Мережковский Дмитрий Сергееевич. Символы. Песни и поэмы

   Быть может, призрак — и леса,
   И звезд таинственные хоры, —
   Весь мир — создание мечты,
   И все величие вселенной
   Над бездной вечной пустоты —
   Лишь отблеск радуги мгновенной…
   Куда несется жизнь моя
   Над беспредельным океаном,
   Как налетевшим ураганом
   Полуразбитая ладья?
   Опоры нет: под бурей вечной,
   Как искра, меркнет свет ума…
   Бессилье, ужас бесконечный,
   И одиночество, и тьма!..
   Лес родимый! я спрячусь в безмолвье твоем
      В изумрудной, таинственной мгле,
        И к холодной земле
        Я приникну челом.
   Об утесы дробись и шуми, водопад,
   Пусть студеные слезы твои окропят
        Мне горячую грудь…
        Позабыться, уснуть!..
   Нет, не буду, как прежде, могуч и здоров,
   Со зверями под свежею тенью дубров:
   Человека в себе не убить мне ничем;
   А природе… на что я природе теперь,
   Развращенный, больной и измученный зверь?..
        Я печален и нем
        Буду в мире блуждать,
   И закрыт для меня первобытный Эдем:
   Буду вечно томиться и вечно страдать!

* * *

   Внутренность пещеры
   Сильвио читает книгу при свете лампады. Клотальдо входит незамеченный.
 
        Клотальдо
   …Тихо кругом… Только летучие мыши вьются, шурша, над лампадой; со сводов висят сталактиты, и капли стекают по ним и падают на пол, как слезы. Бедный мой Сильвио!
 
        Сильвио
   Кто зовет меня?
 
        Клотальдо
   Это я пришел тебя проведать.
 
        Сильвио
   Тяжко мне, отец… Прежде я смутно чувствовал, что жизнь только греза, теперь мудрость подтвердила мой опыт… Она доказала, что вся природа — сон, и человек никогда не узнает, что кроется там, за призрачной дымкой явлений и форм… Никогда, никогда!..
 
        Клотальдо
   Дитя, о чем ты горюешь? К чему тебе тайна природы? Удел человека — работа, а для работы тебе довольно и того, что можешь познать.
 
        Сильвио
   Нет, лучше убью себя, но не отрекусь ни на одно мгновение от моей неутолимой жажды… Для меня нет другого исхода — или проникнуть в тайну, или погибнуть!

* * *

   Народ. Площадь перед дворцом
   На ратуше звонят в колокол. Крестьяне, ремесленники, купцы, нищие — толкаются, кричат и пробегают толпа за толпой.
 
        Герольд
   (с трубою)
   На площадь, граждане, на площадь!
 
        Купец
            Эй, сосед,
   Куда бежишь?
 
        Ремесленник
        Бегу, как бык — на красный цвет.
   Не знаю сам куда: на месте не сидится!..
      Когда народ бушует и ревет
        И зверем бешеным стремится
   На приступ, бунт, пожар — мне все равно — вперед
   Бессмысленно бегу, куда толпа влечет,
        И силы нет остановиться.
 
        Купец
   (запирая лавку)
   И мне не терпится, и я с тобой бегу,
      Меня несут, как ветер, ноги,
      И удержаться не могу.
 
   (Входят Придворный, переодетый в платье рабочего, и Крестьянин.)
 
        Придворный
      Ведь юный царь, и щедрый, и нестрогий,
   И вам же обещал он облегчить налоги.
 
        Крестьянин
   Что молвил ты? Отец родной! Не может быть,
      Налоги?..
 
        Придворный
      Да, на шерсть, и соль, и водку…
 
        Крестьянин
   Ну нет, уж я теперь за Сильвио! На сходку
   Я приведу тебе здоровых молодцов,
   Налоги! Боже мой, да я на все готов!
   Ах, светики мои, вот счастье-то какое!
      Задел же ты нас, братец, за живое…
   За Сильвио мы все, за Сильвио! Лечу,
   На площади я весь народ перекричу!
 
   (Пьяные солдаты выходят из таверны и разговаривают.)
 
        Первый
   Какой у нас король — не царь он — а старуха.
 
        Второй
   В нем нет воинственного духа.
 
        Третий
   А Сильвио в поход вести нас обещал!
   Вот — нашей армии достойный генерал!..
 
        Четвертый
      Награды, ордена, фуражировки…
   Уж то-то привезем любовницам обновки!
 
        Один из солдат
   Войны, мы требуем войны!
 
        Другой
        Мы постоим
   За Сильвио, отдайте нам героя,
      Не то возьмем его мы с боя!
 
        Солдаты
   Где принц, где новый вождь? Вся армия за ним!

* * *

   Пустыня
   Народ и войско. Сильвио под звериной шкурой. Военачальник на коленях подает ему корону.
 
        Военачальник
   Царем мы Сильвио избрали;
   И умолять его пришли,
   Чтоб он в смятенье и печали
   Не покидал родной земли.
   Прими же, Сильвио, корону;
   Мы за тобой на смерть пойдем;
   И путь к наследственному трону
   Тебе проложим мы мечом.
 
        Сильвио
   Уйдите прочь!..
 
        Военачальник
      Ужель, монарх, лишенный чести,
   Обиды и позор оставишь ты без мести?
 
        Сильвио
   Мстить — для чего?.. За что?.. Кто мог меня обидеть?
   Ведь люди — призраки, действительность — обман…
   Не стоит их любить, не стоит ненавидеть:
   Они рассеются, как утренний туман!..
   Убить врага — к чему? Чрез два иль три мгновенья
   Не будет ли и он, как я, добычей тленья?
      За всех живых в груди моей — тоска,
   И мстить не хочется, и потухает злоба
      Пред холодом и тишиною гроба,
   И падает с мечом бессильная рука!..
   Уйдите!..
 
        Военачальник
      Дорого нам каждое мгновенье,
   Несметные полки тиран ведет на нас.
   Подумай, скольких жертв в руках твоих спасенье;
   Должны с отцом твоим вступить мы в бой тотчас.
   Победа — или смерть, нам больше нет исхода…
   Спаси нас, будь царем! Глас Божий — глас народа!..
 
        Сильвио
      Мне все равно… На трон ведите,
   Я вновь готов принять порфиру и венец…
   В груди нет воли, сил, желаний… Что хотите
   Вы делайте со мной, я буду, как мертвец,
   Как бездыханный труп, безропотно послушен,
   И нем, и холоден, и к власти равнодушен.
 
        Народ и войско
   На щит царя!
 
   (Сильвио подымают на щит.)
 
        Сильвио
   (про себя)
        Противны мне и дики
      Толпы восторженные крики…
   Войска, народ — и всё, что вижу пред собой —
   Мне кажется теперь какой-то грезой дальней
   Иль сказкой, полною иронии печальной,
   И жалок сам себе, в короне золотой,
   Я, призрачный монарх — над призрачной толпой!
 
        Народ
   Умрем за Сильвио!
 
   (Войско и народ уносят Сильвио на щите.)

* * *

   После победы
   Над полем сражения высокий холм. Шум битвы. Сильвио в полном вооружении.
 
        Войска
   Привет царю, привет!
 
        Солдаты
   (приводят старого короля Базилио в оковах)
        Монарх, мы привели
   Тирана пленного, врага родной земли.
 
        Базилио
   Я вижу: прав ваш приговор,
   Неодолимые светила!
   Давно влекла слепая сила
   Меня на гибель и позор.
   И вот — свершилось. Победила
   Судьба. Мой сын, не ты жесток,
   Не ты казнишь меня, а Рок!
 
        Сильвио
   Пред ужасающею тайной,
   Как я — беспомощен и слеп, —
   Ты был игрушкою случайной
   Непознаваемых судеб…
   Нет виноватых! Гнев бесплоден…
   Снимите цепь с него… Старик,
   Ты был в несчастиях велик —
   Иди… прощаю, ты свободен…

* * *

   Терраса над морем. Лунная ночь. Пир
   Сильвио на троне. Базилио, Клотальдо, Беатриче, Придворные. Певец играет на арфе. По знаку Сильвио он умолкает.
 
        Сильвио
      На что, певец, мне эти звуки?
   Должны когда-нибудь они умчаться прочь,
   И будут после них еще тяжеле муки,
      Еще томительнее ночь.
      Могильный остов прячет в розы
      Поэтов детская мечта;
   Но если правды нет — на что мне красота?
      На что — обман, на что мне — грезы?
   Уйди, певец!
 
        Беатриче
      Ко мне! Я разум усыплю,
   Боль ненавистного сознанья утолю!..
 
   (Беатриче хочет его обнять, но он отталкивает ее.)
 
        Сильвио
   Довольно! Факелы и свечи потушите…
   Мне страшно быть с людьми! Уйдите все, и пусть
   Растет в безмолвии моя немая грусть.
      Вино и чаши унесите!
 
   (Гости уходят, слуги уносят кубки, явства и свечи; остаются Клотальдо, старый король и Сильвио.)
 
        Базилио
   Умом бесстрастным побеждая муки,
   Забудь себя, отдай всю жизнь науке.
   Могильный прах — и чистый луч рассвета,
   Звезду, что перлом в сумраке повисла,
   Мечту, что родилась в душе поэта —
   Ты разлагай на меру, вес и числа.
   Исследуй все в тиши лабораторий:
   Гниющий труп и нежный запах розы,
   Людских сердец возвышенное горе,
   И брызги волн, и вдохновенья слезы.
   Тогда спадет с очей твоих завеса,
   Поймешь ты жизнь таинственную мира
   И в ропоте задумчивого леса,
   И в трепете полночного эфира:
   Как звук с созвучием — душой смиренной
   Сольешься ты с гармонией вселенной.
 
        Сильвио
   Скажи, достигну ли я тайны роковой?
   Проникну ль хоть на миг к источнику явлений,
   К той грозной глубине, к той пропасти немой,
   Что скрыта облаком блистательных видений?
 
        Базилио
   Нет, лгать я не хочу, там, за пределом знаний,
      Тебя наука к Тайне приведет;
   Твой ум слабеющий коснется вечной грани —
   И больше ни на шаг не двинется вперед.
   И как бы ни дерзнул глубоко погружаться
   К началам бытия, в природу, человек —
   Он будет к роковой загадке приближаться —
        И не решит ее вовек.
 
        Сильвио
      На что же мне твоя наука?
   Чем безнадежнее, чем глубже сознаю
   Пред тайной мировой беспомощность мою,
   Тем жизнь бессмысленней, тем нестерпимей мука!
 
        Базилио
   Ты к невозможному стремишься…
 
        Сильвио
              Если так,
   Кто в сердце мне вложил безумное стремленье;
   Зачем я не могу не рваться в тайный мрак
   К тому, что — не обман, не призрак, не виденье?..
   Проклятье — знанию! Оно гласит: «Смирись,
      Ты жалкий раб, не царь в природе,
      От смысла жизни отрекись,
   Не требуй истины, не думай о свободе».
      Проклятье знанью твоему!
     Оно лишь муки сердца растравляет,
   И, как услужливый тюремщик, освещает
      Порабощенному уму
   Его огромную и страшную тюрьму!..
 
        Клотальдо
   Наука — ложь. Спасенье там — в природе;
   Вернись же к ней, простой рабочей жизни,
   К земле родимой, к миру и свободе,
   К затишью сел, к покинутой отчизне.
   Попробуй жить с крестьянами на воле,
   Попробуй взять лопату, плуг иль молот,
   И на заре иди работать в поле —
   Ты будешь вновь душою бодр и молод.
 
        Сильвио
   О пусть в груди моей — безумная тоска:
   За мирный сон души я не отдам сознанья!
      Не надо мне тупого прозябанья,
      Покорности и счастья мужика!
         Проклятье вам! Вы лжете оба,
   В груди от ваших слов сильней тоска и злоба.
   Там, в мирной тишине жилища твоего,
   Старик, ты выдумал слияние с народом,
   А ты, король, свою науку, для того,
   Чтоб утешать себя хоть призрачным исходом,
      Чтоб хоть миражем заслонить
         Зияющие бездны…
   Но я правдивей вас: я смел разоблачить
   Трусливый ваш обман, смешной и бесполезный.
   Уйдите прочь!
 
   (Базилио и Клотальдо уходят.)
 
        Сильвио
      Теперь мы, скорбь, с тобой вдвоем.
      Я не дрожу, я не бледнею,
   И если узел твой распутать не сумею —
      Я рассеку его мечом!
      Удар — и смолкнет боль сознанья
      Среди мгновенной тишины,
      Удар — и кончены страданья,
      И все вопросы решены…
   Там, на глади морской, исчезая вдали,
   Блеск луны отражен, как серебряный путь,
   Если б мог я умчаться по нем от земли,
   Чтобы в лунном сиянье навек потонуть.
   Я без дум и без мук невозвратно б исчез
   В этом мягком, волнистом тумане небес…
   Я бы умер, как отблеск холодной луны,
   На трепещущем лоне певучей волны…
   Если б знать мне, о чем это волны поют?..
   И не та же ли скорбь, как меня, их гнетет?..
   Обещая мне вечный покой и приют,
   Что-то к пропасти манит меня и влечет…
   Слышу, волны, призыв ваш: я скоро приду!..
 
   (За сценой слышатся голоса.)
 
        Голос Эстреллы, молодой фрейлины
   Я должна его видеть!.. Пустите меня!..
 
        Голос пажа
   Король велел никого не принимать.
 
   (Входит Паж со светильником, который он ставит на стол, и Эстрелла.)
 
        Паж
   Не моя вина, государь… Я предупреждал…
 
   (По знаку Сильвио Паж уходит).
 
        Сильвио
   Что вам надо?
 
        Эстрелла
   Я пришла умолять…
 
        Сильвио
   Вы могли обратиться к министрам…
 
        Эстрелла
   Я просила всех, но напрасно…
 
        Сильвио
   В чем ваша просьба?
 
        Эстрелла
   Помилуйте моего брата…
 
        Сильвио
   Что он сделал?
 
        Эстрелла
   Фернандо де-ла-Сена в междоусобной войне против вашего отца остался верен старому королю Базилио. Когда все от него отступили и перешли на сторону врагов, Фернандо, в числе немногих, сохраняя верность присяге, сражался за своего государя. Мой брат схвачен в плен вместе с другими рыцарями. Ваши приверженцы объявили его мятежником, заключили в темницу, и завтра должен исполниться смертный приговор, подписанный вашей рукою, государь!.. Где же справедливость?.. За что он умрет?.. Пощады, Сильвио, пощады невинному!..
 
        Сильвио
   Какое дело мне до вашего брата?.. Его осудили на смерть, — пусть он умрет.
 
        Эстрелла
   Не будьте жестоким!..
 
        Сильвио
   Я делаю это не из жестокости, но из равнодушия… Зачем я буду прощать его?
 
        Эстрелла
   (падая на колени)
   Умоляю, государь, именем справедливого Бога, помилуй невинного, сжалься!
 
        Сильвио
   Я не жалею себя, как могу я жалеть других?.. Уйди прочь!
 
        Эстрелла
   Я не встану, пока ты не простишь!..
 
        Сильвио
   Я позову слуг…
 
        Эстрелла
   (встает)
   Хорошо. Но знай, король, что правды нет в твоей земле… Ты дашь ответ перед Богом за кровь невинных!..
 
        Сильвио
   Тише, тише… Я не понимаю, что такое правда, и не знаю, что такое Бог.
 
        Эстрелла
   Ты поймешь, когда будет поздно.
 
        Сильвио
   Ты гневаешься?.. Напрасно. Я не жесток.
 
   (после молчания)
 
   Для того, чтобы показать, как я спокоен и равнодушен, — пусть брат твой живет… Я прощаю его, хотя думаю, что даровать человеку жизнь более жестоко, чем отнять ее.
 
   (Сильвио подходит к столу и пишет.)
 
   Вот две строчки к министру. Подай эту записку, и твой брат будет свободен.
 
        Эстрелла
   О, государь…
 
        Сильвио
   Благодарить не за что: я прощаю не из милосердия. Чего ты ждешь?.. Иди.
 
        Эстрелла
   Я думала, государь…
 
        Сильвио
   Что?..
 
        Эстрелла
   Простите и тех несчастных, с которыми брат мой должен был завтра умереть.
 
        Сильвио
   Вот смертный приговор.
 
   (Берет бумагу со стола, развертывает и читает равнодушно.)
 
   Я забыл подписать… Как много их!..
 
        Эстрелла
   Не подписывайте, разорвите бумагу!..
 
        Сильвио
   Зачем?.. Разве ты можешь меня уверить?..
 
        Эстрелла
   Милосердие, государь…
 
        Сильвио
   Пустое слово!..
 
        Эстрелла
   Молю вас!
 
        Сильвио
   Это — сильнее…
 
        Эстрелла
   Я не умею ничего сказать… Простите их!..
 
        Сильвио
   Простить?.. Ты думаешь, что так надо, что так хорошо?
 
        Эстрелла
   Да.
 
   (Сильвио разрывает смертный приговор и бросает клочки бумаги в море.)
 
        Эстрелла
   Сильвио!..
 
   (Бросается к Сильвио и целует его руку.)
 
        Сильвио
   (в волнении)
   Оставь меня!.. Уйди!..
 
        Эстрелла
   Молю тебя, не говори, что ты простил равнодушно, нет! я знаю: у тебя — великое сердце!
 
        Сильвио
   Во имя чего же я мог простить?
 
        Эстрелла
   Во имя Бога!..
 
        Сильвио
   Я Его не знаю… Его нет!..
 
        Эстрелла
   Он есть!
 
        Сильвио
   (в волнении, почти в ужасе)
   Уйди, говорю тебе, уйди прочь! Зачем ты хочешь вернуть меня к жизни? Зачем ты пришла?.. Его нет!
 
        Эстрелла
   Он есть!.. Он один только есть, всё, что не Он — призрак и обман! Сильвио! Разве ты не чувствуешь?.. Посмотри на небо, посмотри в глаза мои… Разве ты не видишь?.. Вот — Он!
 
        Сильвио
   Нет! Когда я смотрю в небо и в твои глаза, я только вижу в них что-то далекое и забытое. Хочу вспомнить и не могу… Но Его — нет! Пойми же, там — за этими призраками — пустота, мрак! Там — смерть!..
 
        Эстрелла
   Сильвио, там — Бог!..
 
        Сильвио
   О, если бы я мог верить!..
 
   (Он закрывает лицо руками и плачет.)
 
        Эстрелла
   Я иду, государь, чтобы возвестить помилование осужденным.
 
        Сильвио
   Эстрелла!..
 
        Эстрелла
   Сейчас взойдет солнце… Пора!
 
   (Эстрелла уходит.)
 
        Сильвио
   (один в предрассветном сумраке)
   Верить?.. Но где же Ты? Зачем Твое небо — такое холодное и пустое? Зачем Ты покинул меня одинокого в этой тьме, окруженного ужасом и смертью?.. Если Ты скрываешься за призраками мира, откликнись!.. Где Ты? Услышь меня, Господи!
 
   (Первые лучи солнца вырываются из-за облаков; Сильвио стоит в немом созерцании, потом опускается на колени.)
 
   Солнце!.. Твое ли это — Солнце, Боже мой? Ты ли мне первыми лучами его ответил: «Вот — я!» Вся природа — не глагол ли уст Твоих? Всеми голосами мира не говоришь ли Ты от вечности: «Это — я!» Верю, Господи, помоги моему неверию!..
 
   (Солнце из-за тучи медленно подымается и озаряет Сильвио, простирающего к нему руки.)
 
        Сильвио
   Солнце над морем восходит из туч…
   Бездну зажег его розовый луч…
   Солнцу, великому солнцу — привет!
   Слава Тебе, показавшему Свет!
      Чрез борьбу и хаос дикой,
      Чрез отчаянье и ложь,
      Ты к гармонии великой
      Мир измученный ведешь.
      О, согрей же теплотою,
      Состраданьем без конца,
      Утомленные враждою,
      Наши бедные сердца.
      Видишь здесь, Тобой спасенный,
      В теплых, радостных, слезах,
      Я склоняюсь, умиленный
      И трепещущий, во прах.
   С плачем дробясь о подножье скалы,
   Пеной блестят, умирая, валы.
   Богу «осанна!» — гремит океан…
   Вьется, как дым из кадильниц, туман…
   Солнцу, великому солнцу — привет!
   Слава Тебе, показавшему Свет!
      Это Ты меня из ночи
      Дланью любящей исторг,
      Это Ты открыл мне очи,
      Дал мученье и восторг…
      Пред Тобой я только плачу,
      В благодарности я нем…
      Всемогущий, что я значу?
      Как я жалок — перед Тем,
      Кто хранит нас и жалеет
      Каждый трепетный листок,
      Как дитя свое, лелеет
      Непробившийся росток…
      Дай обнять любовью жгучей
      Целый мир — и всей душой
      Дай мне слиться с этой тучей,
      С этой грозною волной.
      В камне, в воздухе, в былинке
      Жизнь я чувствую, любя,
      В каждой блещущей росинке,
      Солнце, вижу я тебя.
   Вот что не призрак, не сон и не ложь…
   Боже, молитву мою Ты поймешь…
   Солнцу, великому солнцу привет!
   Слава Тебе, показавшему Свет!
 
    1888, 1891

КОНЕЦ ВЕКА 
Очерки современного Парижа

I. ЕВАНГЕЛЬСКАЯ ПРИТЧА

   О, что бы в будущем, предчувствием грозя,
   Не ожидало нас, — несчастным быть нельзя
   При солнце утреннем, весною, город вечный,
   Когда теряешься в толпе твоей беспечной!
   Посмотришь на бульвар, где каждый солнцу рад,
   И распустившихся каштанов аромат
   Вдохнешь, услышишь смех и говор беззаботный,
   И женское лицо с улыбкой мимолетной
   Увидишь издали, и снова, жизнь любя,
   Невольно радостным почувствуешь себя,
   И горько вспоминать о северной отчизне…
   Какой здесь блеск кругом, какая радость жизни!
   Когда передо мной весельем ты гремишь,
   На солнце утреннем сияющий Париж,
   Я счастлив за тебя, и чуждого народа
   Волнует душу мне и радует свобода.
   Какая бы печаль ни мучила, грозя —
   Здесь, в этом городе, несчастным быть нельзя.
 
   Но поздно вечером в мой уголок безмолвный
   Я с шумной улицы вернусь, раздумья полный.
   Тогда Евангелье читаю в тишине,
   Меж тем как из окна доносится ко мне,
   Париж недремлющий, твой шум многоголосый.
   Над книгой вечною забытые вопросы
   Опять встают в душе: земная жизнь людей
   Полна величия, но есть ли правда в ней?
   Я постигаю вновь твой смысл необычайный,
   О притча древняя, исполненная тайной:
 
   На ниве богача был урожай хлебов.
   Он думал: «Некуда собрать моих плодов.
   Как приготовить дом к такому урожаю?
   А вот что сделаю: все житницы сломаю,
   Большие выстрою и соберу туда
   Мой хлеб, мое добро, и я скажу тогда
   Душе моей: душа! простись навек с тревогой,
   Покойся, — у тебя лежит именья много,
   На годы многие: гони заботы прочь
   Ешь, пей и веселись!..» — «Безумец, в эту ночь
   Отнимут жизнь твою! — сказал Господь. — Несчастный,
   Кому достанутся твой дом и труд напрасный?»
 
   Столица роскоши, на празднике твоем
   Я вижу иногда рабочего с лицом,
   Исполненным немой, загадочною думой.
   Проходить он, как тень, безмолвный и угрюмый,
   Со взором пристальным завистливых очей…
   О, гость непрошеный на пире богачей,
   Мне страшно при тебе за этот праздник вечный,
   За легкую толпу, за смех ее беспечный,
   За яркие кафе и величавый ряд
   Твоих, о Новый Рим, блистательных громад!
   Ты, как богач, сказал: «У нас именья много,
   Ешь, пей и веселись!» И ты забыл про Бога,
   Но скорбь великая растет в душе у всех…
   Надолго ль этот пир, надолго ль этот смех?
   Каким путем, куда идешь ты, век железный?
   Иль больше цели нет, и ты висишь над бездной?

II. «GRILLE-D’-EGOUT» ^[12]

   Сюда идет тайком скучающий любовник,
   Художник и турист, писатель и чиновник:
   «Gаr?оn, un bok!» ^[13]И пьют, и курят за пять су,
   Любуются в монокль на томную красу
   Полуночных сильфид, внимая шансонетке,
   Где блещет стих порой, язвительный и меткий…
   Но вот, в дыму сигар, меж черных сюртуков,
   И тысячи зеркал, и газовых рожков,
   При звуках музыки и радостного гула,
   Она, воздушная, как бабочка, впорхнула.
   Тебя без жалости я вспомнить не могу,
   О бедное дитя Парижа «Grille-d’-Egout»!
   Из кружев юбка, слой белил на шее голой
   И рыжий цвет волос поддельных, взор тяжелый
   И странное лицо, в котором жизни нет,
   Как маска, мертвое, похожее на бред…
   Меж тем, когда, смеясь, она в отваге бурной
   Помчалась, до колен открыв чулок ажурный,
   И ногу стройную высоко подняла,
   Наперекор всему — в ней грация была
   Демократической и уличной вакханки,
   В ней то, что «fin dе siucle» ^[14]назвали парижанки,
   В ней узнает толпа свою родную дочь.
   «Я нравлюсь, от меня вы не уйдете прочь! —
   Так говорило всем ее лицо. — Смотрите,
   Вот, что вы любите, и вот чего хотите!»
   Почтенный господин, — вполне провинциал,
   По скромному лицу, — смотрел на этот бал.
   К нему подпрыгнула она легко и смело,
   Красивой ножкою цилиндр его задела
   И шляпу сбросила: удерживая гнев,
   Он должен был принять обиду, покраснев.
   А взор у «Grille-d’-Egout» весельем детским блещет,
   И ей родной Париж в восторге рукоплещет!

III. РЕНАН

   Но в том же городе и в тот же скорбный век
   В тиши работает великий человек:
   Я вижу кабинет в спокойном полумраке
   И древней надписи неведомые знаки;
   Я вижу, как Ренан над грудой старых книг,
   Обдумывая мысль заветную, поник
   С улыбкой тонкою, скептической и нежной,
   Над сказкою любви иль веры безмятежной;
   За правдой гонится сквозь тьму времен и пыль
   Сухих пергаментов; таинственная быль
   По слову мудреца, поэзией пленяя,
   Восстанет пред людьми из гроба, как живая.
   И ветреный Париж откликнется на все:
   Я знаю — он поймет открытие твое,
   Ученый и поэт, — вы трудитесь недаром, —
   Париж, где «Grille-d’-Egout» приветствовали с жаром…
   Я против воли все готов ему простить
   За то, что гениев умеет он любить!

IV. НОВОЕ ИСКУССТВО

   Певец Америки, таинственный и нежный,
   С тех пор, как прокричал твой Ворон безнадежный
   Однажды полночью унылой: «nеvеrmоrе!» ^[15]
   Тот крик не умолкал в твоей душе; с тех пор
   За Вороном твоим, за вестником печали?
   Поэты «nеvеrmоrе», как эхо, повторяли;
   И сумрачный Бодлэр, тебе по музе брат,
   На горестный напев откликнуться был рад;
   Зловещей прелестью, как древняя Медуза,
   Веселых парижан пугала эта муза.
   Зато ее речей неотразимый яд,
   Зато ее цветов смертельный аромат
   Надолго отравил больное поколенье.
   Толпа мечтателей признала в опьяненье
   Тебя вождем, Бодлэр… Романтиков былых
   Отвага буйная напоминала в них…
 
   А все-таки порой завидуешь их воле;
   Живут, работают на безграничном поле
   И мыслят, и никто не может запретить,
   Что хочется писать, что хочется любить.