— Да, она возвращалась сюда, но не любовь к ребенку побуждала ее к этому. — Констанция вытерла руки о передник. — То, что происходит между сеньором и сеньорой, никогда, наверное, не закончится.
   Наступило молчание. Экономка поглядела на Викторию через плечо и усмехнулась.
   — Вы так любите Сьюзи. Вы много времени проводите с ней в последние дни.
   Виктория улыбнулась.
   — Я… я люблю детей. А Сюзанна — просто чудо.
   — Да, это так. И вы нравитесь ей, сеньорита. Она прямо расцветает от вашей ласки.
   — Мне приятно, если так.
   — Я-то знаю. — Экономка улыбнулась лукаво. — Не одна Сюзанна расцветает, ведь так?
   Виктория удивленно подняла глаза.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Я хочу сказать, что сеньор Кемпбелл тоже очень счастлив. — Констанция взяла нож с подставки и принялась точить его на бруске. — Я давно не видела его таким.
   Виктория невольно покраснела от удовольствия, услышав это.
   — В самом деле?
   Экономка кивнула.
   — Он улыбается, стал чаще смеяться, а теперь рано возвращается домой каждый вечер.
   — Ну, я думаю, что он… он просто вежлив и обходителен.
   Констанция усмехнулась.
   — Вы так думаете? Нет, он не тот человек, который слишком заботится о том, чтобы быть вежливым, сеньорита. Если бы сам губернатор явился сюда, а сеньору Кемпбеллу не захотелось его видеть, он бы даже и не вышел к нему.
   Виктория мягко улыбнулась.
   — Да, пожалуй, вы правы.
   — Конечно, права. Видеть его каждый день сидящим напротив вас за обеденным столом, видеть, как он разговаривает и смеется, вместо того чтобы есть в одиночестве, уткнувшись носом в газету… — Женщина вздохнула. — Я что-то не видела этого раньше.
   Виктория облизнула пересохшие губы.
   — Со времени… со времени его развода, вы хотите сказать?
   — И даже до этого. Его жена не любила проводить вечера дома. — Констанция поставила кастрюлю на плиту. — Она его не заслуживала, это уж точно.
   — Почему она ушла от него?
   Экономка нахмурилась.
   — Из-за другого мужчины.
   Виктория непонимающе уставилась на нее.
   — Она ушла от Рорка к другому? Но как она могла? Как можно желать кого-то другого… — Она замолкла, щеки ее покраснели, и она тут же быстро вскочила на ноги. — Я… я думаю прогуляться перед ужином. Если сеньор вернется рано и захочет…
   Она обернулась: Рорк улыбался ей, стоя в дверях.
   — Рорк. — Виктория с трудом перевела дух. — Я не слышала, как вы вошли. И долго вы здесь стоите?
   — Только пару секунд. — Он снова улыбнулся. — Я сожалею, что нарушил вашу идиллию. Надеюсь, Констанция не позволила вам перетрудиться?
   — Нет-нет. Она не позволяет мне даже пошевелить пальцем.
   О Боже! Голос не слушался ее! Виктория никак не могла справиться с собой. Слышал ли он этот ее глупый вопрос? Дай Бог, чтобы нет, но почему же тогда он смотрит на нее с этой легкой усмешечкой? Что же такое она, черт побери, говорит! Это все из-за сотрясения. У нее все еще временами побаливает голова…
   — …слегка опухшие.
   Виктория вздрогнула.
   — Что?
   — Я сказал, что вы пока не должны садиться за руль автомобиля. Вы все еще страдаете от последствий сотрясения. — Он нахмурился, когда она приблизилась к нему. — У вас веки все еще слегка опухшие.
   — Да, немного. Доктор Мендоса говорит…
   — Поверните голову к свету. — Рорк обхватил руками ее лицо и приподнял его. Его руки были такими прохладными, а ее щеки — непривычно разгоряченными. Виктория передернула плечами. Рорк еще больше нахмурился. — В чем дело?
   — Ни в чем, — быстро сказала она.
   — Вам больно?
   Он легко погладил ее по щеке, а Виктория приложила все силы, чтобы не вздрогнуть.
   — Нет, — сказала она торопливо. — Я только… я только… — Она беспомощно взглянула на него. — Дело в том… дело в том, что это солнце. Оно мне светит в глаза.
   Рорк улыбнулся, отпуская ее.
   — Наверное, оно хочет сказать вам что-то.
   Его улыбка была такой заразительной. Она почувствовала, как в ответ ее собственные губы растягиваются в улыбке.
   — Правда?
   Он кивнул.
   — Да, — сказал он, взяв ее за руку. — Констанция! Сколько времени осталось до обеда?
   — Двадцать минут, не больше.
   Рорк усмехнулся.
   — Ага, — сказал он. — Будем считать, что час.
   Экономка всплеснула руками.
   — Всего двадцать минут, сеньор!
   — Констанция! Как я могу показать сеньорите Гамильтон самый прекрасный на свете закат за такое короткое время?
   Виктория взглянула на него с изумлением.
   — Час? Чтобы наблюдать закат солнца?
   Рорк разочарованно покачал головой.
   — Вы видите, Констанция, как мало эта женщина знает о солнечном закате? — Он повернулся к экономке. — Так что вы говорите об обеде?
   Констанция вздохнула и развела руками.
   — Ну хорошо, час. — Она бросила отчаянный взгляд на кипящие на плите кастрюли. — Но только знайте, если что случится с моим бедным омаром, это будет на вашей совести.
   Уже с самого начала Виктории стало ясно, почему наблюдения за закатом на острове Пантеры должны занять столько времени. Рорк выстроил все это словно какой-то торжественный древний обряд. Хотя, в общем-то, нетрудно было заметить, что многие элементы этого обряда были сымпровизированы прямо на ходу.
   Сначала они зашли в библиотеку, где Рорк с явным облегчением снял пиджак и галстук и повесил их на спинку стула.
   — Порядок, — сказал он, открывая секретер из красного дерева, в котором был устроен бар. — Нам нужно подкрепить силы для нашего путешествия.
   Виктория засмеялась.
   — О чем вы говорите? Что за путешествие?
   — Что вы предпочитаете? — спросил он, игнорируя ее вопросы. — «Ром-коллинз» или «Пинья коллада»? Итак, Тория?
   Ему явно понравилось это усеченное имя, которое с детской непосредственностью дала Виктории его дочь.
   — Я никогда не пробовала этой, как ее, «пиньи»…
   — «Коллады»? — Он улыбнулся, вынимая графинчик с ромом и открывая маленький холодильник, вделанный в основание секретера. — Ананасовый сок, лед — все это для особого кемпбелловского магического действа.
   Она наблюдала, смеясь, как он вливает напитки в блендер и смешивает их, сбивая пену.
   — Ну, вот и все, — сказал он, разливая коктейль в высокие бокалы. — За удачное путешествие! Вы готовы, мисс Гамильтон?
   — Полагаю, что да. Но куда мы собираемся? Рорк таинственно улыбнулся, передавая ей бокал с охлажденным напитком.
   — На поиск, — сказал он и легко чокнулся с ней. — Мы будем искать сегодня совершенный закат. И кто знает, возможно, мы и найдем его.
   Держась за руки и смеясь, они сошли вниз на террасу и спустились в сад. Гигантское пальмовое дерево росло в середине сада. Когда они приблизились к нему, на его огромных белых соцветиях горели розовые отблески заката.
   — Первая остановка на маршруте Кемпбелла, — сказал Рорк, кивая на возвышающееся дерево. — Что вы обо всем этом думаете?
   Виктория подняла глаза.
   — Я думаю, это прекрасно, — тихо сказала она. Их глаза встретились. Рорк мягко улыбнулся и погладил ее по руке.
   — Пошли, — сказал он. — Нам нужно сделать еще две остановки.
   Виктория засмеялась.
   — Еще две?
   — Да, и если мы опоздаем, представление состоится без нас. Поднимите свой бокал к этой величественной пальме. Вот так. Сделайте глоток напитка. Хорошо. — Его пальцы сплелись с ее пальцами. — О'кей. Следующая остановка — гора Пантеры.
   В действительности это была не гора, а скорее отлогий холм, который возвышался в центре острова Пантеры. К вершине его вела узкая тропинка, заросшая травой. К тому времени, когда они достигли того, что Рорк в шутку называл вершиной, солнце спустилось уже низко над морем, окрашивая в ярко-красные и золотистые цвета высокие пышные облака, которые проплывали над островом.
   — О, Рорк! — выдохнула Виктория. — Какая красота!
   Его рука обвилась вокруг ее плеч.
   — Да, я мог бы жить здесь тысячу лет и никогда бы не устал любоваться этим видом. — Он обвел свободной рукой свои владения. — Осенью, если вам посчастливится, вы можете увидеть ураганы, бушующие на Карибах. Они похожи на черных демонов, летающих над водой.
   — Я никогда не видела ничего подобного, — медленно проговорила Виктория. — Мне кажется, я могла бы смотреть на это вечно.
   Рорк кивнул.
   — Здесь есть только один вид еще лучше этого, — Он потянул ее за собой. — Пошли.
   Несколько минут спустя они стояли босиком на теплом песке на берегу. И Виктория поняла, что он прав. Картина, которая открылась перед ними — солнце, лежащее на едва колышущейся глади моря, — была потрясающей.
   — Здесь всегда такие великолепные закаты? — прошептала она.
   Рорк улыбнулся и поднял свой бокал к небу в шутливом приветствии.
   — Нет, не всегда. Иногда они бывают еще великолепнее.
   Виктория улыбнулась в ответ.
   — Теперь я понимаю, почему вы купили остров Пантеры.
   — Из-за закатов? — Он негромко рассмеялся. — В действительности тут было две причины.
   — Какая же вторая?
   Он слегка сжал ее плечо.
   — Рассветы. Виктория улыбнулась.
   — Почему я не чувствую, когда вы шутите, а когда говорите серьезно?
   Рорк взял ее пустой бокал и поставил вместе со своим на песок. Они медленно пошли вдоль берега, босиком по теплому прибою.
   — По правде говоря, причины, по которым я купил этот остров, носили коммерческий характер, — сказал он. — Я видел в этой части света много островов, раскупленных и загубленных при этом. Все, что хотел я, — это развить здесь туристический бизнес, не нанося при этом вреда окружающей среде и сохраняя красоту природы в первозданном виде.
   — Задача почти нереальная.
   — И тем не менее я думаю над ней. Недавно я поручил одному парню сделать для меня аэрофотосъемку значительной части «Исла де ла Пантера».
   Виктория вскинула брови, и он кивнул.
   — Это если по-испански.
   — Я поняла.
   — Кто бы мог подумать!
   Она засмеялась и покачала головой.
   — Я спросила у Констанции, что это значит. Она сказала, что «пантера» переводится не как «пантера», а как какой-то таинственный «ягуар».
   — Очень таинственный. — Он снова улыбнулся. — Учитывая, что ни ягуаров, ни пантер на этих островах нет и никогда не было.
   — Почему же тогда такое название?
   Рорк обхватил рукой ее плечи.
   — Никто точно не знает, но, возможно, это связано с местными поверьями, с колдовством.
   — Колдовством? Вы шутите?
   — Клянусь вам! Многие жители Карибов отправляют языческие обряды — включая и тех, кто живет на этом острове. У них есть что-то вроде легенды о необычном создании — получеловеке-полуягуаре, — которое бродит по тем холмам. — Рорк указал на низкие холмы, погруженные во мрак, в глубине острова. — Оно живет здесь, одно, говорит легенда, потому что больше нигде не может найти покоя.
   Виктория посмотрела на его нахмуренное лицо. Черты лица его казались еще более резкими в предзакатной полутьме.
   — Как грустно, — сказала она.
   Рорк кивнул.
   — Да. Я знал это. Но я прилетел взглянуть на остров — и решил, что должен купить его.
   — И так просто купили?
   — Не так просто. Правительство не хотело продавать его мне — они уже планировали устроить здесь казино и гостиницы. Были там и другие, которые считали, что, став моей собственностью, остров придет в запустение.
   — Но они оказались не правы. Он тихо рассмеялся.
   — Кто знает, что правильно и что неправильно в этой жизни, Виктория? Я думаю, остров этот бесценен. — Его улыбка медленно угасла. — Но кое-кто был с этим не согласен и считал, что жить здесь, в такой глуши, вдали от всего…
   Он замолчал, как раз тогда, когда солнце опустилось за горизонт. Виктория заметила горькую усмешку на его крепко сжатых губах и поняла, что он говорил о жене.
   — Рорк… — Она глубоко вздохнула. — Когда вы купили этот остров, вы знали, что ваша жена думает по этому поводу?
   Рорк остановился так неожиданно резко, что Виктория едва не налетела на него.
   — К чему этот вопрос?
   Резкость его тона поразила ее. Теперь, когда солнце почти скрылось, она не могла ясно видеть его лицо, но знала, как оно должно выглядеть: холодное, неприступное, суровое.
   — Я только… Я спросила… Просто Констанция говорила…
   Она осеклась, ругая себя за то, что вообще заговорила об этом.
   — Констанция превратилась в старую сплетницу. Что она рассказала вам?
   — Ничего. Только то, что ваша жена не любила этот остров.
   Рорк невесело рассмеялся.
   — Мягко сказано — она презирала его.
   — И поэтому вы и она… поэтому вы развелись?
   — Да, поэтому. Мы были женаты чуть больше двух лет. — Он резко выдохнул, потом сказал холодным тоном: — Есть что-нибудь еще, что вам хотелось бы знать?
   — Извините, — быстро проговорила Виктория. — Я… я не собиралась совать нос в чужие дела…
   Рорк пожал плечами.
   — У меня нет желания говорить об Александре, — хмуро сказал он. — Я ясно выразился?
   Виктория кивнула.
   — Да, — тихо сказала она.
   О да, подумала она, когда они шли назад к саду, он выразился очень ясно. Констанция была права: те нити, что связывали Рорка и его жену, еще не оборвались. Александра. Красивое, гордое имя. Была ли эта женщина такой же красивой и гордой?.. А он все еще скучает по ней. Да, наверняка. Вот почему он не может говорить о ней, вот почему…
   — Тория? — Рука Рорка обняла ее за талию. — Что с вами?
   — Ничего. Просто… я немного замерзла, вот и все.
   — Наверное, я завел вас слишком далеко. Хотите, я вернусь и возьму джип?
   — Нет, — быстро сказала она. — Нет, я в порядке. Я только… Я все думаю об этом таинственном ягуаре. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Расскажите мне побольше о местных обычаях. Островитяне все еще занимаются колдовством?
   — Да. Тут есть плато на западном берегу, выходящее к морю, несколько раз я видел там зарево костров. Они приглашали меня посмотреть на их обряды.
   — А вы ходили?
   — Нет еще. — Он улыбнулся. — Зачем? А вам бы хотелось посмотреть?
   Она подняла голову и взглянула на него.
   — Я не знаю, — нерешительно сказала она. — Впрочем — да. Я думаю, это было бы чудесно.
   — Ну, тогда в следующий раз, как меня пригласят, я возьму вас с собой. Что скажете?
   Восторженная улыбка расцвела на ее лице.
   — Это замечательно! А вы уверены, что они не будут возражать, если я… Впрочем, — ее лицо вдруг вытянулось, — спасибо за приглашение. Но я ведь уезжаю послезавтра.
   Рорк отвел в сторону тяжелые ветви рододендронов, когда они вошли в сад.
   — Послезавтра, — пробормотал он. — И правда. Я почти забыл об этом.
   Послезавтра. Как это могло быть? Трудно представить себе снова Сан-Хуан с его запруженными людьми улицами и бесконечными отелями, а представить Чикаго, холодный, погребенный под снегом город, и вовсе невозможно.
   Она улетит туда, за миллион миль от этого острова. А Рорк… Рорк останется здесь, и она никогда больше его не увидит. Никогда…
   — Констанция говорит, что вы учите испанский.
   — Да, — ответила она. — Во всяком случае, пытаюсь. Констанция хорошая учительница, но я боюсь, что все еще говорю как приезжая со Среднего Запада.
   В вечерних сумерках разлилось благоухание экзотических цветов, тысячи крошечных светлячков, спрятанных в ветвях деревьев, словно иллюминация освещали сад. Из-за деревьев поднималась луна. Рорк замедлил шаги.
   — А вы сами, кем вы ощущаете себя теперь? — спросил он. — Приезжей?
   Виктория покачала головой.
   — Нет, совсем нет. Все были так добры ко мне.
   Он остановился, придержал ее за плечи и повернул к себе.
   — Значит, вы не считаете, что остров Пантеры — тюрьма?
   — Тюрьма? Нет. Почему вам так… — Щеки ее вдруг зарделись густым румянцем. — Хуан рассказал вам, что я говорила о попугаях, — медленно произнесла она. И так как Рорк ничего не ответил, она печально улыбнулась. — Я была сердита в тот день и подумала…
   — Что вот, живет богач, который развлекается тем, что, подобно Господу Богу, хочет создать на острове рай. И, что ни говори, вы были правы.
   — Рорк…
   — Эти птицы, которых вы видели, принадлежат к виду, обитающему в тропических лесах на границе с Бразилией. Один мой друг — я еще ходил с ним вместе в школу — написал докторскую диссертацию насчет этих птичек. Установил, что они обречены на вымирание. В результате сведения лесов и вторжения людей их популяция упала с…
   — И вы привезли их сюда, чтобы спасти? Рорк улыбнулся.
   — Ну, не такой уж я бескорыстный, Виктория. Я привез их сюда потому, что это было хорошо для всех: и для птиц, и для меня. Их это спасло, а мне доставило удовольствие. Понимаете?
   Да, она понимала. Он из тех, кто всегда поступает так, как ему хочется, но, делая это, стремится к тому, чтобы не повредить окружающим.
   Сложность его характера поначалу пугала, держала ее в напряжении. Он мог быть то мрачным и холодным, то в один момент его настроение менялось, и он уже был ласковым и обаятельным. Он бывал требовательным, даже жестким в своей целеустремленности, но всегда полным жизни, деятельным.
   — Тория, вам здесь действительно нравится?
   Она кивнула.
   — Да. Очень. Особенно с тех пор, как кое-кто перестал обращаться со мной как с инвалидом.
   Он улыбнулся.
   — Я заметил, что вам удалось неплохо поладить с Констанцией. А это не такая уж простая задача.
   Виктория рассмеялась.
   — Она не настолько сердитая, как ей кажется. С ней вполне можно поладить.
   — Эмилия говорит, что вы подружились и с Сюзанной.
   — Это вообще не потребовало никаких усилий. Она чудесная девчушка.
   Рорк кивнул.
   — Я рад этому. — Его взгляд скользнул по ее лицу. — Вы любите детей, Виктория?
   Она почувствовала, как сердце ее болезненно сжалось.
   — Да, конечно, — тихо сказала она. Ночной ветерок, напоенный ароматом жасмина, разбросал шелковистые пряди ее волос по щекам. Рорк протянул руку и отвел их назад, легко коснувшись пальцами виска.
   — Почему никто не ждет вашего возвращения там… Как называется это место?
   — Бродвелл. А… — У нее перехватило дыхание, когда он взял в руки ее лицо и провел большими пальцами по щекам. — А откуда вы знаете об этом?
   Он ласково, снисходительно рассмеялся.
   — Вы сами сказали, помните? Во всяком случае, если бы там у вас кто-нибудь был, вы бы не явились сюда искать работу.
   Сначала она не поняла, что он имел в виду.
   — О чем вы говорите?
   Рорк отстранился немного и взглянул на нее.
   — Вы же сказали, что ищете работу. В тот день, когда пришли ко мне в офис.
   — А-а… — Она выдавила слабый смешок. — Действительно… Но это была спонтанно пришедшая мысль. Я… я приехала сюда на несколько дней. Но только взглянула на это солнце, на это море, как подумала: зачем мне возвращаться в иллинойсскую зиму?
   Она подождала, сдерживая дыхание, пока он не кивнул в ответ.
   — Мда, мои впечатления о северных зимах еще живы, вполне могу вас понять. — Он улыбнулся. — Вы сказали мне правду о себе?
   Ее сердце перевернулось.
   — Правду?..
   — Да. Вы действительно работаете официанткой?
   Виктория гордо вздернула подбородок. Да-да, вот и Крейг говорил то же самое, с тем же выражением лица.
   — Да, — ледяным тоном ответила она. — В этом есть что-то неприличное, постыдное — быть официанткой?
   — Нет, конечно. — Он примирительно улыбнулся. — Я только подумал, что прислуживать в ресторане — работа очень тяжелая.
   — Ну и что? — немного резковато возразила она.
   — Ничего. — Его улыбка сделалась еще добродушнее и шире. — На первом курсе университета я сам одно лето работал официантом.
   Виктория удивленно подняла брови.
   — Трудно поверить.
   Рорк весело расхохотался.
   — Две яичницы с беконом!.. — выкрикнул он, точно запыхавшийся официант. — Бифштекс и пару пива!.. Обслужи завсегдатая и того датчанина в углу. Давай, пошевеливайся!
   Она невольно засмеялась, ощутив, как возникшая было отчужденность исчезла.
   — Ого! Вы и в самом деле работали официантом, — сказала она шутливо. — Только не рассказывайте мне, что вы из семьи бедняков.
   Он едва заметно усмехнулся.
   — Я не из бедняков, но что такое бедность, узнал на собственной шкуре в молодости, благодаря своему отцу, который не слушал дельных советов, что давали ему люди. Но это совсем другая история. И хватит об этом. — Он мягко обнял ее. — Вам нравится остров Пантеры?
   — Да, — сказала она несколько озадаченно. — Конечно, нравится. Я ведь уже говорила.
   — А вы не будете жалеть, если бросите свою прежнюю карьеру? — Он сказал это с таким добрым юмором, что она не могла не засмеяться.
   — Пожалуй, что нет.
   — И вы не считаете больше, что я невежа и грубый мужлан?
   — Конечно, нет. — Сердце ее заколотилось. — И это я вам уже говорила.
   — А как насчет вашей семьи?
   — У меня ее просто нет, — сказала она. Ее голос дрогнул, и она судорожно глотнула воздух. — Совсем нет.
   Выражение его лица внезапно стало серьезным.
   — Ну, тогда…
   Его улыбка медленно угасла. Он смотрел на нее с какой-то напряженной нерешительностью, и неожиданно для себя Виктория вдруг похолодела.
   — Что — тогда?.. — спросила она осторожно.
   — Я хочу задать вам один вопрос, Виктория. И я хочу, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем дать мне ответ.
   Сердце бешено колотилось в груди, и Виктория отчего-то запаниковала. Что такое он хотел узнать у нее, глядя с таким странным выражением лица? А вдруг… А вдруг по какому-то ужасному стечению обстоятельств он выяснил, что она лгала и воровским образом пробралась в его жизнь, что она… она отдала своего ребенка?..
   — Что же вы хотите узнать?
   Рорк снова кашлянул, прочистив горло.
   — Вы бы согласились остаться здесь, на острове Пантеры?
   Чтобы осмыслить его слова, потребовалось время.
   — Что?
   — Я имел в виду, не согласились бы вы стать воспитательницей Сюзанны? — И поскольку она все еще не отвечала, он улыбнулся, глядя ей в глаза. — Я бы очень хотел, чтобы вы здесь остались, Виктория. Я прошу вас об этом.

Глава СЕДЬМАЯ

   Был уже вечер, но жалюзи в детской были закрыты — солнце еще не садилось. Виктория держала на коленях Сюзанну, склонившись к девочке, и негромко читала ей сказку:
   — И посадил принц принцессу на своего коня…
   — А потом они жили долго и счастливо, — проговорила малышка сонным голосом.
   Виктория улыбнулась, закрывая толстый том сказок и кладя его на ночной столик.
   — Да, — сказала она, — так и было: они жили долго и счастливо. — Она отвела назад черные кудри девочки. — Спокойной ночи.
   Девочка вздохнула и обхватила ручонками Викторию за шею, когда та хотела встать.
   — Где Тедди?
   — Тедди здесь, дорогая, — ответила Виктория, подавая ей плюшевого медвежонка. — Ну а теперь я тебя уложу и накрою.
   — Накрой и Тедди тоже, — прошептала Сюзанна, залезая под одеяло. Она закрыла глаза, но тут же открыла их снова. — Тория?
   — Что, дорогая?
   Девочка вздохнула.
   — Никогда не уходи, — прошептала она. Потом закрыла глаза и быстро уснула. Виктория еще некоторое время смотрела на нее затуманенным взором. Наклонилась, поцеловала спящую кроху в лоб и выключила лампу на ночном столике. Комната погрузилась во мрак. Только детский ночник у кровати распространял неяркий свет.
   Виктория вышла из комнаты Сюзанны и прислонилась к стене. У нее словно комок подкатил к горлу.
   «Боже милосердный, — взмолилась она безмолвно, — помоги мне!»
   Какой же дурой надо было быть, чтобы принять предложение Рорка! Почему она сразу не поняла этого? Она медленно прошла в свою спальню и закрыла за собой дверь. Все дело в том, что той ночью она попросту не хотела ничего понимать. Рорк предлагал ей остаться — только это имело тогда значение. И она сказала «да», не подумав о последствиях.
   Она сразу же вообразила себе бесконечную череду солнечных дней, проводимых вместе с Сюзанной, длинные тихие вечера рядом с Рорком. О чем еще она могла подумать в тот момент?
   Виктория подошла к окну и открыла его, впустив теплый вечерний ветерок. Ах уж эти соблазнительные картины, нарисованные ее воображением! Она всячески старалась избегать реальности так долго, как только могла. А ведь в сущности она была совсем не той, за кого себя выдавала. Ведь даже свою настоящую фамилию она скрыла.
   Лгунья и обманщица — вот кто она. Виктория невольно поежилась, думая об этом. Молодая женщина задумчиво опустилась на табурет перед туалетным столиком. Она была совсем не той, кем представлял ее себе Рорк. Это-то и мучило ее больше всего. Виктория старалась забыть, не обращать внимания, но тщетно, избавиться от неприятного чувства она никак не могла.
   Вчера вечером чувства эти всколыхнулись в ней с особой силой. Они с Рорком сидели в библиотеке, каждый со своей книгой. Из динамиков лилась божественная музыка — фортепьянный концерт Рахманинова. Внезапно Виктория почувствовала на себе пристальный взгляд Рорка.
   — Что-то не так? — спросила она, подняв голову.
   Он слегка улыбнулся, и его взгляд скользнул по ней, лаская. Она невольно затрепетала и вспыхнула.
   — Виктория, — произнес он мягко.
   Только это. Одно слово. Ее имя. Но в голосе Рорка было столько чувства, что у нее пересохло в горле и дыхание пресеклось. Каким-то образом она сумела выдавить из себя дрожащую улыбку и произнести глупое «что?».
   — Ничего, — сказал он. — Мне просто нравится произносить ваше имя. Оно вам идет. Вам кто-нибудь говорил об этом?