной перед ужином, он с изумлением наблюдал, как хозяин с хозяйкой обмениваются взглядами или ласково касаются друг друга. Как удивительно и чудесно, должно быть, когда родители счастливы.
– Это была великая любовь, как я понимаю.
– Разумеется! Хотя едва ли меня можно назвать беспристрастной. Думаю, большинство детей обожествляют своих родителей. – Вдова весело улыбнулась Майклу. – Не сомневаюсь, ваши – тоже само совершенство.
Должно быть, только настоящие счастливцы, баловни судьбы способны сохранить подобную наивность.
– Сказать по правде, меня воспитывал брат. – В сущности, Аластер заменил Майклу и отца, и мать.
Лицо миссис Чаддерли тотчас приняло серьезное выражение.
– Простите, сэр. Как это ужасно.
Вдова вообразила, будто он рос сиротой. Это заблуждение следовало развеять.
– Мои родители были… заняты другим. – Поглощенные беспощадной войной друг с другом, они мало времени уделяли детям, используя сыновей как пешки в игре. – Отца с матерью я почти не видел. Брат заботился… – «Чтобы со мной ничего не случилось и чтобы я не повредился рассудком. Звучит излишне резко». – Брат заботился о моем благополучии.
– Вот как? – Миссис Чаддерли слегка нахмурилась. – Что ж, возможно, вам повезло, кто знает? Я подозреваю, что счастливый брак родителей оказывает дурное влияние на жизнь ребенка.
Должно быть, она хотела пошутить.
– Я бы так не сказал. Счастливый брак – это прекрасно.
– О да, конечно, для самих супругов. Но представьте, какие ожидания он порождает у ребенка! Что каждый может встретить такую же любовь или что мужчина, безумно влюбленный в женщину, никогда ее не разлюбит. Ребенок, воспитанный на подобных волшебных сказках, неизбежно будет обольщаться безумными надеждами.
Откровенность миссис Чаддерли не слишком удивила Майкла. За последние два месяца он обнаружил, что люди нередко поверяют ему свои сокровенные мысли, поскольку видят в нем всего лишь простого сельского доктора, а не знаменитое лондонское светило. Похоже, когда слава не бежит впереди человека, тут-то и появляется на свет искренняя дружба.
– Какой цинизм, – проговорил Майкл. – Вы слишком молоды, чтобы так мудро рассуждать.
Миссис Чаддерли рассмеялась.
– Ваша лесть становится слишком откровенной. Ведь я вдова, в конце концов.
Майкл открыл было рот, чтобы ответить, но осекся. Быть может, это приглашение задать вопрос о браке миссис Чаддерли?
Если так… Боже… Майкла вдруг одолело любопытство, жадное, как нестерпимый голод. Почему она прячется здесь, в деревне? Ведь этой женщине принадлежало сердце Лондона. Ее изображение украшало все столичные витрины, и самое избранное общество бросилось бы к ее ногам, если бы она удостоила его вниманием.
Жаль, что их пути не пересекались прежде. С нею Майклу не пришлось бы ходить окольными путями, добиваясь желаемого. Обычно его связи тянулись не дольше нескольких недель, но эта женщина вполне могла бы стать исключением. Большинство знаменитых лондонских красавиц предпочитали окружать себя ореолом таинственности, жеманно изображая холодность или, напротив, разыгрывая чрезмерную чувственность и превращая каждое свое слово в скрытое приглашение. Что же до миссис Чаддерли, искренность и открытость составляли часть ее очарования. Майкл находил эту удивительную откровенность весьма… необычной и соблазнительной.
В сочетании с безрассудством она послужила бы пикантной приправой к любовным утехам. «Расскажите мне, что вам нравится, – попросил бы он. – Покажите мне».
– Я вас шокировала? – осведомилась вдова.
Ее вопрос показался Майклу забавным. Если бы она только знала, куда завели его дерзостные мысли.
– Нисколько. – «Берегись, старина. Тебе сейчас нельзя поддаваться искушению». А между тем миссис Чаддерли в своем прелестном платье выглядела восхитительно, словно сама фея лета; позади нее простирались зеленые луга, навевая мысли о чистой дружбе, не оскверненной греховными соблазнами. Усилием воли Майкл заставил себя отпустить безразличное замечание: – Если оставить в стороне превратности любви, мне кажется, что вовсе не плохо мысленно представлять свой идеал.
– Вы так думаете? С этим можно поспорить. Вам нравится дискутировать?
– Иногда.
Миссис Чаддерли вздернула подбородок, разглядывая облака в вышине. Наклон головы неожиданно открыл взору несовершенства ее лица – крохотную родинку на скуле и по-детски закругленный кончик носа. Должно быть, фотографы избегали снимать ее в профиль. Любопытная публика никогда не видела ее такой.
Мысль эта странно взволновала Майкла. Сколько еще секретов таила в себе эта женщина? Он невольно поймал себя на том, что пристально приглядывается к ней, стремясь открыть новую тайну. Ее ухо формой не напоминало раковину, мочка была чуть крупновата, чтобы ее можно было уподобить прелестной перламутровой створке, – должно быть, ее растянули тяжелые серьги, которые привыкла носить миссис Чаддерли. Но ее ушки были просто созданы для поцелуев. При виде бледной веснушки у нее на горле Майкл ощутил горячую волну дрожи. Ему страстно хотелось коснуться рыжеватого пятнышка губами и прошептать: «Я нашел тебя». Вдобавок эта белоснежная шея так и умоляла, чтобы он погладил ее. Прежде чем обхватить ладонью затылок миссис Чаддерли и нежно уложить ее в постель…
– Тогда давайте обсудим высказанную вами мысль, – предложила вдова, не подозревая о чувствах, обуревавших Майкла. – Любовь – один из самых опасных идеалов, за которым может гоняться юная девушка. Первый попавшийся мужчина, которому вздумается объявить себя влюбленным, покажется ей долгожданным суженым, и все доводы рассудка окажутся бессильны.
– Возможно. – Майкл говорил неспешно, поскольку разум его боролся с телом, готовым осрамить его перед дамой, словно юнца. Силы небесные! Майкл никогда не одобрял мужчин, посещавших бордели, но если воздержание столь явно угрожает достоинству, взгляды невольно меняются. В эту минуту мысль о публичных женщинах уже не казалась Майклу отталкивающей. – А может быть, надежда встретить свою любовь приведет девушку к счастливому браку, позволив благополучно избегнуть союза с каким-нибудь повесой и распутником, ищущим в женитьбе отнюдь не романтические чувства.
Его довод прозвучал вполне убедительно, и Майкл улыбнулся, довольный собой.
Склонив голову набок, миссис Чаддерли сухо проговорила:
– Прелестно. Но неужели вы и вправду думаете, будто любовь так легко распознать? Любой мерзавец может говорить о любви так же легко, как об утренних новостях на страницах газет, и даже с большей легкостью, поскольку, на мой взгляд, большинство мерзавцев терпеть не могут читать.
Воодушевление Майкла внезапно иссякло. «Хотелось бы верить, что миссис Чаддерли не принадлежит к породе моралистов», – проворчал он про себя.
– Насколько я понимаю, ваш муж разочаровал вас, сударыня.
Это было слишком грубо. Выражение лица вдовы изменилось, улыбка стала жесткой. Майклу показалось, что миссис Чаддерли мгновенно отдалилась от него, словно между ними выросла стена.
– Но как же я скучна со своими разговорами, – произнесла она. – Я обещала показать вам прелестное местечко, а вместо этого совсем вас заболтала.
Майкл невольно поразился силе своего разочарования. Но горечь тотчас сменилась насмешливой покорностью. В конце концов, миссис Чаддерли искала не поверенного своих сердечных тайн, а молчаливую публику, готовую ее выслушать. Светские дамы не водят дружбу с сельскими докторами.
– Уверен, вы не часто нагоняете скуку на своих собеседников, – любезно возразил Майкл. Миссис Чаддерли ждала от него галантного обхождения, и он с легкостью разыграл роль изящного кавалера.
Улыбка вдовы чуть померкла. Задумчивость чудесным образом преобразила ее лицо. Едва заметные морщинки в уголках глаз, которые она, наверное, не раз с досадой разглядывала в зеркале, придавали человечность ее красоте. Мысль эта пробудила в душе Майкла странное, неожиданное чувство.
Если не муж, то кто же так жестоко разочаровал ее? Подобная грубость непростительна. Майкл сурово нахмурился. Он разбил бы в кровь физиономию этому негодяю. Нет, он сделал бы лучше, обхватил бы ладонями лицо миссис Чаддерли, легко провел пальцем по ее прелестным губам и прошептал бы: «Он вас не стоит». А после показал бы ей, чего она достойна: жадного внимания мужчины, хорошо знающего женское тело и все его пикантные особенности, способного доставить женщине истинное наслаждение…
«Боже, старина, держи себя в руках». Майкл никогда не отрицал, что принадлежит к числу самых безрассудных и страстных мужчин на земле, но шальная фантазия овладела им слишком стремительно. Даже для его необузданного темперамента это было чересчур.
Словно прочитав его мысли, вдова проговорила:
– Мы едва знакомы, мистер Грей. Интересно, почему я чувствую себя с вами так легко и естественно? Мне всегда казалось, что молчание вызывает неловкость. Но только не с вами.
Ей нравилось флиртовать. Это не вызывало сомнений. Дразнить и тотчас отступать, нападать и ретироваться. Обычный маневр завзятой кокетки.
– Полагаю, это комплимент.
– Да. Давайте немного помолчим.
Они пошли дальше, храня молчание. Солнце опустилось чуть ниже, и бледно-голубое небо потемнело, окрасилось сияющей лазурью. Майкл вдруг почувствовал смехотворное желание взять спутницу за руку, сжать ее нежные пальцы, унизанные кольцами, ощутить тепло ее кожи. Стиснув руку в кулак, он спрятал ее в карман сюртука, опасаясь, что дерзкая ладонь не послушается и нарушит запрет.
На губах миссис Чаддерли мелькнула улыбка. Вдова наклонила голову, пряча лицо, но это лишь разожгло любопытство Майкла, которому немедленно захотелось узнать, что ее рассмешило. Конечно, страстное увлечение могло настигнуть его в любую минуту; ему случалось влюбиться в женщину, мельком увидев ее в окне поезда, или в дальнем конце бального зала, или на пристани, куда причалил его корабль. Но любовь умирала так же быстро, стоило женщинам скрыться из виду, или, что того хуже, стоило Майклу узнать их поближе. Женская красота отравляет разум мужчины, и нередко ее союзником выступает страсть. Когда яд проникает в кровь, человек способен на любое безумство. Влечение затмевает ему глаза, и он не замечает других лиц, кроме лица той единственной, что кажется ему самим совершенством.
Но, слава Богу, разум Майкла не был отравлен любовью. С точки зрения статистики представлялось невероятным, чтобы на земле существовала другая женщина с такой же восхитительной, ошеломляюще нежной улыбкой. И Майкл готов был пережить неизбежное разочарование ради удовольствия прижаться губами к этим прелестным губам.
Он вдохнул запах согретой солнцем земли, душистого сена и жимолости. У него вырвался недоверчивый смешок. Никаких женщин, пока Аластер снова не женится? Это чистое безумие. План, обреченный на провал.
Вдова взглянула на Майкла, но не спросила, что его так развеселило.
– Сюда, – сказала она, поворачивая на узкую тропинку, ведущую к проходу в живой изгороди. Дорожка тянулась наискосок через луг и убегала в лес, где солнечные лучи, проникая сквозь сети ветвей, покрывали золотыми блестками ковер из моха и пахучей палой листвы. Путники побрели вниз по пологому склону и вскоре неожиданно вышли на берег озера, прятавшегося в низине.
Раздвинув ветви плакучей ивы, миссис Чаддерли поманила Майкла за собой к самой кромке воды. Отсюда открывался вид на сверкающую гладь окруженного лесом водоема под безоблачным небом.
– Майское озеро, – произнесла она. – Его называют так потому, что оно прекраснее всего в мае, когда цветут деревья. Но даже в июне здесь довольно красиво.
Налетел легкий ветерок и, всколыхнув ветви ивы, шаловливо скользнул листьями по воде, словно пальцами.
– О, – тихо прошептал Майкл. Теперь он знал, почему его спутнице так нравилось это место.
– Да, – так же тихо отозвалась миссис Чаддерли. Ее взгляд, устремленный на Майкла, светился пониманием и… иным чувством. Майкл слишком долго изучал женщин, чтобы ошибиться.
Он не мог больше сопротивляться. Да и зачем? Почему бы не уступить своим желаниям ради… самого себя и своей дамы.
Протянув руку, он взял вдову за локоть. Медленно, будто предупреждая, что она вправе оттолкнуть его. Выбор за ней.
Ее сверкающие глаза смотрели на Майкла, а губы приоткрылись, когда рука его от ее локтя скользнула к запястью. Боже! Ее обнаженная кожа, узкая незащищенная полоска между краем рукава и перчаткой, была нежной как атлас. Майкл ласково погладил ее пальцем. У миссис Чаддерли вырвался тихий возглас, похожий на вздох.
Он притянул ее к себе. Листья ивы взволнованно шептались над водой. Легкий флирт, и ничего более. Два холодных циника сошлись погожим летним днем, чтобы получить мимолетное удовольствие.
Он коснулся губами ее губ, их дыхание смешалось. Никакой поспешности. Они стояли рядом, сблизив головы. Ладонь Майкла двинулась вверх по ее руке, погладила изящное округлое плечо и обхватила спину. Потом медленно скользнула вниз. Дыхание миссис Чаддерли стало прерывистым. Ее тело пробуждалось для него, и Майкл ощутил невольную дрожь, его мышцы напряглись, словно натянутые канаты. Его пальцы заскользили вниз, потом снова вверх по ее гибкой спине, коснулись теплой обнаженной шеи, тяжелого узла волос, прохладного и шелковистого на ощупь.
Глаза ее искрились, словно воды морской лагуны в лучах солнца. Зеленые, как обитель русалок, широко раскрытые, они смотрели на него не отрываясь.
Майкл взял в ладони ее лицо, нежно провел пальцем по атласно-гладкой щеке. Они стояли, почти касаясь друг друга, и Майкла пронзила внезапная мысль, как хорошо подходит ему эта женщина. Превосходно.
Закрыв глаза, он прижался губами к ее губам. Одно касание языка, и губы ее разомкнулись, прохладные и свежие, как вода чистого альпийского родника.
Ладонь Майкла сжала ее талию. Тонкую и изящную, достойную восторженных од на всех языках мира. Он жадно впился в ее рот, отыскав языком ее язык. Вдова покачнулась, пылко отвечая на поцелуй. О, эта женщина знала толк в любовной игре. Моралистки и жеманницы так не целуются. Майкл крепче сжал ее в объятиях, его пальцы нащупали жесткие планки корсета, а ниже восхитительную мягкость. Если миссис Чаддерли и носила нижние юбки, то они были тоньше дуновения ветерка.
О, этот поцелуй уже нельзя было назвать мимолетным. Он был обжигающим, страстным, чувственным. Эту женщину хотелось съесть целиком, жадно проглотить, ощутить ее сладость. Казалось, в ней заключена сама жизнь. Силы небесные, жизнь слишком коротка. Не следует отвергать ее радости. Разве не этому учит нас разумная философия? Наслаждайся, пока можешь, срывай цветы удовольствия. Оставь другим сомнения и раздумья.
Он прикусил ее пухлую нижнюю губу, желая почувствовать солоноватый вкус кожи. Ответом был хриплый возглас. Пальцы Майкла очертили контур ее щеки, коснулись горла. Окончательно потеряв голову, он впился в ее губы с исступленной страстью дикаря. Ее руки сомкнулись у него на талии, вцепились в ткань сюртука. Майкл ответил на этот безмолвный призыв, осыпав поцелуями лицо миссис Чаддерли. Его терзал голод, который могло утолить лишь прикосновение к ее обнаженной коже. Их тела сплелись в жарком объятии. Майкл готов был зарычать. Проклятая одежда разделяла их. Боже, как благоухала эта женщина! Ее запах опьянял, рождая самые кровожадные желания. Не в силах сдержаться, Майкл приник губами к ее горлу.
– О! – Чуть отстранившись, миссис Чаддерли склонила голову. Майкл замер в ожидании, прерывисто дыша, напряженный, словно натянутая струна. Неужели вдова передумала?
Она не высвободилась из его объятий, но и не потянулась губами к его губам. Майкл шумно перевел дыхание, твердя про себя: «Спокойно, спокойно, старина». Его руки, обнимавшие ее, медленно разжались и покорно повисли.
Почувствовав на своей щеке неровное дыхание миссис Чаддерли, он воспрянул духом. Его обуяла дикарская гордость. Будь у него больше времени, он заставил бы ее задыхаться от желания. Стонать, ловя ртом воздух.
– Бо… же, – прошептала она, невольно разбив слово на слоги, чтобы сделать короткий вдох. – Ваши таланты простираются далеко за пределы медицины.
Майкл рассмеялся медленно, точно пьяный.
– Я был бы рад ознакомить вас с ними более обстоятельно.
Ее дыхание пахло корицей.
– В самом деле?
Она еще спрашивает? Нежные солнечные лучи, ласкавшие его кожу, и тепло женского тела, соблазнительно прильнувшего к нему, избавили Майкла от сомнений. В конце концов, он не святой. Он никогда не отличался добродетелью, монашеское воздержание не для него. Женщины любили его, а он любил женщин. И вот красавица, прекраснее самой Венеры, желала его. Так зачем отвергать ее?
Вдовы вольны флиртовать, сколько им заблагорассудится. Небольшая интрижка не угрожает женитьбой. Мимолетная любовная связь никому не причинит вреда и не помешает планам Майкла.
Аластер ни о чем не узнает.
– Ваше приглашение на ужин еще в силе?
Вдова вскинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Ее робкая радостная улыбка была будто создана, чтобы вселить в мужчину смелость.
– Вы должны прийти ко мне на ужин завтра, после ярмарки.
Сжав руку миссис Чаддерли, Майкл поднес ее к губам.
– Мадам, я с радостью повинуюсь.
Глава 5
– А-а. – В голосе вдовы звучало торжество, и неудивительно. В регби играют в основном ученики привилегированных школ. Но Майкл не собирался так легко сдаваться.
– Обычная игра на севере Англии, – заявил он. – Мистер Першелл тоже играл в нее, будучи мальчишкой.
– О, не сомневаюсь. И все же… я нахожу, что в ваших манерах подозрительно много лоска для дикаря и невежи. С другой стороны, ваш наряд… – Миссис Чаддерли удрученно покачала головой. – Знаете, у нас в Босбри есть превосходный галантерейщик. Вы только что встретили его жену.
Майкл оглушительно расхохотался, не в силах сдержаться.
– Женщина, которая прямо говорит, что думает! Миссис Чаддерли, если я принадлежу к редкой породе, то вы – тем более.
Она широко улыбнулась.
– В таком случае мы с вами пара хоть куда! Впрочем, вы, как я понимаю, предпочитаете оставаться загадкой, тогда как я – открытая книга.
Майкл чувствовал себя неловко, прибегая ко лжи. Не то чтобы его мучило сознание вины. Он прибегнул к маскараду, выдав себя за скромного мистера Грея, отчасти из-за брата: воспользуйся Майкл своим настоящим именем, по Лондону неизбежно поползли бы слухи, что брат герцога Марвика оставил больницу ради тихой жизни на лоне природы в Корнуолле, и вездесущие газетчики принялись бы докапываться до причин. Он не желал превращать Аластера в мишень для сплетен, разве что брат не оставил бы ему иного выбора. К тому же… дав повод для пересудов, Майкл безрассудно пустил бы в ход свое единственное оружие в этой нелепой игре, затеянной братьями. Это было бы пустым расточительством.
Но благоразумным побуждениям редко сопутствует спокойное расположение духа. Майклу следовало быть в Лондоне. Это какое-то безумие, чистый абсурд!
– Напротив, сударыня, – возразил он. – Я весь перед вами. Таков, каким вы меня видите. Если в моей жизни и есть тайны, то только врачебные. Правда, на прошлой неделе со мной случилось одно загадочное происшествие, но в последующие дни розовые кусты в моем саду принесли мне одно разочарование.
Он ожидал услышать жеманный ответ или даже колкость, подсказанную замешательством. Но миссис Чаддерли удивленно взглянула на него и рассмеялась. У Майкла перехватило дыхание. Он невольно замер, глядя на свою спутницу во все глаза. О, этот смех! Не вежливый сдержанный звук, приглушенный ладонью, который обычно издают светские дамы, а громогласный хохот, лишенный и тени смущения. Эта женщина смеялась, трясясь всем телом, словно трактирная служанка за стойкой бара.
Возможно, в душе она все-таки была парижанкой.
На мгновение Майкл позволил себе допустить подобную вероятность и ощутить ее последствия – жаркий огонь желания, упоительное головокружение. Гулять солнечным днем с прекрасной женщиной, которая смотрела на него так, будто он самая восхитительная загадка из всех, что ей доводилось встречать, и смеялась над оброненной им немудреной шуткой, словно в жизни не слышала ничего забавнее…
Майкл резко одернул себя. Проклятые романтические фантазии не раз навлекали на него неприятности, из которых впоследствии приходилось долго выпутываться. То, что после пятиминутной беседы он принимал за совершенство, оказывалось на поверку лишь красивой маской, за которой скрывался сущий кошмар. Очарование рассеивалось.
Вдобавок миссис Чаддерли ничего о нем не знала. Она дразнила его, кокетничая напропалую, по привычке, в силу характера. Наверняка она вела бы себя точно так же и с самым дремучим крестьянином. Майкл относился к этому с пониманием, более того, с одобрением. Миссис Чаддерли отнюдь не была снобом. Эта женщина жила, срывая цветы удовольствия.
– Вам нужно осмотреть других пациентов? – спросила она. – Если нет, я с радостью покажу вам окрестности.
Проклятие! При других обстоятельствах Майкл не задумываясь принял бы приглашение вдовы и постарался бы ее развлечь.
– По правде говоря…
– Вам принесет немалую выгоду, если вас увидят со мной, – живо добавила миссис Чаддерли. – Это послужит вам лучшей рекомендацией, так и знайте. Вам еще предстоит убедиться, что люди в здешних местах не доверяют чужакам, как бы ни был чужак сведущ в медицине.
– Я чрезвычайно признателен вам за великодушное предложение, однако…
– Сегодня выдался дивный день, и мне страсть как хочется показать вам одно из моих любимейших мест, – продолжала вдова. Веселая беззаботность в ее голосе неожиданно пробудила в Майкле ту же легкость, живость, желание рассмеяться. Впервые за последние месяцы он вдруг почувствовал себя необычайно юным и с удивлением заметил, что улыбается.
Ну… почему бы не прогуляться с ней? Майкл откровенно скучал. У него не было ни пациентов, ни книг, чтобы занять себя чтением. Поддаться влечению еще не значит пуститься во все тяжкие. А более продолжительное знакомство с вдовой наверняка погасит его пылкий интерес к ней.
Вдобавок обидеть ее отказом было бы неблагоразумно. Если самые именитые жители Босбри начнут порочить его репутацию, это отпугнет всех пациентов. Тогда ему и впрямь придется несладко.
О да, его рассуждения казались вполне здравыми, лишенными тайных мотивов. Майкл закусил губу.
– Хорошо. Если это недалеко.
– Отсюда рукой подать.
Несколько часов спустя, бредя бок о бок, они вышли к цветущему лугу.
– Мои владения начинаются от этой живой изгороди.
Майкл огляделся. С этого места невозможно было увидеть Хэвилленд-Холл, но пейзаж показался ему очаровательным. Лето коснулось полей своим теплым дыханием, над высокой колышущейся травой порхали бабочки.
– Чудесный уголок.
– Больше чем уголок, – отозвалась миссис Чаддерли. – Почти пять тысяч акров. Теперь все они мои.
Слышалась ли грусть в ее голосе, или Майклу это только почудилось?
– Значит, у ваших родителей не было других детей?
– Вы хотите сказать, сыновей? – В ее взгляде мелькнуло лукавство. – Нет, я была единственным ребенком. Моя мать вновь разочаровала отцовское семейство. Но отца это нисколько не заботило. Он страшно меня баловал, почти так же, как маму.
Вот как? Пожалуй, вдова не идеализировала брак своих родителей.
При мысли об этом Майкл ощутил давно забытое чувство, смесь недоверия и смутной тоски. Еще мальчишкой, будучи в гостях у друзей, за обеденным столом или в гостиной перед ужином, он с изумлением наблюдал, как хозяин с хозяйкой обмениваются взглядами или ласково касаются друг друга. Как удивительно и чудесно, должно быть, когда родители счастливы.
– Это была великая любовь, как я понимаю.
– Разумеется! Хотя едва ли меня можно назвать беспристрастной. Думаю, большинство детей обожествляют своих родителей. – Вдова весело улыбнулась Майклу. – Не сомневаюсь, ваши – тоже само совершенство.
Должно быть, только настоящие счастливцы, баловни судьбы способны сохранить подобную наивность.
– Сказать по правде, меня воспитывал брат. – В сущности, Аластер заменил Майклу и отца, и мать.
Лицо миссис Чаддерли тотчас приняло серьезное выражение.
– Простите, сэр. Как это ужасно.
Вдова вообразила, будто он рос сиротой. Это заблуждение следовало развеять.
– Мои родители были… заняты другим. – Поглощенные беспощадной войной друг с другом, они мало времени уделяли детям, используя сыновей как пешки в игре. – Отца с матерью я почти не видел. Брат заботился… – «Чтобы со мной ничего не случилось и чтобы я не повредился рассудком. Звучит излишне резко». – Брат заботился о моем благополучии.
– Вот как? – Миссис Чаддерли слегка нахмурилась. – Что ж, возможно, вам повезло, кто знает? Я подозреваю, что счастливый брак родителей оказывает дурное влияние на жизнь ребенка.
Должно быть, она хотела пошутить.
– Я бы так не сказал. Счастливый брак – это прекрасно.
– О да, конечно, для самих супругов. Но представьте, какие ожидания он порождает у ребенка! Что каждый может встретить такую же любовь или что мужчина, безумно влюбленный в женщину, никогда ее не разлюбит. Ребенок, воспитанный на подобных волшебных сказках, неизбежно будет обольщаться безумными надеждами.
Откровенность миссис Чаддерли не слишком удивила Майкла. За последние два месяца он обнаружил, что люди нередко поверяют ему свои сокровенные мысли, поскольку видят в нем всего лишь простого сельского доктора, а не знаменитое лондонское светило. Похоже, когда слава не бежит впереди человека, тут-то и появляется на свет искренняя дружба.
– Какой цинизм, – проговорил Майкл. – Вы слишком молоды, чтобы так мудро рассуждать.
Миссис Чаддерли рассмеялась.
– Ваша лесть становится слишком откровенной. Ведь я вдова, в конце концов.
Майкл открыл было рот, чтобы ответить, но осекся. Быть может, это приглашение задать вопрос о браке миссис Чаддерли?
Если так… Боже… Майкла вдруг одолело любопытство, жадное, как нестерпимый голод. Почему она прячется здесь, в деревне? Ведь этой женщине принадлежало сердце Лондона. Ее изображение украшало все столичные витрины, и самое избранное общество бросилось бы к ее ногам, если бы она удостоила его вниманием.
Жаль, что их пути не пересекались прежде. С нею Майклу не пришлось бы ходить окольными путями, добиваясь желаемого. Обычно его связи тянулись не дольше нескольких недель, но эта женщина вполне могла бы стать исключением. Большинство знаменитых лондонских красавиц предпочитали окружать себя ореолом таинственности, жеманно изображая холодность или, напротив, разыгрывая чрезмерную чувственность и превращая каждое свое слово в скрытое приглашение. Что же до миссис Чаддерли, искренность и открытость составляли часть ее очарования. Майкл находил эту удивительную откровенность весьма… необычной и соблазнительной.
В сочетании с безрассудством она послужила бы пикантной приправой к любовным утехам. «Расскажите мне, что вам нравится, – попросил бы он. – Покажите мне».
– Я вас шокировала? – осведомилась вдова.
Ее вопрос показался Майклу забавным. Если бы она только знала, куда завели его дерзостные мысли.
– Нисколько. – «Берегись, старина. Тебе сейчас нельзя поддаваться искушению». А между тем миссис Чаддерли в своем прелестном платье выглядела восхитительно, словно сама фея лета; позади нее простирались зеленые луга, навевая мысли о чистой дружбе, не оскверненной греховными соблазнами. Усилием воли Майкл заставил себя отпустить безразличное замечание: – Если оставить в стороне превратности любви, мне кажется, что вовсе не плохо мысленно представлять свой идеал.
– Вы так думаете? С этим можно поспорить. Вам нравится дискутировать?
– Иногда.
Миссис Чаддерли вздернула подбородок, разглядывая облака в вышине. Наклон головы неожиданно открыл взору несовершенства ее лица – крохотную родинку на скуле и по-детски закругленный кончик носа. Должно быть, фотографы избегали снимать ее в профиль. Любопытная публика никогда не видела ее такой.
Мысль эта странно взволновала Майкла. Сколько еще секретов таила в себе эта женщина? Он невольно поймал себя на том, что пристально приглядывается к ней, стремясь открыть новую тайну. Ее ухо формой не напоминало раковину, мочка была чуть крупновата, чтобы ее можно было уподобить прелестной перламутровой створке, – должно быть, ее растянули тяжелые серьги, которые привыкла носить миссис Чаддерли. Но ее ушки были просто созданы для поцелуев. При виде бледной веснушки у нее на горле Майкл ощутил горячую волну дрожи. Ему страстно хотелось коснуться рыжеватого пятнышка губами и прошептать: «Я нашел тебя». Вдобавок эта белоснежная шея так и умоляла, чтобы он погладил ее. Прежде чем обхватить ладонью затылок миссис Чаддерли и нежно уложить ее в постель…
– Тогда давайте обсудим высказанную вами мысль, – предложила вдова, не подозревая о чувствах, обуревавших Майкла. – Любовь – один из самых опасных идеалов, за которым может гоняться юная девушка. Первый попавшийся мужчина, которому вздумается объявить себя влюбленным, покажется ей долгожданным суженым, и все доводы рассудка окажутся бессильны.
– Возможно. – Майкл говорил неспешно, поскольку разум его боролся с телом, готовым осрамить его перед дамой, словно юнца. Силы небесные! Майкл никогда не одобрял мужчин, посещавших бордели, но если воздержание столь явно угрожает достоинству, взгляды невольно меняются. В эту минуту мысль о публичных женщинах уже не казалась Майклу отталкивающей. – А может быть, надежда встретить свою любовь приведет девушку к счастливому браку, позволив благополучно избегнуть союза с каким-нибудь повесой и распутником, ищущим в женитьбе отнюдь не романтические чувства.
Его довод прозвучал вполне убедительно, и Майкл улыбнулся, довольный собой.
Склонив голову набок, миссис Чаддерли сухо проговорила:
– Прелестно. Но неужели вы и вправду думаете, будто любовь так легко распознать? Любой мерзавец может говорить о любви так же легко, как об утренних новостях на страницах газет, и даже с большей легкостью, поскольку, на мой взгляд, большинство мерзавцев терпеть не могут читать.
Воодушевление Майкла внезапно иссякло. «Хотелось бы верить, что миссис Чаддерли не принадлежит к породе моралистов», – проворчал он про себя.
– Насколько я понимаю, ваш муж разочаровал вас, сударыня.
Это было слишком грубо. Выражение лица вдовы изменилось, улыбка стала жесткой. Майклу показалось, что миссис Чаддерли мгновенно отдалилась от него, словно между ними выросла стена.
– Но как же я скучна со своими разговорами, – произнесла она. – Я обещала показать вам прелестное местечко, а вместо этого совсем вас заболтала.
Майкл невольно поразился силе своего разочарования. Но горечь тотчас сменилась насмешливой покорностью. В конце концов, миссис Чаддерли искала не поверенного своих сердечных тайн, а молчаливую публику, готовую ее выслушать. Светские дамы не водят дружбу с сельскими докторами.
– Уверен, вы не часто нагоняете скуку на своих собеседников, – любезно возразил Майкл. Миссис Чаддерли ждала от него галантного обхождения, и он с легкостью разыграл роль изящного кавалера.
Улыбка вдовы чуть померкла. Задумчивость чудесным образом преобразила ее лицо. Едва заметные морщинки в уголках глаз, которые она, наверное, не раз с досадой разглядывала в зеркале, придавали человечность ее красоте. Мысль эта пробудила в душе Майкла странное, неожиданное чувство.
Если не муж, то кто же так жестоко разочаровал ее? Подобная грубость непростительна. Майкл сурово нахмурился. Он разбил бы в кровь физиономию этому негодяю. Нет, он сделал бы лучше, обхватил бы ладонями лицо миссис Чаддерли, легко провел пальцем по ее прелестным губам и прошептал бы: «Он вас не стоит». А после показал бы ей, чего она достойна: жадного внимания мужчины, хорошо знающего женское тело и все его пикантные особенности, способного доставить женщине истинное наслаждение…
«Боже, старина, держи себя в руках». Майкл никогда не отрицал, что принадлежит к числу самых безрассудных и страстных мужчин на земле, но шальная фантазия овладела им слишком стремительно. Даже для его необузданного темперамента это было чересчур.
Словно прочитав его мысли, вдова проговорила:
– Мы едва знакомы, мистер Грей. Интересно, почему я чувствую себя с вами так легко и естественно? Мне всегда казалось, что молчание вызывает неловкость. Но только не с вами.
Ей нравилось флиртовать. Это не вызывало сомнений. Дразнить и тотчас отступать, нападать и ретироваться. Обычный маневр завзятой кокетки.
– Полагаю, это комплимент.
– Да. Давайте немного помолчим.
Они пошли дальше, храня молчание. Солнце опустилось чуть ниже, и бледно-голубое небо потемнело, окрасилось сияющей лазурью. Майкл вдруг почувствовал смехотворное желание взять спутницу за руку, сжать ее нежные пальцы, унизанные кольцами, ощутить тепло ее кожи. Стиснув руку в кулак, он спрятал ее в карман сюртука, опасаясь, что дерзкая ладонь не послушается и нарушит запрет.
На губах миссис Чаддерли мелькнула улыбка. Вдова наклонила голову, пряча лицо, но это лишь разожгло любопытство Майкла, которому немедленно захотелось узнать, что ее рассмешило. Конечно, страстное увлечение могло настигнуть его в любую минуту; ему случалось влюбиться в женщину, мельком увидев ее в окне поезда, или в дальнем конце бального зала, или на пристани, куда причалил его корабль. Но любовь умирала так же быстро, стоило женщинам скрыться из виду, или, что того хуже, стоило Майклу узнать их поближе. Женская красота отравляет разум мужчины, и нередко ее союзником выступает страсть. Когда яд проникает в кровь, человек способен на любое безумство. Влечение затмевает ему глаза, и он не замечает других лиц, кроме лица той единственной, что кажется ему самим совершенством.
Но, слава Богу, разум Майкла не был отравлен любовью. С точки зрения статистики представлялось невероятным, чтобы на земле существовала другая женщина с такой же восхитительной, ошеломляюще нежной улыбкой. И Майкл готов был пережить неизбежное разочарование ради удовольствия прижаться губами к этим прелестным губам.
Он вдохнул запах согретой солнцем земли, душистого сена и жимолости. У него вырвался недоверчивый смешок. Никаких женщин, пока Аластер снова не женится? Это чистое безумие. План, обреченный на провал.
Вдова взглянула на Майкла, но не спросила, что его так развеселило.
– Сюда, – сказала она, поворачивая на узкую тропинку, ведущую к проходу в живой изгороди. Дорожка тянулась наискосок через луг и убегала в лес, где солнечные лучи, проникая сквозь сети ветвей, покрывали золотыми блестками ковер из моха и пахучей палой листвы. Путники побрели вниз по пологому склону и вскоре неожиданно вышли на берег озера, прятавшегося в низине.
Раздвинув ветви плакучей ивы, миссис Чаддерли поманила Майкла за собой к самой кромке воды. Отсюда открывался вид на сверкающую гладь окруженного лесом водоема под безоблачным небом.
– Майское озеро, – произнесла она. – Его называют так потому, что оно прекраснее всего в мае, когда цветут деревья. Но даже в июне здесь довольно красиво.
Налетел легкий ветерок и, всколыхнув ветви ивы, шаловливо скользнул листьями по воде, словно пальцами.
– О, – тихо прошептал Майкл. Теперь он знал, почему его спутнице так нравилось это место.
– Да, – так же тихо отозвалась миссис Чаддерли. Ее взгляд, устремленный на Майкла, светился пониманием и… иным чувством. Майкл слишком долго изучал женщин, чтобы ошибиться.
Он не мог больше сопротивляться. Да и зачем? Почему бы не уступить своим желаниям ради… самого себя и своей дамы.
Протянув руку, он взял вдову за локоть. Медленно, будто предупреждая, что она вправе оттолкнуть его. Выбор за ней.
Ее сверкающие глаза смотрели на Майкла, а губы приоткрылись, когда рука его от ее локтя скользнула к запястью. Боже! Ее обнаженная кожа, узкая незащищенная полоска между краем рукава и перчаткой, была нежной как атлас. Майкл ласково погладил ее пальцем. У миссис Чаддерли вырвался тихий возглас, похожий на вздох.
Он притянул ее к себе. Листья ивы взволнованно шептались над водой. Легкий флирт, и ничего более. Два холодных циника сошлись погожим летним днем, чтобы получить мимолетное удовольствие.
Он коснулся губами ее губ, их дыхание смешалось. Никакой поспешности. Они стояли рядом, сблизив головы. Ладонь Майкла двинулась вверх по ее руке, погладила изящное округлое плечо и обхватила спину. Потом медленно скользнула вниз. Дыхание миссис Чаддерли стало прерывистым. Ее тело пробуждалось для него, и Майкл ощутил невольную дрожь, его мышцы напряглись, словно натянутые канаты. Его пальцы заскользили вниз, потом снова вверх по ее гибкой спине, коснулись теплой обнаженной шеи, тяжелого узла волос, прохладного и шелковистого на ощупь.
Глаза ее искрились, словно воды морской лагуны в лучах солнца. Зеленые, как обитель русалок, широко раскрытые, они смотрели на него не отрываясь.
Майкл взял в ладони ее лицо, нежно провел пальцем по атласно-гладкой щеке. Они стояли, почти касаясь друг друга, и Майкла пронзила внезапная мысль, как хорошо подходит ему эта женщина. Превосходно.
Закрыв глаза, он прижался губами к ее губам. Одно касание языка, и губы ее разомкнулись, прохладные и свежие, как вода чистого альпийского родника.
Ладонь Майкла сжала ее талию. Тонкую и изящную, достойную восторженных од на всех языках мира. Он жадно впился в ее рот, отыскав языком ее язык. Вдова покачнулась, пылко отвечая на поцелуй. О, эта женщина знала толк в любовной игре. Моралистки и жеманницы так не целуются. Майкл крепче сжал ее в объятиях, его пальцы нащупали жесткие планки корсета, а ниже восхитительную мягкость. Если миссис Чаддерли и носила нижние юбки, то они были тоньше дуновения ветерка.
О, этот поцелуй уже нельзя было назвать мимолетным. Он был обжигающим, страстным, чувственным. Эту женщину хотелось съесть целиком, жадно проглотить, ощутить ее сладость. Казалось, в ней заключена сама жизнь. Силы небесные, жизнь слишком коротка. Не следует отвергать ее радости. Разве не этому учит нас разумная философия? Наслаждайся, пока можешь, срывай цветы удовольствия. Оставь другим сомнения и раздумья.
Он прикусил ее пухлую нижнюю губу, желая почувствовать солоноватый вкус кожи. Ответом был хриплый возглас. Пальцы Майкла очертили контур ее щеки, коснулись горла. Окончательно потеряв голову, он впился в ее губы с исступленной страстью дикаря. Ее руки сомкнулись у него на талии, вцепились в ткань сюртука. Майкл ответил на этот безмолвный призыв, осыпав поцелуями лицо миссис Чаддерли. Его терзал голод, который могло утолить лишь прикосновение к ее обнаженной коже. Их тела сплелись в жарком объятии. Майкл готов был зарычать. Проклятая одежда разделяла их. Боже, как благоухала эта женщина! Ее запах опьянял, рождая самые кровожадные желания. Не в силах сдержаться, Майкл приник губами к ее горлу.
– О! – Чуть отстранившись, миссис Чаддерли склонила голову. Майкл замер в ожидании, прерывисто дыша, напряженный, словно натянутая струна. Неужели вдова передумала?
Она не высвободилась из его объятий, но и не потянулась губами к его губам. Майкл шумно перевел дыхание, твердя про себя: «Спокойно, спокойно, старина». Его руки, обнимавшие ее, медленно разжались и покорно повисли.
Почувствовав на своей щеке неровное дыхание миссис Чаддерли, он воспрянул духом. Его обуяла дикарская гордость. Будь у него больше времени, он заставил бы ее задыхаться от желания. Стонать, ловя ртом воздух.
– Бо… же, – прошептала она, невольно разбив слово на слоги, чтобы сделать короткий вдох. – Ваши таланты простираются далеко за пределы медицины.
Майкл рассмеялся медленно, точно пьяный.
– Я был бы рад ознакомить вас с ними более обстоятельно.
Ее дыхание пахло корицей.
– В самом деле?
Она еще спрашивает? Нежные солнечные лучи, ласкавшие его кожу, и тепло женского тела, соблазнительно прильнувшего к нему, избавили Майкла от сомнений. В конце концов, он не святой. Он никогда не отличался добродетелью, монашеское воздержание не для него. Женщины любили его, а он любил женщин. И вот красавица, прекраснее самой Венеры, желала его. Так зачем отвергать ее?
Вдовы вольны флиртовать, сколько им заблагорассудится. Небольшая интрижка не угрожает женитьбой. Мимолетная любовная связь никому не причинит вреда и не помешает планам Майкла.
Аластер ни о чем не узнает.
– Ваше приглашение на ужин еще в силе?
Вдова вскинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Ее робкая радостная улыбка была будто создана, чтобы вселить в мужчину смелость.
– Вы должны прийти ко мне на ужин завтра, после ярмарки.
Сжав руку миссис Чаддерли, Майкл поднес ее к губам.
– Мадам, я с радостью повинуюсь.
Глава 5
Благотворительная ярмарка всегда была для Лизы любимым событием года: можно было не волноваться, что порвется платье или что какая-нибудь девица станет кокетничать с Нелло (главным образом потому, что Нелло никогда не посещал подобные увеселения). Но теперь, стоя в дальнем конце холла, Лиза едва не плакала от досады.
Нахмурившись, она снова заглянула за воздушные, розовые с желтым, шифоновые драпировки и обвела глазами зал. Ежегодная ярмарка в пользу прихода привлекла посетителей со всей округи до самого Мэтлока, который отделяло от Босбри полдня езды к северу. Были съедены все пироги и раскуплены все безделушки – подушечки для булавок в виде подсолнухов и батистовые платочки, вязаные носки и искусно расписанные портсигары, расшитые чехлы для стульев и акварели. Малышка Долли Брауард, к величайшему огорчению своей матери, стащила четыре вышитых салфетки, но, пойманная с поличным, вернула их на место. Лотерея собрала огромную толпу в передней части зала.
Ярмарка прошла с большим успехом. Но доктор так и не показался.
Не будь Лиза так раздосадована его отсутствием, она посмеялась бы над собой. Подумать только, она не могла заснуть полночи из-за поцелуя какого-то деревенского врача! Откровенно говоря, Лиза предпочла бы иметь дело с мужчиной, способным оценить, какое счастье ему привалило: миссис Чаддерли не всякого удостаивала своей благосклонностью. Ей нужно было восхищение мистера Грея, именно этого требовало ее уязвленное тщеславие. Вдобавок разве она не заслужила немного удовольствия? Отчего не позволить себе мимолетную невинную забаву, прежде чем приняться за утомительные поиски мужа?
Нахмурившись, она снова заглянула за воздушные, розовые с желтым, шифоновые драпировки и обвела глазами зал. Ежегодная ярмарка в пользу прихода привлекла посетителей со всей округи до самого Мэтлока, который отделяло от Босбри полдня езды к северу. Были съедены все пироги и раскуплены все безделушки – подушечки для булавок в виде подсолнухов и батистовые платочки, вязаные носки и искусно расписанные портсигары, расшитые чехлы для стульев и акварели. Малышка Долли Брауард, к величайшему огорчению своей матери, стащила четыре вышитых салфетки, но, пойманная с поличным, вернула их на место. Лотерея собрала огромную толпу в передней части зала.
Ярмарка прошла с большим успехом. Но доктор так и не показался.
Не будь Лиза так раздосадована его отсутствием, она посмеялась бы над собой. Подумать только, она не могла заснуть полночи из-за поцелуя какого-то деревенского врача! Откровенно говоря, Лиза предпочла бы иметь дело с мужчиной, способным оценить, какое счастье ему привалило: миссис Чаддерли не всякого удостаивала своей благосклонностью. Ей нужно было восхищение мистера Грея, именно этого требовало ее уязвленное тщеславие. Вдобавок разве она не заслужила немного удовольствия? Отчего не позволить себе мимолетную невинную забаву, прежде чем приняться за утомительные поиски мужа?