Энн Мэтер
Прелюдия к очарованию
Глава первая
«Палаццо
[1]-Малатеста» во всем своем великолепии ветшающей старины возвышался над узким каналом, который являлся главным связующим звеном с остальными районами города. За пределами этой, сравнительно тихой, заводи пролегал Главный канал с его оживленным движением, где постоянно сновали взад и вперед окрашенные в яркие цвета частные и правительственные суда и где можно было увидеть множество прекрасных свидетельств бурного прошлого Венеции.
Дворец сохранил известную величественность, которую не в состоянии полностью уничтожить никакое разрушение. Тонкий налет, образовавшийся за многие годы, покрывал его каменные стены и разукрасил зелеными полосами позолоченные лоджии и гордо вскинутую голову бронзового грифона, охраняющего вход. Перед дворцом – каменная пристань на витых столбах, рядом с ней вполне современная моторная лодка, которая как-то не вписывалась в общую картину.
Санче Форрест, которая, перегнувшись через борт движущегося катера, держала ладонь в прохладной воде, казалось: от здания веет вечностью, что само по себе слегка действовало на нервы. Как мог кто-то жить в подобном месте, занимаясь повседневными делами, типичными для Италии XX века, когда окружающая обстановка явно принадлежала к той эпохе, когда рыцарское благородство и жестокость шли, так сказать, рука об руку? В этом тихом городском квартале было нетрудно себе представить, как выглядел этот дворец, когда в нем проживала аристократическая семья, и в залах и апартаментах царили оживление и суета.
Санча вздохнула, и этот слабый звук привлек внимание молодого человека, сидевшего рядом с ней на корме. Повернувшись с озорными огоньками в глазах, он, заметив на лице у девушки выражение откровенного любопытства, сказал:
– Итак? Каково твое мнение?
Санча вынула ладонь из воды и вытерла ее насухо.
– Производит внушительное впечатление, – ответила она, окидывая взглядом фасад здания. – Граф Малатеста действительно живет здесь?
– Тебе не верится? – усмехнулся Тони Брайтуэйт.
– А как ты думаешь? – тряхнула головой Санча. – Дворец такой огромный! Слишком большой для одного человека.
– Полагаю, – пожал плечами Тони, – граф надеется когда-нибудь обзавестись женой и детьми. До тех же пор…
– А он еще не женат? – сморщила нос Санча.
– Нет. Пока что…
– Сколько же ему лет?
– Точно не знаю. Где-то около сорока, пожалуй. Немного меньше или больше.
– Вот как, – заметила Санча, вертя в руках блокнот. – Не то чтоб уж очень молод. И почему он до сих пор не женился?
– Погоди, Санча! – поднял брови Тони. – С подобными вопросами тебе следует обратиться к нему. В конце концов – это твое редакционное задание. Мое дело – обеспечить фотографии. – И как бы желая продемонстрировать свои способности, Тони расстегнул кожаный футляр фотоаппарата и, поднявшись, приготовился заснять дворец. В этот момент лодочник остановил катер у дворцовой пристани.
Пока Тони возился с экспонометром, Санча тоже встала, безуспешно стараясь унять мелкую дрожь, следствие охватившего ее «предэкзаменационного» волнения. Теперь, когда они прибыли к месту назначения и уже готовились покинуть катер, вся ее самоуверенность улетучилась.
Это было первое серьезное задание Санчи, да и досталось оно ей только потому, что заболела и не смогла поехать Элеонора Фабриоли.
Выходя на пристань, Санча оступилась, и Тони подхватил ее, удержав от падения на шероховатые каменные плиты, где так легко рвутся колготки. Щеки у нее горели и сильно колотилось сердце. Тони посматривал на Санчу с веселой снисходительностью.
– Ради Бога, Санча, перестань так нервничать! Это твой шанс! Не упусти его!
Санча кивнула и провела ладонями по бедрам, приглаживая юбку. В то же время она подумала, не возражают ли итальянские графы против манеры современных девушек выставлять из-под короткой юбки на всеобщее обозрение свои ноги. Возможно, ей также следовало сделать высокую прическу – мелькнула запоздалая мысль. По-скандинавски свободно ниспадающие на плечи волосы делали ее значительно моложе тех двадцати двух лет, которые она фактически уже прожила. Интересно, как выглядит этот граф? Крупный телом и важный или маленький ростом, черноволосый и вертлявый, как многие молодые люди, с которыми Санче приходилось встречаться за шесть месяцев пребывания в Венеции? Хотя, конечно, его уже нельзя причислить к молодым людям. Санче также хотелось надеяться, что граф не принадлежит к капризным или чересчур экспансивным характерам, как некоторые писатели. Разумеется, он не первый обратился к жанру исторического романа. И хотя его сочинение было признано довольно, крупным исследованием быта и нравов в Италии XIII–XV веков, это еще не означало, что оно могло стать бестселлером где-либо еще, кроме Италии. Скорее, наоборот. Санча нашла книгу очень трудной для чтения, быть может, потому, что получила ее лишь накануне в полдень, когда голова была занята предстоящим редакционным заданием. Санча провела с книгой полночи, отчаянно борясь со сном и стараясь понять содержащиеся в ней идеи. Но и в два и в три часа утра суть дантовой «Божественной комедии», написанной им в тот период, когда автору приходилось скрываться от политических противников, так и не уложилась в ее голове. Поэтому утром Санчу одолевали сомнения: достаточно ли хорошо она подготовилась, чтобы со знанием дела обсуждать с графом его книгу.
Тони попросил лодочника подождать их возвращения и взял Санчу под руку.
– Итак, милая, мы у цели, – проговорил он слегка насмешливым тоном. – Ты готова? Карандаши зачинены? Мозги функционируют как положено?
Со страдальческим видом Санча взглянула на него.
– Ах, Тони, оставь, пожалуйста! – воскликнула она. – Я и без твоих шуток ужасно волнуюсь.
– Но нет никаких причин для волнений! – заметил Тони, когда они, миновав арку главного входа, очутились на внутреннем дворе, который окружали застывшие в угрюмом молчании дворцовые стены. И там, где прежде сияли полированной красотой мозаичные плитки, теперь росли мох и сорная трава. Над всем господствовал едва уловимый запах тления, и Санча внутренне содрогнулась.
– А как нужно обращаться к графу? – внезапно спросила она, только сейчас подумав об этом.
– Ну, как тебе сказать, – пожал плечами Тони. – Едва ли есть необходимость, разговаривая с ним, всякий раз упоминать его полный титул. Мне кажется, достаточно называть его просто графом… или, возможно, синьором.
– Ты так невозмутим, – взглянула Санча на Тони. – Разве тебя не волнует тот факт, что этот человек последний представитель древнего аристократического рода?
– Ах, голубушка, не морочь себе голову, – цинично заметил Тони. – Этот аристократ никогда бы с тобой даже не поздоровался, если бы его не вынуждали обстоятельства! Посмотри вокруг! Разве это строение похоже на жилье благородного джентльмена? Оно уже рассыпается!
Санча нехотя огляделась.
– О Тони, я имела в виду другое! – воскликнула Санча. – Согласна, дворец требует существенного ремонта, но он тем не менее производит глубокое впечатление.
– Ты, Санча, чересчур романтична! – проговорил, пожав плечами, с некоторым сожалением Тони. – Хочу только надеяться, что жестокая реальность не разнесет в пух и прах твой романтизм.
– В твоих словах звучит горечь, – сказала Санча, приглаживая волосы.
– Вполне естественно, – поднял Тони брови. – Я был такой же, как и ты, теленок, много лун назад.
– Ты же совсем не старый! – запротестовала Санча.
– Старше тебя на полдюжины лет, – ответил Тони. – А чтобы разрушить мечту, достаточно нескольких месяцев.
Санча вздохнула, сознавая, что призрак дворца невольно присутствовал при их разговоре. Быть может, этот двор еще сохранил что-то от того жестокого прошлого и противился дерзкому вторжению современной молодости. Или, возможно, эти угрюмые стены все еще могли проявлять таинственную силу, сталкиваясь с холодным безразличием. Санча снова нервно повела плечами, но уже по другой причине, но Тони развеял безмолвное очарование, подойдя к двери и дергая за цепочку, соединенную где-то с колокольчиком.
Ни малейшего звука не донеслось сквозь толстые стены, и Санча и ее спутник подумали, что приспособление, возможно, вообще не функционирует. Подождав несколько минут, Тони вновь подергал за цепочку – и опять ни звука изнутри.
– Как ты полагаешь, есть кто-нибудь дома? – спросила Санча, вертя в руках блокнот.
– Никто не договаривается об интервью и затем преспокойно уходит, – заметил Тони сухо. – Подожди-ка! Я попробую дверным молотком. По-видимому, звонок не работает.
Глухие удары тяжелого железного молотка в форме одетой в перчатку руки эхом отозвались на тихом дворе.
– Жутко, не правда ли? – сказала Санча, стараясь разговором с Тони избавиться от охватившего ее тревожного чувства.
– Это тебе так кажется, – ответил Тони. – А я начинаю сердиться. Ты понимаешь, что мы здесь топчемся уже пятнадцать минут?
– Послушай! – нерешительно проговорила она. – Как будто кто-то идет?
На какой-то момент оба замолчали, прислушиваясь; до них донесся скрежет отодвигаемого засова, и через мгновение тяжелая дверь распахнулась. Петли не взвизгнули, и тем не менее у Санчи создалось впечатление, будто она и Тони вступают в логово паука. Рассердившись, Санча отбросила подобные мысли. Под влиянием мрачного окружения у нее невольно разыгралось воображение.
За дверью стоял мужчина средних лет, совершенно лысый, с густыми черными бровями. «Это, конечно, не граф», – подумала Санча, скептически разглядывая незнакомца.
– Мы от журнала «Парита», – бойко проговорил Тони, который, очевидно, не испытывал сомнений относительно подлинной роли встретившего их человека. – Граф ждет нас, – добавил он, вручая лысому небольшую карточку, удостоверяющую их личности.
Человек – довольно высокого роста и с мускулистой грудью, рельефно обозначившейся под тонкой водолазкой, взглянул на карточку, а потом, отступив в сторону, сказал:
– Синьор, синьорина, пожалуйста, входите.
Тони жестом пригласил Санчу пройти первой, и она, преодолевая внутреннее сопротивление, переступила порог дворца. И сразу на них пахнуло сырым, затхлым воздухом. На какой-то момент у Санчи возникло страстное желание отказаться от задания и уйти, но она поняла, что ведет себя просто глупо, а когда Тони, подбадривая, положил ей на руку ладонь, Санча окончательно успокоилась.
Они стояли на каменном полу своего рода вестибюля, огромного помещения, где после жары снаружи их до костей пронизал холод. Это была гигантская комната, лишенная всякого убранства, если не считать украшенных резьбой арок и колонн с явными признаками запустения и упадка. Никто не смог бы жить в подобном помещении, заключила Санча, и как бы в подтверждение ее правоты, лысый человек, заперев дверь, сопроводил гостей к мраморной лестнице, которая вела наверх к галерее, протянувшейся, как видно, через все здание.
Отшлифованные за многие столетия ступени, были немного скользкими, и Санча с готовностью держалась за перила, хотя непосредственно за ней поднимался Тони. Освоившись с полумраком, она начала с любопытством осматриваться, пытаясь мысленно сформулировать первые строки будущей статьи. Интервью с графом будет изложено потом, а сперва нужно дать описание дворца, так как многие читатели никогда не бывали в Италии и не имеют представления о настоящем палаццо.
Пол галереи покрывали мозаичные плитки, на стенах висели портреты. Как предположила Санча, все эти мужчины и женщины с суровыми лицами – предки нынешнего графа, но поскольку сопровождающий не обнаруживал склонности к разговору, она воздержалась от вопросов, решив при первой же возможности подробно расспросить самого графа.
Наконец слуга остановился перед двойной дверью. С известной торжественностью он распахнул обе половинки и проследовал дальше. Тони и Санча, не желая показаться чересчур бесцеремонными, на несколько секунд застыли в нерешительности в проходе. Однако за дверью находилась лишь небольшая приемная; пройдя через нее, их проводник исчез в следующей комнате.
Многозначительно подняв брови, Тони посмотрел на Санчу.
– Наверное, какой-то церемониал, – заметил он с иронией, и Санча подавила улыбку.
– Ты думаешь, это – слуга? – спросила она, указывая головой в сторону второй комнаты.
– Конечно, – подтвердил Тони полушепотом. – Его звать Паоло. Я уже слышал о нем. Он и слуга и телохранитель.
– Неужели? – удивилась Санча. – Разве у графа нет другой прислуги?
На лице у Тони вновь появилось циничное выражение.
– Не думаю. Как говорят, у него довольно туго с финансами.
– Было бы весьма интересно знать, из каких источников вы черпаете свою информацию, синьор?
Раздавшийся сзади тихий, но с угрожающим оттенком, голос привел обоих в замешательство. Ни Тони, ни Санча не заметили приближения мужчины, который рассматривал посетителей слегка прищуренными глазами. Их голубизна особенно выделялась на загорелом лице.
Он был лишь немного выше среднего роста, и не особенно могучего телосложения, но присущее ему выражение превосходства заставляло окружающих людей казаться ниже, чем на самом деле. Широкоплечий, с узкими бедрами человек выглядел особенно мужественно в черных тесных брюках и в черной шелковой рубашке с открытым воротом, из которого выступала мускулистая загорелая шея. Густые пряди черных волос, там и сям тронутые сединой, касались воротника, а темные бачки бросали тень на широкоскулое лицо, придавая ему аристократический вид. Он был, несомненно, самым красивым из всех мужчин, которые до сих пор встречались Санче, и, несмотря на волнение, ее буквально заворожил его пристально-внимательный взгляд.
Между тем Тони предпринял отчаянную попытку преодолеть первоначальное смущение.
– Прошу извинить меня, синьор. Я полагал, что мы одни.
– Вот как?
Красивый мужчина прошел мимо них в приемную, и Санча быстро взглянула на Тони, который недоуменно пожал плечами.
– Паоло! Поди сюда! – крикнул незнакомец, и через несколько секунд из внутреннего помещения вышел лысый слуга.
– Да, синьор?
– Мы будем изъясняться по-английски, Паоло, – сказал вновь пришедший, поворачиваясь к Тони и Санче. – Ради наших гостей, понял? – Губы шевельнулись в легкой усмешке. – Синьор и синьорина, позвольте мне представиться: граф Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста!
Какой-то момент царило абсолютное молчание, и Санча увидела, как щеки Тони порозовели. Она тоже ощутила ужасную неловкость и с чувством безысходности подумала, удастся ли как-то загладить допущенную бестактность.
– Тогда, граф, – собрался с духом Тони, – мы должны еще раз попросить у вас прощения за наши легкомысленные суждения. Боюсь, что профессиональное любопытство побудило нас говорить о вещах, которые мы в другой обстановке никогда бы не затронули…
– В вашей стране есть поговорка, – прервал граф, – что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего хорошего. Как мне представляется, я в некотором смысле именно подслушивал!
Тони с трудом проглотил застрявший в горле комок.
– Вы очень снисходительны, сэр!
– Отнюдь, – пристально взглянул граф на Тони. – Входите, пожалуйста. Паоло, принеси вина для наших гостей.
Граф открыл дверь во внутренние покои, жестом приглашая войти.
Паоло исчез через другую дверь, и Тони, легонько подтолкнув Санчу, провел ее мимо графа в другую комнату.
Минуя итальянца, Санча видела, каким оценивающим взглядом он провожал ее, и почувствовала слабый аромат лосьона, которым он, вероятно, пользовался после бритья, смешанный с запахом разгоряченного от жары тела.
Тони и Санча очутились в просторном помещении, где красота внутреннего убранства сочеталась с подлинным комфортом. На полу – мягкий, в отдельных местах уже вытертый, ковер удивительно яркой расцветки, принимая во внимание его возраст. Мебель представляла собой причудливую смесь старинного и современного. Удобные кожаные кресла сочетались с превосходными образцами венецианского ваяния. На низком постаменте – небольшая фигурка крылатой богини из старинной бронзы, безукоризненно выполненная в каждой детали. На стенах Санча увидела картины Тициана и других знаменитых итальянских мастеров. То была комната разительных контрастов, где необычайные и бесценные предметы старины соседствовали с новейшей стереофонической аппаратурой и баром с набором всевозможных напитков. Санча обратила внимание, что окна комнаты выходят на тот самый тенистый канал, по которому они совсем недавно плыли.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил граф, указывая рукой на кресла, и Санча с удовольствием опустилась на мягкое сиденье.
Последние несколько минут утомили ее, а к интервью еще и не приступали. Тони примостился на краешке высокого резного кресла, на котором, быть может, когда-то в средние века восседала благородная дама, занятая вышиванием. Сам граф, по-видимому, предпочитал стоять, и как тут же убедилась Санча, было почти невозможно отвести от него взгляд. Воздействие его необыкновенной личности было настолько обескураживающим, что Санча засомневалась, хватит ли у нее смелости задать те вопросы, которые, как она знала, необходимо задать.
Паоло принес вино и, наполнив бокалы, удалился. Граф предложил сигареты; Санча отказалась – она еще не научилась курить, – а Тони прикурил от массивной золотой зажигалки графа, который, выбрав для себя манильскую сигару, сказал:
– Быть может, начнем, синьор…
– Брайтуэйт… Тони Брайтуэйт, – поспешил отрекомендоваться Тони. – А это мисс Форрест.
– Прекрасно! – кивнул граф. – А вы, мистер Брайтуэйт… вы – фотограф?
– Да, сэр. Мисс Форрест – журналист и возьмет интервью. А я… я полагаю, вы не имеете ничего против фотографирования?
– В разумных пределах… не возражаю, – ответил граф. – При условии, что меня на снимках не будет.
– Вы не хотите, чтобы я вас фотографировал, сэр? – нахмурился Тони.
– Да, не хочу, хотя и благодарю за предложение. Предпочитаю оставаться, так сказать, в тени. – Граф неожиданно улыбнулся, и Санчу поразила ослепительная белизна его зубов. – Где вы намерены начать?
– Где пожелаете, граф, – ответил Тони, допивая вино.
– Просто «синьор» вполне достаточно, мистер Брайтуэйт. Думаю, нет необходимости точно соблюдать этикет, – заметил граф, выпрямляясь (перед этим он стоял, прислонившись к резной облицовке камина из розового мрамора). – Вам понадобится помощь? Хотите, чтобы Паоло вас сопровождал?
– Было бы очень хорошо, – поспешил заверить Тони. – Собираюсь сделать как можно больше снимков и потом выбрать, какие из них использовать для публикации. Вы, конечно, просмотрите все еще до окончательного решения.
Наклонив голову, граф подергал за широкую с кисточками ленту, соединенную где-то в другом помещении с колокольчиком, которую Санча до тех пор видела только в кинофильмах. Паоло появился как по мановению волшебной палочки, будто специально ожидал этого вызова. У Санчи тревожно забилось сердце, она понимала, что с уходом Тони наступит время для интервью.
Санча приготовила блокнот, достала из сумки два остро отточенных карандаша и нервным движением скрестила ноги. Тони собрал фотографическое оборудование и после подробных наставлений графа своему слуге удалился вместе с Паоло, плотно притворив за собой тяжелую дверь.
Будто почувствовав облегчение, граф уселся в кресло напротив Санчи и испытующе уставился на нее голубыми глазами.
– Смелее, синьорина, – проговорил он. – Как я вижу, вы очень волнуетесь, а у меня довольно восприимчивая натура. О чем бы вам хотелось меня спросить?
Перебирая в уме в поисках подходящего начала различные фразы, она наконец сказала:
– Прежде всего мне нужно получить некоторые сведения, касающиеся вашей личной жизни. Речь не идет, как вы понимаете, о сугубо интимной ее стороне (Санча покраснела), а лишь о некоторых фактах вашей биографии.
Граф стряхнул пепел с манильской сигары в пепельницу из оникса.
– Прекрасно, синьорина. Я расскажу вам кое-что из истории моего рода, согласны? – ответил граф, сосредоточенно рассматривая надетое на мизинец кольцо-печатку с узором из драгоценных камушков. – Я одиннадцатый граф ди Малатеста. Этот титул пожалован нам в восемнадцатом веке. Среди моих предков были люди разных профессий, но большинство связало свою судьбу с политикой и церковью. К сожалению, я – последний представитель нашего рода, у меня нет ни братьев, ни сестер. Родители умерли, и мой самый близкий родственник – почтенного возраста тетя. – Оторвавшись от записей и подняв голову, Санча встретила вопрошающий взгляд графа. – Это то, что вам нужно?
– Д… Да, синьор, – слегка покраснела Санча, с преувеличенным вниманием заглядывая в блокнот.
– Превосходно! – Граф обвел глазами обширное помещение. – Дворец построен в шестнадцатом веке и первоначально принадлежал одной купеческой семье, которая лишилась своего состояния в период господства Наполеона Бонапарта. Дворец, как вы сами видели, очень нуждается в ремонте, хотя апартаменты, которые я занимаю, вполне приличны и удобны.
– Благодарю вас, – проговорила Санча, тщательно выписывая последнюю фразу.
– Что еще? – внимательно посмотрел на нее граф. – Скажите, пожалуйста, не слишком ли вы молоды для подобного интервью? Или, быть может, «Парита» пробует различные варианты использования молодых репортеров?
– Я вполне в состоянии провести эту беседу, синьор, – заметила с возмущением Санча.
На какое-то мгновение досада заглушила волнение.
Осознав же сказанное, она смутилась, почувствовала неловкость. Однако в слегка прищуренных глазах графа светилась добродушная усмешка.
– Насколько я понял, интервью должна была проводить синьорина Фабриоли.
– Да, это так, – нехотя признала Санча, кусая губы.
– Но она в последний момент заболела, и поэтому…
– И поэтому вместо нее послали вас?
– Да, – ответила Санча, слишком поздно вспомнив, что опустила титул «синьор».
– Понимаю. – Граф загасил в пепельнице сигару. – Прошу вас, продолжайте. Не хотите ли теперь поговорить о книге?
– О да! Конечно! – воскликнула Санча, переворачивая страницу блокнота. – Э-э-э… расскажите, пожалуйста, что побудило вас написать эту книгу?
– Вы ее читали? – Глаза графа буквально буравили.
– Да, – уверенно заявила Санча, решившая, что не позволит графу выбить ее из колеи.
– Тогда спрашивайте о том, что вас интересует больше всего, – предложил он.
– Хорошо, – вздохнула Санча, размышляя, с чего бы начать. – Вас… Вас всегда занимал этот период итальянской истории?
– Как вам сказать, синьорина? – сдвинул брови граф. – Уже давно мое внимание привлекала династия Борджиа. А также поэты и художники того времени: Данте, Мике-ланджело, Джотто. Эпоха Возрождения вдохновила на создание великих творений, не правда ли?
– Несомненно, – кивнула Санча. – Вам… Вам долго пришлось писать книгу?
– Нет, не долго. Много времени ушло на сбор материала. На все – от замысла до его воплощения – потребовалось около двух лет. Писательство – очень увлекательное занятие, вы согласны?
Едва заметно улыбнувшись, Санча кивнула. Пытаясь всеми силами поддерживать беседу, она старалась припомнить сделанные ранее заметки.
Было бы невыносимо сидеть молча, постоянно ощущая на себе напряженно-внимательный взгляд графа. Ей еще не приходилось иметь дело с похожими на графа людьми. Он значительно старше всех ее знакомых мужчин, и Санча гадала относительно его возраста. По ее мнению, он не мог быть моложе тридцати пяти и старше сорока пяти лет, спрашивать же она не решалась. Для статьи достаточно описания внешности. Разумеется, редакция располагала на графа и его предков дополнительной информацией, которой можно потом воспользоваться, а в городском архиве, безусловно, имелись сведения, касающиеся истории дворца. Кроме того была еще и книга. Пожалуй, могли потребоваться кое-какие данные относительно условий работы над книгой и причин, определивших именно такой порядок.
– Как вы писали, синьор? – спросила Санча, взглянув на графа. – То есть работали вы, строго придерживаясь какого-то графика, каждый день в заранее установленные часы, или же принимались за дело только по вдохновению?
Подумав некоторое время, граф затем сказал:
– За то время, когда я писал, я испробовал различные варианты. Иногда я мог работать беспрерывно, часами, порой же ограничивался несколькими строчками. В настоящее время я собираю материал для другой книги и занимаюсь этим главным образом до полудня.
– О, это очень интересно! – обрадовалась Санча еще одной теме для разговора. – Нельзя ли узнать, о чем пойдет речь во второй книге?
– Конечно, можно, – ответил граф, склонив голову набок. – Она станет продолжением первой книги и охватит шестнадцатое и семнадцатое столетия.
– Понимаю, – кивнула Санча, торопливо делая пометки в блокноте.
– Но я также пишу еще одну книгу, – добавил граф тихо. – Она совсем не похожа на две другие. Сочинение не исторического, а поэтического жанра. Вы любите стихи, мисс Форрест?
– Да, – ответила Санча не очень уверенно, краснея. – Когда… Когда нахожу время для чтения.
Дворец сохранил известную величественность, которую не в состоянии полностью уничтожить никакое разрушение. Тонкий налет, образовавшийся за многие годы, покрывал его каменные стены и разукрасил зелеными полосами позолоченные лоджии и гордо вскинутую голову бронзового грифона, охраняющего вход. Перед дворцом – каменная пристань на витых столбах, рядом с ней вполне современная моторная лодка, которая как-то не вписывалась в общую картину.
Санче Форрест, которая, перегнувшись через борт движущегося катера, держала ладонь в прохладной воде, казалось: от здания веет вечностью, что само по себе слегка действовало на нервы. Как мог кто-то жить в подобном месте, занимаясь повседневными делами, типичными для Италии XX века, когда окружающая обстановка явно принадлежала к той эпохе, когда рыцарское благородство и жестокость шли, так сказать, рука об руку? В этом тихом городском квартале было нетрудно себе представить, как выглядел этот дворец, когда в нем проживала аристократическая семья, и в залах и апартаментах царили оживление и суета.
Санча вздохнула, и этот слабый звук привлек внимание молодого человека, сидевшего рядом с ней на корме. Повернувшись с озорными огоньками в глазах, он, заметив на лице у девушки выражение откровенного любопытства, сказал:
– Итак? Каково твое мнение?
Санча вынула ладонь из воды и вытерла ее насухо.
– Производит внушительное впечатление, – ответила она, окидывая взглядом фасад здания. – Граф Малатеста действительно живет здесь?
– Тебе не верится? – усмехнулся Тони Брайтуэйт.
– А как ты думаешь? – тряхнула головой Санча. – Дворец такой огромный! Слишком большой для одного человека.
– Полагаю, – пожал плечами Тони, – граф надеется когда-нибудь обзавестись женой и детьми. До тех же пор…
– А он еще не женат? – сморщила нос Санча.
– Нет. Пока что…
– Сколько же ему лет?
– Точно не знаю. Где-то около сорока, пожалуй. Немного меньше или больше.
– Вот как, – заметила Санча, вертя в руках блокнот. – Не то чтоб уж очень молод. И почему он до сих пор не женился?
– Погоди, Санча! – поднял брови Тони. – С подобными вопросами тебе следует обратиться к нему. В конце концов – это твое редакционное задание. Мое дело – обеспечить фотографии. – И как бы желая продемонстрировать свои способности, Тони расстегнул кожаный футляр фотоаппарата и, поднявшись, приготовился заснять дворец. В этот момент лодочник остановил катер у дворцовой пристани.
Пока Тони возился с экспонометром, Санча тоже встала, безуспешно стараясь унять мелкую дрожь, следствие охватившего ее «предэкзаменационного» волнения. Теперь, когда они прибыли к месту назначения и уже готовились покинуть катер, вся ее самоуверенность улетучилась.
Это было первое серьезное задание Санчи, да и досталось оно ей только потому, что заболела и не смогла поехать Элеонора Фабриоли.
Выходя на пристань, Санча оступилась, и Тони подхватил ее, удержав от падения на шероховатые каменные плиты, где так легко рвутся колготки. Щеки у нее горели и сильно колотилось сердце. Тони посматривал на Санчу с веселой снисходительностью.
– Ради Бога, Санча, перестань так нервничать! Это твой шанс! Не упусти его!
Санча кивнула и провела ладонями по бедрам, приглаживая юбку. В то же время она подумала, не возражают ли итальянские графы против манеры современных девушек выставлять из-под короткой юбки на всеобщее обозрение свои ноги. Возможно, ей также следовало сделать высокую прическу – мелькнула запоздалая мысль. По-скандинавски свободно ниспадающие на плечи волосы делали ее значительно моложе тех двадцати двух лет, которые она фактически уже прожила. Интересно, как выглядит этот граф? Крупный телом и важный или маленький ростом, черноволосый и вертлявый, как многие молодые люди, с которыми Санче приходилось встречаться за шесть месяцев пребывания в Венеции? Хотя, конечно, его уже нельзя причислить к молодым людям. Санче также хотелось надеяться, что граф не принадлежит к капризным или чересчур экспансивным характерам, как некоторые писатели. Разумеется, он не первый обратился к жанру исторического романа. И хотя его сочинение было признано довольно, крупным исследованием быта и нравов в Италии XIII–XV веков, это еще не означало, что оно могло стать бестселлером где-либо еще, кроме Италии. Скорее, наоборот. Санча нашла книгу очень трудной для чтения, быть может, потому, что получила ее лишь накануне в полдень, когда голова была занята предстоящим редакционным заданием. Санча провела с книгой полночи, отчаянно борясь со сном и стараясь понять содержащиеся в ней идеи. Но и в два и в три часа утра суть дантовой «Божественной комедии», написанной им в тот период, когда автору приходилось скрываться от политических противников, так и не уложилась в ее голове. Поэтому утром Санчу одолевали сомнения: достаточно ли хорошо она подготовилась, чтобы со знанием дела обсуждать с графом его книгу.
Тони попросил лодочника подождать их возвращения и взял Санчу под руку.
– Итак, милая, мы у цели, – проговорил он слегка насмешливым тоном. – Ты готова? Карандаши зачинены? Мозги функционируют как положено?
Со страдальческим видом Санча взглянула на него.
– Ах, Тони, оставь, пожалуйста! – воскликнула она. – Я и без твоих шуток ужасно волнуюсь.
– Но нет никаких причин для волнений! – заметил Тони, когда они, миновав арку главного входа, очутились на внутреннем дворе, который окружали застывшие в угрюмом молчании дворцовые стены. И там, где прежде сияли полированной красотой мозаичные плитки, теперь росли мох и сорная трава. Над всем господствовал едва уловимый запах тления, и Санча внутренне содрогнулась.
– А как нужно обращаться к графу? – внезапно спросила она, только сейчас подумав об этом.
– Ну, как тебе сказать, – пожал плечами Тони. – Едва ли есть необходимость, разговаривая с ним, всякий раз упоминать его полный титул. Мне кажется, достаточно называть его просто графом… или, возможно, синьором.
– Ты так невозмутим, – взглянула Санча на Тони. – Разве тебя не волнует тот факт, что этот человек последний представитель древнего аристократического рода?
– Ах, голубушка, не морочь себе голову, – цинично заметил Тони. – Этот аристократ никогда бы с тобой даже не поздоровался, если бы его не вынуждали обстоятельства! Посмотри вокруг! Разве это строение похоже на жилье благородного джентльмена? Оно уже рассыпается!
Санча нехотя огляделась.
– О Тони, я имела в виду другое! – воскликнула Санча. – Согласна, дворец требует существенного ремонта, но он тем не менее производит глубокое впечатление.
– Ты, Санча, чересчур романтична! – проговорил, пожав плечами, с некоторым сожалением Тони. – Хочу только надеяться, что жестокая реальность не разнесет в пух и прах твой романтизм.
– В твоих словах звучит горечь, – сказала Санча, приглаживая волосы.
– Вполне естественно, – поднял Тони брови. – Я был такой же, как и ты, теленок, много лун назад.
– Ты же совсем не старый! – запротестовала Санча.
– Старше тебя на полдюжины лет, – ответил Тони. – А чтобы разрушить мечту, достаточно нескольких месяцев.
Санча вздохнула, сознавая, что призрак дворца невольно присутствовал при их разговоре. Быть может, этот двор еще сохранил что-то от того жестокого прошлого и противился дерзкому вторжению современной молодости. Или, возможно, эти угрюмые стены все еще могли проявлять таинственную силу, сталкиваясь с холодным безразличием. Санча снова нервно повела плечами, но уже по другой причине, но Тони развеял безмолвное очарование, подойдя к двери и дергая за цепочку, соединенную где-то с колокольчиком.
Ни малейшего звука не донеслось сквозь толстые стены, и Санча и ее спутник подумали, что приспособление, возможно, вообще не функционирует. Подождав несколько минут, Тони вновь подергал за цепочку – и опять ни звука изнутри.
– Как ты полагаешь, есть кто-нибудь дома? – спросила Санча, вертя в руках блокнот.
– Никто не договаривается об интервью и затем преспокойно уходит, – заметил Тони сухо. – Подожди-ка! Я попробую дверным молотком. По-видимому, звонок не работает.
Глухие удары тяжелого железного молотка в форме одетой в перчатку руки эхом отозвались на тихом дворе.
– Жутко, не правда ли? – сказала Санча, стараясь разговором с Тони избавиться от охватившего ее тревожного чувства.
– Это тебе так кажется, – ответил Тони. – А я начинаю сердиться. Ты понимаешь, что мы здесь топчемся уже пятнадцать минут?
– Послушай! – нерешительно проговорила она. – Как будто кто-то идет?
На какой-то момент оба замолчали, прислушиваясь; до них донесся скрежет отодвигаемого засова, и через мгновение тяжелая дверь распахнулась. Петли не взвизгнули, и тем не менее у Санчи создалось впечатление, будто она и Тони вступают в логово паука. Рассердившись, Санча отбросила подобные мысли. Под влиянием мрачного окружения у нее невольно разыгралось воображение.
За дверью стоял мужчина средних лет, совершенно лысый, с густыми черными бровями. «Это, конечно, не граф», – подумала Санча, скептически разглядывая незнакомца.
– Мы от журнала «Парита», – бойко проговорил Тони, который, очевидно, не испытывал сомнений относительно подлинной роли встретившего их человека. – Граф ждет нас, – добавил он, вручая лысому небольшую карточку, удостоверяющую их личности.
Человек – довольно высокого роста и с мускулистой грудью, рельефно обозначившейся под тонкой водолазкой, взглянул на карточку, а потом, отступив в сторону, сказал:
– Синьор, синьорина, пожалуйста, входите.
Тони жестом пригласил Санчу пройти первой, и она, преодолевая внутреннее сопротивление, переступила порог дворца. И сразу на них пахнуло сырым, затхлым воздухом. На какой-то момент у Санчи возникло страстное желание отказаться от задания и уйти, но она поняла, что ведет себя просто глупо, а когда Тони, подбадривая, положил ей на руку ладонь, Санча окончательно успокоилась.
Они стояли на каменном полу своего рода вестибюля, огромного помещения, где после жары снаружи их до костей пронизал холод. Это была гигантская комната, лишенная всякого убранства, если не считать украшенных резьбой арок и колонн с явными признаками запустения и упадка. Никто не смог бы жить в подобном помещении, заключила Санча, и как бы в подтверждение ее правоты, лысый человек, заперев дверь, сопроводил гостей к мраморной лестнице, которая вела наверх к галерее, протянувшейся, как видно, через все здание.
Отшлифованные за многие столетия ступени, были немного скользкими, и Санча с готовностью держалась за перила, хотя непосредственно за ней поднимался Тони. Освоившись с полумраком, она начала с любопытством осматриваться, пытаясь мысленно сформулировать первые строки будущей статьи. Интервью с графом будет изложено потом, а сперва нужно дать описание дворца, так как многие читатели никогда не бывали в Италии и не имеют представления о настоящем палаццо.
Пол галереи покрывали мозаичные плитки, на стенах висели портреты. Как предположила Санча, все эти мужчины и женщины с суровыми лицами – предки нынешнего графа, но поскольку сопровождающий не обнаруживал склонности к разговору, она воздержалась от вопросов, решив при первой же возможности подробно расспросить самого графа.
Наконец слуга остановился перед двойной дверью. С известной торжественностью он распахнул обе половинки и проследовал дальше. Тони и Санча, не желая показаться чересчур бесцеремонными, на несколько секунд застыли в нерешительности в проходе. Однако за дверью находилась лишь небольшая приемная; пройдя через нее, их проводник исчез в следующей комнате.
Многозначительно подняв брови, Тони посмотрел на Санчу.
– Наверное, какой-то церемониал, – заметил он с иронией, и Санча подавила улыбку.
– Ты думаешь, это – слуга? – спросила она, указывая головой в сторону второй комнаты.
– Конечно, – подтвердил Тони полушепотом. – Его звать Паоло. Я уже слышал о нем. Он и слуга и телохранитель.
– Неужели? – удивилась Санча. – Разве у графа нет другой прислуги?
На лице у Тони вновь появилось циничное выражение.
– Не думаю. Как говорят, у него довольно туго с финансами.
– Было бы весьма интересно знать, из каких источников вы черпаете свою информацию, синьор?
Раздавшийся сзади тихий, но с угрожающим оттенком, голос привел обоих в замешательство. Ни Тони, ни Санча не заметили приближения мужчины, который рассматривал посетителей слегка прищуренными глазами. Их голубизна особенно выделялась на загорелом лице.
Он был лишь немного выше среднего роста, и не особенно могучего телосложения, но присущее ему выражение превосходства заставляло окружающих людей казаться ниже, чем на самом деле. Широкоплечий, с узкими бедрами человек выглядел особенно мужественно в черных тесных брюках и в черной шелковой рубашке с открытым воротом, из которого выступала мускулистая загорелая шея. Густые пряди черных волос, там и сям тронутые сединой, касались воротника, а темные бачки бросали тень на широкоскулое лицо, придавая ему аристократический вид. Он был, несомненно, самым красивым из всех мужчин, которые до сих пор встречались Санче, и, несмотря на волнение, ее буквально заворожил его пристально-внимательный взгляд.
Между тем Тони предпринял отчаянную попытку преодолеть первоначальное смущение.
– Прошу извинить меня, синьор. Я полагал, что мы одни.
– Вот как?
Красивый мужчина прошел мимо них в приемную, и Санча быстро взглянула на Тони, который недоуменно пожал плечами.
– Паоло! Поди сюда! – крикнул незнакомец, и через несколько секунд из внутреннего помещения вышел лысый слуга.
– Да, синьор?
– Мы будем изъясняться по-английски, Паоло, – сказал вновь пришедший, поворачиваясь к Тони и Санче. – Ради наших гостей, понял? – Губы шевельнулись в легкой усмешке. – Синьор и синьорина, позвольте мне представиться: граф Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста!
Какой-то момент царило абсолютное молчание, и Санча увидела, как щеки Тони порозовели. Она тоже ощутила ужасную неловкость и с чувством безысходности подумала, удастся ли как-то загладить допущенную бестактность.
– Тогда, граф, – собрался с духом Тони, – мы должны еще раз попросить у вас прощения за наши легкомысленные суждения. Боюсь, что профессиональное любопытство побудило нас говорить о вещах, которые мы в другой обстановке никогда бы не затронули…
– В вашей стране есть поговорка, – прервал граф, – что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего хорошего. Как мне представляется, я в некотором смысле именно подслушивал!
Тони с трудом проглотил застрявший в горле комок.
– Вы очень снисходительны, сэр!
– Отнюдь, – пристально взглянул граф на Тони. – Входите, пожалуйста. Паоло, принеси вина для наших гостей.
Граф открыл дверь во внутренние покои, жестом приглашая войти.
Паоло исчез через другую дверь, и Тони, легонько подтолкнув Санчу, провел ее мимо графа в другую комнату.
Минуя итальянца, Санча видела, каким оценивающим взглядом он провожал ее, и почувствовала слабый аромат лосьона, которым он, вероятно, пользовался после бритья, смешанный с запахом разгоряченного от жары тела.
Тони и Санча очутились в просторном помещении, где красота внутреннего убранства сочеталась с подлинным комфортом. На полу – мягкий, в отдельных местах уже вытертый, ковер удивительно яркой расцветки, принимая во внимание его возраст. Мебель представляла собой причудливую смесь старинного и современного. Удобные кожаные кресла сочетались с превосходными образцами венецианского ваяния. На низком постаменте – небольшая фигурка крылатой богини из старинной бронзы, безукоризненно выполненная в каждой детали. На стенах Санча увидела картины Тициана и других знаменитых итальянских мастеров. То была комната разительных контрастов, где необычайные и бесценные предметы старины соседствовали с новейшей стереофонической аппаратурой и баром с набором всевозможных напитков. Санча обратила внимание, что окна комнаты выходят на тот самый тенистый канал, по которому они совсем недавно плыли.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил граф, указывая рукой на кресла, и Санча с удовольствием опустилась на мягкое сиденье.
Последние несколько минут утомили ее, а к интервью еще и не приступали. Тони примостился на краешке высокого резного кресла, на котором, быть может, когда-то в средние века восседала благородная дама, занятая вышиванием. Сам граф, по-видимому, предпочитал стоять, и как тут же убедилась Санча, было почти невозможно отвести от него взгляд. Воздействие его необыкновенной личности было настолько обескураживающим, что Санча засомневалась, хватит ли у нее смелости задать те вопросы, которые, как она знала, необходимо задать.
Паоло принес вино и, наполнив бокалы, удалился. Граф предложил сигареты; Санча отказалась – она еще не научилась курить, – а Тони прикурил от массивной золотой зажигалки графа, который, выбрав для себя манильскую сигару, сказал:
– Быть может, начнем, синьор…
– Брайтуэйт… Тони Брайтуэйт, – поспешил отрекомендоваться Тони. – А это мисс Форрест.
– Прекрасно! – кивнул граф. – А вы, мистер Брайтуэйт… вы – фотограф?
– Да, сэр. Мисс Форрест – журналист и возьмет интервью. А я… я полагаю, вы не имеете ничего против фотографирования?
– В разумных пределах… не возражаю, – ответил граф. – При условии, что меня на снимках не будет.
– Вы не хотите, чтобы я вас фотографировал, сэр? – нахмурился Тони.
– Да, не хочу, хотя и благодарю за предложение. Предпочитаю оставаться, так сказать, в тени. – Граф неожиданно улыбнулся, и Санчу поразила ослепительная белизна его зубов. – Где вы намерены начать?
– Где пожелаете, граф, – ответил Тони, допивая вино.
– Просто «синьор» вполне достаточно, мистер Брайтуэйт. Думаю, нет необходимости точно соблюдать этикет, – заметил граф, выпрямляясь (перед этим он стоял, прислонившись к резной облицовке камина из розового мрамора). – Вам понадобится помощь? Хотите, чтобы Паоло вас сопровождал?
– Было бы очень хорошо, – поспешил заверить Тони. – Собираюсь сделать как можно больше снимков и потом выбрать, какие из них использовать для публикации. Вы, конечно, просмотрите все еще до окончательного решения.
Наклонив голову, граф подергал за широкую с кисточками ленту, соединенную где-то в другом помещении с колокольчиком, которую Санча до тех пор видела только в кинофильмах. Паоло появился как по мановению волшебной палочки, будто специально ожидал этого вызова. У Санчи тревожно забилось сердце, она понимала, что с уходом Тони наступит время для интервью.
Санча приготовила блокнот, достала из сумки два остро отточенных карандаша и нервным движением скрестила ноги. Тони собрал фотографическое оборудование и после подробных наставлений графа своему слуге удалился вместе с Паоло, плотно притворив за собой тяжелую дверь.
Будто почувствовав облегчение, граф уселся в кресло напротив Санчи и испытующе уставился на нее голубыми глазами.
– Смелее, синьорина, – проговорил он. – Как я вижу, вы очень волнуетесь, а у меня довольно восприимчивая натура. О чем бы вам хотелось меня спросить?
Перебирая в уме в поисках подходящего начала различные фразы, она наконец сказала:
– Прежде всего мне нужно получить некоторые сведения, касающиеся вашей личной жизни. Речь не идет, как вы понимаете, о сугубо интимной ее стороне (Санча покраснела), а лишь о некоторых фактах вашей биографии.
Граф стряхнул пепел с манильской сигары в пепельницу из оникса.
– Прекрасно, синьорина. Я расскажу вам кое-что из истории моего рода, согласны? – ответил граф, сосредоточенно рассматривая надетое на мизинец кольцо-печатку с узором из драгоценных камушков. – Я одиннадцатый граф ди Малатеста. Этот титул пожалован нам в восемнадцатом веке. Среди моих предков были люди разных профессий, но большинство связало свою судьбу с политикой и церковью. К сожалению, я – последний представитель нашего рода, у меня нет ни братьев, ни сестер. Родители умерли, и мой самый близкий родственник – почтенного возраста тетя. – Оторвавшись от записей и подняв голову, Санча встретила вопрошающий взгляд графа. – Это то, что вам нужно?
– Д… Да, синьор, – слегка покраснела Санча, с преувеличенным вниманием заглядывая в блокнот.
– Превосходно! – Граф обвел глазами обширное помещение. – Дворец построен в шестнадцатом веке и первоначально принадлежал одной купеческой семье, которая лишилась своего состояния в период господства Наполеона Бонапарта. Дворец, как вы сами видели, очень нуждается в ремонте, хотя апартаменты, которые я занимаю, вполне приличны и удобны.
– Благодарю вас, – проговорила Санча, тщательно выписывая последнюю фразу.
– Что еще? – внимательно посмотрел на нее граф. – Скажите, пожалуйста, не слишком ли вы молоды для подобного интервью? Или, быть может, «Парита» пробует различные варианты использования молодых репортеров?
– Я вполне в состоянии провести эту беседу, синьор, – заметила с возмущением Санча.
На какое-то мгновение досада заглушила волнение.
Осознав же сказанное, она смутилась, почувствовала неловкость. Однако в слегка прищуренных глазах графа светилась добродушная усмешка.
– Насколько я понял, интервью должна была проводить синьорина Фабриоли.
– Да, это так, – нехотя признала Санча, кусая губы.
– Но она в последний момент заболела, и поэтому…
– И поэтому вместо нее послали вас?
– Да, – ответила Санча, слишком поздно вспомнив, что опустила титул «синьор».
– Понимаю. – Граф загасил в пепельнице сигару. – Прошу вас, продолжайте. Не хотите ли теперь поговорить о книге?
– О да! Конечно! – воскликнула Санча, переворачивая страницу блокнота. – Э-э-э… расскажите, пожалуйста, что побудило вас написать эту книгу?
– Вы ее читали? – Глаза графа буквально буравили.
– Да, – уверенно заявила Санча, решившая, что не позволит графу выбить ее из колеи.
– Тогда спрашивайте о том, что вас интересует больше всего, – предложил он.
– Хорошо, – вздохнула Санча, размышляя, с чего бы начать. – Вас… Вас всегда занимал этот период итальянской истории?
– Как вам сказать, синьорина? – сдвинул брови граф. – Уже давно мое внимание привлекала династия Борджиа. А также поэты и художники того времени: Данте, Мике-ланджело, Джотто. Эпоха Возрождения вдохновила на создание великих творений, не правда ли?
– Несомненно, – кивнула Санча. – Вам… Вам долго пришлось писать книгу?
– Нет, не долго. Много времени ушло на сбор материала. На все – от замысла до его воплощения – потребовалось около двух лет. Писательство – очень увлекательное занятие, вы согласны?
Едва заметно улыбнувшись, Санча кивнула. Пытаясь всеми силами поддерживать беседу, она старалась припомнить сделанные ранее заметки.
Было бы невыносимо сидеть молча, постоянно ощущая на себе напряженно-внимательный взгляд графа. Ей еще не приходилось иметь дело с похожими на графа людьми. Он значительно старше всех ее знакомых мужчин, и Санча гадала относительно его возраста. По ее мнению, он не мог быть моложе тридцати пяти и старше сорока пяти лет, спрашивать же она не решалась. Для статьи достаточно описания внешности. Разумеется, редакция располагала на графа и его предков дополнительной информацией, которой можно потом воспользоваться, а в городском архиве, безусловно, имелись сведения, касающиеся истории дворца. Кроме того была еще и книга. Пожалуй, могли потребоваться кое-какие данные относительно условий работы над книгой и причин, определивших именно такой порядок.
– Как вы писали, синьор? – спросила Санча, взглянув на графа. – То есть работали вы, строго придерживаясь какого-то графика, каждый день в заранее установленные часы, или же принимались за дело только по вдохновению?
Подумав некоторое время, граф затем сказал:
– За то время, когда я писал, я испробовал различные варианты. Иногда я мог работать беспрерывно, часами, порой же ограничивался несколькими строчками. В настоящее время я собираю материал для другой книги и занимаюсь этим главным образом до полудня.
– О, это очень интересно! – обрадовалась Санча еще одной теме для разговора. – Нельзя ли узнать, о чем пойдет речь во второй книге?
– Конечно, можно, – ответил граф, склонив голову набок. – Она станет продолжением первой книги и охватит шестнадцатое и семнадцатое столетия.
– Понимаю, – кивнула Санча, торопливо делая пометки в блокноте.
– Но я также пишу еще одну книгу, – добавил граф тихо. – Она совсем не похожа на две другие. Сочинение не исторического, а поэтического жанра. Вы любите стихи, мисс Форрест?
– Да, – ответила Санча не очень уверенно, краснея. – Когда… Когда нахожу время для чтения.