Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий. Тайна Муромской чащи

Михаил Каришнев-Лубоцкий
Тайна Муромской чащи
повесть-сказка

Глава первая

   Славная минута – я начал!.. Давно уже собирался рассказать эту историю, да все как-то руки не доходили. То авторучка плохая, то бумага, то то, то се… И вдруг я спохватился: время бежит, а моя история так при мне и остается! Разве это дело? Нужно рассказывать! Накупил я хорошей бумаги, авторучек с десяток, взял отпуск на работе, сел за письменный стол и… задумался: а с чего начинать? С того, как Маришка Королева первый класс закончила и на каникулы к дедушке с бабушкой в Апалиху заявилась? Не очень-то интересно. С того, как бригадир лесорубов Григорий Опилкин самовольно решил в Муромскую Чащу ехать, чтобы всю ее подчистую вырубить? Ну, это совсем для взрослых! С того, как… Нет, и с этого не хочется. И тут мне словно подсказал кто-то: «Да начни с телеграмм! Ведь если бы не телеграммы…» Я и дослушивать не стал, так обрадовался этой подсказке. Точно, с телеграмм начинать нужно! А там уж как получится. История такая запутанная, что и не знаешь, за какой кончик браться нужно, чтобы ее распутать.
   Итак, пришли однажды в Апалиху две телеграммы, и обе Королевым.
   – Пойду отнесу, – сказала почтальонша Нина Николаевна, – порадую стариков.
   Сказала так, взяла телеграммы и пошла. Уже у королевского дома, только-только из проулка вынырнув, встретила Нина Николаевна Маришку. Та как раз перед палисадником с друзьями играла: с Ромкой и Семкой. Увидев Маришку, Нина Николаевна крикнула:
   – А Королевым телеграммы! – и помахала в воздухе белыми бумажными листками.
   – Ура! – закричала Маришка и побежала навстречу почтальону.
   – Дома-то кто? Бабушка или дедушка? – спросила Нина Николаевна подлетевшую к ней девочку.
   – Никого, – ответила быстро Маришка. И пояснила: – Дедушка где-то ходит, а бабушка куда-то ушла.
   – Так, понятно… – Почтальонша тяжело вздохнула. – Значит, ты сейчас за хозяйку?
   Маришка кивнула головой и спросила:
   – А от кого телеграмма?
   – Да вам их целых две! – Нина Николаевна снова помахала бланками телеграмм. – Только я должна вручить их или дедушке или бабушке.
   Маришка печально опустила голову:
   – Что ж я до вечера не узнаю, от кого телеграммы?
   Почтальонше стало жаль Маришку, и она сказала:
   – Вручить телеграммы я тебе не могу… А вот прочитать – пожалуйста! Они не секретные.
   Маришка вскинула голову и радостно защебетала:
   – Читай, тетя Нина Николаевна! Читай скорее!
   Почтальонша взяла первую телеграмму и медленно, чуть ли не по складам, прочла: «Встречайте Митеньку пятого московским семнадцать тридцать московского целуем Гаряваря».
   Последнее слово очень удивило тетю Нину Николаевну, и она прочла его еще два раза: один раз про себя, а другой – вслух.
   – И точно «Гаряваря».. Это кто же такое?
   – Не такое, а такие, – поправила ее Маришка. – Дядя Гаря и тетя Варя. А Митенька их сынок.
   И тут только до нее дошло:
   – Так, значит, он все-таки приезжает?
   – Как видишь. – Почтальонша покрутила телеграмму от загадочного Гаривари. – Пятого, в семнадцать тридцать.
   Она развернула вторую телеграмму: «Ждите пятого буду не буду пятого не ждите Гвоздиков».
   Прочитав текст телеграммы, тетя Нина Николаевна вдруг пошатнулась и ойкнула:
   – Ой!.. Голова что-то закружилась…
   – И у меня, – призналась Маришка. И тут же догадалась: – Это телеграмма такая головокружительная!
   Почтальонша спрятала бланки телеграмм в сумку.
   – Что-нибудь запомнила?
   – Все запомнила! – похвалилась Маришка. И отбарабанила, как на уроке: – Ждите пятого! Буду не буду! Пятого не ждите! Гвоздиков!
   – Вроде бы так… А может, и не так… Ладно, авось бабушка с дедушкой разберутся что к чему.
   И тетя Нина Николаевна отправилась в обратный путь на почту.

Глава вторая

   Когда почтальонша отошла от Маришки, Семка и Ромка приблизились к подружке.
   – Кто приезжает? – спросил Ромка с любопытством.
   – Когда приезжает? – спросил Семка с притворным равнодушием.
   – Митя приезжает, брат мой двоюродный, пятого.
   – А-а… – протянул Ромка.
   – Понятно, – сказал Семка.
   – А еще дедушкин друг приезжает, Гвоздиков. И тоже пятого.
   – Теперь тебе не до нас будет, теперь у тебя гостей полон дом! – обиженно произнес Ромка.
   – А я друзей бросала? А я друзей забывала? – пошла на него в атаку Маришка.
   Не выдержав натиска, Ромка попятился. И в этот момент за домами вдруг послышался громкий шум, и на дорогу выкатил грузовик, в кузове которого сидели трое неизвестных ребятам мужчин. Поравнявшись с королевским домом, машина остановилась, и из кабины высунулась голова четвертого неизвестного дядьки.
   – Ребятки! – хрипло прокричала голова. – Где тут дорога на Муромскую Чащу?
   – А туда нет дороги! – ответил Семка.
   – Почему? – удивился дядька.
   – А туда никто не ездит, – пояснил Семка.
   – И не ходит, – добавил Ромка.
   – Уже лет сто или двести, – уточнила Маришка окончательно.
   Но незнакомца ответ не удовлетворил. Он вылез из кабины грузовика, подошел к ребятам и представился:
   – Я – Опилкин, бригадир лесорубов. А это – моя бригада, – он кивнул в сторону сидящих в кузове людей. – Нам в Муромскую Чащу – во, как нужно попасть! – И Опилкин провел ребром ладони по горлу.
   – А зачем? – спросила его Маришка.
   – Как зачем? – удивился бригадир. – Рубить станем!
   – Муромскую Чащу рубить?! – ахнули ребята хором.
   – Говорят, что этот лесной массив здесь так называется, но нам все равно. – Опилкин зевнул. – Так где ваша Чаща находится?
   Маришка посмотрела на Опилкина, на сидящих в кузове лесорубов и поняла, что они НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ.
   – Вам жить надоело, да? – спросила она тихо и загадочно у бригадира.
   – Что ты, девочка… – попятился от нее Опилкин.
   – И вам тоже надоело жить? – уже громче спросила Маришка у других лесорубов.
   Лесорубам жить не надоело, и поэтому они тут же повскакали с мест.
   – В чем дело, девочка?!
   Тогда Маришка поманила приезжих к себе. Когда они вылезли из машины и подошли вплотную, она сообщила:
   – Вы же ничего не знаете!
   И Ромка поддержал ее:
   – Ну, совсем ничегошеньки!
   А Семка сказал:
   – И не узнали бы, если бы нас не встретили.
   – Да чего не узнали бы?! – не выдержал Опилкин. – Мы торопимся, нам ехать нужно, а вы загадки загадываете!
   – И ехать вам не нужно, и загадок мы не загадываем, – Маришка чувствовала себя сейчас хозяйкой положения и потому хотела рассказать приезжим о Муромской Чаще подробно и обстоятельно. – Если вы хотите, мы вам расскажем, ПОЧЕМУ вам не нужно ехать в Чащу.
   Опилкин посмотрел на свою бригаду:
   – Послушаем, что ли?
   – А что не послушать, послушать можно, – сказал один из лесорубов.
   – Тогда садитесь, – пригласила Маришка всех и первой уселась на траву, которая буйно росла по обочинам дороги. – В ногах правды нет!
   – А в твоей истории правда есть? – на всякий случай спросил Опилкин, усаживаясь поудобнее.
   – Конечно, есть, – обиделась Маришка, – хоть у них спросите! – И она кивнула на Ромку и Семку, примостившихся рядом с ней.
   И хотя у них никто не спросил, Ромка и Семка охотно подтвердили:
   – Точно-точно!
   – Маришка не станет вам сказки рассказывать!

Глава третья

«Правдивая история о Муромской Чаще, рассказанная Маришкой Королевой приезжим лесорубам».

   Давным-давно, много-премного лет назад жили в нашей Апалихе два брата: Иван и Демьян. Фамилия у них была Горюшкины, и жили они небогато.
   Вот однажды Демьян и говорит:
   – Пойду я, Вань, новые земли искать. Говорят, есть неподалеку от нас Чаща Муромская: мечта-край и без хозяина. А ты тут пока живи, меня дожидайся.
   – А если не вернешься? – спросил Иван.
   – Вернусь. А коли к весне не свидимся, что ж, не поминайте лихом!
   Сказал так Демьян и ушел. А Иван его дома остался ждать. Вот месяц прошел, другой, третий… Нет Демьяна! Иван волноваться начал. Да и родня, и соседи его пилить принялись: «Зачем одного Демку отпустил?! Почему с ним не пошел?!»
   Мучился-мучился Иван Горюшкин, а к весне не выдержал. «Эх, – говорит, – пропадай моя телега, все четыре колеса! Пойду брата искать!»
   Заколотил дом, свел к тетке своей корову, взял суму переметную, переметнул ее через плечо и пошел в края неизведанные, в Муромские края.
   Вот день идет, вот два идет, на третий приходит…
   – Километров сто отсюда будет? – перебил Опилкин.
   – Восемьдесят шесть, – ответил за Маришку Семка. – Отец мой туда на мотоцикле гонял.
   – Вот видишь! – обрадовался Опилкин. – А говорите, никто туда не ездит!
   – Он два километра до Чащи не доехал – мотор заглох. Еле назад вернулся. – И Семка кивнул Маришке: – Давай, Мариш, рассказывай дальше.
   – …Вот приходит на третий день Иван Горюшкин к Муромской Чаще. А куда дальше идти? Где брата искать? Стоят перед ним дубы столетние, стоят перед ним сосны могучие – нижними ветвями травы-муравы касаются, верхними за облака уходят.
   – Эй, дубы столетние! Эй, сосны могучие! – закричал Иван Горюшкин во всю богатырскую мочь. – Не видали вы моего братца Демьяна Елисеевича?
   Молчат сосны, молчат дубы, не дают ответа.
   Тут выбежал вдруг из-за деревьев заяц и ширк Ивану под ноги! А Горюшкин хвать его за уши и – в суму переметную!.. «Будет чем мне поужинать, – радуется, – не помирать же с голода, пока брата ищу».
   И опять суму через плечо повесил и в Чащу наугад пошел. Только не успел он и трех шагов ступить, как услышал за спиной голос знакомый:
   – Так-то ты брата встречаешь, так-то ты брата привечаешь! Ах, Иван, Иван!.. Ох, Иван, Иван!..
   Остановился Ваня, как вкопанный. Повернулся – нет никого! «Устал, вот и померещилось…»
   Только он так подумал, только еще три шага ступил, как сзади опять кто-то как закричит Демьяновым голосом:
   – Стой, говорю, Ванька! Стой, а то худо будет!
   Остановился Иван. Кричат рядом, а никого нет.
   – Сними суму переметную! – скомандовал невидимка.
   Послушался Иван, снял суму.
   – А теперь меня достань!
   Вроде бы из сумы кричат… Открыл Иван суму, заяц оттуда как выпрыгнет, да как на Ивана напустится!
   – Ты зачем меня в суму переметную запихал?! Я к тебе целоваться, а ты меня – за уши?! Ах, Иван!.. Ну, Иван!..
   Ругается заяц Демьяновым голосом на чем свет стоит, а Иван на него глаза таращит. Наконец опомнился Ваня.
   – Это ты, Дем? – спрашивает.
   – Я, – отвечает заяц.
   Жаль стало Ивану брата своего, чуть от жалости не заплакал во всю богатырскую мочь.
   – Кто ж над тобой такое вот этакое сотворил?! Скажи, Дем, не таись, уж я с ним за тебя поквитаюсь!
   Вздохнул заяц тяжело, потом сказал:
   – Колдун меня здешний заколдунил.
   – …Заколдовал, – поправил Опилкин.
   Но Маришка упрямо повторила:
   – Заколдунил.
   И пояснила:
   – Это не я так сказала, а Демьян. Я своего ни одного слова не добавляю.
   И она продолжила свой правдивый рассказ:
   – Я, – это Демьян говорит, – я сюда как пришел в Чащу, так душой и возрадовался. Землищи сколько!.. Лесу!.. Зверья!.. Рыбы!.. Ну и давай делянку подыскивать. Тут он и пожаловал!
   – Кто? – спросил Опилкин.
   Но Маришка ему не ответила.
   – Кто? – спросил Иван. (Стала Маришка рассказывать дальше).
   – Колдун. «Ты чего сюда пожаловал?» – у меня спрашивает. – Да вот, – говорю, – хочу в этих местах поселиться. Потом брата сюда вызову, тетку с дядьями, племяшей… Хорошо тут! – говорю. А он мне в ответ: «Ну что ж, раз тебе у нас так понравилось – поселяйся. Живи сколько хочешь. Только о брате, о тетке с племяшами и думать забудь.» Ну я, известное дело, рассердился на такие слова и говорю ему: «Шел бы ты, дедушка, на печку, не мешался бы под ногами». Нагрубил, одним словом. Он меня и заколдунил!..
   Маришка скосила один глаз на Опилкина, но бригадир уже и не думал поправлять рассказчицу. Тогда Маришка продолжила:
   – Взмахнул старик руками и заговорил громко-громко, так что сосны затряслись, и с них какие-то шишки посыпались.
   – Известно какие с сосны шишки падают, – вмешался один из молоденьких лесорубов, – сосновые!
   – Да кто их знает, какие это были шишки! – рассердилась Маришка. – Некогда было Демьяну их разглядывать! Посыпались шишки, ну и посыпались, не в них суть. А колдун прокричал: «Оставайся же ты в Чаще Муромской навеки вечные! И ходи в образе заячьем, и питайся морковкой и капустой, и пусть тебя брат родной не признает, если сюда пожалует!» – И ударил колдун в ладоши, и превратился я в зайца! – закончил Демьян свой печальный рассказ.
   – Бедный ты, бедный! – погладил его Ваня Горюшкин по голове. – И живешь ты в образе заячьем, и не признал тебя брат родной!..
   Так сидели они долго-долго, а потом Иван и говорит:
   – Вот что, Дем, пойду-ка я того колдуна искать. Или он тебя расколдует, или пусть и меня в длинноухого превращает. Нету нам, видно, другой середины!
   Попробовал Демьян его отговорить, да только Иван крепко на своем стоял.
   – Пойду, – говорит, – или я его, или он меня!
   И пошел он прямо вперед, а Демьян потихоньку сзади запрыгал. Долго ли, коротко ли шел Иван, долго ли, коротко ли прыгал Демьян, только добрались они до того домика, в котором колдун жил.
   – Эй, есть тут кто живой? – закричал Иван и забарабанил по ставням ладонью.
   Открылась из сеней дверца, вышел старик-колдун на крыльцо.
   – А, Иван пожаловал! С худым или с добрым?..
   – Ты нашего Демку в зайца превратил, а еще спрашиваешь! А ну, превращай его обратно в человека, не то худо будет!
   Кричит Иван, а старичок только в усы и в бороду посмеивается.
   – Нет, Вань, не будет мне худо. А вот тебе, глядишь, и не поздоровится. Разве можно старшим грубить?
   – Нельзя, – согласился Горюшкин.
   – А раз нельзя, так и не груби. – Старичок присел на ступеньку, улыбнулся: – Это хорошо, что ты за брата заступаешься. Только он поделом наказан: не спросясь рубить – корчевать надумал! Да еще помощников нагнать посулил. Этак от всей красоты нашей одна голая степь останется.
   – Так уж и степь… – буркнул Ваня недоверчиво.
   – «Так уж и степь»! – передразнил его старик-колдун. – А ты как думал?
   – Никак, – признался Горюшкин.
   – Вот то-то и оно! И Демка твой о нашей Муромской Чаще «никак» думал. Схватил топор и айда валить! – Старичок поднялся с крыльца, поежился от вечерней прохлады. – Вот пусть теперь одну морковку с капусткой похрумкает.
   Он увидел прячущегося в кустах Демьяна и спросил:
   – Ну как: вкусна капустка?
   – Так нету ее еще… Не выросла… – отвечает Демьян. – Чем попало питаюсь…
   Пожалел тогда старик-колдун зайца непутевого и сказал:
   – Ладно, расколдую я тебя, так и быть. Но сперва возьму с вас обоих клятву. Согласны?
   – Согласны! – закричал Демьян, вылезая из кустов.
   – Согласны! – сказал Иван, подойдя к колдуну поближе. – А какую клятву?
   – Поклянитесь мне и всей Чаще Муромской, что пока свет стоит и Земля вертится, пока род людской на земле живет, не ступит здесь нога человечья, не рухнет от руки его ни одно дерево в Чаще Муромской, не падет от стрелы его ни одна птица муромская, не сгинет от ружья охотничьего ни один зверь муромский. И ту клятву со всех людей возьмите. А кто ее не даст или нарушит ее кто и к нам сюда в Чащу пожалует, то приключится с тем злодеем такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
   Только смолк колдун, как загремел гром, засверкала молния, и превратился Демьян снова в человека.
   – Клянемся тебе, дедушка, что так и будет! – говорит колдуну Демьян.
   – Да уж не придем сюда больше, так и быть, – говорит Иван, – попробуем у себя в Апалихе жизнь получше наладить.
   С тем поклонились они старичку и пошли от него прочь, в свое село.
   И с тех пор – тысяча лет прошла! – не ходит в Муромскую Чащу никто, обходят-объезжают ее стороной, клятву, данную Горюшкиными, соблюдают! – закончила Маришка свой рассказ.
   А Семка добавил:
   – И самолеты там не летают. Один полетел, да еле вылетел. Летчик живой, а ничего не помнит!
   – Слыхал про такой случай. – Опилкин поднялся, стряхнул с брюк насевшую пыль. – Разве это здесь было?
   И не дождавшись ответа, скомандовал бригаде:
   – В машину – арш!
   Повернулся снова к Маришке и сказал напоследок:
   – Спасибо, девочка, за сказку. Так где, все-таки, тут дорога на Муромскую Чащу?

Глава четвертая

   Если бы Маришкин дедушка знал, что ему сегодня пришлют сразу две телеграммы, то он наверняка бы остался дожидаться их дома и никуда не ушел бы с Дружком. Но Петр Васильевич ничего о телеграммах не ведал и потому, с легкой душой выйдя утром на крыльцо и сладко потянувшись, сказал, косясь на солнышко:
   – А не размяться ли нам?..
   Из-под крыльца вылез Дружок и, беря с хозяина дурной пример, тоже потянулся и тоже сладко зевнул.
   Дедушка поправил на голове кепку и, берясь за крючок на калитке, спросил:
   – Ну, хвостолов, куда сегодня пойдем?
   – Куда хочешь! – хотел крикнуть Дружок, но у него почему-то так не получилось. Он только пролаял: «Гав-гав!», – и растерянно уставился на хозяина.
   – «Гав-гав!», – передразнил дедушка пса и проворчал не зло: – А точнее нельзя сказать?
   – Нельзя! – ответил глазами Дружок. – Не получается точнее!
   – Эх-хе-хе… – вздохнул Петр Васильевич и открыл калитку. – Пойдем тогда без маршрута.
   И они отправились туда, куда глядели их глаза и вели ноги. Так получилось, и это навеки останется загадкой и для дедушки и для Дружка, что глаза и ноги привели их в лес.
   – Гляди, Дружок, никак мы в лес притопали! – удивился Петр Васильевич, входя в сосновый бор.
   – Это ж надо ж… – тяжело продышал в ответ пес, поблескивая озорными карими очами.
   – Теперь делать нечего, теперь придется по лесу прогуляться… – И дедушка вдруг задорно и оглушительно запел любимую походную песню, которой его обучила внучка Маришка еще два года тому назад:

 
«На парад идет отряд,
Барабанщик очень рад,
Барабанит, барабанит
Полтора часа подряд!..»
 

   Дедушкино пенье Дружок терпел молча. Нельзя было сказать, что он вообще не любил музыку и песни, просто он не любил ТАКОЕ, ТАК и ТУТ. «В лесу нужно тихонько охотиться, – думал Дружок, внюхиваясь на бегу в лесные ароматы, – и выть при этом во все горло совсем не обязательно».

 
«Раз-два!.. Левой-правой!..
Барабан уже дырявый!..»
 

   Дедушка прокричал последний куплет и рухнул со стоном на траву. «Не знаю как барабан, а вот Петр Васильевич вроде бы и вправду худой стал…» – подумал дедушка о самом себе как о постороннем человеке.
   Поняв, что в округе все птицы и звери распуганы дедушкиным пеньем и что охота не состоится, Дружок повалился на землю рядом с хозяином. «Нельзя человека в лес пускать… Пользы от него там никакой, а вреда много, – подумал Дружок сердито и понюхал первую попавшуюся под нос ветку. Ветка пахла зайцем. – Обидно, – снова подумал Дружок и тяжело вздохнул, – запах остался, а заяц убежал. Лучше бы наоборот». – И он устало закрыл глаза, отдаваясь в плен грустным мыслям.
   Плыли высоко в небе, поглядывая сверху вниз на Петра Васильевича с Дружком, белые кучевые облака и небольшие редкие тучки.
   – Ишь разлеглись, лежебоки! – рассердилась вдруг одна из тучек и запустила в отдыхающих на поляне крупную дождевую каплю.
   ШЛЕП! – Дружку прямо в нос.
   – Ай! – подпрыгнул Дружок.
   Вредной тучке понравилось, как скачет от ее капель глупый пес, и она на минуту остановилась над поляной и принялась швыряться дождинками.
   ШЛЕП! ШЛЕП! ШЛЕП! – зашлепало вокруг Петра Васильевича.
   – Чего лежишь, прятаться нужно! – скакал рядом с ним Дружок, не желая спасаться в одиночку.
   Кряхтя, дедушка поднялся.
   – И чего дождь пошел? – шептал он, прячась под ветви огромного дерева. – По всем приметам, не должно быть дождя, а он – на тебе! – пошел!
   Дедушка подставил ладонь и поймал несколько капель.
   – Брось! Брось – чихнул сердито Дружок. А про себя подумал ворчливо: «О приметах заговорил… Стареет хозяин!»
   Дождь кончился быстро, но дедушка все стоял и стоял под деревом и никак не хотел уходить домой. Неподалеку от него, низко опустив голову и чуть ли не касаясь носом земли, бегал кругами Дружок.
   «Ему бы сапером быть, мины искать… – подумал Петр Васильевич, глядя на верного пса. – Цены ему тогда бы не было!»
   Вдруг Дружок резко остановился и замер.
   – Ну вот, – улыбнулся дедушка, – то минера изображал, а теперь собаку охотничью передразнивает!
   И он громко крикнул:
   – Дружок, ко мне! Не в театр пришел выступать, а в лес!
   Но Дружок его не послушал, он только вильнул хвостом и передернул ушами.
   – Что ж ты там такое услыхал интересное? – не очень сердито проворчал Петр Васильевич и приставил к правому уху ладонь.
   Полминуты он слышал только одну звенящую тишину. Но вот до него донесся ровный протяжный звук. Звук плыл над деревьями и, по мере приближения к Петру Васильевичу и Дружку, он усиливался.
   Дружок заскулил.
   – Не реви! – прикрикнул на пса дедушка, спутав его из-за волнения с внучкой Маришкой. – Никто тебя не съест!
   «Твоими устами да мед бы пить!..» – подумал Дружок, однако подвывать и скулить перестал.
   А Петр Васильевич, вслушиваясь в странный гул, принялся молча гадать: «Самолет? Нет. Вертолет? Нет. Ракета с космонавтом? Вряд ли. Метеорит? Кто его знает, скорее всего, нет». Отчаявшись отгадать, Петр Васильевич в сердцах воскликнул:
   – Не Баба Яга летит, же, в самом деле!
   И сам улыбнулся своему странному предположению.
   Но скоро улыбка сползла с дедушкиного лица так же быстро, как и появилась. Над деревом, под которым стоял Петр Васильевич, мелькнула тень, и через секунду, прекратив свист и гул, на полянку опустилась большая, потемневшая от времени и разных передряг, ступа. В ней, цепко держа в руках старенькое пересохшее помело, сидела Баба Яга. Петр Васильевич узнал ее сразу, хотя ни разу в жизни с ней и не встречался.
   Дружок, успевший вовремя опомниться, с визгом отскочил от садившегося ему на голову летательного аппарата. Дедушка отступил на два шага назад и уперся спиной в могучий ствол дерева. Подлетевший к нему пес прижался к ногам хозяина. Отступать дальше было некуда.
   – Ну, здравствуйте, голубчики! – весело сказала Баба Яга, насладившись впечатлением, которое она произвела на общество. – Вы-то мне и нужны!
   И она не спеша стала вылезать из ступы, а дедушке и Дружку ничего не оставалось делать, как только терпеливо ее дожидаться.

Глава пятая

   Из леса дедушка и Дружок вернулись живые, но «повредимые». Бабушка так и сказала, стоило ей только увидеть вошедшего с улицы Петра Васильевича:
   – Ах, батюшки!.. Да ты, никак, повредился!
   Голова и руки дедушки мелко тряслись, а сам он бормотал что-то странное:
   – Кто говорил: «Нету?».. Все говорили: «Нету!».. И я говорил: «Нету».. А они… А оно… А она…
   Бабушка и Маришка еле-еле усадили Петра Васильевича на сундучок.
   – Да что с тобой приключилось? – попыталась дознаться бабушка.
   Но дедушка только шептал:
   – Нету… Вот вам и «нету»!.. А на голову Дружку… кто сел?..
   – На голову?!. Дружку?!. – вскрикнула Маришка и выбежала во двор.
   Дружок ходил кругами по двору и изредка жалобно повизгивал. «Тоже повредился», – подумала Маришка и ласково позвала пса к себе:
   – Друженька, иди ко мне, миленький!
   Сделав еще один круг, Дружок совершил посадку возле Маришки. «Мы такое видали!.. Мы такое слыхали!..» – хотел он сказать девочке, но не сказал, а только чихнул. Однако по его глазам Маришка успела все прочитать.
   – В лесу были? – спросила она строго.
   – Да, – кивнул головой пес и снова виновато чихнул.
   – Волка или медведя встретили? – продолжила свой допрос Маришка.
   «Что волк!.. Что медведь!.. – подумал Дружок и грустно улыбнулся про себя. – Стали бы мы нервничать из-за них!»
   Сообразив, что от Дружка не добьешься толка, Маришка вернулась в дом. За это время бабушка успела немного отпоить деда чаем, и тот начал потихоньку приходить в себя.
   – Да что же с вами стряслось? – пытаясь говорить как можно спокойнее, спросила бабушка, ставя стакан на стол.
   – Да уж стряслось…
   – Расскажи, дедань! – приступила к Петру Васильевичу с расспросами и Маришка.
   – Что рассказывать, все одно не поверите…
   – Поверим-поверим! – попыталась убедить его Маришка.
   А бабушка даже немного обиделась:
   – Это когда я тебе не верила? Да было такое хоть раз, а?
   – Не было, – признался дедушки виновато. – Ну, слушайте…
   И он рассказал жене и Маришке о том, что приключилось с ним и Дружком в лесу.
   – Значит, про братьев Горюшкиных не сказка… – проговорила бабушка задумчиво после того, как дедушка закончил свой рассказ. – Значит, В Муромской Чаще и правда эти самые есть…^[1] И что им от тебя надобно?
   – Да то же, что и от Горюшкиных, – вздохнул дедушка и добавил фразу, которую слышал недавно по телевизору: – только на современном этапе.
   Он выпил еще один стакан чая и окончательно пришел в себя:
   – Прилетела эта раскрасавица к нам со специальным заданием. Уполномочили меня объявить какому-то Опилкину, чтоб он не затевал вырубку Муромской Чащи.