Страница:
Приняв решение, Мария поднялась со скамьи. Она все скажет Карлосу немедленно: пусть он возвращается на Кубу к той жизни, которую он выбрал для себя. Все ее колебания исчезли теперь, когда Карлос увлекся этой Маргаритой и сам себе в этом не решался признаться, потому что уже сделал предложение ей, Марии. Карлос – хороший, порядочный человек, и он достоин того, чтобы подле него была хорошая женщина. Совсем другое – Рамон; Мария всегда чувствовала, что у брата нет ничего дороже его драгоценного «дела». Он никогда не смог бы по-настоящему дорожить женщиной. Карлосу же девушка желала всего наилучшего.
Прежде чем войти в дом, Мария потянулась, обратив лицо к солнцу и подумав о приключении, которое ее ждало. Если то, что она слышала, – правда, солнце на Юкатане еще жарче, чем у них во Флориде. И девушка вошла в дом, расправив плечи, освободившись от гнетущей тяжести трудного выбора.
Родители Марии, решив не поощрять ее поездку, не пошли проводить ее до лодки, которую удалось одолжить у друзей Уингейту Мэннингу.
Карлос довольно спокойно отнесся к ее решению, так как был уверен, что оно непоколебимо. Марию это крайне обрадовало – она лишний раз убедилась, что сердце Карлоса действительно отдано той женщине на Кубе.
Молодой человек даже поддержал ее решение сопровождать Тома и Нейла в их розысках.
– На Кубе я видел, что женщины совершают героические поступки, – сказал он, улыбаясь. – Если я когда-то и считал, что женщины созданы только для определенных занятий, теперь я так, конечно, уже не считаю.
Эдуардо, однако, не так безоговорочно согласился на поездку сестры и склонялся скорее на сторону отца и матери. Но все же и он пожелал проводить сестру; Эдуардо торжественно пообещал Марии заботиться о родителях, поскольку сам оставался в Тампе.
Лодка – элегантный шлюп – была достаточно большой, чтобы на ней могли разместиться шестеро, и достаточно устойчивой, чтобы, по словам Нейла, развивать хорошую скорость при хорошем ветре. Называлась она «Келпи» и показалась Марии очень красивой.
Девушка поставила свои вещи под койку в задней части каюты, которую Том превратил в отдельное помещение для нее, отгородив тяжелым полотняным занавесом.
Уже было жарко, но дул хороший бриз. Мария, одетая в муслиновую блузку и темно-синюю юбку, доходившую до лодыжек, повязала откинутые назад волосы ярким платком; в этом простом наряде она чувствовала себя свободной и ничем не стесненной.
Девушку охватило радостное волнение не только потому, что она отправлялась на помощь Джессике, которую считала своей подругой, но и – Мария не могла не признаться себе в этом – из-за самого путешествия. Она, никогда в жизни не выезжавшая за пределы Тампы, с тех пор как ее родители переехали туда, пересекала Мексиканский залив, собираясь увидеть страну, о которой знала только понаслышке. К тому же путешествие должно было происходить в обществе человека, которого она любила. Мария теперь с радостью признавалась себе в этом.
Тому она о своем решении еще не говорила. Во-первых, у нее не было времени, а во-вторых, нужно было найти подходящий момент. Может быть, когда они будут пересекать залив; и тогда у них начнется новая жизнь. При мысли об этом девушка вздрогнула и обхватила себя руками.
Потом, оставив вещи в каюте, она поднялась на палубу и присоединилась к Тому и Нейлу, которые готовились к отплытию.
Плавание через залив заняло несколько дней, несмотря на хорошую погоду и попутный ветер.
Нейл обнаружил, что «Келпи» управляется с такой легкостью, о которой можно только мечтать. Плавание проходило без всяких происшествий, если не считать постоянно росшей близости между попутчиками Нейла. Он наблюдал за этим со снисходительной радостью. Тому повезло. Мария Мендес – необыкновенная девушка, не говоря уже о ее красоте. Многие ли женщины решились бы добровольно пуститься в такое опасное путешествие? Немногие, отвечал он сам себе. Сложность же положения заключалась в том, что, когда Нейл видел Марию и Тома вместе, так явно влюбленных друг в друга, сердце его начинало ныть – он вспоминал Джессику.
Он старался не думать о ней и о Брилле Крогере, о том, как негодяй мог надругаться над девушкой; но изгнать подобные мысли из головы было выше его сил.
Долгими ночами, когда наступала очередь Тома стоять у руля – они плыли и днем, и ночью, – Нейл твердил самому себе, что никогда не заговорит с Джессикой о том, что с ней случилось, о том, как обошелся с ней Крогер. Он просто выбросит все из головы. Лишь бы найти ее живой и невредимой и по-прежнему любящей его – на большее он и не надеялся. Что бы ни произошло, все останется в прошлом; они никогда не станут оглядываться назад. Но этот Брилл Крогер, думал Нейл угрюмо, дорого заплатит за свое злодейство!
Наконец стало видно береговую линию Юкатана, и немного погодя, уже к вечеру, они бросили якорь в гавани Прогресо, где им предстояло проститься с морем и отправиться в глубь полуострова.
В Прогресо Нейл намеревался купить лошадей либо мулов, на которых можно было добраться до Мериды. И еще он надеялся, что в городе кто-нибудь видел лодку «Мейбл» или Крогера с Джессикой. Пусть, кроме этого, они ничего не узнают – это хотя бы послужит доказательством того, что они на верном пути.
На следующее утро они рано сошли на берег, и Мария принялась расспрашивать всех встречных – не видели ли те человека с внешностью Крогера и с ним – красивую белокурую девушку? Или, может быть, они видели яхту под названием «Мейбл»?
Ответы были отрицательными; туземцы разглядывали всех троих с любопытством, так же, как те разглядывали их. Но когда они нашли испанца, у которого можно было купить лошадей и вьючных мулов, тот дал обнадеживающий ответ на вопросы Марии. Испанец сказал, что видел такого человека – высокого, темноволосого, с усами и странными, дикими глазами. Действительно, этого человека сопровождала красивая золотоволосая сеньорита и еще один человек, испанец.
– Испанец? – удивленно переспросила Мария.
– Да. Гринго не говорит на нашем языке, и он нанял переводчика.
– Спросите, не знает ли он, куда они уехали, – сказал Нейл, когда Мария перевела ему эти слова.
Она так и сделала, но в ответ испанец только пожал плечами.
– Он не сказал мне об этом. Но они поехали по дороге, ведущей в глубь Юкатана, а эта дорога ведет только в одно место – в город Мериду.
Мария перевела это своим спутникам. Нейл радостно улыбнулся и хлопнул Тома по спине.
– Мы вышли на след, ей-богу! Это, конечно, Крогер с Джессикой. Мария, спросите у него, как далеко отсюда до Мериды.
– Он говорит – сказала девушка, получив ответ, – двадцать четыре мили, совсем недалеко. Он говорит, что верхом мог бы проделать этот путь за один день.
Когда испанец ушел, все трое постояли несколько секунд, глупо улыбаясь друг другу. У Нейла даже голова закружилась от радости. И одновременно руки его непроизвольно сжались в кулаки. Как же ему не терпелось добраться до Брилла Крогера!
Том сказал:
– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но нам нужно пускаться в путь, если мы хотим попасть в Мериду засветло. Уже почти полдень.
Нейл словно проснулся.
– Как мы близко от них! – Он стукнул кулаком о ладонь. – Я только надеюсь, что они все еще там, в Мериде, и не уехали куда-нибудь еще.
– Они там, – проговорила Мария, – я в этом уверена. Я это чувствую.
Глава 20
Прежде чем войти в дом, Мария потянулась, обратив лицо к солнцу и подумав о приключении, которое ее ждало. Если то, что она слышала, – правда, солнце на Юкатане еще жарче, чем у них во Флориде. И девушка вошла в дом, расправив плечи, освободившись от гнетущей тяжести трудного выбора.
Родители Марии, решив не поощрять ее поездку, не пошли проводить ее до лодки, которую удалось одолжить у друзей Уингейту Мэннингу.
Карлос довольно спокойно отнесся к ее решению, так как был уверен, что оно непоколебимо. Марию это крайне обрадовало – она лишний раз убедилась, что сердце Карлоса действительно отдано той женщине на Кубе.
Молодой человек даже поддержал ее решение сопровождать Тома и Нейла в их розысках.
– На Кубе я видел, что женщины совершают героические поступки, – сказал он, улыбаясь. – Если я когда-то и считал, что женщины созданы только для определенных занятий, теперь я так, конечно, уже не считаю.
Эдуардо, однако, не так безоговорочно согласился на поездку сестры и склонялся скорее на сторону отца и матери. Но все же и он пожелал проводить сестру; Эдуардо торжественно пообещал Марии заботиться о родителях, поскольку сам оставался в Тампе.
Лодка – элегантный шлюп – была достаточно большой, чтобы на ней могли разместиться шестеро, и достаточно устойчивой, чтобы, по словам Нейла, развивать хорошую скорость при хорошем ветре. Называлась она «Келпи» и показалась Марии очень красивой.
Девушка поставила свои вещи под койку в задней части каюты, которую Том превратил в отдельное помещение для нее, отгородив тяжелым полотняным занавесом.
Уже было жарко, но дул хороший бриз. Мария, одетая в муслиновую блузку и темно-синюю юбку, доходившую до лодыжек, повязала откинутые назад волосы ярким платком; в этом простом наряде она чувствовала себя свободной и ничем не стесненной.
Девушку охватило радостное волнение не только потому, что она отправлялась на помощь Джессике, которую считала своей подругой, но и – Мария не могла не признаться себе в этом – из-за самого путешествия. Она, никогда в жизни не выезжавшая за пределы Тампы, с тех пор как ее родители переехали туда, пересекала Мексиканский залив, собираясь увидеть страну, о которой знала только понаслышке. К тому же путешествие должно было происходить в обществе человека, которого она любила. Мария теперь с радостью признавалась себе в этом.
Тому она о своем решении еще не говорила. Во-первых, у нее не было времени, а во-вторых, нужно было найти подходящий момент. Может быть, когда они будут пересекать залив; и тогда у них начнется новая жизнь. При мысли об этом девушка вздрогнула и обхватила себя руками.
Потом, оставив вещи в каюте, она поднялась на палубу и присоединилась к Тому и Нейлу, которые готовились к отплытию.
Плавание через залив заняло несколько дней, несмотря на хорошую погоду и попутный ветер.
Нейл обнаружил, что «Келпи» управляется с такой легкостью, о которой можно только мечтать. Плавание проходило без всяких происшествий, если не считать постоянно росшей близости между попутчиками Нейла. Он наблюдал за этим со снисходительной радостью. Тому повезло. Мария Мендес – необыкновенная девушка, не говоря уже о ее красоте. Многие ли женщины решились бы добровольно пуститься в такое опасное путешествие? Немногие, отвечал он сам себе. Сложность же положения заключалась в том, что, когда Нейл видел Марию и Тома вместе, так явно влюбленных друг в друга, сердце его начинало ныть – он вспоминал Джессику.
Он старался не думать о ней и о Брилле Крогере, о том, как негодяй мог надругаться над девушкой; но изгнать подобные мысли из головы было выше его сил.
Долгими ночами, когда наступала очередь Тома стоять у руля – они плыли и днем, и ночью, – Нейл твердил самому себе, что никогда не заговорит с Джессикой о том, что с ней случилось, о том, как обошелся с ней Крогер. Он просто выбросит все из головы. Лишь бы найти ее живой и невредимой и по-прежнему любящей его – на большее он и не надеялся. Что бы ни произошло, все останется в прошлом; они никогда не станут оглядываться назад. Но этот Брилл Крогер, думал Нейл угрюмо, дорого заплатит за свое злодейство!
Наконец стало видно береговую линию Юкатана, и немного погодя, уже к вечеру, они бросили якорь в гавани Прогресо, где им предстояло проститься с морем и отправиться в глубь полуострова.
В Прогресо Нейл намеревался купить лошадей либо мулов, на которых можно было добраться до Мериды. И еще он надеялся, что в городе кто-нибудь видел лодку «Мейбл» или Крогера с Джессикой. Пусть, кроме этого, они ничего не узнают – это хотя бы послужит доказательством того, что они на верном пути.
На следующее утро они рано сошли на берег, и Мария принялась расспрашивать всех встречных – не видели ли те человека с внешностью Крогера и с ним – красивую белокурую девушку? Или, может быть, они видели яхту под названием «Мейбл»?
Ответы были отрицательными; туземцы разглядывали всех троих с любопытством, так же, как те разглядывали их. Но когда они нашли испанца, у которого можно было купить лошадей и вьючных мулов, тот дал обнадеживающий ответ на вопросы Марии. Испанец сказал, что видел такого человека – высокого, темноволосого, с усами и странными, дикими глазами. Действительно, этого человека сопровождала красивая золотоволосая сеньорита и еще один человек, испанец.
– Испанец? – удивленно переспросила Мария.
– Да. Гринго не говорит на нашем языке, и он нанял переводчика.
– Спросите, не знает ли он, куда они уехали, – сказал Нейл, когда Мария перевела ему эти слова.
Она так и сделала, но в ответ испанец только пожал плечами.
– Он не сказал мне об этом. Но они поехали по дороге, ведущей в глубь Юкатана, а эта дорога ведет только в одно место – в город Мериду.
Мария перевела это своим спутникам. Нейл радостно улыбнулся и хлопнул Тома по спине.
– Мы вышли на след, ей-богу! Это, конечно, Крогер с Джессикой. Мария, спросите у него, как далеко отсюда до Мериды.
– Он говорит – сказала девушка, получив ответ, – двадцать четыре мили, совсем недалеко. Он говорит, что верхом мог бы проделать этот путь за один день.
Когда испанец ушел, все трое постояли несколько секунд, глупо улыбаясь друг другу. У Нейла даже голова закружилась от радости. И одновременно руки его непроизвольно сжались в кулаки. Как же ему не терпелось добраться до Брилла Крогера!
Том сказал:
– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но нам нужно пускаться в путь, если мы хотим попасть в Мериду засветло. Уже почти полдень.
Нейл словно проснулся.
– Как мы близко от них! – Он стукнул кулаком о ладонь. – Я только надеюсь, что они все еще там, в Мериде, и не уехали куда-нибудь еще.
– Они там, – проговорила Мария, – я в этом уверена. Я это чувствую.
Глава 20
Утром Джессика проснулась как обычно – без малейшего желания встречать новый день и с огромным желанием вернуться опять в уютный покой сновидений, где она могла хоть немного отдохнуть от своих мучительных мыслей.
Отбросив легкую простыню, которой она укрывалась, Джессика тупо посмотрела на квадрат света, проникшего сквозь высокое окно. Зной был мучительный, раздавалось несмолкаемое, раздражающее жужжание мухи, уныло кружившей по комнате. Снаружи прокричал петух, и Джессика услышала какие-то голоса.
И тут она вспомнила. Сегодня они отправляются в Чичен-Итцу, город-развалины. Ей не сказали, зачем они туда едут, а в своем теперешнем состоянии она почти не способна была испытывать любопытство.
Девушка вздрогнула и обхватила себя обеими руками. Последние три дня ей досаждали эти внезапные приступы озноба, и самочувствие у нее было не очень хорошее. Она чувствовала себя какой-то отупевшей, словно надоедливая болезнь высасывала из нее силы.
Конечно, нужно было обратиться к врачу, но хотя она и пожаловалась на самочувствие Крогеру, тот отделался от нее неопределенными словами, заметив, что она вскоре поправится.
– Разве вы не помните? – сказал он со своей странной, полубезумной улыбкой. – У вас всегда бывали периоды, когда вы неважно себя чувствовали, а потом все это проходило. Пройдет и на этот раз, подождите и увидите.
Что бы она ни говорила, переубедить его оказалось невозможно. Он только понимающе улыбался, качал головой и повторял, что через день-другой все будет в порядке. Но прошло три дня, а она все еще была в таком же состоянии, слабой и быстро утомлявшейся.
А сегодня они начинают путешествие в Чичен-Итцу. Хорошо уже и то, что они наняли экипаж; значит, ей не придется всю дорогу тащиться верхом. Но все же мысль о путешествии по этой расслабляющей жаре приводила Джессику в ужас.
Девушка с трудом выбралась из постели и набросила через голову одно из своих туземных одеяний. Что до современной одежды, Крогер вполне мог бы сэкономить свои деньги. Когда с ним произошла эта перемена и он начал обращаться с ней как с кем-то другим, с кем-то, кто ему дорог, Джессика понадеялась, что он в конце концов предоставит ей определенную свободу. Но надежды ее не оправдались. Хотя Крогер был с ней достаточно добрым, он почти не выпускал ее из поля зрения. Джессика не покидала асиенду с того дня, как побывала у портнихи. Она была так надежно отрезана от остального мира, словно сидела в тюрьме.
При мысли об этом она почувствовала, как уныние опять тяжело навалилось на ее плечи. Джессика с тоской вспомнила Тампу, родной дом, родителей, Нейла. Что они сейчас делают? Почему не приезжают за ней? Ей так одиноко, она целиком зависит от этого жуткого сумасшедшего человека, в которого превратился Крогер. Человек этот день ото дня становился все более странным, и его безумие, судя по всему, прогрессировало.
Джессика содрогалась, вспоминая о тех ночах, когда Крогер, скользнув к ней в постель, сворачивался калачиком рядом, словно огромное дитя-переросток, лепеча «мамочка» и мурлыча «Зеленые рукава». Он прикасался к ней, просил погладить его по голове, прижать его к себе – и она все делала, зная, что это необходимо для ее выживания.
Что же до Эрнандо, надежда попросить его о помощи недавно окончательно рухнула. О, Джессике удалось в конце концов поговорить с ним, но этот эпизод привел ее в полное отчаяние.
Вспомнив об этом странном разговоре, она разозлилась. Он произошел в тот день, когда Крогеру пришлось отправиться в город, чтобы привезти оттуда еще какие-то вещи вроде тех, что он складывал в сарае.
Крогер намеревался взять Эрнандо с собой, но переводчик, что неудивительно, был пьян и не мог не только править коляской, но и просто держаться на ногах. И поэтому Крогер, сжав от злости зубы, запер Джессику в ее комнате, заявив, что делает это для ее же блага: ведь она плохо себя чувствует. Он обещал, что обернется быстро, и велел ей отдыхать до его возвращения. И оставил Джессике тарелку с едой и кувшин с водой.
Это последнее унижение так подействовало на Джессику, что девушка принялась плакать: сначала потихоньку, но постепенно она дала волю слезам, ведь ее все равно никто не может услышать. Весь гнев, вся боль, унижение и отчаяние, которые она испытала, вылились в долгие, безутешные рыдания, которым она предавалась до тех пор, пока не услышала нерешительный стук в дверь. Она села и попыталась сдержать всхлипывания. Если Крогер застанет ее в таком виде, ей несдобровать.
Однако из-за двери донесся неуверенный голос Эрнандо:
– Что с вами, сеньорита? У вас что-нибудь болит?
– О, прошу вас! – воскликнула Джессика. – Выпустите меня. Откройте дверь и выпустите меня отсюда!
Она услышала, что он возится с замочной скважиной.
– Я не могу, сеньорита. У меня нет подходящего ключа. Очень сожалею.
– Тогда через окно, – проговорила она, совсем обезумев. – Может быть, вы выпустите меня через окно?
Последовало долгое молчание, в течение которого Эрнандо, очевидно, переваривал ее слова.
– Сеньорита, окно слишком высоко, и оно слишком маленькое, а я – мне очень жаль говорить вам об этом – я нахожусь не в самом лучшем виде. Если вам нужна еда, я, может, и смогу передать вам это через окно, но боюсь, что на большее я не способен. Вам нужно подкрепиться? Если нет, то я вас покину, потому как чувствую себя не слишком хорошо.
– Нет, нет! – вскричала Джессика. – Не уходите, Эрнандо, пожалуйста! Я должна поговорить с вами. Пожалуйста, не уходите пока.
Подбежав к двери, она прижалась к ней щекой. Голос Эрнандо, звучавший устало и слабо, ответил:
– Хорошо, сеньорита, я вас выслушаю. Но будьте снисходительны, говорите покороче, ибо мне совершенно необходимо поскорее снова лечь.
– Вы меня слышите? Вы хорошо меня слышите?
В ответ Джессика услышала приглушенный смех:
– Насколько позволяет мое состояние, сеньорита.
Стараясь сохранить спокойствие и говорить понятно, Джессика прижалась лицом прямо к дверной филенке и заговорила громко и отчетливо. Она понимала, что рассказ ее звучал фантастически, и поэтому она должна была сделать его как можно более убедительным, чтобы Эрнандо помог ей. Но вопреки своим стараниям Джессика иногда начинала сильно волноваться и путаться – особенно когда она рассказывала о том, как ее похитили, о поведении Крогера, о своих опасениях по поводу его безумия.
Когда Джессика кончила, по другую сторону двери наступило мертвое молчание.
– Эрнандо! Сеньор Виллалобос! Вы слышали, вы поняли, что я вам рассказала?
Когда переводчик наконец заговорил, голос его звучал совершенно трезво:
– Я слышал, да. Бедная, бедная сеньорита. Мне, правда, очень жаль вас. Я уже давно понял, что у вас с сеньором не все ладно.
Сердце Джессики гулко забилось. Она спросила с надеждой:
– Значит, вы мне поможете, Эрнандо? У меня с собой нет денег, но мой отец – человек состоятельный, он хорошо вам заплатит.
Опять воцарилось молчание. Потом Джессика услыхала тяжкий вздох.
– Увы, сеньорита, нет, я не могу. Я не осмелюсь. Я, как и ваш сеньор Крогер, тоже скрываюсь от полиции, по причинам, для вас не представляющим интереса. Но я не посмею привлечь к себе внимание властей, явившись к ним с таким рассказом, как ваш. Меня задержат, начнут допрашивать. И еще, сеньорита, должен признаться, что я человек слабый. Мне нужны деньги, которые, сеньор Крогер мне платит. Кроме этих денег, у меня нет ничего. Мне действительно очень жаль. Я всем сердцем сочувствую вам, сеньорита, но помочь вам не могу.
И Джессика услышала, что Эрнандо уходит, а голос его замирает, подобно удаляющемуся эху:
– Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне...
Джессика зажала руками уши и медленно соскользнула на пол, прислонившись спиной к двери. Ее последняя надежда рухнула. Она была совершенно одинока, и ей не на кого было положиться, кроме самой себя. Значит, она должна сделать все сама.
Должна найти путь к спасению и отправиться к какому-нибудь представителю власти в Мериде. Даже если попытка не удастся и Крогер придет в бешенство, даже если он опять станет самим собой, маньяком, который помнит, кто она такая и какие чувства он к ней питает на самом деле, даже если он убьет ее, она должна попытаться. Все лучше, чем эта... эта тюрьма, в которую она угодила!
Но когда Джессика через некоторое время занялась обдумыванием плана своего бегства, она заболела. Болезнь ослабляла ее волю и силы так, что девушка почти не могла думать связно. А сегодня она с Крогером покидала асиенду и отправлялась в джунгли, к разрушенному городу, где ей не к кому будет обратиться за помощью, даже если и удастся ускользнуть из-под надзора Крогера.
Ну и пусть, мрачно подумала Джессика, все равно она одержит над ним верх.
Путешествие к разрушенному городу заняло несколько дней. Путь до него был неблизкий, да и коляска была так нагружена их вещами и всем, что Крогер закупил за последнюю неделю, что двигаться быстро не представлялось возможным. В коляске, забитой поклажей, едва нашлось место для Джессики. Эрнандо правил, а Крогер ехал верхом на гнедой кобылке, купленной в Мериде.
Эрнандо не разговаривал с Джессикой, даже не смотрел на нее, и она тоже не задавала ему никаких вопросов ни про деревни, через которые они проезжали, ни про другие любопытные места, попадавшиеся на пути. Девушка чувствовала себя немного лучше, но по-прежнему оставалась вялой и подавленной. Кроме того, заводить разговор с Эрнандо было бессмысленно: он дал понять совершенно ясно, что не станет ей помогать.
На ночь разбили лагерь у дороги, и Эрнандо, который в трезвом состоянии был превосходным поваром, приготовил простой ужин, добавив к их собственным припасам свежие продукты и яйца, которые они купили в деревне.
Будь Джессика здоровой, она, конечно же, сгорая от любопытства, рассматривала бы деревни, представлявшие собой небольшие скопления яйцевидных хижин, окруженных клочками огородов и фруктовыми деревьями. Но Джессика могла только тупо смотреть на хижины и без особого интереса спрашивать себя, как могут люди жить в таких примитивных условиях.
Но когда они прибыли наконец в Чичен-Итцу, Джессика очнулась от своего летаргического состояния. Эрнандо повел их по каменистой тропе сквозь густой подлесок, и они вскоре вышли на открытое место.
Джессика остановилась, в восторге осматриваясь вокруг. От края леса поднималось вверх несколько огромных каменных сооружений, хотя джунгли, разрастаясь, почти скрыли их. Таких построек Джессика никогда не видела и даже представить себе не могла подобного. Огромные пирамиды и здания, похожие на храмы, были сложены из мощных каменных плит, и хотя за столетия они покрылись лианами и всевозможной растительностью, их великолепие потрясало.
Джессика даже вообразить не могла, что за люди жили когда-то в таком городе. Несмотря на то, что эти сооружения были полуразрушены и почти поглощены джунглями, по ним все же можно было судить о великолепии некогда существовавшего здесь города.
Девушка затаила дыхание.
– Это невероятно! Должно быть, это был народ богов!
Тут Эрнандо обратился прямо к ней – впервые с тех пор, как они уехали из Мериды:
– Да, это был удивительный город. Но они были не богами, эти древние люди, а просто предками тех индейцев майя, которых вы видели в Мериде и в деревнях. Но в этом городе, видите ли, люди никогда не жили. Если вы заметили, они даже сейчас не строят здесь своих жилищ, хотя эти здания могли бы служить им пристанищем. Нет, они строят дома в окрестностях, расчищенных от леса, а в древний город приходят поклоняться богам и приносить жертвы священному колодцу. Так было и раньше.
Джессика изумленно покачала головой; весь ее гнев на Эрнандо мгновенно прошел.
– Значит, они не жили здесь, в городе? Тогда для чего же его построили? Каково назначение этих зданий?
– Для поклонения богам, сеньорита. Легенды, дожившие до наших дней, говорят, что здесь жили только священнослужители и правители. Большая часть населения жила за пределами города, в точности как и теперь.
Крогер, устремившийся было вперед, вернулся к своим спутникам.
– Ну, и чего же вы здесь ждете, Виллалобос? Хватит болтать, поехали к колодцу!
– Если позволите, сеньор Крогер, я бы предложил разбить на ночь лагерь здесь, а к колодцу отправиться утром. Час поздний, сеньорита устала, и, должен признаться, я тоже устал. Утром мы встанем, полные сил.
Крогер хмуро посмотрел на него:
– А далеко отсюда до колодца?
Эрнандо потряс головой:
– Недалеко, нет, но будет разумней не торопить события. Пусть туземцы привыкнут к нашему присутствию, прежде чем мы направимся к колодцу. Нам нужно все делать осторожно и вежливо.
Крогер презрительно фыркнул:
– Если вы говорите о тех оборванцах, которых я заметил в последней деревне у дороги, я не верю, что с ними могут быть какие-то осложнения.
Эрнандо медленно озирался по сторонам, разглядывая окружающую местность.
– В таком случае вы ошибаетесь, сеньор. Они все здесь, вокруг, и наблюдают за нами. Если вы внимательно посмотрите вон туда, в сторону храма, то увидите одного из них. Я предлагаю устроить лагерь за пределами древнего города, чтобы не оскорблять их. Может быть, они, как вы сказали, и не причинят нам вреда, но если мы их рассердим, мы ничего не добьемся. Разве я не прав?
Крогер раздраженно нахмурился, потом пожал плечами:
– Ну ладно. Вы, наверное, знаете этот народ, а я – нет. – И вдруг он помрачнел. – Но лучше вам, Виллалобос, не хитрить со мной. Если выяснится, что вы лжете, вы об этом сильно пожалеете!
Эрнандо почтительно кивнул, но Джессика заметила, что его тонкие губы сложились в едва заметную улыбку, а темные глаза под обвисшими полями сомбреро сверкнули.
– Как скажете, сеньор. Так как же, будем искать место для стоянки?
А он вовсе не так уж боится Крогера, решила про себя Джессика. И почему-то от этого открытия ей полегчало, даже несмотря на отказ Эрнандо помочь ей.
Как и предлагал переводчик, они устроили стоянку на окраине города-развалины, но все же достаточно близко к нему, чтобы видеть его сооружения. Как только село солнце, сильно похолодало. Стояла полная луна, и Джессику, глядевшую на очертания высокого круглого храма, вдруг охватило жуткое ощущение. Девушке показалось, что прежние обитатели этих мест где-то рядом, что они бродят среди разрушенных храмов и смотрят из темноты своими древними чужими глазами. Воображение нарисовало ей пугающую картину, и она вздрогнула.
Все сидели у костра, и Крогер казался взволнованным и напряженным. При малейшем шуме он вскакивал, даже если то была ветка, хрустнувшая в огне. Джессика, у которой выработалась привычка внимательно наблюдать за ним, чтобы знать и понимать его настроение, встревожилась. Казалось, что Крогер вот-вот лопнет, как слишком туго натянутая струна. И видя его в таком состоянии, она тоже встревожилась, и в конце концов обратилась к Эрнандо, чтобы отвлечься от своих мыслей.
– А сколько же лет Чичен-Итце? – спросила она, словно пробуя на вкус звуки этого странного названия. – Вы не знаете, Эрнандо?
Тот развел руками:
– Тысяча лет, может быть, даже две тысячи, сеньора. Он был уже в развалинах, когда мой народ, испанцы, пришел сюда более трехсот лет тому назад.
Эрнандо улыбнулся; отблески костра плясали на его худощавом лице. Наверное, когда-то он был красив – когда был молод и не пил так много.
– Там есть изображения, – спокойно продолжил Эрнандо, – они вырезаны на камнях. Очень условные и примитивные, но по этим изображениям можно представить, как они выглядели, древние люди. На наш современный взгляд их одежда кажется очень странной. Короткие платья или юбочки, почти не закрывавшие торса, за исключением широких нагрудников или воротников, которые зачастую делались из золота и украшались драгоценными камнями. На руках и ногах они носили браслеты. А прически были очень высокие, как тиара у папы римского, но украшенные перьями и ужасно сложные. Я видел кое-какие из этих древних вещей – они сделаны из чистого золота и невообразимо красивы; и статуи тоже видел – все это странное, совсем непохожее на наше искусство или на какое-нибудь искусство, известное в наше время.
– А существуют ли другие подобные города? – Джессика хотела, чтобы Эрнандо не молчал, но в то же время ей было действительно интересно, потому что это необыкновенное место произвело сильнейшее впечатление на ее воображение. Она почувствовала себя гораздо лучше; ее недомогание явно проходило.
– Да, сеньорита, я знаю по меньшей мере еще о двух таких городах. Узмал, о котором я уже говорил, один из них, а туземцы рассказывают, что их гораздо больше.
– Это была великая цивилизация, – удивленно проговорила Джессика. – А теперь ее нет, она исчезла. Кто-нибудь знает почему?
Эрнандо пожал плечами:
– Цивилизации возникают, сеньорита, и приходят в упадок. Эго естественный ход вещей. Когда-нибудь наш мир, мир, который мы знаем, тоже исчезнет, и люди будущего придут и станут изучать развалины наших городов и размышлять о нашем происхождении и причинах гибели.
– Вы удивляете меня, Эрнандо. Вы настоящий философ.
Переводчик смущенно опустил голову, но прежде чем он успел что-либо ответить, Крогер проговорил сердитым голосом:
– Хватит болтать попусту. Пора спать. Я хочу утром отправиться в путь пораньше. – Он бросил взгляд на Эрнандо, сидевшего по другую сторону костра. – Здесь безопасно? Я имею в виду – безопасно спать без охраны? Если эти индейцы все еще бродят вокруг да около...
Эрнандо ответил, улыбнувшись через силу:
– Безопасно, сеньор. Они не причинят нам вреда, потому что мы не сделали ничего такого, что могло бы их рассердить, – пока еще не сделали.
Крогер фыркнул:
Отбросив легкую простыню, которой она укрывалась, Джессика тупо посмотрела на квадрат света, проникшего сквозь высокое окно. Зной был мучительный, раздавалось несмолкаемое, раздражающее жужжание мухи, уныло кружившей по комнате. Снаружи прокричал петух, и Джессика услышала какие-то голоса.
И тут она вспомнила. Сегодня они отправляются в Чичен-Итцу, город-развалины. Ей не сказали, зачем они туда едут, а в своем теперешнем состоянии она почти не способна была испытывать любопытство.
Девушка вздрогнула и обхватила себя обеими руками. Последние три дня ей досаждали эти внезапные приступы озноба, и самочувствие у нее было не очень хорошее. Она чувствовала себя какой-то отупевшей, словно надоедливая болезнь высасывала из нее силы.
Конечно, нужно было обратиться к врачу, но хотя она и пожаловалась на самочувствие Крогеру, тот отделался от нее неопределенными словами, заметив, что она вскоре поправится.
– Разве вы не помните? – сказал он со своей странной, полубезумной улыбкой. – У вас всегда бывали периоды, когда вы неважно себя чувствовали, а потом все это проходило. Пройдет и на этот раз, подождите и увидите.
Что бы она ни говорила, переубедить его оказалось невозможно. Он только понимающе улыбался, качал головой и повторял, что через день-другой все будет в порядке. Но прошло три дня, а она все еще была в таком же состоянии, слабой и быстро утомлявшейся.
А сегодня они начинают путешествие в Чичен-Итцу. Хорошо уже и то, что они наняли экипаж; значит, ей не придется всю дорогу тащиться верхом. Но все же мысль о путешествии по этой расслабляющей жаре приводила Джессику в ужас.
Девушка с трудом выбралась из постели и набросила через голову одно из своих туземных одеяний. Что до современной одежды, Крогер вполне мог бы сэкономить свои деньги. Когда с ним произошла эта перемена и он начал обращаться с ней как с кем-то другим, с кем-то, кто ему дорог, Джессика понадеялась, что он в конце концов предоставит ей определенную свободу. Но надежды ее не оправдались. Хотя Крогер был с ней достаточно добрым, он почти не выпускал ее из поля зрения. Джессика не покидала асиенду с того дня, как побывала у портнихи. Она была так надежно отрезана от остального мира, словно сидела в тюрьме.
При мысли об этом она почувствовала, как уныние опять тяжело навалилось на ее плечи. Джессика с тоской вспомнила Тампу, родной дом, родителей, Нейла. Что они сейчас делают? Почему не приезжают за ней? Ей так одиноко, она целиком зависит от этого жуткого сумасшедшего человека, в которого превратился Крогер. Человек этот день ото дня становился все более странным, и его безумие, судя по всему, прогрессировало.
Джессика содрогалась, вспоминая о тех ночах, когда Крогер, скользнув к ней в постель, сворачивался калачиком рядом, словно огромное дитя-переросток, лепеча «мамочка» и мурлыча «Зеленые рукава». Он прикасался к ней, просил погладить его по голове, прижать его к себе – и она все делала, зная, что это необходимо для ее выживания.
Что же до Эрнандо, надежда попросить его о помощи недавно окончательно рухнула. О, Джессике удалось в конце концов поговорить с ним, но этот эпизод привел ее в полное отчаяние.
Вспомнив об этом странном разговоре, она разозлилась. Он произошел в тот день, когда Крогеру пришлось отправиться в город, чтобы привезти оттуда еще какие-то вещи вроде тех, что он складывал в сарае.
Крогер намеревался взять Эрнандо с собой, но переводчик, что неудивительно, был пьян и не мог не только править коляской, но и просто держаться на ногах. И поэтому Крогер, сжав от злости зубы, запер Джессику в ее комнате, заявив, что делает это для ее же блага: ведь она плохо себя чувствует. Он обещал, что обернется быстро, и велел ей отдыхать до его возвращения. И оставил Джессике тарелку с едой и кувшин с водой.
Это последнее унижение так подействовало на Джессику, что девушка принялась плакать: сначала потихоньку, но постепенно она дала волю слезам, ведь ее все равно никто не может услышать. Весь гнев, вся боль, унижение и отчаяние, которые она испытала, вылились в долгие, безутешные рыдания, которым она предавалась до тех пор, пока не услышала нерешительный стук в дверь. Она села и попыталась сдержать всхлипывания. Если Крогер застанет ее в таком виде, ей несдобровать.
Однако из-за двери донесся неуверенный голос Эрнандо:
– Что с вами, сеньорита? У вас что-нибудь болит?
– О, прошу вас! – воскликнула Джессика. – Выпустите меня. Откройте дверь и выпустите меня отсюда!
Она услышала, что он возится с замочной скважиной.
– Я не могу, сеньорита. У меня нет подходящего ключа. Очень сожалею.
– Тогда через окно, – проговорила она, совсем обезумев. – Может быть, вы выпустите меня через окно?
Последовало долгое молчание, в течение которого Эрнандо, очевидно, переваривал ее слова.
– Сеньорита, окно слишком высоко, и оно слишком маленькое, а я – мне очень жаль говорить вам об этом – я нахожусь не в самом лучшем виде. Если вам нужна еда, я, может, и смогу передать вам это через окно, но боюсь, что на большее я не способен. Вам нужно подкрепиться? Если нет, то я вас покину, потому как чувствую себя не слишком хорошо.
– Нет, нет! – вскричала Джессика. – Не уходите, Эрнандо, пожалуйста! Я должна поговорить с вами. Пожалуйста, не уходите пока.
Подбежав к двери, она прижалась к ней щекой. Голос Эрнандо, звучавший устало и слабо, ответил:
– Хорошо, сеньорита, я вас выслушаю. Но будьте снисходительны, говорите покороче, ибо мне совершенно необходимо поскорее снова лечь.
– Вы меня слышите? Вы хорошо меня слышите?
В ответ Джессика услышала приглушенный смех:
– Насколько позволяет мое состояние, сеньорита.
Стараясь сохранить спокойствие и говорить понятно, Джессика прижалась лицом прямо к дверной филенке и заговорила громко и отчетливо. Она понимала, что рассказ ее звучал фантастически, и поэтому она должна была сделать его как можно более убедительным, чтобы Эрнандо помог ей. Но вопреки своим стараниям Джессика иногда начинала сильно волноваться и путаться – особенно когда она рассказывала о том, как ее похитили, о поведении Крогера, о своих опасениях по поводу его безумия.
Когда Джессика кончила, по другую сторону двери наступило мертвое молчание.
– Эрнандо! Сеньор Виллалобос! Вы слышали, вы поняли, что я вам рассказала?
Когда переводчик наконец заговорил, голос его звучал совершенно трезво:
– Я слышал, да. Бедная, бедная сеньорита. Мне, правда, очень жаль вас. Я уже давно понял, что у вас с сеньором не все ладно.
Сердце Джессики гулко забилось. Она спросила с надеждой:
– Значит, вы мне поможете, Эрнандо? У меня с собой нет денег, но мой отец – человек состоятельный, он хорошо вам заплатит.
Опять воцарилось молчание. Потом Джессика услыхала тяжкий вздох.
– Увы, сеньорита, нет, я не могу. Я не осмелюсь. Я, как и ваш сеньор Крогер, тоже скрываюсь от полиции, по причинам, для вас не представляющим интереса. Но я не посмею привлечь к себе внимание властей, явившись к ним с таким рассказом, как ваш. Меня задержат, начнут допрашивать. И еще, сеньорита, должен признаться, что я человек слабый. Мне нужны деньги, которые, сеньор Крогер мне платит. Кроме этих денег, у меня нет ничего. Мне действительно очень жаль. Я всем сердцем сочувствую вам, сеньорита, но помочь вам не могу.
И Джессика услышала, что Эрнандо уходит, а голос его замирает, подобно удаляющемуся эху:
– Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне...
Джессика зажала руками уши и медленно соскользнула на пол, прислонившись спиной к двери. Ее последняя надежда рухнула. Она была совершенно одинока, и ей не на кого было положиться, кроме самой себя. Значит, она должна сделать все сама.
Должна найти путь к спасению и отправиться к какому-нибудь представителю власти в Мериде. Даже если попытка не удастся и Крогер придет в бешенство, даже если он опять станет самим собой, маньяком, который помнит, кто она такая и какие чувства он к ней питает на самом деле, даже если он убьет ее, она должна попытаться. Все лучше, чем эта... эта тюрьма, в которую она угодила!
Но когда Джессика через некоторое время занялась обдумыванием плана своего бегства, она заболела. Болезнь ослабляла ее волю и силы так, что девушка почти не могла думать связно. А сегодня она с Крогером покидала асиенду и отправлялась в джунгли, к разрушенному городу, где ей не к кому будет обратиться за помощью, даже если и удастся ускользнуть из-под надзора Крогера.
Ну и пусть, мрачно подумала Джессика, все равно она одержит над ним верх.
Путешествие к разрушенному городу заняло несколько дней. Путь до него был неблизкий, да и коляска была так нагружена их вещами и всем, что Крогер закупил за последнюю неделю, что двигаться быстро не представлялось возможным. В коляске, забитой поклажей, едва нашлось место для Джессики. Эрнандо правил, а Крогер ехал верхом на гнедой кобылке, купленной в Мериде.
Эрнандо не разговаривал с Джессикой, даже не смотрел на нее, и она тоже не задавала ему никаких вопросов ни про деревни, через которые они проезжали, ни про другие любопытные места, попадавшиеся на пути. Девушка чувствовала себя немного лучше, но по-прежнему оставалась вялой и подавленной. Кроме того, заводить разговор с Эрнандо было бессмысленно: он дал понять совершенно ясно, что не станет ей помогать.
На ночь разбили лагерь у дороги, и Эрнандо, который в трезвом состоянии был превосходным поваром, приготовил простой ужин, добавив к их собственным припасам свежие продукты и яйца, которые они купили в деревне.
Будь Джессика здоровой, она, конечно же, сгорая от любопытства, рассматривала бы деревни, представлявшие собой небольшие скопления яйцевидных хижин, окруженных клочками огородов и фруктовыми деревьями. Но Джессика могла только тупо смотреть на хижины и без особого интереса спрашивать себя, как могут люди жить в таких примитивных условиях.
Но когда они прибыли наконец в Чичен-Итцу, Джессика очнулась от своего летаргического состояния. Эрнандо повел их по каменистой тропе сквозь густой подлесок, и они вскоре вышли на открытое место.
Джессика остановилась, в восторге осматриваясь вокруг. От края леса поднималось вверх несколько огромных каменных сооружений, хотя джунгли, разрастаясь, почти скрыли их. Таких построек Джессика никогда не видела и даже представить себе не могла подобного. Огромные пирамиды и здания, похожие на храмы, были сложены из мощных каменных плит, и хотя за столетия они покрылись лианами и всевозможной растительностью, их великолепие потрясало.
Джессика даже вообразить не могла, что за люди жили когда-то в таком городе. Несмотря на то, что эти сооружения были полуразрушены и почти поглощены джунглями, по ним все же можно было судить о великолепии некогда существовавшего здесь города.
Девушка затаила дыхание.
– Это невероятно! Должно быть, это был народ богов!
Тут Эрнандо обратился прямо к ней – впервые с тех пор, как они уехали из Мериды:
– Да, это был удивительный город. Но они были не богами, эти древние люди, а просто предками тех индейцев майя, которых вы видели в Мериде и в деревнях. Но в этом городе, видите ли, люди никогда не жили. Если вы заметили, они даже сейчас не строят здесь своих жилищ, хотя эти здания могли бы служить им пристанищем. Нет, они строят дома в окрестностях, расчищенных от леса, а в древний город приходят поклоняться богам и приносить жертвы священному колодцу. Так было и раньше.
Джессика изумленно покачала головой; весь ее гнев на Эрнандо мгновенно прошел.
– Значит, они не жили здесь, в городе? Тогда для чего же его построили? Каково назначение этих зданий?
– Для поклонения богам, сеньорита. Легенды, дожившие до наших дней, говорят, что здесь жили только священнослужители и правители. Большая часть населения жила за пределами города, в точности как и теперь.
Крогер, устремившийся было вперед, вернулся к своим спутникам.
– Ну, и чего же вы здесь ждете, Виллалобос? Хватит болтать, поехали к колодцу!
– Если позволите, сеньор Крогер, я бы предложил разбить на ночь лагерь здесь, а к колодцу отправиться утром. Час поздний, сеньорита устала, и, должен признаться, я тоже устал. Утром мы встанем, полные сил.
Крогер хмуро посмотрел на него:
– А далеко отсюда до колодца?
Эрнандо потряс головой:
– Недалеко, нет, но будет разумней не торопить события. Пусть туземцы привыкнут к нашему присутствию, прежде чем мы направимся к колодцу. Нам нужно все делать осторожно и вежливо.
Крогер презрительно фыркнул:
– Если вы говорите о тех оборванцах, которых я заметил в последней деревне у дороги, я не верю, что с ними могут быть какие-то осложнения.
Эрнандо медленно озирался по сторонам, разглядывая окружающую местность.
– В таком случае вы ошибаетесь, сеньор. Они все здесь, вокруг, и наблюдают за нами. Если вы внимательно посмотрите вон туда, в сторону храма, то увидите одного из них. Я предлагаю устроить лагерь за пределами древнего города, чтобы не оскорблять их. Может быть, они, как вы сказали, и не причинят нам вреда, но если мы их рассердим, мы ничего не добьемся. Разве я не прав?
Крогер раздраженно нахмурился, потом пожал плечами:
– Ну ладно. Вы, наверное, знаете этот народ, а я – нет. – И вдруг он помрачнел. – Но лучше вам, Виллалобос, не хитрить со мной. Если выяснится, что вы лжете, вы об этом сильно пожалеете!
Эрнандо почтительно кивнул, но Джессика заметила, что его тонкие губы сложились в едва заметную улыбку, а темные глаза под обвисшими полями сомбреро сверкнули.
– Как скажете, сеньор. Так как же, будем искать место для стоянки?
А он вовсе не так уж боится Крогера, решила про себя Джессика. И почему-то от этого открытия ей полегчало, даже несмотря на отказ Эрнандо помочь ей.
Как и предлагал переводчик, они устроили стоянку на окраине города-развалины, но все же достаточно близко к нему, чтобы видеть его сооружения. Как только село солнце, сильно похолодало. Стояла полная луна, и Джессику, глядевшую на очертания высокого круглого храма, вдруг охватило жуткое ощущение. Девушке показалось, что прежние обитатели этих мест где-то рядом, что они бродят среди разрушенных храмов и смотрят из темноты своими древними чужими глазами. Воображение нарисовало ей пугающую картину, и она вздрогнула.
Все сидели у костра, и Крогер казался взволнованным и напряженным. При малейшем шуме он вскакивал, даже если то была ветка, хрустнувшая в огне. Джессика, у которой выработалась привычка внимательно наблюдать за ним, чтобы знать и понимать его настроение, встревожилась. Казалось, что Крогер вот-вот лопнет, как слишком туго натянутая струна. И видя его в таком состоянии, она тоже встревожилась, и в конце концов обратилась к Эрнандо, чтобы отвлечься от своих мыслей.
– А сколько же лет Чичен-Итце? – спросила она, словно пробуя на вкус звуки этого странного названия. – Вы не знаете, Эрнандо?
Тот развел руками:
– Тысяча лет, может быть, даже две тысячи, сеньора. Он был уже в развалинах, когда мой народ, испанцы, пришел сюда более трехсот лет тому назад.
Эрнандо улыбнулся; отблески костра плясали на его худощавом лице. Наверное, когда-то он был красив – когда был молод и не пил так много.
– Там есть изображения, – спокойно продолжил Эрнандо, – они вырезаны на камнях. Очень условные и примитивные, но по этим изображениям можно представить, как они выглядели, древние люди. На наш современный взгляд их одежда кажется очень странной. Короткие платья или юбочки, почти не закрывавшие торса, за исключением широких нагрудников или воротников, которые зачастую делались из золота и украшались драгоценными камнями. На руках и ногах они носили браслеты. А прически были очень высокие, как тиара у папы римского, но украшенные перьями и ужасно сложные. Я видел кое-какие из этих древних вещей – они сделаны из чистого золота и невообразимо красивы; и статуи тоже видел – все это странное, совсем непохожее на наше искусство или на какое-нибудь искусство, известное в наше время.
– А существуют ли другие подобные города? – Джессика хотела, чтобы Эрнандо не молчал, но в то же время ей было действительно интересно, потому что это необыкновенное место произвело сильнейшее впечатление на ее воображение. Она почувствовала себя гораздо лучше; ее недомогание явно проходило.
– Да, сеньорита, я знаю по меньшей мере еще о двух таких городах. Узмал, о котором я уже говорил, один из них, а туземцы рассказывают, что их гораздо больше.
– Это была великая цивилизация, – удивленно проговорила Джессика. – А теперь ее нет, она исчезла. Кто-нибудь знает почему?
Эрнандо пожал плечами:
– Цивилизации возникают, сеньорита, и приходят в упадок. Эго естественный ход вещей. Когда-нибудь наш мир, мир, который мы знаем, тоже исчезнет, и люди будущего придут и станут изучать развалины наших городов и размышлять о нашем происхождении и причинах гибели.
– Вы удивляете меня, Эрнандо. Вы настоящий философ.
Переводчик смущенно опустил голову, но прежде чем он успел что-либо ответить, Крогер проговорил сердитым голосом:
– Хватит болтать попусту. Пора спать. Я хочу утром отправиться в путь пораньше. – Он бросил взгляд на Эрнандо, сидевшего по другую сторону костра. – Здесь безопасно? Я имею в виду – безопасно спать без охраны? Если эти индейцы все еще бродят вокруг да около...
Эрнандо ответил, улыбнувшись через силу:
– Безопасно, сеньор. Они не причинят нам вреда, потому что мы не сделали ничего такого, что могло бы их рассердить, – пока еще не сделали.
Крогер фыркнул: