Страница:
Закрыв глаза, он на какое-то время полностью отключился от всех мыслей. Когда он опять открыл их, то снова был спокоен. «Слишком возбужденный мозг – это кинжал в собственное сердце» – так в старину говорили в корейской деревне Синанджу, откуда был родом его учитель – Мастер Синанджу.
Однако другие дома в ту ночь оказались не столь безопасны для их обитателей. Они не были прочными и надежными и не могли похвастать водопроводом, кондиционерами или центральным отоплением.
Это были дома сборщиков винограда, приезжавших в Сан-Эквино весной и летом на заработки и уезжавших после сбора урожая. Здешний виноград был очень сладким и шел на производство самого лучшего в Америке вермута.
Вот почему той ночью хозяева виноградников даже не заметили землетрясения, а сборщики винограда ощутили его на собственной шкуре. Подземные толчки, качнув люстры в домах первых, разрушили стены, сколоченные из листов жести, и оторвали сбитые гвоздями брусья и балки, которые поддерживали крыши лачуг.
В ту ночь в Сан-Эквино три такие лачуги обрушились, как карточные домики.
В оставшихся хибарах заморгали голые электрические лампочки. Люди в нижнем белье и ночных рубашках, некоторые в одних подштанниках, с воплями выбегали из своих жилищ.
Удушливая пыль взметнулась над кучами металлических и деревянных обломков.
Кто-то кричал по-испански:
– Мужчины, скорее! Помогите!
Из-под рухнувшей балки из последних сил тянулась полная окровавленная рука, и слабый голос умолял по-испански: «Пожалуйста, пожалуйста, спасите!»
– Сюда! Помогите приподнять балку! – кричал босоногий мужчина в одних подштанниках. Было прохладно, но тело его блестело от пота. Напрягая все силы, он пытался приподнять и отодвинуть тяжелую перекладину.
Из-под другой груды металлических, деревянных обломков и кусков толя раздавался детский плач.
Ребенок кричал, пока мужчины руками растаскивали остатки рухнувшего жилища. Он кричал, когда уже подошли краны и тракторы из Сан-Эквино. Ни один человек из стоявших вокруг не мог остановить этот плач, взять ребенка на руки и успокоить его, и люди, пытавшиеся разобрать завал, чувствуя страх и ощущая свое бессилие, злились на это строение, которое недостаточно быстро поддавалось их усилиям, и на ребенка, которого они никак не могли найти.
К середине ночи крик прекратился, и, когда тело мертвого ребенка было освобождено из тесного искусственного чрева, случайно образовавшегося от падения балки на стол, сборщики винограда в гнетущем молчании разошлись по своим лачугам.
На следующее утро они не вышли на поля, хотя солнце стояло высоко и была «самая лучшая погода для работы», как говорили целые поколения сборщиков урожая.
– Черт! – бормотал себе под нос шериф Вейд Уайт. – Трусливые латиносы, «мокрые спины». Всего боятся!
Он прибыл на место несчастья только утром. Ночью, узнав по телефону, что от стихийного бедствия не погиб ни один белый, он спокойно пошел досыпать.
– Что, они не хотят идти на поля? – спросил Уайт владельца виноградников Громуччи. – Проклятие, вы думаете, их подстрекают коммунисты?
– Нет, – отвечал Роберт Громуччи. Он высунулся из окна своего розового «эльдорадо» с откидывающимся верхом и взглянул на шерифа Уайта, делавшего какие-то пометки. – Прошлой ночью погибло семь человек, – напомнил ему Громуччи.
– Все латиносы, не так ли?
– Все американцы, приехавшие из Мексики.
– Значит семь. А сколько разрушено лачуг?
– Все сведения у вашего заместителя.
– Да, конечно. Я просто хотел уточнить некоторые детали.
– Рабочие сегодня волнуются, – сказал Громуччи.
– В добрые старые времена мы знали как управиться с ними, Боб, но сегодня я ничего не могу для вас сделать. У меня связаны руки, понимаете?
– Я и не прошу заставлять их работать, Вейд. Но они толкуют, что этот год – год большого проклятия или чего-то там еще. Боги земли схватятся с богами разрушения. Ну что-то в этом роде, не знаю точно…
– Я вижу. Боб, вы тоже поверили в эту чепуху. Простите, я не хотел вас обидеть…
– Нет, – ответил Роберт Громуччи, владелец виноградников, – я не верю. А вы, Вейд, выглядите сегодня необычно довольным.
Это было действительно так. Ведь Вейд Уайт предупреждал граждан Сан-Эквино – этих господ – Карпвелла, Ракера, Бойденхаузена, – что будет землетрясение. Наказание за поездку Файнштейна в Вашингтон и за то, что правительство прислало сюда Мак-Эндрю. Говорили же им: никуда не ездить и не принимать никаких представителей федеральных властей.
– Да нет, не больше, чем всегда, Боб, – ответил Уайт. – Просто добрый, старый, необразованный провинциал и деревенщина Вейд Уайт не всегда ошибается и имеет право иногда порадоваться.
– Но, Вейд, сегодня же погибли семь человек.
– Ну и что, наймите других. Увидимся позже, Боб. Будьте осторожны. Мои приветы хозяйке, – прокричал Уайт, пятясь назад.
Он плюхнулся на сиденье своего украшенного шерифскими звездами «плимута» и покатил по пыльной дороге, ведущей от виноградника к шоссе, движение по которому становилось все оживленнее.
Уайт что-то удовлетворенно насвистывал, спускаясь по горному шоссе к мотелю «Ковбой», постояльцы которого только еще рассаживались по автомобилям, многие без багажа. Затем он проехал мимо стоянок подержанных автомобилей и автомобильных моек и миновал торговый центр Эквино, где выделялся универсальный магазин Файнштейна.
Он подумал, не изменит ли новый хозяин название магазина на «Универмаг Бломберга» или «Римо». Этот парень кажется вполне нормальным, хотя о таких людях никогда нельзя сказать ничего определенного. Взять хотя бы его слугу-азиата. Ведь ясно, что никакой он не слуга. У него даже не хватило сил внести багаж в дом. Шерифу Уайту, подъехавшему туда как раз в это время, пришлось приказать своему заместителю взять это на себя.
Нет, если подумать, новый владелец универмага выглядит ненормально, ну, как розовый банан, например. Для чего ему, скажем, этот восточный старик? Он явно не слуга. Уж больно хил. Возможно, и месяца не протянет.
Неужели эти мелкие узкоглазики бьют нас во Вьетнаме? Нет. Шериф Уайт знал, кто бьет Америку во Вьетнаме. Сама Америка бьет там Америку.
Но шериф Уайт был к тому же неплохим политиком. И когда он подъехал к закусочной рядом с офисом Карпвелла, он решил держать при себе мысли о войне во Вьетнаме, о том, кто на самом деле несет ответственность за все, что там происходит, и насчет Римо Бломберга тоже – держать при себе и крепко, запечатанными.
Кофе в «Андрополосе» был сегодня утром отличный. Черный и в меру горький, с сахаром и сливками – совсем не то, что подают обычным посетителям: и вкус, и запах – что надо.
– Герти, мне пирог «а ля мод» с вишневой начинкой и ванильное мороженое со сливочными помадками, – сказал шериф Уайт официантке за стойкой. Ей было уже за тридцать. Внешность ее говорила о множестве ночей, проведенных с посетителями, которым на вопрос, чем "она занята сегодня вечером после работы, она слишком часто отвечала: «Ничем особенным».
Такой была Герти. Посетители отпускали в ее адрес пошлые шуточки, а она в ответ только смеялась. Они щипали ее, и иногда она даже злилась, но злость эта на самом деле мало что значила. Ведь это же Герти!
Герти первой узнавала все последние новости в Сан-Эквино. Из всех официанток она получала самые хорошие чаевые. Герти – шериф Уайт знал это – имела немалый счет в банке.
Он водрузил свой толстый зад на красный виниловый стул у стойки, почти полностью закрыв его своей плотью, облаченной в ткань цвета хаки, поставил локти на стойку и рыгнул.
Герти принесла пирог «а ля мод».
– Слышали, семеро погибли прошлой ночью у Громуччи, – сказала Герти. – И один ребенок. Говорят, дитя кричало всю ночь напролет. А потом замолкло. И когда его откопали, ребенок был мертв. Девочка. Ее мать и отец тоже погибли. И один из ее братьев. Из всей семьи спаслись только трое детей. Лачуги просто настоящий позор для города, не правда ли, Вейд?
– Послушай, – начал Уайт, и его мясистое лицо стало краснеть. – Я съем этот пирог. Я съем это мороженое. Но когда в следующий раз я закажу вишневый пирог «а ля мод» и ванильное мороженое со сливочными помадками, я хочу получить именно вишневый пирог и ванильное мороженое со сливочными помадками. Не просто мороженое со взбитыми сливками.
Шериф Уайт со злостью ткнул вилкой в бело-коричневое мороженое. Зубцы ее оставили в нем сквозные отверстия.
– Ну, уж это слишком, Вейд.
Шериф Уайт помахал своей вилкой перед самым носом Герти, но все-таки так, чтобы не задеть макияж на ее лице. Тогда ему пришлось бы просить другую вилку.
– Говорю тебе, я уже третий раз в этом году заказываю ванильное мороженое со сливочными помадками, а получаю со взбитыми сливками.
– А как же с людьми, которые погибли ночью, Вейд?
– Подавая мне не то, что я заказываю, ты их не вернешь.
– Вы же не платите.
– Я заплачу. Принеси мне сливочные помадки.
– Они кончились. Хотите чего-нибудь другого?
– Тогда не надо. Сойдет и это.
Герти, не обращая внимания на его грубость, продолжала стоять рядом с Уайтом.
– Говорят, «мокрые спины» толкуют между собой о смерти. Что им было сделано предупреждение. Думают, что, может, им лучше вернуться домой.
Шериф Уайт осушил свою чашку и пробурчал:
– Скатертью дорога. Пусть убираются.
– А кто же будет собирать виноград?
– Сами американцы.
– За эту плату?
– Тогда надо купить машины. Они не воняют, как эти «мокрые спины». Машину можно поставить в гараж. Она не захочет сидеть с тобой в кино. Машины подчиняются приказам.
– Ну, не в наши дни, – засмеялась Герти.
Шериф тоже усмехнулся.
– А что за парень купил универмаг Файнштейна? – спросила Герти.
– Римо Бломберг?
– Ну. Я видела его сегодня утром по пути на работу.
– В пять утра?
– Ага, – подтвердила Герти. – Он был на своей лужайке перед домом, делал какие-то идиотские упражнения, сроду таких не видела.
– Правда?
– Ага. Что-то ненормальное. Конечно, было еще не очень светло, поэтому я не совсем уверена, но, похоже, он очень быстро бегал. Действительно, очень быстро. Быстрее, чем любой, кого я когда-либо видела. А потом он будто наталкивался на стену и круто менял направление. И делал это как будто без помощи ног. Как в мультиках или в старых фильмах. Он мелькал то здесь, то там, потом – раз – совсем в другом месте. Самая чудная штука, какую а видела.
А потом лег на землю, – продолжала Герти, – и, похоже, начал вибрировать или что-то в этом роде. А затем он опять сделал самую странную вещь, какую я видела. Да, да, за всю свою жизнь. Ведь я много чего повидала в «Ковбое» и в других местах, и нигде ничего подобного не было. Он лежал вниз лицом на газоне и вдруг оказался в воздухе, сделав сальто назад. Как кошка. Честное слово!
Рассказывая это, Герти нервно теребила тряпку, которой вытирала стойку, и пристально вглядывалась в глаза шерифа Уайта.
Шериф протянул чашку, чтобы она налила ему еще кофе. Герти повернулась к постоянно гревшемуся кофейнику и наполнила чашку. Уайт добавил сахар и натуральные сливки.
– Что вы скажете об этом? – спросила Герти.
Уайт поманил ее вилкой поближе к себе. У него, кажется, тоже была для нее некоторая информация.
– Он гомосексуал. Педик. Возможно, занимается балетными танцами.
– А вы не разыгрываете меня? – спросила пораженная его словами Герти. – Никогда в жизни не подумала бы.
– Можешь быть уверена.
– Значит, не разыгрываете? – повторила Герти, вполне удовлетворенная тем, что услышала. Затем, помолчав, добавила: – Понимаете, я знаю, да и все в городе тоже знают, что случилось на самом деле с Файнштейном и тем другим парнем. Да-да, знаю, отравились и все такое. Но на самом деле их нашли в мотеле голыми. Они не были гомиками, если вы так думаете. Это я точно знаю. Они были там с двумя потаскухами.
– Да нет.
– Да, – уверенно сказала Герти. – Они занимались там настоящим мужским делом в компании со шлюхами.
– В мотеле «Ковбой»?
– Ну, вы же знаете…
– Нет.
– Да-а, – сказала Герти заговорщицким тоном, – с целой компанией шлюх.
– О, – тупо произнес Уайт, уронив вилку на тарелку. – Этого я не знал.
Шериф Уайт, сидя в закусочной, дождался, пока перед офисом Лестера Карпвелла остановился серебристый «роллс-ройс». Пусть Герти думает, что хочет, думал он, переходя улицу и окликая Карпвелла. Он-то хорошо знает, как погибли эти двое. От чьих рук. И это ему очень не нравится.
Он догнал Карпвелла только у самого входа.
– Мне нужно немедленно переговорить с вами, – выпалил шериф. – Землетрясение этой ночью – предупреждение. Мне опять звонили. Нам нужно кое-что сделать.
– Первое, что нам нужно сделать, – спокойно сказал Карпвелл, – это не кричать об этом на улице. Поговорим сегодня после обеда. Я думаю, мистеру Римо Бломбергу пора узнать, какие расходы ему придется нести в качестве нового хозяина универмага Файнштейна.
Однако другие дома в ту ночь оказались не столь безопасны для их обитателей. Они не были прочными и надежными и не могли похвастать водопроводом, кондиционерами или центральным отоплением.
Это были дома сборщиков винограда, приезжавших в Сан-Эквино весной и летом на заработки и уезжавших после сбора урожая. Здешний виноград был очень сладким и шел на производство самого лучшего в Америке вермута.
Вот почему той ночью хозяева виноградников даже не заметили землетрясения, а сборщики винограда ощутили его на собственной шкуре. Подземные толчки, качнув люстры в домах первых, разрушили стены, сколоченные из листов жести, и оторвали сбитые гвоздями брусья и балки, которые поддерживали крыши лачуг.
В ту ночь в Сан-Эквино три такие лачуги обрушились, как карточные домики.
В оставшихся хибарах заморгали голые электрические лампочки. Люди в нижнем белье и ночных рубашках, некоторые в одних подштанниках, с воплями выбегали из своих жилищ.
Удушливая пыль взметнулась над кучами металлических и деревянных обломков.
Кто-то кричал по-испански:
– Мужчины, скорее! Помогите!
Из-под рухнувшей балки из последних сил тянулась полная окровавленная рука, и слабый голос умолял по-испански: «Пожалуйста, пожалуйста, спасите!»
– Сюда! Помогите приподнять балку! – кричал босоногий мужчина в одних подштанниках. Было прохладно, но тело его блестело от пота. Напрягая все силы, он пытался приподнять и отодвинуть тяжелую перекладину.
Из-под другой груды металлических, деревянных обломков и кусков толя раздавался детский плач.
Ребенок кричал, пока мужчины руками растаскивали остатки рухнувшего жилища. Он кричал, когда уже подошли краны и тракторы из Сан-Эквино. Ни один человек из стоявших вокруг не мог остановить этот плач, взять ребенка на руки и успокоить его, и люди, пытавшиеся разобрать завал, чувствуя страх и ощущая свое бессилие, злились на это строение, которое недостаточно быстро поддавалось их усилиям, и на ребенка, которого они никак не могли найти.
К середине ночи крик прекратился, и, когда тело мертвого ребенка было освобождено из тесного искусственного чрева, случайно образовавшегося от падения балки на стол, сборщики винограда в гнетущем молчании разошлись по своим лачугам.
На следующее утро они не вышли на поля, хотя солнце стояло высоко и была «самая лучшая погода для работы», как говорили целые поколения сборщиков урожая.
– Черт! – бормотал себе под нос шериф Вейд Уайт. – Трусливые латиносы, «мокрые спины». Всего боятся!
Он прибыл на место несчастья только утром. Ночью, узнав по телефону, что от стихийного бедствия не погиб ни один белый, он спокойно пошел досыпать.
– Что, они не хотят идти на поля? – спросил Уайт владельца виноградников Громуччи. – Проклятие, вы думаете, их подстрекают коммунисты?
– Нет, – отвечал Роберт Громуччи. Он высунулся из окна своего розового «эльдорадо» с откидывающимся верхом и взглянул на шерифа Уайта, делавшего какие-то пометки. – Прошлой ночью погибло семь человек, – напомнил ему Громуччи.
– Все латиносы, не так ли?
– Все американцы, приехавшие из Мексики.
– Значит семь. А сколько разрушено лачуг?
– Все сведения у вашего заместителя.
– Да, конечно. Я просто хотел уточнить некоторые детали.
– Рабочие сегодня волнуются, – сказал Громуччи.
– В добрые старые времена мы знали как управиться с ними, Боб, но сегодня я ничего не могу для вас сделать. У меня связаны руки, понимаете?
– Я и не прошу заставлять их работать, Вейд. Но они толкуют, что этот год – год большого проклятия или чего-то там еще. Боги земли схватятся с богами разрушения. Ну что-то в этом роде, не знаю точно…
– Я вижу. Боб, вы тоже поверили в эту чепуху. Простите, я не хотел вас обидеть…
– Нет, – ответил Роберт Громуччи, владелец виноградников, – я не верю. А вы, Вейд, выглядите сегодня необычно довольным.
Это было действительно так. Ведь Вейд Уайт предупреждал граждан Сан-Эквино – этих господ – Карпвелла, Ракера, Бойденхаузена, – что будет землетрясение. Наказание за поездку Файнштейна в Вашингтон и за то, что правительство прислало сюда Мак-Эндрю. Говорили же им: никуда не ездить и не принимать никаких представителей федеральных властей.
– Да нет, не больше, чем всегда, Боб, – ответил Уайт. – Просто добрый, старый, необразованный провинциал и деревенщина Вейд Уайт не всегда ошибается и имеет право иногда порадоваться.
– Но, Вейд, сегодня же погибли семь человек.
– Ну и что, наймите других. Увидимся позже, Боб. Будьте осторожны. Мои приветы хозяйке, – прокричал Уайт, пятясь назад.
Он плюхнулся на сиденье своего украшенного шерифскими звездами «плимута» и покатил по пыльной дороге, ведущей от виноградника к шоссе, движение по которому становилось все оживленнее.
Уайт что-то удовлетворенно насвистывал, спускаясь по горному шоссе к мотелю «Ковбой», постояльцы которого только еще рассаживались по автомобилям, многие без багажа. Затем он проехал мимо стоянок подержанных автомобилей и автомобильных моек и миновал торговый центр Эквино, где выделялся универсальный магазин Файнштейна.
Он подумал, не изменит ли новый хозяин название магазина на «Универмаг Бломберга» или «Римо». Этот парень кажется вполне нормальным, хотя о таких людях никогда нельзя сказать ничего определенного. Взять хотя бы его слугу-азиата. Ведь ясно, что никакой он не слуга. У него даже не хватило сил внести багаж в дом. Шерифу Уайту, подъехавшему туда как раз в это время, пришлось приказать своему заместителю взять это на себя.
Нет, если подумать, новый владелец универмага выглядит ненормально, ну, как розовый банан, например. Для чего ему, скажем, этот восточный старик? Он явно не слуга. Уж больно хил. Возможно, и месяца не протянет.
Неужели эти мелкие узкоглазики бьют нас во Вьетнаме? Нет. Шериф Уайт знал, кто бьет Америку во Вьетнаме. Сама Америка бьет там Америку.
Но шериф Уайт был к тому же неплохим политиком. И когда он подъехал к закусочной рядом с офисом Карпвелла, он решил держать при себе мысли о войне во Вьетнаме, о том, кто на самом деле несет ответственность за все, что там происходит, и насчет Римо Бломберга тоже – держать при себе и крепко, запечатанными.
Кофе в «Андрополосе» был сегодня утром отличный. Черный и в меру горький, с сахаром и сливками – совсем не то, что подают обычным посетителям: и вкус, и запах – что надо.
– Герти, мне пирог «а ля мод» с вишневой начинкой и ванильное мороженое со сливочными помадками, – сказал шериф Уайт официантке за стойкой. Ей было уже за тридцать. Внешность ее говорила о множестве ночей, проведенных с посетителями, которым на вопрос, чем "она занята сегодня вечером после работы, она слишком часто отвечала: «Ничем особенным».
Такой была Герти. Посетители отпускали в ее адрес пошлые шуточки, а она в ответ только смеялась. Они щипали ее, и иногда она даже злилась, но злость эта на самом деле мало что значила. Ведь это же Герти!
Герти первой узнавала все последние новости в Сан-Эквино. Из всех официанток она получала самые хорошие чаевые. Герти – шериф Уайт знал это – имела немалый счет в банке.
Он водрузил свой толстый зад на красный виниловый стул у стойки, почти полностью закрыв его своей плотью, облаченной в ткань цвета хаки, поставил локти на стойку и рыгнул.
Герти принесла пирог «а ля мод».
– Слышали, семеро погибли прошлой ночью у Громуччи, – сказала Герти. – И один ребенок. Говорят, дитя кричало всю ночь напролет. А потом замолкло. И когда его откопали, ребенок был мертв. Девочка. Ее мать и отец тоже погибли. И один из ее братьев. Из всей семьи спаслись только трое детей. Лачуги просто настоящий позор для города, не правда ли, Вейд?
– Послушай, – начал Уайт, и его мясистое лицо стало краснеть. – Я съем этот пирог. Я съем это мороженое. Но когда в следующий раз я закажу вишневый пирог «а ля мод» и ванильное мороженое со сливочными помадками, я хочу получить именно вишневый пирог и ванильное мороженое со сливочными помадками. Не просто мороженое со взбитыми сливками.
Шериф Уайт со злостью ткнул вилкой в бело-коричневое мороженое. Зубцы ее оставили в нем сквозные отверстия.
– Ну, уж это слишком, Вейд.
Шериф Уайт помахал своей вилкой перед самым носом Герти, но все-таки так, чтобы не задеть макияж на ее лице. Тогда ему пришлось бы просить другую вилку.
– Говорю тебе, я уже третий раз в этом году заказываю ванильное мороженое со сливочными помадками, а получаю со взбитыми сливками.
– А как же с людьми, которые погибли ночью, Вейд?
– Подавая мне не то, что я заказываю, ты их не вернешь.
– Вы же не платите.
– Я заплачу. Принеси мне сливочные помадки.
– Они кончились. Хотите чего-нибудь другого?
– Тогда не надо. Сойдет и это.
Герти, не обращая внимания на его грубость, продолжала стоять рядом с Уайтом.
– Говорят, «мокрые спины» толкуют между собой о смерти. Что им было сделано предупреждение. Думают, что, может, им лучше вернуться домой.
Шериф Уайт осушил свою чашку и пробурчал:
– Скатертью дорога. Пусть убираются.
– А кто же будет собирать виноград?
– Сами американцы.
– За эту плату?
– Тогда надо купить машины. Они не воняют, как эти «мокрые спины». Машину можно поставить в гараж. Она не захочет сидеть с тобой в кино. Машины подчиняются приказам.
– Ну, не в наши дни, – засмеялась Герти.
Шериф тоже усмехнулся.
– А что за парень купил универмаг Файнштейна? – спросила Герти.
– Римо Бломберг?
– Ну. Я видела его сегодня утром по пути на работу.
– В пять утра?
– Ага, – подтвердила Герти. – Он был на своей лужайке перед домом, делал какие-то идиотские упражнения, сроду таких не видела.
– Правда?
– Ага. Что-то ненормальное. Конечно, было еще не очень светло, поэтому я не совсем уверена, но, похоже, он очень быстро бегал. Действительно, очень быстро. Быстрее, чем любой, кого я когда-либо видела. А потом он будто наталкивался на стену и круто менял направление. И делал это как будто без помощи ног. Как в мультиках или в старых фильмах. Он мелькал то здесь, то там, потом – раз – совсем в другом месте. Самая чудная штука, какую а видела.
А потом лег на землю, – продолжала Герти, – и, похоже, начал вибрировать или что-то в этом роде. А затем он опять сделал самую странную вещь, какую я видела. Да, да, за всю свою жизнь. Ведь я много чего повидала в «Ковбое» и в других местах, и нигде ничего подобного не было. Он лежал вниз лицом на газоне и вдруг оказался в воздухе, сделав сальто назад. Как кошка. Честное слово!
Рассказывая это, Герти нервно теребила тряпку, которой вытирала стойку, и пристально вглядывалась в глаза шерифа Уайта.
Шериф протянул чашку, чтобы она налила ему еще кофе. Герти повернулась к постоянно гревшемуся кофейнику и наполнила чашку. Уайт добавил сахар и натуральные сливки.
– Что вы скажете об этом? – спросила Герти.
Уайт поманил ее вилкой поближе к себе. У него, кажется, тоже была для нее некоторая информация.
– Он гомосексуал. Педик. Возможно, занимается балетными танцами.
– А вы не разыгрываете меня? – спросила пораженная его словами Герти. – Никогда в жизни не подумала бы.
– Можешь быть уверена.
– Значит, не разыгрываете? – повторила Герти, вполне удовлетворенная тем, что услышала. Затем, помолчав, добавила: – Понимаете, я знаю, да и все в городе тоже знают, что случилось на самом деле с Файнштейном и тем другим парнем. Да-да, знаю, отравились и все такое. Но на самом деле их нашли в мотеле голыми. Они не были гомиками, если вы так думаете. Это я точно знаю. Они были там с двумя потаскухами.
– Да нет.
– Да, – уверенно сказала Герти. – Они занимались там настоящим мужским делом в компании со шлюхами.
– В мотеле «Ковбой»?
– Ну, вы же знаете…
– Нет.
– Да-а, – сказала Герти заговорщицким тоном, – с целой компанией шлюх.
– О, – тупо произнес Уайт, уронив вилку на тарелку. – Этого я не знал.
Шериф Уайт, сидя в закусочной, дождался, пока перед офисом Лестера Карпвелла остановился серебристый «роллс-ройс». Пусть Герти думает, что хочет, думал он, переходя улицу и окликая Карпвелла. Он-то хорошо знает, как погибли эти двое. От чьих рук. И это ему очень не нравится.
Он догнал Карпвелла только у самого входа.
– Мне нужно немедленно переговорить с вами, – выпалил шериф. – Землетрясение этой ночью – предупреждение. Мне опять звонили. Нам нужно кое-что сделать.
– Первое, что нам нужно сделать, – спокойно сказал Карпвелл, – это не кричать об этом на улице. Поговорим сегодня после обеда. Я думаю, мистеру Римо Бломбергу пора узнать, какие расходы ему придется нести в качестве нового хозяина универмага Файнштейна.
Глава десятая
Шериф Уайт сам отправился за новым хозяином универмага Файнштейна. Магазин работал под наблюдением управляющего, а новый владелец там еще не появлялся. Карпвелл лично пригласил Римо по телефону. Уайта предупредили, чтобы он вел себя повежливее, давая тем самым понять новичку, что он находится в Сан-Эквино среди друзей.
Ведя машину по извилистому шоссе, шериф Уайт чувствовал себя смертельно уставшим. Смешно, но он все еще думал об этом доме, как о доме Файнштейна. С трудом преодолев несколько ступенек перед парадной дверью, он позвонил.
Дверь открыл маленький азиат.
– Хозяин дома? – спросил Уайт.
– Да, – ответил Чиун, Мастер Синанджу, обладатель высших тайн боевых искусств, наемный убийца-ассасин, своим ремеслом поддерживающий корейскую деревушку Синанджу, так же как поддерживали ее его отец и отец его отца, продавая свои страшные услуги тем, кто имел достаточно денег, чтобы их оплатить.
– Могу я поговорить с ним?
– Вы с ним и говорите.
– Я имею в виду мистера Бломберга.
Шериф Уайт смотрел на азиата. Тот слегка улыбнулся и отвесил смешной поклон. Хилый старикашка, подумал Уайт.
Смешно, он даже не пригласил его войти. Как только старичок бесшумно заскользил в глубь дома, чтобы привести своего странного хозяина, Уайт решил войти.
Но внезапно, к своему удивлению, он почувствовал острую боль в животе, будто рука маленького человечка, идущего впереди, спиной к Уайту, неожиданно всадила в него нож.
– Вас не приглашали войти, – услышал шериф Уайт.
Маленький азиат даже не замедлил своего скользящего шага, так и оставив нож в животе Уайта. Последний настолько был уверен в этом, что даже боялся взглянуть. Он схватился рукой за то место, где ощущал обжигающую боль и где, он точно это знал, должна течь кровь.
– О, милосердный Иисус, не надо! – простонал шериф. Он осторожно ощупал ужасную рану. Крови еще не было. Но рука не решалась двинуться дальше. Чтобы не упасть, ему пришлось прислониться к дверному косяку. Он застонал, моля Бога о том, чтобы тот, другой, белый, пришел к нему на помощь. Затем он услышал, как кто-то, должно быть Римо Бломберг, спросил:
– Чиун, слушай, в чем дело?
– Ни в чем, – ответил голос азиата.
– Но шериф, похоже, думает иначе.
– Я знаю, если бы я убил его, ты был бы огорчен. Но разве от тебя дождешься благодарности за то, что я забочусь о твоем спокойствии? Нет, я получаю одни упреки.
О чем, черт их побери, они толкуют, подумал Уайт. Эта подлая дрянь воткнула в меня нож!
– Откиньтесь назад, – услышал он голос белого человека. – И уберите руки с живота. Вот так. Глаза пока не открывайте.
Шериф Уайт почувствовал еще более острую боль, будто по ране хлопнули ладонью, засаживая нож еще глубже. И вдруг боль совершенно исчезла. Это ощущение было так прекрасно, что на глаза его невольно навернулись слезы.
Он решил теперь посмотреть на нож, который белый человек только что вытащил из него. Но никакого ножа не было. Не было и раны. На рубашке не оказалось никаких следов. Просто чудеса. Он всегда знал, что евреям известны секреты чудесных исцелений.
– Благодарю, благодарю вас, – повторял шериф, приходя в себя. – А что вы сделали с ножом?
– С каким ножом?
– Которым этот проклятый азиат ударил меня!
– Да не было никакого ножа!
– Я знаю, как болит ножевая рана, мне это знакомо. Я обвиняю этого маленького мерзавца в попытке покушения на должностное лицо с применением смертельно опасного оружия.
– Вы чувствуете какую-нибудь боль?
– Не-ет.
– У вас есть какая-нибудь рана?
– Похоже, нет.
– В таком случае, как вы докажете, что он ткнул вас ножом?
– У нас есть для этого способы, – ответил шериф Уайт, подтягивая пояс с пистолетом.
– Послушайте, он вас не ранил, а лишь воздействовал на нервные окончания под вашей кожей. Это больно. Но безвредно.
– О, – только и сказал шериф Уайт, пристально глядя мимо Римо на хрупкое создание, тихо стоявшее в спокойной, непринужденной позе рядом с вазой, будто они были сделаны из одного куска фарфора. Потом, обращаясь к престарелому азиату, шериф загрохотал: – Послушай, приятель, если ты когда-нибудь захочешь повторить эти паршивые штучки с нервами, животом и прочей ерундой, ты за это получишь! Слышишь? И не говори потом, что я тебя не предупреждал!
И снова эта проклятая усмешка. Странная усмешка на лице этого Римо Бломберга и его азиата. Точно такие же ухмылки он видел у них днем раньше, когда они только приехали. Заметив зарубки на рукоятке его пистолета, они, словно два педераста, обменялись между собой вот такими дурацкими улыбками.
– Это относится и к вам, мистер Бломберг. Конечно, речь не идет о неуважении и все такое. Но до чего можно дойти, если не соблюдать законы?
– Зовите меня просто Римо, – миролюбиво сказал молодой человек, новый хозяин универмага Файнштейна.
– Хорошо, Римо, – откликнулся шериф Уайт.
Когда они сели в автомобиль, шериф, признавшись, что не больно-то хорошо разбирается в еврейских именах, поинтересовался: что означает имя «Римо»?
– Это не совсем еврейское имя, – ответил Римо.
– Да? А какое же?
– Это долгая история, – сказал Римо. На нем была белая спортивная рубашка и синие слаксы, на ногах – мягкие итальянские ботинки. Чувствовал он себя превосходно.
– У нас есть время, – заметил Уайт.
– Это долгая история, и я не собираюсь ее рассказывать, – ответил Римо и улыбнулся.
– Ну, хорошо. Если это личное… Но вы скоро поймете, что здесь у нас, в Сан-Эквино, такие люди, что знают все друг о друге. Понимаете, что я имею в виду?
– Нет, – ответил Римо. Дальше они ехали молча. В здание, где размещался офис Карпвелла, их впустил ночной охранник.
Пройдя мимо пустых столов на первом этаже, они оказались в приемной, дверь которой была открыта. Уайт остановился перед толстой деревянной полированной дверью, украшенной медной инкрустацией.
Дверь открылась, и Лестер Карпвелл Четвертый, одетый в темный деловой костюм, с уверенной и открытой улыбкой, смягчавшей озабоченное выражение его лица, приветствовал Римо крепким рукопожатием.
– Рад познакомиться, но огорчен, что приходится встречаться при таких обстоятельствах, – сказал он.
Римо сделал удивленный вид, хотя на самом деле ничуть не удивился. Он пожал руку Карпвелла и заметил презрительный взгляд Уайта, брошенный на его вялую кисть.
– Да, обстоятельства затруднительные, – пояснил Карпвелл. – Я сейчас вам все объясню, мистер Бломберг.
Римо обратил внимание на двух мужчин средних лет, стоявших около длинного темного стола для совещаний. Один из них был одет довольно небрежно, другой – более официально. Кабинет освещался теплым желтоватым светом, придававшим встрече несколько таинственный вид. Он знал, что последует дальше, но отлично помнил, что должен вести себя как человек, чрезвычайно удивленный всем происходящим.
– Называйте меня просто Римо, – сказал он.
Карпвелл любезно провел его к столу и поочередно представил Дорну Ракеру: «Называйте его просто Дорн» и Митчелу Бойденхаузену: «Зовите его просто Сонни». Здороваясь с ними обоими, Римо заметил, с какой насмешкой они посмотрели на его вялую руку. Поняв, что он уловил их взгляд, они попытались скрыть свое замешательство под маской притворной доброжелательности.
Заметил Римо и обращенный к потолку взор шерифа Уайта, явно говоривший: «Боже, еще одно жалостливое сердце!» Ну что ж, прекрасно.
Он удобно расположился в одном из коричневых кожаных кресел, стоявших вокруг стола. Кабинет был пропитан устоявшимися за сотню лет запахами старинного дерева отличной полировки и кожи высшего качества. Иногда кое-кто пытается за один день создать подобную атмосферу солидного консерватизма и обнаруживает, что это невозможно. Можно купить столы, лампы и кожаную мебель, можно даже сделать камин и повесить портрет за столом на стене кабинета. Однако очень скоро обнаруживается, что хозяину не хватает безошибочного вкуса многих поколений богачей.
Римо положил ногу на ногу несколько более элегантно, чем следовало. Чиун часто предупреждал его, что никогда не надо переигрывать. В ситуациях, подобных сегодняшней, Чиун охотно прибегал к актерским приемам. А ему, Римо, нужно играть сейчас роль простодушного, наивного человека, этакого невинного цветочка. Выпустить когти никогда не поздно.
Как учил его Чиун, Римо старался определить сущность этих людей. Уловить особое чувство опасности, исходящее от потенциального убийцы. Иногда Чиуну удавалось почувствовать склонность к насилию в сердце того или иного человека и совершенно точно вычислить, в какой мере эта тяга может быть реализована.
Как-то ночью в ресторане в Канзас-сити Чиун предложил Римо мысленно прощупать толпу посетителей и определить, кто из них представляет опасность. Римо отобрал троих мужчин, но так и не смог сузить свой выбор до одного человека. Вечер еще не кончился, когда какая-то старая дама в шляпке, украшенной цветами, попыталась убить Римо булавкой от своей шляпы. Мужчины оказались совершенно безвредными, А Чиун интуитивно выделил эту женщину.
Теперь Римо пытался сделать то же самое. Сидя за столом вместе с четырьмя мужчинами, он расставил их в уме по степени опасности. На этот раз он был уверен, что не ошибся.
Уайт мог бы случайно кого-нибудь убить. Зарубки на его пистолете означают, каким он хочет казаться, а не каков он на самом деле.
Ракер и Бойденхаузен выглядели довольно здравыми субъектами, но могли бы убить, если бы обстоятельства вынудили их к этому.
А вот Лестер Карпвелл Четвертый, с красивыми седеющими висками, честными голубыми глазами, с энергичной и одновременно теплой, располагающей улыбкой представителя американской знати… Этот мог бы спокойно выколоть вам глаза, даже не испортив себе аппетит.
– Здесь, в Сан-Эквино, перед нами возникли серьезные проблемы, мистер Бломберг, – сказал Карпвелл, молитвенно сложив руки. – Знаете, наша местность очень подвержена землетрясениям.
– Когда я покупал универмаг, меня никто об этом не предупредил.
– Просто это считается общеизвестным фактом. Вообще-то землетрясения похожи на другие природные бедствия, угрожающие человеку. Ну, например, можно попасть под удар молнии. Можно, как говорится, погибнуть, переходя улицу.
– Да, но при землетрясении улица переходит через человека, – откликнулся Римо. – А если у вас есть магазин, то оно просто сравнивает его с землей.
Рима заметил, как при этих словах Бойденхаузен обменялся взглядом с Ракером, а шериф Уайт, как подобает настоящему мужчине, сдержанно хрюкнул.
– И такое возможно, но ведь землетрясения и подземные толчки являются составной частью жизни в Калифорнии. Хотя, по-моему, от них пострадало все же меньше людей, чем в автомобильных катастрофах.
– Да, в автокатастрофах погибло больше американцев, чем во Вьетнаме, – сказал Римо.
Он побарабанил пальцами по столу, уловив враждебный взгляд Уайта и замешательство Бойденхаузена и Ракера. Карпвелл по-прежнему полностью сохранял присутствие духа. Да, Карпвелл из тех, кто убивает. Вся эта история с землетрясениями – его затея. В этом можно не сомневаться.
– Если вы так к этому относитесь, – заметил Карпвелл, – нам будет легче договориться. Мы можем гарантировать, что у вас не будет никаких неприятностей, связанных с землетрясениями.
– Выкладывайте все начистоту, – сказал Римо.
Карпвелл рассказал о том, что произошло: как с шерифом Уайтом связались некие люди, торгующие страховкой от землетрясений. Причем не в форме оплаты уже причиненного ущерба, а за предотвращение землетрясений. После того как эти люди продемонстрировали свои возможности, самые богатые граждане Сан-Эквино решили им платить. Восемь тысяч долларов в месяц, двенадцать месяцев в году.
– А что это за люди, которые продают такую страховку? – спросил Римо.
– Этого мы не знаем, – ответил Лестер Карпвелл. – Шериф Уайт доставляет им деньги, но он никогда их не видел.
– Вы платите громадные деньги и даже не знаете кому? И хотите, чтобы я поверил в эту чушь?
– Я действительно никогда их не видел, – с жаром произнес шериф Уайт, наклоняясь вперед. От лампы, бросавшей желтый свет на его красное лицо, оно приобрело оранжевый оттенок.
– Что вы имеете в виду, утверждая, что никогда их не видели? – спросил Римо. – Они что – привидения? Или маленькие эльфы? Кто они?
Ведя машину по извилистому шоссе, шериф Уайт чувствовал себя смертельно уставшим. Смешно, но он все еще думал об этом доме, как о доме Файнштейна. С трудом преодолев несколько ступенек перед парадной дверью, он позвонил.
Дверь открыл маленький азиат.
– Хозяин дома? – спросил Уайт.
– Да, – ответил Чиун, Мастер Синанджу, обладатель высших тайн боевых искусств, наемный убийца-ассасин, своим ремеслом поддерживающий корейскую деревушку Синанджу, так же как поддерживали ее его отец и отец его отца, продавая свои страшные услуги тем, кто имел достаточно денег, чтобы их оплатить.
– Могу я поговорить с ним?
– Вы с ним и говорите.
– Я имею в виду мистера Бломберга.
Шериф Уайт смотрел на азиата. Тот слегка улыбнулся и отвесил смешной поклон. Хилый старикашка, подумал Уайт.
Смешно, он даже не пригласил его войти. Как только старичок бесшумно заскользил в глубь дома, чтобы привести своего странного хозяина, Уайт решил войти.
Но внезапно, к своему удивлению, он почувствовал острую боль в животе, будто рука маленького человечка, идущего впереди, спиной к Уайту, неожиданно всадила в него нож.
– Вас не приглашали войти, – услышал шериф Уайт.
Маленький азиат даже не замедлил своего скользящего шага, так и оставив нож в животе Уайта. Последний настолько был уверен в этом, что даже боялся взглянуть. Он схватился рукой за то место, где ощущал обжигающую боль и где, он точно это знал, должна течь кровь.
– О, милосердный Иисус, не надо! – простонал шериф. Он осторожно ощупал ужасную рану. Крови еще не было. Но рука не решалась двинуться дальше. Чтобы не упасть, ему пришлось прислониться к дверному косяку. Он застонал, моля Бога о том, чтобы тот, другой, белый, пришел к нему на помощь. Затем он услышал, как кто-то, должно быть Римо Бломберг, спросил:
– Чиун, слушай, в чем дело?
– Ни в чем, – ответил голос азиата.
– Но шериф, похоже, думает иначе.
– Я знаю, если бы я убил его, ты был бы огорчен. Но разве от тебя дождешься благодарности за то, что я забочусь о твоем спокойствии? Нет, я получаю одни упреки.
О чем, черт их побери, они толкуют, подумал Уайт. Эта подлая дрянь воткнула в меня нож!
– Откиньтесь назад, – услышал он голос белого человека. – И уберите руки с живота. Вот так. Глаза пока не открывайте.
Шериф Уайт почувствовал еще более острую боль, будто по ране хлопнули ладонью, засаживая нож еще глубже. И вдруг боль совершенно исчезла. Это ощущение было так прекрасно, что на глаза его невольно навернулись слезы.
Он решил теперь посмотреть на нож, который белый человек только что вытащил из него. Но никакого ножа не было. Не было и раны. На рубашке не оказалось никаких следов. Просто чудеса. Он всегда знал, что евреям известны секреты чудесных исцелений.
– Благодарю, благодарю вас, – повторял шериф, приходя в себя. – А что вы сделали с ножом?
– С каким ножом?
– Которым этот проклятый азиат ударил меня!
– Да не было никакого ножа!
– Я знаю, как болит ножевая рана, мне это знакомо. Я обвиняю этого маленького мерзавца в попытке покушения на должностное лицо с применением смертельно опасного оружия.
– Вы чувствуете какую-нибудь боль?
– Не-ет.
– У вас есть какая-нибудь рана?
– Похоже, нет.
– В таком случае, как вы докажете, что он ткнул вас ножом?
– У нас есть для этого способы, – ответил шериф Уайт, подтягивая пояс с пистолетом.
– Послушайте, он вас не ранил, а лишь воздействовал на нервные окончания под вашей кожей. Это больно. Но безвредно.
– О, – только и сказал шериф Уайт, пристально глядя мимо Римо на хрупкое создание, тихо стоявшее в спокойной, непринужденной позе рядом с вазой, будто они были сделаны из одного куска фарфора. Потом, обращаясь к престарелому азиату, шериф загрохотал: – Послушай, приятель, если ты когда-нибудь захочешь повторить эти паршивые штучки с нервами, животом и прочей ерундой, ты за это получишь! Слышишь? И не говори потом, что я тебя не предупреждал!
И снова эта проклятая усмешка. Странная усмешка на лице этого Римо Бломберга и его азиата. Точно такие же ухмылки он видел у них днем раньше, когда они только приехали. Заметив зарубки на рукоятке его пистолета, они, словно два педераста, обменялись между собой вот такими дурацкими улыбками.
– Это относится и к вам, мистер Бломберг. Конечно, речь не идет о неуважении и все такое. Но до чего можно дойти, если не соблюдать законы?
– Зовите меня просто Римо, – миролюбиво сказал молодой человек, новый хозяин универмага Файнштейна.
– Хорошо, Римо, – откликнулся шериф Уайт.
Когда они сели в автомобиль, шериф, признавшись, что не больно-то хорошо разбирается в еврейских именах, поинтересовался: что означает имя «Римо»?
– Это не совсем еврейское имя, – ответил Римо.
– Да? А какое же?
– Это долгая история, – сказал Римо. На нем была белая спортивная рубашка и синие слаксы, на ногах – мягкие итальянские ботинки. Чувствовал он себя превосходно.
– У нас есть время, – заметил Уайт.
– Это долгая история, и я не собираюсь ее рассказывать, – ответил Римо и улыбнулся.
– Ну, хорошо. Если это личное… Но вы скоро поймете, что здесь у нас, в Сан-Эквино, такие люди, что знают все друг о друге. Понимаете, что я имею в виду?
– Нет, – ответил Римо. Дальше они ехали молча. В здание, где размещался офис Карпвелла, их впустил ночной охранник.
Пройдя мимо пустых столов на первом этаже, они оказались в приемной, дверь которой была открыта. Уайт остановился перед толстой деревянной полированной дверью, украшенной медной инкрустацией.
Дверь открылась, и Лестер Карпвелл Четвертый, одетый в темный деловой костюм, с уверенной и открытой улыбкой, смягчавшей озабоченное выражение его лица, приветствовал Римо крепким рукопожатием.
– Рад познакомиться, но огорчен, что приходится встречаться при таких обстоятельствах, – сказал он.
Римо сделал удивленный вид, хотя на самом деле ничуть не удивился. Он пожал руку Карпвелла и заметил презрительный взгляд Уайта, брошенный на его вялую кисть.
– Да, обстоятельства затруднительные, – пояснил Карпвелл. – Я сейчас вам все объясню, мистер Бломберг.
Римо обратил внимание на двух мужчин средних лет, стоявших около длинного темного стола для совещаний. Один из них был одет довольно небрежно, другой – более официально. Кабинет освещался теплым желтоватым светом, придававшим встрече несколько таинственный вид. Он знал, что последует дальше, но отлично помнил, что должен вести себя как человек, чрезвычайно удивленный всем происходящим.
– Называйте меня просто Римо, – сказал он.
Карпвелл любезно провел его к столу и поочередно представил Дорну Ракеру: «Называйте его просто Дорн» и Митчелу Бойденхаузену: «Зовите его просто Сонни». Здороваясь с ними обоими, Римо заметил, с какой насмешкой они посмотрели на его вялую руку. Поняв, что он уловил их взгляд, они попытались скрыть свое замешательство под маской притворной доброжелательности.
Заметил Римо и обращенный к потолку взор шерифа Уайта, явно говоривший: «Боже, еще одно жалостливое сердце!» Ну что ж, прекрасно.
Он удобно расположился в одном из коричневых кожаных кресел, стоявших вокруг стола. Кабинет был пропитан устоявшимися за сотню лет запахами старинного дерева отличной полировки и кожи высшего качества. Иногда кое-кто пытается за один день создать подобную атмосферу солидного консерватизма и обнаруживает, что это невозможно. Можно купить столы, лампы и кожаную мебель, можно даже сделать камин и повесить портрет за столом на стене кабинета. Однако очень скоро обнаруживается, что хозяину не хватает безошибочного вкуса многих поколений богачей.
Римо положил ногу на ногу несколько более элегантно, чем следовало. Чиун часто предупреждал его, что никогда не надо переигрывать. В ситуациях, подобных сегодняшней, Чиун охотно прибегал к актерским приемам. А ему, Римо, нужно играть сейчас роль простодушного, наивного человека, этакого невинного цветочка. Выпустить когти никогда не поздно.
Как учил его Чиун, Римо старался определить сущность этих людей. Уловить особое чувство опасности, исходящее от потенциального убийцы. Иногда Чиуну удавалось почувствовать склонность к насилию в сердце того или иного человека и совершенно точно вычислить, в какой мере эта тяга может быть реализована.
Как-то ночью в ресторане в Канзас-сити Чиун предложил Римо мысленно прощупать толпу посетителей и определить, кто из них представляет опасность. Римо отобрал троих мужчин, но так и не смог сузить свой выбор до одного человека. Вечер еще не кончился, когда какая-то старая дама в шляпке, украшенной цветами, попыталась убить Римо булавкой от своей шляпы. Мужчины оказались совершенно безвредными, А Чиун интуитивно выделил эту женщину.
Теперь Римо пытался сделать то же самое. Сидя за столом вместе с четырьмя мужчинами, он расставил их в уме по степени опасности. На этот раз он был уверен, что не ошибся.
Уайт мог бы случайно кого-нибудь убить. Зарубки на его пистолете означают, каким он хочет казаться, а не каков он на самом деле.
Ракер и Бойденхаузен выглядели довольно здравыми субъектами, но могли бы убить, если бы обстоятельства вынудили их к этому.
А вот Лестер Карпвелл Четвертый, с красивыми седеющими висками, честными голубыми глазами, с энергичной и одновременно теплой, располагающей улыбкой представителя американской знати… Этот мог бы спокойно выколоть вам глаза, даже не испортив себе аппетит.
– Здесь, в Сан-Эквино, перед нами возникли серьезные проблемы, мистер Бломберг, – сказал Карпвелл, молитвенно сложив руки. – Знаете, наша местность очень подвержена землетрясениям.
– Когда я покупал универмаг, меня никто об этом не предупредил.
– Просто это считается общеизвестным фактом. Вообще-то землетрясения похожи на другие природные бедствия, угрожающие человеку. Ну, например, можно попасть под удар молнии. Можно, как говорится, погибнуть, переходя улицу.
– Да, но при землетрясении улица переходит через человека, – откликнулся Римо. – А если у вас есть магазин, то оно просто сравнивает его с землей.
Рима заметил, как при этих словах Бойденхаузен обменялся взглядом с Ракером, а шериф Уайт, как подобает настоящему мужчине, сдержанно хрюкнул.
– И такое возможно, но ведь землетрясения и подземные толчки являются составной частью жизни в Калифорнии. Хотя, по-моему, от них пострадало все же меньше людей, чем в автомобильных катастрофах.
– Да, в автокатастрофах погибло больше американцев, чем во Вьетнаме, – сказал Римо.
Он побарабанил пальцами по столу, уловив враждебный взгляд Уайта и замешательство Бойденхаузена и Ракера. Карпвелл по-прежнему полностью сохранял присутствие духа. Да, Карпвелл из тех, кто убивает. Вся эта история с землетрясениями – его затея. В этом можно не сомневаться.
– Если вы так к этому относитесь, – заметил Карпвелл, – нам будет легче договориться. Мы можем гарантировать, что у вас не будет никаких неприятностей, связанных с землетрясениями.
– Выкладывайте все начистоту, – сказал Римо.
Карпвелл рассказал о том, что произошло: как с шерифом Уайтом связались некие люди, торгующие страховкой от землетрясений. Причем не в форме оплаты уже причиненного ущерба, а за предотвращение землетрясений. После того как эти люди продемонстрировали свои возможности, самые богатые граждане Сан-Эквино решили им платить. Восемь тысяч долларов в месяц, двенадцать месяцев в году.
– А что это за люди, которые продают такую страховку? – спросил Римо.
– Этого мы не знаем, – ответил Лестер Карпвелл. – Шериф Уайт доставляет им деньги, но он никогда их не видел.
– Вы платите громадные деньги и даже не знаете кому? И хотите, чтобы я поверил в эту чушь?
– Я действительно никогда их не видел, – с жаром произнес шериф Уайт, наклоняясь вперед. От лампы, бросавшей желтый свет на его красное лицо, оно приобрело оранжевый оттенок.
– Что вы имеете в виду, утверждая, что никогда их не видели? – спросил Римо. – Они что – привидения? Или маленькие эльфы? Кто они?