— Хорошо, хорошо! Мы часть ЦРУ. Римо, я н Чиун. ЦРУ. Разведывательный центр. Собираем информацию о перевозках, урожаях зерна и...
   На этот раз ощущение было такое, словно ему вонзили в грудь напильник.
   Он потерял сознание, но вскоре снова увидел над собой яркий свет.
   — Хорошо, — продолжал ровный голос. — Начнем все сначала. Теперь я знаю, что ты пытаешься что-то скрыть, и понимаю почему. Но меня интересуете вовсе не вы или ваша организация. Мне не дают покоя Римо и Чиун. Единственное, чего я хочу, — это выжить, но пока они живы, это невозможно. Я мог бы предложить им полноценную замену, возможно, даже лучше. Это я сам. Но взамен вы должны быть посговорчивей.
   — Хорошо, только прошу вас, не делайте мне больно!
   — Вы увидите, я очень разумное существо, — сказала сестра.
   — Мы не можем точно сказать, кто же Римо по национальности. Видите ли, он сирота.
   — Сирота?
   — Да.
   — Что такое сирота?
   — Это человек, у которого нет родителей.
   — Но ведь ребенок не может родиться сам по себе, не может сам по себе расти. До года он даже не может стоять на ногах?
   — Он воспитывался монахинями в приюте.
   — А где он научился тому, что умеет?
   — В приюте, — солгал Смит.
   — Кто же его в приюте учил?
   — Монахини.
   На этот раз боль длилась дольше.
   — Его учитель — Чиун! — завопил Смит. — Тот самый кореец!
   — Что еще вы можете сказать о Чиуне?
   — Он Мастер Синанджу, — ответил Смит.
   — Синанджу? Они учителя?
   — Нет.
   — Хороший ответ. Так кто же они?
   — Наемные убийцы, — ответил Смит. — Синанджу — небольшая деревушка в Корее на границе с Китаем. Это святая святых всех воинских искусств. На протяжении многих веков мастера Синанджу продавали свое мастерство, чтобы поддержать жителей деревни.
   — Какое мастерство?
   — Они наемные убийцы и оказывают услуги разным властителям: королям, фараонам, царям, диктаторам, президентам, председателям. Всем время от времени требуется их мастерство.
   — А могу я воспользоваться услугами Чиуна?
   — Не знаю.
   — А в нем есть творческий потенциал?
   — Не думаю.
   — А какой вид искусства ему больше всего по душе?
   — У нас в стране существуют так называемые «мыльные оперы». Это истории, которые показывают днем по телевизору. Я так полагаю, что вы не американец, хотя и говорите без акцента, — сказал Смит.
   — "Мыльные оперы", говорите?
   — Да.
   — А в них заложен творческий потенциал?
   — Я лично этого не нахожу, — честно признался Смит.
   — Но ведь способность к творчеству — отличительная черта вашего биологического вида. Умение создавать что-то из ничего при помощи новых идей.
   — В вашей стране, должно быть, тоже существует какой-то замечательный вид искусства, — заметил Смит. — В каждой стране есть какое-то особое искусство.
   — Хотите задурить мне мозги?
   — Да, — поспешно произнес Смит, опасаясь новой волны боли, если он соврет.
   — В таком случае я тоже вам кое-что скажу. Все отношения между людьми строятся на компромиссе. Знаете, это я создал ту статую на городской площади, которая производила на всех такое отталкивающее впечатление.
   — Мне она понравилась, — сказал Смит.
   — Вы говорите правду.
   — Откуда вы знаете?
   — Когда человек лжет, его голос меняется. Вы можете этого даже не замечать, а вот я чувствую.
   — Вы что, проходили подготовку наподобие школы Синанджу?
   — Нет, но я обладаю знаниями, которые помогают мне проникать в суть вещей. Если бы я обладал творческими способностями, то мог бы вообще ничего не бояться.
   — Возможно, я смогу вам помочь, — начал Смит и тут впервые до него дошло, кем... или чем была эта медсестра.
   — А вот теперь вы лжете. Так чем вам понравилась скульптура?
   — Пропорциональностью и формой.
   — Но все называли ее безжизненным подражанием Муру.
   — Мне так не показалось. На мой вкус, в ней достаточно жизни.
   — Я не был уверен, что вам захочется остановиться, чтобы взглянуть на нее. Вероятность была невелика, но все же стоило попробовать. А что это за распечатка лежала у вас в кармане пиджака?
   — Платежная ведомость.
   — На этот раз вы не лжете, но голос у вас как-то дрожит.
   — Это ведомость, — твердо произнес Смит.
   — Ладно, неважно. А вы можете приказать Римо убить Чиуна и себя?
   — Нет.
   — Впрочем, это не имеет значения. Вы очень мне помогли. — Свет погас, и Смит принялся напряженно всматриваться в темноту с голубой сердцевинкой, которая исчезнет, как только зрачки привыкнут к переходу от света к тьме. Он глубоко дышал, прислушиваясь к шуму волн. Проснулся он в машине, а потом, когда его вновь обступил холодный ночной воздух, почувствовал запах эфира и понял, что он в лифте, идущем вверх. Когда он снова проснулся, ярко светило солнце и рядом находилась обычная сиделка.
   — Как вы себя чувствуете, доктор Смит? — спросила она. — Вас приехала навестить ваша жена. Мы так вчера испугались за вас! Где вы были?
   — А вы разве не знаете?
   — Нет, — ответила сестра.
   — Я буду... — начал Смит. Он прекрасно знал, что у раненых бывают галлюцинации. Ночью он готов был поклясться, что эта сестра — робот, единственная цель которого — убийство Римо и Чиуна. А на самом деле Смит спокойно лежит в своей палате, сестра сидит рядом, палата пахнет свежей краской и чистотой. Он улыбнулся и снова произнес: — Я буду...
   — Ты обязательно будешь, — сказала сестра, и голос ее прозвучал ровно, словно говорил автомат.
   — О Боже! — воскликнул Смит и потерял сознание.
   Тем временем Римо боролся с дурными предчувствиями. Если Смита похитили, то кто же управляет конторой? Когда они подъехали к зданию санатория «Фолкрофт», он решил задать этот вопрос Чиуну. У ворот не было усиленной охраны — как всегда, дежурил один полицейский из отставников, который потребовал у Римо пропуск.
   — Обойдешься, — бросил Римо.
   — Ну и черт с тобой, — произнес страж фолкрофтских порот и отвернулся к черно-белому телевизору.
   Чиун пожаловался Римо на то, что пропускает очередной сериал.
   — Так кто же теперь следит здесь за всем? — обратился Римо к Чиуну, когда они вошли на территорию старинного поместья с просторными газонами и зелеными лужайками. Однажды, когда над КЮРЕ нависла угроза, Римо уже пришлось тут побывать, но сейчас положение Фолкрофта было еще более уязвимым.
   — Я знаю только то, что лишен возможности следить за происходящим в моем сериале. А за чем следят другие, меня не касается.
   — Странно, как здесь все изменилось. Даже стены кажутся уже не такими внушительными.
   — Детям всегда кажется, что дверные звонки висят слишком высоко, — назидательно изрек Чиун.
   — Знаешь, — начал Римо, глядя на старинные кирпичные здания, густо заросшие плющом, — я сам толком не знаю, чего ищу.
   — Но узнаешь, что узнаешь, как только увидишь, — договорил за него Чиун.
   — Да, ты прав.
   — Ты никогда не сможешь это узнать. Нельзя найти того, чего не знаешь.
   Они вошли в большое старинное здание, где находился спортивный зал.
   Здесь Римо впервые встретил Чиуна, здесь начал изучать основы Синанджу.
   Теперь на полу лежали маты, были установлены баскетбольные кольца н спортивные снаряды.
   — Когда-то я считал, что оружие и большие отряды людей представляют собой значительную силу, — выговорил Римо.
   — И еще ел мясо, — добавил Чиун.
   — От этого было труднее всего отказаться. Помню, бифштекс мне во сне снился. Я еще помню, как меня поразило, когда ты рукой разбил деревянный брусок. Я хочу сказать, всего лишь какой-то деревянный брусок, а мне это показалось удивительным. Знаешь, тогда я не понимал и половины из того, что ты мне говорил.
   — Тогда? — переспросил Чиун со смешком. — Только тогда?
   — Конечно, тогда.
   — Так вот, значит, в чем причина, что мы все ходим вокруг да около и даже не знаем, чего ищем. Послушай, Римо, ты доставляешь мне одни волнения.
   — А что именно тебя раздражает? — ехидно поинтересовался Римо.
   В дальнем конце зала занимались какие-то люди, судя по всему, сотрудники. Они трудились что есть сил, делая упражнения, которые абсолютно исключали друг друга, так что тренирующиеся просто зря изматывали себя, вместо того чтобы наращивать телесную мощь.
   — Неужели я был так же плох, папочка? — спросил Римо.
   — Еще хуже. Ты употреблял алкоголь, ел мясо, яростно махал руками и к тому же был корыстен и высокомерен.
   — Да... Но с тех пор я сильно изменился.
   — Перестал есть мясо и употреблять алкоголь.
   По дороге к кабинету Смита Римо рассказал Чиуну о происшествии в больнице.
   — А эта сестра, — спросил Чиун, — она напомнила тебе кого-то, с кем ты встречался прежде?
   — Нет.
   — Ты сконцентрировался, когда увидел ее?
   Римо помолчал.
   — Нет. Я думал о кое-какой информации, которую выдал компьютер.
   — Что ж, поживем — увидим.
   — Что увидим?
   — Еще не знаю. Но мы обязательно узнаем. Узнаем потому, что не будем искать. Просто позволим произойти тому, что должно произойти.
   — Это не самое главное, папочка. Вся организация может оказаться под угрозой.
   — Ошибаешься, — ответил Чиун. — Главное — твоя жизнь. Пусть проблемы организации сама организация и решает. Если ей не суждено выжить, значит, она погибнет. Ты когда-нибудь слышал о вождях ацтеков? Где они теперь? Где цари? Где фараоны? Их нет. А Дом Синанджу стоит, потому что никогда не вдается в чужие проблемы.
   — Папочка, но ведь это моя работы! — воскликнул Римо.
   Секретарша Смита сказала, что его нет.
   — Ему никто не звонил? — поинтересовался Римо.
   — Прошу меня извинить, сэр, но должна сказать, что это вас не касается. Он в больнице на Кейп-Коде, так что можете попробовать с ним связаться. Он сказал мне, что некоторые вопросы он в состоянии решить и по телефону, так что, если хотите...
   — Когда вы с ним говорили? — перебил Римо.
   — Сегодня утром.
   — Что?
   — Прости его, дитя! — вмешался Чиун. — Он не ведает, что творит.
   Римо позвонил в больницу. Все верно, прошлой ночью вышло недоразумение, но Кейп-Кодская больница никакой ответственности в данном случае не несет, да и пациент не желает огласки.
   Римо с Чиуном подъехали к больнице во второй половине дня, и Римо объяснил корейцу, что не может войти внутрь из опасения, что его узнают.
   Вчера он вроде бы как убегал от полиции.
   — Зачем же ты убегал от полиции? Может, ты хочешь стать не только императором, но и вором?
   — Я не могу тебе этого объяснить, — сказал Римо.
   Дождавшись темноты, они проникли в больницу через подвал и поднялись по лестнице к палате Смита.
   Дежурила та же сестра.
   — Я хотел бы с вами поговорить, — обратился к ней Римо.
   — Доктор Смит сейчас вас примет, — ответила она.
   — Стоп! — воскликнул Чиун. — Ни шагу! Держись подальше от этой сестры!
   — Старикан помнит меня, — заявила вдруг сестра. — Косметика и женская грудь не смогли обмануть его.
   — В чем дело? — не понял Римо.
   — Если вы желаете увидеть доктора Смита, можете войти, — предложила сестра.
   — Римо, это вы? — послышался из палаты голос доктора Смита.
   — Я пошел, — произнес Римо, но почувствовал на спине цепкие пальцы Чиуна. Он попытался вырваться, но Чиун держал крепко, так что в конце концов Римо поскользнулся и шлепнулся на натертый мастикой пол.
   Он успел заметить, как сестра было двинулась на них, по Чиун словно ждал этого, двигаясь по кругу со свойственной ему обманчивой медлительностью и делая едва заметные обманные движения своими длинными пальцами. Медсестра тоже кружила на месте. Римо заметил, что она хромает.
   — Боже мой, — ровным механическим голосом сказала сестра. — Я тебя помню. Ну вот мы и встретились, идиот.
   По-корейски Чиун приказал Римо присоединиться к нему. Из-за какой-то сестры? Мастеру Синанджу требуется помощь, чтобы разобраться с какой-то медсестрой?
   Римо встал напротив Чиуна и тоже принялся двигаться по кругу, так что сестра оказалась зажатой между ними.
   — Может, когда-нибудь ты поможешь мне в сражении с паралитиком, — съязвил Римо.
   — Не шути. Она может с одинаковым успехом двигаться как вперед, так и назад, во много раз превосходя человека в сноровке.
   — Да, меня отлично запрограммировали, — откликнулась сестра. — Но все же боюсь, что не смогу повторить кое-какие из ваших движений.
   — Кто вы? — спросил Римо.
   — Лучше задать вопрос «что», — произнес Чиун и по-корейски приказал Римо не отвлекаться.
   Голова сестры перевернулась на сто восемьдесят градусов, как башня танка, и теперь с улыбкой смотрела на Римо; подбородок ее находился точно над позвоночником.
   — Ого, — только и вымолвил Римо.
   — Я вижу, и ты меня вспомнил, — заметила сестра. — На вашем месте я сейчас не стала бы ввязываться в бой. Это может привести к уничтожению Смита. Немедленному уничтожению.
   — Римо! — позвал Смит. — Кто там с вами?
   — Не двигайтесь, умоляю вас, о император! Мы пытаемся спасти вам жизнь, — крикнул Чиун.
   — Кто-то охотится за вами, — слабым голосом выговорил Смит. — Мне кажется, это мистер Гордонс.
   — Вы нам очень помогли, — пробормотал Римо.
   — Похоже, вы попались, идиот и сирота, — сказала сестра.
   — Что там происходит? — что есть сил крикнул доктор Смит.
   — Примите две таблетки аспирина, а утром позвоните мне! — крикнул Римо в ответ.
   — Вероятность того, что вы войдете к Смиту, была очень велика. Почему же вы не вошли? — поинтересовалась сестра.
   — Римо, молчи, — предупредил Чиун.
   — Давай прикончим его, — предложил Римо.
   — Нет, — отрезал Чиун.
   — Вижу, у тебя мозги шевелятся лучше, идиот, — заметила сестра.
   — Чтобы это понять, большого ума не надо, — ответствовал Чиун. — Итак, чего же ты хочешь?
   — Вашей гибели!
   — Зачем тебе это надо? — спросил Чиун.
   — Вы представляете для меня угрозу.
   — Земля велика. Мы вполне могли бы ужиться на ней.
   — Я здесь не для того, чтобы делить с кем-то землю, а для того, чтобы выжить! Ты и твой бледнолицый помощник — вот сила, которую я должен стереть с лица земли.
   Пока они говорили, в коридоре показалась еще одна сестра. Она прошествовала мимо них и преспокойно вошла в палату Смита.
   Римо посмотрел ей вслед. Через мгновение она вышла и двинулась прочь по коридору.
   — Вот видите, теперь вы можете войти, — ровным голосом произнесла сестра, зажатая между Римо и Чиуном. — Путь свободен.
   — Римо, не смей подходить к двери! — предостерег Чиун. — Почему вы так мечтаете нас уничтожить? — обратился он к сестре.
   — Потому что вы представляете собой традицию, которая существует на протяжении многих веков. Я прав?
   — Верно, — согласился Чиун.
   — Так что существует вероятность, что она будет продолжаться и впредь. Я понял, что мог бы пережить любую страну, достаточно только исчезнуть на некоторое время, а потом появиться, когда она уже будет не той, что была. Но вы, люди из Синанджу, будете существовать вечно. Так что лучше нам встретиться сейчас, иначе существует опасность встретиться с вашими потомками столетия спустя.
   — Пусть твои транзисторы на это даже не рассчитывают, — произнес Римо и приготовился нанести удар. Он готов был разорвать это существо на части.
   Но в данном случае было бессмысленно пытаться повредить сердце или мозг: жизненные центры робота могли располагаться где угодно. В прошлый раз они находились у него в животе, теперь могли оказаться под колпаком медицинской сестры. Или в ее белых туфлях.
   — Стой! — приказал Чиун. — Иначе Смит погибнет.
   — Он знает, — усмехнулась сестра.
   — Что у вас происходит? — снова крикнул Смит.
   — Что ты там устроила, несчастная машина? — строго спросил Чиун.
   — Сами догадайтесь. А теперь я ухожу. Но помните, я все равно уничтожу вас! Прощайте.
   — Прощай, ничтожество, и послушай, что я тебе скажу. Творения рук человеческих исчезают без следа, но человек продолжает жить.
   — Я принадлежу к новому поколению вещей.
   Озадаченный, Римо наблюдал, как сестра плавно двинулась к выходу.
   — Хорошо, что ты научился слушаться, — заметил Чиун.
   — Так что же все-таки происходит? — воскликнул Римо.
   — Прежде всего скажи мне, как был ранен император Смит.
   — Скульптура взорвалась, — ответил Римо.
   — Значит, взрыв. — Чиун подошел ближе к дверям палаты и обратился к Смиту:
   — Там, внутри, что-нибудь изменилось?
   — Нет, — ответил Смит. — А в чем дело?
   — Я чувствую какой-то запах.
   — Запах свежей краски, — подсказал Смит.
   — Вся палата покрашена?
   — Да.
   — За этой краской что-то скрывается.
   — Но в чем дело? — не унимался Смит.
   — Ничего страшного. Спокойно поправляйтесь. Только не выходите из палаты, пока мы не дадим сигнал, что опасность миновала.
   — Войдите сюда и толком все объясните, — попросил Смит. — Что за манера кричать через дверь?
   — К сожалению, это невозможно, о император, — ответил Чиун. — Вы в западне. И я полагаю, что это лишенное воображения существо приготовило то же, что в прошлый раз.
   — Но я здесь не вижу никакой статуи, — отозвался Смит.
   — Зато там существуют стены — это и есть взрывное устройство. И если бы мы вошли, я уверен, что и вы, и ваши преданные слуги были бы тяжело ранены, возможно, даже мертвы.
   — Господи, что же нам делать? — спросил Смит.
   — Выздоравливайте и не покидайте палату. Боюсь, если вы попытаетесь это сделать, то устройство сработает. Не знаю, как уж оно устроено, но уверен, что прогремит взрыв. За краской скрыта смерть, глядящая на вас со всех четырех сторон.
   — Потолок тоже покрашен, — уточнил Смит.
   — Значит, с пяти.
   — Можно позвать саперов и обезвредить его, — предложил Смит.
   — Они могут случайно что-то задеть, и все взлетит на воздух. Поправляйтесь. Когда придет время, я покажу вам, как покинуть эту палату.
   — Что вы собираетесь делать?
   — Надеемся спасти вас с помощью доступного нам мастерства, о всемилостивейший император.
   — Откуда мне было знать, что я имею дело с мистером Гордонсом? — сказал Римо, когда они с Чиуном пошли к выходу. — Я думал, что после прошлого раза он покоится где-то на свалке.
   Спускаясь по лестнице в неведении, что ему следует искать, Римо почувствовал старое, давно забытое чувство: ему было страшно.


Глава 5


   Доктор Роберт Колдуэлл не был алкоголиком. Разве алкоголик ушел бы из бара, оставив там недопитый стакан? Разве мог бы алкоголик не пить три, а порой и четыре дня подряд? И потом, разве мог бы алкоголик закончить медицинский институт?
   И мог ли алкоголик разложить на лотках снабженный бирками мозг четырех пострадавших, как это сделал доктор Колдуэлл? Он вовсе не был алкоголиком, просто больничная администрация была настроена против него. А такое любого может до запоя довести.
   Если бы он был алкоголиком, то не смог бы получить сумму, составляющую его годовой доход, только за то, что объяснил кое-какие вещи одному человеку. А ведь тот пришел именно к нему. Значит, слышал о нем. Даже мертвецки пьяный, доктор Роберт Колдуэлл был гораздо лучшим нейрохирургом, чем иные трезвые костоправы. Но пьющих хирургов осудили еще в викторианскую эпоху. Хотя доктор Колдуэлл часто, выпивши, проводил более успешные операции, чем в трезвом состоянии. Только как объяснить это тупоголовой администрации? Лицемеры проклятые! Да и коллеги тоже ополчились против него, а один молодой врач просто вытолкал его из операционной! Самым настоящим образом!
   Доктор Колдуэлл вошел в дом на задворках Хьюстон-стрит в Нью-Йорке.
   Конечно, не больница, но это и не нужно. Тот человек платил ему за ум.
   За опыт. За интуицию, наконец. Ему вовсе не нужна была операция.
   Если бы ему требовалась операция, тогда другое дело. Но для того, что он задумал, сойдет и чердак. Тут вовсе не требуется стерильность. Четырем лоткам с мозгами немного пыли совсем не повредит. Мозги так грубо вынули из черепов, что невозможно было отличить лобовые доли от мозжечка, а теперь они и вовсе превратились в месиво. Поэтому он уложил их в лотки и прикрыл мешковиной. Вообще-то сначала он хотел убрать их в холодильник, но это не имело особого значение, вот он и забыл, где именно собирался их хранить. Ну и что? Они и без того превратились в месиво.
   Когда же он заметил через грязные окна чердака первые лучи света, то понял, что проспал на них всю ночь, как на подушке. Что ж, с кем не бывает! Но он тут же убрал их в холодильник... Непрофессионалу и невдомек, какие они живучие, эти мозги. Он просто ничего не скажет заказчику, вот и все.
   Доктор Колдуэлл был рад, что успел с утра немного принять. Такая мука — подниматься по ступенькам! Если бы он не пропустил эти пару стаканов, он, может, вообще не стал бы сюда карабкаться. Но вот он уже поднялся на свой чердак и стоял в нескольких шагах от собственной двери. Шаря по карманам в поисках ключа, он случайно облокотился на дверь. Она оказалась незаперта.
   Доктор дернул за выключатель, и три голые лампочки под потолком озарили комнату желтым светом, от которого резало глаза. В комнате не было ничего, кроме холодильника, рабочего стола и учебников. Все было готово к сегодняшней встрече. Доктор захлопнул за собой дверь и подошел к холодильнику. Внутри стояли четыре лотка, и на каждом лежала серовато-беловатая масса, напоминающая сдувшийся мячик с какими-то наростами. Когда он переносил их к столу возле стены, они блестели под резким светом ламп. Заказчик снабдил каждый образчик ярлыком, но доктор Колдуэлл их перепутал. Впрочем, разве это имеет значение? Какая разница между мозгами певца, художника, скульптора или танцора?
   Хорошо бы немного выпить, прежде чем приниматься за работу. В конце концов, он только что оставил в кабаке недопитый стакан. А в комнатушке стояли целых три ящика ржаного виски.
   Если бы доктор Колдуэлл был алкоголиком, он бы ни за что не променял эти бутылки на какой-то кабак, а остался бы у себя на чердаке и напился бы до беспамятства. Но он все же пошел в кабак, как серьезный человек, и даже умудрился не допить свое виски.
   Он достал из холодильника стакан и вымыл его в стоявшем здесь же огромном тазу. А алкоголик выпил бы прямо из бутылки.
   Когда появился заказчик, он уже чувствовал себя вполне комфортно. Под мышкой клиент держал форму медсестры. Доктор Колдуэлл предложил ему выпить, но тот отказался. Это был суровый человек лет тридцати с небольшим; у него были очень голубые глаза и каштановые волосы, уложенные с необычайной аккуратностью.
   — Что ж, рад, что вы на это способны, мистер Гордонс, — произнес доктор Колдуэлл. — А знаете, вашим именем назван джин, хе-хе.
   — Неверно, — ответил мистер Гордонс. — Это меня назвали в честь джина. Нас всех так назвали, но моя система оказалась наиболее приспособленной к жизни.
   — Да, порой родители наносят детям непоправимый ущерб.
   — Мои родители — все вы. Вся человеческая наука.
   — Весьма благородное суждение, — заметил доктор Колдуэлл. — Не хотите ли выпить?
   — Нет. Я хочу получить оплаченную мною работу.
   — И довольно щедро оплаченную, — подхватил Колдуэлл, поднимая стакан. — Отлично оплаченную! За вашу щедрость, сэр. За мистера Гордонса!
   — Вы сделали, что я просил?
   — В целом, я получил необходимые ориентиры, но мог бы получить и более точные характеристики.
   — Какого рода?
   — Конкретно то, что вы хотите от этих мозгов.
   — Но я уже все сказал вам в прошлый раз!
   — А еще вы сказали — я это хорошо помню, — что это, возможно, не понадобится. Я точно помню, — повторил доктор Колдуэлл и подлил себе еще немного виски. Что он действительно ненавидел, так это когда люди часто меняют свое решение. Ненавидел. С такими без выпивки не разберешься.
   — Я лишь сказал, что ваши услуги не будут играть столь решающего значения, если удастся некий задуманный много план. Но он не удался. Провалился.
   — Господи! Вам лучше выпить. Я знаю, как это бывает. Но от виски вам станет легче.
   — Нет, спасибо. Вы сделали то, о чем я просил?
   — Боюсь, в прошлый раз вы не все так четко сформулировали, — заявил доктор Колдуэлл. Ему становилось все труднее стоять. Неужели мистер Гордонс никогда не устает? Доктор уселся на стол, опершись на левую руку.
   Вот несчастье-то — он попал в один из лотков с мозгами! Ничего, все в порядке. Мозги не пострадали. Он заверил Мистера Гордонса, что мозги гораздо крепче, чем может подумать не разбирающийся в этом деле человек.
   Хотя чертовски липкие, не так ли?
   — Я дал вам четыре образца мозгов, и тогда затылочные, теменные, височные и передние доли были абсолютно целы.
   — Точно, — ответил доктор Колдуэлл. Ему нужны лекции этого шута, как рыбке зонтик.
   — И я особенно осторожно обращался с затылочными долями, которые, как известно, являются местом возникновения мысли.
   — Прекрасно, — воскликнул доктор Колдуэлл. — Просто прекрасно! Вы так хорошо знаете медицинскую терминологию. Неужели у вас нет медицинского образования?
   — В меня ввели курс медицины.
   — Хе-хе, вы говорите, как компьютер.
   — В некотором роде. Но не такой жизнеспособный, как мне бы хотелось.
   — Мы все испытываем сходные чувства! — воскликнул доктор Колдуэлл и выпил за это.
   — Так вам удалось выделить ту часть мозга, которая обладает наибольшим творческим потенциалом? Когда мы ее выделим, то сможем перевести электрохимический сигнал человеческого тела в электронные сигналы, воспринимаемые мною. Но нам понадобятся для этого живые люди.