– Повернись, – сказал Раннульф.
   Майкл перекатился на спину.
   В двенадцать лет он ожидал причитаний и упреков, но, казалось, мать тогда плакала из-за того, что он несчастлив дома. «Я правда верю, что это к лучшему», – сказала она, провожая. Он ухитрился не бранить ее за то, что она отправила его в монастырь, и отнес ее непонятную речь к эмоциям. Женщины позволяют эмоциям захлестывать их разум. Все это знают.
   От умелых рук Раннульфа его ум очистился, но открылась дверь памяти. Памяти о том, что произошло несколько часов назад.
   Волнистые каштановые волосы под тонкой вуалью, милое округлое лицо, полные нежные губы, голубые глаза, с заботой устремленные на него. Ее волосы странно короткие, но это не важно. Волосы отрастут. Позор, что ее зеленое платье не подчеркивает линии ее фигуры, как это сейчас модно, но он до сих пор видел, как чудесны эти изгибы. Отделка на подоле и рукавах говорила о богатстве. Но его не заботило, богата она или бедна.
   Отец поколотил бы его за такие слова. Брак существует ради земель и могущества.
   Но что эта девушка делала на поле битвы? Он не понимал этого ни тогда, ни теперь, но она была там, с риском для жизни. Потом в мгновение ока она исчезла. Он бросился искать, думая, что ее могли сбить на землю, но ее и следа не было, а был Уилли Си, с которым надо разобраться, получить выкуп, даже если мысли путаются.
   Любить иллюзию не имеет смысла, но Майкл не знал, как еще назвать наваждение, не отпускавшее его уже несколько месяцев. Увидев девушку так близко, он больше ни о чем не мог думать. Он был почти опьянен этим, и ему нужно увидеть ее снова, как человеку в пустыне нужна вода.
   Он мечтал упасть перед ней на колени, взять ее маленькую руку, положить свои победы, мастерство и доблесть, все, чем обладал, к ее ногам, как трубадуры – песню любви. Судя по их историям, жизнь без любви не имеет вкуса. Он должен найти ее.
   И не хочет, чтобы от него пахло смрадом битвы.
   Он поднялся с койки, накинул плащ на голое тело.
   – Пойдем со мной, – сказал он Элейну и отправился в общую купальню. Оруженосец поспешил за ним со стопкой чистой одежды.
   Раннульф нашел жилье в деревне, и это оказалось мудрым выбором, поскольку недавние дожди затопили лагерь. Майкл шел мимо домов и лавок, за месяц постоя люди уже привыкли к виду воинов, направлявшихся в купальню. Он привлекал мало внимания, если не считать обычных дерзких комментариев женщин. Сейчас здесь были только дети, матроны и старухи отправились в деревню Аллакорн. Всех молодых женщин из благородных фамилий ради безопасности отправили подальше от воинов. Армия путешествовала с собственными шлюхами.
   В лагере его приветствовали криками за разгром Уилли Си. Все это звучало добродушно, но Майкл знал, что стал мишенью. Завтра кто-нибудь захочет одолеть его ради отблеска славы. Он собирался побеждать или платить выкуп, пока его кошелек не опустеет.
   Все это казалось несущественным.
   Только его невеста. Его возлюбленная.
   – Сэр? – поторопил его Элейн, и Майкл сообразил, что как болван стоит посреди улицы. Он двинулся, но не мог удержаться и искал глазами девушку. Это безумие.
   Но когда он найдет ее, он женится на ней, даже если придется преодолеть сопротивление ее семьи. Он всего лишь младший сын, без земли и состояния, но…
   – Слева! Герцог! – подтолкнул его Элейн.
   Майкл мгновенно отпрянул и, повернувшись, увидел Генриха Анжуйского. Предполагалось, что герцог в Ноттингеме, осаждает замок в десяти лье отсюда, а не здесь, с войсками, поставленными охранять дорогу с юга. Отсутствие действий рядом с Аллакорном вело к скуке и неофициальным турнирам, Майкл задавался вопросом, приехал ли герцог положить этому конец. Он был известен крутым нравом и тем, что считал турниры пустой тратой времени.
   Однако герцог, похоже, в хорошем настроении, шутит со свитой из баронов и рыцарей. Возможно, осада ему наскучила. Он славился кипучей энергией, это вполне в его духе – примчаться сюда, чтобы увидеть все собственными глазами.
   Генрих Анжуйский был на два года моложе Майкла и на голову ниже. У него рыжеватые волосы, во внешности ничего особенного, но от вибрирующей энергии и переполнявшей его силы дух захватывало. Если энергия и сила могут завоевать корону, то Генрих Анжуйский получит Англию, и скоро.
   Майкл, опомнившись, поклонился.
   – Майкл де Лаури, – сказал герцог Генрих сиплым голосом. – У твоего отца замок Морборн в Херефордшире.
   – Да, милорд. – Майкла потрясла способность этого человека помнить такие детали. Он не знал, имеет ли Генрих Анжуйский право на трон, но поддержит его за его ум и военную доблесть.
   – О тебе говорят в лагере, де Лаури. Я не одобряю турниры, но скучающие мужчины недисциплинированны, да и мастерство надо оттачивать. Мы с де Боэном завтра устроим схватку. – Он пристально взглянул на одного из стоявших вокруг лордов, и Майкл задумался, нет ли тут чего-то большего, чем дружеское соперничество. – Я поставил деньги и намерен выиграть. Будешь в моей команде?
   Майклу не оставалось ничего другого, как снова поклониться:
   – Почту за честь, милорд.
   – Хорошо. Мы должны выиграть. Позаботься об этом. – Герцог двинулся дальше, и Майкл – тоже, но это уж слишком для совета его матери скрывать свои способности.
   – Какая честь! – взволнованно воскликнул Элейн. – Вы завтра им покажете. Они будут лежать в пыли.
   – Даст Бог. – Майкл начал видеть в этом светлую сторону.
   Он привлек внимание будущего короля Англии, но, сделав это, должен проявить все свое мастерство и добиться, чтобы команда герцога победила. Успех расстелет перед его ногами дорогу славы, и, возможно, семья невесты не будет так уж возражать против свадьбы. Однако все это шло вразрез с предостережением матери, Майкл всегда подозревал, что она видела иные проблемы, нежели навязчивое внимание смазливых шлюх.
   Ну почему его жизнь такая сложная? Другие без колебаний ухватились за возможность славы и процветания. Счастливчик Генрих Анжуйский родился для великой судьбы, и с юных лет его готовили к этому. Его мать не запирала в монастыре. Графиня Матильда не требовала от него клятв, отпуская в мир. И не умерла, так и не досказав ему значения всего этого.
   Майкл стер с лица хмурое выражение и вошел в палатку, воздух в которой был густым от шума, пара… и искушения. Женщины в легких влажных одеждах подносили кувшины с горячей водой, сухую одежду, масло для массажа.
   Он сбросил накидку и забрался в лохань, поздравления с победой над Уилли Си вились вокруг него, словно пар. Покроет он себя славой завтра или нет?
   У него может не оказаться шанса. Сэр Уильям Сихэм, обросший волосами, словно медведь, смотрел на него из другой лохани, молча грозя возмездием.
* * *
   После простого обеда Глэдис вернулась в пивоварню с сестрой Элизабет. Лето было в разгаре, в садах жужжали пчелы, созревшие стручки готовы были вот-вот лопнуть. Воздух был полон ароматов. Лето так чудесно, что она задумывалась, зачем Господь создал зиму. Она слышала, что на юге есть земли, где зимы не бывает. И снова она дивилась милосердию Господа. Удивительно, что он не поразил ее насмерть за все ее грехи.
   – Прекрати таращиться на вершину, – сказала сестра Элизабет. – Ты никогда туда не попадешь, и ничего с этим не поделаешь.
   Глэдис снова посмотрела вперед, наклонив голову.
   – Я знаю, но это так близко. И мы относимся к тому аббатству. И аббатство, и холм – святые места. Люди совершают туда паломничество, так почему нам это запрещено?
   – Потому что мы живем здесь праведной жизнью. Идем.
   Глэдис пошла за сестрой Элизабет.
   – А что, если это правда, что Христос однажды был в Гластонбери? Тогда Гластонбери такой же, как Святая земля, – сказала она.
   – Это сказки. В Библии этого нет.
   – Священники из Гластонбери иногда говорят об этом.
   – Это хорошо для бизнеса, – цинично заметила сестра Элизабет.
   Глэдис знала, что это правда. В нынешние трудные времена монастыри соперничали за пилигримов и их дары.
   – Работай, Глэдис. Все эти ягоды нужно помять.
   Глэдис подчинилась, опустив большой пестик в чан с ежевикой, но не думала, что святого Иосифа так легко отстранить. Она не помнила, было ли в Библии упоминание, что он торговал металлом, но если так, он мог приплыть в эту часть Англии. Если он так хорошо знал Иисуса из Назарета, чтобы отдать ему свою гробницу, то ведь он мог взять его с собой в путешествие?
   Старая церковь определенно существовала – та, про которую говорили, что она построена самим Христом. Те из сестер, которые попали в Роузуэлл в возрасте достаточном, чтобы помнить, видели ее: маленькое, очень старое строение. Где случаются чудеса.
   И знаменитое терновое дерево тоже существует.
   Оно цветет каждые Святки, что уже само по себе чудо, и цветущую веточку приносят в Роузуэлл каждый сочельник. Говорят, в Англии нет другого такого дерева, значит, это чудо. И какое другое объяснение может быть, кроме того, что гласит легенда: оно выросло из посоха Иосифа Аримафейского, который воткнул его в землю, пока отдыхал?
   Но ничто из этого не объясняло ее собственное восхищение вершиной. Когда Глэдис смотрела на Гластонбери-Тор, у нее сердце щемило от тоски, появлялось ощущение, что стоит только себе позволить, и она полетит туда. Эти ее чувства были так похожи на тоску по ее рыцарю, что Глэдис задумывалась, есть ли тут какая-нибудь связь. Но он сражался около замка.
   Потом она заметила нечто странное: она видела его в грезах, когда спала, в темноте, но события в видениях всегда происходили днем. Больше того, в грезах она была одета по-другому. Глэдис толком не видела, что на ней надето, но знала, что это не монастырский наряд. Когда она попыталась углубиться в воспоминания, уточнить детали, то, как всегда, потерпела неудачу.
   Какая досада! Но доказывают ли эти странности, что ее переживания лишь грезы?
   Или они доказывают, что у нее святые видения?
   – Работай, Глэдис, – резко окликнула сестра Элизабет.
   – Простите, – ответила Глэдис и вернулась к своему занятию.
* * *
   Майкл пытался сопротивляться безумию, но провел вечер, разыскивая свою невесту, хотя это означало пройти сквозь строй завистливых поздравлений, язвительных комментариев и на все готовых девиц. Возможно, он бросит это занятие и примет приглашение выпить с Робертом де Уэрингодом. Нужно перекусить, а Роберт, рыцарь из гарнизона замка, настроен дружелюбно. Замок – единственное место, которое Майкл еще не обыскал.
   Майкл повернул разговор к живущим там дамам.
   – Леди Элла и ее свита, – сказал Роберт. – И пара юных дочерей.
   – А остальные?
   – Она отослала юных прислужниц со старшими дочерьми, мудрая женщина. Ей проблем не нужно. – Он присмотрелся к Майклу. – Мы все знаем, что ты особенный, де Лаури, но развлекайся со шлюхами, выше не замахивайся. Это безопаснее для таких безземельных, как мы.
   Он ушел, Майкл обдумывал его слова.
   Безземельный. Такой он и есть, а такие не могут жениться. Но землю можно завоевать.
   Майкл осушил кружку. Завтра он всех противников в пыль положит, а потом будет беззаветно сражаться, чтобы возвести на трон Генриха Анжуйского.
   Он завоюет свою невесту.

Глава 3

   В тот же день сестру Элизабет вызвали к настоятельнице и келарю проверить запасы. Глэдис велели вести учет. Делая зарубки, она радовалась, что работа требует сосредоточенности, ее ум перестал лихорадочно работать. Она отмечала запасы пробок, когда почувствовала кого-то позади себя. Она быстро обернулась, раздумывая, почему встревожилась. В Роузуэлле некого бояться.
   Но это была незнакомка. Монахиня, но одетая в черное, а не в неотбеленную шерсть, как принято в Роузуэлле.
   Горбатая старая женщина явно нуждалась в посохе, который держала в правой руке, ее шея болезненно изогнулась, когда она подняла глаза на Глэдис. Что привело ее в Роузуэлл?
   – Сестра, могу я помочь вам?
   – Меня зовут сестра Уэнна, я пришла из Торхолма.
   Глэдис почувствовала прилив волнения. Этот монастырь расположен у подножия холма поблизости от Гластонбери.
   – Должно быть, это особая честь – находиться так близко от Гластонберийского аббатства, сестра. Это святое место.
   – Оно было святым еще до Христа.
   – Ничто не может быть святым до Христа, – возразила потрясенная Глэдис.
   Женщина нетерпеливо прищелкнула языком.
   – Тогда почему люди почитают его?
   – Из-за Иосифа Аримафейского. Потому что наш Господь мог бывать там.
   Снова нетерпеливое прищелкивание.
   – А почему святой Иосиф и наш благословенный Господь приехали туда?
   Глэдис глаза вытаращила от такого необычайного вопроса. Но ухватила суть.
   – Они там были? Это известно?
   – Да, были, – сказала сестра Уэнна, но так, словно это не относилось к делу. – Вопрос – почему? Потому что даже тогда это место было святым. Оно и холм. Как ты знаешь.
   – Я? – Глэдис виновато попятилась. – Я ничего о таких языческих делах не знаю. Это богопротивно.
   Сестра Уэнна, это порождение сатаны, пришла искушать ее еще больше?
   Словно прочитав ее мысли, старая женщина перекрестилась.
   – Шестьдесят лет я была монахиней в Гластонбери, так что не считай меня посланницей дьявола. Многие места в Англии почитались нашими предками до Христа.
   – Только не моими. Мы норманны.
   – Наполовину. Твой гасконский дед получил земли и вдову человека, который погиб в битве при Гастингсе. Ты не знала?
   – Н-нет, – изумленно пролепетала Глэдис. – Мне никогда не рассказывали подробности о моих предках, а в Роузуэлле о таких вещах не любопытствуют.
   Сестра Уэнна подняла кустистые брови, словно знала о греховном любопытстве Глэдис.
   – Теперь знай: его жена, твоя прабабушка, происходила из особенной семьи.
   – Особенной? – переспросила Глэдис. – В каком смысле? – Этот разговор ее тревожил, ей хотелось, чтобы вернулась сестра Элизабет. Хотелось, чтобы не подкрадывался вечер, превращая солнечный свет в огонь заката.
   Вместо ответа старая монахиня требовательно спросила:
   – Что ты думаешь о Гластонбери?
   – Ничего! – воскликнула Глэдис, отказываясь сознаваться, но потом попыталась прикрыть вину болтовней. – Я попала сюда младенцем, так что если меня и брали туда, я этого не помню. Это традиция моей семьи – седьмого ребенка отдают церкви…
   – Да-да, я знаю. Благословенный седьмой ребенок из рода гааларл. – Когда Глэдис уставилась на нее, услышав странное слово, монахиня покачала головой: – Ты даже этого не знаешь? Нет времени объяснять. Тебя вызывает…
   – Настоятельница? – встревожилась Глэдис. – Почему вы этого не сказали?
   – Нет! – Старая женщина ухватила Глэдис за рукав.
   – Тогда кто? – Глэдис отпрянула. – Что вы хотите, сестра Уэнна?
   – Мира, – горячо сказала старая женщина. – И ты можешь принести его.
   – Что?!
   Сестра Уэнна отпустила Глэдис и снова тяжело оперлась на посох.
   – Послушай меня. Ты происходишь из посвященной ветви рода, корни которого уходят в тысячелетия. Тысячелетия! Задолго до Рождества Христова. На протяжении истории новая поросль привилась к могучему стволу, земные силы и верования приходили и уходили, но древняя энергия жива. Каждая земля имеет свои тайны, но не все хранят знания, и они платят ужасную цену.
   Старая монахиня осела, ее спина болезненно выгнулась.
   – Сестра Уэнна, не хотите сесть? Снаружи есть скамейка, на солнышке.
   Старая женщина не обратила внимания на ее слова.
   – Священная энергия течет в женщинах, поэтому когда Иосиф Аримафейский женился на женщине нашего древнего рода, он соединил одну тайну с другой. Умышленно, я в этом уверена. Мы часто теперь называем это Аримафейской линией. Знать, что ты происходишь от святого, – это не грех.
   Глэдис с тревогой обдумывала смысл.
   – Но утверждать происхождение… как вы это назвали? Гралр?
   Возможно, это грубый английский, употребляемый теперь только крестьянами.
   – Гааларл, – сердито проворчала сестра Уэнна.
   – Гааларл? – с трудом выговорила Глэдис незнакомое слово.
   – Это священный сосуд, благословенный изобилием. Силы передаются через весь род, но только седьмой ребенок женщины этого рода может отозваться, когда позовет чаша. Если это мужчина, он будет знать, как защитить чашу и ее деву. Если это женщина, она будет знать, как принести чашу в этот мир. Она будет девой чаши, как ты.
   – Я?
   – Ты дева чаши, и тебя призывают…
   – Куда?! – Глэдис высвободилась из рук старой женщины.
   – Куда поведет ворон.
   Глэдис округлила глаза, задаваясь вопросом, почему позволила этой старой женщине одурманить себя.
   – Сестра Уэнна, позвольте проводить вас в лазарет. У сестры Клэрисы есть успокаивающая микстура…
   – Меня успокоит только твой немедленный уход.
   – Покинуть Роузуэлл?
   – Можно подумать, такая мысль никогда не приходила тебе в голову. Тебя зовут. Не отказывайся!
   – Что меня зовет?
   – Священная чаша.
   – Чепуха.
   – Хорошо, холм зовет тебя. Отрицай это, если посмеешь.
   Глэдис хотела это сделать, но вместо этого повернулась, словно ее веревками тянуло к окну, из которого открывался вид на вершину холма. Там в заходящем солнце сиял монастырь Святого Михаила.
   – Это неудивительно, – сказала она пересохшим ртом. – Это все, что я могу видеть от Гластонбери, где однажды побывал Христос.
   – И где, по легенде, Иосиф Аримафейский спрятал Святую чашу.
   Глэдис отказывалась отвечать.
   – Легенда, как обычно, ошибочна.
   – Ошибочна? – Глэдис повернулась, горько разочарованная.
   – Чаша не зарыта, она движется.
   – Движется? – У Глэдис застучало в голове, теперь она надеялась, что сестра Элизабет еще задержится. Ей нужно знать больше. – Куда движется?
   – За пределы нашего земного царства. Все эти расспросы и раскопки напрасны, таким способом чашу не найти, и уж определенно это не сделает мужчина. Ее может вернуть к нам только редкая и благословенная женщина, как ты.
   Глэдис понимала, что ей бросили приманку, но схватила ее. Она не могла удержаться. Быть редкой и благословенной…
   Сестра Уэнна усмехнулась.
   – Редкая и благословенная женщина соединится со своим защитником, – сказала она.
   – И если чаша придет? – почти шепотом спросила Глэдис. – Что тогда?
   – Зло будет побеждено, воцарится мир. По крайней мере на время человечество успокоится.
   – Мир, – эхом повторила Глэдис, потом реальность обрушилась на нее. – Он и правда желанен, но я не такая чудотворица, сестра. Я добросовестная и работящая, но даже тогда ум мой блуждает.
   – Конечно, блуждает! Ты, должно быть, годами чувствуешь призыв.
   Годами? Да, возможно, это правда, но с недавних пор этот призыв стал все настойчивее и тревожит все больше.
   – Если я могу помочь принести мир, почему вы не пришли ко мне раньше? Война терзает Англию всю мою жизнь.
   – Древние знания были потеряны или запутаны. Когда пришли норманны, те, кто избран вести нас, становились слабыми и нерешительными. Семьи рода больше не следовали пути, и чистые седьмые дети редки. Это просто случайность, что тебя оберегали. Твоя семья погрязла в невежестве, которое оказалось благословенным. Если бы они помнили правду, они могли бы задушить тебя при рождении.
   Глэдис недоверчиво выдохнула, но сестра Уэнна сказала:
   – Брескары из тех, кто считает войну удачной возможностью, а не проклятием, но, по счастью, они видели преимущество в традиции отдавать седьмого ребенка церкви. Ты родилась, когда разразилась война, и у них не было необходимости в еще одной дочери, так почему нет? Возможно, твои молитвы приведут их на сторону победителей.
   Глэдис хотела возразить против такой характеристики ее семьи, но не смогла.
   – Они никогда не просили меня молиться за мир, – призналась она. – Только за победу над врагом или за погибших и покалеченных.
   – Но ты тем не менее молилась за мир.
   – Всегда.
   Сестра Уэнна кивнула:
   – Как я сказала, седьмых детей не оберегали, так что мало кто подходит, и было необходимо ждать, пока ты достигнешь женской зрелости.
   – Я достигла ее три года назад, – сказала Глэдис. – Почему меня не призвали тогда?
   Взгляд запавших глаз старой монахини дрогнул.
   – Были причины, – пробормотала она.
   Прежде чем Глэдис успела спросить о них, сестра Уэнна сказала:
   – Но теперь я решила, что время колебаний прошло. – Она выпрямилась больше, чем на вид было возможно, и протянула руку. – Я пришла сюда, Глэдис де Брескар, чтобы призвать тебя. Победишь, и воцарится мир. Проиграешь, и эта земля, а возможно, и весь мир, будет осуждена на горькую печаль.
   – В чем проиграю? – вздрогнула Глэдис.
   – В поисках Святой чаши.
   – Но я не знаю, где она!
   – Тебе только нужно следовать за вороном и золотой тропой.
   Глэдис прижала руку к гудящей голове. Возможно, все это очередная греза.
   – Я не могу уйти. Вы это знаете. Это не позволят.
   – У тебя не будет трудностей, – сказала сестра Уэнна, снова согбенная и прозаичная. – Роузуэлл хорошо послужил своей цели, но это время кончилось.
   – Какой цели?
   – Хранить твою девственность. Это не обязательно для всех монахинь, увы, но в Роузуэлл испортить тебя могло только чудо. Вот почему здешний монастырь так устроен, – добавила она. – Чтобы оберегать дев чаши. Ты готова?
   – К чему?
   – Уйти, искать, действовать!
   – Я не могу уйти! – крикнула Глэдис.
   – Ты должна! – каркнула сзади старуха. Это был бы вопль, если бы она была способна на это. – Мы боролись за то, чтобы принести мир…
   – Кто это – «мы»?
   – …но он снова и снова рушился в наших руках. И теперь маячит настоящая угроза.
   Старая монахиня замолчала, возможно, обдумывая, сказать ли больше.
   Глэдис не могла это вынести.
   – Какая угроза?
   Что может быть хуже того, что творится?
   – Есть другая древняя линия, столь же старая и могущественная, она черпает свою силу в крови, боли, смерти и горе. Их власть расцвела за восемнадцать лет распрей, эта ветвь стала настолько могущественной, что украла Святое Копье у тамплиеров.
   У Глэдис голова пошла кругом.
   – Святое Копье, которым пронзена была плоть Господа нашего при распятии? Оно еще существует?
   – Да, оно не так почитаемо, как Святая чаша. Копье существует в этом, земном царстве и сохраняет свою воинственную натуру, его еще называют Копье Всевластия. В неверных руках оно воспламеняет гнев и ярость, ведет людей к войне. Сейчас оно в руках Эсташа Булонского, презренного сына короля Стефана. Никем не сдерживаемый, он будет использовать Копье, чтобы продолжать войну.
   Глэдис приложила руку к кружащейся голове, пытаясь разобраться в сказанном.
   – Кто «мы»? Кто в одиночку борется за то, чтобы принести мир?
   – Мы из рода чаши, кто хранит знания. Но среди нас много колеблющихся.
   – Почему? Если мир в ваших руках, почему?
   Старая женщина вздохнула:
   – Чаша приносит мир по собственной воле, а не по желаниям простых смертных, а приверженцы чаши – это обычные люди с человеческими слабостями. Они ищут контроля над последствиями. Споры и раскол между нами бывают такие же, как между баронами. Восемнадцать лет выбор состоял между графиней Матильдой и Стефаном Блуаским. Матильда – кичливая женщина, принесшая с собой разрушение, – женщина! Даже нас, а многие из нас женщины, это ужаснуло. Стефан слаб, им легко манипулировать. Его слабость порождает анархию, хотя вначале он казался куда более безопасным выбором. Но теперь графиня передала право наследования трона своему сыну. Он мужественный, способный и, похоже, хороший человек. Хотя некоторые тревожатся, что он будет слишком сильным, а другие жалуются, что он слишком молод в свои двадцать с небольшим. «Немного подождем», – пробормотала сестра Уэнна, повторяя бесконечные дебаты. – Но время ожидания кончилось. Вооруженный Копьем принц Эсташ подбил отца нарушить перемирие. Не имея препятствий, он разожжет войну в Англии, и единственная сила, способная одолеть Копье, – это ты. Ты и Святая чаша.
   – Я? – отшатнулась в страхе Глэдис. – Я никто. Женщина. Монахиня.
   – Ты дева чаши, – отрезала сестра Уэнна. – Ты все!
   Обхватив себя руками, Глэдис зашагала по комнате. Если она когда-нибудь и желала быть значимой, то берет все свои желания назад. Она не хотела такого вызова, но слова сестры Уэнны проникали до мозга костей, упали на благодатную почву, возделанную грезами и стремлением к вершине холма. Глэдис даже сейчас чувствовала притяжение, ощутимое словно тяжелый воздух перед грозой или дрожание земли под ногами.
   Но этот призыв она восприняла как призыв на муку.
   Она повернулась к старухе:
   – Если я это сделаю, я умру?
   Сестра Уэнна пожала плечами, словно это не имело отношения к делу. Возможно, так и есть.
   – Не обязательно. Твоя предшественница прожила долгую жизнь.
   – Предшественница?!
   – Я же говорила. Тысячелетия. Их было много, предшественниц. Но хватит об этом. Ты должна отправиться на поиски своего защитника, и тогда вместе вы найдете Святую чашу.
   – Как я найду его? – Но тут диковинная мысль проникла сквозь страх и смятение. – Он рыцарь? – У Глэдис в груди защемило от сладкой надежды.
   – Я говорила о священных седьмых детях, – усмехнулась старая женщина. – Нет, он будет монахом.
   – В каком монастыре?
   Взгляд сестры Уэнны снова дрогнул, потом она вздохнула:
   – Мы не знаем.
   – Что?! Вы знаете обо мне, но не знаете, где мой защитник?
   – Это еще одна причина отсрочки твоего призыва. Но Провидение приведет тебя к нему.