— Ага. Это новая пассия Чиуна. Хотя лично мне кажется, что она не входит в число тех явлений, которые вы называете словом “люди”. По моей теории, она, скорее, представляет собой надувного урода, которого несут впереди процессии во время праздничных парадов. А внутри у нее сидят карлики и приводят в движение ее руки и ноги.
— Это маловероятно, — в голосе доктора Харолда В. Смита не было и намека на улыбку.
Римо вздохнул. А он-то надеялся, что ему удастся хоть немного расшевелить шефа.
— Ладно, обрисуйте дело в общих чертах, — скучающе произнес Римо.
— Мисс Инисфри только что вернулась из Таиланда, где она встречалась с вьетнамскими беженцами. Она привезла с собой одного такого беженца по имени Фонг, на которого, как она утверждает, по прилете в США было совершено нападение. Несколько человек получили серьезные ранения во время этого инцидента, и потому дело представляется более серьезным, чем просто рекламный трюк. Нападавший скрылся, а мисс Инисфри устроила пресс-конференцию и пообещала во время своей очередной передачи представить сногсшибательные доказательства того, что американские военнослужащие до сих пор находятся в плену где-то в Юго-Восточной Азии.
— Это все старая песня, — отмахнулся Римо. — Меня на это не купишь. Вьетнам был очень и очень давно.
— Для вас с Чиуном в нашей повестке дня нет пока ничего другого. Не помешает, если вы оба отправитесь на телестудию и посмотрите, что за доказательства будут представлены.
— А какой смысл? Разве нельзя просто записать все на пленку?
— Вы были во Вьетнаме, Римо. Вы знаете этих людей. Может быть, вы сумеете распознать, говорит Фонг правду или лжет, а заодно сумеете оценить и те доказательства, которые он представит.
— Пустая трата времени, — вновь отмахнулся Римо.
— Вторым вашим заданием будет защитить этого человека, если на него снова нападут.
— Я не телохранитель. Спросите Чиуна. Это недостойно Мастера Синанджу. Мы — ассасины, наемные убийцы. И работаем строго в рамках контракта.
— Ваш самолет вылетает через девяносто минут. Когда доберетесь до Нью-Йорка, позвоните по номеру, по которому сообщают астрологические прогнозы, и скажите, что вы — Дева с солнцем в фазе Тельца. Там вы получите новые указания.
И Смит повесил трубку.
— Ты говорил с Императором Смитом?
— Ага, — отозвался Римо, озираясь по сторонам и прикидывая, на что бы сесть. Не найдя ничего подходящего, он устроился на полу возле раздвижных стеклянных дверей.
— И ты испросил у него разрешения сделать то, о чем я тебя просил?
— Нет.
Потрясенный Чиун воззрился на своего ученика.
— Нет?! Маленькая, крохотная просьба! И ты забыл. Признайся, ведь ты забыл. Я бы мог тебя простить, если бы ты просто забыл. Прощение возможно, когда человек совершает проступок без злого умысла.
— Я совершенно сознательно его об этом не просил! — раздраженно огрызнулся Римо.
— Ну, тогда прощение невозможно. Ты сам виноват. Нашей дружбе конец. Можешь упаковывать свои веши и убираться.
— Кончай, Чиун. Я не стал спрашивать Смита, можешь ли ты остаться и посмотреть еще одну программу Копры Инисфри, только потому, что он нас посылает посмотреть эту передачу в студии, живьем.
— Живьем?! — Волосы на голове Чиуна зашевелились от восторга. Чиун легонько хлопнул в ладоши. Пальцы у него были тонкие и изящные, а ногти — ужасно длинные. — Мы увидим Копру Инисфри лично? Живьем?
— Смит сам это предложил. Мне не пришлось даже заикаться об этом.
— Нет? Ты не хочешь получить благодарность за этот бесценный дар? Ты ему этого не предлагал?
— Я не хочу туда ехать, Чиун.
— Ну, оставайся. Я один поеду. Можешь упаковать мои вещи, раз тебе не придется беспокоиться о своих.
Но Римо даже не шелохнулся. Он глядел на улицу сквозь стеклянные двери номера. В его карих глазах застыло такое выражение, какое бывает у человека, заглянувшего внутрь себя и увидевшего там что-то крайне неприятное.
— Что беспокоит тебя, сын мой?
— Глупейшее задание. Смит сделал стойку только оттого, что эта глупая телебаба заявила, будто у нее есть доказательства: пропавшие без вести американцы до сих пор находятся в плену во Вьетнаме.
— И что?
— Никаких американцев там нет. Все они давно либо покинули страну, либо убиты.
— Откуда ты знаешь?
— Да потому что я был там. Я знаю. Это просто газетная утка. Дерьмо собачье.
— Если это, как ты выразился, дерьмо собачье, то почему ты такой сердитый.
— Да потому что это идиотская затея. Нет там ни одного живого американца. Просто не может быть!
И тут Чиун, внимательно поглядев в лицо своего ученика, произнес нечто весьма и весьма странное:
— Я упакую и свои и твои веши.
Римо ничего не ответил. Полчаса спустя, когда заходящее солнце осветило оранжевыми лучами его бесстрастное лицо, он по-прежнему сидел возле стеклянных дверей. Впечатление было такое, что Римо разглядывает свое отражение. Если так, то отражение говорило: ему не очень-то нравится то, что он видит.
Глава 6
Глава 7
— Это маловероятно, — в голосе доктора Харолда В. Смита не было и намека на улыбку.
Римо вздохнул. А он-то надеялся, что ему удастся хоть немного расшевелить шефа.
— Ладно, обрисуйте дело в общих чертах, — скучающе произнес Римо.
— Мисс Инисфри только что вернулась из Таиланда, где она встречалась с вьетнамскими беженцами. Она привезла с собой одного такого беженца по имени Фонг, на которого, как она утверждает, по прилете в США было совершено нападение. Несколько человек получили серьезные ранения во время этого инцидента, и потому дело представляется более серьезным, чем просто рекламный трюк. Нападавший скрылся, а мисс Инисфри устроила пресс-конференцию и пообещала во время своей очередной передачи представить сногсшибательные доказательства того, что американские военнослужащие до сих пор находятся в плену где-то в Юго-Восточной Азии.
— Это все старая песня, — отмахнулся Римо. — Меня на это не купишь. Вьетнам был очень и очень давно.
— Для вас с Чиуном в нашей повестке дня нет пока ничего другого. Не помешает, если вы оба отправитесь на телестудию и посмотрите, что за доказательства будут представлены.
— А какой смысл? Разве нельзя просто записать все на пленку?
— Вы были во Вьетнаме, Римо. Вы знаете этих людей. Может быть, вы сумеете распознать, говорит Фонг правду или лжет, а заодно сумеете оценить и те доказательства, которые он представит.
— Пустая трата времени, — вновь отмахнулся Римо.
— Вторым вашим заданием будет защитить этого человека, если на него снова нападут.
— Я не телохранитель. Спросите Чиуна. Это недостойно Мастера Синанджу. Мы — ассасины, наемные убийцы. И работаем строго в рамках контракта.
— Ваш самолет вылетает через девяносто минут. Когда доберетесь до Нью-Йорка, позвоните по номеру, по которому сообщают астрологические прогнозы, и скажите, что вы — Дева с солнцем в фазе Тельца. Там вы получите новые указания.
И Смит повесил трубку.
* * *
Когда Римо вернулся в гостиницу, то первым вопросом Чиуна был именно тот, который Римо и ожидал услышать:— Ты говорил с Императором Смитом?
— Ага, — отозвался Римо, озираясь по сторонам и прикидывая, на что бы сесть. Не найдя ничего подходящего, он устроился на полу возле раздвижных стеклянных дверей.
— И ты испросил у него разрешения сделать то, о чем я тебя просил?
— Нет.
Потрясенный Чиун воззрился на своего ученика.
— Нет?! Маленькая, крохотная просьба! И ты забыл. Признайся, ведь ты забыл. Я бы мог тебя простить, если бы ты просто забыл. Прощение возможно, когда человек совершает проступок без злого умысла.
— Я совершенно сознательно его об этом не просил! — раздраженно огрызнулся Римо.
— Ну, тогда прощение невозможно. Ты сам виноват. Нашей дружбе конец. Можешь упаковывать свои веши и убираться.
— Кончай, Чиун. Я не стал спрашивать Смита, можешь ли ты остаться и посмотреть еще одну программу Копры Инисфри, только потому, что он нас посылает посмотреть эту передачу в студии, живьем.
— Живьем?! — Волосы на голове Чиуна зашевелились от восторга. Чиун легонько хлопнул в ладоши. Пальцы у него были тонкие и изящные, а ногти — ужасно длинные. — Мы увидим Копру Инисфри лично? Живьем?
— Смит сам это предложил. Мне не пришлось даже заикаться об этом.
— Нет? Ты не хочешь получить благодарность за этот бесценный дар? Ты ему этого не предлагал?
— Я не хочу туда ехать, Чиун.
— Ну, оставайся. Я один поеду. Можешь упаковать мои вещи, раз тебе не придется беспокоиться о своих.
Но Римо даже не шелохнулся. Он глядел на улицу сквозь стеклянные двери номера. В его карих глазах застыло такое выражение, какое бывает у человека, заглянувшего внутрь себя и увидевшего там что-то крайне неприятное.
— Что беспокоит тебя, сын мой?
— Глупейшее задание. Смит сделал стойку только оттого, что эта глупая телебаба заявила, будто у нее есть доказательства: пропавшие без вести американцы до сих пор находятся в плену во Вьетнаме.
— И что?
— Никаких американцев там нет. Все они давно либо покинули страну, либо убиты.
— Откуда ты знаешь?
— Да потому что я был там. Я знаю. Это просто газетная утка. Дерьмо собачье.
— Если это, как ты выразился, дерьмо собачье, то почему ты такой сердитый.
— Да потому что это идиотская затея. Нет там ни одного живого американца. Просто не может быть!
И тут Чиун, внимательно поглядев в лицо своего ученика, произнес нечто весьма и весьма странное:
— Я упакую и свои и твои веши.
Римо ничего не ответил. Полчаса спустя, когда заходящее солнце осветило оранжевыми лучами его бесстрастное лицо, он по-прежнему сидел возле стеклянных дверей. Впечатление было такое, что Римо разглядывает свое отражение. Если так, то отражение говорило: ему не очень-то нравится то, что он видит.
Глава 6
Билеты ждали их у входа, как и было обещано Римо, когда он доложил Смиту по телефону о своем прибытии.
Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.
— Это твой, — заявил он решительно.
— Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.
— У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.
Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.
— И что? — спросил Римо.
— Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.
— Здесь этот принцип не работает, — лениво возразил Римо.
Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два свободных стула.
— Вот видишь, — сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. — Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.
— Большое видится на расстоянии, — высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно — словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.
— Это точно, — согласился Римо и сел на стул рядом с Чиуном.
Почти тут же из динамиков грянула музыка, оповещая о начале шоу, а красный занавес взвился, открывая сцену. Перед Римо оказался оператор с камерой и полностью заслонил обзор.
— Я ничего не вижу! — возмутился Римо.
— А я все вижу прекрасно, — довольно отозвался Чиун.
— А мне плевать, — заявил Римо, и тут как раз на сцену вышла Копра Инисфри. — Я понять не могу, что ты в ней находишь.
— Она громкая, грубая и противная.
— И именно это ты в ней находишь привлекательным?
— А другие разве нет? — пожал плечами Чиун.
— Не уверен, — с сомнением произнес Римо, оглядывая аудиторию.
В студии было неожиданно много азиатов. Вьетнамцы. Вид их лиц пробудил у Римо воспоминания.
— Она напоминает мне корейских фокусников, — пояснил Чиун. — Каждую весну они раскрашивают себе лица, напяливают яркие разноцветные одежды и устраивают разные представления для деревенских жителей. Иногда они изображают безудержное веселье, а иногда льют слезы, как из прохудившегося водопроводного крана.
— Клоуны, что ли?
— Вот-вот. Именно. Я забыл слово. Спасибо, Римо, что подсказал.
— Кажется, я начинаю что-то понимать, — сказал Римо.
А внизу, на сцене, Копра Инисфри схватила микрофон:
— Сегодня у нас заготовлен потрясающий сюрприз! — заорала она. — Я обещала вам рассказать о домашних любимцах наших военнопленных, оставшихся во Вьетнаме, но у меня есть для вас кое-что получше. Наш гость — мужественный вьетнамский джентльмен, который пешком, босиком, прошел по территориям, охваченным войной, пересек две государственные границы, и все только для того, чтобы рассказать вам сегодня нечто потрясающее. Леди и джентльмены, мистер Кунг Ко Фонг!
Аудитория разразилась аплодисментами. Мастер Синанджу залился гомерическим хохотом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда аплодисменты стихли. Несколько раздраженных лиц повернулось к нему.
— Над чем смеешься, папочка? — шепотом поинтересовался Римо.
— Да ведь она такая забавная. Разве до тебя не дошла шутка о мужественном вьетнамце? Вьетнамец — и мужественный! Хе-хе! Да кто когда о таком слышал? Хе-хе-хе!
— По-моему, она говорила это на полном серьезе.
— Вздор, Римо! — отрезал Чиун, поправляя складки кимоно. — Она никогда не говорит серьезно. Ее работа состоит в том, чтобы нас смешить. Она — Копра, великий клоун. Слушай дальше!
Римо поудобнее устроился на стуле, а на сцену тем временем вышел невысокий жилистый вьетнамец. Он пожал Копре руку, робко улыбнулся и сел.
— Прежде чем мы дойдем до самой сути того, о чем вы нам собираетесь сегодня поведать, Фонг, почему бы вам не рассказать зрителям в студии то, о чем вы мне рассказывали за кулисами.
— Я из Вьетнама, — неуверенно произнес Фонг.
— Мы об этом уже знаем, дорогой мой. Оставьте это и переходите к сути.
— Я плохо по-английски. Я учился у американцев в трудовой лагерь.
— Нет-нет, это вы взяли слишком резво. Сначала просто расскажите нам о своей жизни во Вьетнаме.
— Я родился, шла война, — аккуратно выговаривая слова, начал Фонг. — Оба родителя работали для правительства Южный Вьетнам. Оба посадили в лагерь, я был маленький. Я остался один. Я хотел уехать из Вьетнама. Нет денег, надо платить капитану корабля. Поймали. Сказали: я предатель. Посадили меня в трудовой лагерь. Потом перевели в другой лагерь, там американцы.
— Об этом мы поговорим чуть позже, — прервала его Копра. — Расскажите нам, как вам удалось выбраться из Вьетнама.
— Я убил охранника. Быстро бежал. Потом шел. Я шел по Камбодже. Потом сел в лодку. Хотел плыть в Малайзию, но вернулся, потому что пираты. Когда снова на землю, понял: я в Таиланде. Пошел в лагерь беженцев. Рассказал, но мне никто не верил. Все говорили: вьетнамцы всегда рассказывать о пленных — хотят попасть в Америку. Говорили: я неправда. А я правда. Я убежал, чтобы сказать миру правда.
Я хочу помочь моим американским друзьям. Американцы со мной очень хорошо в лагере. Делились рисом.
Чиун хохотнул:
— Ты слышал, Римо? Вьетнамец — и говорит правду! Хе-хе! Это противоречит их природе.
— Я тоже ему не верю, — мрачно заметил Римо. — Все это — рекламный трюк. Он все выдумал только для того, чтобы попасть на телевидение. Никаких американцев во Вьетнаме нет. Во всяком случае, живых.
— Тогда почему ты не смеешься? — поинтересовался Чиун.
— Потому что я не вижу во всем этом ничего смешного.
— Может быть, ты просто не способен оценить вьетнамский юмор так, как я. Все дело в твоей национальности.
— Я не способен оценить ложь. И я не люблю, когда люди эксплуатируют память павших американских солдат в корыстных целях.
А тем временем на сцене Копра Инисфри просто запрыгала от волнения. Браслеты на ее толстых запястьях звенели, когда она поправляла шарф, скрывавший не менее двух подбородков.
— А теперь, прежде чем дать возможность Фонгу поведать свою историю — а это просто потрясающая история, уверяю вас, — я сама расскажу одну историю. Я нашла этого человека в лагере для беженцев, и когда услышала его рассказ, то поняла, что просто не могу дождаться часа выхода передачи в эфир. Я даже согласилась оплатить переезд Фонга в Америку. И как, может быть, многие из вас уже слышали в утреннем выпуске новостей, на нас в аэропорту Лос-Анджелеса было совершено нападение. Мы не знаем, кто на нас напал. Мы не знаем почему, но мы абсолютно уверены, что это был кто-то, кто очень не хотел, чтобы Фонг поведал вам свою историю. К счастью, никто не был убит. Слава Богу! Но несколько человек получили ранения, и я сама пострадала.
Аудитория разразилась аплодисментами, отдавая дань уважения высочайшему мужеству Копры Инисфри.
— Благодарю! Благодарю вас! — Копра помахала аудитории рукой, и браслеты снова зазвенели. — Но сегодня не я — герой передачи. Настоящий герой — Фонг. Итак, Фонг, — обернулась она к растерянному вьетнамцу, — теперь приступайте к самой удивительной части вашего рассказа.
— В другой трудовой лагерь я встретил американцев. Они воевали в войне. Все еще живы. Военные пленные.
— А как их зовут, Фонг? Вы помните их имена?
— Одно имя — Бойетт, еще одно — Понд. Еще там Коллетта, Маккейн и Уэнтворт. И еще один человек — большой, черный, как вы, зовут Янгблад.
Римо, который к этому времени уже оставил попытки через головы аудитории рассмотреть, что происходит на сцене, неожиданно выпрямился на стуле.
— Я знал во Вьетнаме парня по имени Янгблад. Негра. — Голос Римо звучал странно.
— Фьюти-фьюти-фьюти, — отозвался Чиун, начавший испытывать некоторое раздражение. Копра Инисфри уже несколько минут не говорила ничего смешного.
— И как давно вы встретили этих людей? — спросила Копра Фонга.
— Два года. Меня послали в этот лагерь, потому что я немного знаю по-английски. Начальник лагеря, капитан Дай, он хотел меня шпионить за американцы. Если они захотят убегать, я должен сказать. Я это не делал. Капитан Дай очень сердился. Сказал: он меня сломает, но я упрямый. Не сдавался. Он бросил меня в домик, там жили американцы. Они стали мои друзья, и я тоже стал их друг.
— И все изменилось около месяца назад, так? — спросила Копра.
— Да. Капитан Дай разбудил нас ночью. Лагерь переехал. Мы не знали, что случилось. Нас сунул контей... такой железный ящик, потом увез на грузовик. Американцы думали: они умрут, но я знал по-другому. Я с ними договорился. Я убежал. Обещал приехать в Америку, рассказать миру и найти помощь.
— Ну, а как мы убедимся, что вы говорите правду?
— Есть доказательство, — ответил Фонг.
— И вот мы подходим к самому главному! То, что вы сейчас увидите, — это не особый вьетнамский стриптиз, но самое настоящее, подлинное доказательство того, что американские солдаты против своей воли удерживаются во Вьетнаме. Покажите нам, Фонг.
Фонг встал и вежливо поклонился аудитории. Потом снял пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул манжеты рубашки и снял ее.
— Итак, вы готовы? — возгласила Копра. — Оператор, готовьтесь снимать крупным планом. Мы в прямом эфире, друзья. Сейчас вы увидите ход самой истории. Ну, вперед, Фонг, дружище!
Фонг начал поворачиваться спиной к публике.
— Это полный разврат, — проворчал Чиун. — Они что, последний стыд потеряли? Как можно заставлять нас смотреть такую гнусную порнографию?
— Тише, папочка, — прервал его Римо. Он был необычайно серьезен. — Я хочу это увидеть.
Вдруг в первом ряду какой-то человек вскочил со своего места.
— Умри, предатель! — выкрикнул он по-вьетнамски и вскинул руку.
Раздалась короткая очередь. Фонг с выражением крайнего удивления на лице резко дернулся, будто прикоснулся к оголенному проводу. В его груди появилось с десяток маленьких отверстий. Задник сцены внезапно окрасился в красный цвет.
Время словно замерло. Несколько мгновений, а может, целую вечность Фонг простоял на подгибающихся ногах, потом не удержался и рухнул на пол.
Зрители разом охнули, когда их взорам предстало красное месиво, некогда бывшее спиной Фонга.
Потом все повскакали со своих мест и бросились к выходу. Студию наполнили возбужденные крики на английском и вьетнамском. Но все шумы перекрывал вой, подобный вою раненого буйвола. Крик Копры Инисфри.
Римо вскочил с места.
— Чиун, догони этого парня! Задержи его, а я позабочусь о Фонге.
Мастеру Синанджу не надо было давать указаний. Он уже давно вскочил со своего места и скакал в направлении выхода, ступая обутыми в сандалии ногами по головам и плечам публики. В развевающемся кимоно он парил над зрителями, стараясь при этом, чтобы под ноги ему попадались только вьетнамские головы.
Видя, в какое возбуждение пришла публика, Римо высоко подпрыгнул и ухватился за потолочную балку. Потом по-обезьяньи скакнул туда, где, как экзотические фрукты, висели софиты. Еще три прыжка — и вот он уже на сцене. При этом Римо тщательно следил за тем, чтобы его лицо не попало в поле зрения телекамер. Не хватало еще стать телезвездой общенационального масштаба!
Римо опустился на колени перед распростертым на полу Фонгом. Вьетнамец бился в предсмертных судорогах. Римо знал, что это конец. Вся спина Фонга была в дырках — пули прошли навылет. Римо приподнял голову Фонга и осторожно перевернул его на спину.
На груди Фонга вздувались и лопались красные пузыри. Пули пробили легкие. Римо тысячи раз видел такие ранения во Вьетнаме. Он печально покачал головой.
— Я... обещал... Янгблад... — с трудом выговорил Фонг, булькая горлом. — Кто-нибудь... туда... Помогите освободить американцев.
— Я это сделаю, — тихо сказал Римо. — Я обещаю.
На губах Фонга выступила кровавая пена, он в последний раз всхлипнул и закрыл глаза.
Римо опустил голову Фонга на доски сцены и опять перевернул его на живот. Вся спина Фонга была залита кровью. Но чуть пониже, почти у самого копчика, Римо увидел, что из-под крови проступает какая-то надпись.
Римо аккуратно стер кровь. Всего две строчки: имя — Дик Янгблад, и девиз по латыни: “Семпер Фи”.
— Дик, — тихо произнес Римо.
Рядом, на полу, раскинув руки, как раненая птица, валялась Копра Инисфри. Римо стряхнул с себя минутное оцепенение и подошел к ней.
— Я ранена! Меня убили, — стонала Копра Инисфри. — Подумать только, какой нас ждет рейтинг!
— С вами все в порядке, — заверил ее Римо.
— Посмотрите на мою грудь. Кровь!
— Это не ваша кровь. Это кровь Фонга. Давайте я помогу вам встать.
Копра шлепнула его по руке.
— Не прикасайтесь ко мне своими кровавыми руками! На мне платье от самого Холстейна. Ну-ка дайте мне лучше микрофон.
Римо нахмурился, но поднял с пола микрофон и передал Копре.
Копра поднесла микрофон к губам и, глядя в потолок, заученным тоном произнесла:
— Мы вернемся после рекламной паузы. Потом микрофон выпал у нее из руки, и она зарыдала. Римо с отвращением покачал головой и сошел со сцены. Студию уже очистили от публики. Операторы сидели за камерами с равнодушным видом, словно все, что они только что засняли, происходило в муравейнике, а не в человеческом сообществе. Режиссер программы пришел в себя и, увидев неподвижно распростертую на полу тушу Копры Инисфри, затравленно воскликнул:
— Нет, только не это — только не Копра!
Закрыв лицо руками, чтобы не попасть в объективы телекамер, Римо выскользнул через запасной выход и принялся искать Чиуна. Мастер Синанджу был в вестибюле. Чиун попирал ногами судорожно дергающегося вьетнамца с тоненькими усиками. Вьетнамец изрыгал проклятия, и Чиуну пришлось усмирить его шлепком сандалией. В руках у Чиуна были целые гроздья вьетнамцев, которых он держал своими тонкими изящными пальцами с длинными ногтями за воротники рубашек.
— Ну, вот, — горько заметил Чиун, — опять ты взвалил на меня самую грязную работу.
Римо без слов поднял залитые кровью руки.
— Я допускаю, — продолжал Чиун, — что бывают работы и погрязнее, чем ловля кишащих вшами вьетнамцев. — И выпустил своих пленников.
— Который из них нам нужен? — спросил Римо.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Чиун. — У всех вьетнамцев лица похожи на подгоревшее печенье. Как можно отличить одно печенье от другого?
— Я не видел лица убийцы. А ты?
— Нет. Я преследовал его до этого самого места, но со спины они все друг на друга похожи.
— На нем была голубая рубашка, — сказал Римо, внимательно разглядывая вьетнамцев, пойманных Чиуном. В голубую рубашку был одет только один из них.
— Ты, — обратился к нему Римо. — Вот ты-то нам и нужен.
— Нет! — запротестовал вьетнамец. — Я не стрелял. Я американец. Натурализованный.
Римо схватил вьетнамца за запястья и легонько сжал их, пальцы у того разжались, а кисти безвольно повисли. В руках ничего не было. Римо наклонился и понюхал ладони.
— Порохом не пахнет. Давай обнюхаем остальных. — И Римо учинил тотальную проверку. Ничьи ладони не пахли порохом — а обоняние у Римо было так хорошо развито, что он учуял бы этот запах и спустя несколько часов после стрельбы. На всякий случай он обыскал всех вьетнамцев. Ни один из них не был вооружен.
Чиун расхаживал туда-сюда по спине вьетнамца, распростертого на полу.
— Этот тоже не вооружен, — сообщил Чиун.
— Ты упустил его, — упрекнул Римо.
— Я старался. Но как можно было ожидать, что в одном месте окажется сразу так много вьетнамцев? Может быть, нам надо одному из этих негодяев оторвать голову и принести ее Императору Смиту? Кто сумеет заметить подмену?
— Мы сами, — ответил Римо. — Ладно, пошли. У нас есть важные дела.
— Да? — удивился Мастер Синанджу и сошел со своего вьетнамского пленника. Выходя из здания, Чиун вытер ноги о коврик у дверей.
— Какие дела? — поинтересовался Чиун, заметив решительное выражение лица Римо.
— Там, в студии, я дал обещание. И теперь Смит должен помочь мне его исполнить.
Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.
— Это твой, — заявил он решительно.
— Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.
— У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.
Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.
— И что? — спросил Римо.
— Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.
— Здесь этот принцип не работает, — лениво возразил Римо.
Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два свободных стула.
— Вот видишь, — сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. — Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.
— Большое видится на расстоянии, — высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно — словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.
— Это точно, — согласился Римо и сел на стул рядом с Чиуном.
Почти тут же из динамиков грянула музыка, оповещая о начале шоу, а красный занавес взвился, открывая сцену. Перед Римо оказался оператор с камерой и полностью заслонил обзор.
— Я ничего не вижу! — возмутился Римо.
— А я все вижу прекрасно, — довольно отозвался Чиун.
— А мне плевать, — заявил Римо, и тут как раз на сцену вышла Копра Инисфри. — Я понять не могу, что ты в ней находишь.
— Она громкая, грубая и противная.
— И именно это ты в ней находишь привлекательным?
— А другие разве нет? — пожал плечами Чиун.
— Не уверен, — с сомнением произнес Римо, оглядывая аудиторию.
В студии было неожиданно много азиатов. Вьетнамцы. Вид их лиц пробудил у Римо воспоминания.
— Она напоминает мне корейских фокусников, — пояснил Чиун. — Каждую весну они раскрашивают себе лица, напяливают яркие разноцветные одежды и устраивают разные представления для деревенских жителей. Иногда они изображают безудержное веселье, а иногда льют слезы, как из прохудившегося водопроводного крана.
— Клоуны, что ли?
— Вот-вот. Именно. Я забыл слово. Спасибо, Римо, что подсказал.
— Кажется, я начинаю что-то понимать, — сказал Римо.
А внизу, на сцене, Копра Инисфри схватила микрофон:
— Сегодня у нас заготовлен потрясающий сюрприз! — заорала она. — Я обещала вам рассказать о домашних любимцах наших военнопленных, оставшихся во Вьетнаме, но у меня есть для вас кое-что получше. Наш гость — мужественный вьетнамский джентльмен, который пешком, босиком, прошел по территориям, охваченным войной, пересек две государственные границы, и все только для того, чтобы рассказать вам сегодня нечто потрясающее. Леди и джентльмены, мистер Кунг Ко Фонг!
Аудитория разразилась аплодисментами. Мастер Синанджу залился гомерическим хохотом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда аплодисменты стихли. Несколько раздраженных лиц повернулось к нему.
— Над чем смеешься, папочка? — шепотом поинтересовался Римо.
— Да ведь она такая забавная. Разве до тебя не дошла шутка о мужественном вьетнамце? Вьетнамец — и мужественный! Хе-хе! Да кто когда о таком слышал? Хе-хе-хе!
— По-моему, она говорила это на полном серьезе.
— Вздор, Римо! — отрезал Чиун, поправляя складки кимоно. — Она никогда не говорит серьезно. Ее работа состоит в том, чтобы нас смешить. Она — Копра, великий клоун. Слушай дальше!
Римо поудобнее устроился на стуле, а на сцену тем временем вышел невысокий жилистый вьетнамец. Он пожал Копре руку, робко улыбнулся и сел.
— Прежде чем мы дойдем до самой сути того, о чем вы нам собираетесь сегодня поведать, Фонг, почему бы вам не рассказать зрителям в студии то, о чем вы мне рассказывали за кулисами.
— Я из Вьетнама, — неуверенно произнес Фонг.
— Мы об этом уже знаем, дорогой мой. Оставьте это и переходите к сути.
— Я плохо по-английски. Я учился у американцев в трудовой лагерь.
— Нет-нет, это вы взяли слишком резво. Сначала просто расскажите нам о своей жизни во Вьетнаме.
— Я родился, шла война, — аккуратно выговаривая слова, начал Фонг. — Оба родителя работали для правительства Южный Вьетнам. Оба посадили в лагерь, я был маленький. Я остался один. Я хотел уехать из Вьетнама. Нет денег, надо платить капитану корабля. Поймали. Сказали: я предатель. Посадили меня в трудовой лагерь. Потом перевели в другой лагерь, там американцы.
— Об этом мы поговорим чуть позже, — прервала его Копра. — Расскажите нам, как вам удалось выбраться из Вьетнама.
— Я убил охранника. Быстро бежал. Потом шел. Я шел по Камбодже. Потом сел в лодку. Хотел плыть в Малайзию, но вернулся, потому что пираты. Когда снова на землю, понял: я в Таиланде. Пошел в лагерь беженцев. Рассказал, но мне никто не верил. Все говорили: вьетнамцы всегда рассказывать о пленных — хотят попасть в Америку. Говорили: я неправда. А я правда. Я убежал, чтобы сказать миру правда.
Я хочу помочь моим американским друзьям. Американцы со мной очень хорошо в лагере. Делились рисом.
Чиун хохотнул:
— Ты слышал, Римо? Вьетнамец — и говорит правду! Хе-хе! Это противоречит их природе.
— Я тоже ему не верю, — мрачно заметил Римо. — Все это — рекламный трюк. Он все выдумал только для того, чтобы попасть на телевидение. Никаких американцев во Вьетнаме нет. Во всяком случае, живых.
— Тогда почему ты не смеешься? — поинтересовался Чиун.
— Потому что я не вижу во всем этом ничего смешного.
— Может быть, ты просто не способен оценить вьетнамский юмор так, как я. Все дело в твоей национальности.
— Я не способен оценить ложь. И я не люблю, когда люди эксплуатируют память павших американских солдат в корыстных целях.
А тем временем на сцене Копра Инисфри просто запрыгала от волнения. Браслеты на ее толстых запястьях звенели, когда она поправляла шарф, скрывавший не менее двух подбородков.
— А теперь, прежде чем дать возможность Фонгу поведать свою историю — а это просто потрясающая история, уверяю вас, — я сама расскажу одну историю. Я нашла этого человека в лагере для беженцев, и когда услышала его рассказ, то поняла, что просто не могу дождаться часа выхода передачи в эфир. Я даже согласилась оплатить переезд Фонга в Америку. И как, может быть, многие из вас уже слышали в утреннем выпуске новостей, на нас в аэропорту Лос-Анджелеса было совершено нападение. Мы не знаем, кто на нас напал. Мы не знаем почему, но мы абсолютно уверены, что это был кто-то, кто очень не хотел, чтобы Фонг поведал вам свою историю. К счастью, никто не был убит. Слава Богу! Но несколько человек получили ранения, и я сама пострадала.
Аудитория разразилась аплодисментами, отдавая дань уважения высочайшему мужеству Копры Инисфри.
— Благодарю! Благодарю вас! — Копра помахала аудитории рукой, и браслеты снова зазвенели. — Но сегодня не я — герой передачи. Настоящий герой — Фонг. Итак, Фонг, — обернулась она к растерянному вьетнамцу, — теперь приступайте к самой удивительной части вашего рассказа.
— В другой трудовой лагерь я встретил американцев. Они воевали в войне. Все еще живы. Военные пленные.
— А как их зовут, Фонг? Вы помните их имена?
— Одно имя — Бойетт, еще одно — Понд. Еще там Коллетта, Маккейн и Уэнтворт. И еще один человек — большой, черный, как вы, зовут Янгблад.
Римо, который к этому времени уже оставил попытки через головы аудитории рассмотреть, что происходит на сцене, неожиданно выпрямился на стуле.
— Я знал во Вьетнаме парня по имени Янгблад. Негра. — Голос Римо звучал странно.
— Фьюти-фьюти-фьюти, — отозвался Чиун, начавший испытывать некоторое раздражение. Копра Инисфри уже несколько минут не говорила ничего смешного.
— И как давно вы встретили этих людей? — спросила Копра Фонга.
— Два года. Меня послали в этот лагерь, потому что я немного знаю по-английски. Начальник лагеря, капитан Дай, он хотел меня шпионить за американцы. Если они захотят убегать, я должен сказать. Я это не делал. Капитан Дай очень сердился. Сказал: он меня сломает, но я упрямый. Не сдавался. Он бросил меня в домик, там жили американцы. Они стали мои друзья, и я тоже стал их друг.
— И все изменилось около месяца назад, так? — спросила Копра.
— Да. Капитан Дай разбудил нас ночью. Лагерь переехал. Мы не знали, что случилось. Нас сунул контей... такой железный ящик, потом увез на грузовик. Американцы думали: они умрут, но я знал по-другому. Я с ними договорился. Я убежал. Обещал приехать в Америку, рассказать миру и найти помощь.
— Ну, а как мы убедимся, что вы говорите правду?
— Есть доказательство, — ответил Фонг.
— И вот мы подходим к самому главному! То, что вы сейчас увидите, — это не особый вьетнамский стриптиз, но самое настоящее, подлинное доказательство того, что американские солдаты против своей воли удерживаются во Вьетнаме. Покажите нам, Фонг.
Фонг встал и вежливо поклонился аудитории. Потом снял пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул манжеты рубашки и снял ее.
— Итак, вы готовы? — возгласила Копра. — Оператор, готовьтесь снимать крупным планом. Мы в прямом эфире, друзья. Сейчас вы увидите ход самой истории. Ну, вперед, Фонг, дружище!
Фонг начал поворачиваться спиной к публике.
— Это полный разврат, — проворчал Чиун. — Они что, последний стыд потеряли? Как можно заставлять нас смотреть такую гнусную порнографию?
— Тише, папочка, — прервал его Римо. Он был необычайно серьезен. — Я хочу это увидеть.
Вдруг в первом ряду какой-то человек вскочил со своего места.
— Умри, предатель! — выкрикнул он по-вьетнамски и вскинул руку.
Раздалась короткая очередь. Фонг с выражением крайнего удивления на лице резко дернулся, будто прикоснулся к оголенному проводу. В его груди появилось с десяток маленьких отверстий. Задник сцены внезапно окрасился в красный цвет.
Время словно замерло. Несколько мгновений, а может, целую вечность Фонг простоял на подгибающихся ногах, потом не удержался и рухнул на пол.
Зрители разом охнули, когда их взорам предстало красное месиво, некогда бывшее спиной Фонга.
Потом все повскакали со своих мест и бросились к выходу. Студию наполнили возбужденные крики на английском и вьетнамском. Но все шумы перекрывал вой, подобный вою раненого буйвола. Крик Копры Инисфри.
Римо вскочил с места.
— Чиун, догони этого парня! Задержи его, а я позабочусь о Фонге.
Мастеру Синанджу не надо было давать указаний. Он уже давно вскочил со своего места и скакал в направлении выхода, ступая обутыми в сандалии ногами по головам и плечам публики. В развевающемся кимоно он парил над зрителями, стараясь при этом, чтобы под ноги ему попадались только вьетнамские головы.
Видя, в какое возбуждение пришла публика, Римо высоко подпрыгнул и ухватился за потолочную балку. Потом по-обезьяньи скакнул туда, где, как экзотические фрукты, висели софиты. Еще три прыжка — и вот он уже на сцене. При этом Римо тщательно следил за тем, чтобы его лицо не попало в поле зрения телекамер. Не хватало еще стать телезвездой общенационального масштаба!
Римо опустился на колени перед распростертым на полу Фонгом. Вьетнамец бился в предсмертных судорогах. Римо знал, что это конец. Вся спина Фонга была в дырках — пули прошли навылет. Римо приподнял голову Фонга и осторожно перевернул его на спину.
На груди Фонга вздувались и лопались красные пузыри. Пули пробили легкие. Римо тысячи раз видел такие ранения во Вьетнаме. Он печально покачал головой.
— Я... обещал... Янгблад... — с трудом выговорил Фонг, булькая горлом. — Кто-нибудь... туда... Помогите освободить американцев.
— Я это сделаю, — тихо сказал Римо. — Я обещаю.
На губах Фонга выступила кровавая пена, он в последний раз всхлипнул и закрыл глаза.
Римо опустил голову Фонга на доски сцены и опять перевернул его на живот. Вся спина Фонга была залита кровью. Но чуть пониже, почти у самого копчика, Римо увидел, что из-под крови проступает какая-то надпись.
Римо аккуратно стер кровь. Всего две строчки: имя — Дик Янгблад, и девиз по латыни: “Семпер Фи”.
— Дик, — тихо произнес Римо.
Рядом, на полу, раскинув руки, как раненая птица, валялась Копра Инисфри. Римо стряхнул с себя минутное оцепенение и подошел к ней.
— Я ранена! Меня убили, — стонала Копра Инисфри. — Подумать только, какой нас ждет рейтинг!
— С вами все в порядке, — заверил ее Римо.
— Посмотрите на мою грудь. Кровь!
— Это не ваша кровь. Это кровь Фонга. Давайте я помогу вам встать.
Копра шлепнула его по руке.
— Не прикасайтесь ко мне своими кровавыми руками! На мне платье от самого Холстейна. Ну-ка дайте мне лучше микрофон.
Римо нахмурился, но поднял с пола микрофон и передал Копре.
Копра поднесла микрофон к губам и, глядя в потолок, заученным тоном произнесла:
— Мы вернемся после рекламной паузы. Потом микрофон выпал у нее из руки, и она зарыдала. Римо с отвращением покачал головой и сошел со сцены. Студию уже очистили от публики. Операторы сидели за камерами с равнодушным видом, словно все, что они только что засняли, происходило в муравейнике, а не в человеческом сообществе. Режиссер программы пришел в себя и, увидев неподвижно распростертую на полу тушу Копры Инисфри, затравленно воскликнул:
— Нет, только не это — только не Копра!
Закрыв лицо руками, чтобы не попасть в объективы телекамер, Римо выскользнул через запасной выход и принялся искать Чиуна. Мастер Синанджу был в вестибюле. Чиун попирал ногами судорожно дергающегося вьетнамца с тоненькими усиками. Вьетнамец изрыгал проклятия, и Чиуну пришлось усмирить его шлепком сандалией. В руках у Чиуна были целые гроздья вьетнамцев, которых он держал своими тонкими изящными пальцами с длинными ногтями за воротники рубашек.
— Ну, вот, — горько заметил Чиун, — опять ты взвалил на меня самую грязную работу.
Римо без слов поднял залитые кровью руки.
— Я допускаю, — продолжал Чиун, — что бывают работы и погрязнее, чем ловля кишащих вшами вьетнамцев. — И выпустил своих пленников.
— Который из них нам нужен? — спросил Римо.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Чиун. — У всех вьетнамцев лица похожи на подгоревшее печенье. Как можно отличить одно печенье от другого?
— Я не видел лица убийцы. А ты?
— Нет. Я преследовал его до этого самого места, но со спины они все друг на друга похожи.
— На нем была голубая рубашка, — сказал Римо, внимательно разглядывая вьетнамцев, пойманных Чиуном. В голубую рубашку был одет только один из них.
— Ты, — обратился к нему Римо. — Вот ты-то нам и нужен.
— Нет! — запротестовал вьетнамец. — Я не стрелял. Я американец. Натурализованный.
Римо схватил вьетнамца за запястья и легонько сжал их, пальцы у того разжались, а кисти безвольно повисли. В руках ничего не было. Римо наклонился и понюхал ладони.
— Порохом не пахнет. Давай обнюхаем остальных. — И Римо учинил тотальную проверку. Ничьи ладони не пахли порохом — а обоняние у Римо было так хорошо развито, что он учуял бы этот запах и спустя несколько часов после стрельбы. На всякий случай он обыскал всех вьетнамцев. Ни один из них не был вооружен.
Чиун расхаживал туда-сюда по спине вьетнамца, распростертого на полу.
— Этот тоже не вооружен, — сообщил Чиун.
— Ты упустил его, — упрекнул Римо.
— Я старался. Но как можно было ожидать, что в одном месте окажется сразу так много вьетнамцев? Может быть, нам надо одному из этих негодяев оторвать голову и принести ее Императору Смиту? Кто сумеет заметить подмену?
— Мы сами, — ответил Римо. — Ладно, пошли. У нас есть важные дела.
— Да? — удивился Мастер Синанджу и сошел со своего вьетнамского пленника. Выходя из здания, Чиун вытер ноги о коврик у дверей.
— Какие дела? — поинтересовался Чиун, заметив решительное выражение лица Римо.
— Там, в студии, я дал обещание. И теперь Смит должен помочь мне его исполнить.
Глава 7
Римо нервно расхаживал по номеру “люкс” в отеле “Центральный парк”. Он уже смыл кровь с рук и переоделся. Вместо белой майки и коричневых брюк на нем теперь была черная майка и серые джинсы.
— Где, черт побери, Смитти? — в двенадцатый раз спросил Римо. — Он же сказал, что перезвонит.
— Императорам светит их собственное солнце, — глубокомысленно изрек Чиун. — Это старая корейская поговорка.
Мастер Синанджу сидел на циновке, внимательно и с озабоченностью наблюдая за Римо. Он не мог припомнить, видел ли он когда-либо своего ученика в таком напряжении. Сейчас Римо больше напоминал типичного неврастеника-американца и вовсе не был похож на то, чем он был на самом деле, то есть на наследника Дома Синанджу — самого великого Дома ассасинов в письменно зафиксированной истории человечества.
— У тебя неправильное дыхание, — заметил Чиун.
— Это мое дыхание! — огрызнулся Римо.
— Ты теряешь энергию, расхаживая туда-сюда. Если хочешь избавиться от стресса, займись упражнениями.
— Это не стресс. Это нетерпение. Сейчас я снова позвоню Смитти. — И Римо потянулся к телефону.
Он набрал номер, даже не отдавая себе отчета в том, что делает. Когда механический голос компьютера сообщил Римо, что номер набран, неправильно, Римо в раздражении швырнул трубку.
— Черт бы его побрал! Его даже нет в кабинете. Этот гнусный голос у него вместо “занято”.
Чиун, глядя на заходящее солнце, произнес:
— Странно. Обычно Император задерживается в замке “Фолкрофт” значительно дольше этого часа. Быть может, его поразила какая-нибудь незначительная хворь?
— Нет, только не Смита. У него в жилах течет не кровь, а какая-то ядовитая смесь, от которой даже бактерии дохнут.
— Внимание! — вдруг воскликнул Чиун и кивнул на дверь.
— Что такое? — раздраженно спросил Римо.
— Если бы ты сконцентрировал свое внимание на дыхании, а не на своих непонятных волнениях, то расслышал бы шаги Императора Смита. Он уже за дверью.
— Что?! — заорал Римо и, подскочив к двери, рывком распахнул ее.
Взору Римо предстало удивленное, желтое как лимон и с таким же кислым выражением лицо доктора Харолда В. Смита. Смит был облачен в белый комбинезон с красным овальным значком над нагрудным карманом. Надпись на значке гласила: “Фред”. В правой руке Смит держал маленький бачок со шлангом и насадкой, а в левой — потрепанный кожаный чемоданчик.
На высоком лбу Смита, обрамленном редеющими волосами, залегли глубокие складки. И хотя дверь была открыта, он все равно нарочито громко постучал.
— Что такое? — спросил Римо.
— Санитарная обработка, — громко и отчетливо произнес Смит. — Откройте, пожалуйста.
— Открыто, — ответил Римо.
— Тс-с-с, — предостерегающе прошипел Смит. Повертев дверную ручку, он снова громко произнес: — Извините за беспокойство, сэр. Можно войти? Это займет всего одну минуту.
Римо закатил глаза и так же громко и отчетливо сказал:
— Да-да, конечно, мистер Санитарная обработка. Заходите, пожалуйста.
Но дверь за Смитом он захлопнул с таким грохотом, что Смит от неожиданности уронил свой бачок и тот глухо стукнулся об пол.
Смит снял комбинезон. Под комбинезоном был его обычный серый костюм-тройка.
— Меры безопасности, — невнятно пояснил он, положил чемоданчик на стол и задернул шторы.
— Это и в самом деле так уж необходимо? — поинтересовался Римо.
— Конечно, необходимо, — вмешался в разговор Чи-ун. — Приветствую вас, Император Смит! Ваше присутствие наполняет наши сердца неизъяснимой радостью.
— У одних больше, у других — меньше, — возразил Римо. — Я похудел, ожидая вашего звонка.
— Я разговаривал с президентом, — пояснил Смит. — Вы не могли бы зажечь свет?
Римо зажег лампу, но не удержался от едкого замечания:
— Я предпочитаю солнечный свет.
— То, что нам сейчас предстоит обсудить, носит чрезвычайно конфиденциальный характер и информация ни в коем случае не должна выйти за пределы этой комнаты, — заявил Смит. Он поднял с пола бачок, нажал какую-то кнопку и подсоединил шланг к телефону.
— Послушайте, что вы делаете? — не сдержался Римо. — Вы что, в самом деле хотите потравить тараканов?
— Где, черт побери, Смитти? — в двенадцатый раз спросил Римо. — Он же сказал, что перезвонит.
— Императорам светит их собственное солнце, — глубокомысленно изрек Чиун. — Это старая корейская поговорка.
Мастер Синанджу сидел на циновке, внимательно и с озабоченностью наблюдая за Римо. Он не мог припомнить, видел ли он когда-либо своего ученика в таком напряжении. Сейчас Римо больше напоминал типичного неврастеника-американца и вовсе не был похож на то, чем он был на самом деле, то есть на наследника Дома Синанджу — самого великого Дома ассасинов в письменно зафиксированной истории человечества.
— У тебя неправильное дыхание, — заметил Чиун.
— Это мое дыхание! — огрызнулся Римо.
— Ты теряешь энергию, расхаживая туда-сюда. Если хочешь избавиться от стресса, займись упражнениями.
— Это не стресс. Это нетерпение. Сейчас я снова позвоню Смитти. — И Римо потянулся к телефону.
Он набрал номер, даже не отдавая себе отчета в том, что делает. Когда механический голос компьютера сообщил Римо, что номер набран, неправильно, Римо в раздражении швырнул трубку.
— Черт бы его побрал! Его даже нет в кабинете. Этот гнусный голос у него вместо “занято”.
Чиун, глядя на заходящее солнце, произнес:
— Странно. Обычно Император задерживается в замке “Фолкрофт” значительно дольше этого часа. Быть может, его поразила какая-нибудь незначительная хворь?
— Нет, только не Смита. У него в жилах течет не кровь, а какая-то ядовитая смесь, от которой даже бактерии дохнут.
— Внимание! — вдруг воскликнул Чиун и кивнул на дверь.
— Что такое? — раздраженно спросил Римо.
— Если бы ты сконцентрировал свое внимание на дыхании, а не на своих непонятных волнениях, то расслышал бы шаги Императора Смита. Он уже за дверью.
— Что?! — заорал Римо и, подскочив к двери, рывком распахнул ее.
Взору Римо предстало удивленное, желтое как лимон и с таким же кислым выражением лицо доктора Харолда В. Смита. Смит был облачен в белый комбинезон с красным овальным значком над нагрудным карманом. Надпись на значке гласила: “Фред”. В правой руке Смит держал маленький бачок со шлангом и насадкой, а в левой — потрепанный кожаный чемоданчик.
На высоком лбу Смита, обрамленном редеющими волосами, залегли глубокие складки. И хотя дверь была открыта, он все равно нарочито громко постучал.
— Что такое? — спросил Римо.
— Санитарная обработка, — громко и отчетливо произнес Смит. — Откройте, пожалуйста.
— Открыто, — ответил Римо.
— Тс-с-с, — предостерегающе прошипел Смит. Повертев дверную ручку, он снова громко произнес: — Извините за беспокойство, сэр. Можно войти? Это займет всего одну минуту.
Римо закатил глаза и так же громко и отчетливо сказал:
— Да-да, конечно, мистер Санитарная обработка. Заходите, пожалуйста.
Но дверь за Смитом он захлопнул с таким грохотом, что Смит от неожиданности уронил свой бачок и тот глухо стукнулся об пол.
Смит снял комбинезон. Под комбинезоном был его обычный серый костюм-тройка.
— Меры безопасности, — невнятно пояснил он, положил чемоданчик на стол и задернул шторы.
— Это и в самом деле так уж необходимо? — поинтересовался Римо.
— Конечно, необходимо, — вмешался в разговор Чи-ун. — Приветствую вас, Император Смит! Ваше присутствие наполняет наши сердца неизъяснимой радостью.
— У одних больше, у других — меньше, — возразил Римо. — Я похудел, ожидая вашего звонка.
— Я разговаривал с президентом, — пояснил Смит. — Вы не могли бы зажечь свет?
Римо зажег лампу, но не удержался от едкого замечания:
— Я предпочитаю солнечный свет.
— То, что нам сейчас предстоит обсудить, носит чрезвычайно конфиденциальный характер и информация ни в коем случае не должна выйти за пределы этой комнаты, — заявил Смит. Он поднял с пола бачок, нажал какую-то кнопку и подсоединил шланг к телефону.
— Послушайте, что вы делаете? — не сдержался Римо. — Вы что, в самом деле хотите потравить тараканов?