– А я сегодня видел птицу, – сказал Яр.
   – На остановке? – угадал Гнат.
   – Да.
   – Я тоже ее видел. Она умирала. Птицы не могут жить в городе.
   – Почему?
   – Откуда мне знать? Возможно, на них влияют генераторы погоды. Или излучения сетей. А может, это работающие порты виноваты – я всегда чувствовал к этим штукам антипатию. Мы же ничего не знаем, мы не понимаем, как всё устроено, даже не задумываемся об этом. Мы просто пользуемся тем, что досталось нам от прежних поколений, потребляем то, что производят заводы и фабрики Концерна – слава предкам, строителям городов! Мы давно всё забыли, мы ничего не умеем делать, кроме как нажимать на нужные кнопки, отдавать команды сиберам и следовать древним, но не устаревающим инструкциям. Мы отупели. Мы – паразиты, живущие на всем готовом… – Покрасневший лицом Гнат опять разошелся – видно было, что тема задела его за живое. Он говорил, пристукивая кулаком по стеклянной столешнице. На кривящихся губах пузырилась слюна.
   – А знаешь, почему мы отупели? Догадываешься, почему так вышло?
   Яр помотал головой, стараясь не глядеть в глаза разбушевавшемуся гостю.
   Но Гнат внезапно успокоился, поскучнел.
   – Это сработал предохранитель, – сказал он и принялся за еду. Доев мясо, он кусочком хлеба, словно губкой, собрал с тарелки остатки соуса и отправил его в рот. Хлебнул вина, вытер салфеткой рот. И чуть отодвинувшись от стола, постучал себя по виску согнутым указательным пальцем:
   – Вот здесь предохранитель. С незапамятных времен заложенный в нас. Природой или Творцом заложенный – не знаю. Но он был, и он есть. Пока человечество росло, предохранитель не мешал ему развиваться. Это было время, когда человек познавал мир и творил историю. Но потом познание зашло так далеко, что для мира возникла опасность. Человек получил огромное могущество. И при том не поумнел. Люди из-за глупости своей и благодаря своим знаниям получили возможность уничтожить весь мир. Вот тогда-то предохранитель и сработал – мы начали тупеть. Из поколения в поколение. Незаметно. Понемногу. Мы учились нажимать на кнопки, но забывали устройство этих самых кнопок. Мы жрали и не задумывались, откуда берется еда. Мы работали, но реально ничего не производили. Мыслили, но не познавали… История остановилась. Кончилась.
   Гнат махнул рукой, откинулся на спинку стула, вытянул ноги. Лицо его словно оплыло, глаза потухли, уголки рта опустились.
   Он очень устал. Он был нездоров.
   – Где ты это слышал? – тихо спросил Яр, неожиданно для себя переходя “на ты”.
   – Слышал? – Гнат хмыкнул. – Я сам додумался до этого. Когда отлеживался в подвале одного дома. У меня не было ни комми, ни медийного центра – ничего не было. Мне нечего было читать, мне не с кем было поговорить, нечего было слушать или смотреть – и тогда я стал разговаривать с собой. И вдруг открыл, что могу развлекаться сам: размышляя, думая.
   – Но история не кончилась, – неуверенно возразил Яр. – Ведь мы живем. Человечество по-прежнему существует.
   – Возможно, это был не предохранитель, а переключатель, – помолчав, сказал Гнат. – Но я не вижу большой разницы… Позвони жене. Отмени встречу. И не вздумай хитрить – если что-то покажется мне подозрительным, я тут же перережу тебе глотку.
   Яр дернул головой и подавился плохо пережеванным куском мяса.
* * *
   Разговор получился недолгий.
   – Привет. Это я.
   – Наконец-то! Я места себе не нахожу! Опять не могла до тебя дозвониться! И журнал твой пуст!
   – Я отключал комми.
   – Зачем?
   – Он не работал.
   – У тебя что, нет другого?
   – Где-то валяется. Но надо искать.
   – Я не понимаю, что с тобой происходит, дорогой. У тебя какие-то проблемы?
   – Нет-нет. Всё хорошо, не волнуйся. Мне просто надо немного отдохнуть. Мы не сможем завтра встретиться.
   – Что?
   – Я буду очень занят. Завтра я не могу. Никак не могу.
   – Занят? Как это? Чем?
   – Извини.
   – Я не понимаю, что ты говоришь. Я должна тебя увидеть! Нам надо поговорить!
   – Давай немного позже. Через несколько дней. Я свяжусь с тобой.
   – Ты не один? Ты сейчас не один? Покажи мне комнату!
   – Я… Я один…
   – Покажи немедленно!
   – Извини, я не могу больше разговаривать. Мне надо идти.
   Яр выключил комми.
   Холодная острая сталь соскользнула с его шеи.
* * *
   На следующий день незадолго до обеда Гнат вновь отвел хозяина квартиры в ванную комнату и примотал его к стулу.
   – Минут двадцать посиди спокойно, – сказал он, проверяя надежность клейких пут. – Мне надо поболтать с одним человеком. Ты не будешь против, если я воспользуюсь кое-какой твоей техникой?
   Яр осторожной мимикой показал, что он не то что бы “за”, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, то, в общем-то, не против…
   – И помолчи пока, – затыкая рот пленника полотенцем, велел Гнат. Он открыл воду, включил музыку и притворил дверь. Теперь Яр не мог слышать, что происходит в других комнатах квартиры.
   Двадцать тоскливых минут показались ему вечностью. Потому возвратившегося Гната он встретил почти как избавителя. Сам языком вытолкнул изо рта мокрое от слюны полотенце, подвигал челюстью, поинтересовался:
   – Ну что?
   – Послезавтра, – объявил Гнат. – В полдень.
   Этих слов для понимания ситуации было явно недостаточно, но Яр предположил, что послезавтра перед обедом он будет освобожден, и жизнь его вернется в привычную колею. Такая перспектива была весьма привлекательна, и он, боясь разочароваться, не стал ничего уточнять.
   Гнат небрежно разрезал петли клейкой ленты, движением ножа велел Яру подняться, кивнул на дверь.
   – Выбирайся.
   Они прошли в гостиную: пленник и конвоир. Сели на диван. Гнат огляделся, снял со стены джойстик, покрутил его, изучая, надел на одну руку.
   – Пара к нему есть?
   – Да.
   Второй джойстик пылился под диваном. Яр вытащил его, обдул, потер об штаны, протянул Гнату:
   – Вот.
   – Надевай… Во что предпочитаешь сыграть?
   – Не знаю… Всё равно.
   – Тогда выберу я.
   Стена раздвинулась; на экране появился список доступных игр.
   – Давно не брал я в руки джойстик, – пробурчал Гнат. И, повернувшись к Яру, сказал: – Вот смотри, джойстик надевается на руку, но мы говорим, что берем его в руки, – не странно ли?
   Яр никогда над этим не задумывался. Он дернул плечом и ответил:
   – Наверное, раньше были другие джойстики.
   – Наверное, – согласился Гнат, листая отсортированный в алфавитном порядке список. – Пожалуй, вот во что мы сейчас сыграем….
   Игру эту Яр увидел впервые. Она была столь непритязательна, что поначалу вызывала отвращение. Нужно было с помощью подвижной платформы отбивать летающий мяч, уничтожая им блоки с выпадающими бонусами. У противника был точно такой же мяч, но другого цвета. Победитель определялся по набранному числу очков.
   – Когда-то я числился здесь чемпионом, – сказал Гнат, увлеченно гоняя по экрану прыгающий шарик. – А знаешь почему? Потому что соперников не было. В эту игру никто не хотел играть. А теперь подумай, чем занимаются рекордсмены, о которых так часто нам сообщают в новостях? Все эти укротители сиберов, жонглеры тарелками, пожиратели пирожков. Они пытаются доказать нам, что они лучшие, что они чемпионы. А в действительности у них просто нет соперников. Они сами устанавливают правила своих достижений… К чему это я?.. Уже не помню… В голове сумбур, мысли разные – туда-сюда, туда-сюда. Вот как этот мяч… Я изменился, Яр. Очень сильно изменился. Изменился настолько, что иногда сам себя начинаю бояться…
   Они играли два часа. Потом прошлись по вещательным каналам, но так ничего и не выбрали, выхватили только обрывки новостей и кусочки каких-то фильмов.
   – Это всё такое пустое, – приговаривал Гнат, переключая каналы с помощью игрового джойстика. – Но почему-то всегда верится, что где-то здесь прячется важное, главное. Но на самом-то деле оно, это главное, вот тут, – он стучал себя пальцем по виску. – Здесь, в голове. А не там, на экране.
   Яр кивал, не собираясь спорить с умалишенным, не вслушиваясь даже, о чем тот бормочет.
   Было сонно и скучно.
   А потом в заваленную дверь кто-то громко заколотил, и разомлевший, расплывшийся Гнат вмиг обернулся страшным чудовищем. Схватив нож, он перелетел через спинку дивана, метнулся к окну, быстро глянул на улицу, тут же пригнулся и завертел головой, то ли укрытие выискивая, то ли место для боя выбирая.
   Яр с нарастающим ужасом следил за ним.
   – Кто это? – прорычал Гнат.
   – Я не знаю.
   – Ты вызвал кого-то?
   – Нет! Честное слово, нет!
   – Если это они… Если это… – глаза Гната сделались совсем бешеными.
   В дверь колотили беспрерывно.
   – Послезавтра! – застонал Гнат, мотая головой. – Совсем немного же оставалось!
   Яру хотелось забиться под диван.
   Или забраться в угол за кресло.
   – Подойди, – зашипел на него Гнат. – Спроси, кто это. Что надо. Я буду рядом…
   И он был рядом. Стоял за спиной, дышал тяжело и страшно. Особым хищным способом держал в руке нож.
   – Кто? – крикнул Яр не своим голосом.
   – Ты не один! – донеслось из-за двери. – Открой немедленно! Я хочу ее видеть!
   Это была Ольша. Его жена.
* * *
   Яру хотелось кричать.
   “Всё из-за тебя! Ты виноват! Ты разрушил мою семью! Убирайся из моей жизни!”
   Ему хотелось хлестать Гната по лицу, бить его кулаками в грудь, душить, царапать.
   Но он смотрел на нож, смотрел в равнодушные, словно бы мертвые глаза и понимал, что никогда не сделает ничего подобного…
   Ольша ушла. Убежала.
   Он не мог впустить ее в квартиру. И не мог ничего объяснить. Он просто стоял перед заваленной дверью и орал во всю глотку:
   – Мне надо побыть одному! Еще один только день!
   Она тоже кричала что-то однообразное. Называла его нехорошими словами. Обвиняла в измене и трусости. Требовала открыть дверь.
   Рядом молча и угрюмо стоял Гнат, чужой, совершенно ненужный здесь человек.
   Это он был во всем виноват.
   Он один…
   Яра трясло. Оттеснив Гната плечом, он прошел в гостиную. Встал у окна, прислонился лбом к холодному стеклу, заглядывая вниз и ожидая, когда из подъезда появится Ольша.
   Она вышла через несколько секунд. Вскинула голову, будто зная, что муж сейчас на нее смотрит. Махнула рукой, посылая ему прощальное оскорбление.
   – Извини, – сказал вставший за спиной Гнат. – Я не думал, что так получится.
   Яр отодвинулся. Он не желал находиться рядом с этим человеком. Не хотел его ни видеть, ни слышать.
   Крохотная взбешенная Ольша направилась к стоянке такси. Яру казалось, что он и отсюда слышит яростный стук ее каблуков.
   – Она беременна, – сказал вдруг Гнат.
   – Что? – изумился Яр.
   – Она беременна, – повторил Гнат. – Именно об этом она хотела с тобой поговорить.
   – Откуда ты знаешь?
   – Не могу тебе объяснить… Можешь считать, что я это просто чувствую.
   – Я должен с ней связаться! – Яр кинул взгляд на столик, где лежал его отключенный комми.
   – Нет! – Гнат заступил ему дорогу. – Ты наговоришь еще больше глупостей, всё только испортишь. Пусть она успокоится. Успокойся и сам.
   – Я должен хоть с кем-нибудь поговорить!
   – Нет! – Лицо Гната закаменело. Лезвие ножа опасно шевельнулось. – Мы должны сидеть тихо!
   – Я не хочу сидеть тихо! Мне надоело!
   – Ты должен, – с нажимом сказал Гнат. Он надвинулся на Яра, взял его за плечо, сдавил больно. – Не всегда можно поступать, как хочется. Иногда приходится поступать как нужно.
   Яр скривился, попытался вырваться из вонзившихся в плечо пальцев. Решимость его стремительно угасала, злость растворялась – он слабел.
   – Посмотри еще раз вниз, – Гнат развернул его к окну. – Внимательно посмотри. Там где столб, возле самого бордюра… Ничего не замечаешь?.. Там стоит один из этих. А еще один прячется за углом.
   – Ты просто чокнутый, – тихо сказал Яр.
   – Может и так. Но я живой, – прошептал Гнат. – И я могу видеть их.
   – Там никого нет… – Яр скрипнул зубами. – Твои преследователи сидят в твоей башке. Вот здесь! – Он указательным пальцем постучал себя по виску. – Только тут они существуют.
   – Ты заблуждаешься, – чуть слышно сказал Гнат. – Ты просто не умеешь на них смотреть. Ты слепой. Они делают тебя таким.
   – Я зрячий. А ты сумасшедший.
   – Нет. Нет!
   – Да!
   Боль в плече заставила Яра согнуться. Из глаз брызнули слезы. Он вскрикнул, скорчился, осел на пол. Гнат не держал его больше, он навалился на подоконник, забормотал:
   – Теперь еще и третий… Я их вижу… Я не сумасшедший… Ты зря так говоришь…
   Лезвие ножа царапало стену.
   Мёртвая квартира зловеще молчала.
* * *
   Ужин прошел в тишине. Не было фоновой музыки, молчал медийный центр, выключенный комми не подавал признаков жизни, не урчали, не попискивали многочисленные сиберы-помощники. От этого тягостного безмолвия Яру начинало казаться, что и его так же выключили. Чтобы хоть как-то наполнить квартиру звуками, он гремел посудой, и кашлял, и постукивал столовыми приборами по столешнице, и производил еще много других ненужных действий.
   Гнат всё чаще и чаще подходил к окну. И всё озабоченней делалось его лицо. Он ничего не объяснял, но Яру и без того было ясно – вокруг дома собирались воображаемые невидимки.
   Несуществующие создания лично его не беспокоили. Но напряжение нарастало – ведь Яр не знал, на какие действия могут спровоцировать психа с ножом его мнимые преследователи.
   Когда вечернее освещение на улице сменилось ночным, Яр встал из-за стола. Стараясь не смотреть на Гната, он собрал грязную посуду и скормил ее утилизатору. Оставшуюся еду запаковал в вакуумный пакет и убрал в холодильный шкаф. Сказал в пустоту:
   – На завтра продуктов не хватит. Надо заказать.
   – Ничего страшного, – отозвался Гнат. – Не умрем.
   Он вновь подошел к окну – в сотый, наверное, раз. Осторожно, будто боясь быть замеченным, заглянул вниз. Покачал головой.
   – Неужели я чем-то себя выдал? Почему их здесь столько?
   Яр встал рядом, но не слишком близко.
   Ему всегда нравился вид из этого окна. Внизу – круглый скверик с беседкой: свитое из стали ограждение; декоративные камни, то ли ныряющие в застывший волнами бетон, то ли выныривающие из него; куст-световод, широко развернувший свои гибкие ветви, наполненные голубым сиянием. За сквером – игровая площадка под прозрачным куполом. Когда становится тоскливо, достаточно немного понаблюдать за людьми, что собрались там под стеклом, – и тоска отступает. И кажется, что ты тоже перенесся туда, в яркий шумный мирок, полный веселья и общения, в место, где официально запрещена грусть, где на входе каждый получает таблетку счастья и веселящий вдох… А над куполом игровой площадки до двадцатых этажей возносится сложная эстакада. Ночью, когда включаются фонари, она словно повисает в воздухе. И вид парящего иллюминированного сооружения, внутри которого расплавленным металлом переливаются потоки скоростных такси, наполняет душу тихим восторгом. Высотные дома, облицованные светособирающими панелями, ничуть не мешают взгляду. Две расходящиеся улицы словно вспарывают город, позволяя увидеть его нутро, полное сияющих, тесно свитых потрохов. Там – богатые кварталы даунтауна. Дороги, по которым можно двигаться на личном транспорте с ручным управление. Причудливые дома известных риччи. Заведения, куда закрыт вход сиберам, где всю – абсолютно всю! – работу делают люди. Кабины портов, открывающиеся в полузапретные места других мегаполисов…
   И нигде никаких черных фигур.
   – Нужно представить, что ты вышел из своего тела, – бормотал Гнат. – Надо посмотреть на всё откуда-нибудь сбоку или сверху. Так, будто ты сторонний наблюдатель. И тогда, возможно, ты заметишь их. Не сразу, нет. Нужно тренироваться…
   Яр отступил вглубь комнаты. Он не желал слушать этот отвратительный бред, ему вдруг стало казаться, что произнесенные Гнатом слова обретают форму. Слова выглядели как комки серой пульсирующей слизи – живые комки. Впусти их в свои уши – и они доберутся до мозга и заразят тебя безумием.
   “Это галлюцинация. – Яр вовремя вспомнил предупреждение доктора и только поэтому не запаниковал. – Побочный эффект лечения”.
   – Я болен, – сказал он громко лишь для того, чтоб остановить болтовню Гната.
   – Что?
   – Я болен, – чуть тише повторил Яр. – Я умер бы через несколько недель. Но мне сделали операцию. Запустили внутрь сибера. Из-за него у меня могут возникать галлюцинации… Ты можешь быть моей галлюцинацией…
   Гнат усмехнулся.
   – Кажется, ты не очень везуч, – сказал он, выдержав паузу. – Болезнь, операция, нападение с ножом, неприятности в семье… Что дальше?
   Яр смолчал.
   – Возможно, мне придется бежать сегодня ночью, – посерьезнев, сказал Гнат. – Или завтра. Мне не нравится, что их собралось так много. Не понимаю, что им надо? Если они пришли за мной – то откуда они узнали, что я здесь? Как выследили? Не понимаю…
   Опять закружились в воздухе серые сгустки слов. Яр закрыл уши ладонями, зажмурился и прислонился к стене.
   Он простоял так пятнадцать минут.
   И всё это время ему ясно представлялось, как под кожей у него ползает крохотный сибер, оставляя за собой тонкие будто волос ходы и испражняясь лекарствами.
* * *
   Сон не шел.
   За окнами привычно шумела серая ночь. Время от времени яркие цветные всполохи лазерных реклам впрыгивали в комнату и растекались по стенам. Чуть слышно гудели и похрипывали системы обеспечения дома. Где-то наверху играла музыка.
   Яр перевернулся на спину.
   На потолке таились тени. Увидеть их можно было только, когда менялось освещение: отблеск реклам озарял комнату – и тени тут же начинали двигаться, обнаруживая себя. Смотреть на это живое шевеление было страшновато, и Яр натянул одеяло на голову.
   Будь он сейчас один, нашел бы спокойный ночной канал и заснул бы под тихое бормотание медийного центра. Или велел бы включиться какой-нибудь расслабляющей мелодии. А может, наплевал бы на отдых и отправился бы в чат, где собрались такие же полуночники, мающиеся от скуки и от бессонницы.
   Но медийный центр обесточен. Его экраны черны, стенные акустические системы отключены, спрятанные микрофоны и датчики ни на что не реагируют.
   Уютная квартира обернулась первобытной пещерой.
   Как мало для этого потребовалось!..
   Лежащий на полу возле кровати Гнат громко всхрапнул и завозился. Через несколько секунд его дыхание опять стало ровным – вооруженный, преследуемый призраками безумец безмятежно спал на жестком полу. Яр ему только позавидовал.
   И подумал, что сейчас самый удобный момент для бегства.
   Или для нападения на спящего безумца.
   Ведь совсем не обязательно его убивать. Достаточно отобрать нож, оглушить сильным ударом, связать… Но насколько сильным должен быть удар? И чем надо бить? Не подушкой же…
   Яр выбрался из-под одеяла. Осторожно приподнялся, сел на кровати, осмотрелся.
   Бегство – вот самое разумное, что можно предпринять в подобной ситуации. Но прежде чем открыть дверь, придется разобрать завал. А сделать это тихо и быстро не получится. Тем более со связанными руками.
   Хотя руки-то, наверное, можно освободить…
   Яр, прислушиваясь к сопению Гната, медленно спустил ноги на пол.
   Убежать из квартиры вряд ли получится. А если спрятаться? В шести комнатах достаточно укромных мест. Взять, к примеру, гардеробный шкаф. Посторонний человек даже не заподозрит, что одна из зеркальных стен этой квартиры сдвигается, открывая доступ к полкам с одеждой и обувью. Но даже если чужак и сумеет найти этот шкаф, то вряд ли он догадается, что за ящиками справа есть просторная ниша, которой хозяин квартиры так и не нашел достойного применения.
   Когда-то Яр рассчитывал прятать там что-нибудь запретное, вроде чёрного танатола.
   Но, кажется, пришло время спрятаться самому…
   Он медленно наклонился вперед. Перенес вес тела на ноги. Начал приподниматься.
   И тут мирно сопящий Гнат отчетливо проговорил:
   – Ты куда собрался?
   Яр застыл. Прижал связанными руками колотящееся сердце. Облизал вмиг высохшие губы.
   Надо ли отвечать? Может Гнат просто бредит? Он же спал! И, кажется, всё еще спит!
   – Куда, спрашиваю, собрался?
   – В туалет очень хочется, – жалобно пролепетал Яр. Ему стало обидно, что единственный придуманный им реальный план спасения вот-вот пойдет прахом. Он не сомневался, что сейчас Гнат поднимет голову, откроет глаза, зевнет и скажет:
   – Я тебя провожу.
   И тогда придется под стыдным конвоем тащиться по темному коридору, а потом тужиться на унитазе только для того, чтоб не быть уличенным во лжи.
   Но Гнат сказал другое.
   – Возвращайся скорей, – буркнул он. И Яр, не смея поверить услышанному, переспросил:
   – Что?
   – Быстрей давай.
   – А. Да. Конечно. – Яр соскочил с постели.
   Выбежав из комнаты, он не стал прикрывать за собой дверь – это могло показаться подозрительным. Шлепая босыми ногами, он стремительно пронесся по коридору, хлопнул дверью туалета, не заходя в него, и тут же, не теряя времени, кинулся назад – тихо и легко, как только мог.
   Нужная ему комната находилась сразу за кухней. Он на цыпочках ворвался в нее, и едва не вскрикнул, увидев, как со стен ринулись на него скорченные мутные фигуры.
   Это был он сам. Его отражения в зеркалах.
   Приостановившийся было Яр прыгнул к одному их зеркал. Нажал липкими потными ладонями на стекло, сдвинул дверь шкафа в сторону, боком скользнул внутрь. Мягко засветилась голубоватая подсветка. Яр испуганно обернулся и с усилием потянул на себя составленную из ящиков стенку. В открывшуюся нишу он швырнул старый халат и никогда прежде не требовавшийся плед – кажется, чей-то подарок. Прислушался, затаив дыхание, вытянув шею.
   Было тихо.
   Он вжался спиной в полки и, ломая ногти, закрыл шкаф изнутри. Подсветка погасла. Ослепший Яр опустился на четвереньки. Пятясь, заполз в темную нишу. Ногами затолкал в угол халат и плед, крепко ухватился за ящики и, поднатужившись, кое-как вернул их на место, тем самым замуровав себя в тесном пыльном пространстве, где не было ни света, ни воды, ни пищи.
   Он сел на пол, ощупал стены вокруг.
   Растерялся отчего-то.
   Потом испугался. Но сказал себе, что ничего страшного здесь произойти не может.
   Лег на спину, попытался вытянуть ноги.
   Пожалел, что не взял часы.
   Обругал себя, что не прихватил комми.
   Начал сомневаться, верно ли поступил, спрятавшись здесь.
   Принялся отсчитывать секунды. Устал.
   Ворочаясь, кое-как расстелил под собой плед. Завернулся в халат.
   Вгрызся в ленту, связавшую запястья. Наконец-то освободил руки и очень этому обрадовался.
   Еще раз обшарил пространство вокруг. Приложился ухом к стенке.
   Тихо…
   Неужели Гнат спит? Вряд ли. Уже, наверное, рыщет по квартире, пытаясь понять, куда делся хозяин. Рычит от злобы. Нож блещет в полумраке.
   Не дай бог, отыщет…
   Плотно ли закрыта дверь? Не осталось ли щели?
   От непривычного напряжения заболели глаза. Яр крепко зажмурился, вытер слезы.
   Сколько ни вглядывайся в такую тьму, всё равно ничего не увидишь.
   Как ни прислушивайся, всё равно ничего не услышишь.
   Хотя…
   Яр приподнял голову, напрягся.
   Вроде, что-то упало. Загремело глухо.
   Да… Вот опять…
   Он сел, подтянул колени к груди, сжался.
   Может, стоит выбраться, пока не поздно? Еще можно придумать какую-нибудь отговорку. Отовраться как-то.
   Нет. Уже поздно.
   Что-то падает. Грохочет.
   Гнат кричит. Он в ярости.
   Он безумен, и у него нож.
   Опять грохот. И звон.
   Понятно – он взбешен. Он теперь всю квартиру перевернет.
   Догадается ли, что одно из зеркал – это дверь шкафа?
   Что если догадается?!
   Увидит отпечаток ладони на стекле – и догадается!..
   Яр обратил лицо вверх: “Господи вездесущий и всевидящий, сделай так, чтоб он меня не нашел! Если ты действительно есть, Господи, помоги мне! Спрячь, укрой, спаси!”
   Яра затрясло, он стал задыхаться. Потом на него словно помутнение какое-то нашло: он сдавленно закричал, схватил себя за лицо, попытался вскочить – но ударился головой и потерял сознание.

Глава 3

   Он открыл глаза и удивился, что ничего не видит.
   Болел затылок. И всё тело болело.
   Он застонал, попробовал выпрямиться, но его ноги уперлись в стену. Поднял дрожащую неверную руку, коснулся пальцами шершавого бетона и замер, пытаясь понять, где находится.
   Вспомнил!
   Дернулся, сжался.
   Сколько же прошло времени?
   Где Гнат?
   Почему так тихо?..
   Яр прислушался.
   Действительно, тихо.
   Неужели всё кончилось? Гнат говорил, что, возможно, уйдет ночью или утром. Наверное, ушел. Побушевал, вымещая злобу на обстановке квартиры, пытаясь отыскать исчезнувшего хозяина. Но не нашел. Решил не рисковать и сбежал.
   А если нет?
   Что если он затаился и ждет, когда хозяин покинет свое убежище? Подстерегает за какой-нибудь дверью или за декоративной шторой. Держит нож особым хищным способом…
   Сколько же сейчас времени?
   Долго сидел Яр во тьме, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук. От напряжения голова разболелась еще больше. Мышцы совсем занемели. Перед глазами вились мутные колючие огоньки.
   Когда ожидание сделалось невыносимым, а приученный к распорядку желудок громко заявил, что пора бы и позавтракать, Яр начал потихоньку выбираться из своего убежища. Он действовал тихо и осторожно; он был готов в любую секунду нырнуть назад в укрытие – при малейшем шуме, при любом намеке на движение.