Виктория снова вздохнула, наблюдая за игрой солнечного света на переплетении бугенвиллей, растущих вдоль террасы. Что бы ни происходило в этом доме, ее это нисколько не касается. Она должна лишь как можно быстрее поправиться и убедить Рорка, что он может спокойно отпустить ее через пять дней. Она должна постараться не вызвать его гнева за это время.
   Стайка ярких длиннохвостых попугаев внезапно пролетела над ее головой, их оперение сверкало на солнце, как драгоценные камни. Это были красивые птицы, одно удовольствие наблюдать за ними. Но сейчас они вызвали у нее не слишком веселые размышления. Виктория вспомнила разговор с пожилым садовником, которого звали Хуан. Он с гордостью поведал ей, как появились на острове эти птицы.
   — Сеньор Кемпбелл привез их на остров Пантеры, сеньорита.
   — Значит, они родились не на этом острове? — спросила она.
   Старик отрицательно покачал головой.
   — Но что же их удерживает здесь? Почему они не улетают?
   Хуан взглянул на нее так, точно она сморозила глупость.
   — Остров ведь красивый, верно?
   — Да, но…
   — У птиц тут есть все, что они пожелают. Здесь они в безопасности, о них хорошо заботятся. Зачем им улетать?
   — Ну, а если они захотят покинуть остров, несмотря на все это? — настаивала Виктория так, словно в их беседе был какой-то другой, скрытый смысл.
   Хуан пожал плечами и воткнул лопату в землю.
   — Они не пытаются. Остров Пантеры слишком далеко от Пуэрто-Рико, а у них слабые крылья. Они бы не смогли преодолеть море. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Но это не имеет значения. Они не хотят…
   — У них нет выбора, вы это хотите сказать? — спросила она язвительно. — Эти птицы здесь как заключенные.
   Старик рассмеялся, глядя, как попугаи перелетают через сад, весело щебеча.
   — Разве они похожи на заключенных, сеньорита? Нет, подумала она сейчас, глядя, как эти крохотные яркие птицы расселись на газоне, совсем не похожи. Но все же они были пленниками, как и она сама. Не каменные стены создают тюрьму, сказал поэт, и он был прав.
   Она поставила чашку, промокнула губы салфеткой и встала. Не было смысла даже просить у Констанции какое-нибудь другое блюдо на завтрак. Экономка лишь посмотрела бы на нее укоризненно и принялась бы мягко журить, напоминая, что сеньор оставил специальные распоряжения относительно ее диеты и что все это для ее же блага.
   Настроение Виктории совсем упало, когда она медленно спускалась по широким каменным ступеням, что вели с террасы вниз. Что оставил сеньор, с горечью подумала она, так это инструкции, как содержать и кормить в ее лице самый новый экспонат своего острова Пантеры. Но ничего, еще самое большее пять дней — и она будет свободна.
   Виктория подняла глаза к солнцу и прикрыла их, вдыхая смешанные запахи моря и тропической растительности.
   — Добрый день, сеньорита, — услышала она приветствие на испанском. — Чудесный день, правда?
   Это была горничная. Лючия, а может, Анна. Тут было столько слуг, что Виктория еще хорошенько не разобралась, кто есть кто.
   — Да, — вежливо ответила она. — День чудесный.
   — Могу ли я быть чем-нибудь полезной, сеньорита? Чего-нибудь прохладительного, может быть…
   — Ничего, — быстро проговорила Виктория, смягчая некоторую резкость ответа обезоруживающей улыбкой. — Мне ничего не нужно. Спасибо.
   Девушка поклонилась.
   — Если захотите…
   — Если захочу, я вам скажу.
   — Хорошо. Тогда я пойду по своим делам, сеньорита.
   Виктория кивнула. Губы ее были растянуты в напряженной улыбке; но как только она вошла в густые заросли рододендронов, которые обозначали границы сада, улыбка пропала.
   Все эти дни слуги с готовностью только и ждали, когда она выразит какое-нибудь желание. Кто-то убирал ее постель по утрам и разбирал на ночь, кто-то приводил в порядок ее одежду — вся ее одежда была уже здесь. После того, самого первого дня, когда Рорк так наглядно показал, кто здесь хозяин и что она должна делать лишь то, чего хочется ему, он прислал ей пилота своего вертолета.
   — Если вы назовете мне свой отель, сеньорита, — вежливо сказал тот, — я быстро слетаю в Сан-Хуан и привезу ваш багаж.
   Багаж сеньориты Виктории Винтерс, сразу же подумала она. Как выйти из этого положения? Ответ оказался на удивление прост.
   — Прекрасно, — сказала она, не моргнув глазом. — Дайте мне только позвонить в «Марипозу», я скажу им, чтобы они оставили мои вещи у портье и пометили их — «Остров Пантеры», так что не возникнет никакого сомнения относительного того, какие именно вещи мои.
   Эта маленькая уловка сработала, и несколько часов спустя ее вещи были доставлены на остров. Тут же все было тщательно выглажено и убрано одной из служанок.
   Никогда в жизни о ней так не заботились, думала Виктория. Раньше ее мать обычно так уставала к концу долгого рабочего дня, что сил уже не оставалось на общение с подрастающей дочерью. А последние несколько лет, разрываясь между заботами о больной матери и работой от зари до зари в придорожном кафе, Виктория и сама почти не знала отдыха. Горячая ванна раз в неделю была роскошью, а потому каждый день приходилось довольствоваться душем.
   Но она не могла здесь наслаждаться бездельем. Ей казалось непозволительным сибаритством лежать на солнце, ничего не делая, когда все вокруг были по горло заняты. Была и еще одна причина — Виктория вздохнула, усаживаясь на мраморную скамейку в саду, — ей было здесь, в общем-то, скучно.
   Она едва не сказала об этом Констанции несколько минут назад, но что-то удержало ее в последний момент. Было бы бестактно сказать об этом той, которая весь день проводит в хлопотах и заботах о ней. В этом был бы оттенок эгоистической привередливости, а именно это Виктория презирала в тех, на кого ее мать работала, чьи полы скоблила и кухни чистила, в то время как они отсылали ее домой с остатками залежавшейся еды или обносками, которые сами уже не носили, поскольку те вышли из моды.
   Она медленно встала и пошла по прихотливо вьющейся тропинке, которая, змеясь, спускалась через сад к отлогому взморью на южной стороне острова Пантеры.
   «Главное для вас — побыстрее поправиться», — беспрестанно повторяла ей Констанция, словно какое-то заклинание.
   Виктория сжала губы. Да, это так, что ни говори. И Рорк, должно быть, вдолбил это в головы своей прислуги. Чем быстрее ей станет лучше, тем быстрее он сможет избавиться от нее. Пожалуй, желание это было взаимным. Она тоже не стремилась задерживаться здесь.
   Впереди, сквозь просветы среди пальм, яркий солнечный свет лился на белый песок взморья. Виктория сбросила босоножки, оставила на песке свои шорты и хлопчатобумажную майку, натянула купальник и направилась к воде. Песок мягко вымывало у нее из-под пяток, когда она вошла в пенящийся прибой. Вода была очень теплой от равномерно прогревавшего ее солнца. Вода точно шелком обняла ее икры, а затем и бедра, и Виктория почувствовала, как болезненное напряжение начинает покидать ее.
   «Не плавайте, — предупреждал ее доктор. — Никакой физической активности, никаких морских купаний, пока совершенно не поправитесь».
   Но плавание не могло ей повредить. Тем более, что она плавала только на спине, лишь позволяя себе немного покачаться на волнах. Господи, как это было чудесно! Никаких подсматривающих глаз, никого, кто бы указывал, что ей следует и чего не следует делать…
   — Черт побери! Ради всего святого, что вы делаете? — Голос Рорка прорезал тишину.
   От неожиданности Виктория хлебнула воды и повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как он бросился в воду, даже не сняв с себя одежду, лицо его было искажено от гнева.
   — Оставьте меня! — пронзительно крикнула она. — Вы меня слышите, Рорк? Уходите…
   Она повернулась и поплыла, яростно работая руками и ногами, но Рорк был проворнее ее. Он легко поймал, подтащил ее спиной к себе и обхватил за талию так крепко, что она спиной чувствовала удары его сердца.
   — Глупая девчонка! Чего вы добиваетесь?
   Виктория с силой ударила его по рукам.
   — Отпустите меня, черт побери!
   Рорк повернул ее к себе.
   — Что я должен сделать, — сурово начал он, — так это запереть вас в комнате. Это единственный способ заставить вас хорошо себя вести.
   — Я вела себя хорошо. Я тут прекрасно проводила время, пока вы…
   — Мендоса запретил вам лезть в воду. А Констанция предупреждала вас о течении.
   Виктория откинула с лица мокрые волосы.
   — Как, должно быть, чудесно быть богом, — огрызнулась она.
   Рорк вскинул брови.
   — Что вы имеете в виду?
   — Только то, что сказала. — Она обиженно вздернула подбородок. — Скажите, вы заметили меня, взирая с вершины Олимпа, или просто ваши ищейки успели доложить?
   Он с удивлением посмотрел на нее, и жесткая улыбка скривила его губы.
   — Ищейки? — спросил он. — Вот, значит, как вы называете людей, которые заботятся о вашем благе?
   — Одно уточнение, — холодно сказала она, — не о моем, а о вашем благе. В конце концов, они просто хотят, чтобы их сеньор поскорее избавился от покалеченной женщины. А то ведь она может возбудить иск на триллион долларов.
   Рорк вздохнул.
   — Хватит, — сказал он, скользнув рукой по ее плечам. — Накупались, пора выбираться.
   — Благодарю, — сказала она, освобождаясь от его объятий, когда они вышли на берег, — но мне удобнее идти одной. — Она зло глянула на него. — А что вы делаете здесь, в конце концов? Констанция сказала, что вы должны были вернуться только к вечеру.
   Его глаза блеснули озорным блеском.
   — Как я мог задержаться, зная, что вы тоскуете здесь без меня!
   — Единственное, о чем я тоскую, так это о своем доме, жду не дождусь, когда уеду отсюда.
   Рорк улыбнулся.
   — Констанция была права. Она сказала, что вам явно лучше, потому что сегодня вы колючая как еж.
   — Я не колючая. Только… только со мной обращаются здесь, как с какой-то тяжелобольной.
   — Но вы действительно больны, Виктория. Травма головы — это всегда очень серьезно, и вам нужно четко исполнять предписания врача. — Его руки снова обвили ее плечи, и он потянул ее к откосу песчаной дюны. — А теперь позаботимся о сухой одежде, чашке чая для вас и…
   Виктория резко повернулась к нему, устремив на него горящие глаза.
   — Черт возьми, Рорк…
   Он взял ее за плечи и отошел на шаг.
   — Хорошо, а теперь посмотрим, как вы выглядите. Констанция говорит, что цвет лица у вас стал лучше, что ей удалось даже вас немного откормить.
   — Цвет лица у меня прекрасный, — сказала Виктория резко. — И я не нуждаюсь ни в каком откармливании.
   Она внезапно замолчала. Рорк как-то странно смотрел на нее, медленно обводя взглядом с головы до ног. На ней был цельный купальник, но молодая женщина вдруг почувствовала себя так, словно на ней ничего нет. Она невольно вздрогнула, точно коснулась оголенного провода.
   — Цвет лица и в самом деле изумительный, — спокойно сказал он, задержав взгляд на ее лице. Затем опустил глаза немного ниже, и Виктория, не в силах выносить его взгляд, обхватила себя руками за плечи.
   — Вы преувеличиваете. — Ее голос дрожал. Рорк добродушно рассмеялся.
   — Что с вами, Виктория? Вы замерзли?
   — Да. Замерзла. Но возвращаться в дом я не собираюсь, — сказала она вызывающе. — Я хочу прогуляться. — Последнее замечание она бросила через плечо, устремившись твердым шагом вдоль берега. Но ушла не очень далеко, потому что Рорк тут же нагнал ее и зашагал рядом.
   Она взглянула на него краешком глаза. Он успел снять мокрую рубашку и туфли и остался только в промокших облегающих джинсах. Его тело было золотистым от загара, худощавым и мускулистым. Темные шелковистые волосы курчавились у него на груди и узкой полоской спускались вниз к животу.
   Виктория снова отчего-то вздрогнула и поспешно отвела взгляд, упорно глядя себе под ноги.
   — Благодарю, но я не нуждаюсь в компании, — недовольным голосом заявила она.
   — Как вы себя чувствуете? — пропустив колкость мимо ушей, спросил Рорк.
   — Об этом вы уже знаете. Вы ведь получили полный отчет о моем состоянии от Мендосы и Констанции, а возможно, и ото всех других лакеев в вашем…
   Она вскрикнула — настолько резко он схватил ее за плечи и повернул к себе.
   — Отвечайте на вопрос. — В его лице была твердость и непреклонность. — Как вы себя чувствуете?
   — Я же сказала вам…
   — Повторите снова.
   Виктория перевела дыхание.
   — Я себя чувствую прекрасно.
   — Мендоса говорит, что у вас еще бывают головные боли.
   — Временами.
   — И все еще двоится в глазах?
   Она отстранилась от него.
   — Нет. Можете больше не беспокоиться. Мое выздоровление протекает нормально.
   Легкая усмешка пробежала по его губам.
   — Вы точно цитируете Мендосу.
   — Так и есть. Он осматривает меня дважды в день. — Виктория ускорила шаг, но Рорк не отставал от нее. — Он постоянно живет на острове?
   — Да. У него дом на той стороне. — Рорк наклонился и подобрал морскую ракушку. — Он вполне компетентен относительно того, что вас беспокоит.
   — Мне никогда не приходило в голову, что он недостаточно компетентен, — сказала она, пожав плечами. — Я только удивлена, что вы с ним делите ваш маленький рай.
   Рорк отвел руку назад и зашвырнул раковину в море.
   — Это устраивает нас обоих. Мендоса — из Нью-Йорка. Мы встретились несколько лет тому назад. Его жена была больна, и он привез ее на остров поправляться. Ему хотелось жить там, где тепло, не бросая в то же время врачебной практики.
   — И вы предложили ему стать вашим личным врачом?
   Рорк утвердительно кивнул головой.
   — Я дал ему возможность основать здесь маленькую клинику. Я только что купил этот остров, и необходимо было решать, что делать дальше с ним.
   — Что вы имеете в виду?
   — Вы видели, как много народу работает здесь?
   — Наверное, их ровно столько, сколько нужно, чтобы этот огромный дом был всегда к услугам их господина и повелителя, вы это имеете в виду?
   — Не хотел бы вас разочаровывать, Виктория, но большинство этих людей жило здесь и раньше. И у меня не было намерения избавляться от них. Кроме того, они занимаются нужными вещами. Мы разводим коз и кур, выращиваем овощи, имеется даже пара рыбачьих судов, которые стоят в бухте. — Он пожал плечами. — Имеет смысл устроить приличное медицинское обслуживание для меня и моих людей.
   Это было совсем не то, что Виктория себе представляла, но из упрямства она не хотела уступать.
   — Все это, — сказала она немного насмешливо, — нужно все-таки вам. Ведь только так вы можете не терзать свой взгляд видом захудалых улочек Сан-Хуана.
   — Все это, — сказал он спокойно, — нужно для того, чтобы уйти на время от того сумасшедшего мира, где я зарабатываю себе на хлеб, и пожить спокойной жизнью. Но, я думаю, вам это неинтересно.
   — Почему вы так решили?
   — Констанция говорит, что вы живая и беспокойная по натуре. Она говорит, что вы здесь откровенно скучаете. Она говорит…
   — А вам не приходило в голову, что лучше было бы обратиться ко мне самой с подобными вопросами? — Виктория остановилась и обернулась, желая взглянуть Рорку в лицо.
   Он поднял брови.
   — Я пробовал, помните? Но вы твердили, что у вас все в порядке.
   — Да. Я имела в виду, что выздоравливаю после несчастного случая. — Она глубоко вздохнула. — Но я устала до смерти.
   — Я так и думал. Остров без телевидения, без радио, без клубов, ресторанов и театров должен быть чертовски скучен для…
   — Нет ничего скучного в покое и безмятежности, Рорк.
   Его глаза остановились на ней.
   — В самом деле?
   Виктория откинула влажные волосы с лица.
   — В самом деле. Я просто устала от безделья. Никто не дает мне ничего делать.
   — Но я оставил распоряжения, чтобы…
   — Я знаю. И этим усложнили мне жизнь. Я схожу с ума оттого, что совсем ничего не делаю с утра до вечера.
   Рорк скрестил руки.
   — А что бы вы хотели делать? — Усмешка скользнула по его губам. — Ваять? Рисовать? Учить суахили?
   — А как насчет того, чтобы самой стелить себе постель для начала? Или самой делать тосты к завтраку? Или самой погладить свою собственную ночную рубашку?
   — О, это никуда не годится, — протянул он, улыбаясь еще шире. — Леди, оказывается, носит ночные рубашки, а я воображал ее в своих рубашках все это время.
   — Проблема в том, — сказала Виктория сухо, — что мне здесь не дают делать что-нибудь полезное.
   — Да, — сказал Рорк, и его улыбка погасла. — Я уверен, что вы можете делать многое. Но мне не нужна кухарка или горничная, я не нуждаюсь в экономке…
   — Тогда вы, возможно, нуждаетесь в том, чтобы кто-нибудь занимался с вашей дочерью?
   У нее самой глаза расширились, когда она поняла, что сказала. Это выскочило так неожиданно, но, лишь только эти слова слетели у нее с языка, Виктория тут же поняла, что подсознательно хотела этого. Здесь была она, Виктория, переживавшая за своего ребенка, которого никогда не видела, а там была маленькая девочка, дочь Рорка, без сомнения ни в чем не нуждающаяся, но не получавшая материнской любви.
   Рорк посмотрел на нее так, словно она предложила осушить море или убедить море в том, что оно не должно больше биться о берег.
   — И что именно вы имеете в виду? — холодно спросил он.
   Виктория с трудом справилась с неожиданно вставшим в горле комком.
   — Я видела ее воспитательницу…
   — Эмилию.
   — Да, кажется, так ее зовут. Я уверена, что у нее есть данные для этой работы. Но она ничем не занималась с вашим ребенком последние два дня. Она даже не выводила девочку из дому… — Виктория остановилась и набрала в легкие побольше воздуха. — Что вы на меня так смотрите?
   Рорк помрачнел.
   — Для женщины, которая убеждена, что знает обо мне все, — сказал он спокойно, — вы знаете крайне мало.
   — Но, послушайте, я вовсе не критикую вас.
   — Не критикуете? — Его тон был мягким и вкрадчивым.
   — Я просто подумала, что пока я буду здесь еще пару дней…
   — Вы просто подумали, что злой тиран заключил своего ребенка в темницу, а вы должны освободить его.
   Виктория вспыхнула.
   — Ваша самонадеянность просто возмутительна, Виктория. Я ужасный царь Мидас. А вы… — Он подошел и стиснул ее запястье. — Вы… — продолжал он, притягивая ее к себе, — леди Великодушие, уставшая от жизни и развлекающая себя игрой в куклы.
   — Нет, это совсем не так. Я… я люблю детей. — Губы Виктории дрожали. — И мне… мне больно думать, что ребенок одинок, без любви и внимания или… или…
   — Папочка!
   Рорк встрепенулся и отпустил ее. Лицо его мгновенно изменилось, осветившись ослепительной улыбкой, совершенно преобразившей его.
   — Сюзанна!
   Виктория обернулась, как только Рорк отпустил ее руку, и сердце чуть не выскочило у нее из груди. Гувернантка стояла в нескольких шагах за ее спиной и держала на руках девочку.
   Женщина быстро сказала что-то по-испански. Рорк так же быстро ответил ей и, нагнувшись, протянул руки, когда гувернантка опустила девочку на песок. Сюзанна бросилась к нему со всех ног. Ее личико сияло, а он поймал ее на бегу и тут же вскинул над головой. Малышка завизжала от счастья.
   — Здравствуй, радость моя, — сказал он. — А ты думала, наверное, я не вернусь за тобой?
   Гувернантка снова что-то сказала, и Рорк кивнул.
   — Она права, — обернулся он к Виктории. — Мне следовало взять Сюзанну на берег с собой и познакомить вас по всем правилам. — Он усмехнулся и посадил девочку себе на плечи. — Сьюзи, это Виктория. Ты можешь поздороваться с ней?
   — Привет, Тория, — сказала девочка, засмеявшись.
   Ответь же ей что-нибудь, твердила себе Виктория, но язык словно присох у нее к гортани. Она молчала, глядя на эти темные волосы, эти синие детские глаза. Как странно, ведь у ее отца глаза серые…
   — Это по вашей вине Сюзанна подумала, что я покинул ее, — сказал Рорк.
   Виктория удивленно взглянула на него. Он пристально наблюдал за ней, но лицо его ничего не выражало.
   — Из… извините. Что вы сказали?
   — Я сказал, что оставил дочь одну по вашей вине, Виктория. — Дразнящие огоньки плясали у него в глазах. — Эмилия увела Сьюзи вымыться и отдохнуть после нашего путешествия на вертолете. Я обещал, что приду и возьму ее с собой прогуляться по берегу, но вот задержался, спасая вас.
   — Меня не нужно было спасать. Я прекрасно проводила время, пока вы… — Виктория внезапно замолчала и изумленно уставилась на него. — Что это еще за путешествие на вертолете?
   Рорк опустил девочку на землю, ласково шлепнул, и она пустилась бегом к гувернантке.
   — На вертолете, который привез нас из Сан-Хуана. А точнее сказать, из Майами. Но…
   — Это значит… это значит, что Сюзанна была эти два дня с вами? А здесь ее не было?
   Рорк улыбнулся.
   — А вы что себе вообразили, Виктория? — сказал он с мягким укором. — Бесчувственный и бессердечный капиталист Рорк Кемпбелл…
   — Подождите минуту. Я не…
   — …алчный капиталист, улетает делать свои миллионы, а его маленькая дочурка томится, лишенная отцовской любви, на диком безлюдном острове. — Его губы растянулись в улыбке. — Я ничего не упустил?
   — Нет… Это не… — Однако объяснять что-либо было бессмысленно. Он прав, что и говорить. Осознав это, она покачала головой. — Извините, — тихо сказала она. — Извините меня.
   Рорк на секунду задержал на ней свой взгляд, потом вздохнул, взял ее за локоть и медленно повел назад к дому.
   — А в общем-то, по правде говоря, у вас были основания думать так. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Я и правда вел себя в тот день как всамделишный король острова Пантеры!
   Боже мой, подумала Виктория с изумлением. Рорк Кемпбелл извиняется?
   — Да, — не подав виду, кивнула она. — Было, немного.
   — Однако… — Рорк упрямо выпятил подбородок, — это вовсе не извинение.
   Виктория спрятала улыбку.
   — Я и не думала.
   — Это не извинение… — Он кашлянул, прочистив горло. — И к тому же у меня было подозрение насчет вас.
   — Да, — пролепетала она едва слышно. — Ну, я полагаю… я полагаю, что могу это понять. После всего…
   Рорк придержал ее за плечи и повернул лицом к себе.
   — Нет, — сказал он спокойно, серьезно и прямо глядя на нее. — Нет, я сомневаюсь, что вы в состоянии понять это. — Его правая рука скользнула к ее подбородку и нежно погладила его. Он улыбнулся и указательным пальцем мягко провел по ее губам. — Считайте все же, что я извиняюсь, — сказал он. — Мы плохо начали. Я бы хотел исправить это.
   Виктория слегка отстранилась и взглянула на него. Голова у нее кружилась, и собраться с мыслями было нелегко. Где тот холодный, властный Рорк Кемпбелл, которого она знала? Что случилось с ним, что произошло? Где был тот бесчувственный сухарь, человек без сердца, о котором говорила Констанция?
   — Как вы думаете, — он снова положил ей руки на плечи, — мы могли бы стать друзьями?
   — Да. Да, я… я бы хотела этого.
   — Хорошо. Тогда давайте скрепим договор. — Виктория кивнула и протянула руку. Рорк улыбнулся. — Нет. Есть лучший способ для этого, — сказал он.
   У нее перехватило дыхание, когда он склонил к ней голову. Прикосновение его губ было мягким, даже нерешительным. Но она поднялась на цыпочки и сама прильнула к нему. А море и небо вдруг опрокинулись…
   Когда он наконец поднял голову, Виктория не могла унять дрожь.
   — Мы друзья? — спросил он.
   Язык отказывался слушаться ее, и Виктория просто кивнула, позволив ему слегка обнять себя за плечи и медленно отвести к дому.

Глава ШЕСТАЯ

   Предзакатный солнечный свет проникал в кухню, бросая золотистый отблеск на стол, стоящий в центре. Тишину нарушало лишь негромкое жужжание пчел, которые кружили над цветами, растущими в буйном изобилии прямо у открытой двери.
   Констанция, закончив лущить горох в глиняную чашу, поднялась из-за стола и пошла к раковине. Она включила воду и ополоснула руки, негромко напевая низким голосом какую-то испанскую песенку.
   Виктория, оторвавшись от составления букета из сорванных в саду цветов, взглянула на нее и улыбнулась.
   — Какой приятный мотив, Констанция, — сказала она. — Что это за песенка?
   Экономка засмеялась, вытирая руки льняным полотенцем.
   — Приятная, но не тогда, когда пою ее я. У меня совсем нет слуха. Малышка — единственная в этом доме, кому нравится мое пение.
   — Сюзанна, вы хотите сказать? — Виктория закончила составлять букет и повернулась лицом к Констанции. — Сюзанна очаровательный ребенок.
   Констанция кивнула.
   — Да, конечно.
   — Констанция… — Виктория колебалась, прежде чем продолжить разговор. — Когда вы говорили, что один из ее родителей холодный и бессердечный, вы имели в виду ее мать, жену сеньора Кемпбелла, не так ли?
   — Да. Конечно. О ком еще я могла бы сказать подобное? — Экономка открыла холодильник, извлекая из него недавно выловленного омара.
   Виктория решила продолжить расспросы.
   — Я заметила, — сказала она осторожно, — что Сюзанна никогда не вспоминает о своей матери.
   — Да ведь мать оставила ее, когда она была еще совсем крошкой.
   Неужели такое возможно? — подумала Виктория. Ее собственное сердце безутешно болело за ребенка, которого она никогда не видела, а жена Рорка ушла и покинула своего. Как могла она не привязаться к нему?
   — Она когда-нибудь приезжала проведать Сьюзи?