В соседней комнате послышался шорох откидываемого одеяла. Мать пыталась встать с постели.
   Сделав глубокий вздох, Нелл попыталась как можно спокойнее сказать:
   – Со мной все в порядке, мама. – С трудом поднявшись на ноги, она поспешила к матери. – Ложись, мамочка, ложись. Все хорошо, успокойся, милая.
   – Нет, неправда, – покачала головой мать. Седеющие волосы нимбом разметались по подушке. – Спаси тебя Господь… Спаси и помилуй… – Она отвернулась в сторону и закашлялась.
   Нелл погладила ее по плечу.
   – Все в порядке, мамочка, – повторила она. – Спи… спи.
   – Ты должна… попросить его о помощи… Он ужасный человек, но он поможет…
   – Хорошо, – пробормотала Нелл, положив руку на горячий влажный лоб матери. По вечерам у нее всегда поднималась температура.
   – Послушай, – хрипло прошептала мать, задыхаясь и беспокойно поворачивая голову на подушке. – Напиши ему. Я надеялась… Я сделала это ради тебя, Корнелия. Его похоть… Он был настоящим дьяволом, хуже Майкла… Похоть и разврат…
   Ну вот, начался бред. Только этого сейчас не хватало.
   – Успокойся, ляг, засни, – ласково сказала Нелл.
   – Нет! – Костлявые пальцы матери схватили ее за руку. – Соберись с духом, попроси у Бога защиты и скажи ему, кто ты такая. Скажи ему… я хотела спасти тебя. Хотела сберечь часть его для себя… – Сильный приступ влажного кашля, от которого сотрясалось все ее тщедушное тело, помешал продолжить.
   – Хорошо, скажу. Мама, тебе нужно поспать…
   – Я в здравом рассудке, – неожиданно твердо и отчетливо сказала мать, совсем как в прежние времена, когда драла Майкла за уши за то, что тот поминал имя Господа всуе, и заставляла вместе со всеми молиться по воскресеньям. – Теперь ты можешь вернуться к нему, Корнелия. Я прощаю и отпускаю тебя.
   – Хорошо, я вернусь, ты только успокойся, – проговорила Нелл, не вполне понимая смысл слов матери.
   – Ты должна пойти к своему отцу. Лорд Рашден ждет тебя.
   Нелл застыла на месте. Лорд Рашден? Отец той девушки с фотографии? Какое странное совпадение…
   – Что ты хочешь этим сказать, мамочка? – хрипло спросила Нелл.
   – Он сущий дьявол, но… я прощаю и отпускаю тебя, – тяжело вздохнула мать.
   – Прощаешь? За что? – прошептала Нелл.
   – Ты должна поговорить со своим отцом, – сказала мать, и ее голос прозвучал неожиданно звонко, совсем по-девичьи. – Ты должна поговорить с его сиятельством…
   Лорд Рашден ее отец?
   – Мама, что ты говоришь? – изумленно прошептала Нелл. – Не может быть, чтобы лорд Рашден…
   – Никогда не поддавайся дьявольским соблазнам, – пробормотала мать, – сопротивляйся греху…
   – Ты бредишь, – с трудом проговорила Нелл. От услышанного у нее кругом шла голова. – Мой отец Дональд Миллер, разве ты забыла?
   Мать часто рассказывала ей об отце. Это был хороший человек, всеми уважаемый фермер из Лестершира, который умер от холеры, когда Нелл была еще младенцем.
   – Нет, это ложь, – слабеющим голосом проговорила мать. Она понемногу впадала в забытье. – Твой отец лорд Рашден, Корнелия. Давным-давно… Он обязательно поможет тебе. У меня нет больше сил… Ты напиши ему, непременно напиши…
   Кровь горячо пульсировала в висках Нелл. Только что ее тяжелобольная мать призналась, что она, Нелл, незаконнорожденная дочь лорда Рашдена.
   Теперь ей стало понятно, почему она так похожа на ту девушку с фотографии.
   Наклонившись к матери, она сжала ее руку и взволнованно спросила:
   – Он заплатит за твое лечение?
   – Ах, Корнелия, дьявол сделает гораздо больше… – странно засмеялась та, и Нелл стало жутко от этого смеха.

Глава 2

   Мало что может быть таким же нудным и скучным, как светский прием, организованный для того, чтобы продемонстрировать греховность и порочность хозяина. Прием в доме Колтона не был исключением. Все стены были задрапированы темным бархатом, выключены все электрические лампы. Единственным источником света служили расставленные по всей гостиной железные канделябры с восковыми свечами. В углу сидел жалкого вида струнный квартет, фальшиво исполнявший что-то отдаленно напоминавшее благодарственную молитву «Тебя, Бога, хвалим». Над головами музыкантов висел на цепи большой перевернутый крест. Нанятые по случаю девицы легкого поведения были переодеты монашками.
   Войдя в гостиную, Саймон едва удержался от смеха. Опять монашки! Откуда эта навязчивая идея всех греховодников? Лица гостей в шумной толпе были ему по большей части знакомы, и, как всегда, ни одного католика. Спасибо, что хоть черной мессы не было.
   По мере того как Саймон продвигался сквозь толпу, со всех сторон до него стали доноситься приветствия. Вот ему поклонился член парламента, удалявшийся в соседнюю комнату с полуобнаженной девицей; вот трое городских магнатов с таким энтузиазмом подняли в его честь тост, что почти все виски выплеснулось из бокалов на ковер. Саймон отвечал всем вежливым кивком. До его слуха доносились отдельные приглушенные слова окружавших его людей, обсуждавших его реальные и мнимые грехи. Разумеется, мнимых было гораздо больше.
   Саймон невольно скривил губы. Старый Рашден никогда этого не понимал. Он верил всему, что слышал о своем наследнике, но даже теперь Саймон не пожалел о том, что никогда не пытался убедить старика в обратном. Даже сейчас, стоя на краю собственной гибели, он был по-прежнему уверен в том, что иначе и быть не могло. Его опекун с самого начала осуждал и проклинал его, так что у Саймона никогда не было ни малейшего шанса исправить положение.
   – Эй, Рашден! – воскликнул оказавшийся рядом с ним Харкорт. – Ты все-таки пришел!
   Неподалеку от него два подвыпивших полураздетых герцога с готовностью помогали одной из улыбавшихся молоденьких девиц – на вид не больше пятнадцати лет – забраться на банкетный стол.
   – Ты тоже, – ответил Саймон, глядя на девицу. Один из герцогов беззастенчиво положил руку на ее грудь, и Саймон вздохнул. Соблазн дать ей денег, чтобы она немедленно ушла с непристойной вечеринки, был велик, да только вряд ли она согласится. В этой толпе знатных мужчин для нее открывались невиданные возможности заработать сказочные деньги и завести полезные знакомства.
   – А ты почему пришел? – повернулся он к Харкорту, который, несмотря на свою любовь к выпивке, обычно предпочитал более приличную компанию.
   – Да, печальное зрелище, – вздохнул Харкорт и неуверенно провел рукой по рыжеватым волосам, – но вечер выдался скучный… Я думал, ты пойдешь на вечеринку к Суонби. Разве не там сегодня играет твой новый протеже, этот шведский пианист, мастерством которого ты так восхищался?
   – Да, там, но все уже кончилось час назад. Между прочим, он имел большой успех. – Несмотря на все усилия выглядеть довольным, голос выдал его мрачное настроение.
   Харкорт подозрительно прищурился и, подойдя ближе, тихо спросил:
   – Неужели он провалился?
   Это предположение привело Саймона в изумление.
   – Нет, разумеется, – улыбнулся он.
   К его мнению относительно музыки и музыкантов прислушивались, поскольку он, граф Рашден, считался знатоком искусства. Но это могло измениться не в его пользу, если бы стало известно о его полном банкротстве.
   – Тогда что же тебя гложет? – с недоумением спросил Харкорт.
   Саймон неопределенно пожал плечами и взял с подноса проходившего мимо официанта бокал виски. Спиртное приятно обожгло горло. Он уже готов был рассказать о своем крахе – все равно утренние газеты раструбят об этом на всю Британию. Однако, ставя на поднос пустой бокал, он решил, что пока не хочет говорить об этом – слишком неожиданно на него свалилась эта беда. Да, его предшественник, девятый граф Рашден, был не в своем уме. Только безумец мог оставить все свое состояние в наследство в равных долях двум своим дочерям, одной из которых уже не было на свете. Только безумец мог составить свое завещание таким образом, чтобы его преемник, носящий титул очередного графа Рашдена, остался без единого пенни, обрекая тем самым все родовые поместья и прочие владения на неизбежный упадок и запустение.
   Да, все случилось именно так. Саймон хотел оспорить завещание старого Рашдена, но суд отказал ему в этом, подтвердив полную законность последней воли покойного.
   Должно быть, где-то там, в аду – а именно туда, по неколебимому убеждению Саймона, должен был попасть старый граф, – этот негодяй наслаждался теперь своей местью.
   Саймон снова тяжело вздохнул. Нет, хватит думать об этом нелепом завещании. Пусть это сделают за него журналисты. Может, им удастся найти всему подходящее объяснение.
   – Ничто меня не гложет, – ответил он наконец Харкорту, и на мгновение ему даже показалось, что это чистая правда. В конце концов, жизнь – это большая и весьма абсурдная шутка. Глупец тот, кто воспринимает ее всерьез.
   Лицо Харкорта все еще выражало сомнение, поэтому Саймон постарался улыбнуться как можно беспечнее:
   – Ты не видел здесь Дэлзиела?
   День выдался из рук вон плохим, но, может, хоть вечером ему повезет?
   – Неужели он так и не принес тебе книгу? – расплылся в удивленной улыбке Харкорт. – Хочешь, я тебе помогу?
   С этими словами он хрустнул пальцами, сжимая их в увесистые кулаки. Уволившись со службы в стрелковом полку, он бездельничал и был пока не при деле, зато его радовала любая перспектива применения силы.
   Саймон не собирался прибегать к таким решительным мерам. Впрочем, почему бы нет? Дэлзиел взял деньги, обещанную книгу не принес – разве он не заслужил наказания в виде нескольких оплеух? После всех досадных событий и горьких разочарований дня ответ на этот вопрос казался очевидным.
   – Разумеется, хочу, – ответил Саймон и решительно направился в гущу толпы в поисках Дэлзиела. Харкорт следовал за ним по пятам.
   Саймон медленно двигался в людском потоке, почти не замечая сыпавшихся на него со всех сторон приветствий, приятельских хлопков по плечу, ободряющих слов, произнесенных заплетающимися языками, и пьяных улыбок. Обходя группу мужчин, с интересом наблюдавших за тем, как министр финансов сдирает с хохочущей брюнетки ее монашеское одеяние, он вдруг поймал себя на мысли, что страной правят сексуально озабоченные школьники-переростки.
   – Колтон будет вне себя от радости, когда увидит тебя здесь, – сказал Харкорт. – Весь вечер спрашивал о тебе, говорил, что вы не виделись целую вечность.
   Колтон, хозяин дома и устроитель приема, был полон решимости упрочить свою репутацию прожигателя жизни, поэтому искал дружбы любого джентльмена с дурной репутацией. Избегать общения с ним было утомительно, но принять его дружбу стало бы фатальной ошибкой.
   – Скажу ему, что хочу найти дорогу к Богу, – усмехнулся Саймон. – Это должно его отпугнуть.
   В этой шутке была значительная доля истины. Сегодняшнее решение суда не оставило ему иного выбора, кроме как жениться на богатой невесте. Увы, для такого повесы, как Саймон, это было возможно лишь при условии полного раскаяния и исправления.
   Наконец он увидел Дэлзиела. Тот стоял у длинного стола, на котором возлежала обнаженная девица. На ней, как на большом подносе, были разложены маленькие бутербродики – канапе, и Дэлзиел жадно поглощал их с удивительной скоростью.
   Но вот он поднял глаза и замер, увидев Саймона.
   – Вы? – сдавленно произнес пожиратель канапе и тут же повернулся, чтобы бежать прочь.
   – Стой! – рявкнул Харкорт и в два прыжка настиг беглеца. Схватив за плечо, он развернул его лицом к себе и прижал к стене с такой силой, что стоявший рядом канделябр зазвенел всеми подвесками.
   – Только не бейте! – тоненьким голосом взмолился Дэлзиел, глядя на приближающегося Саймона.
   – Заткнись! – рявкнул Харкорт. – Не то я выпущу тебе кишки! Что скажешь, Рашден? Начнем с оплеухи?
   – Нет! – захныкал Дэлзиел. – Ради Бога… прошу вас…
   Саймон молча смотрел на него, не вынимая рук из карманов. Обычно на лице Дэлзиела красовался здоровый румянец, но сейчас он был бледным, как итальянский сыр. Было совершенно очевидно, что весь вечер он предавался всевозможным удовольствиям – его жилет был застегнут не на те пуговицы, манжеты и вовсе оказались расстегнуты.
   – Ты должен мне кое-что, – произнес Саймон.
   Дэлзиел открывал и закрывал рот, но не издавал ни звука, словно рыба, оказавшаяся на суше. Его глаза расширились от ужаса.
   – Прошу вас… я не хочу проблем…
   – Я тоже, – пожал плечами Саймон, – просто отдай мне книгу.
   – Но у меня ее нет!
   – Вздор! – буркнул Харкорт.
   Саймон бросил на него взгляд, заставивший его тут же замолчать, потом наклонился к Дэлзиелу:
   – Эта игра мне уже надоела. Ты недостаточно умен, чтобы продолжать ее, и тебе наверняка не понравится ее конец.
   Дэлзиел внезапно покраснел.
   – Какая же это игра? – взвизгнул он. – Вы… вы не соблюдаете правил!
   – Правил? Каких правил? Ты назвал цену, я согласился заплатить.
   Рукопись не была слишком ценной, ни один настоящий коллекционер не стал бы гоняться за ней, однако Саймона она всерьез заинтересовала, и Дэлзиел, понимая это, запросил за нее необоснованно высокую цену.
   – Только не говори мне, что сотня фунтов стерлингов тебя не удовлетворила, – угрожающе добавил Саймон.
   – По нулям, – прошептал пленник.
   – Что?
   – По нулям, – чуть громче сказал Дэлзиел.
   – Нет, каков наглец! – прорычал Харкорт и сжал руки на его шее.
   – По нулям! – вскрикнул тот. – Я попытался обналичить ваш чек! Мне отказали!
   – Это какая-то ошибка, – заявил Харкорт. – Надо было поговорить с банкиром Рашдена.
   – С Моррисом? Я говорил с ним, – с трудом перевел дыхание Дэлзиел. – Никакой ошибки. Моррис сказал, что ваш счет… заморожен!
   Сказав это, он втянул голову в плечи и зажмурился.
   Его слова и поведение показались Саймону настолько странными, что он решил, что у Дэлзиела нервный припадок.
   – Что это на тебя нашло? – спросил он.
   – Только не бейте, – скороговоркой произнес Дэлзиел, приоткрыв один глаз.
   – Я и не собирался, – пожал плечами Саймон, отступая на шаг.
   Он не стал бы нападать на человека, который не выказывал намерения защищаться.
   – А я как раз собирался, – возмущенно возразил Харкорт. Он был крайне удивлен происходящим. – Это наглая ложь, Рашден! Люди подумают… я даже не знаю, что они подумают!
   «Подумают, что теперь у меня нет ни гроша за душой», – пронеслось в голове Саймона.
   Неужели Гримстон сумел так быстро сообщить банку о завещании старого графа?
   Чтобы скрыть свои чувства, Саймон быстро отвернулся, словно разглядывая толпу гостей. Разумеется, Гримстон не стал терять времени. Он был опекуном дочери старого Рашдена. Предназначенные ей в наследство деньги сначала должны были попасть именно к нему в руки. Он станет дрожать над каждым фунтом и уж, конечно, не преминет прибрать к рукам немалое их количество, прежде чем Китти достигнет совершеннолетия.
   Саймон провел рукой по волосам, машинально разглядывая свое отражение в зеркале напротив. Там он увидел красивого высокого мужчину в дорогом черном вечернем костюме. На его лице выражалось плохо скрываемое состояние сильнейшего шока.
   Спустя мгновение Саймон едва заметно улыбнулся и тяжело вздохнул. Обанкротившийся аристократ – не слишком оригинально, что и говорить. Впрочем, у него были кое-какие заначки на черный день. Вполне хватит, чтобы заплатить за книгу. Хотя, наверное, теперь ему стоило бы подумать не о книге, а о том, чтобы расплатиться с кредиторами. Смешно! Кто же в Лондоне платит своим кредиторам?
   Саймон рассмеялся вслух, все так же глядя на свое отражение. Ему нравилось это странное чувство, когда он наблюдал за собой как бы со стороны. Так было проще пережить дурные вести.
   Повернувшись к Дэлзиелу, который тут же инстинктивно зажмурился, он сказал:
   – Завтра утром я привезу тебе деньги. Жди меня дома, никуда не уходи.
   – Хорошо, хорошо, – быстро проговорил тот. – Я буду вас ждать.
   Саймон в шутку поднял руку, словно для удара, и Дэлзиела как ветром сдуло.
   Харкорт с сожалением посмотрел ему вслед.
   – Так это правда? – спросил он Саймона. – У тебя финансовые затруднения?
   – И настолько серьезные, что я начинаю охоту за богатыми невестами.
   Харкорт удивленно уставился на друга, но тот лишь пожал плечами. Он никогда не был противником брака и однажды был даже помолвлен. Однако теперь ему предстояло жениться не по любви, а по жестокой необходимости. Он вынужден был жениться на больших деньгах.
   От этой мысли ему стало невыносимо скучно и тоскливо.
   – Совсем не ко времени, – покачал головой Харкорт. – Сезон подходит к концу.
   – Да, – вздохнул Саймон, – придется летом поехать в Шотландию. – Он едва слышно засмеялся.
   Неужели уже дошло до такого?!
   – Извини, – задумчиво проговорил Харкорт, – пожалуй, я все же дам этому Дэлзиелу пару раз по роже. Встретимся потом на улице?
   Саймон неожиданно вспомнил о своем обещании вернуться к леди Суонби еще до рассвета. Она уверяла, что ее муж всегда очень крепко спит. Нет, не сегодня. Может, завтра? Скорее всего весь завтрашний день пройдет в переговорах с паникующими стряпчими, секретарями, управляющими… Порой ему казалось, что добрых полмира зависит от наполненности банковских счетов лорда Рашдена.
   – Я буду надеяться на лучшее, – сказал Харкорт и, дружески хлопнув Саймона по спине, исчез.
   От стола донесся низкий распутный голос:
   – Так это ты всех спугнул?
   – Что? – Саймон повернулся в сторону лежавшей на столе девицы. Бедра и лоно были покрыты слоем орехов. Хорошо еще, что девица была определенно совершеннолетняя. – Нет, – улыбнулся Саймон. – Боюсь, это они переиграли меня. – Он оглядел разнообразные закуски, разложенные на теле девицы, и засмеялся: – Никогда еще мне не приходилось завидовать еде. – С этими словами он медленно взял грецкий орех.
   – Возьми еще, – промурлыкала девица. – Ты можешь взять хоть все! И может, что-нибудь еще… на десерт.
   – Ты очаровательна, – пробормотал Саймон. Увы, он не любил играть по чужим правилам. К тому же сейчас ему было совсем не до этого. – Как-нибудь в другой раз, милая…
   Взяв ее руку, он поднес ее к губам и поцеловал. Потом резко повернулся и направился к выходу.
   Проходя по коридору, он услышал, как часы били полночь. Откуда-то донесся испуганный вопль – должно быть, Харкорт настиг Дэлзиела.
   Саймону вдруг стало смешно. Он расхохотался, да с такой пугающей силой, что ему пришлось остановиться и прислониться к стене, чтобы прекратить этот странный смех. Он не понимал, что его так рассмешило, но желание хохотать росло в нем с каждой секундой. В голове мелькал калейдоскоп из разных картинок жизни: кричащий Дэлзиел; старый Рашден, распродающий свои книги; поиски богатой невесты; молоденькие девушки в белых платьях, впервые выехавшие в свет; отвращение на лице матери, когда она узнает обо всем; собственные, так и не оправдавшие себя якобы большие способности к музыке; юность, растраченная впустую в тщетных попытках реализовать свои музыкальные амбиции…
   Саймон вытер неожиданно выступившие слезы. Внутри себя он вдруг почувствовал какую-то растущую холодную пустоту и тупую ноющую боль в сердце. Он был один в этом коридоре, один во всем мире.
   Его ждала леди Суонби. Эта мысль заставила его сделать глубокий вдох и оторваться от стены. Боже упаси заставлять ее ждать! Нельзя причинять ей неудобство – ведь ей придется искать ему замену на эту ночь.
   Саймон печально покачал головой, услышал отдаленные ругательства Харкорта и заставил себя улыбнуться. Спускаясь по лестнице, он салютовал часам, пробившим полночь, и пробормотал:
   – Время никого не ждет. И каждый день для кого-то оно истекает.
 
   После смерти матери Нелл стала часто задумываться о жизни. Некоторые люди рождаются праведными, и мать Нелл была одной из них: добродетельной, благочестивой, с тихим высоким голоском, словно созданным для негромкого чтения молитв. На поминках люди говорили, что в молодости она была настоящей красавицей, но Нелл не могла в это поверить. Красота – это широкая улыбка, громкий смех, беспечное отношение к тому, что будет завтра.
   Мать, напротив, всегда думала о будущем и о последствиях поступков, как своих, так и дочери. Казалось, она всегда была готова упрекнуть Нелл в чем-то неблаговидном. Она часто повторяла: «Что мне с тобой делать, дитя дьявола?» Изборожденный морщинами лоб, глубокие тени под глазами, дрожащие пальцы, пожелтевшие от бесконечной работы с табачными листьями, – такова была Джейн Уитби. Ее можно было назвать кем угодно, только не красавицей. И Нелл никогда бы не подумала, что в молодости ее мать могла быть красивой.
   Нелл больше никогда не будет плакать. С этим покончено. Траур – это роскошь богатых и обязанность праведных. Нелл не принадлежала ни к первым, ни к последним. Самоуверенная? Возможно. Нищая? Вне всяких сомнений. Вот и все. Никаких слез.
   Нелл заставила себя улыбнуться. Она отлично знала все свои недостатки. Никакой учтивости, никакого умения прощать, вся ее скромность проистекала от стыда. В ее сердце не было ни благочестия, ни жалости, ни терпения. Напротив, сейчас оно было переполнено обидой и гневом.
   Это Нелл должна быть сейчас в тюрьме, а не Ханна! Дам из Общества покровительства девушкам не интересовала правда. «Мне очень жаль вашу подругу, – сказала миссис Ватсон, – но мы не можем поощрять воровство. Вы должны верить в справедливость закона».
   Ну конечно, справедливость закона! Какая же справедливость в том, что Ханну забрали в полицию, если ее вина состояла лишь в том, что она взяла в руки сумочку Нелл за секунду до того, как ворвались полицейские, чтобы обыскать их? Ведь Ханна не брала ни брошь миссис Ватсон, ни ее денег.
   Нелл сразу во всем призналась, но никто не обратил на это ни малейшего внимания. «Где, по-вашему, я взяла деньги на лекарства для матери, а потом на ее похороны и поминки? – кричала Нелл. – Это я воровка!»
   Эти слова никак не подействовали на полицейских, они все равно увели Ханну, но слух об этом происшествии донесся до Майкла, и он в ярости побил Нелл за то, что она не поделилась с ним добычей. Слух о том, что Нелл призналась в воровстве, дошел и до фабричного мастера, которому и без того не понравилась просьба девушки сделать окна в рабочих помещениях и разрешить работницам выходить из цеха на обед. Недолго думая он уволил Нелл.
   Справедливости для бедных нет. Придется поискать ее здесь, в богатом лондонском районе Мейфэр.
   «Корнелия, я так боюсь за тебя. Зло у тебя в крови…»
   Да, мама была права.
   Надев мужскую одежду, она отправилась жестоко мстить.
   Десять фунтов стерлингов – это все, что она просила у лорда Рашдена. Если бы он прислал их, ей не пришлось бы воровать. Но он даже не соизволил ответить на ее просьбу. Теперь ему придется узнать, насколько он ценит свою собственную жизнь.
   Она недолго возилась с отмычками. Замок входной двери оказался несложным. Бреннан засмеялся, когда Нелл попросила его продать ей набор отмычек, но вид нескольких монет отрезвил его. «Ты отчаянная девушка, Нелл, – серьезно сказал он, доставая откуда-то из-под прилавка набор отмычек и настоящий пистолет в придачу. – Позволь одолжить тебе эту штуковину, чтобы все было как надо – первоклассное дельце!»
   Разумеется, все будет как надо. Она даже наймет первоклассный кеб, чтобы не добираться до района Мейфэр на омнибусе.
   Оказавшись в доме, она внезапно снова почувствовала горечь унижения. Первоклассное дельце! Что у нее в жизни могло быть первоклассного? Кеб? Жители района Мейфэр имели столько экипажей, что их трудно было сосчитать. Что первоклассного в наемном кебе, внутри которого пахло застарелой блевотиной?
   Нелл сделала глубокий вдох, чтобы сосредоточиться на предстоявшем деле.
   В коридоре приятно пахло свежими цветами, воском для паркета и мужским терпким одеколоном. Никакого запаха газа, табачного дыма, угля или свечного нагара. Оказывается, богатство, как и бедность, имеет свой собственный запах.
   И не только запах.
   Этот мир был другим и на ощупь. Нелл никогда не жила в нем, но мама так часто рассказывала об этом мире, что ощущения показались ей давно знакомыми. Ковер на полу был настолько толстым, что ноги буквально тонули в нем и с каждым шагом двигаться становилось все труднее. И тишина… никаких детских криков и голодного плача. Было слышно лишь мерное тиканье часов. Дом словно приглашал ее насладиться тишиной, приятными ароматами и ощущениями и успокоиться.
   Нет! Для нее не могло быть никакого покоя и наслаждения.
   Нелл крадучись двигалась вперед, считая двери по правой стороне и крепко сжимая пистолет. Долгими вечерними часами она наблюдала за домом и его обитателями, стоя на площади в тени деревьев. Когда свет в окнах начинал гаснуть, именно в этих комнатах свечи тушили в последнюю очередь. Пятая дверь – вот то, что нужно!
   Холодная на ощупь круглая хрустальная ручка двери бесшумно повернулась под осторожным нажимом ее пальцев. У его сиятельства оказались весьма усердные слуги, старательно смазывавшие дверные петли покоев, – дверь открылась без единого звука.
   Из комнаты неожиданно донесся храп. Святые угодники! Нелл едва не прострелила себе ногу. Слава Богу, она вовремя сняла палец с курка.