Страница:
– А если не договоримся?
– Ну да, вы все-таки настроены на немедленный мордобой, – устало вздохнул я.
Алданский рейдер показался на экранах только через два часа. Это было старенькое и здорово измочаленное суденышко, ничуть не лучше нашего. Неизвестно, кто из нас победил бы, случись поиграть в догонялки.
Началась знакомая процедура. Рейдер протянул к нашему катеру гофрированную кишку и штангу с захватом. Затем начал нас раскручивать, чтобы создать на борту какое-никакое тяготение.
Потом через кишку посыпались алданские пограничники в веселеньких желтых комбинезонах и блестящих шлемах. Было их шесть человек – достаточно, чтоб устроить в рубке сутолоку.
Я не спешил вступать в переговоры и смиренно стоял в дальнем углу с документами наготове. Мой маскарадный костюмчик порядком измялся за время полета и приобрел вид пижамы. И разбитая башка мой образ отнюдь не украшала. Я мог бы послужить иллюстрацией к учебнику «Как не надо вести дела».
Алданцы вели себя по-хозяйски. Все до единого были молодые – лет по двадцать максимум – и беспредельно наглые. Они больше напоминали уличную банду, чем сторожевых маленькой гордой космической республики. Честно говоря, валять перед ними дурака мне было втройне противно.
Я лепил несусветную чушь про саженцы аравийского риса, про сроки вызревания и нежелательность задержек в пути, большую часть подробностей придумывая на ходу. Само собой, среди юных солдатиков не нашлось специалистов по агротехнике, и мое вранье нормально съедалось и переваривалось. В том числе и про неверный выход из нуль-канала.
Наглости у этих ребят, правда, не убавлялось. В какой-то момент они потребовали показать груз, и нам пришлось вести их в боевую часть. Видать, им было досадно, что в их сети угодили не враги республики, а жалкие землеройки с саженцами, и от отчаяния они стремились хотя бы отыграть сценарий до конца.
Все вроде бы складывалось удачно. Я продемонстрировал ящики с мокрой грязью, поймал на себе полные брезгливой жалости взгляды доблестных алданских военных, всунул их командиру в руку фальшивую визитку и даже предложил услуги по мелиорации и землепользованию. Похоже, я надоел им уже ровно настолько, чтобы постараться от меня избавиться.
И тут случилось непредвиденное. Впрочем, предвидеть можно все, но почему-то ни у кого не хватило на это мозгов.
Наш пленный лейтенант дал о себе знать. Похоже, он услышал отголоски разговоров, узнал хорошо знакомые ему профессиональные нотки и решил, дурачок, что рядом свои.
Он принялся молотить в железную стену будки ногами и что-то орать.
Я успел заметить, как Дэба переглянулся в Дэфом. От их взглядов у меня почему-то по спине пробежал холодок.
– Что у вас там? – мигом встал на дыбы командир алданцев – коренастый паренек с зачаточными усиками и слюнявыми губами. Он даже снял шлем, чтобы лучше слышать.
– Это ничего… это ерунда… – залепетал я, отчаянно глядя на капитана.
– Это борттехник под обшивкой, – сказал тот. – Срочный ремонт, видите ли…
Но алданцы оказались не такими идиотами, как нам хотелось бы. Командир подошел к фургону и приложил ухо к стальной обшивке. Особист внутри снова начал бесноваться и грохать ботинками.
– Немедленно открыть! – у пограничника даже голос изменился, и сам он стал будто выше ростом. Его ребята переглянулись, их пальчики шаловливо забегали по рукояткам пистолетов.
– Ага, сейчас… – неожиданно легко согласился Дэба, затем повернулся к своим бойцам и энергично мотнул головой.
Я и не понял, что произошло. Наши «садовники» одновременно пришли в какое-то странное движение, я словно оказался в центре водоворота. Вдруг командир алданцев тонко, как ребенок, ахнул и повалился на колени. Почему-то он начал трястись, словно ему было очень смешно. Один из наших опрокинул его на спину, затем присел на одно колено, навалился ему на грудь, и я услышал странный звук, словно кто-то ломал пополам арбузную дольку. Пограничник перестал трястись, глаза моментально остекленели.
Пока я пытался хоть что-то понять, на полу оказались остальные пятеро. Потом я заметил, как один из наших вытирает нож об алданский комбинезон. На оранжевой ткани оставались пятна крови.
– Вы что же такое творите, суки? – ошалело проговорил я.
На меня не обратили ни капли внимания.
– Бриц, Вареный и Жила – пошли наверх, – тихо, но внушительно приказал Дэба, и трое его бойцов неслышно покинули боевую часть. Я только через какое-то время понял, куда именно «наверх» отправил их капитан. «Наверх» – это на борт алданского рейдера, где оставалось еще несколько человек.
– Я с этим уродом разберусь, – сказал один из оставшихся бойцов и направился к фургону транспортера.
– Остановитесь, гады! – буквально завыл я. Потом я повис на спине у того, кто пошел разбираться с особистом. Меня отодрали, отшвырнули куда-то и некоторое время крепко держали за руки.
Я слышал, как грохнула задвижка на двери фургона, как изнутри донеслась быстрая возня, которая очень скоро прекратилась. Особист даже не крикнул, даже не застонал.
У меня перед глазами плыл желтый туман. Одно дело ошиваться по офисам чиновников, пить с ними коньяк и совать пачки денег в их бездонные карманы. Совсем другое – видеть, как на твоих глазах людей режут, словно баранов. Я к такому был просто не готов. Мне казалось, я умираю вместе с этими пограничниками.
– И меня тоже режьте! – орал я, как сумасшедший. – Кромсайте на хрен, рвите!
– Уберите интеллигента, – послышался равнодушный голос капитана Дэбы.
Меня просто-напросто взяли за шиворот и поволокли в мою компрессорную камеру. Чуть позже пришел Док и пшикнул шприцем, вгоняя мне в вену какую-то успокаивающую бурду.
Одно хорошо – спал я совершенно без снов.
Я весь извелся. Не знаю, с чем это сравнить. Наверное, с наркотической ломкой, когда человеку плохо всегда, плохо вне зависимости от погоды, времени суток и политической ситуации в мире.
Я не вылезал из своего железного пенала, чтобы не видеть их рожи. Я считал, что к этим людям вообще нельзя подходить, никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах. Это не люди.
Я просто плохо знал военный спецназ. Но разве это утешение?
Потом ко мне вдруг наведался капитан. Некоторое время разглядывал меня с чувством брезгливой жалости. Я забился в угол и смотрел в одну точку.
– Так и будешь маяться? – спросил он.
Что мне было ему отвечать?
– Ты же тут ни при чем, Грач. Это наши дела.
Лицо у него было, как всегда, картонное. Со мной разговаривал живой манекен. Впрочем, не очень живой. Просто говорящий.
– У нас приказ – полная секретность, – продолжал он. – А приказы мы выполняем очень хорошо. Тебя же никто не трогает. К тебе вопросов нет. Будет возможность – катись отсюда к чертовой матери и забудь все, что видел. Ты ведь забудешь, Грач? Точно забудешь. Сам знаешь, что о чужих делах лишнее помнить тебе совсем не с руки.
– Ты сам-то на что надеешься? – заговорил я. – Тебе еще отсюда улететь надо, а ближайший портал – как раз Алдания. Да и на Земле тебе припомнят этого лейтенанта.
– Ну, через алданский портал мы уходить не собирались, – Дэба приободрился тем, что я заметил его присутствие. – А Земля… пусть помнит. Мы – люди Вселенной, нам Земля не указ, не дом родной, не строгая мамочка.
– Вы уроды и убийцы, а не люди Вселенной. Вам людей резать нравится. Вы других методов знать не хотите. Зачем вообще меня позвали? Захватили бы «Плутон» штурмом, провели расстрелы среди персонала…
– Много ты знаешь, Грач, про наши методы, – жестко проронил Дэба. – Ты бы знал, какие к нам методы применяли. Твоя беда в том, что ты не прошел войну.
– Беда? Я думал, счастье.
Дэба помолчал немного, потом лишь презрительно фыркнул. Все правильно, говорить со мной бесполезно.
– Готовься к посадке, – сказал он. – Внизу найдем тебе какое-нибудь дело, пока ты совсем не рехнулся. Поэтическая натура, мать твою…
– В гробу я видал ваши дела и занятия! – крикнул я ему вслед. – Знал бы, кто вы такие, сдал бы вас дивизиону со всеми потрохами еще в первый день!
Пятью минутами позже меня посетили хмурые размышления: а в самом деле, кто они такие? Меньше всего они похожи на смиренных, боящихся каждой тени гробокопателей. Судя по повадкам и антуражу всей нашей затеи, я провел в блок-зону группу диверсантов. Правда, кому в голову могло прийти затевать диверсии в алданской вотчине, от которой у всех и так сплошные проблемы? Тонкости политики и экономики? Какие-то уж больно неуклюжие тонкости, даже для нашего шального времени.
Спустя полчала ко мне заглянул борт-наладчик в грязном комбинезоне. Воровато оглядываясь, он протянул мне небольшую пластиковую канистру.
– Меня Крэк прислал, – заговорщицки сообщил он. – На, возьми, бедолага. Не мучайся. Специально для тебя из кислородного компрессора сливал. Много не пей, отравишься.
Это был технический спирт. Я буквально воспрянул духом – в канистре было ни много ни мало мое спасение. В ближайшие пять минут я раздобыл у кока банку консервированной воды и приготовил себе напиток. На вкус, конечно, невозможная отрава – просто агрессивная химическая среда, но кто сейчас думал бы о вкусе?
Пришлось проявлять изобретательность. Пить эту мерзость в невесомости было вдесятеро трудней, но я выдержал. Я, не теряя времени, надрался в хлам, заблевал свою каюту и отключился.
Вот так я и подготовился к посадке.
Мне было не так уж плохо. Я мог просто закрыть глаза и заснуть, а там, на той стороне, меня поджидали причудливые видения, в которых я плавал, подобно аквариумной рыбке.
Само собой, пробуждение было несладким. Но я и не ждал от жизни многого. В канистре еще плескалось пара глотков теплого спирта, и я путем немыслимых ухищрений приготовил свой омерзительный коктейль. И сразу, набравшись смелости, влил в себя.
Сначала меня чуть не скрутило в морской узел. Потом пришла некоторая легкость. Я выбрался наконец из своего заблеванного убежища.
На меня смотрели со странной смесью отвращения и любопытства. Вылить в одно горло столько спирта – такого от меня, наверно, не ожидали. Слабый человек не смог бы. И законченный алкаш – тоже не осилил бы, ему хватило бы ста граммов.
Одним словом, я себя проявил и заработал какую-никакую репутацию. Правда, совсем мне ненужную.
На обзорных экранах я увидел кромку серых игольчатых скал. Мы стояли на ровной площадке приличных размеров – не менее пары километров в поперечнике. На поверхности кипела работа – человечки в оранжевых скафандрах трудились над монтажом купола. Вся подвижная техника была уже спущена и готова к работе.
Меня больше всего радовала обретенная сила тяжести, пусть и не такая, как на Земле. Я мог почти нормально ходить. И мой желудок тоже радовался привычным условиям, хотя я и устроил ему взбучку.
Торчать в каморке уже не было сил. Какое-то время я слонялся по катеру, мозолил другим глаза. Я все ждал, когда нас переведут в купол. Там и просторнее, и теплее, и вони такой нет, как в этой летающей казарме. Маленькая иллюзия привычной человеку среды.
В одном из тамбуров я столкнулся с капитаном, он был в легком скафандре, с откинутым стеклом.
– Отдыхаем? – поинтересовался он, критически оглядев мой облик.
– Законный выходной, – пробурчал я.
– Ну-ну… А как насчет потаскать вместе со всеми ящики, нет желания?
– Никакого, веришь? – ответил я и побрел дальше.
И вскоре набрел на неожиданную картину. Впрочем, не такую уж неожиданную. Двое бойцов вскрыли панели на переборке и деловито доставали из тайника короткие штурмовые пулеметы.
Я посмотрел на них и рассмеялся.
– В кого вы тут палить собрались? Тут одни привидения. Или думаете встретить зеленых человечков?
Они переглянулись, потом один сказал другому:
– Надо ему еще налить.
Но я ушел. Я понял, отчего они так боялись встречи с дивизионом. Боевое оружие на борту – тема для серьезных неприятностей. Все сходилось на том, что я и вправду влез в какую-то военно-политическую заваруху. Будет Толстому от меня отдельная за это благодарность…
После ужина, который я хотел гордо проигнорировать, но не смог, капитан сообщил, что к куполу подведено питание и можно помаленьку переселяться. Я, конечно, в первые ряды не полез, однако про меня не забыли. Даже персональный скафандр нашли – облупленный, заскорузлый, тяжеленный и не совсем исправный. Судя по всему, этой модели исполнилось не меньше десяти лет, и на свалку она не попала только по большому везению.
Не в моем положении было привередничать. Я удовольствовался тем, что в куполе мне досталась небольшая, но уютная жилая секция с чистыми упругими стенами, под которыми бесшумно струился теплоноситель. И еще у меня было окно. В него я мог видеть наш катер, замерший на четырех растопыренных лапах, и часть далекого гористого пейзажа.
Меня не посвящали в планы работ, и я не знал, как долго капитан планирует заниматься тут сбором старых костей. Да и костей ли? Как ни крути, ручные пулеметы они взяли не для развлечения. Разве что последний салют отдать над обломками погибшего транспорта?
А если серьезно, то я от души хотел поменьше знать об этих людях и их делах. Никакой пользы или радости от посвящения в их тайны мне не грезилось.
Тем не менее кое-какие странные детали на глаза мне попались…
В поездку собрались шестеро, у каждого к ранцу был прикреплен пулемет.
Кого, скажите на милость, можно подстрелить на абсолютно голой, мертвой планетке, которую люди не посещают десятилетиями?
Это было еще не все. На моих глазах в фургон погрузили несколько продолговатых ящиков, на вид очень прочных и надежных, а еще – так называемый кислородный бокс.
Кислородный бокс – тот же скафандр, только без рук и без ног. Коробка, в которой в основном эвакуируют тяжелых больных и раненых.
Черт меня подери, неужели через восемь лет после катастрофы «Ледяного грома» они надеются найти тут раненых?
Одним словом, как ни воротил я нос от дел капитана Дэбы, а невольный интерес все же поселился во мне и не давал покоя.
Экспедиция вернулась часа через три, я уже был тут как тут. Словно ненароком, я оказался возле переходных тамбуров, где Дэба встречал своих людей. Вернулись они, как мне показалось, возбужденными, если не сказать больше. Однако ничего узнать мне не удалось. Мое любопытство, похоже, было замечено, и все разговоры прошли за закрытыми дверями.
А вскоре ко мне снова прислали борт-техника со знакомой канистрой. Собственно, этого и следовало ожидать. Гораздо проще соблюдать секретность, когда единственное постороннее лицо валяется пьяное у себя в секции и не сует всюду нос.
Итого, у меня было два варианта поведения: либо шататься и мозолить всем глаза, либо коротать время за стаканом разбавленного спирта. Спирта уже не хотелось, вполне хватило первой канистры, чтобы почувствовать себя грязной свиньей. Но и вынюхивать чужие секреты мне быстро разонравилось: чего доброго, вышвырнут наружу без скафандра – подумаешь, одним покойником больше… Никто и не вспомнит на следующий день, что был тут такой Грач…
В общем, я решил вести себя скромнее. И на всякий случай делать вид, что пью безбожно круглые сутки – только успевай канистры новые подносить. Но все равно, я заметил, что моих ушей молчаливо остерегаются. Вплоть до того, что откровенно закрывают двери перед носом.
Надо сказать, они опрометчиво выделили мне секцию, где окно выходило прямо на катер. Я мог наблюдать каждый выезд, поскольку тягач всякий раз становился под брюхо катера на подзарядку. Ничего любопытного мне сначала не перепало.
Зато потом, на третий день, я кое-что подсмотрел. Тягач ушел, пристегнув обе леви-платформы, а вернулся груженный. Те же самые длинные ящики и тот же кислородный бокс, которые я уже имел счастье наблюдать.
Ящики были нагружены чем-то очень тяжелым. Это было видно по тому, как степенно качаются леви-платформы. И в кислородном боксе что-то было. По логике, не «что-то», а «кто-то», но такая логика тоже казалась весьма ущербной. Что живое можно отсюда увезти? Наши пока все живы и здоровы, им эвакуация в ящике не требуется.
Я, конечно, фантазировал, искал объяснения. Наиболее реалистичной была такая мысль: на Луне-один действует чья-то база – либо научная, либо военная, либо торговая. Чья – совершенно неважно и даже не предсказуемо. Контрабандисты, например, могут устраивать такие вот опорные точки где угодно, на любом забытом богом астероиде.
Видимо, это очень серьезные контрабандисты, если ради них организована такая рискованная и дорогостоящая экспедиция, больше всего напоминающая разведку боем. Даже не берусь гадать, что может выступать в роли того товара, для которого были приготовлены длинные ящики. Не говоря уж про бокс…
Заглянуть бы в стеклянное окошечко, что имеется на верхней крышке… Может, и представится шанс, но точно не сейчас. Бокс сразу погрузили в катер.
Впрочем, с чего я взял, что там человек? Мало ли какую органическую субстанцию они хотят вывезти? Рассаду аравийского риса, если уж на то пошло…
Заснуть мне в этот вечер удалось с большим трудом. Во время ужина купол вдруг бесшумно качнуло. Бойцы перестали есть и переглянулись. Кто-то напомнил, что вулканов и землетрясений нам здесь не обещали.
Потом вошел Дэф и объяснил, что в ста двадцати километрах от нас случился сдвиг большой массы грунта – тот самый песчаный прилив. Хорошо это или плохо – никто так и не понял.
Позже, когда я лег спать, земля снова покачнулась. Я – человек к землетрясениям непривычный, поэтому слегка испугался. «Слегка» обозначает буквально следующее: я вскочил на койке, судорожно схватил подушку и прислушался – не объявят ли тревогу.
Тревоги не было. Лишь кто-то обменялся парой реплик в коридоре, и все стихло. Но ненадолго. Еще несколько часов слышались какие-то шумы, шорохи, а наше хрупкое жилище то и дело едва заметно вздрагивало. Так спать я не мог, увольте. Мне пришлось прибегнуть к помощи своего кошмарного коктейля. Таким образом, лишь через четыре часа я с грехом пополам отключился.
Проснувшись, я ощутил какую-то странную тишину. Еще не одеваясь, я выглянул из секции – в коридоре было пусто. Недоуменно похмыкав, я прошелся от стены к стене, и вдруг мой взгляд упал на окно.
Первые секунды я никак не мог взять в толк, что там изменилось. Но потом понял. И реальность оказалась страшна: катера не было на месте. Вообще ничего не было – ни тягача, ни ящиков из-под оборудования, еще вчера лежащих аккуратными штабелями.
Я, как был в одном исподнем, выскочил в коридор и пробежал по нему, заглядывая в помещения. Ни единого человека увидеть не удалось, более того, ни один прибор не работал. И вообще везде были следы поспешного отбытия.
– Козлы!!! – вырвалось у меня из груди. – Уроды, ублюдки, скоты!!!
Уж лучше бы меня пристрелили во сне. Не по-людски вот так оставлять человека на голой планете, без шансов выжить, а самим тайком бежать. Лучше сразу убить, если так уж бояться за свои сраные секреты.
Я ходил от двери к двери, выл, как пес на луну, матерился и стучал кулаками в стены – что мне было еще делать?
Потом вдруг за спиной у меня послышался недовольный голос:
– Чего орешь-то как резаный?
Я рывком обернулся. В коридоре стоял Жила, в скафандре, но без шлема. Я, видимо, смотрел на него как-то странно, он даже в лице переменился.
– А… Ты откуда? – выдавил я.
Он осуждающе покачал головой.
– Допился… Давай собирайся. И штаны не забудь надеть.
Он повернулся, намереваясь куда-то идти, но я одним прыжком нагнал его.
– Стой! Ради бога, стой! Что происходит? Где все?
– Да не лапай! – он увернулся, брезгливо поморщившись. – Меняем место дислокации. Пылевой прилив сюда идет.
– Прилив? – я хлопал глазами. – Куда идет прилив? Где все, ты мне скажешь?
– Да что ты разорался?! – он с досадой оттолкнул меня. – Почти все уже на новом месте. Мне только оборудование кое-какое надо перевезти на тягаче. И тебя вот тоже.
– А чего вы меня раньше-то не разбудили?! – возмутился я.
– Ага, тебя разбудишь… Будили.
– Не уезжай без меня, ладно? – я помчался одеваться.
Жизнь сразу расцвела розовыми кустами. Я даже про головную боль забыл. Самым трудным для меня сейчас было в одиночку справиться со скафандром, но я уж постарался. Я успел отметить на приборе подозрительно низкое давление кислорода, похоже, старенькая система элементарно «сифонила». Но эта проблема была вовсе не катастрофическая. На полчаса хватит точно, а больше и не надо.
Выйдя через тамбур, я довольно долго искал тягач. Шлем не позволял крутить головой, как хочется, приходилось все время переступать. А в тяжелом неуклюжем скафандре это быстро не получалось. Наконец я услышал в шлемофоне насмешливый голос:
– Еще на тридцать градусов правее и тридцать шагов прямо, – в следующую минуту я увидел тягач.
Оказалось, Жила здесь не один, рядом с ним обнаружились еще две фигурки в скафандрах, они работали с погрузчиками, заполняя фургон контейнерами. Я слышал, что они переговариваются по радио, но никак не мог понять, кто это из бойцов. Знакомству с экипажем, как вы понимаете, я внимания уделял совсем мало.
Пока я плелся, они почти закончили.
– Куда мне – в фургон или в кабину? – спросил я.
Почему-то мне не ответили. В фургон, где совсем недавно прикончили лейтенанта, мне лезть совсем не хотелось, и я решил проявить самостоятельность.
– Грач, лезь в кабину, – неожиданно сказал Жила.
– Уже! – отозвался я.
– Слышишь, или ты уши свои уже пропил?
– Да слышу, слышу. Лезу в кабину.
– Грач! Алло!
Я сполз с лестницы, обошел вокруг кабины и встал прямо перед Жилой, похлопав себя ладонью по груди.
– Вот я. Лезу в кабину. Уже бы залез, если б ты…
– Что ты там губами жуешь?
Тут я запоздало понял: у меня, вдобавок ко всему, не работала рация. Вернее, работала, но только на прием.
Я постучал перчаткой по шлему в районе уха и покачал головой. Жила понял этот немудреный жест и махнул рукой.
– Обожди-ка, – сказал он. – Помоги платформы зацепить, а то ребята уже в фургоне.
Леви-платформы покачивались в полуметре от поверхности рядом с тягачом, и подтолкнуть их мне не составляло большого труда. В одной были сложены газовые картриджи, в другой какие-то приборы с наскоро смотанными шлангами и проводами.
Жила как раз закреплял первую, помогая себе небольшим молоточком, когда по ногам прошла довольно сильная дрожь. Жила только что-то буркнул, зато у меня снова зашлось от испуга сердце. Я на всякий случай посмотрел по сторонам, на сколько давал шлем… и тут я увидел такое, что звуки едва не застряли в горле.
– Жила… Жила, смотри! – заговорил я, забыв, что он меня не слышит.
Тогда я потряс его за плечо и показал, куда смотрел сам…
Плато, на котором мы расположились, осыпалось. Начиная с самого дальнего от нас края, оно становилось все меньше и меньше. Оно опадало, словно берег, подмытый течением.
Жила отшвырнул молоток, заметался на месте, потом кинулся к кабине, не забыв крикнуть мне: «Живо за мной!»
Ему было хорошо, он в своем легком и удобном скафандре мог скакать, как акробат. Когда он уже запрыгивал на подножку кабины, я только сделал пару коротких шагов. Он включал двигатель, успевая одновременно связываться с катером:
– Рубка, я Черепашка, у нас оползень, – слушал я у себя в шлемофоне. – Как слышите? Увожу технику, сделаю, что успею. Постарайтесь нас забрать как можно скорее…
Краем глаза я заметил, что наш купол вдруг начал оседать на одну сторону. Из-под примявшейся стены выглянула черная трещина с быстро осыпающимися краями.
Едва я зацепился за трап кабины, Жила ударил по педалям. Он не учел, что под нами уже не прочный камень, а жидковатая рассыпчатая каша из слежавшихся комков пыли. Тягач, вместо того чтобы плавно тронуться с места, вдруг пошел юзом, потом резко просел на левую сторону. Мои попытки пролезть в кабину увенчались крахом. Наоборот, от неожиданного рывка пальцы разжались, и я отлетел метра на два от машины, покатившись по поверхности.
– Черепашка, доложите о ситуации! – бился о стенки шлема голос рубки. Одновременно в эфир лезли голоса двух бойцов из фургона, которые тщетно пытались выяснить, что происходит.
Жиле в тот момент было не до переговоров. Он изо всех сил старался вывести тягач из пылевой воронки, куда его буквально засасывало.
Я как-то сумел подняться, хотя в моем скафандре это было очень нелегко. На мгновение я потерял ориентацию в пространстве, не мог понять, в какой стороне тягач и куда мне двигаться.
– Ну да, вы все-таки настроены на немедленный мордобой, – устало вздохнул я.
Алданский рейдер показался на экранах только через два часа. Это было старенькое и здорово измочаленное суденышко, ничуть не лучше нашего. Неизвестно, кто из нас победил бы, случись поиграть в догонялки.
Началась знакомая процедура. Рейдер протянул к нашему катеру гофрированную кишку и штангу с захватом. Затем начал нас раскручивать, чтобы создать на борту какое-никакое тяготение.
Потом через кишку посыпались алданские пограничники в веселеньких желтых комбинезонах и блестящих шлемах. Было их шесть человек – достаточно, чтоб устроить в рубке сутолоку.
Я не спешил вступать в переговоры и смиренно стоял в дальнем углу с документами наготове. Мой маскарадный костюмчик порядком измялся за время полета и приобрел вид пижамы. И разбитая башка мой образ отнюдь не украшала. Я мог бы послужить иллюстрацией к учебнику «Как не надо вести дела».
Алданцы вели себя по-хозяйски. Все до единого были молодые – лет по двадцать максимум – и беспредельно наглые. Они больше напоминали уличную банду, чем сторожевых маленькой гордой космической республики. Честно говоря, валять перед ними дурака мне было втройне противно.
Я лепил несусветную чушь про саженцы аравийского риса, про сроки вызревания и нежелательность задержек в пути, большую часть подробностей придумывая на ходу. Само собой, среди юных солдатиков не нашлось специалистов по агротехнике, и мое вранье нормально съедалось и переваривалось. В том числе и про неверный выход из нуль-канала.
Наглости у этих ребят, правда, не убавлялось. В какой-то момент они потребовали показать груз, и нам пришлось вести их в боевую часть. Видать, им было досадно, что в их сети угодили не враги республики, а жалкие землеройки с саженцами, и от отчаяния они стремились хотя бы отыграть сценарий до конца.
Все вроде бы складывалось удачно. Я продемонстрировал ящики с мокрой грязью, поймал на себе полные брезгливой жалости взгляды доблестных алданских военных, всунул их командиру в руку фальшивую визитку и даже предложил услуги по мелиорации и землепользованию. Похоже, я надоел им уже ровно настолько, чтобы постараться от меня избавиться.
И тут случилось непредвиденное. Впрочем, предвидеть можно все, но почему-то ни у кого не хватило на это мозгов.
Наш пленный лейтенант дал о себе знать. Похоже, он услышал отголоски разговоров, узнал хорошо знакомые ему профессиональные нотки и решил, дурачок, что рядом свои.
Он принялся молотить в железную стену будки ногами и что-то орать.
Я успел заметить, как Дэба переглянулся в Дэфом. От их взглядов у меня почему-то по спине пробежал холодок.
– Что у вас там? – мигом встал на дыбы командир алданцев – коренастый паренек с зачаточными усиками и слюнявыми губами. Он даже снял шлем, чтобы лучше слышать.
– Это ничего… это ерунда… – залепетал я, отчаянно глядя на капитана.
– Это борттехник под обшивкой, – сказал тот. – Срочный ремонт, видите ли…
Но алданцы оказались не такими идиотами, как нам хотелось бы. Командир подошел к фургону и приложил ухо к стальной обшивке. Особист внутри снова начал бесноваться и грохать ботинками.
– Немедленно открыть! – у пограничника даже голос изменился, и сам он стал будто выше ростом. Его ребята переглянулись, их пальчики шаловливо забегали по рукояткам пистолетов.
– Ага, сейчас… – неожиданно легко согласился Дэба, затем повернулся к своим бойцам и энергично мотнул головой.
Я и не понял, что произошло. Наши «садовники» одновременно пришли в какое-то странное движение, я словно оказался в центре водоворота. Вдруг командир алданцев тонко, как ребенок, ахнул и повалился на колени. Почему-то он начал трястись, словно ему было очень смешно. Один из наших опрокинул его на спину, затем присел на одно колено, навалился ему на грудь, и я услышал странный звук, словно кто-то ломал пополам арбузную дольку. Пограничник перестал трястись, глаза моментально остекленели.
Пока я пытался хоть что-то понять, на полу оказались остальные пятеро. Потом я заметил, как один из наших вытирает нож об алданский комбинезон. На оранжевой ткани оставались пятна крови.
– Вы что же такое творите, суки? – ошалело проговорил я.
На меня не обратили ни капли внимания.
– Бриц, Вареный и Жила – пошли наверх, – тихо, но внушительно приказал Дэба, и трое его бойцов неслышно покинули боевую часть. Я только через какое-то время понял, куда именно «наверх» отправил их капитан. «Наверх» – это на борт алданского рейдера, где оставалось еще несколько человек.
– Я с этим уродом разберусь, – сказал один из оставшихся бойцов и направился к фургону транспортера.
– Остановитесь, гады! – буквально завыл я. Потом я повис на спине у того, кто пошел разбираться с особистом. Меня отодрали, отшвырнули куда-то и некоторое время крепко держали за руки.
Я слышал, как грохнула задвижка на двери фургона, как изнутри донеслась быстрая возня, которая очень скоро прекратилась. Особист даже не крикнул, даже не застонал.
У меня перед глазами плыл желтый туман. Одно дело ошиваться по офисам чиновников, пить с ними коньяк и совать пачки денег в их бездонные карманы. Совсем другое – видеть, как на твоих глазах людей режут, словно баранов. Я к такому был просто не готов. Мне казалось, я умираю вместе с этими пограничниками.
– И меня тоже режьте! – орал я, как сумасшедший. – Кромсайте на хрен, рвите!
– Уберите интеллигента, – послышался равнодушный голос капитана Дэбы.
Меня просто-напросто взяли за шиворот и поволокли в мою компрессорную камеру. Чуть позже пришел Док и пшикнул шприцем, вгоняя мне в вену какую-то успокаивающую бурду.
Одно хорошо – спал я совершенно без снов.
* * *
Вторые сутки за обзорным экраном висела серая глыба Луны-один. Мы никак не могли сесть, рубка выбрасывала буи и проводила сложные навигационные расчеты, чтобы не промахнуться при посадке.Я весь извелся. Не знаю, с чем это сравнить. Наверное, с наркотической ломкой, когда человеку плохо всегда, плохо вне зависимости от погоды, времени суток и политической ситуации в мире.
Я не вылезал из своего железного пенала, чтобы не видеть их рожи. Я считал, что к этим людям вообще нельзя подходить, никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах. Это не люди.
Я просто плохо знал военный спецназ. Но разве это утешение?
Потом ко мне вдруг наведался капитан. Некоторое время разглядывал меня с чувством брезгливой жалости. Я забился в угол и смотрел в одну точку.
– Так и будешь маяться? – спросил он.
Что мне было ему отвечать?
– Ты же тут ни при чем, Грач. Это наши дела.
Лицо у него было, как всегда, картонное. Со мной разговаривал живой манекен. Впрочем, не очень живой. Просто говорящий.
– У нас приказ – полная секретность, – продолжал он. – А приказы мы выполняем очень хорошо. Тебя же никто не трогает. К тебе вопросов нет. Будет возможность – катись отсюда к чертовой матери и забудь все, что видел. Ты ведь забудешь, Грач? Точно забудешь. Сам знаешь, что о чужих делах лишнее помнить тебе совсем не с руки.
– Ты сам-то на что надеешься? – заговорил я. – Тебе еще отсюда улететь надо, а ближайший портал – как раз Алдания. Да и на Земле тебе припомнят этого лейтенанта.
– Ну, через алданский портал мы уходить не собирались, – Дэба приободрился тем, что я заметил его присутствие. – А Земля… пусть помнит. Мы – люди Вселенной, нам Земля не указ, не дом родной, не строгая мамочка.
– Вы уроды и убийцы, а не люди Вселенной. Вам людей резать нравится. Вы других методов знать не хотите. Зачем вообще меня позвали? Захватили бы «Плутон» штурмом, провели расстрелы среди персонала…
– Много ты знаешь, Грач, про наши методы, – жестко проронил Дэба. – Ты бы знал, какие к нам методы применяли. Твоя беда в том, что ты не прошел войну.
– Беда? Я думал, счастье.
Дэба помолчал немного, потом лишь презрительно фыркнул. Все правильно, говорить со мной бесполезно.
– Готовься к посадке, – сказал он. – Внизу найдем тебе какое-нибудь дело, пока ты совсем не рехнулся. Поэтическая натура, мать твою…
– В гробу я видал ваши дела и занятия! – крикнул я ему вслед. – Знал бы, кто вы такие, сдал бы вас дивизиону со всеми потрохами еще в первый день!
Пятью минутами позже меня посетили хмурые размышления: а в самом деле, кто они такие? Меньше всего они похожи на смиренных, боящихся каждой тени гробокопателей. Судя по повадкам и антуражу всей нашей затеи, я провел в блок-зону группу диверсантов. Правда, кому в голову могло прийти затевать диверсии в алданской вотчине, от которой у всех и так сплошные проблемы? Тонкости политики и экономики? Какие-то уж больно неуклюжие тонкости, даже для нашего шального времени.
Спустя полчала ко мне заглянул борт-наладчик в грязном комбинезоне. Воровато оглядываясь, он протянул мне небольшую пластиковую канистру.
– Меня Крэк прислал, – заговорщицки сообщил он. – На, возьми, бедолага. Не мучайся. Специально для тебя из кислородного компрессора сливал. Много не пей, отравишься.
Это был технический спирт. Я буквально воспрянул духом – в канистре было ни много ни мало мое спасение. В ближайшие пять минут я раздобыл у кока банку консервированной воды и приготовил себе напиток. На вкус, конечно, невозможная отрава – просто агрессивная химическая среда, но кто сейчас думал бы о вкусе?
Пришлось проявлять изобретательность. Пить эту мерзость в невесомости было вдесятеро трудней, но я выдержал. Я, не теряя времени, надрался в хлам, заблевал свою каюту и отключился.
Вот так я и подготовился к посадке.
* * *
Садились, можно сказать, без меня. Я был в отключке. Один раз пришел в себя, когда нас тряхнуло при включении буферных двигателей. Еще раз блеванул горькой желчью, которая поплыла через каюту коричневыми пузырями, и снова ушел в тошнотворный мрак алкогольного отравления.Мне было не так уж плохо. Я мог просто закрыть глаза и заснуть, а там, на той стороне, меня поджидали причудливые видения, в которых я плавал, подобно аквариумной рыбке.
Само собой, пробуждение было несладким. Но я и не ждал от жизни многого. В канистре еще плескалось пара глотков теплого спирта, и я путем немыслимых ухищрений приготовил свой омерзительный коктейль. И сразу, набравшись смелости, влил в себя.
Сначала меня чуть не скрутило в морской узел. Потом пришла некоторая легкость. Я выбрался наконец из своего заблеванного убежища.
На меня смотрели со странной смесью отвращения и любопытства. Вылить в одно горло столько спирта – такого от меня, наверно, не ожидали. Слабый человек не смог бы. И законченный алкаш – тоже не осилил бы, ему хватило бы ста граммов.
Одним словом, я себя проявил и заработал какую-никакую репутацию. Правда, совсем мне ненужную.
На обзорных экранах я увидел кромку серых игольчатых скал. Мы стояли на ровной площадке приличных размеров – не менее пары километров в поперечнике. На поверхности кипела работа – человечки в оранжевых скафандрах трудились над монтажом купола. Вся подвижная техника была уже спущена и готова к работе.
Меня больше всего радовала обретенная сила тяжести, пусть и не такая, как на Земле. Я мог почти нормально ходить. И мой желудок тоже радовался привычным условиям, хотя я и устроил ему взбучку.
Торчать в каморке уже не было сил. Какое-то время я слонялся по катеру, мозолил другим глаза. Я все ждал, когда нас переведут в купол. Там и просторнее, и теплее, и вони такой нет, как в этой летающей казарме. Маленькая иллюзия привычной человеку среды.
В одном из тамбуров я столкнулся с капитаном, он был в легком скафандре, с откинутым стеклом.
– Отдыхаем? – поинтересовался он, критически оглядев мой облик.
– Законный выходной, – пробурчал я.
– Ну-ну… А как насчет потаскать вместе со всеми ящики, нет желания?
– Никакого, веришь? – ответил я и побрел дальше.
И вскоре набрел на неожиданную картину. Впрочем, не такую уж неожиданную. Двое бойцов вскрыли панели на переборке и деловито доставали из тайника короткие штурмовые пулеметы.
Я посмотрел на них и рассмеялся.
– В кого вы тут палить собрались? Тут одни привидения. Или думаете встретить зеленых человечков?
Они переглянулись, потом один сказал другому:
– Надо ему еще налить.
Но я ушел. Я понял, отчего они так боялись встречи с дивизионом. Боевое оружие на борту – тема для серьезных неприятностей. Все сходилось на том, что я и вправду влез в какую-то военно-политическую заваруху. Будет Толстому от меня отдельная за это благодарность…
После ужина, который я хотел гордо проигнорировать, но не смог, капитан сообщил, что к куполу подведено питание и можно помаленьку переселяться. Я, конечно, в первые ряды не полез, однако про меня не забыли. Даже персональный скафандр нашли – облупленный, заскорузлый, тяжеленный и не совсем исправный. Судя по всему, этой модели исполнилось не меньше десяти лет, и на свалку она не попала только по большому везению.
Не в моем положении было привередничать. Я удовольствовался тем, что в куполе мне досталась небольшая, но уютная жилая секция с чистыми упругими стенами, под которыми бесшумно струился теплоноситель. И еще у меня было окно. В него я мог видеть наш катер, замерший на четырех растопыренных лапах, и часть далекого гористого пейзажа.
Меня не посвящали в планы работ, и я не знал, как долго капитан планирует заниматься тут сбором старых костей. Да и костей ли? Как ни крути, ручные пулеметы они взяли не для развлечения. Разве что последний салют отдать над обломками погибшего транспорта?
А если серьезно, то я от души хотел поменьше знать об этих людях и их делах. Никакой пользы или радости от посвящения в их тайны мне не грезилось.
Тем не менее кое-какие странные детали на глаза мне попались…
* * *
Уже на следующий день мои друзья-гробокопатели собрались в первый рейс. В окно я видел только тягач, который стоял под брюхом катера и испускал в пространство струйки белого газа. Потом началось интересное.В поездку собрались шестеро, у каждого к ранцу был прикреплен пулемет.
Кого, скажите на милость, можно подстрелить на абсолютно голой, мертвой планетке, которую люди не посещают десятилетиями?
Это было еще не все. На моих глазах в фургон погрузили несколько продолговатых ящиков, на вид очень прочных и надежных, а еще – так называемый кислородный бокс.
Кислородный бокс – тот же скафандр, только без рук и без ног. Коробка, в которой в основном эвакуируют тяжелых больных и раненых.
Черт меня подери, неужели через восемь лет после катастрофы «Ледяного грома» они надеются найти тут раненых?
Одним словом, как ни воротил я нос от дел капитана Дэбы, а невольный интерес все же поселился во мне и не давал покоя.
Экспедиция вернулась часа через три, я уже был тут как тут. Словно ненароком, я оказался возле переходных тамбуров, где Дэба встречал своих людей. Вернулись они, как мне показалось, возбужденными, если не сказать больше. Однако ничего узнать мне не удалось. Мое любопытство, похоже, было замечено, и все разговоры прошли за закрытыми дверями.
А вскоре ко мне снова прислали борт-техника со знакомой канистрой. Собственно, этого и следовало ожидать. Гораздо проще соблюдать секретность, когда единственное постороннее лицо валяется пьяное у себя в секции и не сует всюду нос.
Итого, у меня было два варианта поведения: либо шататься и мозолить всем глаза, либо коротать время за стаканом разбавленного спирта. Спирта уже не хотелось, вполне хватило первой канистры, чтобы почувствовать себя грязной свиньей. Но и вынюхивать чужие секреты мне быстро разонравилось: чего доброго, вышвырнут наружу без скафандра – подумаешь, одним покойником больше… Никто и не вспомнит на следующий день, что был тут такой Грач…
В общем, я решил вести себя скромнее. И на всякий случай делать вид, что пью безбожно круглые сутки – только успевай канистры новые подносить. Но все равно, я заметил, что моих ушей молчаливо остерегаются. Вплоть до того, что откровенно закрывают двери перед носом.
Надо сказать, они опрометчиво выделили мне секцию, где окно выходило прямо на катер. Я мог наблюдать каждый выезд, поскольку тягач всякий раз становился под брюхо катера на подзарядку. Ничего любопытного мне сначала не перепало.
Зато потом, на третий день, я кое-что подсмотрел. Тягач ушел, пристегнув обе леви-платформы, а вернулся груженный. Те же самые длинные ящики и тот же кислородный бокс, которые я уже имел счастье наблюдать.
Ящики были нагружены чем-то очень тяжелым. Это было видно по тому, как степенно качаются леви-платформы. И в кислородном боксе что-то было. По логике, не «что-то», а «кто-то», но такая логика тоже казалась весьма ущербной. Что живое можно отсюда увезти? Наши пока все живы и здоровы, им эвакуация в ящике не требуется.
Я, конечно, фантазировал, искал объяснения. Наиболее реалистичной была такая мысль: на Луне-один действует чья-то база – либо научная, либо военная, либо торговая. Чья – совершенно неважно и даже не предсказуемо. Контрабандисты, например, могут устраивать такие вот опорные точки где угодно, на любом забытом богом астероиде.
Видимо, это очень серьезные контрабандисты, если ради них организована такая рискованная и дорогостоящая экспедиция, больше всего напоминающая разведку боем. Даже не берусь гадать, что может выступать в роли того товара, для которого были приготовлены длинные ящики. Не говоря уж про бокс…
Заглянуть бы в стеклянное окошечко, что имеется на верхней крышке… Может, и представится шанс, но точно не сейчас. Бокс сразу погрузили в катер.
Впрочем, с чего я взял, что там человек? Мало ли какую органическую субстанцию они хотят вывезти? Рассаду аравийского риса, если уж на то пошло…
Заснуть мне в этот вечер удалось с большим трудом. Во время ужина купол вдруг бесшумно качнуло. Бойцы перестали есть и переглянулись. Кто-то напомнил, что вулканов и землетрясений нам здесь не обещали.
Потом вошел Дэф и объяснил, что в ста двадцати километрах от нас случился сдвиг большой массы грунта – тот самый песчаный прилив. Хорошо это или плохо – никто так и не понял.
Позже, когда я лег спать, земля снова покачнулась. Я – человек к землетрясениям непривычный, поэтому слегка испугался. «Слегка» обозначает буквально следующее: я вскочил на койке, судорожно схватил подушку и прислушался – не объявят ли тревогу.
Тревоги не было. Лишь кто-то обменялся парой реплик в коридоре, и все стихло. Но ненадолго. Еще несколько часов слышались какие-то шумы, шорохи, а наше хрупкое жилище то и дело едва заметно вздрагивало. Так спать я не мог, увольте. Мне пришлось прибегнуть к помощи своего кошмарного коктейля. Таким образом, лишь через четыре часа я с грехом пополам отключился.
* * *
Коктейль имел, как водится, двоякое действие. Но пробуждение принесло мне не только муть в голове, но и жуткий сюрприз.Проснувшись, я ощутил какую-то странную тишину. Еще не одеваясь, я выглянул из секции – в коридоре было пусто. Недоуменно похмыкав, я прошелся от стены к стене, и вдруг мой взгляд упал на окно.
Первые секунды я никак не мог взять в толк, что там изменилось. Но потом понял. И реальность оказалась страшна: катера не было на месте. Вообще ничего не было – ни тягача, ни ящиков из-под оборудования, еще вчера лежащих аккуратными штабелями.
Я, как был в одном исподнем, выскочил в коридор и пробежал по нему, заглядывая в помещения. Ни единого человека увидеть не удалось, более того, ни один прибор не работал. И вообще везде были следы поспешного отбытия.
– Козлы!!! – вырвалось у меня из груди. – Уроды, ублюдки, скоты!!!
Уж лучше бы меня пристрелили во сне. Не по-людски вот так оставлять человека на голой планете, без шансов выжить, а самим тайком бежать. Лучше сразу убить, если так уж бояться за свои сраные секреты.
Я ходил от двери к двери, выл, как пес на луну, матерился и стучал кулаками в стены – что мне было еще делать?
Потом вдруг за спиной у меня послышался недовольный голос:
– Чего орешь-то как резаный?
Я рывком обернулся. В коридоре стоял Жила, в скафандре, но без шлема. Я, видимо, смотрел на него как-то странно, он даже в лице переменился.
– А… Ты откуда? – выдавил я.
Он осуждающе покачал головой.
– Допился… Давай собирайся. И штаны не забудь надеть.
Он повернулся, намереваясь куда-то идти, но я одним прыжком нагнал его.
– Стой! Ради бога, стой! Что происходит? Где все?
– Да не лапай! – он увернулся, брезгливо поморщившись. – Меняем место дислокации. Пылевой прилив сюда идет.
– Прилив? – я хлопал глазами. – Куда идет прилив? Где все, ты мне скажешь?
– Да что ты разорался?! – он с досадой оттолкнул меня. – Почти все уже на новом месте. Мне только оборудование кое-какое надо перевезти на тягаче. И тебя вот тоже.
– А чего вы меня раньше-то не разбудили?! – возмутился я.
– Ага, тебя разбудишь… Будили.
– Не уезжай без меня, ладно? – я помчался одеваться.
Жизнь сразу расцвела розовыми кустами. Я даже про головную боль забыл. Самым трудным для меня сейчас было в одиночку справиться со скафандром, но я уж постарался. Я успел отметить на приборе подозрительно низкое давление кислорода, похоже, старенькая система элементарно «сифонила». Но эта проблема была вовсе не катастрофическая. На полчаса хватит точно, а больше и не надо.
Выйдя через тамбур, я довольно долго искал тягач. Шлем не позволял крутить головой, как хочется, приходилось все время переступать. А в тяжелом неуклюжем скафандре это быстро не получалось. Наконец я услышал в шлемофоне насмешливый голос:
– Еще на тридцать градусов правее и тридцать шагов прямо, – в следующую минуту я увидел тягач.
Оказалось, Жила здесь не один, рядом с ним обнаружились еще две фигурки в скафандрах, они работали с погрузчиками, заполняя фургон контейнерами. Я слышал, что они переговариваются по радио, но никак не мог понять, кто это из бойцов. Знакомству с экипажем, как вы понимаете, я внимания уделял совсем мало.
Пока я плелся, они почти закончили.
– Куда мне – в фургон или в кабину? – спросил я.
Почему-то мне не ответили. В фургон, где совсем недавно прикончили лейтенанта, мне лезть совсем не хотелось, и я решил проявить самостоятельность.
– Грач, лезь в кабину, – неожиданно сказал Жила.
– Уже! – отозвался я.
– Слышишь, или ты уши свои уже пропил?
– Да слышу, слышу. Лезу в кабину.
– Грач! Алло!
Я сполз с лестницы, обошел вокруг кабины и встал прямо перед Жилой, похлопав себя ладонью по груди.
– Вот я. Лезу в кабину. Уже бы залез, если б ты…
– Что ты там губами жуешь?
Тут я запоздало понял: у меня, вдобавок ко всему, не работала рация. Вернее, работала, но только на прием.
Я постучал перчаткой по шлему в районе уха и покачал головой. Жила понял этот немудреный жест и махнул рукой.
– Обожди-ка, – сказал он. – Помоги платформы зацепить, а то ребята уже в фургоне.
Леви-платформы покачивались в полуметре от поверхности рядом с тягачом, и подтолкнуть их мне не составляло большого труда. В одной были сложены газовые картриджи, в другой какие-то приборы с наскоро смотанными шлангами и проводами.
Жила как раз закреплял первую, помогая себе небольшим молоточком, когда по ногам прошла довольно сильная дрожь. Жила только что-то буркнул, зато у меня снова зашлось от испуга сердце. Я на всякий случай посмотрел по сторонам, на сколько давал шлем… и тут я увидел такое, что звуки едва не застряли в горле.
– Жила… Жила, смотри! – заговорил я, забыв, что он меня не слышит.
Тогда я потряс его за плечо и показал, куда смотрел сам…
Плато, на котором мы расположились, осыпалось. Начиная с самого дальнего от нас края, оно становилось все меньше и меньше. Оно опадало, словно берег, подмытый течением.
Жила отшвырнул молоток, заметался на месте, потом кинулся к кабине, не забыв крикнуть мне: «Живо за мной!»
Ему было хорошо, он в своем легком и удобном скафандре мог скакать, как акробат. Когда он уже запрыгивал на подножку кабины, я только сделал пару коротких шагов. Он включал двигатель, успевая одновременно связываться с катером:
– Рубка, я Черепашка, у нас оползень, – слушал я у себя в шлемофоне. – Как слышите? Увожу технику, сделаю, что успею. Постарайтесь нас забрать как можно скорее…
Краем глаза я заметил, что наш купол вдруг начал оседать на одну сторону. Из-под примявшейся стены выглянула черная трещина с быстро осыпающимися краями.
Едва я зацепился за трап кабины, Жила ударил по педалям. Он не учел, что под нами уже не прочный камень, а жидковатая рассыпчатая каша из слежавшихся комков пыли. Тягач, вместо того чтобы плавно тронуться с места, вдруг пошел юзом, потом резко просел на левую сторону. Мои попытки пролезть в кабину увенчались крахом. Наоборот, от неожиданного рывка пальцы разжались, и я отлетел метра на два от машины, покатившись по поверхности.
– Черепашка, доложите о ситуации! – бился о стенки шлема голос рубки. Одновременно в эфир лезли голоса двух бойцов из фургона, которые тщетно пытались выяснить, что происходит.
Жиле в тот момент было не до переговоров. Он изо всех сил старался вывести тягач из пылевой воронки, куда его буквально засасывало.
Я как-то сумел подняться, хотя в моем скафандре это было очень нелегко. На мгновение я потерял ориентацию в пространстве, не мог понять, в какой стороне тягач и куда мне двигаться.