Страница:
- Когда мы проводили последнюю прикидку, Тобор превзошел самого себя,- добавил вестибулярник.
- В эти протоколы можете селедки заворачивать,- отрезал представитель Космосовета. Он резким движением поставил недопитый стаканчик кофе на подоконник, так что коричневая жидкость выплеснулась на розовый пластик.- Вы ведь сами видели, как проходили сегодняшние испытания. С каждым часом Тобор вел себя все хуже, все неувереннее.
- Но он преодолел все препятствия,- напомнил Суровцев.
Представитель Космосовета кивнул.
- Преодолел, вы правы,- согласился он,- но сделал это на пределе своих возможностей. А если он загубит звездную экспедицию, в которую его пошлют, тогда что? В комнате воцарилось тяжелое молчание. Помрачневший альпинист подумал, что, как ни крути, логика на стороне представителя Космического совета. Но, пожалуй, уж слишком они приуныли, зеленогородцы. Испытания-то ведь еще не закончены. Завтра третий, заключительный день. Тобор соберется, как говорится, с духом и все наверстает...
- Что ж, нам остается, товарищи, подвести итоги, - нарушил паузу представитель Космосовета.
Словно подслушав мысли альпиниста, Аким Ксенофонтович произнес:
- Не слишком ли рано, уважаемый коллега, итоги подводить? У нас еще сутки в резерве.
- Ну, вот мы и подошли к главному,- сказал представитель Космосовета.- Нужны ли они, завтрашние испытания? Я лично думаю, что нет. Он обвел взглядом погрустневшие лица ученых и продолжал: - По-моему, счастье, что Тобор не погиб сегодня, свалившись в вулкан. А завтра испытания еще похлеще. Так следует ли подвергать его ненужному риску? Вы не хуже моего знаете стоимость этой белковой системы.
- Я категорически против прекращения испытаний, - негромко, но веско произнес Петрашевский.
- А если Тобор погибнет? - сощурился представитель Космосовета.- Вы представляете, чем рискуете?
- Знаете, уважаемый коллега, без риска не было бы прогресса,- сказал Аким Ксенофонтович.- Землю до сих пор населяли бы стаи обезьян, перепрыгивающие с ветки на ветку. Да и при таких прыжках приходится рисковать, вот ведь какая штука получается-то!..
- Ценю ваше остроумие, академик, но мне кажется, в данном случае оно неуместно,- сказал представитель Космосовета и побарабанил пальцами по подоконнику.
- Ну, почему же неуместно? - возразил Петрашевский.- Между прочим, без риска Юрий Гагарин не взлетел бы в космос 12 апреля 1961 года.
- Я требую прекратить демагогию!.. - покраснев, высоким фальцетом прокричал представитель Космосовета. - Властью, данной мне, я прекращаю дальнейшее проведение испытаний!
- Хочу вам напомнить, коллега, что мне тоже дана кое-какая власть,- сказал Петрашевский.
Они стояли друг против друга, словно два петуха, готовые к бою.
Первым опомнился оппонент Петрашевского.
- Ох, Аксен, Аксен, горячая головушка,- произнес представитель Космосовета, и в его устах прозвище, данное академику изобретательным Тобором, прозвучало настолько неожиданно, что Суровцеву показалось, будто он ослышался.- Мы сколько с вами знакомы, Аким Ксенофонтович? - продолжал представитель Космосовета.- Лет тридцать? Да, пожалуй, никак не меньше.
- Пожалуй,- согласился Петрашевский.
- И всегда, сколько помню, вы голову готовы сунуть под топор.
- Готов, если этого требуют интересы дела,- упрямо боднул воздух Аким Ксенофонтович.
- Интересы дела! - повторил представитель Космосовета.Можно подумать, что я,- ткнул он себя пальцем в грудь,только о собственном благе пекусь.
- Не знаю, не знаю, дорогой коллега,- пробурчал Аким Ксенофонтович.
- Кстати сказать, зря вы меня, милый мой Аксен, "дорогим коллегой" честите. Право, я этого не заслужил.
- Зря так зря,- охотно согласился Петрашевский.- Так что, проводим завтра завершающее испытание Тобора?
- Боже, ну до чего вы настырны, академик,- досадливо поморщился представитель Космосовета. Он уже не казался Суровцеву таким моложавым, как в полутьме сферозала, а выглядел постаревшим и обрюзгшим.
- Под мою ответственность,- сказал Петрашевский.
- Господи, ну до чего человек неразумный,- покачал головой представитель Космосовета и величаво оглянулся, словно призывая в свидетели всех, кто безмолвно слушал их спор.Мне ли говорить, во сколько обошелся государству Тобор? Его стоимости достаточно, чтобы выстроить целый городок в пустыне... Ну зачем вам, друзья, горячку пороть? Разберетесь сообща, в чем там дело, устраните неполадки, доработаете модель и тогда выходите снова на испытания, милости просим!
- Тобор конструктивно исправен, и мы завтра же докажем это,- отрезал Петрашевский.
- Слова, слова... - протянул представитель Космосовета. А знаете что, друзья мои? Давайте-ка оставим вопрос открытым до утра. Я вновь просмотрю все материалы, прикину... Вы уж мне все материальчики подкиньте,- обратился он к Петрашевскому. Тот кивнул с озабоченно-просветлевшим лицом.
На улице было сыро. Осенний ветер гнал по асфальту опавшие листья. Вечерело, и разноцветные пластиковые дорожки, бегущие к дальним куполам зданий, начинали наливаться светом.
- Какая роскошь - открытый мир!.. - пробормотал вестибулярник, плотнее запахиваясь в плащ.
Люди двигались плотной озабоченной гурьбой, над которой, казалось, незримо витало облако усталости, разочарования и недоумения.
Суровцеву асфальта не хватило, и он шагал прямо по увядшей траве, влажной от поздней свинцовой росы.
Альпинист шел молча, не вступая в разговор, временами становившийся общим. Наконец, улучив момент, он нарушил внезапно возникшую паузу:
- Прошу извинить... Я, конечно, не специалист, в биокибернетике мало чего смыслю... Но, по-моему, никто еще не сказал о главном в сегодняшних испытаниях!
Все обернулись к говорившему, и альпинист, преодолевая смущение, пояснил:
- Вы только о недостатках Тобора толкуете... А как он через вулкан перепрыгнул?! Это ж додуматься только!
- Такая уж наша доля, молодой человек, изъяны выискивать,- вздохнул представитель Космосовета.
- А Тобор и впрямь интересно прыгнул,- вступил в разговор молчавший до сих пор инженер.- Вы так запрограммировали его, Иван Васильевич? - обернулся он к Суровцеву.
- Отнюдь, - покачал тот головой.
- Значит, это сам Тобор на ходу придумал? - восхитился альпинист.- Прыгать с грузом, с тем чтобы потом отбросить его?..
- Не совсем так,- сказал Суровцев.- Прыжок с тяжестями знали и несколько тысячелетий назад, им пользовались легкоатлеты древности. Я узнал об этом, когда побывал в Греции, в местах, где некогда проводились древние Олимпиады... Несколько дней и ночей бродил, как зачарованный, среди руин, храмов и стадионов, рассматривал на мраморных плитах полустертые временем надписи... Представьте, они мне поведали немало. Скажем, легендарный грек Тилон пролетел в прыжке, пользуясь гантелями, более шестнадцати метров и навсегда вошел в историю спорта землян.
- А потом прыжок Тилона повторил кто-нибудь?
- Никто не сумел, хотя пытались многие,- сказал Суровцев.- Я специально изучал летописи всех Олимпиад, начиная с самых древних, и протоколы всех крупных соревнований.
- В чем же, по-вашему, дело? - спросил представитель Космосовета.
- Трудно сказать,- пожал плечами Суровцев,- мнения расходятся. Думаю, для прыжка с грузом необходима была особая, великолепно отточенная техника, которая была впоследствии утеряна. Но одно могу сказать совершенно точно: у Тилона был замечательный тренер... Вот такого тренера, знающего, как прыгают с грузом, мы отыскать для Тобора не смогли.
- Как же Тобор все-таки догадался прыгнуть с грузом? спросил кто-то.
- Что ж, Иван Васильевич,- усмехнулся Петрашевский,раскройте товарищам секреты воспитания Тобора.
- Я передал Тобору всю информацию, связанную с техникой прыжка. Всю,- подчеркнул Суровцев.- И предоставил ему возможность самому разобраться в ней. Ну, а результат вы видели сегодня на экране.
Постепенно от группы идущих откалывался то один, то другой.
- Так я не прощаюсь. Жду протоколы учебных поисков,- сказал представитель Космосовета, сворачивая на тропинку, ведущую к крохотной, с воробьиный нос, гостинице, выстроенной в форме подсолнуха. Теперь диск его был обращен в сторону немощно угасающего заката. В этой же гостинице остановился и Суровцев.
- Я сам занесу их вам,- сказал Петрашевский.
- Хорошо, заходите. Поковыряемся вместе. Авось и отыщем "недостатки в пробирной палатке",- съязвил представитель Космосовета.
Суровцев пошел проводить Петрашевского. Аким Ксенофонтович на время испытаний Тобора поселился в коттедже, самом последнем в ряду. ("Моя хата с краю",- не преминул он пошутить по этому поводу.) Сразу за виниловым домиком начиналась тайга.
Они остановились у тускло мерцающего крылечка.
- Последний парад наступает,- проговорил Петрашевский, и Суровцеву показалось, что голос у старика дрогнул.- Но ничего, мы еще побарахтаемся, черт возьми!.. - Аким Ксенофонтович махнул рукой, молодо взбежал на крыльцо и хлопнул дверью.
Суровцев постоял с минуту, прислушиваясь к хищной, насторожившейся тишине. Больше других времен года он любил осень. В памяти сами собой выплыли знакомые с детства, заученные из хрестоматии строки:
Вновь ты со мною, осень-прощальность,
Призрачность тени, зыбкость луча,
Тяжеловесная сентиментальность
Добропорядочного палача.
Посвист разбойного ветра лихого,
Вихри гуляют, клены гася.
Стынет в устах заветное слово,
Лист ниспадает, косо скользя.
Падай же, падай, листьев опальность,
Медь под ногой шурши, горяча.
Жги мое сердце, осень-прощальность
И стариковская ласка луча.
Он шел, осторожно отводя от лица ветви, словно тянущиеся к нему руки. Пахло хвоей, прелым листом, еще чемто, от чего тревожно и сладко защемило душу.
В глубь леса Суровцева вела тропинка, робкая, почти неприметная в разом прихлынувших сумерках.
Вскоре он сбился с пути и зашагал не разбирая дороги. Из головы не шел Тобор, его странная, ни с чем не сообразная медлительность, которая непрерывно и неотвратимо нарастала в течение всего нынешнего дня испытаний. Что с того, что с Тобором прежде ничего подобного не бывало? Тем хуже!.. Неужели где-то допущентаки конструктивный просчет и вся грандиозная работа зеленогородцев пойдет насмарку?
Спелые звезды висели низко, над самыми макушками кедрачей, загадочно мерцая.
...Аксен, видно, неспроста не пригласил его в гостиницу, к своему старинному знакомому, который приехал от Космического совета принимать Тобора. Свои у них, видимо, счеты научные, по всей вероятности. Антиподы они в биокибернетике. Как говорится, "лед и пламень". Три десятка лет знакомы - а все на "вы". И надо же - теперь вот схлестнулись. Видно, Аксен наедине решил с ним поспорить, защитить позиции института. Что ж, все закономерно. Пусть хоть до утра разбирается!
Суровцев на ходу с ожесточением потер набрякшие веки. А вот он сейчас просто, вульгарно отдохнет, отдышится как следует. Выдохся ведь от бесконечных тренировок Тобора, неиссякаемой его активности, бесчисленных расспросов. Белковому-то что: ему усталость ведь неведома, машина - она и есть машина. Люди при нем трудятся в четыре смены - и то с ног валятся, а Тобору как с гуся вода.
А, черт! Суровцев налетел в темноте на ствол лиственницы, ругнулся. Бредя на ощупь дальше, осторожно попробовал на лбу вспухающую шишку. Кое-как пригладил всклокоченные волосы, усмехнулся. Хорош теперь, наверно, если в зеркало глянуть! Сфотографироваться - и хоть сейчас в Марсоград, на выставку "Род человеческий". Куда-нибудь там поближе к питекантропам.
Стояло новолуние, и тьма в лесу сгустилась, стала почти осязаемой.
Он все шел и шел, и саднящее чувство досады не проходило. Если завтрашние испытания отменят - не полетит Тобор на Бета Лиры. Недавно из этой звездной системы были получены загадочные сигналы, которые и заставили землян в срочном порядке готовить космическую экспедицию.
Как знать, подумалось Суровцеву, быть может именно там земляне встретят наконец, как некогда выспренне выражались, "братьев по разуму". Полученные сигналы, до сих пор не расшифрованные, не отрицают такой возможности...
Возможно, разумные существа с далекой звезды прилетали когда-то на Землю. И бродили здесь, где он бродит сейчас. Слушали шум вековечной тайги, восхищались Байкалом, в ту пору еще безымянным...
А теперь земляне готовят ответный визит!
Каким помощником был бы Тобор при первых, самых важных контактах с инопланетянами!.. Сумел же он наладить дружеские отношения с семьей дельфинов на Черном море во время учебного поиска. А совсем недавно расшифровал язык медведей, барсуков...
Но что толку сокрушаться по-пустому! - рассердился на себя Суровцев. Все решится завтра.
Из-под ног с пронзительным криком выпорхнула какая-то ночная птаха. Иван вздрогнул и остановился. "Куда же это я забрался?" - подумал он. В сознание разом ворвались ночные шорохи, запахи. Упоенно шелестели не успевшие опасть листья, одуряюще пахло осенней мятой, вдали размеренно ухала выпь.
Суровцев зябко передернул плечами, глянул на светящийся циферблат часов: ничего себе, половина второго! Напряжение понемногу спадало, он двигался теперь совсем медленно и вдруг подумал, что очень похож на Тобора к концу сегодняшних испытаний.
Почва пошла под уклон, потянуло спереди сыростью. "Речка",- больше догадался, чем увидел Иван. Тысячу раз пролетал он над этой речушкой, направляясь из дому в институт и обратно, но только сейчас вот довелось спуститься "с небес на землю".
Берег был топким, каждый шаг отдавал чавканьем. Тоненький, еле прорезавшийся серп луны пролил неверный свет на быстрые речные волны. Они напомнили Ивану огненную магму, колыхавшуюся на дне кратера, через который предстояло перепрыгнуть Тобору. И ведь перепрыгнул же, черт побери. Да еще как! Стоп! Кажется, он опять начинает заводиться.
Суровцев долго стоял, прислушиваясь к тихому плеску речной воды. Ему вдруг ужасно захотелось выкупаться, хотя от одной мысли о ледяных волнах мурашки побежали по коже.
От поймы к речке вел довольно крутой спуск. Иван двинулся вниз, придерживаясь за кусты и ежесекундно рискуя сломать себе шею.
Он небрежно бросил одежду на какие-то торчащие ветки и шагнул в воду. Холодная влага обожгла тело. Речка была не такой уж маленькой, как казалось сверху. Во всяком случае, было где поплавать.
Иван в четыре взмаха выплыл на середину реки, нырнул, затем вынырнул, отфыркиваясь и выплевывая воду, от которой заломило зубы, и, не удержавшись, совсем по-мальчишечьи выкрикнул:
- Здорово!..
Каждая клеточка тела отмякла, наливаясь восхитительной свежестью. Позабыв о времени, Иван плавал, дурачась, шлепал по воде, хохотал во все горло, распугивая ночную тишину. Немного угомонившись, он уцепился за какую-то корягу, торчащую близ берега из воды, и подумал вслух:
- Будь жив сэр Исаак Ньютон, он непременно изобрел бы свой четвертый закон. И сформулировал его примерно так: "Купание в ледяной воде снимает усталость".
Стоп. Усталость?! Пораженный неясной еще мыслью, Суровцев застыл на месте, не обращая внимания на то, что коряга, за которую он ухватился, начала медленно погружаться в воду. В следующее мгновение Суровцев торпедой выскочил из воды. Берег был мягок, податлив и адски холоден. Тяжело дыша, поминутно проваливаясь в бочажины, полные до краев воды, он долго искал на ощупь сброшенную впопыхах одежду. А, вот он, этот куст. Рука наткнулась на какой-то продолговатый тяжелый предмет в кармане куртки. Батарейка! Как он мог забыть о ней? Батарейку сунул ему в карман Васька, когда Суровцев уходил из дому, торопясь на испытания и волнуясь, словно школьник перед решающим экзаменом. Да так оно, собственно, и было...
Когда же он вышел из дому-то? Неужели только позавчера?.. А кажется, с тех пор пролетела целая вечность.
Суровцев попытался стоя надеть брюки, но от нетерпения никак не мог попасть ногой в штанину. Тогда, бросив безуспешное занятие, он включил фонарик, приладил его над собой, на ветке, затем достал истрепанную записную книжку, с которой никогда не расставался, отыскал чистую страницу и, клацая от холода зубами, погрузился в расчеты.
Желтый узкий луч детского фонарика падал на структурные формулы, которые торопливо выводил дрожащий фломастер Суровцева. Сквозь чащобы формул, сквозь липкую вязь интегралов продирался старший научный сотрудник-воспитатель к истине, простой и непогрешимой, которая вдруг блеснула вдалеке в великий миг откровения, снизошедшего на него во время купания в холодной воде речушки.
Небо на востоке чуть заметно посветлело, когда Иван Васильевич оторвался наконец от записной книжки. Конечный вывод он обвел в кружочек и поставил рядом четыре восклицательных знака.
Боже мой, так просто! Как он мог раньше до этого не додуматься? И как никто из ученых не нашел решения, которое, можно сказать, витало в воздухе?!
Теперь остается как можно быстрее добраться до Акима Ксенофонтовича.
Наскоро одевшись, окончательно закоченевший Суровцев решил: "Побегу босиком, так быстрее будет!" - и рванул вверх по откосу. "Как только ночью жив остался..." - удивился он мимоходом, с трудом преодолевая крутой склон.
Ветки больно хлестали по разгоряченному лицу, хвоя колола босые ноги, в голове билась одна мысль: скорее, скорее! Записную книжку, не доверяя собственному карману, Суровцев сжимал в кулаке.
Между тем занялась поздняя зорька. Она разгоралась медленно, словно бы нехотя.
Бежать было тяжело, потому что все время приходилось петлять между деревьями. Нет, однако, худа без добра - Суровцев скоро согрелся.
Он все бежал и бежал, переходил на шаг и снова срывался в бег, но тайга и не думала редеть. И ни одна тропка, как на грех, не пересекла его путь.
Наконец впереди показался просвет. Суровцев прибавил шагу, хотя силы его были на исходе. Увы, это была всего лишь просека. Широкая, ровная - в линеечку, она уходила вдаль, сколько хватало глаз, впадая, словно река, в бледную зарю. "Заблудился!.." - мелькнула мысль, от которой упало сердце. Да, вечером, идя к речке, он эту просеку не пересекал.
Мышцы сразу налились тяжестью, Иван Васильевич без сил прислонился к сосне, переводя дух.
"Если опоздаю к восьми, когда Тобор должен получить сигнал к возобновлению испытаний - тогда все, крышка,- отрешенно и спокойно, словно речь шла о чем-то для него постороннем и маловажном, подумал Суровцев.- Представитель Космосовета наложит вето на испытания, это уж как пить дать. Едва ли Аксен сумел его убедить в чем-либо, не обладая вот этой простой разгадкой..." - поднес он к глазам такую бесполезную теперь записную книжку.
Сзади послышался слабый шум - так шелестят листья на ветру. Суровцев обернулся.
В темных недрах противоположной стороны просеки что-то шевелилось, двигаясь на него. Это было огромное и странное создание. В редеющей мгле угадывалось только некое подобие узкой башни, высота которой превышала, пожалуй, десяток метров. Башня опиралась на платформу, очертания которой терялись в предутреннем тумане, стлавшемся у самой земли.
Башня слегка покачивалась из стороны в сторону, словно голова змеи перед прыжком.
Суровцев помотал головой, однако видение не исчезло. Хуже того, движущееся нечто продолжало к нему приближаться. Тогда Иван Васильевич сжал в кулаке записную книжку, словно оружие, и шагнул навстречу чудищу.
- Ты кто? - послышался резкий, нечеловеческий голос, лишенный каких бы то ни было интонаций, когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров.
Суровцев растерялся:
- Я? Человек...
- Вижу,- прозвучал откуда-то из недр то ли существа, то ли машины отрывистый голос.- Однако вид твой необычен, человек.
- Пожалуй,- согласился Суровцев, бросив на себя критический взгляд, и поправил подвернувшуюся при беге штанину.
Приблизившись почти вплотную к Ивану Васильевичу, существо остановилось.
- Ты лишен некоторых придатков искусственного происхождения, характерных для человека,- произнес голос.
- Каких придатков?..
- У тебя нет обуви.
Они стояли друг против друга, и Суровцев получил возможность рассмотреть получше удивительный феномен, который пока, к счастью, не проявлял никаких признаков агрессивности. Покачивающаяся башня, высотой с трехэтажный дом, которая напоминала шею жирафа, увенчивалась узкой головой. Голова заканчивалась длинной пастью, которая, приоткрывшись, обнажила такие ровные и острые зубы, что Суровцев невольно сделал шаг назад.
Существо повело шеей и, приподняв голову, легко перекусило засохшую ветку кедрача толщиной с руку Суровцева. Ветка с хрустом упала на землю.
В мозгу босого Ивана Васильевича мелькали мысли одна нелепее другой. Может, это космический пришелец?.. Может, инопланетяне с далекой Бета Лиры прослышали о готовящейся в их звездную систему экспедиции и решили первыми нанести землянам "визит вежливости"?! Перехватили каким-то образом информацию - нужно полагать, техника лирян позволяет им расшифровывать радио- и телесигналы... А может, они и вообще-то не в первый раз прогуливаются по нашей планете?
- Тебе холодно, человек,- констатировал голос. И впрямь, Суровцев начинал дрожать, стоя без движения.
- Учитывая температуру, а также относительную и абсолютную влажность атмосферы, тебе не следовало выходить без обуви, человек,- назидательно произнес голос.
Суровцев переступил с ноги на ногу. Все, что происходило с ним на этой широкой и ровной просеке, походило на дурной сон.
- Ты давно здесь, в тайге? - спросил он первое, что пришло в голову.
- Третьи сутки.
- Выполняешь программу?
- Разумеется.
"Языком землян они владеют, причем безупречно, - отметил про себя Иван Васильевич.- Значит, уровень их достаточно высок, коли могут так свободно общаться с чужими для них существами".
- В чем она состоит, ваша программа? - спросил Суровцев безразличным тоном.
- Нужно привести в порядок участок леса, который примыкает к учебному центру Зеленого городка.
"Они все знают, даже название местности, на которой приземлились,- подумал Суровцев.- Что же у них на уме?.."
- А что значит - привести в порядок? - поинтересовался он вслух.
- Очистить подлесок от вредных сорняков. Срезать сухие ветви. Подготовить просеку,- прозвучал быстрый ответ.
- Так это вы проложили просеку?
- Мы.
- Для чего она?
- Мне это неизвестно,- после долгой паузы медленно, словно бы нехотя, ответило существо.
"Темнит, понятное дело. Да и с какой стати станет он выкладывать мне, землянину, свою программу?
А вдруг я вообще первый из землян, встретивший пришельцев, которые высадились близ Зеленого городка? Что же у них на уме? Доброе или нет? В любом случае я обязан как можно быстрее предупредить остальных.
Но как?
Никакого, пусть самого завалящего передатчика у меня нет", - продолжал лихорадочно соображать Иван Васильевич. Побежать, попытаться уйти в отрыв? Но во-первых, чудище в два счета меня нагонит. Во-вторых, я даже не знаю, в какую сторону нужно бежать...
Суровцев рассмотрел, что вибрирующая платформа, образующая, так сказать, туловище чудища, опирается на целую систему гибких щупалец. "Как у Тобора,- подумал он и решил: - Пока, не теряя времени, нужно выпытать у чудища все, что возможно. А дальше видно будет".
Иван спросил:
- Сколько вас всего?
- Десять, - тотчас ответил голос, исходящий откуда-то из недр чудища.
"До чего простодушное существо! Странно... Оно готово выболтать все секреты пришельцев, которые ему известны. Может, именно в этой открытости залог их миролюбивых намерений? Но не исключено и другое: пришелец попросту лжет".
- Твои собратья есть и в других частях нашей планеты? спросил Суровцев.
- Нет, вся группа находится здесь, вблизи Зеленого городка, - ответило чудище.
"Как я и подумал", - мелькнуло у Суровцева. Он глянул на часы. Без четверти восемь. До Аксена за оставшиеся пятнадцать минут ему не добраться, если не случится чего-нибудь сверхъестественного. А что еще может быть сверхъестественного, кроме вот этого длинношеего чудища, которое меланхолически покачивает головой?..
Неожиданно пришелец сказал:
- Я знаю тебя, человек.
- Вот как! Кто же я? - устало спросил Суровцев, решивший ничему не удивляться.
- Ты - инженер, воспитатель Тобора. Он зовет тебя Ив.
- Так ты и Тобора знаешь?
- Мы с Тобором - братья по биосинтезу,- с достоинством произнес голос.
- Кто же ты такой, черт возьми?! - воскликнул Суровцев, уже начавший догадываться об истине.
- Докладываю, человек,- сказало чудище и заученным тоном отрапортовало: - Я - белковая система № 214787, серии РМ, узкого профиля, предназначенная для работ, связанных с очисткой леса, а также...
- Стоп! Ты меня уморишь своим многословием, - схватился за голову Иван Васильевич.- Ну, а почему же я-то тебя не знаю, скажи?..
- Потому что я все время находился в биолаборатории и информацию о внешнем мире получал от наладчика. Сегодня мой первый выход на объект работы,- с важностью ответило чудище. Впрочем, важность в его голосе, как и все прочие оттенки тона, Суровцеву, конечно же, явно померещилась: голос, которым изъяснялась с ним белковая система, был сух и бесстрастен. Машинам узкой специализации, как известно, программировать эмоции ни к чему.
И тут Суровцев почувствовал, как мучительно, неудержимо краснеет, щеки его запылали, словно маков цвет. Вот это опростоволосился, ничего не скажешь!
Хорошо хоть, что нет свидетелей его позора, если не считать, конечно, эту бандуру. Надо же, космического пришельца повстречал в тайге! Инопланетянина, представителя чужого разумного мира. Боже мой, такого идиота свалял! Не узнал продукцию родимого ИСС!..
- В эти протоколы можете селедки заворачивать,- отрезал представитель Космосовета. Он резким движением поставил недопитый стаканчик кофе на подоконник, так что коричневая жидкость выплеснулась на розовый пластик.- Вы ведь сами видели, как проходили сегодняшние испытания. С каждым часом Тобор вел себя все хуже, все неувереннее.
- Но он преодолел все препятствия,- напомнил Суровцев.
Представитель Космосовета кивнул.
- Преодолел, вы правы,- согласился он,- но сделал это на пределе своих возможностей. А если он загубит звездную экспедицию, в которую его пошлют, тогда что? В комнате воцарилось тяжелое молчание. Помрачневший альпинист подумал, что, как ни крути, логика на стороне представителя Космического совета. Но, пожалуй, уж слишком они приуныли, зеленогородцы. Испытания-то ведь еще не закончены. Завтра третий, заключительный день. Тобор соберется, как говорится, с духом и все наверстает...
- Что ж, нам остается, товарищи, подвести итоги, - нарушил паузу представитель Космосовета.
Словно подслушав мысли альпиниста, Аким Ксенофонтович произнес:
- Не слишком ли рано, уважаемый коллега, итоги подводить? У нас еще сутки в резерве.
- Ну, вот мы и подошли к главному,- сказал представитель Космосовета.- Нужны ли они, завтрашние испытания? Я лично думаю, что нет. Он обвел взглядом погрустневшие лица ученых и продолжал: - По-моему, счастье, что Тобор не погиб сегодня, свалившись в вулкан. А завтра испытания еще похлеще. Так следует ли подвергать его ненужному риску? Вы не хуже моего знаете стоимость этой белковой системы.
- Я категорически против прекращения испытаний, - негромко, но веско произнес Петрашевский.
- А если Тобор погибнет? - сощурился представитель Космосовета.- Вы представляете, чем рискуете?
- Знаете, уважаемый коллега, без риска не было бы прогресса,- сказал Аким Ксенофонтович.- Землю до сих пор населяли бы стаи обезьян, перепрыгивающие с ветки на ветку. Да и при таких прыжках приходится рисковать, вот ведь какая штука получается-то!..
- Ценю ваше остроумие, академик, но мне кажется, в данном случае оно неуместно,- сказал представитель Космосовета и побарабанил пальцами по подоконнику.
- Ну, почему же неуместно? - возразил Петрашевский.- Между прочим, без риска Юрий Гагарин не взлетел бы в космос 12 апреля 1961 года.
- Я требую прекратить демагогию!.. - покраснев, высоким фальцетом прокричал представитель Космосовета. - Властью, данной мне, я прекращаю дальнейшее проведение испытаний!
- Хочу вам напомнить, коллега, что мне тоже дана кое-какая власть,- сказал Петрашевский.
Они стояли друг против друга, словно два петуха, готовые к бою.
Первым опомнился оппонент Петрашевского.
- Ох, Аксен, Аксен, горячая головушка,- произнес представитель Космосовета, и в его устах прозвище, данное академику изобретательным Тобором, прозвучало настолько неожиданно, что Суровцеву показалось, будто он ослышался.- Мы сколько с вами знакомы, Аким Ксенофонтович? - продолжал представитель Космосовета.- Лет тридцать? Да, пожалуй, никак не меньше.
- Пожалуй,- согласился Петрашевский.
- И всегда, сколько помню, вы голову готовы сунуть под топор.
- Готов, если этого требуют интересы дела,- упрямо боднул воздух Аким Ксенофонтович.
- Интересы дела! - повторил представитель Космосовета.Можно подумать, что я,- ткнул он себя пальцем в грудь,только о собственном благе пекусь.
- Не знаю, не знаю, дорогой коллега,- пробурчал Аким Ксенофонтович.
- Кстати сказать, зря вы меня, милый мой Аксен, "дорогим коллегой" честите. Право, я этого не заслужил.
- Зря так зря,- охотно согласился Петрашевский.- Так что, проводим завтра завершающее испытание Тобора?
- Боже, ну до чего вы настырны, академик,- досадливо поморщился представитель Космосовета. Он уже не казался Суровцеву таким моложавым, как в полутьме сферозала, а выглядел постаревшим и обрюзгшим.
- Под мою ответственность,- сказал Петрашевский.
- Господи, ну до чего человек неразумный,- покачал головой представитель Космосовета и величаво оглянулся, словно призывая в свидетели всех, кто безмолвно слушал их спор.Мне ли говорить, во сколько обошелся государству Тобор? Его стоимости достаточно, чтобы выстроить целый городок в пустыне... Ну зачем вам, друзья, горячку пороть? Разберетесь сообща, в чем там дело, устраните неполадки, доработаете модель и тогда выходите снова на испытания, милости просим!
- Тобор конструктивно исправен, и мы завтра же докажем это,- отрезал Петрашевский.
- Слова, слова... - протянул представитель Космосовета. А знаете что, друзья мои? Давайте-ка оставим вопрос открытым до утра. Я вновь просмотрю все материалы, прикину... Вы уж мне все материальчики подкиньте,- обратился он к Петрашевскому. Тот кивнул с озабоченно-просветлевшим лицом.
На улице было сыро. Осенний ветер гнал по асфальту опавшие листья. Вечерело, и разноцветные пластиковые дорожки, бегущие к дальним куполам зданий, начинали наливаться светом.
- Какая роскошь - открытый мир!.. - пробормотал вестибулярник, плотнее запахиваясь в плащ.
Люди двигались плотной озабоченной гурьбой, над которой, казалось, незримо витало облако усталости, разочарования и недоумения.
Суровцеву асфальта не хватило, и он шагал прямо по увядшей траве, влажной от поздней свинцовой росы.
Альпинист шел молча, не вступая в разговор, временами становившийся общим. Наконец, улучив момент, он нарушил внезапно возникшую паузу:
- Прошу извинить... Я, конечно, не специалист, в биокибернетике мало чего смыслю... Но, по-моему, никто еще не сказал о главном в сегодняшних испытаниях!
Все обернулись к говорившему, и альпинист, преодолевая смущение, пояснил:
- Вы только о недостатках Тобора толкуете... А как он через вулкан перепрыгнул?! Это ж додуматься только!
- Такая уж наша доля, молодой человек, изъяны выискивать,- вздохнул представитель Космосовета.
- А Тобор и впрямь интересно прыгнул,- вступил в разговор молчавший до сих пор инженер.- Вы так запрограммировали его, Иван Васильевич? - обернулся он к Суровцеву.
- Отнюдь, - покачал тот головой.
- Значит, это сам Тобор на ходу придумал? - восхитился альпинист.- Прыгать с грузом, с тем чтобы потом отбросить его?..
- Не совсем так,- сказал Суровцев.- Прыжок с тяжестями знали и несколько тысячелетий назад, им пользовались легкоатлеты древности. Я узнал об этом, когда побывал в Греции, в местах, где некогда проводились древние Олимпиады... Несколько дней и ночей бродил, как зачарованный, среди руин, храмов и стадионов, рассматривал на мраморных плитах полустертые временем надписи... Представьте, они мне поведали немало. Скажем, легендарный грек Тилон пролетел в прыжке, пользуясь гантелями, более шестнадцати метров и навсегда вошел в историю спорта землян.
- А потом прыжок Тилона повторил кто-нибудь?
- Никто не сумел, хотя пытались многие,- сказал Суровцев.- Я специально изучал летописи всех Олимпиад, начиная с самых древних, и протоколы всех крупных соревнований.
- В чем же, по-вашему, дело? - спросил представитель Космосовета.
- Трудно сказать,- пожал плечами Суровцев,- мнения расходятся. Думаю, для прыжка с грузом необходима была особая, великолепно отточенная техника, которая была впоследствии утеряна. Но одно могу сказать совершенно точно: у Тилона был замечательный тренер... Вот такого тренера, знающего, как прыгают с грузом, мы отыскать для Тобора не смогли.
- Как же Тобор все-таки догадался прыгнуть с грузом? спросил кто-то.
- Что ж, Иван Васильевич,- усмехнулся Петрашевский,раскройте товарищам секреты воспитания Тобора.
- Я передал Тобору всю информацию, связанную с техникой прыжка. Всю,- подчеркнул Суровцев.- И предоставил ему возможность самому разобраться в ней. Ну, а результат вы видели сегодня на экране.
Постепенно от группы идущих откалывался то один, то другой.
- Так я не прощаюсь. Жду протоколы учебных поисков,- сказал представитель Космосовета, сворачивая на тропинку, ведущую к крохотной, с воробьиный нос, гостинице, выстроенной в форме подсолнуха. Теперь диск его был обращен в сторону немощно угасающего заката. В этой же гостинице остановился и Суровцев.
- Я сам занесу их вам,- сказал Петрашевский.
- Хорошо, заходите. Поковыряемся вместе. Авось и отыщем "недостатки в пробирной палатке",- съязвил представитель Космосовета.
Суровцев пошел проводить Петрашевского. Аким Ксенофонтович на время испытаний Тобора поселился в коттедже, самом последнем в ряду. ("Моя хата с краю",- не преминул он пошутить по этому поводу.) Сразу за виниловым домиком начиналась тайга.
Они остановились у тускло мерцающего крылечка.
- Последний парад наступает,- проговорил Петрашевский, и Суровцеву показалось, что голос у старика дрогнул.- Но ничего, мы еще побарахтаемся, черт возьми!.. - Аким Ксенофонтович махнул рукой, молодо взбежал на крыльцо и хлопнул дверью.
Суровцев постоял с минуту, прислушиваясь к хищной, насторожившейся тишине. Больше других времен года он любил осень. В памяти сами собой выплыли знакомые с детства, заученные из хрестоматии строки:
Вновь ты со мною, осень-прощальность,
Призрачность тени, зыбкость луча,
Тяжеловесная сентиментальность
Добропорядочного палача.
Посвист разбойного ветра лихого,
Вихри гуляют, клены гася.
Стынет в устах заветное слово,
Лист ниспадает, косо скользя.
Падай же, падай, листьев опальность,
Медь под ногой шурши, горяча.
Жги мое сердце, осень-прощальность
И стариковская ласка луча.
Он шел, осторожно отводя от лица ветви, словно тянущиеся к нему руки. Пахло хвоей, прелым листом, еще чемто, от чего тревожно и сладко защемило душу.
В глубь леса Суровцева вела тропинка, робкая, почти неприметная в разом прихлынувших сумерках.
Вскоре он сбился с пути и зашагал не разбирая дороги. Из головы не шел Тобор, его странная, ни с чем не сообразная медлительность, которая непрерывно и неотвратимо нарастала в течение всего нынешнего дня испытаний. Что с того, что с Тобором прежде ничего подобного не бывало? Тем хуже!.. Неужели где-то допущентаки конструктивный просчет и вся грандиозная работа зеленогородцев пойдет насмарку?
Спелые звезды висели низко, над самыми макушками кедрачей, загадочно мерцая.
...Аксен, видно, неспроста не пригласил его в гостиницу, к своему старинному знакомому, который приехал от Космического совета принимать Тобора. Свои у них, видимо, счеты научные, по всей вероятности. Антиподы они в биокибернетике. Как говорится, "лед и пламень". Три десятка лет знакомы - а все на "вы". И надо же - теперь вот схлестнулись. Видно, Аксен наедине решил с ним поспорить, защитить позиции института. Что ж, все закономерно. Пусть хоть до утра разбирается!
Суровцев на ходу с ожесточением потер набрякшие веки. А вот он сейчас просто, вульгарно отдохнет, отдышится как следует. Выдохся ведь от бесконечных тренировок Тобора, неиссякаемой его активности, бесчисленных расспросов. Белковому-то что: ему усталость ведь неведома, машина - она и есть машина. Люди при нем трудятся в четыре смены - и то с ног валятся, а Тобору как с гуся вода.
А, черт! Суровцев налетел в темноте на ствол лиственницы, ругнулся. Бредя на ощупь дальше, осторожно попробовал на лбу вспухающую шишку. Кое-как пригладил всклокоченные волосы, усмехнулся. Хорош теперь, наверно, если в зеркало глянуть! Сфотографироваться - и хоть сейчас в Марсоград, на выставку "Род человеческий". Куда-нибудь там поближе к питекантропам.
Стояло новолуние, и тьма в лесу сгустилась, стала почти осязаемой.
Он все шел и шел, и саднящее чувство досады не проходило. Если завтрашние испытания отменят - не полетит Тобор на Бета Лиры. Недавно из этой звездной системы были получены загадочные сигналы, которые и заставили землян в срочном порядке готовить космическую экспедицию.
Как знать, подумалось Суровцеву, быть может именно там земляне встретят наконец, как некогда выспренне выражались, "братьев по разуму". Полученные сигналы, до сих пор не расшифрованные, не отрицают такой возможности...
Возможно, разумные существа с далекой звезды прилетали когда-то на Землю. И бродили здесь, где он бродит сейчас. Слушали шум вековечной тайги, восхищались Байкалом, в ту пору еще безымянным...
А теперь земляне готовят ответный визит!
Каким помощником был бы Тобор при первых, самых важных контактах с инопланетянами!.. Сумел же он наладить дружеские отношения с семьей дельфинов на Черном море во время учебного поиска. А совсем недавно расшифровал язык медведей, барсуков...
Но что толку сокрушаться по-пустому! - рассердился на себя Суровцев. Все решится завтра.
Из-под ног с пронзительным криком выпорхнула какая-то ночная птаха. Иван вздрогнул и остановился. "Куда же это я забрался?" - подумал он. В сознание разом ворвались ночные шорохи, запахи. Упоенно шелестели не успевшие опасть листья, одуряюще пахло осенней мятой, вдали размеренно ухала выпь.
Суровцев зябко передернул плечами, глянул на светящийся циферблат часов: ничего себе, половина второго! Напряжение понемногу спадало, он двигался теперь совсем медленно и вдруг подумал, что очень похож на Тобора к концу сегодняшних испытаний.
Почва пошла под уклон, потянуло спереди сыростью. "Речка",- больше догадался, чем увидел Иван. Тысячу раз пролетал он над этой речушкой, направляясь из дому в институт и обратно, но только сейчас вот довелось спуститься "с небес на землю".
Берег был топким, каждый шаг отдавал чавканьем. Тоненький, еле прорезавшийся серп луны пролил неверный свет на быстрые речные волны. Они напомнили Ивану огненную магму, колыхавшуюся на дне кратера, через который предстояло перепрыгнуть Тобору. И ведь перепрыгнул же, черт побери. Да еще как! Стоп! Кажется, он опять начинает заводиться.
Суровцев долго стоял, прислушиваясь к тихому плеску речной воды. Ему вдруг ужасно захотелось выкупаться, хотя от одной мысли о ледяных волнах мурашки побежали по коже.
От поймы к речке вел довольно крутой спуск. Иван двинулся вниз, придерживаясь за кусты и ежесекундно рискуя сломать себе шею.
Он небрежно бросил одежду на какие-то торчащие ветки и шагнул в воду. Холодная влага обожгла тело. Речка была не такой уж маленькой, как казалось сверху. Во всяком случае, было где поплавать.
Иван в четыре взмаха выплыл на середину реки, нырнул, затем вынырнул, отфыркиваясь и выплевывая воду, от которой заломило зубы, и, не удержавшись, совсем по-мальчишечьи выкрикнул:
- Здорово!..
Каждая клеточка тела отмякла, наливаясь восхитительной свежестью. Позабыв о времени, Иван плавал, дурачась, шлепал по воде, хохотал во все горло, распугивая ночную тишину. Немного угомонившись, он уцепился за какую-то корягу, торчащую близ берега из воды, и подумал вслух:
- Будь жив сэр Исаак Ньютон, он непременно изобрел бы свой четвертый закон. И сформулировал его примерно так: "Купание в ледяной воде снимает усталость".
Стоп. Усталость?! Пораженный неясной еще мыслью, Суровцев застыл на месте, не обращая внимания на то, что коряга, за которую он ухватился, начала медленно погружаться в воду. В следующее мгновение Суровцев торпедой выскочил из воды. Берег был мягок, податлив и адски холоден. Тяжело дыша, поминутно проваливаясь в бочажины, полные до краев воды, он долго искал на ощупь сброшенную впопыхах одежду. А, вот он, этот куст. Рука наткнулась на какой-то продолговатый тяжелый предмет в кармане куртки. Батарейка! Как он мог забыть о ней? Батарейку сунул ему в карман Васька, когда Суровцев уходил из дому, торопясь на испытания и волнуясь, словно школьник перед решающим экзаменом. Да так оно, собственно, и было...
Когда же он вышел из дому-то? Неужели только позавчера?.. А кажется, с тех пор пролетела целая вечность.
Суровцев попытался стоя надеть брюки, но от нетерпения никак не мог попасть ногой в штанину. Тогда, бросив безуспешное занятие, он включил фонарик, приладил его над собой, на ветке, затем достал истрепанную записную книжку, с которой никогда не расставался, отыскал чистую страницу и, клацая от холода зубами, погрузился в расчеты.
Желтый узкий луч детского фонарика падал на структурные формулы, которые торопливо выводил дрожащий фломастер Суровцева. Сквозь чащобы формул, сквозь липкую вязь интегралов продирался старший научный сотрудник-воспитатель к истине, простой и непогрешимой, которая вдруг блеснула вдалеке в великий миг откровения, снизошедшего на него во время купания в холодной воде речушки.
Небо на востоке чуть заметно посветлело, когда Иван Васильевич оторвался наконец от записной книжки. Конечный вывод он обвел в кружочек и поставил рядом четыре восклицательных знака.
Боже мой, так просто! Как он мог раньше до этого не додуматься? И как никто из ученых не нашел решения, которое, можно сказать, витало в воздухе?!
Теперь остается как можно быстрее добраться до Акима Ксенофонтовича.
Наскоро одевшись, окончательно закоченевший Суровцев решил: "Побегу босиком, так быстрее будет!" - и рванул вверх по откосу. "Как только ночью жив остался..." - удивился он мимоходом, с трудом преодолевая крутой склон.
Ветки больно хлестали по разгоряченному лицу, хвоя колола босые ноги, в голове билась одна мысль: скорее, скорее! Записную книжку, не доверяя собственному карману, Суровцев сжимал в кулаке.
Между тем занялась поздняя зорька. Она разгоралась медленно, словно бы нехотя.
Бежать было тяжело, потому что все время приходилось петлять между деревьями. Нет, однако, худа без добра - Суровцев скоро согрелся.
Он все бежал и бежал, переходил на шаг и снова срывался в бег, но тайга и не думала редеть. И ни одна тропка, как на грех, не пересекла его путь.
Наконец впереди показался просвет. Суровцев прибавил шагу, хотя силы его были на исходе. Увы, это была всего лишь просека. Широкая, ровная - в линеечку, она уходила вдаль, сколько хватало глаз, впадая, словно река, в бледную зарю. "Заблудился!.." - мелькнула мысль, от которой упало сердце. Да, вечером, идя к речке, он эту просеку не пересекал.
Мышцы сразу налились тяжестью, Иван Васильевич без сил прислонился к сосне, переводя дух.
"Если опоздаю к восьми, когда Тобор должен получить сигнал к возобновлению испытаний - тогда все, крышка,- отрешенно и спокойно, словно речь шла о чем-то для него постороннем и маловажном, подумал Суровцев.- Представитель Космосовета наложит вето на испытания, это уж как пить дать. Едва ли Аксен сумел его убедить в чем-либо, не обладая вот этой простой разгадкой..." - поднес он к глазам такую бесполезную теперь записную книжку.
Сзади послышался слабый шум - так шелестят листья на ветру. Суровцев обернулся.
В темных недрах противоположной стороны просеки что-то шевелилось, двигаясь на него. Это было огромное и странное создание. В редеющей мгле угадывалось только некое подобие узкой башни, высота которой превышала, пожалуй, десяток метров. Башня опиралась на платформу, очертания которой терялись в предутреннем тумане, стлавшемся у самой земли.
Башня слегка покачивалась из стороны в сторону, словно голова змеи перед прыжком.
Суровцев помотал головой, однако видение не исчезло. Хуже того, движущееся нечто продолжало к нему приближаться. Тогда Иван Васильевич сжал в кулаке записную книжку, словно оружие, и шагнул навстречу чудищу.
- Ты кто? - послышался резкий, нечеловеческий голос, лишенный каких бы то ни было интонаций, когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров.
Суровцев растерялся:
- Я? Человек...
- Вижу,- прозвучал откуда-то из недр то ли существа, то ли машины отрывистый голос.- Однако вид твой необычен, человек.
- Пожалуй,- согласился Суровцев, бросив на себя критический взгляд, и поправил подвернувшуюся при беге штанину.
Приблизившись почти вплотную к Ивану Васильевичу, существо остановилось.
- Ты лишен некоторых придатков искусственного происхождения, характерных для человека,- произнес голос.
- Каких придатков?..
- У тебя нет обуви.
Они стояли друг против друга, и Суровцев получил возможность рассмотреть получше удивительный феномен, который пока, к счастью, не проявлял никаких признаков агрессивности. Покачивающаяся башня, высотой с трехэтажный дом, которая напоминала шею жирафа, увенчивалась узкой головой. Голова заканчивалась длинной пастью, которая, приоткрывшись, обнажила такие ровные и острые зубы, что Суровцев невольно сделал шаг назад.
Существо повело шеей и, приподняв голову, легко перекусило засохшую ветку кедрача толщиной с руку Суровцева. Ветка с хрустом упала на землю.
В мозгу босого Ивана Васильевича мелькали мысли одна нелепее другой. Может, это космический пришелец?.. Может, инопланетяне с далекой Бета Лиры прослышали о готовящейся в их звездную систему экспедиции и решили первыми нанести землянам "визит вежливости"?! Перехватили каким-то образом информацию - нужно полагать, техника лирян позволяет им расшифровывать радио- и телесигналы... А может, они и вообще-то не в первый раз прогуливаются по нашей планете?
- Тебе холодно, человек,- констатировал голос. И впрямь, Суровцев начинал дрожать, стоя без движения.
- Учитывая температуру, а также относительную и абсолютную влажность атмосферы, тебе не следовало выходить без обуви, человек,- назидательно произнес голос.
Суровцев переступил с ноги на ногу. Все, что происходило с ним на этой широкой и ровной просеке, походило на дурной сон.
- Ты давно здесь, в тайге? - спросил он первое, что пришло в голову.
- Третьи сутки.
- Выполняешь программу?
- Разумеется.
"Языком землян они владеют, причем безупречно, - отметил про себя Иван Васильевич.- Значит, уровень их достаточно высок, коли могут так свободно общаться с чужими для них существами".
- В чем она состоит, ваша программа? - спросил Суровцев безразличным тоном.
- Нужно привести в порядок участок леса, который примыкает к учебному центру Зеленого городка.
"Они все знают, даже название местности, на которой приземлились,- подумал Суровцев.- Что же у них на уме?.."
- А что значит - привести в порядок? - поинтересовался он вслух.
- Очистить подлесок от вредных сорняков. Срезать сухие ветви. Подготовить просеку,- прозвучал быстрый ответ.
- Так это вы проложили просеку?
- Мы.
- Для чего она?
- Мне это неизвестно,- после долгой паузы медленно, словно бы нехотя, ответило существо.
"Темнит, понятное дело. Да и с какой стати станет он выкладывать мне, землянину, свою программу?
А вдруг я вообще первый из землян, встретивший пришельцев, которые высадились близ Зеленого городка? Что же у них на уме? Доброе или нет? В любом случае я обязан как можно быстрее предупредить остальных.
Но как?
Никакого, пусть самого завалящего передатчика у меня нет", - продолжал лихорадочно соображать Иван Васильевич. Побежать, попытаться уйти в отрыв? Но во-первых, чудище в два счета меня нагонит. Во-вторых, я даже не знаю, в какую сторону нужно бежать...
Суровцев рассмотрел, что вибрирующая платформа, образующая, так сказать, туловище чудища, опирается на целую систему гибких щупалец. "Как у Тобора,- подумал он и решил: - Пока, не теряя времени, нужно выпытать у чудища все, что возможно. А дальше видно будет".
Иван спросил:
- Сколько вас всего?
- Десять, - тотчас ответил голос, исходящий откуда-то из недр чудища.
"До чего простодушное существо! Странно... Оно готово выболтать все секреты пришельцев, которые ему известны. Может, именно в этой открытости залог их миролюбивых намерений? Но не исключено и другое: пришелец попросту лжет".
- Твои собратья есть и в других частях нашей планеты? спросил Суровцев.
- Нет, вся группа находится здесь, вблизи Зеленого городка, - ответило чудище.
"Как я и подумал", - мелькнуло у Суровцева. Он глянул на часы. Без четверти восемь. До Аксена за оставшиеся пятнадцать минут ему не добраться, если не случится чего-нибудь сверхъестественного. А что еще может быть сверхъестественного, кроме вот этого длинношеего чудища, которое меланхолически покачивает головой?..
Неожиданно пришелец сказал:
- Я знаю тебя, человек.
- Вот как! Кто же я? - устало спросил Суровцев, решивший ничему не удивляться.
- Ты - инженер, воспитатель Тобора. Он зовет тебя Ив.
- Так ты и Тобора знаешь?
- Мы с Тобором - братья по биосинтезу,- с достоинством произнес голос.
- Кто же ты такой, черт возьми?! - воскликнул Суровцев, уже начавший догадываться об истине.
- Докладываю, человек,- сказало чудище и заученным тоном отрапортовало: - Я - белковая система № 214787, серии РМ, узкого профиля, предназначенная для работ, связанных с очисткой леса, а также...
- Стоп! Ты меня уморишь своим многословием, - схватился за голову Иван Васильевич.- Ну, а почему же я-то тебя не знаю, скажи?..
- Потому что я все время находился в биолаборатории и информацию о внешнем мире получал от наладчика. Сегодня мой первый выход на объект работы,- с важностью ответило чудище. Впрочем, важность в его голосе, как и все прочие оттенки тона, Суровцеву, конечно же, явно померещилась: голос, которым изъяснялась с ним белковая система, был сух и бесстрастен. Машинам узкой специализации, как известно, программировать эмоции ни к чему.
И тут Суровцев почувствовал, как мучительно, неудержимо краснеет, щеки его запылали, словно маков цвет. Вот это опростоволосился, ничего не скажешь!
Хорошо хоть, что нет свидетелей его позора, если не считать, конечно, эту бандуру. Надо же, космического пришельца повстречал в тайге! Инопланетянина, представителя чужого разумного мира. Боже мой, такого идиота свалял! Не узнал продукцию родимого ИСС!..