Мэтер Энн. Возвращение на остров любви

   Или же не было тут рая?
   Ее отец сказал бы, что в этом раю есть свой змий. Чудесный остров для отдыха, остров, который он открыл для своей семьи, превратился для него в кошмар. Отец ни за что не одобрил бы ее приезд сюда, ее примирение с врагами.
   Пусть даже Райан Робартс очень болен, это не извиняет его прежнее поведение.
   Тем не менее она не могла не испытывать некоторого сострадания к этому человеку. Меган была не мстительна по натуре и, хотя предпочитала не встречаться со вторым мужем своей матери, все же симпатизировала ему. В конце концов, до развода родителей она почитала деда Реми почти как своего дядю. В те дни он был добр к ней. Неужели таким способом он пытался сблизиться с ее матерью, как потом заявлял отец?
   Как бы то ни было, в самом начале Меган с восторгом предвкушала каждые каникулы на Сан-Фелипе. Она помнит, как хвасталась одноклассницам и как те завидовали ее ежегодным путешествиям в Эль-Серрат. Она даже не слишком расстраивалась, если отец не всегда мог присоединиться к ним, и лишь позже поняла, что именно тогда начался роман ее матери с Райаном Робартсом.
   Ей было восемь лет, когда она впервые приехала на остров, и почти пятнадцать, когда родители развелись. Она не представляла, как долго ее мать и Райан Робартс скрывали свои отношения; она лишь знала, что ее отец был тяжко оскорблен.
   Больше всего ее поражало, что мать позволила себе связаться с таким человеком, как Райан. Да, с ним было приятно проводить время, но разве его можно было сравнить с ее отцом? Райан Робартс не имел никакого образования. Меган помнила, как ее отец поначалу хохотал над некоторыми выражениями Райана. Отец называл его жалким обывателем, хотя маленькая Меган и не понимала, что он имел в виду.
   Теперь же она допускала, что между родителями, вероятно, происходило то, чего она просто не замечала. Ради каприза никто не отрекается от двадцати лет брака. Она слишком твердо держала сторону отца и не слушала объяснений матери.
   После развода родителей Меган больше не возвращалась на Сан-Фелипе. Время от времени она встречалась с матерью, но только на нейтральной территории. Потом, через шесть лет после свадьбы Лоры и Райана, у матери развилась скрытая — и неизлечимая — форма рака. Хотя Лора лежала в больнице в Лондоне и Меган проводила много времени с ней, незримое присутствие ее нового мужа исключало какую — либо возможность примирения.
   Меган не виделась с Райаном ни тогда, ни позже, на похоронах матери. Потом Меган узнала, что после кремации Райан увез прах своей жены на Сан-Фелипе, чтобы развеять его в Саду Памяти. Это была последняя и самая тяжелая утрата для Джайлза Кросса — осознать, что ничего не осталось от женщины, которую он любил.
   Его смерть последовала полгода спустя — при очень подозрительных обстоятельствах. Вот так Меган осталась совершенно одна. Она училась на последнем курсе колледжа, и известие о смерти отца от передозировки обезболивающего, которое он принимал некоторое время и со свойствами которого был хорошо знаком, стало для нее последней каплей. После его похорон она бросила учебу и, сняв коттедж на побережье в Суффолке, провела несколько недель в полном одиночестве. Она пыталась разобраться в своей жизни, пыталась понять, как человек, любивший Бога и проповедовавший любовь к Нему, мог впасть в такую депрессию, что покончил счеты с жизнью.
   В конце концов, пресыщенность одиночеством и потребность найти работу заставили Меган вернуться в Лондон. Домик викария, в котором она провела большую часть своей юной жизни, теперь занимал новый священник, и свои немногочисленные пожитки ей пришлось извлекать из камеры хранения. Жалкие деньги, оставшиеся ей от отца, пошли на аренду крошечной квартирки в Бэйсуотер.
   Поначалу Меган нашла работу в рекламном агентстве и постаралась навести порядок в своей жизни. Вскоре она перешла к Саймону Чейтеру, а спустя некоторое время оставила свою квартиру и поселилась в одном доме с ним. Их обоих устраивала видимость семьи, а то, что у каждого были свои комнаты, не касалось больше никого. Пока она предавалась воспоминаниям, солнце поднялось над океаном.
   Когда она приняла душ и оделась в кремовые шелковые шорты и подходящую футболку, было только семь часов. Сунув ноги в кожаные прогулочные туфли, она критически осмотрела себя в зеркале. Не хочется накладывать косметику, но мазок румян и губной помады, похоже, необходим. Или же она будет выглядеть слишком бледной, и Анита немедленно заподозрит, что она не спала ночь.
   Лифт почти беззвучно опустил ее на первый этаж. В небольшом баре, отделенном от холла легкой перегородкой, подавали завтрак. Меган положила себе на тарелочку пирожное и налила чашку черного кофе. Сев за маленький столик у окна, она решила, что, в конце концов, и здесь есть свои маленькие радости.
   Меган перехватила несколько заинтересованных взглядов мужчин, проходивших мимо ее столика, но ее покой никто не нарушил. Приятно было сидеть в прохладном помещении, залитом солнечным светом, наслаждаться абрикосовым пирожным и неторопливо взирать на мир.
   — Смотрю, тебе не спится.
   Меган не заметила, откуда он появился и как вошел в отель, и вздрогнула, услышав его ленивое приветствие. Реми застал ее за поеданием абрикоса, с губами и пальцами, перепачканными сочной мякотью.
   — Разница во времени, — пробормотала она, засовывая остатки фрукта в рот и виновато облизывая кончики пальцев. — А ты откуда взялся? Ты, кажется, говорил, что живешь в городе.
   — Живу. — Реми оглянулся, затем взмахнул рукой, жестом словно прижимая ее к стулу, прошел к буфетной стойке и налил себе кофе. Не успела она проглотить остатки абрикоса, как Реми вернулся, поставил плетеный стул спинкой к столику и оседлал его. — Но я решил присоединиться к тебе за завтраком.
   В бежевой шелковой рубашке, темно-синих брюках и пиджаке, небрежно наброшенном на одно плечо, он выглядел совсем не тем пляжным прилипалой, которого она встретила вчера. Он казался незнакомым. Темная загадочная фигура. Зрелый мужчина. И разглядывает ее в упор, словно читает ее мысли.
   — Я польщена, — проговорила она, стараясь сохранять беспечный тон. — Но как ты узнал, что я встала'' — Возможно, подумал про разницу во времени? — предположил он ее же словами, прежде чем сделать глоток кофе. А когда ее брови недоверчиво выгнулись, усмехнулся. — Надеялся, что ты уже встала, — прибавил он с совершенно несвойственной ему застенчивостью. — Конечно, я и не рассчитывал, что мне повезет встретить тебя здесь.
   — Да, признаюсь, мне никогда не удавалось быстро привыкнуть к новому времени. Сомневаюсь, что это возможно.
   — В следующую секунду ты сообщишь мне, что слишком стара привыкать. Брось, Меган, каждый знает, что не скоро удается привыкнуть к смене пяти часовых поясов.
   — Может, и так, — Меган пожала плечами.
   — Именно так! — Реми опустил подбородок на руки. — Хорошо провели время после моего отъезда?
   — Очень хорошо, спасибо. Мы с твоей мамой — старые подруги. Приятно было снова встретиться.
   — Тут и спорить не о чем. — Но лицо Реми внезапно сделалось настороженным. Затем, словно преодолев какой-то внутренний конфликт, он проговорил: — Жалко, что я не мог остаться.
   — Да. — Но Меган не сделала ошибки, не сказала: «И мне жалко». Ей совсем не хотелось заново переживать волнующие моменты вчерашнего вечера.
   — Веришь или нет, но мне понравилась наша беседа, — спокойно продолжил он. — И ты совсем не такая, какой я тебя представлял.
   — Вот как? — Меган была заинтригована. — Кажется, ты сказал, что я почти не изменилась.
   — Физически мало изменилась, но я думаю, что ты намного милее, чем была раньше. В детстве ты была маленькой зазнайкой.
   — Я не была…
   — Была, была! Ты всегда считала, что все знаешь, — настаивал он. — Если хочешь правду, то ты всегда была задавакой.
   — Большое спасибо. Реми усмехнулся.
   — Рад стараться. — Он помолчал. — Но, как я уже сказал, ты стала намного лучше. Более женственной. Никогда не забуду твои шорты цвета хаки.
   — Это не хаки! — вспыхнула Меган. — Шорты были желтовато-коричневого цвета. И все скауты носили такие.
   — Но не девочки-скауты, готов поспорить, — со смехом возразил Реми. — Конечно, ты всегда хотела быть мальчиком.
   — Никогда не хотела! — Меган заняла оборону, но не могла отрицать, что в те дни любила покомандовать. Это свойственно единственным детям в семье, оправдывала себя она. А к тому же она подозревала, что отцу хотелось сына. — Ну и ты не был маленьким ангелом! Однажды ты насмерть перепугал меня, когда подложил мне ту огромную лягушку в постель.
   — Это был совсем маленький лягушонок, — запротестовал он, но Меган не согласилась.
   — Когда она выпрыгнула из простыней, я едва не умерла.
   — Ну, слава Богу, ты до сих пор жива. Я в ужасе, когда думаю, что бы сказал твой отец, если бы узнал. Кстати, я так и не поблагодарил тебя за то, что ты не наябедничала.
   — Наверное, я просто забыла, каким отвратительным мальчишкой ты был.
   — Но я изменился? — спросил он с внезапной серьезностью, и Меган покраснела.
   — Надеюсь, — проговорила она, пытаясь сохранять легкомысленный тон беседы, но Реми решил поймать ее на слове.
   — Сильно изменился? Мне интересно услышать, что ты думаешь.
   — Конечно, ты изменился, — поспешно проговорила она. — Во-первых, ты на шестнадцать лет стал старше. — Она помолчала. — Знаешь, твоя мать очень гордится тобой.
   — Неужели? — беспечно бросил он. — Ну, это несколько утешает. Но ты не ответила на мой вопрос. Сомневаюсь, чтобы твой отец стал скрывать свои мысли.
   В этом Меган тоже сомневалась. Хотя Джайлз Кросс проводил время с Райаном Робартсом, он с трудом выносил Аниту и ее маленького сына. И часто он высказывался, что Аните, как только она узнала о беременности, следовало подыскать приемных родителей для ребенка. Он сам, говорил Джайлз, никогда не позволил бы своей дочери стать матерью в пятнадцать лет.
   Конечно, жизнь Аниты отличалась от жизни девочек в его приходе в Англии. Меган помнила, что мать очень успешно использовала этот аргумент. Райан Робартс родился в Соединенных Штатах, но вместе с женой переселился из Флориды на остров Сан-Фелипе, когда Анита была совсем крошкой. Он продал свой бизнес в Майами и открыл отель в Эль-Серрате.
   В результате Анита росла и воспитывалась с местными девочками, многие из которых выходили замуж, не достигнув пятнадцати лет. Возможно, и она бы вышла замуж, если бы ее мать не погибла в авиакатастрофе, когда Анита еще ходила в школу. После этого ей пришлось помогать отцу в отеле…
   — Так или иначе, — продолжил Реми после паузы, — мне жаль, что мистер Кросс умер. Это произошло сразу после смерти Лоры, не так ли? Тебе, должно быть, пришлось очень тяжело в то время.
   — Да. — Меган посмотрела на кофейную гущу в своей чашке. — Страшно остаться совсем одной. Видишь ли, мои родители были единственными детьми в своих семьях, и их родители тоже умерли. Некоторое время я не знала, куда идти, что делать.
   — Ты могла бы приехать сюда, — мягко заметил Реми.
   — Наверное, — проговорила она, чувствуя на себе его взгляд. — Но в то время я плохо соображала.
   — Однако понимала, что твой отец не одобрил бы тебя, — уточнил Реми, кладя руку ей на запястье. — Не бойся, я начинаю мириться с твоей верностью отцу. Вероятно, именно это я и хотел тебе сказать.
   У Меган перехватило горло. Пальцы его сильно сжимали ее руку, и это было на удивление приятно. Впервые она призналась себе, что поездка сюда, возможно, не является ошибкой. Возможно, именно это ей и нужно — ощутить себя в семье. Сознавать, что люди вопреки всему заботятся о ней.
   А затем она позволила себе взглянуть в его глаза, и мысли ее потекли в ином направлении. Она уже собиралась отдернуть руку, когда Реми резко выдохнул и проговорил как бы между прочим:
   — Мама, наверное, уже сказала, что дед умирает, не так ли? — Он заметил, как расширились ее глаза, и спокойно добавил: — Я знаю. Хотя мне не положено знать.
   — Но как? Как ты узнал? — изумилась она.
   — Мама думает, что это большой секрет, — продолжил Реми, не отвечая на вопрос. — Но я, в конце концов, не тупица. Черт возьми, Меган, поэтому и пригласили тебя. Дед хочет просить у тебя прощения. Зачем еще ему тебя приглашать?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   — Он хочет просить у меня прощения? Меган была ошеломлена. Анита даже не намекала, что ее отца замучила совесть, да и сама она не вполне верила в это. В конце концов, Райан не учитывал чувства девочки, когда разрушал брак ее родителей. Так зачем же сейчас ему потребовалось ее прощение?
   — Мне кажется, он никогда не мог перешагнуть через свою вину в том, что твоя мать потеряла свою дочь, — неуверенно предположил Реми. — На самом деле он не такой уж развратник, что бы тебе ни говорили.
   — Что бы ни говорил мне мой отец, — сдавленным голосом уточнила Меган, прижимаясь к спинке стула. Она покачала головой и посмотрела на его руку, стиснувшую ее запястье. — Реми, не думаю…
   — И не думай, — мягко посоветовал он, поглаживая большим пальцем ее ладонь. — Я обнаружил, что лучше не делать предварительных выводов о ситуации. В таком случае тебя невозможно обвинить в предвзятости.
   — Но разве ты не судишь предвзято? — запротестовала она. — Очевидно, тебе более понятна точка зрения твоего деда, нежели моя.
   — Не все так просто, Меган. Я хочу сказать — кто бы мог подумать, что сегодня ты позволишь мне вот так держать твою руку, если только вчера обвиняла меня в дурном обращении?..
   — Как ты сме…
   Меган следовало бы выдернуть руку, но он, словно предчувствуя ее реакцию, лишь засмеялся и крепче сжал ей пальцы.
   — Так-то лучше, — проговорил он, когда ее глаза сверкнули презрением. Но вдруг выражение его лица изменилось, он чертыхнулся и отпустил ее.
   Его внезапный возглас и гримаса были столь неожиданны, что Меган даже не сразу убрала освобожденную руку. Но когда он стремительно поднялся на ноги, она лишь растерянно поглядела на него.
   — Моя мать, — вполголоса объяснил он. Меган не успела осознать сказанное им, как из-за перегородки возникла Анита.
   — Господи, Реми! — воскликнула она почти тем же голосом, что и вчера вечером, и Меган с тревогой ощутила, что Анита недовольна. — Я и не догадывалась, что вы двое назначили встречу за завтраком. — Анита многозначительно улыбнулась Меган. — Ты хорошо провела ночь?
   — Нет… то есть… — Меган перехватила взгляд Реми и начала заново: — Я хорошо выспалась, спасибо, — проговорила она. — Э-э… прекрасное утро, не так ли? В такое утро нельзя валяться в постели.
   — Здесь каждое утро прекрасное, — бойко ответила Анита и повернулась к сыну. — Когда ты приехал? Я не слышала машину. Мог бы сказать, что ты здесь. В конце концов, это мой дом.
   — Ха, а я всегда думал, что это отель, — сухо проговорил он, заслужив еще один неодобрительный взгляд матери. — Я не собирался уезжать, не заглянув к тебе. Но… Меган была уже здесь, и мы поговорили.
   — О чем?
   Тон Аниты был резок, и Меган гадала, не ощутила ли сводная сестра волнующую атмосферу интимности между ними. Но кого она пытается одурачить? — спросила себя Меган секундой позже. Реми был дружелюбен, вот и все. Не следует видеть подтекст в каждом его слове.
   — О том о сем. — Реми был отвратительно уклончив. — Как поживает старик? Ты уже видела его сегодня? Я загляну к нему перед отъездом.
   Лицо Аниты смягчилось.
   — Он чувствует себя более или менее нормально. Но лучше бы ты не беспокоил его сегодня утром, Реми. Я не хочу, чтобы он слишком волновался перед встречей с Меган.
   Губы Реми скривились.
   — С каких это пор при виде меня он слишком волнуется?
   — Я не хочу рисковать! — твердо объявила мать. — Ты можешь зайти к нему позже. Вы с Рейчел присоединитесь к нам за ужином?
   — Возможно.
   — Тогда и зайдешь. — Анита старалась быть ласковой. — А твой дед так ждал приезда Меган. Кто знает, может, все пойдет по-другому…
   — Сомневаюсь.
   Реми был лаконичен, и в глазах Аниты вспыхнуло явное раздражение.
   — Мы не может этого знать, — настаивала она, упрямо выдвинув подбородок. — Он болен, но состояние стабильное. Доктор говорит…
   — …что в любой момент возможен рецидив, — закончил за нее Реми. — Хватит кормить меня банальностями, мама. Я все знаю.
   — Ты знаешь? — Анита сделала героическую попытку скрыть растерянность. — Что ты знаешь?
   — Знаю, что старик умирает, — спокойно объявил Реми. — А что ты думаешь? Я сам не могу разглядеть, что происходит?
   Глаза Аниты обратились к Меган, и Меган почувствовала, будто ее обвиняют в разглашении священной тайны.
   — Он… он действительно знал, — неубедительно проговорила она, но Анита явно не поверила ее словам.
   — Как ты узнал? — резко спросила она сына, и Меган поблагодарила Бога за то, что сидела в этот момент. Стоя, она бы не удержалась под напором эмоций сводной сестры.
   — Я спросил у доктора, — без запинки ответил Реми. — В отличие от тебя, он обращался со мной как со взрослым.
   Плечи Аниты поникли, и она, бросив извиняющийся взгляд на Меган, пододвинула стул и тяжело опустилась на него.
   — Почему ты не сказал мне? — спросила она сына, и Меган вспомнила ее жалобы на то, как трудно нести бремя горя в одиночестве.
   — Почему ты не сказала мне? — парировал Реми, поправляя лацкан пиджака.
   — Но ты так молод, — пробормотала мать, покусывая нижнюю губу. — Я решила, что несправедливо сваливать этот груз на тебя. У тебя свои проблемы. Я не хотела, чтобы ты тревожился еще и за деда.
   Ноздри Реми раздулись.
   — Ну… — Он, очевидно, хотел сказать что-то еще, но, взглянув на часы, предпочел иначе выйти из затруднительного положения. — Я лучше пойду. В каком часу ты ждешь нас сегодня? Около семи?
   Анита кивнула.
   — Да, в семь. Обычно мы ужинаем в половине восьмого, если не возникают какие-нибудь затруднения, — Она повернулась к Меган и выдавила улыбку. — Всегда приходится уповать на удачу. Это одно из удовольствий гостиничного бизнеса.
   Райан Робартс занимал бунгало, принадлежащее отелю. Эти одноэтажные домики стояли поодаль от отеля. В каждом таком бунгало была гостиная, кухня, а также одна или две спальни. Каждое с трех сторон окружала веранда, где постояльцы могли поесть, наслаждаясь панорамой пляжа и океана.
   Направляясь вместе с Меган к бунгало, Анита объясняла, что здесь, вдали от шума отеля, легче заботиться об отце…
   — Я предложила бы ему лечь в больницу, — говорила она, — но знаю, что он ни за что не согласится. Он под круглосуточным медицинским надзором, и санитары могут вызвать меня в любое время дня и ночи.
   — Похоже, это идеальные условия, — проговорила Меган. — Так ты… так ты говорила с ним сегодня утром? Ты уверена, что он хочет видеть меня?
   — Уверена.
   С самого порога ей в нос ударил тяжелый, тошнотворный дух больничной палаты. Это был совершенно особенный запах — смесь медикаментов и дезинфицирующих средств, и с затхлой атмосферой не могли справиться даже кондиционеры. Ощущение духоты усиливалось от вида кислородной маски, закрывавшей лицо Райана. Очевидно, старику было трудно дышать, и Меган невольно встревожилась.
   Он изменился, сильно изменился. Ужасно исхудал. Когда он заметил их и снял маску, Меган была потрясена его изможденным лицом. Она помнила крупного мужчину, сильного и мускулистого, заражавшего всех своим раскатистым смехом. Лежавший перед ней человек был лишь жалкой тенью того мужчины, в которого когда-то влюбилась ее мать, бледным отражением человека, разрушившего, по выражению отца, его жизнь.
   Руки поверх простыни были тонкими и как будто безжизненными, складки кожи свидетельствовали об истаявшей плоти.
   Но глаза на изможденном лице горели неожиданно ярко.
   — Мегги, — проговорил он, взглянув на нее почти с вожделением. — Я так рад, что ты согласилась приехать.
   Меган не знала, что сказать. Санитар, который мыл комнату, когда они вошли, исчез, и, оглянувшись, Меган не обнаружила рядом с собой Аниты. Меган осталась одна с Райаном Робартсом, одна с человеком, которого никогда не позволяла себе считать своим отчимом… и которого отец учил ненавидеть.
   Она откашлялась.
   — Мистер Робартс, как… как вы себя чувствуете?
   Возможно, это совсем ненужный вопрос, но трудно придумать что-то другое. Она не могла благодарить его за приглашение, поскольку он знает, что она приехала сюда почти по принуждению.
   Вместо ответа он зашелся тяжелым, удушающим кашлем, заставившим его судорожно искать кислородную маску.
   — Бывало и получше, — прохрипел он наконец, вложив в свои слова долю самоиронии. — Но спасибо за вопрос. Пусть даже тебе наплевать, как я себя чувствую.
   — Это неправда, — быстро начала Меган, но замерла при виде циничной усмешки на его лице. — Я хочу сказать, я бы пожалела каждого…
   каждого…
   — Умирающего? — сухо подсказал он, и Меган ощутила, как краска стыда заливает ее щеки.
   — Больного, — сдавленным голосом уточнила она. — Я не представляла… то есть Анита мне не сказала, что… что вы… пока… отошли от дел.
   — О, браво! — В его возгласе прозвучала неуловимая насмешка. Он даже сделал попытку зааплодировать. — Трудно найти подходящие слова, ага? — Снова раздался хрип, и снова умираюшему пришлось схватиться за маску. Наконец приступ прошел, и Райан проговорил: — Наверное, тебе потребовалось немало мужества, чтобы прийти сюда.
   Мужество? Меган тщательно взвесила это слово. Мужество означает смелость, а она никогда не причисляла себя к смелым. Напротив, она считала себя ужасной трусихой. В конце концов, она приехала только потому, что Анита настаивала и не удалось найти удобной отговорки.
   — Прошло много времени, — сказала она, придвигаясь чуть ближе к постели. Затем, смутившись под его настойчивым взглядом, неуклюже добавила: — Приятно снова увидеть Аниту и… Реми.
   — Им тоже приятно увидеться с тобой, — резким голосом уверил ее Райан, прежде чем новый приступ кашля сотряс его изможденное тело. Губы его дрожали. — Тебе говорили когда-нибудь, что ты очень похожа на свою мать?
   — Анита сказала, — выдохнула Меган.
   — Да, похожа. — Райан прижал кулак к груди, и на мгновение Меган подумала, что он забыл о ее присутствии. — Мы так мало прожили вместе. — Неровный вздох вырвался из его груди. — Я так любил ее… И до сих пор тоскую…
   Меган стиснула руки, пальцы ее сплетались и расплетались, пока она пыталась соединить воспоминания об этом человеке с умиравшим, которого видела перед собой. Она заметила, как слеза выкатилась из уголка его глаза и медленно потекла по щеке, и, невольно поддавшись жалости, ощутила, как неведомая железная рука сжала ее сердце. Что бы ни думал ее отец, что бы ни говорил, теперь у нее не осталось сомнений, что Райан действительно любил ее мать, что их брак не был следствием лишь безудержной страсти, безжалостно калечащей жизни.
   Райан смахнул слезу и заставил себя улыбнуться.
   — Прости, — проговорил он. — Обычно я не столь слезлив. Это все лекарства, которыми меня накачивают изо дня в день.
   — У вас неплохое место для выздоровления, — выдавила наконец Меган, мечтая, чтобы вернулась Анита. — А отель вы отделали превосходно. И… и мои комнаты просто потрясающие.
   — Я рад.
   Но теперь голос Райана звучал слабее, и Меган поняла, что разговор слишком утомил больного. Возможно, ей следует просто уйти, мелькнула беспокойная мысль. В конце концов, что еще он может сообщить? Он рассказал, как сильно любил ее мать, и Меган с удивлением обнаружила, что верит ему.
   — Ты останешься? — спросил он еле слышно, и Меган на мгновение решила, что он просит ее остаться до… до… — Я имею в виду, ты останешься на несколько недель, не так ли? — слабо продолжил он. — Я знаю, Анита была бы рада.
   Меган порывисто кивнула.
   — Да, конечно, — быстро проговорила она, немедленно подавляя жившую в ней мысль укоротить визит. — Если смогу.
   — Хорошо. Хоро…
   Его глаза закрылись, дыхание стало глубже. Сообразив, что может идти, Меган словно в тумане повернулась к двери. Уже за дверью она нетерпеливо смахнула невесть откуда взявшиеся слезы. А ведь она была так уверена, что ни одно слово, ни одно движение Райана Робартса не тронет ее. Как она ошибалась!
   — Все в порядке?
   Это была Анита, появившаяся, наконец, из кухни.
   — Он уснул, — уклончиво ответила Меган. — Как думаешь, мы можем теперь идти?
   — О да. — Анита заглянула в комнату, чтобы убедиться, что отец действительно спит, затем направилась на залитую солнцем веранду. — Я забыла, насколько его состояние подавляет каждого, кто долго его не видел. — Анита криво усмехнулась. — Я-то уже привыкла. Да и действительно, веришь или нет, но сегодня ему немного лучше.
   — Мне так жаль, — проговорила Меган, не находя других слов. — Но хорошо, что Реми все понимает.
   — Ты так думаешь? — Анита явно сомневалась. — Доктор говорит, отцу осталось несколько недель. — Они двинулись в отель. — Ты не представляешь, как мне трудно скрывать свои чувства. Реми — мой сын, и я, наверное, все еще считаю его ребенком.