В полной растерянности Иван Васильевич выронил заветную записную книжку, чудище ловко подобрало ее щупальцем и молча протянуло владельцу.
- Послушай, серия РМ,- сказал Суровцев,- мне нужно как можно скорее выбраться из тайги. Каков кратчайший путь до учебного центра?
- Ты должен идти туда,- указало чудище щупальцем направление, но совсем не то, по которому собирался двигаться Иван Васильевич.
- А каково расстояние отсюда до учебного центра?
- Если исчислять его по прямой, а измерять в километрах...- начала машина бесстрастным своим тоном, но Суровцев уже не слушал ее.
А что, если...
Оборвав машину на полуслове, Иван Васильевич вскочил на мягкую, прогнувшуюся под ним платформу, и выкрикнул:
- Дуй в учебный центр!.. К крайнему коттеджу, который за гостиницей, на самом отшибе.
Машина, однако, не двигалась с места. Белковая система не подчиняется команде человека?.. Такого в практике Суровцева не встречалось, даже во время работы со своенравным Тобором, лишенным каких бы то ни было ограничителей.
- Ну... - тихо выдохнул Иван Васильевич и почувствовал, как у него перехватило дыхание.
- Дуй?.. - негромко воспроизвела его команду машина, и в голосе ее впервые явственно послышались нотки растерянности.
- Ах ты господи! Ну, беги, скачи, прыгай или, если тебе понятней, перемещайся в учебный центр с максимально возможной скоростью!
- Но мое задание...
- Всю ответственность я беру на себя, серия РМ,- поспешно перебил Суровцев. Что-что, а обращаться с белковыми системами он умел.
Машина тут же прыгнула вперед, да так, что Иван Васильевич едва удержался, ухватившись за шею-башню. Голова чудища, пригнувшись, извивалась меж стволов, как бы прокладывая путь.
Это была белковая система узкой специализации - в отличие, допустим, от универсального Тобора,- и конструкторы, разумеется, не предназначали ее на роль скаковой лошади или какого-нибудь другого транспортного средства.
Истину эту Суровцев постиг с первых же секунд. Его трясло немилосердно, душу выворачивало, а ветви деревьев, как он ни прятался от них за шею чудища, норовили побольнее хлестнуть по лицу, и один зловредный сучок в кровь расцарапал щеку.
Вскоре лес начал редеть, и наконец показалась поляна, за которой, облитый разгоревшимся рассветом, белел знакомый домик.
- Стой, серия! - велел Иван Васильевич, и аппарат послушно остановился.
Суровцев спрыгнул с платформы на жухлую траву, прихваченную инеем. Босые ступни заныли от холода.
- Дальше я сам,- хмуро сказал он. - А ты вот что, серия... О нашей встрече и разговоре в лесу - никому ни слова. Согласовано?
Чудище безмолвствовало.
- Отвечай поживее,- сказал Иван Васильевич. - Я очень тороплюсь.
- Тебе должно быть известно, человек Ив, что утаивать информацию от своего наладчика я не имею права,- сообщила белковая машина.
- А уж тот, само собой, раззвонит по всему Зеленому... вздохнул Суровцев.- Ну, ладно, бог с тобой, серия! Позорь простофилю - он это заслужил,- махнул рукой Иван Васильевич и побежал к коттеджу, не оглядываясь.
До восьми оставались считанные минуты.
Дверь в дом оказалась запертой - видимо, Аксен, вернувшись из гостиницы, закрылся.
Суровцев осторожно постучал в филенку - пластик скрадывал звук, потом подергал ручку - дверь не поддавалась.
Он переметнулся к окну, заглянул в комнату. Старик, разметавшись, спал на диване. Клетчатый плед сполз на пол, обнажив острый кадык.
Видимо, Петрашевский лег спать совсем недавно - на тумбочке, стоящей в изголовье, дымилась чашка чаю или кофе, которая еще не успела остыть. Само собой понятно: Аксен из гостиницы поздно вернулся. Значит, разговор его с представителем Космического совета был долгим.
Рядом с недопитой чашкой лежал тюбик со снотворным, неровно надорванный. Лицо Акима Ксенофонтовича хранило скорбное выражение, вертикальная резкая складка на лбу даже во сне не разгладилась. И по выражению лица, и по початому тюбику со снотворным нетрудно было догадаться, чем закончились переговоры в гостинице.
Всю картину, которая предстала перед ним, Суровцев охватил единым взглядом.
Он забарабанил в окно, но Аким Ксенофонтович даже не пошевелился. "Аксена после таблетки и с пушками не добудишься",- подумал Суровцев.
Обернув руку курткой, он высадил стекло. Осколки со звоном посыпались внутрь, на пол комнаты, но и это не разбудило Петрашевского.
- Хорошо, ежели старик одной таблеткой ограничился,- с тревогой подумал Суровцев, перелезая через подоконник, усыпанный мелкими осколками.
Он подошел к постели и затряс Петрашевского за плечо:
- Вставайте, Аким Ксенофонтович!
- Мм, - промычал в ответ академик, зарываясь носом поглубже в диванный валик, служивший вместо подушки.
Суровцев сдернул плед:
- Тревога!..
Петрашевский раскрыл глаза.
- Космические пришельцы на пороге! - еще громче крикнул Суровцев.
При этих словах Аким Ксенофонтович рывком сел и тут же зажмурился от яркого утреннего луча, который в этот момент каким-то чудом пробился сквозь завалы осенних туч, осветив неприбранную комнату.
- Что за глупая шутка, Иван Васильевич! - пробормотал академик сонно.- Честное слово, это не похоже на вас.
Петрашевский, видимо, никак не мог прийти в себя после принятой дозы снотворного, и Суровцев решил, что нужно попытаться каким-то образом быстренько вывести его из этого состояния. В противном случае Петрашевский ярос-то не сумеет воспринять ту цепь умозаключений и лавину формул, которую Суровцеву не терпелось опрокинуть на него.
- А я и не шучу,- веско произнес Суровцев, округляя глаза.- В Зеленом городке высадились космические пришельцы.
- Гм-гм...
- С одним из них я только что общался.
- Голубчик, выпейте воды... - встревоженно сказал Петрашевский сиплым после сна голосом.- Или, еще лучше, глотните вот чаю, он, кажется, теплый...
"Ага, клюнуло!" - отметил Суровцев.
- Я на одном пришельце приехал сюда верхом,- продолжал он гнуть свою линию.
Сообщение Суровцева дышало такой искренностью, что тревога Петрашевского возросла.
- Вы не могли сюда приехать, Ванюша, ни на пришельце, ни на чем бы то ни было другом, потому что спали в соседней комнате,- ласково сказал Петрашевский.
- Я всю ночь провел в тайге,- честно выложил Суровцев.
- Ну конечно, в тайге, где же еще? - подхватил Петрашевский, понимающе улыбаясь.- А сейчас вам отдохнуть надо как следует. Время для этого, увы, появилось... Переутомились вы, голубчик.
- Вот-вот, переутомился! В этом самом переутомлении и зарыта собака. Вы попали в яблочко, дорогой Аксен!..
Теперь Петрашевский смотрел на Суровцева с откровенной опаской, и сонливость его как рукой сняло.
- А вы сколько законов Ньютона знаете, Аким Ксенофонтович? - спросил Суровцев.
- Три... - промямлил Петрашевский.
- А я в тайге открыл четвертый закон Ньютона!.. - победоносно выпалил Суровцев.
Петрашевский схватил его за руку:
- Ого! Пульс лихорадочный.
- Чепуха! - вырвал руку Суровцев и подумал: "Кажется, Аксен проснулся окончательно".
- А почему у вас кровь на щеке? - нахмурился Аким Ксенофонтович.
- С пришельцем повздорил.
- А ботинки где оставили? - продолжал допытываться злой до невозможности Петрашевский, который никак не мог понять, что же все-таки происходит.
Вместо ответа Суровцев вдруг подхватил негодующего, бурно отбивающегося Акима Ксенофонтовича и закружил его по комнате.
- Это еще что?.. - Только сейчас Петрашевский заметил выбитое окно и осколки стекла на полу. Суровцев пожал плечами.
- Пришлось пойти по этой линии,- сказал он небрежно,поскольку дверь была заперта. А достучаться не удалось.
- Сошел с ума!.. - Запыхавшийся Аким Ксенофонтович откинул с дороги носком шлепанца осколок стекла. - Вы же ноги в кровь изрежете!
- Какое это имеет значение, если загадки Тобора больше не существует! - торжественно произнес Суровцев.
Петрашевский остановился.
- Ну-ка выкладывайте, что вы там еще придумали! - велел он.- Да поживей!
- До восьми у нас несколько минут,- сказал Суровцев.Этого вполне достаточно, чтобы изложить суть дела...
Он раскрыл записную книжку и сжато рассказал о своем открытии в части Тобора, после каждой фразы приводя в доказательство формулы, кое-как нацарапанные при неверном свете фонарика.
Аким Ксенофонтович, слушавший поначалу Суровцева скептически, со своим неизменным "гм-гм", быстро проникся и гибким изяществом доказательств, и железной логикой вывода и, когда Иван умолк, воскликнул:
- Когда вы все это успели?
- Сегодня ночью.
- Да тут на добрую неделю кропотливой работы!
- Видите ли, мне помогло еще одно обстоятельство, о котором я упоминал,- улыбнулся Суровцев.
- Какое обстоятельство?
- Четвертый закон сэра Исаака Ньютона, который попутно пришлось вывести...
- Ох, не морочьте голову старику,- погрозил пальцем Петрашевский.
Тут Суровцев, от торопливости глотая слова, поведал вкратце Акиму Ксенофонтовичу о своих ночных приключениях. Он решил не таить от шефа ничего, даже своего афронта с "серией". Академик выслушал его, почти не прерывая, вполне согласился с формулировкой четвертого закона Ньютона, только что открытого в дополнение к трем предыдущим, которые были выведены самим Ньютоном несколько ранее, и долго хохотал над встречей Ивана с космическим пришельцем.
Когда Суровцев закончил свой рассказ, секундная стрелка на часах начала свой последний круг перед восемью.
Петрашевский, не мешкая, включил экран видеофона. Когда глубь его налилась грозовой пульсирующей синью, он нажал клавишу тотальной связи и медленно, чуточку театрально произнес:
- Всем, всем, всем!.. Испытания Тобора возобновляются. Сотрудников ИСС, имеющих отношение к экзамену, и гостей попрошу срочно собраться в сферозале.
- Ну, теперь ждите бури!.. - подмигнул Суровцеву Аким Ксенофонтович.
Он не ошибся.
Через несколько мгновений из глубины экрана выплыло нахмуренное лицо представителя Космического совета.
- Вы нарушаете наш договор, академик,- сказал он.- Попрошу немедленно отменить сигнал.
- Нет.
- Тогда это сделаю я. И немедленно телеграфирую в Москву о вашем самоуправстве, которое может дорого обойтись.
Петрашевский пожал плечами:
- Ваше право... Но надеюсь, вы сначала выслушаете меня хотя бы?
- Я выслушивал вас почти всю ночь, Аким Ксенофонтович. И мы, хотя и с большим трудом, выработали единую точку зрения. Разрешите ее напомнить. Я буду говорить погромче, поскольку меня слушают сейчас все: испытания Тобора необходимо прекратить. К концу второго дня экзаменов он повел себя странно и необъяснимо, что может грозить катастрофой.
- Видите ли, коллега, у нас появились новые данные, связанные с Тобором... - мягко начал Аким Ксенофонтович.
- С потолка они, что ли, свалились, новые данные? - резко перебил оппонент,
- Почему с потолка? В окно влетели...
- Мне не до шуток.
- Я никогда не говорил так серьезно,- покачал головой Аким Ксенофонтович.- И советую вам поторопиться, вместе со всеми. А то все хорошие места в зале займут.
Слушая эту перепалку двух корифеев биокибернетики, Суровцев представил себе, как в эти минуты на улицах, площадях, просеках, учебных полигонах, в лабораториях, библиотеках, аудиториях - по всей огромной территории, именуемой Зеленым городком, собираются перед экранами инфоров группы возбужденных и недоумевающих людей.
Еще бы! Ведь в руках их двоих судьба детища ИСС, Тобора, которым городок жил и гордился все последние годы.
Каждый знал, что для любого принципиального решения, связанного с завершающими испытаниями Тобора, необходимо согласованное, то есть одинаковое мнение этих двух людей.
В то же время "нет", сказанное любым из них, имело силу "вето" - "запрещаю"!..
Когда Петрашевский посоветовал дерзко оппоненту поспешить в зал, чтобы не уступить хорошие места, тот наклонился к мембране и набрал в легкие воздуха, чтобы выкрикнуть какую-то команду - нетрудно было догадаться, какую именно.
- Не советую, мой дорогой,- сказал спокойно Аким Ксенофонтович.- Вы рискуете очутиться в глупом положении.
Представитель Совета замешкался.
- Знаю, у вас в ИСС способные ребята,- сказал он.- Но подправлять белковую систему во время испытаний нельзя. Так что как ни крути, а положение только усугубляется... - В голосе его, похоже, зазвучали сочувственные нотки.
"Все-таки неплохой он мужик. Зря с ним Аксен поссорился", - мелькнуло у Суровцева.
- Устав испытаний я знаю не хуже вашего,- отчеканил Петрашевский. Казалось, ему доставляло удовольствие бесить "коллегу".- Тобора за ночь никто из инженеров и техников и пальцем не коснулся. Это вам подтвердит защитная полоса, опоясывающая робота, которую никто не пересекал.
- В таком случае, я отказываюсь понимать вас,- пожал плечами представитель Совета.
- Ларчик открывается просто,- сказал Петрашевский.- Тобор сам собой должен прийти в норму, потому что всю ночь находился в отключенном состоянии. То есть, попросту говоря, отдыхал.
- Ну и что?
- А отдых ему необходим так же, как и человеку,- закончил Петрашевский.
- Обожаю, знаете ли, сказки,- холодно произнес собеседник Петрашевского.
- Это не сказки, а серьезное научное открытие,- тихо сказал Аким Ксенофонтович.
- Ха, Тобор нуждается в отдыхе!.. Да вы понимаете, что это противоречит всем научным воззрениям?
- Прогресс науки в том и состоит, чтобы ломать и перекраивать собственные воззрения.
- Тобор - машина.
- Белковая,- уточнил Аким Ксенофонтович.- Оказывается, даже самой совершенной белковой системе необходим отдых. Быть может, не такой длительный и частый, как человеку. Пусть раз в месяц, или в полгода, или в десять лет. Это уже детали. Важен принцип. Мы проморгали его, отсюда недостатки в пробирной палатке...
- Пожалуй, в этом что-то есть... - заколебался оппонент.Но нужны доказательства.
- Вот они! - воскликнул Петрашевский. Он выхватил из рук Суровцева записную книжку, которую тот так и держал открытой, и поднес ее к трансляционному устройству: - Смотрите... Вот белковая клетка в том виде, в каком она появляется из камеры синтеза... А вот что получается в результате непрерывной, длящейся годами деятельности системы...
Он сыпал терминами, понятными только посвященным, но других здесь, в Зеленом городке, собственно, и не было.
Говорил Аким Ксенофонтович недолго. В заключение продемонстрировал формулы, выведенные Суровцевым на ночном берегу безымянной речушки после ледяной купели, и предоставил слово автору.
Иван разъяснил сотрудникам, в каких узлах Тобора получаются продукты усталости, тормозящие подвижность, и каким образом обычный несколькочасовой отдых должен привести к восстановлению белковой системы.
- Ваша взяла,- сказал представитель Космического совета.Рискнем!..
- Спасибо, Алексей Алексеевич,- просто сказал академик Петрашевский.
Суровцев отметил про себя, что шеф впервые за все дни испытаний Тобора назвал своего старинного знакомого по имени. Об их далекой размолвке в ИСС ходили легенды, и, видимо, согласованное решение о возобновлении экзамена означало первый шаг к примирению.
Аким Ксенофонтович нажал клавишу и, когда экран погас, вдруг нагнулся с кряхтеньем и заглянул под ложе, на котором несколько минут назад валялся в тяжелом забытьи.
- Вы что ищете? - спросил Суровцев недоуменно.
- "Что, что"! - проворчал старик, продолжая шарить на ощупь. - Где-то туфли тут были...
- Они на вас.
- А я не для себя ищу. Не идти же вам босым на форум! Да вы не спите, не спите, голубчик. Ну-ка быстренько смойте кровь со щеки и вообще приведите себя в пристойный вид. Не то вас, чего доброго, за космического пришельца примут.
На кофе времени не было.
Когда они вышли и заторопились к Центру, Суровцев несколько раз оглядывался на стену осеннего леса, пока тот не исчез за поворотом.
Да, он полюбил тайгу за годы пребывания в Зеленом. И она отплатила ему тем же. Разве не тайге, не таежной речке обязан он нынешним своим открытием?
Суровцев представил себе, как летит над тайгой, направляясь на работу или домой.
Под прозрачным полом аппарата волнуются древесные волны. Киберпилот ведет машину низко, как любит Иван, днище едва не касается верхушек деревьев.
Полет в таком режиме напоминает ему гонки на морских лыжах. Мчишься за катером, а волны, кажется, того и гляди, сомнут тебя, поглотят... Но ты взлетаешь на волну, соскальзываешь, ловко сохраняя равновесие,- и так до бесконечности. Только брызги разлетаются двумя радужными крыльями, да солнце в глаза, да ветер в лицо...
Сверху тайга напоминает море. Под ветром оно переливается, расходится волнами. Недаром ведь поется в старой-престарой песне, как под крылом самолета поет о чемто зеленое море тайги. Уже и самолет увидишь разве что в Музее звездоплавания, а песня осталась.
И тайга осталась...
Аким Ксенофонтович споро шагал рядом, отчужденный, погруженный в какие-то свои мысли. "Сильно сдал старик,- подумал Суровцев, посмотрев на его заострившееся лицо.- Трудно ему вчерашний день достался. Наверное, труднее, чем всем остальным".
В этот миг червь сомнения впервые шевельнулся в душе Ивана. А вдруг в его расчеты вкралась какая-нибудь незаметная ошибка? Вдруг Тобор погибнет на первом же препятствии? На кого падет тогда ответственность?
На утренних улицах им встречалось все больше людей. Все торопились в одну сторону.
- Поздравляю, Ваня! - бросился к нему альпинист и по-медвежьи цепко пожал руку.
- Рановато,- сдержанно ответил Суровцев.
Стрелы утренней зари подпалили быстро несущиеся облака. "Летело небо цвета стали в разводьях огненной реки, и, словно крабы, проплывали матерые материки", - припомнилось Суровцеву. Его начал потихоньку бить нервный озноб, словно этой ночью, на речке.
Когда они пришли, вместительный зал был почти полон - им с трудом нашлось местечко в верхних рядах.
Суровцев глянул на экран, и у него отлегло от сердца: бег Тобора был обычным - упругим, резвым, размашистым.
При такой скорости перемещения до первого на сегодня препятствия оставалось еще минут пятнадцать.
- Смешно-то как получилось! - наклонившись к Суровцеву, прошептал лучезарно улыбающийся альпинист.- Перерыв на ночь в испытаниях сделали для нас, для людей... Я понимаю, человек не может трое суток выдержать в таком напряжении... Ну, а получилось, что эти несколько часов фактически спасли Тобора. Спасибо тебе, дружище! - заключил он и неожиданно пожал руку Ивану.
Когда Тобор с легкостью, значительно опередив довольно жесткое расчетное время, взял первое из намеченных на сегодня препятствий, в зале захлопали - на этот раз аплодировали все, включая Алексея Алексеевича. Особенно усердствовал альпинист, сиявший так, словно это именно он, а не Тобор, с ходу преодолев очередное препятствие, уверенно продвигался к заветному финалу...
Впрочем, чувство некоторой сопричастности было у каждого, кто смотрел на экран и следил за табло.
Когда Тобор полетит к новым, неведомым мирам, разве не полетят и они вместе с ним?
Разве не вложили они частицу своей души в эту великолепную систему - то ли машину, то ли существо?
Разве не вобрал в себя он, Тобор, их бессонные ночи, волнения, бесконечную пытку испытательных полигонов, нудные в своем однообразии учебные поиски?
Сколько раз любой из них готов был махнуть рукой на все, послать к дьяволу этот неуклюжий конгломерат белковых клеток, выращенных в камерах синтеза Башни Безмолвия? Однако следующий, удачный ход Тобора искупал все, и ученые, позабыв о неудачах, шли дальше по долгому, очень долгому пути, который сами для себя (и Тобора!) наметили.
И вот она пришла - награда за все...
Суровцев поднялся и вышел в холл.
В новенькой переговорной кабине остро пахло масляной краской, нагретым лаком и почему-то духами.
Иван набрал шифр и долго ждал ответа. Дом почемуто не отвечал, так что он начал даже беспокоиться. Но вот наконец на экране показалось лицо запыхавшейся жены - видимо, она прибежала на вызов из оранжереи, где возилась с любимыми орхидеями, им она отдавала каждую свободную минуту.
- Соскучился,- шепотом признался Суровцев, нацепляя торопливо наушники.
- И я,- сказала она.- Ну, говори скорей, как там испытания проходят?
Иван коротко рассказал о событиях последних часов и о своем счастливом открытии.
- Значит, ты думаешь, что Тобор теперь, после отдыха, выдержит испытание? - спросила жена.
- Уверен.
- Просто счастье! - сказала она.- Я так волновалась совсем из сна выбилась... Да у нас все тут, в поселке, волнуются за исход экзамена. Сообщений-то никаких...
- Так положено.
- Знаю, но мне от этого не легче. Когда кончаются испытания Тобора?
- Сегодня вечером.
- А что потом?
- Шеф в виде премии обещает отпустить меня домой на денек-другой.
- Я расцелую его за это!
- Не пройдет,- покачал головой Иван.- Ты же знаешь, Аксен - убежденный женоненавистник. Но может быть, я смогу заменить его?..
- Посмотрим.
Сбоку стремительно въехало в экран раскрасневшееся лицо сынишки.
- Спасибо, сын, за батарейку,- улыбнулся ему Суровцев.Она мне сегодня ночью здорово пригодилась.
Глаза Васи блеснули:
- Пап, ты на охоту ходил?
- Вроде того.
- А охотился на кого?
- Тайга под Зеленым богатая... Появился у нас в тайге зверь новый. Вот с ним я и повстречался этой ночью.
- Ой, а какой он, новый зверь? - В голосе Васи зазвенел восторг.
- Зверь как зверь.- Суровцев прикрыл на минутку глаза, чтобы получше вспомнить, и принялся честно описывать встреченного им прошлой ночью "космического пришельца".
Когда он дошел до длиннющей шеи и страшной пасти, полной зубов, с помощью которых животное может легко перекусывать толстые высохшие ветки, жена возмутилась:
- Зачем ты забиваешь голову ребенку всякой ерундой?..
- Я говорю чистую правду, - подмигнул сыну Иван. - Вот возьмем тебя в воскресенье в тайгу, и ты сама в этом убедишься.
- Послушай, серия РМ,- сказал Суровцев,- мне нужно как можно скорее выбраться из тайги. Каков кратчайший путь до учебного центра?
- Ты должен идти туда,- указало чудище щупальцем направление, но совсем не то, по которому собирался двигаться Иван Васильевич.
- А каково расстояние отсюда до учебного центра?
- Если исчислять его по прямой, а измерять в километрах...- начала машина бесстрастным своим тоном, но Суровцев уже не слушал ее.
А что, если...
Оборвав машину на полуслове, Иван Васильевич вскочил на мягкую, прогнувшуюся под ним платформу, и выкрикнул:
- Дуй в учебный центр!.. К крайнему коттеджу, который за гостиницей, на самом отшибе.
Машина, однако, не двигалась с места. Белковая система не подчиняется команде человека?.. Такого в практике Суровцева не встречалось, даже во время работы со своенравным Тобором, лишенным каких бы то ни было ограничителей.
- Ну... - тихо выдохнул Иван Васильевич и почувствовал, как у него перехватило дыхание.
- Дуй?.. - негромко воспроизвела его команду машина, и в голосе ее впервые явственно послышались нотки растерянности.
- Ах ты господи! Ну, беги, скачи, прыгай или, если тебе понятней, перемещайся в учебный центр с максимально возможной скоростью!
- Но мое задание...
- Всю ответственность я беру на себя, серия РМ,- поспешно перебил Суровцев. Что-что, а обращаться с белковыми системами он умел.
Машина тут же прыгнула вперед, да так, что Иван Васильевич едва удержался, ухватившись за шею-башню. Голова чудища, пригнувшись, извивалась меж стволов, как бы прокладывая путь.
Это была белковая система узкой специализации - в отличие, допустим, от универсального Тобора,- и конструкторы, разумеется, не предназначали ее на роль скаковой лошади или какого-нибудь другого транспортного средства.
Истину эту Суровцев постиг с первых же секунд. Его трясло немилосердно, душу выворачивало, а ветви деревьев, как он ни прятался от них за шею чудища, норовили побольнее хлестнуть по лицу, и один зловредный сучок в кровь расцарапал щеку.
Вскоре лес начал редеть, и наконец показалась поляна, за которой, облитый разгоревшимся рассветом, белел знакомый домик.
- Стой, серия! - велел Иван Васильевич, и аппарат послушно остановился.
Суровцев спрыгнул с платформы на жухлую траву, прихваченную инеем. Босые ступни заныли от холода.
- Дальше я сам,- хмуро сказал он. - А ты вот что, серия... О нашей встрече и разговоре в лесу - никому ни слова. Согласовано?
Чудище безмолвствовало.
- Отвечай поживее,- сказал Иван Васильевич. - Я очень тороплюсь.
- Тебе должно быть известно, человек Ив, что утаивать информацию от своего наладчика я не имею права,- сообщила белковая машина.
- А уж тот, само собой, раззвонит по всему Зеленому... вздохнул Суровцев.- Ну, ладно, бог с тобой, серия! Позорь простофилю - он это заслужил,- махнул рукой Иван Васильевич и побежал к коттеджу, не оглядываясь.
До восьми оставались считанные минуты.
Дверь в дом оказалась запертой - видимо, Аксен, вернувшись из гостиницы, закрылся.
Суровцев осторожно постучал в филенку - пластик скрадывал звук, потом подергал ручку - дверь не поддавалась.
Он переметнулся к окну, заглянул в комнату. Старик, разметавшись, спал на диване. Клетчатый плед сполз на пол, обнажив острый кадык.
Видимо, Петрашевский лег спать совсем недавно - на тумбочке, стоящей в изголовье, дымилась чашка чаю или кофе, которая еще не успела остыть. Само собой понятно: Аксен из гостиницы поздно вернулся. Значит, разговор его с представителем Космического совета был долгим.
Рядом с недопитой чашкой лежал тюбик со снотворным, неровно надорванный. Лицо Акима Ксенофонтовича хранило скорбное выражение, вертикальная резкая складка на лбу даже во сне не разгладилась. И по выражению лица, и по початому тюбику со снотворным нетрудно было догадаться, чем закончились переговоры в гостинице.
Всю картину, которая предстала перед ним, Суровцев охватил единым взглядом.
Он забарабанил в окно, но Аким Ксенофонтович даже не пошевелился. "Аксена после таблетки и с пушками не добудишься",- подумал Суровцев.
Обернув руку курткой, он высадил стекло. Осколки со звоном посыпались внутрь, на пол комнаты, но и это не разбудило Петрашевского.
- Хорошо, ежели старик одной таблеткой ограничился,- с тревогой подумал Суровцев, перелезая через подоконник, усыпанный мелкими осколками.
Он подошел к постели и затряс Петрашевского за плечо:
- Вставайте, Аким Ксенофонтович!
- Мм, - промычал в ответ академик, зарываясь носом поглубже в диванный валик, служивший вместо подушки.
Суровцев сдернул плед:
- Тревога!..
Петрашевский раскрыл глаза.
- Космические пришельцы на пороге! - еще громче крикнул Суровцев.
При этих словах Аким Ксенофонтович рывком сел и тут же зажмурился от яркого утреннего луча, который в этот момент каким-то чудом пробился сквозь завалы осенних туч, осветив неприбранную комнату.
- Что за глупая шутка, Иван Васильевич! - пробормотал академик сонно.- Честное слово, это не похоже на вас.
Петрашевский, видимо, никак не мог прийти в себя после принятой дозы снотворного, и Суровцев решил, что нужно попытаться каким-то образом быстренько вывести его из этого состояния. В противном случае Петрашевский ярос-то не сумеет воспринять ту цепь умозаключений и лавину формул, которую Суровцеву не терпелось опрокинуть на него.
- А я и не шучу,- веско произнес Суровцев, округляя глаза.- В Зеленом городке высадились космические пришельцы.
- Гм-гм...
- С одним из них я только что общался.
- Голубчик, выпейте воды... - встревоженно сказал Петрашевский сиплым после сна голосом.- Или, еще лучше, глотните вот чаю, он, кажется, теплый...
"Ага, клюнуло!" - отметил Суровцев.
- Я на одном пришельце приехал сюда верхом,- продолжал он гнуть свою линию.
Сообщение Суровцева дышало такой искренностью, что тревога Петрашевского возросла.
- Вы не могли сюда приехать, Ванюша, ни на пришельце, ни на чем бы то ни было другом, потому что спали в соседней комнате,- ласково сказал Петрашевский.
- Я всю ночь провел в тайге,- честно выложил Суровцев.
- Ну конечно, в тайге, где же еще? - подхватил Петрашевский, понимающе улыбаясь.- А сейчас вам отдохнуть надо как следует. Время для этого, увы, появилось... Переутомились вы, голубчик.
- Вот-вот, переутомился! В этом самом переутомлении и зарыта собака. Вы попали в яблочко, дорогой Аксен!..
Теперь Петрашевский смотрел на Суровцева с откровенной опаской, и сонливость его как рукой сняло.
- А вы сколько законов Ньютона знаете, Аким Ксенофонтович? - спросил Суровцев.
- Три... - промямлил Петрашевский.
- А я в тайге открыл четвертый закон Ньютона!.. - победоносно выпалил Суровцев.
Петрашевский схватил его за руку:
- Ого! Пульс лихорадочный.
- Чепуха! - вырвал руку Суровцев и подумал: "Кажется, Аксен проснулся окончательно".
- А почему у вас кровь на щеке? - нахмурился Аким Ксенофонтович.
- С пришельцем повздорил.
- А ботинки где оставили? - продолжал допытываться злой до невозможности Петрашевский, который никак не мог понять, что же все-таки происходит.
Вместо ответа Суровцев вдруг подхватил негодующего, бурно отбивающегося Акима Ксенофонтовича и закружил его по комнате.
- Это еще что?.. - Только сейчас Петрашевский заметил выбитое окно и осколки стекла на полу. Суровцев пожал плечами.
- Пришлось пойти по этой линии,- сказал он небрежно,поскольку дверь была заперта. А достучаться не удалось.
- Сошел с ума!.. - Запыхавшийся Аким Ксенофонтович откинул с дороги носком шлепанца осколок стекла. - Вы же ноги в кровь изрежете!
- Какое это имеет значение, если загадки Тобора больше не существует! - торжественно произнес Суровцев.
Петрашевский остановился.
- Ну-ка выкладывайте, что вы там еще придумали! - велел он.- Да поживей!
- До восьми у нас несколько минут,- сказал Суровцев.Этого вполне достаточно, чтобы изложить суть дела...
Он раскрыл записную книжку и сжато рассказал о своем открытии в части Тобора, после каждой фразы приводя в доказательство формулы, кое-как нацарапанные при неверном свете фонарика.
Аким Ксенофонтович, слушавший поначалу Суровцева скептически, со своим неизменным "гм-гм", быстро проникся и гибким изяществом доказательств, и железной логикой вывода и, когда Иван умолк, воскликнул:
- Когда вы все это успели?
- Сегодня ночью.
- Да тут на добрую неделю кропотливой работы!
- Видите ли, мне помогло еще одно обстоятельство, о котором я упоминал,- улыбнулся Суровцев.
- Какое обстоятельство?
- Четвертый закон сэра Исаака Ньютона, который попутно пришлось вывести...
- Ох, не морочьте голову старику,- погрозил пальцем Петрашевский.
Тут Суровцев, от торопливости глотая слова, поведал вкратце Акиму Ксенофонтовичу о своих ночных приключениях. Он решил не таить от шефа ничего, даже своего афронта с "серией". Академик выслушал его, почти не прерывая, вполне согласился с формулировкой четвертого закона Ньютона, только что открытого в дополнение к трем предыдущим, которые были выведены самим Ньютоном несколько ранее, и долго хохотал над встречей Ивана с космическим пришельцем.
Когда Суровцев закончил свой рассказ, секундная стрелка на часах начала свой последний круг перед восемью.
Петрашевский, не мешкая, включил экран видеофона. Когда глубь его налилась грозовой пульсирующей синью, он нажал клавишу тотальной связи и медленно, чуточку театрально произнес:
- Всем, всем, всем!.. Испытания Тобора возобновляются. Сотрудников ИСС, имеющих отношение к экзамену, и гостей попрошу срочно собраться в сферозале.
- Ну, теперь ждите бури!.. - подмигнул Суровцеву Аким Ксенофонтович.
Он не ошибся.
Через несколько мгновений из глубины экрана выплыло нахмуренное лицо представителя Космического совета.
- Вы нарушаете наш договор, академик,- сказал он.- Попрошу немедленно отменить сигнал.
- Нет.
- Тогда это сделаю я. И немедленно телеграфирую в Москву о вашем самоуправстве, которое может дорого обойтись.
Петрашевский пожал плечами:
- Ваше право... Но надеюсь, вы сначала выслушаете меня хотя бы?
- Я выслушивал вас почти всю ночь, Аким Ксенофонтович. И мы, хотя и с большим трудом, выработали единую точку зрения. Разрешите ее напомнить. Я буду говорить погромче, поскольку меня слушают сейчас все: испытания Тобора необходимо прекратить. К концу второго дня экзаменов он повел себя странно и необъяснимо, что может грозить катастрофой.
- Видите ли, коллега, у нас появились новые данные, связанные с Тобором... - мягко начал Аким Ксенофонтович.
- С потолка они, что ли, свалились, новые данные? - резко перебил оппонент,
- Почему с потолка? В окно влетели...
- Мне не до шуток.
- Я никогда не говорил так серьезно,- покачал головой Аким Ксенофонтович.- И советую вам поторопиться, вместе со всеми. А то все хорошие места в зале займут.
Слушая эту перепалку двух корифеев биокибернетики, Суровцев представил себе, как в эти минуты на улицах, площадях, просеках, учебных полигонах, в лабораториях, библиотеках, аудиториях - по всей огромной территории, именуемой Зеленым городком, собираются перед экранами инфоров группы возбужденных и недоумевающих людей.
Еще бы! Ведь в руках их двоих судьба детища ИСС, Тобора, которым городок жил и гордился все последние годы.
Каждый знал, что для любого принципиального решения, связанного с завершающими испытаниями Тобора, необходимо согласованное, то есть одинаковое мнение этих двух людей.
В то же время "нет", сказанное любым из них, имело силу "вето" - "запрещаю"!..
Когда Петрашевский посоветовал дерзко оппоненту поспешить в зал, чтобы не уступить хорошие места, тот наклонился к мембране и набрал в легкие воздуха, чтобы выкрикнуть какую-то команду - нетрудно было догадаться, какую именно.
- Не советую, мой дорогой,- сказал спокойно Аким Ксенофонтович.- Вы рискуете очутиться в глупом положении.
Представитель Совета замешкался.
- Знаю, у вас в ИСС способные ребята,- сказал он.- Но подправлять белковую систему во время испытаний нельзя. Так что как ни крути, а положение только усугубляется... - В голосе его, похоже, зазвучали сочувственные нотки.
"Все-таки неплохой он мужик. Зря с ним Аксен поссорился", - мелькнуло у Суровцева.
- Устав испытаний я знаю не хуже вашего,- отчеканил Петрашевский. Казалось, ему доставляло удовольствие бесить "коллегу".- Тобора за ночь никто из инженеров и техников и пальцем не коснулся. Это вам подтвердит защитная полоса, опоясывающая робота, которую никто не пересекал.
- В таком случае, я отказываюсь понимать вас,- пожал плечами представитель Совета.
- Ларчик открывается просто,- сказал Петрашевский.- Тобор сам собой должен прийти в норму, потому что всю ночь находился в отключенном состоянии. То есть, попросту говоря, отдыхал.
- Ну и что?
- А отдых ему необходим так же, как и человеку,- закончил Петрашевский.
- Обожаю, знаете ли, сказки,- холодно произнес собеседник Петрашевского.
- Это не сказки, а серьезное научное открытие,- тихо сказал Аким Ксенофонтович.
- Ха, Тобор нуждается в отдыхе!.. Да вы понимаете, что это противоречит всем научным воззрениям?
- Прогресс науки в том и состоит, чтобы ломать и перекраивать собственные воззрения.
- Тобор - машина.
- Белковая,- уточнил Аким Ксенофонтович.- Оказывается, даже самой совершенной белковой системе необходим отдых. Быть может, не такой длительный и частый, как человеку. Пусть раз в месяц, или в полгода, или в десять лет. Это уже детали. Важен принцип. Мы проморгали его, отсюда недостатки в пробирной палатке...
- Пожалуй, в этом что-то есть... - заколебался оппонент.Но нужны доказательства.
- Вот они! - воскликнул Петрашевский. Он выхватил из рук Суровцева записную книжку, которую тот так и держал открытой, и поднес ее к трансляционному устройству: - Смотрите... Вот белковая клетка в том виде, в каком она появляется из камеры синтеза... А вот что получается в результате непрерывной, длящейся годами деятельности системы...
Он сыпал терминами, понятными только посвященным, но других здесь, в Зеленом городке, собственно, и не было.
Говорил Аким Ксенофонтович недолго. В заключение продемонстрировал формулы, выведенные Суровцевым на ночном берегу безымянной речушки после ледяной купели, и предоставил слово автору.
Иван разъяснил сотрудникам, в каких узлах Тобора получаются продукты усталости, тормозящие подвижность, и каким образом обычный несколькочасовой отдых должен привести к восстановлению белковой системы.
- Ваша взяла,- сказал представитель Космического совета.Рискнем!..
- Спасибо, Алексей Алексеевич,- просто сказал академик Петрашевский.
Суровцев отметил про себя, что шеф впервые за все дни испытаний Тобора назвал своего старинного знакомого по имени. Об их далекой размолвке в ИСС ходили легенды, и, видимо, согласованное решение о возобновлении экзамена означало первый шаг к примирению.
Аким Ксенофонтович нажал клавишу и, когда экран погас, вдруг нагнулся с кряхтеньем и заглянул под ложе, на котором несколько минут назад валялся в тяжелом забытьи.
- Вы что ищете? - спросил Суровцев недоуменно.
- "Что, что"! - проворчал старик, продолжая шарить на ощупь. - Где-то туфли тут были...
- Они на вас.
- А я не для себя ищу. Не идти же вам босым на форум! Да вы не спите, не спите, голубчик. Ну-ка быстренько смойте кровь со щеки и вообще приведите себя в пристойный вид. Не то вас, чего доброго, за космического пришельца примут.
На кофе времени не было.
Когда они вышли и заторопились к Центру, Суровцев несколько раз оглядывался на стену осеннего леса, пока тот не исчез за поворотом.
Да, он полюбил тайгу за годы пребывания в Зеленом. И она отплатила ему тем же. Разве не тайге, не таежной речке обязан он нынешним своим открытием?
Суровцев представил себе, как летит над тайгой, направляясь на работу или домой.
Под прозрачным полом аппарата волнуются древесные волны. Киберпилот ведет машину низко, как любит Иван, днище едва не касается верхушек деревьев.
Полет в таком режиме напоминает ему гонки на морских лыжах. Мчишься за катером, а волны, кажется, того и гляди, сомнут тебя, поглотят... Но ты взлетаешь на волну, соскальзываешь, ловко сохраняя равновесие,- и так до бесконечности. Только брызги разлетаются двумя радужными крыльями, да солнце в глаза, да ветер в лицо...
Сверху тайга напоминает море. Под ветром оно переливается, расходится волнами. Недаром ведь поется в старой-престарой песне, как под крылом самолета поет о чемто зеленое море тайги. Уже и самолет увидишь разве что в Музее звездоплавания, а песня осталась.
И тайга осталась...
Аким Ксенофонтович споро шагал рядом, отчужденный, погруженный в какие-то свои мысли. "Сильно сдал старик,- подумал Суровцев, посмотрев на его заострившееся лицо.- Трудно ему вчерашний день достался. Наверное, труднее, чем всем остальным".
В этот миг червь сомнения впервые шевельнулся в душе Ивана. А вдруг в его расчеты вкралась какая-нибудь незаметная ошибка? Вдруг Тобор погибнет на первом же препятствии? На кого падет тогда ответственность?
На утренних улицах им встречалось все больше людей. Все торопились в одну сторону.
- Поздравляю, Ваня! - бросился к нему альпинист и по-медвежьи цепко пожал руку.
- Рановато,- сдержанно ответил Суровцев.
Стрелы утренней зари подпалили быстро несущиеся облака. "Летело небо цвета стали в разводьях огненной реки, и, словно крабы, проплывали матерые материки", - припомнилось Суровцеву. Его начал потихоньку бить нервный озноб, словно этой ночью, на речке.
Когда они пришли, вместительный зал был почти полон - им с трудом нашлось местечко в верхних рядах.
Суровцев глянул на экран, и у него отлегло от сердца: бег Тобора был обычным - упругим, резвым, размашистым.
При такой скорости перемещения до первого на сегодня препятствия оставалось еще минут пятнадцать.
- Смешно-то как получилось! - наклонившись к Суровцеву, прошептал лучезарно улыбающийся альпинист.- Перерыв на ночь в испытаниях сделали для нас, для людей... Я понимаю, человек не может трое суток выдержать в таком напряжении... Ну, а получилось, что эти несколько часов фактически спасли Тобора. Спасибо тебе, дружище! - заключил он и неожиданно пожал руку Ивану.
Когда Тобор с легкостью, значительно опередив довольно жесткое расчетное время, взял первое из намеченных на сегодня препятствий, в зале захлопали - на этот раз аплодировали все, включая Алексея Алексеевича. Особенно усердствовал альпинист, сиявший так, словно это именно он, а не Тобор, с ходу преодолев очередное препятствие, уверенно продвигался к заветному финалу...
Впрочем, чувство некоторой сопричастности было у каждого, кто смотрел на экран и следил за табло.
Когда Тобор полетит к новым, неведомым мирам, разве не полетят и они вместе с ним?
Разве не вложили они частицу своей души в эту великолепную систему - то ли машину, то ли существо?
Разве не вобрал в себя он, Тобор, их бессонные ночи, волнения, бесконечную пытку испытательных полигонов, нудные в своем однообразии учебные поиски?
Сколько раз любой из них готов был махнуть рукой на все, послать к дьяволу этот неуклюжий конгломерат белковых клеток, выращенных в камерах синтеза Башни Безмолвия? Однако следующий, удачный ход Тобора искупал все, и ученые, позабыв о неудачах, шли дальше по долгому, очень долгому пути, который сами для себя (и Тобора!) наметили.
И вот она пришла - награда за все...
Суровцев поднялся и вышел в холл.
В новенькой переговорной кабине остро пахло масляной краской, нагретым лаком и почему-то духами.
Иван набрал шифр и долго ждал ответа. Дом почемуто не отвечал, так что он начал даже беспокоиться. Но вот наконец на экране показалось лицо запыхавшейся жены - видимо, она прибежала на вызов из оранжереи, где возилась с любимыми орхидеями, им она отдавала каждую свободную минуту.
- Соскучился,- шепотом признался Суровцев, нацепляя торопливо наушники.
- И я,- сказала она.- Ну, говори скорей, как там испытания проходят?
Иван коротко рассказал о событиях последних часов и о своем счастливом открытии.
- Значит, ты думаешь, что Тобор теперь, после отдыха, выдержит испытание? - спросила жена.
- Уверен.
- Просто счастье! - сказала она.- Я так волновалась совсем из сна выбилась... Да у нас все тут, в поселке, волнуются за исход экзамена. Сообщений-то никаких...
- Так положено.
- Знаю, но мне от этого не легче. Когда кончаются испытания Тобора?
- Сегодня вечером.
- А что потом?
- Шеф в виде премии обещает отпустить меня домой на денек-другой.
- Я расцелую его за это!
- Не пройдет,- покачал головой Иван.- Ты же знаешь, Аксен - убежденный женоненавистник. Но может быть, я смогу заменить его?..
- Посмотрим.
Сбоку стремительно въехало в экран раскрасневшееся лицо сынишки.
- Спасибо, сын, за батарейку,- улыбнулся ему Суровцев.Она мне сегодня ночью здорово пригодилась.
Глаза Васи блеснули:
- Пап, ты на охоту ходил?
- Вроде того.
- А охотился на кого?
- Тайга под Зеленым богатая... Появился у нас в тайге зверь новый. Вот с ним я и повстречался этой ночью.
- Ой, а какой он, новый зверь? - В голосе Васи зазвенел восторг.
- Зверь как зверь.- Суровцев прикрыл на минутку глаза, чтобы получше вспомнить, и принялся честно описывать встреченного им прошлой ночью "космического пришельца".
Когда он дошел до длиннющей шеи и страшной пасти, полной зубов, с помощью которых животное может легко перекусывать толстые высохшие ветки, жена возмутилась:
- Зачем ты забиваешь голову ребенку всякой ерундой?..
- Я говорю чистую правду, - подмигнул сыну Иван. - Вот возьмем тебя в воскресенье в тайгу, и ты сама в этом убедишься.