Неподалеку впереди послышался смех и нежный женский голос — наверное, какая-то юная парочка тоже решила прогуляться по ночному городку. Оглядев улицу, Чарли никого не увидела; судя по веселым голосам, они шутили и поддразнивали друг друга, однако слова разобрать было невозможно. За тем стало тихо, словно парочка скрылась в одной из боковых улиц.
   Кошки тоже исчезли. Чарли осталась стоять на тротуаре в полном одиночестве, стараясь не растерять переполнявшие ее память картины бегущих и летящих кошек, в каждом движении которых сквозило наслаждение беззаботной игрой.
   Но теперь, лежа в постели и разглядывая рисунок, на котором пара кошек резвилась среди темных скатов крыш, она почувствовала внезапный озноб.
   Не поняв, в чем дело, Чарли выбралась из постели, налила себе еще чашку кофе и остановилась у мольберта, разглядывая на бросок, который сделала по памяти перед сном. Поспешные линии углем на газетной бумаге, торопливые штрихи, которыми были намечены торчащие крыши и стремительные прыжки кошек, — в рисунке действительно таилась какая-то угроза, которую Чарли вовсе не намерена была привносить в эту картину. Ее охватила дрожь.
   Прошлой ночью она так была очарована кошачьей грацией и свободой, их ничем не стесненной радостью, что с удовольствием принялась за этот набросок. Но теперь для нее было очевидно, что эту-то радость передать так и не удалось. Наоборот, рисунок получился темным и печальным. В нем против ее воли сквозило какое-то дурное предчувствие, в угловатых тенях таилась скрытая угроза.
   Что-то угрожало кошкам? Или, напротив, угроза исходила от них самих?
   Окончательно сбитая с толку, Чарли отвернулась от рисунка, прихватила чашку с кофе и направилась в душ.
   Ванная комната была крошечной. Пристроив чашку на край раковины, она скользнула в поток горячей воды и погрузилась в раздумья о рисунке, который никак не шел у нее из головы.
   Что водило ее рукой вчера ночью? Эта мохнатая парочка вызывала у нее искреннюю симпатию. С Дульси она успела познакомиться, когда жила у Вильмы. И если бы не портреты Джо и Дульси, которые она набросала ради собственного удовольствия, ее работы никогда бы не увидела Сесили Аронсон и не предложила бы присоединиться к престижной художественной тусовке. Без Джо и Дульси не видать бы ей участия в сегодняшней выставке в шикарной галерее Сесили.
   Чарли подставила спину потоку воды и потянулась за чашкой кофе, убеждая себя, что было бы лучше не ломать голову над неведомыми угрозами, а обдумать предстоящие на сегодня дела. Нужно было заказать стройматериалы и так организовать встречи с тремя субподрядчиками, чтобы они не попались друг другу на глаза. Она вылезла из душа, оделась, сделала себе бутерброд с арахисовым маслом и, углубившись в изучение списка текущих дел, забыла о мрачном рисунке.
   Но когда она открыла входную дверь, держа в руках рабочую куртку и бумажный пакет с ланчем, к ее ногам спорхнул сложенный листок бумаги — вероятно, он был засунут между дверью и притолокой.
   Подхватив листок, чтобы не унесло порывом ветра, она раз вернула его и пробежала глазами аккуратно отпечатанные строчки:
 
   «Чарли!
   Я ничего не имел бы против вашего проживания в моем доме, если бы вы не завалили своими вещами весь двор. В вашем распоряжении была целая неделя, и я уже дважды предупреждал вас, что необходимо очистить двор от этого барахла, поскольку другие жильцы жалуются. Они хотят принимать там солнечные ванны, а не спотыкаться о тачки и лопаты. У меня нет выбора. Вы нарушили договор. Это официальное требование освободить жилье и прилегающую территорию сегодня же — и не позднее полуночи. Любой предмет, оставленный в квартире или дворе сверх этого срока — будь то бетономешалка, ведра или еще какой хлам — я заберу и потом сам буду решать, сохранить его или выкинуть».
 
   Она поставила пакет с едой на крыльцо, бросила сверху куртку и перечитала записку. Взглянув на окна квартиры домовладельца, расположенные прямо под ее окнами, она испытала большое искушение схватить этого чистоплюя за шиворот и размазать по его чистенькому дворику.
   Метнувшись в квартиру, она схватила составленные штабелем коробки и начала запихивать в них тарелки и кастрюли прямо поверх лежащей там одежды. Выхватив из стенного шкафа свои немногочисленные пожитки, она скатала их в узел, сорвала со стены свои рисунки и поволокла первую партию вещей к фургону. Собирая оставшиеся вещички, она позвонила Клайду и сказала, что немного задержится, но причины не сообщила. Через час она покинула этот дом, потерпев очередное фиаско.

Глава 5

   С того места, которое избрали для наблюдения за происходящим Джо и Дульси, ярко освещенная галерея представлялась бесконечным лесом человеческих ног. Им пришлось быстренько убраться из толпы, спасаясь от узконосых босоножек на острых шпильках и тупорылых начищенных ботинок, которые казались тяжелыми, словно кувалды. Проскользнув среди шелковистых лодыжек и наглаженных штанин, они нашли для себя укромный уголок позади письменного стола Сесили Аронсон, где им не угрожали поминутно отдавить лапы и откуда можно было наблюдать подогреваемое шампанским веселье.
   По мнению Джо, наилучшим способом посетить вернисаж было бы посмотреть на происходящее с крыши одного из стоящих поодаль домов. Но Дульси приспичило забраться в самую гущу толпы, вслушиваясь в обрывки разговоров, принюхиваясь к дорогим французским духам, любуясь восхитительными ювелирными украшениями и нарядными вечерними прическами.
   — Никто нас и не заметит, они все заняты своими разговорами, стараются произвести впечатление, — сказала она.
   — Ну конечно, уж Сесили-то не заметит! Что же она несется сюда, как голодная сова на мышь?
   Владелица галереи, как обычно брызжущая энергией, действительно проталкивалась к ним сквозь толпу гостей.
   — Как всегда, — пробормотал Джо. — Примадонна, да и только.
   На ней был брючный костюм из серебристой струящейся ткани, широкие штанины которого маленькими протуберанцами вихрились у лодыжек, легкий серебряный шарф охватывал уз кие бедра; картину довершало несметное количество драгоценных побрякушек. Она со смехом опустилась на колени и заглянула под стол, где они прятались от толпы, а потом извлекла Дульси из убежища и подхватила на руки. Вытащив следом и Джо, Сесили сжала их в объятиях, словно двух плюшевых медвежат. Джо пришлось стиснуть зубы, чтобы не вцепиться ей в руку, поскольку, разумеется, Дульси бросила на него предостерегающий взгляд: «Не вздумай сопротивляться!».
   — Вы оба сегодня выглядите просто прелестно, такие чистенькие и гладенькие, — проворковала Сесили, прижимая их к своей серебряной груди. — Как мило, что вы сегодня тоже здесь, ведь вы же, можно сказать, наши главные герои сегодня. Это Вильма вас принесла? А где же она сама?
   Джо уже начинало мутить от происходящего. Зато Дульси размурлыкалась вовсю — вся эта суета очень ей нравилась. Когда бы ей ни случалось забрести в галерею, у Сесили всегда находилось для нее угощение — что-нибудь вкусненькое из магазинчика «Четвероногий гурман». А еще у Сесили был всегда наготове мягкий свитер, на котором Дульси любила вздремнуть. Хозяйка галереи быстро поняла, что для Дульси всякие хорошенькие вещички из шелка, бархата и кашемира — удовольствия, против которых она не в силах устоять и которые привлекают ее сильнее любого лакомства. Лишь однажды, когда кошка попыталась стащить ручной вязки шарф из нежнейшей шерсти викуньи, Сесили побежала за ней, чтобы вернуть свое драгоценное имущество, и как следует ее отругала. А сейчас, тетешкаясь с необычными гостями и не давая им улизнуть, она дотянулась до лежавшей возле стола синей бархатной подушки и положила ее на книгу отзывов.
   — Оставайтесь-ка вы оба здесь, устраивайтесь поудобнее — это будет очаровательно выглядеть. А я пока принесу вам чего-нибудь вкусненького.
   Наклонившись, она посмотрела Джо в глаза, погладила его по голове и почесала за ухом:
   — Как насчет икры, Серый Джо? И копченой индейки? Джо понял, что сопротивление бесполезно.
   Как только Сесили отошла, какая-то здоровенная тетка в бордовом платье пробилась сквозь толпу и нависла над ними:
   — Ой, а вот и они сами! Посмотри, какие симпатюлечки! Джо заворчал и угрожающе поднял переднюю лапу. Дульси пихнула его в бок.
   — Правда, они хорошенькие? Смотри, вот этот поднял лапку, чтобы поздороваться, ну прямо как маленькая собачка!
   Спутник восторженной дамочки благоразумно предпочитал держаться от Джо подальше, однако та ухватила его за рукав.
   — Ой, как они похожи на свои портреты! Такие прелестные киски. Иди, Говард, погладь их. Смотри, как они чудесно расположились тут на столе, и лежат так смирненько.
   Она потрепала Джо по голове, как собаку. При почти любых иных обстоятельствах этот жест гарантировал бы смельчаку нешуточное ранение. Однако кот, проявив поистине героическое усилие, сдержался и даже немного смягчился, когда дама выбрала из своей тарелки ломтик ветчины и разделила между ним и Дульси.
   Он уже было почувствовал себя настоящим филантропом, когда к ним подошла женщина в белом платье:
   — Ой, кисоньки! Это же те, что на рисунках!
   При этих словах еще одна пожилая пара направилась к ним, что-то ласково приговаривая на ходу. Начала собираться настоящая толпа. Джо хмуро огляделся. Даже хороший обед не мог заставить его мириться с таким обращением. Когда гости окружили стол и потянули руки, чтобы погладить «кисоньку», он понял, что дольше терпеть просто не сможет. Увернувшись от ближайшей руки, он перемахнул через нее на пол, выскочил на улицу, в два прыжка оказался на противоположной стороне и взлетел по стеблям бугенвиллеи. Он затормозил лишь тогда, когда добрался до кожгалантерейного магазинчика Мары, да и то по инерции пробежал вдоль всех вентиляционных отверстий.
   Дульси за ним не пошла. Возможно, она намерена была остаться в галерее на весь вечер, упиваясь вниманием публики.
   Растянувшись возле теплого дымохода, Джо задремал, однако сон его был прерывистым и беспокойным. Сквозь широкие окна и открытую дверь галереи ему с крыши было отлично видно все, что происходило на вернисаже. Народ толпился вокруг накрытого белой скатертью стола, где официант в смокинге наливал шампанское. Прошло больше часа, прежде чем среди бесчисленных элегантных ног появилась Дульси. Оглядев крыши, она заметила Джо — тот принципиально не смотрел в ее сторону. Задрав хвост победным флагом, она пересекла улицу и по вьющимся стеблям забралась к нему.
   — Ну что ты дуешься? Знал же, что нас захотят потискать. Кошек всегда хотят приласкать, если они оказываются в общественном месте.
   — Потискать? Скажи лучше «задушить в объятиях», спасибо, хоть не покалечили. Ты говорила, нас никто не заметит.
   Она устроилась рядышком, грея животик на теплой крыше.
   — Ты пропустил такое угощение…
   — Ничего, я получу свое в переулке.
   — Дело твое. А я ела канапе с гусиной печенкой из рук моего любимого киноактера. — Она мечтательно вздохнула. — Ему, наверное, уже за шестьдесят, но он такой мужчина… Настоящий мачо.
   — Подумаешь! Какая-то голливудская шишка кормит тебя утиной печенью — как в зоопарке.
   — Ничего подобного. Он был очень вежлив и обходителен. И вовсе он не из Голливуда; ты отлично знаешь, что он живет в Молена-Пойнт. Такой милый человек. Он обращался со мной, как с какой-нибудь знаменитостью, и сказал, что у меня красивые глаза, — и она одарила Джо своим лучезарным и кокетливым ярко-зеленым взглядом.
   Джо сердито отвернулся.
   — Где же, в конце концов, Чарли и Клайд? Одно дело — светское опоздание, это принято. Но так она может просто проворонить свою же вечеринку.
   — Они появятся. Клайд говорил Вильме, что не привезет Чарли до тех пор, пока не соберется настоящая толпа, чтобы ее появление было торжественным и эффектным.
   — Там уже толпа. А Чарли не самая подходящая кандидатура для эффектного появления.
   — Сегодня как раз подходящая.
   Джо хмыкнул.
   — Это ее вечер. Почему бы не устроить из ее прихода маленький спектакль?
   — Ох уж эти женщины! Вы из всего готовы спектакль устроить.
   — Кто бы говорил… Я видела, как ты однажды заявился в гостиную, когда у Клайда были какие-то знакомые. Дождался, пока беседа будет в полном разгаре, а затем прошествовал туда, так что все умолкли, а потом принялись сюсюкать вокруг тебя на все лады.
   — Это же совсем другое дело. Там была особая цель. — Дульси посмотрела на него, прищурившись, и усмехнулась. Игра состояла в том, чтобы привлечь внимание собравшейся публики, а затем, когда они все начнут суетиться, ласково разговаривать, подзывать и все такое, найти среди них человека, который остается равнодушным и не принимает участия в этой суматохе. Того, кто не хочет приласкать киску.
   Следует прямиком направиться к такому котоненавистнику, запрыгнуть к нему на колени, неустанно тереться об него, мять его лапами и обмахивать хвостом лицо — и старания будут вознаграждены. Если жертва действительно страдает котофобией, эффект будет весьма впечатляющим.
   Если все сделано правильно и выбор был точен, то жертва становится бледной, как снятое молоко. Если удастся подпустить немного слюнки и потереться мордой о его лицо — еще лучше. Ничто даже вполовину не может сравниться с тем наслаждением, которое приносит чудный вечер издевательств над котофобом. Такие моменты следует хранить в памяти — нужно ценить эти мимолетные радости, дарованные в награду за миллионы отказов в кошачьих просьбах, за столетия пренебрежения и дурного обращения.
   — А вот и они, — сказала Дульси, прижимаясь к водосточному желобу и вглядываясь вниз. По напряженно торчащим ушкам и подрагивающему кончику хвоста было видно, как она взволнована.
   Желтый кабриолет «Шевроле» с откинутым верхом подкатил прямо к дверям галереи, немедленно вызвав всеобщее внимание. До сей поры Клайд ни разу не выезжал на этом автомобиле. Он полностью реконструировал классическую модель 1929 года, и теперь она предстала во всем своем великолепии: металлические детали сверкали как зеркало, канареечные бока автомобиля отливали перламутром, салон был обтянут светло-желтой кожей, и, разумеется, двигатель урчал, словно самый большой в мире сиамский кот. Пастельные тона кабриолета как нельзя лучше гармонировали с пламенеющей шевелюрой Чарли. Она была в черном открытом топе, пышные кудри свободно раскинулись по плечам; а когда Клайд подал ей руку, помогая выйти из машины, цветастая индийская юбка завихрилась у ее лодыжек переливами красного, розового и оранжевого. Джо и Дульси впервые увидели Чарли в юбке и на высоких каблуках.
   — Ух ты! — сказал Джо, свесившись с крыши и влюбленно глядя на нее.
   — Ну надо же! — отозвалась Дульси. — Да она просто красавица.
   В этот вечер от обычной застенчивости Чарли не осталось и следа. Она выглядела собранной и подтянутой, и щеки ее пылали, когда она, опершись на протянутую руку Клайда, ступила на тротуар.
   Непривычно рыцарское поведение Клайда потрясло кошек не меньше, и они завороженно следили, как он галантно ведет Чарли к дверям галереи. Он и сам совершенно преобразился и выглядел очень элегантно: гладко выбритый и аккуратно причесанный, в черном спортивном пиджаке, белой водолазке и вполне приличных джинсах. Что касается последних, то они для Клайда были почти форменной одеждой.
   — Смотри, вон там мэр и его жена, — сказала Дульси. — А вот этот — президент художественной ассоциации.
   Джо было совершенно наплевать, президент это или крысиная задница, — его во всем сборище интересовали только Клайд и Чарли. Он с почти отеческой гордостью наблюдал, как они во шли в галерею, где их сразу окружила толпа, осыпая приветствиями и поздравлениями. Устроившись на краешке крыши, Джо и Дульси наслаждались триумфом Чарли. Они продолжали наблюдать за вечеринкой, которая уже выплеснулась на дорожку перед галереей, сопровождаемая гомоном и смехом, а ночной бриз щекотал кошачьи носы ароматами духов, шампанского и икры.
   Но позже, когда два официанта направились к магазинчику деликатесов Джолли, неся гору опустевших подносов из-под закуски, Джо и Дульси покинули крышу и неслышно последовали за ними, не сводя глаз с умопомрачительных остатков пиршества.
   Магазин Джолли обслуживал большинство местных торжеств — вернисажей, свадеб и самых изысканных вечеринок. То, что не съедали гости, Джордж Джолли раскладывал на бумажные тарелочки и выставлял в переулке позади своего магазина к вящему удовольствию окрестных кошек.
   Впрочем, и без всяких торжественных поводов старик выкладывал всевозможные вкусные объедки по нескольку раз в день, но остатки с праздничного стола были просто восхитительны. Поэтому сообразительный кот, просмотрев колонку светской хроники в газете или просто воспользовавшись собственным нюхом, мог получить в переулке у Джолли обед столь же роскошный и изысканный, какой подавали в домах самых богатых и именитых обитателей Молена-Пойнт.
   Однако проулок за магазином служил не только местом первоклассного дармового угощения. Так уж сложилось, что он стал чем-то вроде городского варианта кошачьей «охотничьей тропы» — нейтральная территория, не принадлежащая никому в отдельности.
   Некоторые люди считают кошек затворниками и индивидуалистами, но это не совсем так. Любой представитель кошачьего племени сказал бы вам, что кошка просто более восприимчива, чем собака, что у нее более утонченные взгляды на взаимодействие с себе подобными.
   Когда несколько кошек оказываются в переулке одновременно, они не ходят друг за другом по кругу, ворча как дурно воспитанные псы — разумеется, если только это не перевозбужденные соперничеством коты. В обычной ситуации они рассаживаются, чтобы неторопливо друг друга изучить, общаясь воспитанно и добропорядочно: подергивая ухом, помахивая хвостом, следуя давно заведенному протоколу, которым установлено, кто должен уступать дорогу и кому положено самое теплое местечко на солнышке или на привилегированной скамейке, что бы вздремнуть после обеда.
   Так в переулке у Джолли возникло что-то вроде кошачьего информационного центра, удобной и доступной почты, где по запахам на вазонах и дверных проемах можно было узнать, кто из кошек на сносях или недавно обзавелся потомством, а кто готов к любовным утехам, и не появился ли в городе новенький.
   Лишь у тарелки с едой возникали серьезные потасовки в борьбе за первенство, но Джордж Джолли не терпел драк.
   Такой порядок вполне устраивал Джо и Дульси, несмотря на ту пропасть, которая отделяла их от сородичей. В конце концов, все кошки и коты уникальны. Незнание человеческого языка не делает других хуже или недостойнее; каждый вкушает радости этого мира на свой манер. И многим ли из его собратьев, подумал Джо, действительно захотелось бы читать газеты или пользоваться телефоном?
   Но сегодня вечером переулок, где вьющиеся стебли прикрывали мусорные баки, был в полном их распоряжении. Это был их персональный уголок цивилизованного мира, мягко освещенный с обеих сторон коваными фонарями и наполненный ароматом жасмина.
   Официанты исчезли в магазине, но старик, похоже, ждал визитеров: как только кошки развалились на теплом камне мостовой, задняя дверь открылась, и показался сам Джордж Джолли в неизменном белом фартуке, который охватывал весь его обширный живот и едва позволял ему нагнуться и опуститься на колено, чтобы собственноручно поставить перед ними картонную тарелочку, где были выложены кусочки копченой лососины с мелко рубленным яйцом и белужьей икрой.
   Они направились к угощению, признательно мурлыча, а Дульси — еще и изящно помахивая хвостиком. Джордж Джолли смотрел на них с улыбкой и довольно кивал. Ему нравилось устраивать для кошек такие пирушки — удовольствие, с которым они принимали его подношения, приводило его самого в полный восторг.
   Он снова наклонился, чтобы погладить их, а затем вернулся к себе на кухню: хороший повар не должен своим присутствием мешать гостям наслаждаться едой. Склонившись над тарелкой, они слизывали ароматные икринки, когда какая-то тень пронеслась по небу с крыши на крышу, а затем на карнизе появился черный кот; неторопливо ступая, он осмотрел их и полную деликатесов тарелку.
   Соскочив на матерчатый козырек, а с него на мостовую, кот вразвалочку направился к ним. Вызывающее ворчание рокотало в его горле, и это был рык алчности и превосходства.
   Дульси пронзительно мяукнула и застыла, приподняв лапу с выпущенными когтями, а Джо бросился на него, готовый разорвать чужака в клочья. В этот миг дверь распахнулась, и из нее выскочил Джордж Джолли со сковородкой в руке.
   — Не драться! Вы, кошки, не смейте! В моем переулке вести себя хорошо!
   Джо и Дульси отступили, глядя друг на друга, но Азраил не двинулся с места, продолжая рычать и наплевав на Джолли.
   — Ты, черный зверь, брось это. Не сердить меня! — Джолли слегка потряс сковородой. — Кушайте спокойно, иначе я не буду кормить вас. Я забираю тарелку.
   Он сурово посмотрел на всех троих.
   — Я выношу свою лучшую импортную еду не для того, что бы вы вели себя как уличный сброд. Вы кошки из Молена-Пойнт, а не какие-то безродные попрошайки. Кроме тебя, — сказал Джолли, глядя на Азраила. — Я не знаю тебя, черный зверь. Ну и ладно, откуда бы ты ни явился, зарычишь еще раз — получишь по морде.
   Джордж Джолли и не предполагал, какое действие возымеют его слова. Он и представить себе не мог, что все трое прекрасно его понимают, он просто считал, что его тон слегка испугает и, возможно, пристыдит их. Он строго взглянул на Азраила; тот в ответ сверкнул янтарными глазами, в которых полыхала ярость, и медленно стал подступать к старику, напружинившись, словно собирался броситься ему прямо в лицо.
   — Ты что, угрожаешь мне? — повысил голос Джолли, помахивая сковородкой. — Учись хорошим манерам, а то будешь рычать на живодерне.
   Он пристально смотрел на Азраила, пока тот не попятился, хотя головы не опустил и свирепо продолжал рассекать хвостом воздух. Затем кот развернулся и горделиво удалился; Джолли не спускал с него глаз, пока грозный Ангел Смерти не скрылся в ночи.
   Джо и Дульси не видели Азраила, пока несколько часов спустя не отправились прогуляться по крышам. Бледные облака закрыли луну, стояла полная тишина; летучие мыши тоже угомонились: может, уснули, а может и нет — кто знает, что они там делают, вися вниз головой в укромных уголках под крышами? Интересно, почему летучие мыши охотятся не каждую ночь? Возможно, думал Джо, это как-то связано с появлением луны, хотя какое им до нее дело, если они охотятся при помощи своих радаров? От причудливой игры лунного света и теней крыши вокруг казались мраморными. Сверху донесся крик сипухи, от него по спине побежали мурашки. Даже Серый Джо с почтением относился к мощным совиным когтям и клюву.
   Когда облака расступились и свет луны затопил крыши, на фоне сияющего белого диска появился черный совиный силуэт, летевший низко и бесшумно. Кошки припали к крыше, готовые к бегству. Сова испустила пронзительный атакующий клич и нырнула вниз, нацелившись куда-то в тень поодаль от них.
   Глухо захлопали крылья о крышу, их перекрыли крики — совиный вопль и кошачий визг; вверх взметнулся вихрь перьев, послышались тяжелые удары отчаянной битвы…
   Сова взвилась в небо и исчезла.
   В полосе лунного света показался черный кот; он неторопливо и самодовольно прошел мимо, отряхиваясь и отплевываясь от перьев.
   Не подозревая об их присутствии, он проскочил мимо; казалось, эта неожиданная стычка нисколько ему не повредила. Задерживаясь, как и в прошлый раз, у каждого окна и заглядывая внутрь, он остановился возле узкого оконного проема, ведущего на чердак. Внезапно он попятился, потянув когтями раму.
   Ночную тишину прорезал душераздирающий скрип, и оконная створка распахнулась.
   Внизу на улице послышались шаги, и Джо с Дульси бросились на другой конец крыши, чтобы посмотреть. Они увидели человека — хозяин и подельник Азраила ходил взад-вперед, нетерпеливо вглядываясь в темноту за стеклянной дверью; судя по вывеске, это был винный магазин. У него были седые растрепанные волосы, закрывавшие воротник кожаной куртки; он беспокойно топтался у двери, шаркая ботинками по бетонной дорожке.
   Как только дверь приоткрылась изнутри, старик мигом скользнул внутрь. Джо и Дульси перескочили на вывеску, затем на тротуар и притаились за припаркованной машиной, откуда было видно, что происходит внутри магазина.
   Слабый луч света запрыгал в темноте, затем старик слегка прикрыл фонарик ладонью и направил луч вдоль уставленных бутылками полок, по одной из которых уже шагал Азраил, задевая хвостом шикарные этикетки дорогих напитков.
   Добравшись до кассы, старик склонился над замком, вставляя металлическую шпильку. Его худое, изборожденное морщи нами лицо было напряжено.
   Не прошло и нескольких минут, как аппарат был открыт и взломщик принялся вытаскивать оттуда стопки банкнот. Опустошив неглубокий ящичек с выручкой, он приподнял его, чтобы достать припрятанные под ним крупные купюры, при этом вся мелочь разлетелась по полу. Вокруг было так тихо, что можно было различить падение каждой монетки.