Михалков Сергей. Я хочу домой!

Михалков Сергей Владимирович

Я хочу домой !

   Сергей Владимирович Михалков
   Я хочу домой!
   Драма в трех актах
   и девяти картинах,
   с прологом и эпилогом
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Добрынин, майор, представитель Советского Союза.
   Сорокин, капитан Советской Армии.
   Саша Бутузов \
   Ира Соколова \
   Маша Любимова } советские дети.
   Толя /
   Владис /
   Женя /
   Соколов, подполковник медицинской службы.
   Пескаев, капитан Советской Армии, комендант заставы.
   Месяченко \
   Цаплин / советские солдаты.
   Смайда Ландмане, латышка, воспитательница приюта.
   Янис, латыш, из перемещенных лиц.
   Упманис, латыш, старший воспитатель приюта.
   Кук \
   Скотт } представители английской военной администрации.
   Эйт /
   Додж, американская журналистка.
   Американский сержант.
   Английский офицер-переводчик.
   Вуpст, худая немка.
   Шпек, хозяйка пивной.
   Беккер, худой немец.
   Мюллер, немец, учитель.
   Марта, немка, его жена.
   Английские и американские солдаты.
   Действие происходит в 1948 году в одной из западных зон
   Германии.
   Премьера спектакля состоялась 22 марта 1949 года в
   Центральном детском театре.
   ПРОЛОГ
   Перед занавесом - офицер Советской Армии майор Добрынин.
   Добрынин
   Минута бежит за минутой, за днями недели текут.
   Пять лет, как в английских приютах советские дети живут!
   Как нищих, детей одевают, не досыта дети едят,
   По капле им в души вливают разведкой проверенный яд.
   Над ними чужой и надменный британский полощется флаг.
   Встречая английских военных, они говорят: "Гутен таг!"
   Они на коленях в костелах и в кирхах молитвы поют,
   А в дальних заснеженных селах их русские матери ждут...
   Кем будет малыш из-под Пскова? Солдатом? Шпионом? Рабом?
   Лишенным отчизны и крова безмолвным рабочим скотом?
   Какого злодейского плана секретная тянется нить?
   Какой дипломат иностранный велел ее в тайне хранить?
   Спросить бы у мистера Кука, который заведует тут,
   Хотел бы он сына иль внука устроить в подобный приют?
   Спросить бы у мистера Скотта (коль есть у такого душа),
   Хотел бы узнать он, что кто-то калечит его малыша?..
   ...У дымных развалин Берлина я был в сорок пятом году,
   Я знал, что трехлетнего сына я дома, в России, найду!
   Я ждал его возгласа: "Папа!" И вот я вернулся домой.
   Сегодня несутся на Запад два голоса - детский и мой:
   "В колледжах взращенные звери! Чудовища в масках людей!
   Откройте приютские двери - верните советских детей!"
   АКТ ПЕРВЫЙ
   КАРТИНА ПЕРВАЯ
   Английский сиротский приют. За решеткой, в полумгле
   карцера, сидит мальчик. Откуда-то доносится нестройный
   детский хор, поющий католическую молитву. За дверью
   карцера возникает женская фигура.
   Женский голос. Саша!.. Саша Бутузов!.. Ты здесь?
   Мальчик. Я здесь, мисс Смайда!
   Смайда (протягивает что-то мальчику через решетку). Возьми!
   Саша. Спасибо, мисс Смайда!
   Слышны шаги. Смайда исчезает. Саша ест, прислушивается.
   Появляется Упманис. Саша вскакивает и вытягивается перед
   вошедшим.
   Упманис (ласково). Ну как, волчонок? Не надоело тебе сидеть в этой вонючей дыре? Молчишь?.. Вот до чего доводит дурное поведение! Вместо того чтобы быть сейчас со всеми на молитве, ты сидишь в карцере.
   Саша. Меня здесь заперли.
   Упманис (усмехнувшись). Ясно, что ты не по своей воле забрался сюда. Тебя наказали. Кто тебя наказал? Я тебя наказал.
   Саша. За что вы меня наказали, мистер Упманис?
   Упманис. Как будто ты не знаешь, за что тебя наказали! Ты же прекрасно знаешь, за что тебя наказали. Нечего было собираться и сочинять это дурацкое письмо. Кому из вас первому пришла в башку эта дурацкая мысль? Ну? Отвечай? Почему ты молчишь как пень! Кто тебя научил? Мисс Ландмане?
   Саша. Никто меня не научил. Я сам.
   Упманис. Я это предвидел. Хорошо, по крайней мере, что ты чистосердечно признаешься в своем дурном поступке. Теперь ты понимаешь, что вам не надо было писать это письмо?
   Саша. Почему?
   Упманис. Какое вам дело до того, как в Советской России живут советские дети?
   Саша (помолчав). Нам интересно. Мы хотели, чтоб они нам ответили. Мы же ничего о них не знаем.
   Упманис. И очень хорошо, что вы ничего о них не знаете. Чем меньше вы будете знать о них, тем скорее вы станете настоящими людьми. Благодарите господа бота и английское правительство за то, что вы сами живы и здоровы, что у вас есть крыша над головой. И нечего вам заниматься перепиской с маленькими коммунистами. И вообще, поменьше разговаривай и выполняй то, что тебе приказывают старшие.
   Саша. Я выполняю.
   Упманис. Плохо, плохо ты выполняешь то, что тебе приказывают! Ты точно не помнишь, что ты должен быть благодарен Красному Кресту Великобритании за все заботы о тебе. Повторяй за мной: "Я должен быть благодарен английскому правительству..."
   Саша (повторяет). Я должен быть благодарен английскому правительству.
   Упманис. А за что?
   Саша (повторяет). А за что?
   Упманис. За все заботы о тебе.
   Саша (повторяет). За все заботы о тебе...
   Упманис. Ты сирота. У тебя нет ни отца, ни матери. Ты бы умер с голоду, если бы не находился сейчас в этом сиротском приюте. Англичане и я - мы хотим сделать из тебя человека. А ты вместо благодарности все еще иногда говоришь на русском языке. Да еще поешь русские песни!
   Саша. Я ведь русский, мистер Упманис!
   Упманис. Какое мне дело до того, что ты был русским? Сейчас ты воспитанник английского приюта и должен говорить и петь на том языке, на котором тебя учат говорить и петь.
   Саша. Я должен говорить только по-немецки?
   Упманис. Ты должен говорить на том языке, на котором тебя учат...
   Слышны приближающиеся голоса.
   Мимо карцера проходят Скотт и Додж.
   Скотт. Осторожно, мисс Додж!.. Здесь ступенька... Так... Теперь направо.
   Додж. Благодарю вас, мистер Скотт! Куда ведет эта дверь?
   Скотт. Это наш карцер. Мы им почти не пользуемся.
   Додж. Напрасно, мистер Скотт! Иногда это помогает.
   Скотт. Мы предпочитаем гуманные меры воздействия, мисс Додж! Дети много пережили во время войны. Их психика травмирована. Они должны почувствовать разницу между нашими методами воспитания и тем, что они видели у немцев... Теперь сюда, по этой лестнице...
   Проходят. Голоса и шаги удаляются.
   Упманис (Саше). Выходи, волчонок! Надеюсь, теперь ты будешь умнее...
   Гаснет свет.
   КАРТИНА ВТОРАЯ
   Столовая в сиротском приюте. Несколько столов, накрытых
   клеенкой, убогие деревянные стулья. Один из столов
   празднично сервирован на четыре человека: белая
   скатерть, цветы, хлебница с нарезанным белым хлебом. На
   стене - большой деревянный крест, обвитый зеленью.
   В столовую входят воспитанники: Толя, Владис, Женя, Саша
   Бутузов. За ними - Упманис и служащий приюта. В руках у
   последнего алюминиевая кастрюля с дымящейся кашей.
   Мальчики опрятно одеты, головы причесаны. Упманис
   удовлетворенно осматривает сервировку стола. Дети
   недоумевающе переглядываются.
   Упманис. Вот что, волчата! Вам придется сегодня пообедать второй раз, и не совру, если скажу, что вы останетесь довольны. (Смеется, начинает сам раскладывать кашу по тарелкам.) На этот раз вы будете сыты по горло, и вам не придется вылизывать свои миски так, что их можно даже не мыть после вашего обеда. Нечего переглядываться. Будет все, как я сказал: здесь нет никакого подвоха. Вот я ставлю перед вами по полной тарелке, даю команду - и вы начинаете работать ложками. Это вы умеете делать, этому вас не надо учить.
   Толя. А за что нас будут кормить второй раз?
   Упманис. Ваше дело - прочитать молитву и сесть за стол. Нечего спрашивать, зачем это нужно. Вас будут фотографировать для американского журнала. И вы должны вести себя как джентльмены, как порядочные люди, а не как голодные волчата. Помните, что вы счастливчики. Я сам отобрал вас из ста двадцати таких же дармоедов, как вы. (Смотрит на Сашу.)
   Владис. Мы вам очень благодарны, мистер Упманис!
   Упманис. То-то!.. Не всегда же я вас наказываю. Это надо ценить.
   Владис. Мы это ценим, мистер Упман!
   Упманис. К сожалению, вместо благодарности некоторые из вас предпочитают упрямиться и нарушать порядок, раз навсегда заведенный в нашем приюте. Садитесь к столу и ждите. Ждите моей команды.
   Мальчики садятся за стол. Упманис и служащий с кастрюлей
   уходят.
   Толя (смотрит в тарелку с кашей). С маслом!
   Все смотрят в тарелки с кашей.
   Саша. Когда я был маленький, моя мама кормила меня тоже белой кашей.
   Толя. На молоке? Она была на сгущенном молоке, я знаю.
   Владис (Толе). Положи ложку. Упман сказал, чтобы мы ждали его команды.
   Толя. Я только попробую... (Пробует кашу.) Мы никогда еще не обедали два раза в день...
   Саша. Зато нас иногда сажали по два раза в карцер.
   Владис. Надо слушаться, тогда не будут сажать. Я слушаюсь, и меня не наказывают. Я еще ни разу не сидел в карцере.
   Саша. Тебе хорошо говорить: ты латыш, и мистер Упманис тоже латыш. А я русский! Мистер Упманис русских не любит.
   Владис. Это потому, что русские не любят латышей.
   Саша. А Смайда сказала, что это неправда. Она тоже латышка.
   Толя. Еще она сказала, что я, может быть, тоже русский.
   Владис. Ты поляк.
   Толя. Почему я поляк?
   Владис. Мистер Скотт сказал, что ты поляк.
   Толя. Я не поляк.
   Владис. Ты самый настоящий поляк. Я латыш. (Саше.) Ты русский. (Толе.) Ты поляк. (Молчавшему до сих пор Жене.) А ты кто?
   Женя. Я еще не знаю. Мне еще не сказали, кто я... (Жадно смотрит в свою тарелку.) Я все-таки попробую...
   Женя пробует кашу. Входит Упманис. Женя ест кашу.
   Мальчики видят Упманиса, но никто не предупреждает Женю
   об опасности. Упманис подходит сзади к Жене и несколько
   раз тычет его лицом в тарелку.
   Упманис. Я, кажется, ясно сказал: ждать моей команды! Разве была команда есть кашу?
   В столовую входят Скотт и Додж. На груди у американки
   фотоаппарат с открытым объективом, в руках блокнот.
   Мальчики вытягиваются при виде начальства. Женя вытирает
   лицо, запачканное кашей. Скотт вопросительно-недовольно
   смотрит на Упманиса.
   Детские шалости, мистер Скотт!
   Скотт (улыбающейся Додж). Дети всегда дети! Вы можете приступить к съемке.
   Додж. Олл райт!
   Упманис, поймав взгляд Скотта, подает мальчикам знак.
   Мальчики складывают на груди руки для молитвы.
   Упманис. Дети, прочтите молитву!
   Мальчики (вместе). Благодарим тебя, боже, ниспославшего нам земную пищу щедрой рукой!
   Саша (тихо добавляет). Второй раз!
   Скотт. Дети могут сесть.
   Мальчики, давясь от смеха, садятся к столу и берутся за
   ложки.
   Додж. Вот так!.. Пусть они улыбаются!
   Скотт. Дети, я просил бы вас не шевелиться! Улыбайтесь!
   Упманис. Не шевелиться! Улыбаться!
   Додж. Олл райт! (Снимает.) Еще раз!.. (Снимает.)
   Скотт. Теперь мы пройдем к малышам. Они ждут нас.
   Скотт и Додж уходят. Мальчики жадно едят кашу. Упманис
   подходит к Саше и больно хватает его за плечо.
   Упманис. Что ты сказал во время молитвы?
   Мальчики торопятся доесть кашу, давятся.
   Саша. Я сказал: "Благодарим тебя, боже, ниспославшего нам земную пищу щедрой рукой второй раз!"
   Упманис. Зачем ты сказал "второй раз"?
   Саша (морщась от боли). Я не говорил второй раз, я это сказал только один раз.
   Упманис. Ты еще пробуешь шутить? Это тебе дорого обойдется! Я тебе покажу, как портить молитву! Ты у меня еще завоешь, русский волчонок!
   Тащит Сашу из-за стола. Толя доедает кашу из Сашиной
   тарелки.
   Саша. Разве я сказал неправду? Нас ведь сегодня второй раз накормили! Второй раз!
   Упманис. Я тебе покажу, как портить молитву!
   Тащит Сашу к двери. Мальчики выскабливают свои тарелки,
   облизывают ложки.
   Занавес
   КАРТИНА ТРЕТЬЯ
   Окраина небольшого немецкого местечка. Фасад и угол
   неприветливого серого здания. Из подъезда выходит
   Смайда. Она тревожно осматривается, как бы ища кого-то,
   затем машет рукой.
   Смайда (зовет вполголоса). Янис! Янис!
   Из-за угла здания выходит Янис. В руке у него
   автомобильный ключ. Рукава засучены.
   Янис. Я думал, ты не выйдешь. Здравствуй, Смайда!
   Смайда. Выскочила на одну минуту. Я видела, как вы подъехали. Зачем ты ее привез к нам, эту американку?
   Янис (усмехаясь). Ты говоришь так, как будто это зависит от меня... Мало ли всякой дряни приходится мне развозить на моем "джипе"... Вчера она целый день ходила по нашему лагерю.
   Смайда. Она у вас тоже фотографировала?
   Янис. Как же! Это был настоящий спектакль в постановке полковника Билла.
   Смайда. Ты все шутишь, Янис...
   Янис (серьезно). Нет, мне сейчас не до шуток! Слушай, что я тебе скажу...
   Смайда подходит ближе.
   Приехал русский офицер. Он ищет ваш приют. Я встретил его вчера в Дрюкендорфе. Мне удалось указать ему правильный адрес.
   Смайда (взволнованно). Янис, милый... Если бы ты только знал, как я боялась!..
   Янис. За себя?
   Смайда. Нет, за детей... Знаешь, на них начали составлять характеристики и посылать в Швецию.
   Янис. Тебе надо будет встретиться с русским офицером и все рассказать ему. Но это еще не все!.. Я мог бы тебя еще кое-чем порадовать...
   Смайда. Чем?
   Янис. Есть у меня кое-какие новости...
   Смайда. Оттуда?
   Янис. Может быть...
   Смайда. Письмо?
   Янис. Хотя бы.
   Смайда (нетерпеливо). Покажи!
   Янис. Вот!
   Янис достает из кармана помятый конверт и протягивает
   его Смайде. У Смайды дрожит рука, она никак не может
   вынуть письмо из конверта.
   Смайда (шепотом). Неужели оттуда?
   Янис. Из самой Риги!.. От моей сестренки... Живут хорошо, и многое другое...
   В подъезде появляется Упманис. Он подозрительно смотрит
   на Яниса и Смайду.
   Упманис. Мисс Ландмане, к шефу!
   Смайда. Сейчас, мистер Упман!
   Упманис. Вас ждут! (Скрывается в подъезде.)
   Смайда быстро просматривает письмо.
   Янис. Письмо могу тебе оставить. Я заеду за ним послезавтра.
   Смайда. Спасибо, Янис! (Прячет письмо в карман.)
   Янис. С каких пор он стал называть себя "мистер Упман"?
   Смайда. С тех пор как он окончательно продался. Он любит, чтобы его так называли. Как я его ненавижу! И он смеет считать себя латышом!..
   Янис. Он просто законченный фашист! Мне иногда начинает казаться, что никакой войны с ними не было... (Горько усмехается.)
   Смайда. Военному преступнику сейчас легче получить работу, чем инвалиду войны... Мне нужно идти. До свиданья, Янис!
   Янис. Будь осторожна. И постарайся встретиться с русским майором.
   Смайда. Хорошо, Янис! Я постараюсь. (Убегает.)
   Янис скрывается за углом здания. Некоторое время сцена
   пуста. Затем появляются Додж, Скотт и Упманис.
   Додж (продолжая разговор). Кто они по национальности, эти милые крошки? Как они забавно играли в войну против русских! "Русс, капут!" (Смеется.)
   Скотт. Кто бы они ни были, у них нет прошлого. У них есть только настоящее и будущее! (Додж записывает.) Об их настоящем заботится Красный Крест Великобритании, их будущее в надежных руках Соединенного королевства...
   Додж. Олл райт! (Прячет блокнот.) Позвольте мне, мистер Скотт, выразить вам как шефу этого прекрасного сиротского дома благодарность нашей редакции. Надеюсь, в самое ближайшее время вы прочитаете мой очерк в праздничном номере нашего журнала.
   Скотт. Я надеюсь. Мы с удовольствием читаем американские журналы.
   Додж. Мы тоже... Прошу вас!
   Угощает Скотта сигаретами. Все трое скрываются за углом
   дома. Через некоторое время слышно, как отъезжает
   автомобиль. Появляются Скотт и Упманис.
   Скотт (раздраженно). Слушайте, Упман! Ландмане не умеет вести себя в присутствии американцев. Пора поставить ее на место. Это ваше дело.
   Упманис. Она вечно сует свой нос туда, куда ее не просят!
   Скотт. Прищемите ей нос.
   Упманис. Слушаюсь, сэр!
   Скотт. Звонили из управления. Предупредили, что могут быть незваные гости. Для них меня нет дома. Все остальное - согласно инструкции.
   Упманис. Я вас понял, сэр! (Проходит в дом вслед за Скоттом.)
   Слышен нарастающий звук приближающегося автомобиля.
   Автомобиль останавливается за домом. Появляются
   Добрынин, Сорокин и сопровождающий их английский офицер.
   Английский офицер. Насколько мне известно, приют находится в Дрюкендорфе.
   Добрынин (спокойно). Находился в Дрюкендорфе. А теперь он находится здесь, в Клингенберге, Блюменштрассе, двадцать семь... По-моему, мы находимся как раз возле этого дома.
   Сорокин (смотрит на номер дома). Блюменштрассе, двадцать семь...
   Английский офицер. Возможно. Я первый раз в этом городишке.
   Добрынин. Надо зайти в дом и спросить... Товарищ Сорокин!
   Английский офицер. Не беспокойтесь, господа! Я сейчас все выясню.
   Входят в подъезд дома. Через мгновение у подъезда
   появляется часовой.
   Добрынин (невозмутимо). Здесь! Объект охраняется.
   Сорокин. Во время войны легче было свое назад отбирать! Тогда у нас в руках оружие было...
   Добрынин. А у нас и сейчас в руках оружие - наша правда!
   Сорокин. У нас правда, а у них инструкция да еще солдат с ружьем. Стрелять не стреляет, а пройти не дает!
   Добрынин. Пройдем как-нибудь... Чувствую я, Сорокин, придется нам с тобой здесь повоевать. И крепко повоевать! А за что драться? Вот что удивительно! Казалось бы, кончилась война, нам бы сейчас совсем другими делами заниматься... Да что говорить!..
   Сорокин. Почему они все-таки не хотят возвращать нам наших ребятишек? На что они им?
   Добрынин. Не хотят они, чтобы наши дети советскими людьми стали. Иную судьбу они им готовят - страшную судьбу людей без роду, без племени... Куда это пропал наш англичанин?
   Сорокин (в сторону часового). Ишь как стоит!.. Мумия!..
   Добрынин. Шеф приюта - какой-то Роберт Скотт! Уж не тот ли Скотт, с которым я встречался в Норвегии? Помнится мне, что тот Скотт служил в британской военной разведке.
   Сорокин. А теперь занимается сиротами?
   Добрынин. Бывает... бывает... Здесь ничему не приходится удивляться... Ничему. А вот и наш провожатый!
   Появляются Упманис и английский офицер.
   Что вам удалось узнать, господин лейтенант?
   Английский офицер. К сожалению, ничего утешительного.
   Добрынин. Разве приют, перевезенный из Дрюкендорфа, помещается не здесь?
   Упманис (нагло). Здесь.
   Добрынин. Так в чем же дело? Значит, мы у цели! Нам следует войти в помещение.
   Упманис. Это невозможно.
   Добрынин. С кем я имею честь разговаривать?
   Упманис. Я старший воспитатель приюта.
   Добрынин. Тем лучше. Мы бы хотели познакомиться с вашим приютом. Я представитель Советского Союза. У вас в приюте находятся советские дети.
   В дверях появляется Смайда. Она останавливается.
   Упманис. Мы получили инструкцию не допускать в приют посторонних лиц без разрешения нашего командования.
   Добрынин. Вам должны были звонить от полковника Моррисона.
   Упманис. Нам не звонили. Я ничего не знаю.
   Добрынин. Я хотел бы видеть шефа приюта мистера Роберта Скотта.
   Упманис. Он выехал в управление.
   Добрынин (английскому офицеру). В таком случае я прошу вас позвонить полковнику Моррисону и передать ему от моего имени, чтобы он подтвердил свое разрешение на посещение нами этого приюта. Произошло явное недоразумение.
   Английский офицер. Я только что звонил полковнику Моррисону. Он на совещании у командующего.
   Добрынин. Понятно... (Подумав.) Ну что ж, мы никуда особенно не торопимся, мы можем заехать в другой раз. Пошли, Сорокин! (Резко поворачивается и идет к машине.)
   За ним идут Сорокин и английский офицер. Смайда делает
   движение, чтобы остановить Добрынина.
   Упманис (зло). Мисс Ландмане! Мне нужно с вами поговорить! Прошу вас! (Пропускает ее в дом.)
   Занавес
   АКТ ВТОРОЙ
   КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Сцена представляет собой часть коридора и кабинета шефа
   сиротского приюта. В коридоре, недалеко от двери в
   кабинет, - большая деревянная скамья со спинкой. На
   скамье сидят две немки: фрау Вурст и фрау Шпек. Рядом с
   ними две девочки: Ира и Маша. Они давно уже ждут. Одна
   из немок дремлет. Девочки шепотом переговариваются между
   собой. Возле двери стоит английский часовой.
   В кабинете идет заседание комиссии. На заседании
   присутствуют с советской стороны Добрынин и Сорокин, с
   английской стороны - Скотт, Кук, Эйт, Упманис,
   переводчик и стенографистка. Английские представители
   знакомятся с какими-то документами, передавая их друг
   другу. Перед столом комиссии стоит воспитанник Женя.
   Заседание продолжается не первый час. Англичане говорят
   по-русски, с акцентом.
   Кук. Ребенок не понимает по-русски. Он говорит по-польски и по-немецки. В данных упоминается о его польском происхождении. Не так ли?
   Скотт. Да, это так.
   Добрынин. Данные неверны! Кем они были составлены?
   Кук. Это не имеет значения. Мы должны руководствоваться ими, потому что других пока не имеем. (Скотту.) Не так ли?
   Скотт. Других данных у нас нет.
   Добрынин (упорно). Я еще раз свидетельствую, что отец этого ребенка (показывает на мальчика), советский офицер Степан Руденко, был убит в боях за город Харьков. Мать ребенка, Анна Руденко, погибла в немецком тылу. Сейчас мальчика разыскивает его бабушка, мать его отца, Галина Григорьевна Руденко. Доказательство этому - ее личное заявление. Я представил его комиссии. Имя, фамилия и приметы Жени Руденко сходятся с именем, фамилией и приметами этого ребенка. На левой руке мальчика, чуть повыше локтя, родимое пятно.
   Кук (Скотту). Есть пятно?
   Скотт. Пятно есть.
   Кук. Это может быть совпадением... (Просматривает бумаги.)
   Эйт (Добрынину). Имя мальчика Евгений?
   Добрынин. Евгений Руденко.
   Эйт. Господин майор назвал сначала другое имя?
   Добрынин. Я назвал мальчика Женей. Это уменьшительное от Евгений. Так же, как у вас... Эдуард и Эди.
   Эйт (кивает головой). Может быть...
   Кук. У нас мало времени, господа. Может быть, мы отпустим мальчика? Он устал. Он нам больше не нужен. Он может идти.
   Англичане соглашаются. Добрынин, наклонившись к
   Сорокину, говорит ему что-то. Упманис выводит мальчика,
   ведет его по коридору. Англичане перебирают документы,
   переговариваются. Добрынин что-то записывает.
   Вурст (в коридоре, провожая взглядом Упманиса и Женю). Бедный мальчик! Неужели они его отправят в Россию? Он там погибнет. Что он будет делать в этой ужасной стране с ее морозами и медведями?
   Ира (робко). Разве там везде медведи? По-моему, нет...
   Вурст. Я, кажется, училась в школе. Я знаю, что я говорю. (Проснувшейся соседке.) Всех сирот они посылают на работы в Сибирь. Всех, кто хоть один день побывал в Германии, они посылают на работы в Сибирь. (Ире.) Но ты можешь не волноваться. Если тебя спросят, как тебя зовут, отвечай, что тебя зовут Ирма и тебе у меня хорошо живется. (Соседке.) Я ее кормлю, пою, обуваю, одеваю и учу ремеслу. (Поправляет воротничок на платье Иры.) Она должна быть довольна. (Ире.) Ты довольна?
   Ира (робко). Я довольна.
   Шпек. Моя Матильда получает тоже все необходимое. Она должна благодарить бога за то, что я ее терплю. Если она будет прилежна, я разрешу ей посещать школу. Но не раньше будущего года. Учиться никогда не поздно. Главное - уметь получить с клиента деньги и правильно отсчитать ему сдачу. У нее миленький голосок. Мне нравится, когда она поет...
   Вурст (тихо). Она русская?
   Шпек (с сожалением). Русская.
   По коридору идут Упманис и Саша. Упманис оставляет Сашу
   в коридоре, а сам заходит в кабинет. Саша садится на
   скамью, искоса посматривает на девочек. Немки тихо о
   чем-то беседуют между собой.
   Скотт (наклоняясь к Добрынину). Я вижу, господин майор награжден британским орденом?
   Добрынин. Да. Я получил его за спасение английских военнопленных в Норвегии.
   Скотт. Я тоже имею такой крест. Вот видите, в дни великих испытаний мы делали одно общее дело!
   Добрынин. К сожалению, этого нельзя сказать сегодня...
   Кук (посоветовавшись с Эйт). Итак, я думаю, что мы можем считать Евгения Руденко ребенком польской национальности. Не так ли?
   Добрынин. Я против такого решения!
   Кук. У нас нет никаких оснований считать его русским.
   Добрынин. Я так же не могу считать его русским, как и не могу считать его поляком. Он украинец. Его родители - украинцы, и сам он родился в Полтаве.
   Кук. Но украинцев как национальности не существует. Не так ли?
   Добрынин (спокойно). Я удивлен этим заявлением! В Советском Союзе существует не только украинская национальность, но есть Украинская Советская Социалистическая Республика со своим правительством во главе. Эта республика является членом Организации Объединенных Наций!
   Кук (как ни в чем не бывало Скотту). Восьмой параграф нашей инструкции говорит, что украинцев как самостоятельной национальности не существует...
   Скотт. Украина - это, так сказать, географическое понятие...
   Добрынин. Может быть, в ваших инструкциях сказано, что и весь Советский Союз есть только географическое понятие?
   Кук (невозмутимо). Нет, об этом в нашей инструкции ничего не сказано. Я думаю, мы наконец можем перейти к обсуждению следующей кандидатуры?
   Англичане соглашаются. Добрынин говорит что-то Сорокину,
   тот записывает.
   Скотт. Следующий ребенок - Саша Бутузов. По имеющимся у нас данным, Саша Бутузов, двенадцати лет, - русский.
   Эйт. У него даже фамилия какого-то известного русского генерала... Бутузов!
   Добрынин (усмехнувшись). Вы хотите сказать - Кутузов?
   Эйт. Кутузов?.. Может быть... может быть...