По пути граф указывал Санче на различные интересные места, на которые она иначе не обратила бы внимания, и ей подумалось: насколько все кажется интересней и загадочней с наступлением темноты. Его непринужденный разговор убаюкивал, порождая обманчивое чувство полной безопасности, но когда граф остановился у лестницы, ведущей в расположенный в подвале бар, беспокойство вновь овладело ею, и она поспешно отдернула руку.
– Ну, что еще? – спросил граф с легким раздражением.
Санча с трудом проглотила застрявший в горле комок.
– Куда вы меня ведете? – спросила она с тревогой.
Граф погладил рукой затылок, под распахнувшимся пиджаком виднелась белая шелковая рубашка.
– Вполне приличный бар, его владелец – мой приятель, – коротко информировал граф. – Здесь не бывает женщин легкого поведения или наркоманов. Обыкновенный бар… и все. – Граф холодно взглянул на Санчу. – Когда у меня появляется потребность в подобном стимулировании, я не беру с собой женщин!
Санча ужаснулась, но, как она понимала, именно этого граф и добивался. Без дальнейших слов он взял Санчу за руку и потянул по ступенькам вниз, в подвал.
Они очутились в полутемном помещении, где находились бар и ресторан. Было тепло, слегка пахло табачным дымом, но общая атмосфера была приятной. Бар освещали разноцветные лампочки, вдоль стен стояли деревянные полированные столы, между ними решетки с вьющимися растениями. В центре – небольшая площадка с деревянной мозаикой, на которой, по всей видимости, танцевали. В другом конце помещения группа из трех музыкантов исполняла легкие мелодии, которые вполне соответствовали хорошей пище и располагали к задушевной беседе.
Санча взглянула на графа Малатесту, который отпустил ее руку, но он смотрел в другом направлении. К ним приближался приземистый юркий человечек с закрученными усами. По-видимому, сам хозяин.
– Чезаре! Чезаре! – повторял он. – Чезаре! Е meraviglioso, come sta? [2]
Граф ответил на родном языке, причем говорил так быстро, что Санча с ее скудным знанием итальянского ровным счетом ничего не поняла. Судя по тому, как владелец бара-ресторана называл графа Малатесту по имени, они были большими приятелями. И Санче на какой-то момент показалось, что они не заметят, если она потихоньку уйдет; однако тут же она убедилась в ошибочности своих выводов; не успела она повернуться, чтобы немного осмотреться, как граф снова взял ее за руку.
– Джулио, – проговорил граф, – хочу представить тебя моему другу, синьорине Форрест. Она приехала из Англии.
Просиявший Джулио, понявший намек графа, тоже перешел на английский язык.
– Очень счастлив познакомиться с вами, синьорина, – воскликнул он, сжимая ее ладонь обеими руками.
– Джулио – хозяин этого заведения, – объяснил граф, – и очень уважаемый гражданин, не правда ли, Джулио?
– О, ты совершенно прав, Чезаре, – ответил, усмехнувшись, Джулио. – А теперь столик, да?
– Конечно.
Не интересуясь мнением Санчи, граф слегка подтолкнул ее, и она была вынуждена следовать за Джулио через все помещение к столику между решетчатыми ширмами, густо поросшими вьющейся зеленью. Оба сели на скамейку, и Санча постаралась отодвинуться от графа подальше. Прислуживать им взялся сам Джулио.
В качестве аперитива граф Малатеста заказал «Кампари», предварительно не спросив Санчу, нравится ей это вино или нет, и затем некоторое время изучал обширное меню, которое ему подал Джулио.
Маленький итальянец время от времени вставлял свои замечания относительно конкретных блюд, но решал главным образом граф. Санча молча наблюдала за ним, без особой охоты попивая вино и содовую воду, и могло показаться, что граф совсем забыл о ее существовании.
Но вот, однако, с меню было покончено, и Джулио отправился передать заказ повару. Отхлебнув из бокала, граф положил руки на стол и искоса взглянул на Санчу.
– Ну как, синьорина, ведь здесь вовсе не так уж и страшно? – пробормотал он вполголоса.
– А я и не говорила, что мне страшно! – с возмущением отвергла упрек Санча. Она торопливо пила вино, чувствуя, как под его пристальным взглядом усиливается ее смущение. – Про… Просто я не ожидала ужина в ресторане. Мой туалет…
– Ваш туалет я нахожу очаровательным, синьорина, – заметил граф, прищурившись так, что густые черные ресницы скрыли от Санчи выражение его голубых глаз.
Санча глубоко вздохнула.
– Мне трудно поверить, что у графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста нет более серьезного дела, чем приглашать самого заурядного младшего репортера на ужин в ресторан, – заявила она с пылающими щеками.
– Вы вовсе не самый заурядный младший репортер, – возразил он, мягко улыбаясь. – И очень рад слышать, что вы запомнили мой полный титул.
Санче сразу же стало стыдно за свою грубую реплику, и, стараясь скрыть смущение, она сказала:
– Вы забываете, граф, что я пишу статью о вашей книге, и мне, естественно, приходится иметь дело с подобными деталями.
– Ах, вот как. – Граф приподнял бокал, с рассеянным видом поглаживая стройными пальцами его край, и Санча совершенно неожиданно для себя всем существом ощутила чувственный характер их движений. – И никаких других причин, мисс Форрест?
У нее пересохло в горле.
– Какие еще могут быть причины?
Граф перевел взгляд на ее полные губы.
– Вы, должно быть, очень жалели, что отказались пообедать со мной на прошлой неделе, – вкрадчиво заметил граф. – Возможно, я невольно заинтересовал вас. – Его глаза оставили губы и перекочевали ниже, на выступающую из открытого ворота блузки белую шею. – Я уверен, что пробудил ваш интерес, Санча. Вас и сейчас мучает любопытство. Именно поэтому вы здесь.
Санча заставила себя сосредоточить внимание на движениях виолончелиста, одного из трех музыкантов, игравших в ресторане. Граф впервые назвал ее по имени, и в его произношении, с едва уловимым, но вполне определенным акцентом, оно приобрело какое-то непривычное, чужеземное звучание. Санча почувствовала облегчение, когда вновь появился Джулио, который принес заказанный графом очень аппетитный рыбный суп.
Санча с притворным рвением принялась за еду и убедилась, что суп вполне приемлем для ее желудка. Сперва она не думала, что сможет вообще что-нибудь проглотить в том состоянии, в котором находилась, но, к счастью, граф, погруженный в свои мысли, перестал смотреть на нее с выражением оскорбительной снисходительности и чрезмерной доверительности.
За супом последовал фазан, начиненный овощами и ветчиной. Санче, которая еще никогда не пробовала фазаньего мяса, оно показалось очень нежным и вкусным. Ужин завершили фрукты, но Санча лишь отведала немного винограда и, подперев подбородок ладонями, опять сконцентрировала внимание на музыкантах.
– У меня, кажется, появился соперник, пользующийся вашей благосклонностью, – заметил граф Малатеста, положив руку на спинку скамейки сзади Санчи.
Официант принес кофе и коньяк для графа. Санча от коньяка отказалась.
Граф поднес бокал к губам, с наслаждением вдохнул тонкий аромат янтарной жидкости, пригубил и продолжал:
– Если вы и дальше будете так упорно смотреть на молодых музыкантов, они, чего доброго, вообразят, что вы желаете с ними познакомиться.
Санча резко отвернулась и уставилась, как слепая, на пустую кофейную чашку. Графу снова удалось заставить ее почувствовать себя в роли школьницы, которой сделали выговор.
Но вот он вздохнул, и Санча подумала, что ему, по-видимому, становится скучно в ее компании. Ведь в конце концов она не обладала ни опытом, ни утонченностью тех женщин, с которыми он, безусловно, привык проводить вечера, а ее наивность должна была показаться ему чем-то детским, неинтересным. Украдкой Санча взглянула на графа. Он как раз раскуривал манильскую сигару, лицо было невозмутимо. О чем он думал? Сожалел, быть может, о том порыве, который побудил его ждать ее у фонтана?
Санча подергала себя за прядь волос, и это нервное движение привлекло внимание графа.
– Если вы желаете… э-э-э… вымыть руки, дамская комната вон там, – проговорил он серьезно, и Санча ухватилась за эту возможность, чтобы побыть одной хотя бы короткое время. Пересекая помещение, она почувствовала на себе пристальный взгляд графа и надеялась, что юбка у нее не помята, а на колготках нет спустившихся петель.
В дамской комнате никого не было, и Санча, помыв руки, наложила свежую губную помаду – бесцветную и блестящую, – которая особо подчеркивала мягкое очертание полных губ. Затем она критически оглядела себя в зеркале. В глазах светилась едва заметная тревога, и у нее появилось смутное желание отыскать заднюю дверь, через которую можно было бы незаметно ускользнуть. Санча уже не сомневалась, что граф скучал, а ведь ничто не задевает так женского самолюбия, как очевидное свидетельство собственной непривлекательности и невыразительности.
Но сколько бы Санча ни фантазировала, вернуться в зал было необходимо, и она, смирившись с неизбежным, вышла из дамской комнаты.
Однако, минуя танцплощадку, она невольно замедлила шаги. Графа на прежнем месте уже не было. Только грязные кофейные приборы указывали на то, что они еще недавно сидели за этим столом.
Сердце у нее упало, краска, выступившая на щеках, когда она увидела, что граф исчез, пропала, лицо побледнело и как-то осунулось. Разве не сочувствие читала она во взглядах других посетителей ресторана? И не сострадание ли светилось в глазах двух молодых людей, сидевших там в углу? Санча чувствовала себя ужасно: прижав крепче сумочку, она пошла по проходу.
Оплатил ли граф Малатеста счет? Или ей придется самой это сделать? Лихорадочно она прикидывала в уме, сколько лир у нее может находиться в кошельке.
– Санча! – услышала она свое имя, произнесенное до боли знакомым, слегка грубоватым тоном, и, резко повернувшись, Санча с удивлением увидела графа, который, очевидно, догонял ее.
– Санча! Куда это вы направились? – возбужденно спросил он.
Радость ее при виде графа была так велика, что у нее даже немного закружилась голова, и она покачнулась. Желая поддержать, граф протянул руку, и Санча изо всех сил за нее ухватилась.
– Я… я подумала… вы ушли, – едва слышно прошептала она.
– О Санча! – Голос звучал жестко, но глаза были полны самых искренних чувств.
Без дальнейших слов граф повел ее к выходу. За дверью он не стал подниматься по лестнице, а, прижав Санчу к боковой стенке, стиснул руками ее талию.
– Вы хотели сбежать от меня! – проговорил он странно-напряженным тоном.
Санча только отрицательно покачала головой, его близость буквально парализовала ее. Весь вечер они постоянно, но, может быть, не с такой силой осознавали присутствие друг друга, и Санча чувствовала, что ей ужасно хочется, чтобы граф касался ее с той же страстностью, которая слышалась в его голосе.
– Куда вы направлялись, когда я вас остановил? – спросил граф. В этот момент он еще ближе придвинулся к Санче, пропуская сходившую по ступенькам группу молодых людей, которые, не обратив на обоих ни малейшего внимания, скрылись за дверью бара.
– На… Наверное, домой, – призналась Санча тихо.
– О Санча! – снова произнес он хрипло. – Вы ведь не подумали, что я вас бросил? Мне нужно было поговорить на кухне с Джулио, и это все. Когда я вышел и увидел, как вы куда-то спешите, я должен был вас остановить!
– Это… было… э-э-э… недоразумение, – выговорила, задыхаясь, Санча, с трудом подавляя желание положить ладони на шелковую рубашку и почувствовать, как под пальцами бьется его сердце.
– А если бы я действительно ушел, вас бы это огорчило? – глухо спросил граф.
Ухватив рукой два конца воротничка блузки, Санча стянула их вместе у горла. Она не знала, что ему ответить, и опасалась еще больше усугубить ситуацию, которая и без того сделалась угрожающей. Санча лишь как-то беспомощно покачала головой, а граф, внезапно взяв ее за плечи, наклонил голову и страстно прильнул губами к ее шее. Затем, разжав ее пальцы, все еще судорожно цеплявшиеся за воротничок кофточки, и оголив плечо, он стал целовать нежную кожу.
Санча одновременно почувствовала и радость и ужас. Пьянила мысль, что она у такого человека, как граф Малатеста, возбуждала желание целовать ее, но в то же время было страшно думать, что она имела дело с мужчиной, возможно, вдвое старше ее, который, вероятно, был уверен, что она охотно уступит его домогательствам.
Однако по мере того, как его губы продолжали ласкать нежную кожу плеча и шеи, руки Санчи соприкоснулись с шелковой тканью его рубашки, а потом ощутили упругость росших на груди волос.
Сила пробудившейся чувственности, вызванной этим прикосновением, напугала Санчу, и она, подобно пловцу, вынырнувшему на поверхность после слишком длительного пребывания под водой, отшатнулась, судорожно ловя открытым ртом воздух и застегивая блузку дрожащими пальцами.
– Пожалуйста, – проговорила она с пылающими щеками, – пожалуйста, я хочу домой!
Граф, не говоря ни слова, отступил. При тусклом свете уличного фонаря она заметила судорожно сжатые губы и напряженный взгляд графа, который избегал смотреть на нее, когда она прошла мимо и стала подниматься по ступенькам.
Упорно сохраняя дистанцию, Санча вместе с графом проследовала по лабиринту улиц и переулков назад к каналу. К ее удивлению, они вышли туда, где их ожидал в моторной лодке Паоло, слуга и телохранитель.
Увидев Санчу с графом, он привычно вытянулся – весь внимание.
– Доставь, пожалуйста, мисс Форрест, куда ей надо, Паоло, – проговорил граф ровным голосом. – Я доберусь домой самостоятельно.
– Разве вы не собираетесь возвращаться в палаццо, синьор? – вопросительно сдвинул брови Паоло.
Глаза графа потемнели.
– Я сказал, чтобы ты отвез мисс Форрест домой, – отрезал он. – До свидания, синьорина, – поклонился он Санче и растворился в ночной темноте, очевидно, нисколько не беспокоясь о собственной безопасности…
Глава четвертая
– Ну, что еще? – спросил граф с легким раздражением.
Санча с трудом проглотила застрявший в горле комок.
– Куда вы меня ведете? – спросила она с тревогой.
Граф погладил рукой затылок, под распахнувшимся пиджаком виднелась белая шелковая рубашка.
– Вполне приличный бар, его владелец – мой приятель, – коротко информировал граф. – Здесь не бывает женщин легкого поведения или наркоманов. Обыкновенный бар… и все. – Граф холодно взглянул на Санчу. – Когда у меня появляется потребность в подобном стимулировании, я не беру с собой женщин!
Санча ужаснулась, но, как она понимала, именно этого граф и добивался. Без дальнейших слов он взял Санчу за руку и потянул по ступенькам вниз, в подвал.
Они очутились в полутемном помещении, где находились бар и ресторан. Было тепло, слегка пахло табачным дымом, но общая атмосфера была приятной. Бар освещали разноцветные лампочки, вдоль стен стояли деревянные полированные столы, между ними решетки с вьющимися растениями. В центре – небольшая площадка с деревянной мозаикой, на которой, по всей видимости, танцевали. В другом конце помещения группа из трех музыкантов исполняла легкие мелодии, которые вполне соответствовали хорошей пище и располагали к задушевной беседе.
Санча взглянула на графа Малатесту, который отпустил ее руку, но он смотрел в другом направлении. К ним приближался приземистый юркий человечек с закрученными усами. По-видимому, сам хозяин.
– Чезаре! Чезаре! – повторял он. – Чезаре! Е meraviglioso, come sta? [2]
Граф ответил на родном языке, причем говорил так быстро, что Санча с ее скудным знанием итальянского ровным счетом ничего не поняла. Судя по тому, как владелец бара-ресторана называл графа Малатесту по имени, они были большими приятелями. И Санче на какой-то момент показалось, что они не заметят, если она потихоньку уйдет; однако тут же она убедилась в ошибочности своих выводов; не успела она повернуться, чтобы немного осмотреться, как граф снова взял ее за руку.
– Джулио, – проговорил граф, – хочу представить тебя моему другу, синьорине Форрест. Она приехала из Англии.
Просиявший Джулио, понявший намек графа, тоже перешел на английский язык.
– Очень счастлив познакомиться с вами, синьорина, – воскликнул он, сжимая ее ладонь обеими руками.
– Джулио – хозяин этого заведения, – объяснил граф, – и очень уважаемый гражданин, не правда ли, Джулио?
– О, ты совершенно прав, Чезаре, – ответил, усмехнувшись, Джулио. – А теперь столик, да?
– Конечно.
Не интересуясь мнением Санчи, граф слегка подтолкнул ее, и она была вынуждена следовать за Джулио через все помещение к столику между решетчатыми ширмами, густо поросшими вьющейся зеленью. Оба сели на скамейку, и Санча постаралась отодвинуться от графа подальше. Прислуживать им взялся сам Джулио.
В качестве аперитива граф Малатеста заказал «Кампари», предварительно не спросив Санчу, нравится ей это вино или нет, и затем некоторое время изучал обширное меню, которое ему подал Джулио.
Маленький итальянец время от времени вставлял свои замечания относительно конкретных блюд, но решал главным образом граф. Санча молча наблюдала за ним, без особой охоты попивая вино и содовую воду, и могло показаться, что граф совсем забыл о ее существовании.
Но вот, однако, с меню было покончено, и Джулио отправился передать заказ повару. Отхлебнув из бокала, граф положил руки на стол и искоса взглянул на Санчу.
– Ну как, синьорина, ведь здесь вовсе не так уж и страшно? – пробормотал он вполголоса.
– А я и не говорила, что мне страшно! – с возмущением отвергла упрек Санча. Она торопливо пила вино, чувствуя, как под его пристальным взглядом усиливается ее смущение. – Про… Просто я не ожидала ужина в ресторане. Мой туалет…
– Ваш туалет я нахожу очаровательным, синьорина, – заметил граф, прищурившись так, что густые черные ресницы скрыли от Санчи выражение его голубых глаз.
Санча глубоко вздохнула.
– Мне трудно поверить, что у графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста нет более серьезного дела, чем приглашать самого заурядного младшего репортера на ужин в ресторан, – заявила она с пылающими щеками.
– Вы вовсе не самый заурядный младший репортер, – возразил он, мягко улыбаясь. – И очень рад слышать, что вы запомнили мой полный титул.
Санче сразу же стало стыдно за свою грубую реплику, и, стараясь скрыть смущение, она сказала:
– Вы забываете, граф, что я пишу статью о вашей книге, и мне, естественно, приходится иметь дело с подобными деталями.
– Ах, вот как. – Граф приподнял бокал, с рассеянным видом поглаживая стройными пальцами его край, и Санча совершенно неожиданно для себя всем существом ощутила чувственный характер их движений. – И никаких других причин, мисс Форрест?
У нее пересохло в горле.
– Какие еще могут быть причины?
Граф перевел взгляд на ее полные губы.
– Вы, должно быть, очень жалели, что отказались пообедать со мной на прошлой неделе, – вкрадчиво заметил граф. – Возможно, я невольно заинтересовал вас. – Его глаза оставили губы и перекочевали ниже, на выступающую из открытого ворота блузки белую шею. – Я уверен, что пробудил ваш интерес, Санча. Вас и сейчас мучает любопытство. Именно поэтому вы здесь.
Санча заставила себя сосредоточить внимание на движениях виолончелиста, одного из трех музыкантов, игравших в ресторане. Граф впервые назвал ее по имени, и в его произношении, с едва уловимым, но вполне определенным акцентом, оно приобрело какое-то непривычное, чужеземное звучание. Санча почувствовала облегчение, когда вновь появился Джулио, который принес заказанный графом очень аппетитный рыбный суп.
Санча с притворным рвением принялась за еду и убедилась, что суп вполне приемлем для ее желудка. Сперва она не думала, что сможет вообще что-нибудь проглотить в том состоянии, в котором находилась, но, к счастью, граф, погруженный в свои мысли, перестал смотреть на нее с выражением оскорбительной снисходительности и чрезмерной доверительности.
За супом последовал фазан, начиненный овощами и ветчиной. Санче, которая еще никогда не пробовала фазаньего мяса, оно показалось очень нежным и вкусным. Ужин завершили фрукты, но Санча лишь отведала немного винограда и, подперев подбородок ладонями, опять сконцентрировала внимание на музыкантах.
– У меня, кажется, появился соперник, пользующийся вашей благосклонностью, – заметил граф Малатеста, положив руку на спинку скамейки сзади Санчи.
Официант принес кофе и коньяк для графа. Санча от коньяка отказалась.
Граф поднес бокал к губам, с наслаждением вдохнул тонкий аромат янтарной жидкости, пригубил и продолжал:
– Если вы и дальше будете так упорно смотреть на молодых музыкантов, они, чего доброго, вообразят, что вы желаете с ними познакомиться.
Санча резко отвернулась и уставилась, как слепая, на пустую кофейную чашку. Графу снова удалось заставить ее почувствовать себя в роли школьницы, которой сделали выговор.
Но вот он вздохнул, и Санча подумала, что ему, по-видимому, становится скучно в ее компании. Ведь в конце концов она не обладала ни опытом, ни утонченностью тех женщин, с которыми он, безусловно, привык проводить вечера, а ее наивность должна была показаться ему чем-то детским, неинтересным. Украдкой Санча взглянула на графа. Он как раз раскуривал манильскую сигару, лицо было невозмутимо. О чем он думал? Сожалел, быть может, о том порыве, который побудил его ждать ее у фонтана?
Санча подергала себя за прядь волос, и это нервное движение привлекло внимание графа.
– Если вы желаете… э-э-э… вымыть руки, дамская комната вон там, – проговорил он серьезно, и Санча ухватилась за эту возможность, чтобы побыть одной хотя бы короткое время. Пересекая помещение, она почувствовала на себе пристальный взгляд графа и надеялась, что юбка у нее не помята, а на колготках нет спустившихся петель.
В дамской комнате никого не было, и Санча, помыв руки, наложила свежую губную помаду – бесцветную и блестящую, – которая особо подчеркивала мягкое очертание полных губ. Затем она критически оглядела себя в зеркале. В глазах светилась едва заметная тревога, и у нее появилось смутное желание отыскать заднюю дверь, через которую можно было бы незаметно ускользнуть. Санча уже не сомневалась, что граф скучал, а ведь ничто не задевает так женского самолюбия, как очевидное свидетельство собственной непривлекательности и невыразительности.
Но сколько бы Санча ни фантазировала, вернуться в зал было необходимо, и она, смирившись с неизбежным, вышла из дамской комнаты.
Однако, минуя танцплощадку, она невольно замедлила шаги. Графа на прежнем месте уже не было. Только грязные кофейные приборы указывали на то, что они еще недавно сидели за этим столом.
Сердце у нее упало, краска, выступившая на щеках, когда она увидела, что граф исчез, пропала, лицо побледнело и как-то осунулось. Разве не сочувствие читала она во взглядах других посетителей ресторана? И не сострадание ли светилось в глазах двух молодых людей, сидевших там в углу? Санча чувствовала себя ужасно: прижав крепче сумочку, она пошла по проходу.
Оплатил ли граф Малатеста счет? Или ей придется самой это сделать? Лихорадочно она прикидывала в уме, сколько лир у нее может находиться в кошельке.
– Санча! – услышала она свое имя, произнесенное до боли знакомым, слегка грубоватым тоном, и, резко повернувшись, Санча с удивлением увидела графа, который, очевидно, догонял ее.
– Санча! Куда это вы направились? – возбужденно спросил он.
Радость ее при виде графа была так велика, что у нее даже немного закружилась голова, и она покачнулась. Желая поддержать, граф протянул руку, и Санча изо всех сил за нее ухватилась.
– Я… я подумала… вы ушли, – едва слышно прошептала она.
– О Санча! – Голос звучал жестко, но глаза были полны самых искренних чувств.
Без дальнейших слов граф повел ее к выходу. За дверью он не стал подниматься по лестнице, а, прижав Санчу к боковой стенке, стиснул руками ее талию.
– Вы хотели сбежать от меня! – проговорил он странно-напряженным тоном.
Санча только отрицательно покачала головой, его близость буквально парализовала ее. Весь вечер они постоянно, но, может быть, не с такой силой осознавали присутствие друг друга, и Санча чувствовала, что ей ужасно хочется, чтобы граф касался ее с той же страстностью, которая слышалась в его голосе.
– Куда вы направлялись, когда я вас остановил? – спросил граф. В этот момент он еще ближе придвинулся к Санче, пропуская сходившую по ступенькам группу молодых людей, которые, не обратив на обоих ни малейшего внимания, скрылись за дверью бара.
– На… Наверное, домой, – призналась Санча тихо.
– О Санча! – снова произнес он хрипло. – Вы ведь не подумали, что я вас бросил? Мне нужно было поговорить на кухне с Джулио, и это все. Когда я вышел и увидел, как вы куда-то спешите, я должен был вас остановить!
– Это… было… э-э-э… недоразумение, – выговорила, задыхаясь, Санча, с трудом подавляя желание положить ладони на шелковую рубашку и почувствовать, как под пальцами бьется его сердце.
– А если бы я действительно ушел, вас бы это огорчило? – глухо спросил граф.
Ухватив рукой два конца воротничка блузки, Санча стянула их вместе у горла. Она не знала, что ему ответить, и опасалась еще больше усугубить ситуацию, которая и без того сделалась угрожающей. Санча лишь как-то беспомощно покачала головой, а граф, внезапно взяв ее за плечи, наклонил голову и страстно прильнул губами к ее шее. Затем, разжав ее пальцы, все еще судорожно цеплявшиеся за воротничок кофточки, и оголив плечо, он стал целовать нежную кожу.
Санча одновременно почувствовала и радость и ужас. Пьянила мысль, что она у такого человека, как граф Малатеста, возбуждала желание целовать ее, но в то же время было страшно думать, что она имела дело с мужчиной, возможно, вдвое старше ее, который, вероятно, был уверен, что она охотно уступит его домогательствам.
Однако по мере того, как его губы продолжали ласкать нежную кожу плеча и шеи, руки Санчи соприкоснулись с шелковой тканью его рубашки, а потом ощутили упругость росших на груди волос.
Сила пробудившейся чувственности, вызванной этим прикосновением, напугала Санчу, и она, подобно пловцу, вынырнувшему на поверхность после слишком длительного пребывания под водой, отшатнулась, судорожно ловя открытым ртом воздух и застегивая блузку дрожащими пальцами.
– Пожалуйста, – проговорила она с пылающими щеками, – пожалуйста, я хочу домой!
Граф, не говоря ни слова, отступил. При тусклом свете уличного фонаря она заметила судорожно сжатые губы и напряженный взгляд графа, который избегал смотреть на нее, когда она прошла мимо и стала подниматься по ступенькам.
Упорно сохраняя дистанцию, Санча вместе с графом проследовала по лабиринту улиц и переулков назад к каналу. К ее удивлению, они вышли туда, где их ожидал в моторной лодке Паоло, слуга и телохранитель.
Увидев Санчу с графом, он привычно вытянулся – весь внимание.
– Доставь, пожалуйста, мисс Форрест, куда ей надо, Паоло, – проговорил граф ровным голосом. – Я доберусь домой самостоятельно.
– Разве вы не собираетесь возвращаться в палаццо, синьор? – вопросительно сдвинул брови Паоло.
Глаза графа потемнели.
– Я сказал, чтобы ты отвез мисс Форрест домой, – отрезал он. – До свидания, синьорина, – поклонился он Санче и растворился в ночной темноте, очевидно, нисколько не беспокоясь о собственной безопасности…
Глава четвертая
В последующие несколько дней у Санчи было достаточно времени, чтобы основательно поразмышлять над событиями того памятного вечера и поломать голову над вопросами о значении случившегося. Прежде всего она упрекала себя за то, что приняла приглашение графа, но вместе с тем она не могла не признать, что отдельные эпизоды доставили ей удовольствие, и ничего не имела против, чтобы их повторить. Однако Санча была достаточно умна и не строила иллюзий, понимая, что для графа она не больше, чем очередная красивая молодая женщина, которая своим поведением разожгла в нем мужское любопытство. Паоло, безусловно, удивило их внезапное расставание, и Санча думала над тем, что он имел в виду, спрашивая графа, не намерен ли тот отправиться в палаццо. В итоге всех этих размышлений она пришла к неутешительному выводу, что граф планировал вернуться домой вместе с ней. О дальнейших его намерениях думать Санче не хотелось. Было лучше ограничиться предположением, что она разрушила любые замыслы графа на этот счет, отказавшись уступить его, несомненно, чрезвычайно искусному ухаживанию, и больше не строить догадок о возможном финале того вечера. И теперь всякий раз по окончании работы Санча выходила из здания редакции с тревожно бьющимся сердцем, однако граф не показывался.
К концу недели Санча почти совсем успокоилась. Перестала она особенно волноваться и по поводу неверности Эдуардо. Выслушав его объяснение, Санча до известной степени смирилась с ситуацией; во всяком случае, дядя и племянница дружески беседовали по пути к загородному дому.
Тетя Элизабет радостно встретила мужа и Санчу, на руках резиновые перчатки, перепачканные землей.
– Ты никогда не угадаешь, Эдуардо, что я получила, – воскликнула она. – Приглашение от семьи Бернадино на званый ужин.
Эдуардо ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.
– От Бернадино? – переспросил он с очевидной почтительностью. – Разве мы так близко с ними знакомы?
Элизабет, пожав плечами, прошла вместе с ними в низкую светлую гостиную, где преобладали голубые и зеленые пастельные тона.
– Ну, я знаю графиню достаточно хорошо. Она посещает некоторые коллективные игры в бридж, где бываю и я. Но мне кажется, я никогда не встречалась с ее мужем. А тебе приходилось?
– С графом Бернадино? Нет, с ним я не знаком, – отрицательно покачал головой Эдуардо. – Конечно, как и многие, я знаю его в лицо. Но он вращается в совершенно других кругах, чем редактор какого-то журнала. Крупный собственник и журнальный работник не часто стоят друг с другом на цриятельекой ноге.
Санча бросилась в мягкое кресло, обитое голубой кожей, обмахиваясь рукой. Вечер был очень теплый, и хотя легкий ветерок шевелил кроны кипарисов, обступивших лужайку перед домом, он не проникал в комнату.
Санча почти не слушала, о чем говорили дядя с тетей. Голова у нее была слишком занята собственными мыслями, которые в основном касались будущей статьи. Она сознательно прекратила всякие умозрительные спекуляции относительно вероятных мотивов графа Малатесты.
– У тебя на этой неделе все обстояло благополучно? – спросила Элизабет ласково племянницу. – Ты выглядишь довольно бледной и утомленной. По-видимому, Эдуардо перегружает тебя работой.
– О нет, нисколько, – с усилием улыбнулась Санча. – Скорее всего сказывается жара. Пожалуй, я перед ужином приму душ.
– Ты слышала, Санча, о чем мы говорили? – поинтересовалась тетя.
– Нет. О чем же? – повернулась Санча у двери.
– Завтра вечером мы приглашены на ужин к Бёрнадино.
– А кто они такие? – сдвинула брови Санча.
– Речь идет о графе и графине Бернадино, – вмешался Эдуардо. – Они живут возле озера в большом доме, мимо которого мы проезжаем по дороге сюда. По-моему, я тебе этот дом показывал.
Санча попыталась вспомнить.
– Ты имеешь в виду тот самый, с собственным причалом, где какие-то люди катались на водных лыжах?
– Вот именно, – кивнул дядя. – Очень состоятельная семья. У них, как мне кажется, два сына и дочь, которой около шестнадцати лет. Думаю, тебе там понравится.
– Звучит действительно заманчиво, – согласилась Санча, улыбаясь и приподнимая темные брови. – Вы с ними близко знакомы?
Элизабет отрицательно покачала головой.
– Я знаю только графиню. Но, очевидно, они прослышали, что ты в выходные дни бываешь у нас, и решили немного развлечь тебя. Во всяком случае, я уверена, что вечер обогатит тебя новыми впечатлениями.
– Не сомневаюсь.
Санча не разделяла тетиных восторгов. Приемы и вечеринки, которые Элизабет часто устраивала для нее, были ненужной роскошью. И вилла, и озеро, и окружающая природа вполне удовлетворяли Санчу, которой ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность позагорать на веранде или поплавать в теплой прозрачной воде озера Бетульи.
И все-таки следующим вечером она нарядилась для предстоящего званого ужина с особым старанием. Тетя Элизабет весь день пребывала в состоянии лихорадочного ожидания, заразив своим настроением Санчу.
Поэтому девушка долгое время перебирала свой гардероб, решая, что надеть.
В конце концов она остановила выбор на длинном темно-фиолетовом шелковом платье, которое купила в первую получку. Лиф с глубоким вырезом спереди выгодно выделял развитую девичью грудь, широкие рукава сужались к запястьям и заканчивались кружевными оборками. Они выглядели очень консервативными в сравнении с довольно рискованным декольте. Прямая до щиколоток юбка особенно подчеркивала гибкую стройность ее высокой тонкой фигуры, придавая девушке более взрослый вид. Тщательно вымытые волосы свободно падали на плечи, почти скрывая от взоров серьги в виде тонких золотых обручей.
Когда Санча вошла в гостиную, она застала там Эдуарде уже одетого и очень красивого в своем смокинге. В ожидании женщин он наслаждался коктейлем, но увидев Санчу, с удивлением уставился на нее.
– Ну и ну, – проговорил он с восхищением. – Неужели это тот самый робкий младший репортер из моей редакции?
Санча коротко рассмеялась. От слов Эдуардо ей стало радостно; она почувствовала себя элегантной и красивой, и какое это было прекрасное чувство.
– По-твоему, оно ничего? – спросила Санча, осматривая платье.
Эдуардо допил коктейль, встал и обошел несколько раз племянницу.
– Да, – заметил он. – Твой наряд, по-моему, очень хорош. Уверен, что тетя со мной согласится.
– А там соберется много гостей? – спросила успокоившаяся Санча.
– У Бернадино? – пожал плечами Эдуардо. – Двадцать или двадцать пять человек. Точно я не знаю.
– Так много? – испугалась Санча.
– Моя дорогая племянница, – улыбнулся дядя. – Если кто-то знаком хотя бы с одним человеком в целой толпе, ему уже нет надобности чувствовать себя совершенно чужим.
В этот момент в комнату вошла тетя Элизабет, стройная и привлекательная в своем платье из серебряной парчи.
– О, ты выглядишь просто великолепно, – сказала она, любуясь туалетом племянницы. – Я сильно волнуюсь, а ты? Эдуардо, ты уже готов?
Дядя щелкнул каблуками и шутливо-изысканно склонил голову.
– Разумеется, сударыни, – проговорил он учтиво, и Санча изумилась его умению держать себя так естественно, несмотря ни на что. Разве совесть никогда не доставляла ему хлопот, или, быть может, он был убежден, что не совершает ничего предосудительного? Точно сказать Санча не могла, но, по крайней мере, при таком поведении дяди ей было легче жить.
К дому Бернадино они отправились в автомашине Эдуардо. Ехать было недалеко: всего две мили вокруг озера; прибыв на место, они увидели площадку перед домом, сплошь заставленную шикарными автомобилями.
Оставив на площадке свою машину, Эдуардо с женой и племянницей по усыпанной гравием дорожке прошли к главному входу. Трехэтажное здание выглядело с близкого расстояния значительно массивнее, чем с шоссе. Кое-где на верхних этажах виднелись балконы, на всех окнах – ставни. Тыльная часть дома выходила к озеру, и Санча знала, что у Бернадино есть свой причал и моторные лодки. Справа от дома раскинулся ухоженный парк и был оборудован теннисный корт. Слева располагались огород и фруктовый сад.
Служанка в форме открыла дверь и показала, где можно оставить накидки и попудрить носы. Когда Санча с тетей вошли в дамскую комнату, там уже находилось несколько женщин, и моментально Элизабет оказалась втянутой в оживленную беседу с одной дамой, знакомой по карточному клубу.
Санча не могла не обратить внимания на сверкающие бриллиантами ожерелья и браслеты на некоторых гостьях и нерешительно потрогала свои тонкие золотые серьги-обручи.
Выйдя из дамской комнаты, они вместе с ожидавшим их Эдуардо прошли через просторную переднюю и поднялись по мраморной лестнице. Наверху, у входа в огромный зал, чета Бернадино приветствовала гостей. Супругов Тессиле встретили с вежливым вниманием. Санче показалась вся процедура довольно напыщенной и официальной. Через распахнутую дверь она увидела в зале множество людей; они, разбившись на группы, беседовали, смеялись и пили шампанское, которое в бокалах на подносах разносили снующие между гостями официанты. Общая обстановка почему-то подавляла, вселяла робость, и Санче подумалось, сохранил ли дядя прежнюю самоуверенность, очутившись в подобной ситуации.
Познакомившись с хозяевами, Санча с дядей и тетей вошла в зал, и тотчас же от ближайшей группы отделилась и приблизилась к ним пожилая супружеская пара, которую Эдуардо отрекомендовал как синьора и синьору Россини. Те, в свою очередь, представили своих друзей и знакомых, и скоро Санча, Эдуардо и Элизабет уже стояли с бокалами шампанского в центре дружной и веселой компании. Поднимая бокал к губам, Санча скользнула взглядом по залу, и вдруг ей стало ясно, что она является объектом пристального внимания. Посмотрев немного в сторону, она неожиданно встретилась глазами с графом Малатестой… Сердце у Санчи на секунду замерло, мгновенно улетучилась беспечная непринужденность и пропала охота наслаждаться шампанским. Граф находился в группе гостей, и к нему льнула с видом правомочной собственницы очаровательная брюнетка. В белом смокинге и темно-фиолетовой рубашке граф, безусловно, был самым красивым из всех находившихся в зале мужчин, и с чувством безнадежности и отчаяния Санча подумала, что он очень хорошо осознает этот факт, как, впрочем, и все остальные гости.
Стоявший рядом молодой человек, представленный Санче как Антонио Фуччи, обращаясь к ней, что-то говорил, и она, с трудом оторвав взгляд от графа, постаралась сообразить, о чем толкует юноша. Но в ее голове вихрем носились мысли: почему он здесь? Является ли он близким другом семьи Бернадино? Сообщит ли он своим друзьям и особенно той девушке, которая, по всем признакам, уже считает его своим приобретением, о том, что знаком с нею? Санча не могла не признать, что девушка действительно производит сильное впечатление в своем атласном платье, позволяющем отчетливо видеть все изгибы великолепной фигуры; ей едва ли когда-либо приходилось жаловаться на отсутствие поклонников.
К концу недели Санча почти совсем успокоилась. Перестала она особенно волноваться и по поводу неверности Эдуардо. Выслушав его объяснение, Санча до известной степени смирилась с ситуацией; во всяком случае, дядя и племянница дружески беседовали по пути к загородному дому.
Тетя Элизабет радостно встретила мужа и Санчу, на руках резиновые перчатки, перепачканные землей.
– Ты никогда не угадаешь, Эдуардо, что я получила, – воскликнула она. – Приглашение от семьи Бернадино на званый ужин.
Эдуардо ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.
– От Бернадино? – переспросил он с очевидной почтительностью. – Разве мы так близко с ними знакомы?
Элизабет, пожав плечами, прошла вместе с ними в низкую светлую гостиную, где преобладали голубые и зеленые пастельные тона.
– Ну, я знаю графиню достаточно хорошо. Она посещает некоторые коллективные игры в бридж, где бываю и я. Но мне кажется, я никогда не встречалась с ее мужем. А тебе приходилось?
– С графом Бернадино? Нет, с ним я не знаком, – отрицательно покачал головой Эдуардо. – Конечно, как и многие, я знаю его в лицо. Но он вращается в совершенно других кругах, чем редактор какого-то журнала. Крупный собственник и журнальный работник не часто стоят друг с другом на цриятельекой ноге.
Санча бросилась в мягкое кресло, обитое голубой кожей, обмахиваясь рукой. Вечер был очень теплый, и хотя легкий ветерок шевелил кроны кипарисов, обступивших лужайку перед домом, он не проникал в комнату.
Санча почти не слушала, о чем говорили дядя с тетей. Голова у нее была слишком занята собственными мыслями, которые в основном касались будущей статьи. Она сознательно прекратила всякие умозрительные спекуляции относительно вероятных мотивов графа Малатесты.
– У тебя на этой неделе все обстояло благополучно? – спросила Элизабет ласково племянницу. – Ты выглядишь довольно бледной и утомленной. По-видимому, Эдуардо перегружает тебя работой.
– О нет, нисколько, – с усилием улыбнулась Санча. – Скорее всего сказывается жара. Пожалуй, я перед ужином приму душ.
– Ты слышала, Санча, о чем мы говорили? – поинтересовалась тетя.
– Нет. О чем же? – повернулась Санча у двери.
– Завтра вечером мы приглашены на ужин к Бёрнадино.
– А кто они такие? – сдвинула брови Санча.
– Речь идет о графе и графине Бернадино, – вмешался Эдуардо. – Они живут возле озера в большом доме, мимо которого мы проезжаем по дороге сюда. По-моему, я тебе этот дом показывал.
Санча попыталась вспомнить.
– Ты имеешь в виду тот самый, с собственным причалом, где какие-то люди катались на водных лыжах?
– Вот именно, – кивнул дядя. – Очень состоятельная семья. У них, как мне кажется, два сына и дочь, которой около шестнадцати лет. Думаю, тебе там понравится.
– Звучит действительно заманчиво, – согласилась Санча, улыбаясь и приподнимая темные брови. – Вы с ними близко знакомы?
Элизабет отрицательно покачала головой.
– Я знаю только графиню. Но, очевидно, они прослышали, что ты в выходные дни бываешь у нас, и решили немного развлечь тебя. Во всяком случае, я уверена, что вечер обогатит тебя новыми впечатлениями.
– Не сомневаюсь.
Санча не разделяла тетиных восторгов. Приемы и вечеринки, которые Элизабет часто устраивала для нее, были ненужной роскошью. И вилла, и озеро, и окружающая природа вполне удовлетворяли Санчу, которой ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность позагорать на веранде или поплавать в теплой прозрачной воде озера Бетульи.
И все-таки следующим вечером она нарядилась для предстоящего званого ужина с особым старанием. Тетя Элизабет весь день пребывала в состоянии лихорадочного ожидания, заразив своим настроением Санчу.
Поэтому девушка долгое время перебирала свой гардероб, решая, что надеть.
В конце концов она остановила выбор на длинном темно-фиолетовом шелковом платье, которое купила в первую получку. Лиф с глубоким вырезом спереди выгодно выделял развитую девичью грудь, широкие рукава сужались к запястьям и заканчивались кружевными оборками. Они выглядели очень консервативными в сравнении с довольно рискованным декольте. Прямая до щиколоток юбка особенно подчеркивала гибкую стройность ее высокой тонкой фигуры, придавая девушке более взрослый вид. Тщательно вымытые волосы свободно падали на плечи, почти скрывая от взоров серьги в виде тонких золотых обручей.
Когда Санча вошла в гостиную, она застала там Эдуарде уже одетого и очень красивого в своем смокинге. В ожидании женщин он наслаждался коктейлем, но увидев Санчу, с удивлением уставился на нее.
– Ну и ну, – проговорил он с восхищением. – Неужели это тот самый робкий младший репортер из моей редакции?
Санча коротко рассмеялась. От слов Эдуардо ей стало радостно; она почувствовала себя элегантной и красивой, и какое это было прекрасное чувство.
– По-твоему, оно ничего? – спросила Санча, осматривая платье.
Эдуардо допил коктейль, встал и обошел несколько раз племянницу.
– Да, – заметил он. – Твой наряд, по-моему, очень хорош. Уверен, что тетя со мной согласится.
– А там соберется много гостей? – спросила успокоившаяся Санча.
– У Бернадино? – пожал плечами Эдуардо. – Двадцать или двадцать пять человек. Точно я не знаю.
– Так много? – испугалась Санча.
– Моя дорогая племянница, – улыбнулся дядя. – Если кто-то знаком хотя бы с одним человеком в целой толпе, ему уже нет надобности чувствовать себя совершенно чужим.
В этот момент в комнату вошла тетя Элизабет, стройная и привлекательная в своем платье из серебряной парчи.
– О, ты выглядишь просто великолепно, – сказала она, любуясь туалетом племянницы. – Я сильно волнуюсь, а ты? Эдуардо, ты уже готов?
Дядя щелкнул каблуками и шутливо-изысканно склонил голову.
– Разумеется, сударыни, – проговорил он учтиво, и Санча изумилась его умению держать себя так естественно, несмотря ни на что. Разве совесть никогда не доставляла ему хлопот, или, быть может, он был убежден, что не совершает ничего предосудительного? Точно сказать Санча не могла, но, по крайней мере, при таком поведении дяди ей было легче жить.
К дому Бернадино они отправились в автомашине Эдуардо. Ехать было недалеко: всего две мили вокруг озера; прибыв на место, они увидели площадку перед домом, сплошь заставленную шикарными автомобилями.
Оставив на площадке свою машину, Эдуардо с женой и племянницей по усыпанной гравием дорожке прошли к главному входу. Трехэтажное здание выглядело с близкого расстояния значительно массивнее, чем с шоссе. Кое-где на верхних этажах виднелись балконы, на всех окнах – ставни. Тыльная часть дома выходила к озеру, и Санча знала, что у Бернадино есть свой причал и моторные лодки. Справа от дома раскинулся ухоженный парк и был оборудован теннисный корт. Слева располагались огород и фруктовый сад.
Служанка в форме открыла дверь и показала, где можно оставить накидки и попудрить носы. Когда Санча с тетей вошли в дамскую комнату, там уже находилось несколько женщин, и моментально Элизабет оказалась втянутой в оживленную беседу с одной дамой, знакомой по карточному клубу.
Санча не могла не обратить внимания на сверкающие бриллиантами ожерелья и браслеты на некоторых гостьях и нерешительно потрогала свои тонкие золотые серьги-обручи.
Выйдя из дамской комнаты, они вместе с ожидавшим их Эдуардо прошли через просторную переднюю и поднялись по мраморной лестнице. Наверху, у входа в огромный зал, чета Бернадино приветствовала гостей. Супругов Тессиле встретили с вежливым вниманием. Санче показалась вся процедура довольно напыщенной и официальной. Через распахнутую дверь она увидела в зале множество людей; они, разбившись на группы, беседовали, смеялись и пили шампанское, которое в бокалах на подносах разносили снующие между гостями официанты. Общая обстановка почему-то подавляла, вселяла робость, и Санче подумалось, сохранил ли дядя прежнюю самоуверенность, очутившись в подобной ситуации.
Познакомившись с хозяевами, Санча с дядей и тетей вошла в зал, и тотчас же от ближайшей группы отделилась и приблизилась к ним пожилая супружеская пара, которую Эдуардо отрекомендовал как синьора и синьору Россини. Те, в свою очередь, представили своих друзей и знакомых, и скоро Санча, Эдуардо и Элизабет уже стояли с бокалами шампанского в центре дружной и веселой компании. Поднимая бокал к губам, Санча скользнула взглядом по залу, и вдруг ей стало ясно, что она является объектом пристального внимания. Посмотрев немного в сторону, она неожиданно встретилась глазами с графом Малатестой… Сердце у Санчи на секунду замерло, мгновенно улетучилась беспечная непринужденность и пропала охота наслаждаться шампанским. Граф находился в группе гостей, и к нему льнула с видом правомочной собственницы очаровательная брюнетка. В белом смокинге и темно-фиолетовой рубашке граф, безусловно, был самым красивым из всех находившихся в зале мужчин, и с чувством безнадежности и отчаяния Санча подумала, что он очень хорошо осознает этот факт, как, впрочем, и все остальные гости.
Стоявший рядом молодой человек, представленный Санче как Антонио Фуччи, обращаясь к ней, что-то говорил, и она, с трудом оторвав взгляд от графа, постаралась сообразить, о чем толкует юноша. Но в ее голове вихрем носились мысли: почему он здесь? Является ли он близким другом семьи Бернадино? Сообщит ли он своим друзьям и особенно той девушке, которая, по всем признакам, уже считает его своим приобретением, о том, что знаком с нею? Санча не могла не признать, что девушка действительно производит сильное впечатление в своем атласном платье, позволяющем отчетливо видеть все изгибы великолепной фигуры; ей едва ли когда-либо приходилось жаловаться на отсутствие поклонников.