Энн Мэтер
Хозяин замка «Фалькон`з Хед»
Глава первая
Тамар Шеридан медленно шла по галерее, останавливаясь то у одной своей картины, то у другой, чтобы критическим взглядом посмотреть на них. Сейчас, когда в помещении не было никого, кроме одной-единственной уборщицы, и горел тусклый свет, выставка навевала тоску.
Совсем другие чувства, другое эмоциональное состояние, чтобы не сказать – совсем другая жизнь, думала Тамар, удивляясь столь драматическому несоответствию события и чувств, которые оно пробудило в ней. Она позволила себе расслабиться только потому, что выставка закрылась, и, хотя возле многих картин появились таблички с надписью «Продано», которые должны были бы принести ей удовлетворение, она грустила, понимая, что радости и волнения, связанные с открытием первой в ее жизни выставки, больше никогда не повторятся.
Возвращаясь обратно, она увидела Бена, который в маленькой конторке за стеклянной перегородкой беседовал с Джозефом Бернштейном. Они оба курили сигары и, казалось, были очень довольны собой. Тамар даже улыбнулась, глядя на них. Это прекрасно, думала она, пережить такой успех, какой выпал на ее долю накануне вечером, и между тем во всех своих удачах она чувствовала привкус разочарования. Словно сам по себе успех был вершиной какой-то большой неудачи. Она вздохнула. Прекрасно, что вечером им предстоит отправиться на приём. Она была в подавленном настроении и очень хотела избавиться от него.
Однако в самом конце галереи Тамар остановилась возле картины, которая – единственная из всех – имела табличку «Не продается». Теперь она прекрасно видела все несовершенство этой работы, в которой не было ни мастерства, ни выразительности, однако ей было абсолютно очевидно, что она никогда не расстанется с ней. Сюжет картины, то, что изображено на холсте, помешает ей сделать это. Тусклые краски передавали то ощущение дождя и тумана, которое она сама не раз испытывала. Но она подумала об этом с насмешкой: кому придет в голову, что эта робкая ученическая попытка перенести на холст, все таинственное великолепие замка «Фалькон'з Хед», есть не что иное, как отражение ее собственного одиночества?
Тамар поспешно отвернулась от картины, потому что была не в силах долго смотреть на нее без того, чтобы не поддаться горьким воспоминаниям и чувствам, пережитым в юности.
Неужели прошло только семь лет с тех пор, как она покинула Фалькон'з Верри? Неужели всего лишь семь лет назад она была впечатлительной и ранимой восемнадцатилетней девушкой с живым воображением и с удивительной способностью находить поводы для волнений? С тех пор произошло немало событий, ей пришлось приобрести такой житейский опыт, который поневоле заслонил боль и унижение, причинившие ей когда-то немало страданий. Теперь она уже не робкая, наивная девушка, которая не может постоять за себя, она превратилась в зрелую женщину, посвятившую себя своей карьере, своему искусству.
Почему же тогда она не может расстаться с этой картиной? Почему всматривается в нее и терзает себя? Если она такой мудрый и зрелый человек, каким считает себя, почему не спешит избавиться от нее?
Потому, с усилием ответила она себе, что до тех пор, пока эта картина у меня перед глазами, я не смогу забыть о том, что однажды совершила ужасную ошибку, и только живопись, только мой талант спасли меня от полного отчаяния.
– О чем задумалась?
Тамар, погруженная в свои мысли, вздрогнула от неожиданности.
– Господи, Бен! – воскликнула она, возвращаясь к действительности. – Ты напугал меня.
– Похоже, что да.
Он нежно улыбнулся ей, потом перевел свой взгляд на картину.
– В чем дело, Тамар? Что в этом старом холсте так волнует тебя?
Тамар решительно повернулась к картине спиной.
– Ничего, Бен, – мягко ответила она. – Просто сравнивала свои нынешние работы с первыми попытка ведь правда? Ей удалось вложить в свои интонации вполне искреннее удивление и отвлечь Бена от мыслей, которые заставили его задать ей этот вопрос. Однако он все-таки спросил:
– Если это так, зачем ты хранишь ее?
Тамар пожала плечами.
– Может быть, как напоминание о моих первых шагах, – беззаботно ответила она. – О чем вы разговаривали с мистером Бернштейном?
Бен забыл о своем вопросе и вместе с Тамар пошел в сторону офиса.
– Разумеется, он очень доволен твоим успехом, – сказал он, улыбаясь. – А заодно и своим собственным, что тоже вполне естественно.
– Конечно, естественно, – сухо подтвердила Тамар, с интересом глядя на Бена.
– Он хочет устроить вторую выставку осенью, – продолжал Бен. – Как ты думаешь, ты успеешь подготовиться?
Тамар колебалась. Ей показалось, что неожиданно события стали развиваться слишком быстро.
– О, я не знаю, Бен, – начала она. – Я... мне нужно отдохнуть...
– Что? В твои-то годы? – Бен рассмеялся.
– Нет, я серьезно. Я подумываю о том, чтобы устроить себе каникулы.
– Хорошо, хорошо! Я поеду с тобой. Мы возьмем все твое снаряжение, и в течение лета ты сможешь работать столько, сколько твоей душе угодно.
– Нет! – Голос Тамар прозвучал немного более резко, чем она хотела. Потом она взяла его за руку.
– Пожалуйста, Бен, не подгоняй меня. Мне нужно подумать. За последние три недели я очень устала, у меня не было ни секунды спокойной, чтобы побыть наедине, в тишине. Ваш темп очень труден для меня. Сбавьте скорость! Бен вздохнул.
– В таком деле нужно ковать железо, пока горячо. Сейчас люди ходят на выставки специально, чтобы увидеть работы Тамар Шеридан. Неужели ты хочешь, чтобы кто-то перебежал тебе дорогу, отвлек от тебя внимание?
Тамар помолчала, потом спросила:
– А такое возможно?
– Дорогая моя, в этом деле все возможно! – мрачно ответил Бен. – Как бы там ни было, не отказывай сразу старику Джозефу. Скажи, что ты подумаешь над его предложением. Ради меня!
Тамар посмотрела на него.
– Хорошо, Бен, – решительно сказала она. – Хорошо.
И они вместе вошли в окутанный сигарным дымом офис.
Джозефу Бернштейну было под шестьдесят, и он имел славу человека, поддерживающего начинающих художников. Нельзя сказать, что он руководствовался при этом только альтруистическими соображениями, однако Тамар любила его и считалась с его мнением. Разумеется, он был другом Бена, и именно Бену она и была всем обязана.
– Итак, Тамар, – начал Бернштейн, улыбаясь, – сказал ли вам Бен о нашем маленьком предложении?
– Да, мистер Бернштейн, он сказал мне, – ответила Тамар, кивнув головой.
– Прекрасно! Я хочу, чтобы вы не останавливались, пока есть возможность! Ваша выставка, Тамар, прошла с колоссальным успехом. Большая редкость, если иметь в виду, что это первая выставка в вашей жизни. Мне кажется, что ваши картины привлекают публику потому, что в них есть... как бы это выразиться? – очарование, глубина?.. Нет, простота линий, которая всегда притягивает. Для столь юной девушки вы потрясающе талантливы! В ваших картинах чувствуется жизненный опыт, словно вам, как и великим художникам прошлого, выпали на долю тяжелые испытания...
Тамар почувствовала, как краснеет. Мистер Бернштейн не только надежен, но и проницателен.
– Спасибо. Я очень признательна вам за помощь, – начала она, чувствуя на себе умоляющий взгляд Бена. – Я хотела бы сделать так, как вы говорите, я постараюсь, но...
К счастью, она не успела закончить фразу, потому что Бернштейн перебил ее.
– Конечно, конечно, Тамар. Я понимаю, что мы слишком торопим вас. Настоящего художника нельзя торопить. Я вижу это... И чувствую. Вы устали, я прекрасно понимаю вас. Вам необходимо время, чтобы привыкнуть к своему новому положению, понять, чего вы на самом деле хотите. Это все Бен. Он подстрекатель. Простите меня.
Тамар в отчаянии смотрела на Бена, который пытался улыбнуться.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, сдаваясь. – Я все знаю. Я и не художник, и не хозяин галереи. Пошли, Тамар. Посидим где-нибудь, выпьем... Пойдете с нами, Джо?
Бернштейн покачал головой.
– Нет, спасибо, Бен. Ваша прелестная находка вполне сыта всеми нашими беседами. Поговорите с ней о чем-нибудь более интересном. Следует ли мне сказать, о чем именно?
Бен улыбнулся.
– Нет, не следует! Так мы идем, Тамар?
На улице моросил мелкий дождь, и свет фонарей придавал лужам причудливую форму и цвет. Ночной Лондон, думала Тамар, сколько художников пытались рисовать его! Однако она постаралась выкинуть из головы все мысли о живописи и сосредоточиться на том, чтобы не промочить ноги и не отстать от Бена, пока они шли к его машине.
Когда они сели в огромный «астон-мартин», Бен повернулся к Тамар, по-хозяйски уверенно положив руку на спинку ее сиденья.
– Тамар, – нежно прошептал он, – я люблю тебя.
Он поцеловал ее в губы осторожным и быстрым поцелуем и сразу же включил зажигание. Тамар промолчала, да Бен и не ждал никакого ответа. Ее слегка знобило, чувства Бена тревожили ее. Почему она не может ответить на них? Была ли она холодной, бесчувственной женщиной или это результат горьких страданий, выпавших на ее долю в юности? Порой эти мысли очень пугали ее, а сегодня она чувствовала себя особенно неуверенно.
Они приехали в свой любимый бар – винный погребок возле отеля на Пикадилли, – и там в полумраке помещения, заполненного дорогими винами и сигарами, Бен сказал:
– Что с тобой сегодня, Тамар? Ты совсем не слушаешь меня. Такое впечатление, что ты не здесь, а где-то... в прошлом.
Тамар внимательно рассматривала свой бокал, наполненный янтарной жидкостью.
– Не знаю, Бен. Честное слово, не знаю. Почему-то именно сегодня выставка и все... кажется мне таким ненужным, пустым...
– Пустым?!
Казалось, Бен был поражен ее ответом и, подозвав официанта, сказал:
– Еще виски.
И, повернувшись к Тамар, добавил:
– Почему? Это касается меня? Нас?
– О нет! – Тамар покачала головой и дотронулась до мягкого рукава его пиджака. – Как это возможно? Ты прекрасно знаешь, что без тебя я была бы никем.
– Я сомневаюсь в этом. Я очень сомневаюсь в этом, – с горячностью ответил он. – Рано или поздно, но ты непременно добилась бы успеха. Я просто ускорил его. Вот и все.
Тамар пожала плечами.
– Спасибо, Бен. Очень мило с твоей стороны. Бен раскурил новую сигару.
– Я не хочу быть «очень милым», – нетерпеливо заговорил он. – Тебе известно, чего я хочу. Я хочу, чтобы мы поженились.
Тамар опустила голову.
– О, Бен, хотела бы я верить в то, что это будет хорошо для нас обоих. – Она подняла на Бена глаза. – Но почему ты хочешь жениться именно на мне? Я хотела сказать, что ты – Бенджамин Гастингс, сын Аллена Гастингса – президента большой компании. Не сомневаюсь в том, что твой отец найдет, что сказать тебе, если узнает, что твои намерения настолько серьезны...
И добавила, не скрывая иронии:
– И я! Тамар Шеридан! Никто, не имеющая к тому же никаких связей!
– Это не так! – укоризненно воскликнул Бен. – Тебе прекрасно известно, что мой отец – твой искренний почитатель!
– Почитатель моих работ, – задумчиво сказала Тамар. – Я не знаю, понравлюсь ли я ему в качестве невестки.
– Конечно, понравишься. Кроме того, – в голосе Бена чувствовалось некоторое раздражение, – кроме того, я намерен сам выбрать себе жену, и я выбираю именно тебя.
Тамар вздохнула.
– Я... я хотела бы любить тебя, Бен. Тогда все было бы так просто!
Бен не скрывал своего волнения.
– Моя дорогая, все и так просто! Я люблю тебя, и ты не сомневаешься в этом. И я совершенно готов к тому, чтобы, не откладывая, жениться на тебе и научить тебя любить меня!
Тамар нахмурилась.
– Разве можно научить любить кого-нибудь? – с любопытством спросила она.
Бен посмотрел на свой бокал и покачал головой.
– Тамар, Тамар! Зачем тебе нужно копаться в наших отношениях. Мы прекрасно ладим, и ты знаешь, что это правда. У нас одинаковые вкусы и интересы. Почему же наш брак не может быть таким же удачным, как многие другие?
Тамар закусила губу.
– Я не знаю, Бен. Я часто думаю... впрочем, какой в этом прок? Могу я попросить у тебя сигарету? Пожалуйста.
Бен протянул ей сигаретницу с зажигалкой, и она закурила. Потом просунула свою руку под его ладонь, лежавшую на столе.
– Давай не будем сегодня серьезными, Бен. Нам еще предстоит прием. Так мило с твоей стороны, что ты устроил его, и мне не хотелось бы, чтобы сегодня на этом приеме... между нами была какая-нибудь недосказанность.
– Недосказанность? – Бен многозначительно посмотрел на нее. – Я хотел сегодня вечером объявить о нашей помолвке!
– О, Бен!
– Это правда! Тебя это не устраивает?
Тамар закрыла лицо ладонями.
– Ты должен был дать мне время, Бен...
– Сколько времени тебе нужно?
Тамар посмотрела на его красивое лицо, на котором явно было написано разочарование, и почувствовала угрызения совести.
– Хорошо, Бен, – медленно сказала она. – Дай мне время до вечера, до приема. Ты отвезешь меня домой – мне нужно переодеться, и я дам тебе ответ, когда ты приедешь за мной. Ты согласен?
Бен пристально смотрел на нее.
– И этого времени тебе будет достаточно?
– Конечно.
Он кивнул головой и быстро допил свое виски.
Когда они вышли на улицу, Тамар постаралась поплотнее закутаться в пальто, чтобы спрятаться от влажного и промозглого воздуха. Бен мягко сказал:
– Несмотря на все мои чувства, если ты и откажешь мне, я не перестану встречаться с тобой.
Тамар подняла на него глаза.
– Бен? – растерянно прошептала она.
– Да, именно так. Я хотел сказать – не бросай меня только потому, что не хочешь выходить за меня замуж. Если... если нам не суждено стать больше, чем друзьями, давай, по крайней мере, останемся ими. Не думай, что твой отказ испортит наши отношения.
– О, Бен!
Тамар кивнула головой, чувствуя, что слезы застилают ей глаза.
– Почему именно я? Почему?
Бен пожал плечами.
– Я не знаю. Мне просто кажется, что ты свела меня с ума.
Тамар жила в новом доме возле Регент-парк, и они простились в вестибюле.
– Я буду готова через час, – сказала она. Он поклонился и ушел.
В квартире на четвертом этаже Тамар жила вместе с Эммой Латимер, которая была для нее и горничной, и кухаркой, и компаньонкой. Эмма – особа неопределенного возраста – откликнулась на объявление, которое Тамар опубликовала в «Таймс» два года назад, сразу после того, как начала более или менее прилично зарабатывать. Увеличив свои доходы с помощью некоторых коммерческих операций, Тамар смогла снять эту квартиру и нанять Эмму, предложив ей вначале очень скромное жалованье. Тамар сама не верила своему счастью и тому, что за символическую плату она получила такое сокровище, как Эмма. Сравнительно недавно, только после того, как они подружились, Тамар узнала, что Эмма посвятила всю свою жизнь уходу за старыми родителями и обрела свободу только после их смерти. Она оказалась совершенно не подготовленной к жизни в мире, где требовалась какая-то специальность и квалификация, и объявление, которое дала Тамар, оказалось большой удачей для них обеих.
Теперь Тамар платила Эмме вполне достаточно, и ей удалось обставить квартиру так, как она мечтала.
Войдя в прихожую и снимая пальто, она крикнула, стоя на пороге просторной гостиной:
– Эмма! Я дома!
Эмма Латимер вышла из кухни. Ее волосы неопределенного серого цвета были собраны в узел на затылке, и она всегда носила старомодную одежду. Но для Тамар она значила гораздо больше, чем прислуга: она была для нее, выросшей без матери, едва ли не самым близким человеком.
– Ну? Выставка закрылась, да? – спросила Эмма. Тахмар кивнула и села на диван, вытягивая длинные красивые ноги и резким движением сбрасывая туфли.
– Вот и хорошо. Я приготовлю чай. Вы выпьете чашечку?
Тамар улыбнулась и сказала:
– Да, пожалуйста. Потом я должна принять ванну. Бен заедет за мной примерно через час.
Чай был крепкий и горячий, как обычно и бывало – у Эммы, и Тамар с благодарностью пила его маленькими глотками. Это было прекрасно – расслабиться и хотя бы ненадолго отвлечься от всех мыслей.
Эмма появилась в дверях, и Тамар сказала ей:
– Садитесь, Эмма. Я хочу поговорить с вами.
Эмма помедлила немного, удивленно пожала плечами и только потом пристроилась на краешке кресла.
– Хорошо. О чем же?
Тамар, отдыхая, полулежала на диване.
– Бен сделал мне предложение.
– Вы не удивили меня, – ответила Эмма, всем своим видом выражая искренний интерес.
Тамар улыбнулась: Эмма всегда такая прямолинейная!
– Знаю. Я и не рассчитывала удивить вас, – ответила она. – Вопрос в том, принимать ли мне его?
Эмма пожала плечами.
– Вам решать.
Тамар начала терять терпение.
– Я знаю. Но... хорошо, а что вы думаете?
Эмма опустила голову и принялась изучать свои идеально чистые ногти.
– Вы хотите знать мое мнение?
– Да.
– Тогда, если вы действительно хотите знать, что я думаю, я скажу вам – нет.
Тамар нахмурилась.
– Что это значит?
– Разве вы не поняли? Я имею в виду только то, что, если бы вы действительно хотели выйти замуж за мистера Гастингса, вы не стали бы интересоваться моим мнением. Вы просто сказали бы мне о своем решении.
– О, Эмма! – поставила свою чашку и встала. – У вас все так просто!
– Так и должно быть. Зачем выходить замуж, если у вас есть какие-то сомнения? Вокруг и так достаточно несчастных семей. Это мое мнение, если оно вас интересует.
– Наверное, они несчастны потому, что не посоветовались с вами, – саркастически заметила Тамар, и Эмма позволила себе негромко рассмеяться.
– Мне очень жаль, если это не тот ответ, которого вы ждали, мисс Тамар, – ответила она, вздыхая. – Но ведь вы хотели знать мое мнение.
– Да, конечно, я спросила, что вы думаете об этом, – ответила Тамар с несчастным видом. – Как бы там ни было, я уверена, что вы правы. Замужество – очень серьезный шаг, а кроме вас, мне не с кем посоветоваться.
Эмма пожала плечами.
– Мисс Тамар, никто не в состоянии принять решение, кроме вас.
– Я знаю, – кивнула Тамар.
– Еще не родилась та женщина, которая могла бы разобраться в себе, – заметила проницательная Эмма. – Я не вижу причин, почему вам надо отказывать мистеру Гастингсу. Он очень милый молодой человек, красивый, добрый, к тому же у вас не будет никаких материальных проблем. Все зависит от того, что вы ищете для себя. Я, например, никогда не любила таких мужчин. Мне нравились смуглые, темноглазые и темноволосые мужчины.
При этих словах Эммы Тамар почувствовала, как что-то дрогнуло у нее внутри, и она вспомнила ту самую картину в галерее – «Замок «Фалькон'з Хед». Ей показалось, что между теми чувствами, которые она испытывала, стоя перед ней, и тем, о чем она думает сейчас, существует прямая связь. Чтобы скрыть свое замешательство, она небрежно спросила:
– Ну и что у вас связано с такими мужчинами?
Эмма ответила, поморщившись:
– Был только один, мисс Тамар. Но он не вернулся из Эль-Аламейна[1].
– О, мне очень жаль, Эмма!
Тамар постаралась освободиться от своего мрачного настроения и попыталась представить себе, что должна была испытывать Эмма, когда человек, которого она любила, так и не вернулся к ней. Может быть, именно поэтому забота о родителях стала главным смыслом ее жизни? Означала ли смерть этого человека и конец ее собственной жизни?
– Что уж теперь сокрушаться, – неожиданно сказала Эмма. – Слишком много лет прошло с тех пор, и у меня уже не осталось никаких чувств, кроме тоски по прошлому.
Потом, посмотрев на Тамар своими проницательными глазами, она добавила:
– У каждого из нас есть свои печали, не так ли, мисс Тамар?
Тамар почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Как всегда Эмма все понимает.
– Черт возьми! – Тамар взглянула на часы. – Неужели уже столько времени? Мне пора в ванную. Если мистер Гастингс появится раньше, чем я буду готова, попросите его подождать. Хорошо?
И она быстро пошла в ванную комнату, стараясь избавиться от неожиданно нахлынувших на нее чувств. Что случилось с ней сегодня? Почему ей кажется, что она подошла к какому-то рубежу? Она становится мнительной. Наверное, это от усталости. Она говорила об этом Бену, но он не поверил в то, что она действительно переутомилась и ей нужен отдых.
Тамар лежала неподвижно, закрыв глаза, в глубокой ванне, заполненной ароматной пеной. Разумеется, Эмма ничего не знает о ее прошлом, но она невольно прикоснулась к тому, что продолжает волновать ее, Тамар. Внезапно она поспешно села и принялась тщательно намыливать руки. Она глупа и непрактична, и вот итог – она сидит в ванне и с тоской думает о том, о чем не забывала в течение всех этих семи лет, вспоминает, как все начиналось... Ей следовало бы вспоминать об этом с радостью и удовольствием, потому что все осталось в прошлом, хотя она вела себя, как наивный, впечатлительный подросток, и позволила чувствам возобладать над разумом. Она должна была бы спокойно обдумывать предложение Бена, вместо того чтобы вспоминать великолепие «Фалькон'з Хед» и холодное равнодушие его хозяина.
Но чем больше она думала об этом, тем яснее понимала, что, только приняв и осмыслив прошлое, можно понять и принять настоящее. Несмотря на то, что в прошлом было немало горечи, оно до тех пор будет напоминать о себе, пока она, Тамар, будет позволять ему это.
Но что же ей делать? Как избавиться от этой тоски? До тех пор, пока...
Она резко тряхнула головой. Нет, это невозможно! Но чем больше она думала об этом, тем отчетливее понимала, что у нее нет выбора: единственный способ освободиться от прошлого, примириться с ним и понять его – вернуться туда, в Фалькон'з Верри, в эту деревню на юге Ирландии, где прошли первые восемнадцать лет ее жизни.
Ее вырастили дедушка и бабушка. Мать Тамар умерла во время родов, а отец, ленивый и не слишком добропорядочный человек, – во всяком случае именно так считал ее дед, – пропал и появился только спустя много лет. То, что он вообще вернулся к дочери, вызвало большое удивление всей деревни. Но потом вскоре умерли и бабушка, и дед, и не осталось вообще ничего, что привязывало бы ее к Фалькон'з Верри. Ничего, с грустью подумала Тамар, вылезая из ванны.
Начав вытираться, она неожиданно занервничала. Как может она вернуться? В каком качестве? В Фалькон'з Верри летом редко появляются туристы и отдыхающие. Это очень живописное место, но там нет никаких достопримечательностей, не считая самого «Фалькон'з Хед», конечно.
И как только она подумала про «Фалькон'з Хед», она сразу же поняла, что ей надо делать: она должна вернуться в свою деревню как художник, чтобы заново нарисовать этот замок. И после этого она сможет уничтожить старую картину, а вместе с нею и всю боль и грусть, которые в ней таятся. Это и будут ее каникулы – два месяца в Ирландии.
Но как к этому отнесется Бен? И что она собирается сказать ему, когда он потребует ответа? Как она объяснит ему, что прежде, чем дать ему ответ, она должна съездить в Ирландию одна для того, чтобы избавиться от призраков, которые терзают ее?
Позднее, сидя у себя в спальне и намазывая лицо кремом, она не могла понять, почему сомневается в Бене, почему боится и не хочет принять его предложение. Если уж она надумала ехать в Фалькон'з Верри, насколько легче ей было бы появиться там в качестве его невесты, с его кольцом на пальце.
Но она не может поступить так. Она не вправе использовать Бена для этого. Ей придется сказать ему, что она действительно нуждается в передышке, что ей необходима эта поездка в прошлое и что, вернувшись в Лондон, она даст ему ответ.
Как Тамар и предполагала, Бен был против ее отъезда из Англии.
– Если уж ты так настаиваешь на отдыхе, поезжай куда-нибудь поближе, чтобы я мог навещать тебя, раз уж ты не хочешь, чтобы мы поехали вместе, – умолял он.
– Ты не понимаешь, Бен, – уговаривала его Тамар, – эта деревня – мой дом.
– Но ты же сама говорила, что твои родители умерли.
– Это так. Ты ведь знаешь, что мой отец умер через полгода после того, как я переехала в Лондон.
– Верно.
Бен помнил отца Тамар и то, что отец и дочь прожили вместе совсем недолго.
– Да, – вздохнула Тамар. – Бен, когда я уезжала из Ирландии, то не думала, что когда-нибудь захочу туда вернуться. Но все-таки меня тянет...
Она искала подходящие слова, чтобы объяснить свои чувства.
– Это похоже... Мне кажется, что это не менее важно, чем сама жизнь... И я должна вернуться хотя бы для того, чтобы воспоминания, наконец, встали на свое место и приобрели нормальные пропорции, чтобы они не заслоняли настоящее... Постарайся понять меня. Я должна поехать.
Бен был расстроен.
– Это связано с мужчиной? – поспешно спросил он.
Тамар покраснела. Откинув с лица густую прядь золотистых волос, она ответила:
– Не в том смысле, как ты думаешь.
– А какой смысл еще возможен?
– Я не могу объяснить тебе. Позволь мне уехать, и тогда, вернувшись, я расскажу тебе всю правду, – с трудом ответила она.
Бен поблагодарил ее, не скрывая иронии.
– Разве у меня есть выбор?
– Ты можешь порвать со мной сейчас же и здесь. И мне не придет в голову осуждать тебя.
Совсем другие чувства, другое эмоциональное состояние, чтобы не сказать – совсем другая жизнь, думала Тамар, удивляясь столь драматическому несоответствию события и чувств, которые оно пробудило в ней. Она позволила себе расслабиться только потому, что выставка закрылась, и, хотя возле многих картин появились таблички с надписью «Продано», которые должны были бы принести ей удовлетворение, она грустила, понимая, что радости и волнения, связанные с открытием первой в ее жизни выставки, больше никогда не повторятся.
Возвращаясь обратно, она увидела Бена, который в маленькой конторке за стеклянной перегородкой беседовал с Джозефом Бернштейном. Они оба курили сигары и, казалось, были очень довольны собой. Тамар даже улыбнулась, глядя на них. Это прекрасно, думала она, пережить такой успех, какой выпал на ее долю накануне вечером, и между тем во всех своих удачах она чувствовала привкус разочарования. Словно сам по себе успех был вершиной какой-то большой неудачи. Она вздохнула. Прекрасно, что вечером им предстоит отправиться на приём. Она была в подавленном настроении и очень хотела избавиться от него.
Однако в самом конце галереи Тамар остановилась возле картины, которая – единственная из всех – имела табличку «Не продается». Теперь она прекрасно видела все несовершенство этой работы, в которой не было ни мастерства, ни выразительности, однако ей было абсолютно очевидно, что она никогда не расстанется с ней. Сюжет картины, то, что изображено на холсте, помешает ей сделать это. Тусклые краски передавали то ощущение дождя и тумана, которое она сама не раз испытывала. Но она подумала об этом с насмешкой: кому придет в голову, что эта робкая ученическая попытка перенести на холст, все таинственное великолепие замка «Фалькон'з Хед», есть не что иное, как отражение ее собственного одиночества?
Тамар поспешно отвернулась от картины, потому что была не в силах долго смотреть на нее без того, чтобы не поддаться горьким воспоминаниям и чувствам, пережитым в юности.
Неужели прошло только семь лет с тех пор, как она покинула Фалькон'з Верри? Неужели всего лишь семь лет назад она была впечатлительной и ранимой восемнадцатилетней девушкой с живым воображением и с удивительной способностью находить поводы для волнений? С тех пор произошло немало событий, ей пришлось приобрести такой житейский опыт, который поневоле заслонил боль и унижение, причинившие ей когда-то немало страданий. Теперь она уже не робкая, наивная девушка, которая не может постоять за себя, она превратилась в зрелую женщину, посвятившую себя своей карьере, своему искусству.
Почему же тогда она не может расстаться с этой картиной? Почему всматривается в нее и терзает себя? Если она такой мудрый и зрелый человек, каким считает себя, почему не спешит избавиться от нее?
Потому, с усилием ответила она себе, что до тех пор, пока эта картина у меня перед глазами, я не смогу забыть о том, что однажды совершила ужасную ошибку, и только живопись, только мой талант спасли меня от полного отчаяния.
– О чем задумалась?
Тамар, погруженная в свои мысли, вздрогнула от неожиданности.
– Господи, Бен! – воскликнула она, возвращаясь к действительности. – Ты напугал меня.
– Похоже, что да.
Он нежно улыбнулся ей, потом перевел свой взгляд на картину.
– В чем дело, Тамар? Что в этом старом холсте так волнует тебя?
Тамар решительно повернулась к картине спиной.
– Ничего, Бен, – мягко ответила она. – Просто сравнивала свои нынешние работы с первыми попытка ведь правда? Ей удалось вложить в свои интонации вполне искреннее удивление и отвлечь Бена от мыслей, которые заставили его задать ей этот вопрос. Однако он все-таки спросил:
– Если это так, зачем ты хранишь ее?
Тамар пожала плечами.
– Может быть, как напоминание о моих первых шагах, – беззаботно ответила она. – О чем вы разговаривали с мистером Бернштейном?
Бен забыл о своем вопросе и вместе с Тамар пошел в сторону офиса.
– Разумеется, он очень доволен твоим успехом, – сказал он, улыбаясь. – А заодно и своим собственным, что тоже вполне естественно.
– Конечно, естественно, – сухо подтвердила Тамар, с интересом глядя на Бена.
– Он хочет устроить вторую выставку осенью, – продолжал Бен. – Как ты думаешь, ты успеешь подготовиться?
Тамар колебалась. Ей показалось, что неожиданно события стали развиваться слишком быстро.
– О, я не знаю, Бен, – начала она. – Я... мне нужно отдохнуть...
– Что? В твои-то годы? – Бен рассмеялся.
– Нет, я серьезно. Я подумываю о том, чтобы устроить себе каникулы.
– Хорошо, хорошо! Я поеду с тобой. Мы возьмем все твое снаряжение, и в течение лета ты сможешь работать столько, сколько твоей душе угодно.
– Нет! – Голос Тамар прозвучал немного более резко, чем она хотела. Потом она взяла его за руку.
– Пожалуйста, Бен, не подгоняй меня. Мне нужно подумать. За последние три недели я очень устала, у меня не было ни секунды спокойной, чтобы побыть наедине, в тишине. Ваш темп очень труден для меня. Сбавьте скорость! Бен вздохнул.
– В таком деле нужно ковать железо, пока горячо. Сейчас люди ходят на выставки специально, чтобы увидеть работы Тамар Шеридан. Неужели ты хочешь, чтобы кто-то перебежал тебе дорогу, отвлек от тебя внимание?
Тамар помолчала, потом спросила:
– А такое возможно?
– Дорогая моя, в этом деле все возможно! – мрачно ответил Бен. – Как бы там ни было, не отказывай сразу старику Джозефу. Скажи, что ты подумаешь над его предложением. Ради меня!
Тамар посмотрела на него.
– Хорошо, Бен, – решительно сказала она. – Хорошо.
И они вместе вошли в окутанный сигарным дымом офис.
Джозефу Бернштейну было под шестьдесят, и он имел славу человека, поддерживающего начинающих художников. Нельзя сказать, что он руководствовался при этом только альтруистическими соображениями, однако Тамар любила его и считалась с его мнением. Разумеется, он был другом Бена, и именно Бену она и была всем обязана.
– Итак, Тамар, – начал Бернштейн, улыбаясь, – сказал ли вам Бен о нашем маленьком предложении?
– Да, мистер Бернштейн, он сказал мне, – ответила Тамар, кивнув головой.
– Прекрасно! Я хочу, чтобы вы не останавливались, пока есть возможность! Ваша выставка, Тамар, прошла с колоссальным успехом. Большая редкость, если иметь в виду, что это первая выставка в вашей жизни. Мне кажется, что ваши картины привлекают публику потому, что в них есть... как бы это выразиться? – очарование, глубина?.. Нет, простота линий, которая всегда притягивает. Для столь юной девушки вы потрясающе талантливы! В ваших картинах чувствуется жизненный опыт, словно вам, как и великим художникам прошлого, выпали на долю тяжелые испытания...
Тамар почувствовала, как краснеет. Мистер Бернштейн не только надежен, но и проницателен.
– Спасибо. Я очень признательна вам за помощь, – начала она, чувствуя на себе умоляющий взгляд Бена. – Я хотела бы сделать так, как вы говорите, я постараюсь, но...
К счастью, она не успела закончить фразу, потому что Бернштейн перебил ее.
– Конечно, конечно, Тамар. Я понимаю, что мы слишком торопим вас. Настоящего художника нельзя торопить. Я вижу это... И чувствую. Вы устали, я прекрасно понимаю вас. Вам необходимо время, чтобы привыкнуть к своему новому положению, понять, чего вы на самом деле хотите. Это все Бен. Он подстрекатель. Простите меня.
Тамар в отчаянии смотрела на Бена, который пытался улыбнуться.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, сдаваясь. – Я все знаю. Я и не художник, и не хозяин галереи. Пошли, Тамар. Посидим где-нибудь, выпьем... Пойдете с нами, Джо?
Бернштейн покачал головой.
– Нет, спасибо, Бен. Ваша прелестная находка вполне сыта всеми нашими беседами. Поговорите с ней о чем-нибудь более интересном. Следует ли мне сказать, о чем именно?
Бен улыбнулся.
– Нет, не следует! Так мы идем, Тамар?
На улице моросил мелкий дождь, и свет фонарей придавал лужам причудливую форму и цвет. Ночной Лондон, думала Тамар, сколько художников пытались рисовать его! Однако она постаралась выкинуть из головы все мысли о живописи и сосредоточиться на том, чтобы не промочить ноги и не отстать от Бена, пока они шли к его машине.
Когда они сели в огромный «астон-мартин», Бен повернулся к Тамар, по-хозяйски уверенно положив руку на спинку ее сиденья.
– Тамар, – нежно прошептал он, – я люблю тебя.
Он поцеловал ее в губы осторожным и быстрым поцелуем и сразу же включил зажигание. Тамар промолчала, да Бен и не ждал никакого ответа. Ее слегка знобило, чувства Бена тревожили ее. Почему она не может ответить на них? Была ли она холодной, бесчувственной женщиной или это результат горьких страданий, выпавших на ее долю в юности? Порой эти мысли очень пугали ее, а сегодня она чувствовала себя особенно неуверенно.
Они приехали в свой любимый бар – винный погребок возле отеля на Пикадилли, – и там в полумраке помещения, заполненного дорогими винами и сигарами, Бен сказал:
– Что с тобой сегодня, Тамар? Ты совсем не слушаешь меня. Такое впечатление, что ты не здесь, а где-то... в прошлом.
Тамар внимательно рассматривала свой бокал, наполненный янтарной жидкостью.
– Не знаю, Бен. Честное слово, не знаю. Почему-то именно сегодня выставка и все... кажется мне таким ненужным, пустым...
– Пустым?!
Казалось, Бен был поражен ее ответом и, подозвав официанта, сказал:
– Еще виски.
И, повернувшись к Тамар, добавил:
– Почему? Это касается меня? Нас?
– О нет! – Тамар покачала головой и дотронулась до мягкого рукава его пиджака. – Как это возможно? Ты прекрасно знаешь, что без тебя я была бы никем.
– Я сомневаюсь в этом. Я очень сомневаюсь в этом, – с горячностью ответил он. – Рано или поздно, но ты непременно добилась бы успеха. Я просто ускорил его. Вот и все.
Тамар пожала плечами.
– Спасибо, Бен. Очень мило с твоей стороны. Бен раскурил новую сигару.
– Я не хочу быть «очень милым», – нетерпеливо заговорил он. – Тебе известно, чего я хочу. Я хочу, чтобы мы поженились.
Тамар опустила голову.
– О, Бен, хотела бы я верить в то, что это будет хорошо для нас обоих. – Она подняла на Бена глаза. – Но почему ты хочешь жениться именно на мне? Я хотела сказать, что ты – Бенджамин Гастингс, сын Аллена Гастингса – президента большой компании. Не сомневаюсь в том, что твой отец найдет, что сказать тебе, если узнает, что твои намерения настолько серьезны...
И добавила, не скрывая иронии:
– И я! Тамар Шеридан! Никто, не имеющая к тому же никаких связей!
– Это не так! – укоризненно воскликнул Бен. – Тебе прекрасно известно, что мой отец – твой искренний почитатель!
– Почитатель моих работ, – задумчиво сказала Тамар. – Я не знаю, понравлюсь ли я ему в качестве невестки.
– Конечно, понравишься. Кроме того, – в голосе Бена чувствовалось некоторое раздражение, – кроме того, я намерен сам выбрать себе жену, и я выбираю именно тебя.
Тамар вздохнула.
– Я... я хотела бы любить тебя, Бен. Тогда все было бы так просто!
Бен не скрывал своего волнения.
– Моя дорогая, все и так просто! Я люблю тебя, и ты не сомневаешься в этом. И я совершенно готов к тому, чтобы, не откладывая, жениться на тебе и научить тебя любить меня!
Тамар нахмурилась.
– Разве можно научить любить кого-нибудь? – с любопытством спросила она.
Бен посмотрел на свой бокал и покачал головой.
– Тамар, Тамар! Зачем тебе нужно копаться в наших отношениях. Мы прекрасно ладим, и ты знаешь, что это правда. У нас одинаковые вкусы и интересы. Почему же наш брак не может быть таким же удачным, как многие другие?
Тамар закусила губу.
– Я не знаю, Бен. Я часто думаю... впрочем, какой в этом прок? Могу я попросить у тебя сигарету? Пожалуйста.
Бен протянул ей сигаретницу с зажигалкой, и она закурила. Потом просунула свою руку под его ладонь, лежавшую на столе.
– Давай не будем сегодня серьезными, Бен. Нам еще предстоит прием. Так мило с твоей стороны, что ты устроил его, и мне не хотелось бы, чтобы сегодня на этом приеме... между нами была какая-нибудь недосказанность.
– Недосказанность? – Бен многозначительно посмотрел на нее. – Я хотел сегодня вечером объявить о нашей помолвке!
– О, Бен!
– Это правда! Тебя это не устраивает?
Тамар закрыла лицо ладонями.
– Ты должен был дать мне время, Бен...
– Сколько времени тебе нужно?
Тамар посмотрела на его красивое лицо, на котором явно было написано разочарование, и почувствовала угрызения совести.
– Хорошо, Бен, – медленно сказала она. – Дай мне время до вечера, до приема. Ты отвезешь меня домой – мне нужно переодеться, и я дам тебе ответ, когда ты приедешь за мной. Ты согласен?
Бен пристально смотрел на нее.
– И этого времени тебе будет достаточно?
– Конечно.
Он кивнул головой и быстро допил свое виски.
Когда они вышли на улицу, Тамар постаралась поплотнее закутаться в пальто, чтобы спрятаться от влажного и промозглого воздуха. Бен мягко сказал:
– Несмотря на все мои чувства, если ты и откажешь мне, я не перестану встречаться с тобой.
Тамар подняла на него глаза.
– Бен? – растерянно прошептала она.
– Да, именно так. Я хотел сказать – не бросай меня только потому, что не хочешь выходить за меня замуж. Если... если нам не суждено стать больше, чем друзьями, давай, по крайней мере, останемся ими. Не думай, что твой отказ испортит наши отношения.
– О, Бен!
Тамар кивнула головой, чувствуя, что слезы застилают ей глаза.
– Почему именно я? Почему?
Бен пожал плечами.
– Я не знаю. Мне просто кажется, что ты свела меня с ума.
Тамар жила в новом доме возле Регент-парк, и они простились в вестибюле.
– Я буду готова через час, – сказала она. Он поклонился и ушел.
В квартире на четвертом этаже Тамар жила вместе с Эммой Латимер, которая была для нее и горничной, и кухаркой, и компаньонкой. Эмма – особа неопределенного возраста – откликнулась на объявление, которое Тамар опубликовала в «Таймс» два года назад, сразу после того, как начала более или менее прилично зарабатывать. Увеличив свои доходы с помощью некоторых коммерческих операций, Тамар смогла снять эту квартиру и нанять Эмму, предложив ей вначале очень скромное жалованье. Тамар сама не верила своему счастью и тому, что за символическую плату она получила такое сокровище, как Эмма. Сравнительно недавно, только после того, как они подружились, Тамар узнала, что Эмма посвятила всю свою жизнь уходу за старыми родителями и обрела свободу только после их смерти. Она оказалась совершенно не подготовленной к жизни в мире, где требовалась какая-то специальность и квалификация, и объявление, которое дала Тамар, оказалось большой удачей для них обеих.
Теперь Тамар платила Эмме вполне достаточно, и ей удалось обставить квартиру так, как она мечтала.
Войдя в прихожую и снимая пальто, она крикнула, стоя на пороге просторной гостиной:
– Эмма! Я дома!
Эмма Латимер вышла из кухни. Ее волосы неопределенного серого цвета были собраны в узел на затылке, и она всегда носила старомодную одежду. Но для Тамар она значила гораздо больше, чем прислуга: она была для нее, выросшей без матери, едва ли не самым близким человеком.
– Ну? Выставка закрылась, да? – спросила Эмма. Тахмар кивнула и села на диван, вытягивая длинные красивые ноги и резким движением сбрасывая туфли.
– Вот и хорошо. Я приготовлю чай. Вы выпьете чашечку?
Тамар улыбнулась и сказала:
– Да, пожалуйста. Потом я должна принять ванну. Бен заедет за мной примерно через час.
Чай был крепкий и горячий, как обычно и бывало – у Эммы, и Тамар с благодарностью пила его маленькими глотками. Это было прекрасно – расслабиться и хотя бы ненадолго отвлечься от всех мыслей.
Эмма появилась в дверях, и Тамар сказала ей:
– Садитесь, Эмма. Я хочу поговорить с вами.
Эмма помедлила немного, удивленно пожала плечами и только потом пристроилась на краешке кресла.
– Хорошо. О чем же?
Тамар, отдыхая, полулежала на диване.
– Бен сделал мне предложение.
– Вы не удивили меня, – ответила Эмма, всем своим видом выражая искренний интерес.
Тамар улыбнулась: Эмма всегда такая прямолинейная!
– Знаю. Я и не рассчитывала удивить вас, – ответила она. – Вопрос в том, принимать ли мне его?
Эмма пожала плечами.
– Вам решать.
Тамар начала терять терпение.
– Я знаю. Но... хорошо, а что вы думаете?
Эмма опустила голову и принялась изучать свои идеально чистые ногти.
– Вы хотите знать мое мнение?
– Да.
– Тогда, если вы действительно хотите знать, что я думаю, я скажу вам – нет.
Тамар нахмурилась.
– Что это значит?
– Разве вы не поняли? Я имею в виду только то, что, если бы вы действительно хотели выйти замуж за мистера Гастингса, вы не стали бы интересоваться моим мнением. Вы просто сказали бы мне о своем решении.
– О, Эмма! – поставила свою чашку и встала. – У вас все так просто!
– Так и должно быть. Зачем выходить замуж, если у вас есть какие-то сомнения? Вокруг и так достаточно несчастных семей. Это мое мнение, если оно вас интересует.
– Наверное, они несчастны потому, что не посоветовались с вами, – саркастически заметила Тамар, и Эмма позволила себе негромко рассмеяться.
– Мне очень жаль, если это не тот ответ, которого вы ждали, мисс Тамар, – ответила она, вздыхая. – Но ведь вы хотели знать мое мнение.
– Да, конечно, я спросила, что вы думаете об этом, – ответила Тамар с несчастным видом. – Как бы там ни было, я уверена, что вы правы. Замужество – очень серьезный шаг, а кроме вас, мне не с кем посоветоваться.
Эмма пожала плечами.
– Мисс Тамар, никто не в состоянии принять решение, кроме вас.
– Я знаю, – кивнула Тамар.
– Еще не родилась та женщина, которая могла бы разобраться в себе, – заметила проницательная Эмма. – Я не вижу причин, почему вам надо отказывать мистеру Гастингсу. Он очень милый молодой человек, красивый, добрый, к тому же у вас не будет никаких материальных проблем. Все зависит от того, что вы ищете для себя. Я, например, никогда не любила таких мужчин. Мне нравились смуглые, темноглазые и темноволосые мужчины.
При этих словах Эммы Тамар почувствовала, как что-то дрогнуло у нее внутри, и она вспомнила ту самую картину в галерее – «Замок «Фалькон'з Хед». Ей показалось, что между теми чувствами, которые она испытывала, стоя перед ней, и тем, о чем она думает сейчас, существует прямая связь. Чтобы скрыть свое замешательство, она небрежно спросила:
– Ну и что у вас связано с такими мужчинами?
Эмма ответила, поморщившись:
– Был только один, мисс Тамар. Но он не вернулся из Эль-Аламейна[1].
– О, мне очень жаль, Эмма!
Тамар постаралась освободиться от своего мрачного настроения и попыталась представить себе, что должна была испытывать Эмма, когда человек, которого она любила, так и не вернулся к ней. Может быть, именно поэтому забота о родителях стала главным смыслом ее жизни? Означала ли смерть этого человека и конец ее собственной жизни?
– Что уж теперь сокрушаться, – неожиданно сказала Эмма. – Слишком много лет прошло с тех пор, и у меня уже не осталось никаких чувств, кроме тоски по прошлому.
Потом, посмотрев на Тамар своими проницательными глазами, она добавила:
– У каждого из нас есть свои печали, не так ли, мисс Тамар?
Тамар почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Как всегда Эмма все понимает.
– Черт возьми! – Тамар взглянула на часы. – Неужели уже столько времени? Мне пора в ванную. Если мистер Гастингс появится раньше, чем я буду готова, попросите его подождать. Хорошо?
И она быстро пошла в ванную комнату, стараясь избавиться от неожиданно нахлынувших на нее чувств. Что случилось с ней сегодня? Почему ей кажется, что она подошла к какому-то рубежу? Она становится мнительной. Наверное, это от усталости. Она говорила об этом Бену, но он не поверил в то, что она действительно переутомилась и ей нужен отдых.
Тамар лежала неподвижно, закрыв глаза, в глубокой ванне, заполненной ароматной пеной. Разумеется, Эмма ничего не знает о ее прошлом, но она невольно прикоснулась к тому, что продолжает волновать ее, Тамар. Внезапно она поспешно села и принялась тщательно намыливать руки. Она глупа и непрактична, и вот итог – она сидит в ванне и с тоской думает о том, о чем не забывала в течение всех этих семи лет, вспоминает, как все начиналось... Ей следовало бы вспоминать об этом с радостью и удовольствием, потому что все осталось в прошлом, хотя она вела себя, как наивный, впечатлительный подросток, и позволила чувствам возобладать над разумом. Она должна была бы спокойно обдумывать предложение Бена, вместо того чтобы вспоминать великолепие «Фалькон'з Хед» и холодное равнодушие его хозяина.
Но чем больше она думала об этом, тем яснее понимала, что, только приняв и осмыслив прошлое, можно понять и принять настоящее. Несмотря на то, что в прошлом было немало горечи, оно до тех пор будет напоминать о себе, пока она, Тамар, будет позволять ему это.
Но что же ей делать? Как избавиться от этой тоски? До тех пор, пока...
Она резко тряхнула головой. Нет, это невозможно! Но чем больше она думала об этом, тем отчетливее понимала, что у нее нет выбора: единственный способ освободиться от прошлого, примириться с ним и понять его – вернуться туда, в Фалькон'з Верри, в эту деревню на юге Ирландии, где прошли первые восемнадцать лет ее жизни.
Ее вырастили дедушка и бабушка. Мать Тамар умерла во время родов, а отец, ленивый и не слишком добропорядочный человек, – во всяком случае именно так считал ее дед, – пропал и появился только спустя много лет. То, что он вообще вернулся к дочери, вызвало большое удивление всей деревни. Но потом вскоре умерли и бабушка, и дед, и не осталось вообще ничего, что привязывало бы ее к Фалькон'з Верри. Ничего, с грустью подумала Тамар, вылезая из ванны.
Начав вытираться, она неожиданно занервничала. Как может она вернуться? В каком качестве? В Фалькон'з Верри летом редко появляются туристы и отдыхающие. Это очень живописное место, но там нет никаких достопримечательностей, не считая самого «Фалькон'з Хед», конечно.
И как только она подумала про «Фалькон'з Хед», она сразу же поняла, что ей надо делать: она должна вернуться в свою деревню как художник, чтобы заново нарисовать этот замок. И после этого она сможет уничтожить старую картину, а вместе с нею и всю боль и грусть, которые в ней таятся. Это и будут ее каникулы – два месяца в Ирландии.
Но как к этому отнесется Бен? И что она собирается сказать ему, когда он потребует ответа? Как она объяснит ему, что прежде, чем дать ему ответ, она должна съездить в Ирландию одна для того, чтобы избавиться от призраков, которые терзают ее?
Позднее, сидя у себя в спальне и намазывая лицо кремом, она не могла понять, почему сомневается в Бене, почему боится и не хочет принять его предложение. Если уж она надумала ехать в Фалькон'з Верри, насколько легче ей было бы появиться там в качестве его невесты, с его кольцом на пальце.
Но она не может поступить так. Она не вправе использовать Бена для этого. Ей придется сказать ему, что она действительно нуждается в передышке, что ей необходима эта поездка в прошлое и что, вернувшись в Лондон, она даст ему ответ.
Как Тамар и предполагала, Бен был против ее отъезда из Англии.
– Если уж ты так настаиваешь на отдыхе, поезжай куда-нибудь поближе, чтобы я мог навещать тебя, раз уж ты не хочешь, чтобы мы поехали вместе, – умолял он.
– Ты не понимаешь, Бен, – уговаривала его Тамар, – эта деревня – мой дом.
– Но ты же сама говорила, что твои родители умерли.
– Это так. Ты ведь знаешь, что мой отец умер через полгода после того, как я переехала в Лондон.
– Верно.
Бен помнил отца Тамар и то, что отец и дочь прожили вместе совсем недолго.
– Да, – вздохнула Тамар. – Бен, когда я уезжала из Ирландии, то не думала, что когда-нибудь захочу туда вернуться. Но все-таки меня тянет...
Она искала подходящие слова, чтобы объяснить свои чувства.
– Это похоже... Мне кажется, что это не менее важно, чем сама жизнь... И я должна вернуться хотя бы для того, чтобы воспоминания, наконец, встали на свое место и приобрели нормальные пропорции, чтобы они не заслоняли настоящее... Постарайся понять меня. Я должна поехать.
Бен был расстроен.
– Это связано с мужчиной? – поспешно спросил он.
Тамар покраснела. Откинув с лица густую прядь золотистых волос, она ответила:
– Не в том смысле, как ты думаешь.
– А какой смысл еще возможен?
– Я не могу объяснить тебе. Позволь мне уехать, и тогда, вернувшись, я расскажу тебе всю правду, – с трудом ответила она.
Бен поблагодарил ее, не скрывая иронии.
– Разве у меня есть выбор?
– Ты можешь порвать со мной сейчас же и здесь. И мне не придет в голову осуждать тебя.