Михайличенко Елизавета. Большие безобразия маленького папы

   - Ни! - бабка замотала головой и уставилась в телевизор.
   - Не "ни", а "йес"! - твердо сказал Папа. - Гони чекушку! А то батька, если не принесем, знаешь что нам сделает?
   - Чего ж вин сам не иде? Чего ж дитев посылае?
   - Вин вже в дупель! - объяснил Папа. - Не принесем - прибьет.
   - Ни! - отрезала бабка. - Дитям неможно!
   - А взрослым что, можно, что ли?! - искренне возмутился Папа. - Всем нельзя!
   - Усем, - согласилась бабка и снова отвернулась к телевизору. Папа встал перед экраном:
   - Ну вот что, - зло сказал он. - Закон один для всех. Сбыт самогона вообще противозаконен. И раз уж вы встали на этот скользкий путь - или всем, или никому! То, что нельзя - нельзя всем! А то больно мы любим детям запрещать, а себе разрешать... Короче, гони чекушку, или я сейчас приведу сюда милиционера, председателя сельсовета и представителей общественности!..
   Д е н ь  ч е т в е р т ы й
   КОМАНДИРОВКА
   К горлу, словно прибой, мерно подкатывались волны тошноты. Сухой язык наждачной бумагой обдирал небо. Папа с трудом разлепил веки: белый потолок, казенный плафон. Уснул на дежурстве, что ли? Черт, какое дежурство - сто лет уже не дежурю. Кровати железные, тумбочки белые, больничные. Все в пижамах. Ну все. Психушка. Да нет, вон посетитель в палате. Ну почему так мутит? А, ясно. Отхожу от наркоза. Несчастный случай, операция. Занятная галлюцинация с превращением в ребенка. Мало же мы знаем о действии наркоза. Надо будет узнать у анастезиолога - под каким делали. Не отрезали ли чего? Папа похолодел. Руки и ноги чувствовались, но как врач Папа знал, что и ампутированные конечности ощущаются. Вошел врач. На голове у него кучерявилось, под носом пробивалось, на лице читалось: "Отработаю оставшиеся два года, и к чертовой матери всех вас и вашу дыру".
   - Коллега, - простонал Папа. - У меня передозировка наркоза! - Папа повертел перед глазами ручонки и испуганно прошептал: - Вот. Нарушение схемы тела. Верхние конечности кажутся ненормально малых размеров. Коллега, по поводу чего было оперативное вмешательство?
   Палата оживилась.
   - Так ты еще и из медицинской семьи? - возмутился врач. - Спирт в аптечке нашел, что ли?
   - Нет! - в ужасе заорал Папа. - Не шути так! Я что, бредил? Я же знаю, что это все наркоз.
   - Тихо, тихо, - сказал врач, - не суетись. Все будет хорошо. Как ты себя чувствуешь?
   - Я же говорю - нарушение схемы тела! Вот - руки... Кстати, а где мое обручальное кольцо? И часы?
   Палата хором заржала.
   - Ну, шпан дает! - прокомментировал тенорок с соседней койки. - Так ты не только бухаешь, а у тебя еще и баба есть?
   - Черт знает что! - возмутился Папа. - Где я в конце концов нахожусь? Почему я не в клинике своего института? Где моя жена? Вызовите ее. Что произошло, в конце концов? Дайте сюда мою историю болезни!
   - Может быть, тебе еще трешку на опохмелку? - съязвил врач. - Молчи уж, герой... Слушай, - вдруг посерьезнел он, мучительно что-то припоминая, - а ты ничего необычного вокруг не видишь? Ну, там, животных каких-нибудь. Или людей, которые тебе угрожают...
   - Сопляк! - возмутился Папа. - Принять меня - за алкоголика! Делириум тременс! Сначала симптомы белой горячки выучи, троечник! - взбешенный Папа рывком сел. Взгляд его уперся в собственные рахитичные ножки, не достававшие до пола. Фантастические события трех минувших дней - звено к звену - сковывались в железную цепь - не оборвать, не перегрызть. Папа схватился за голову, упал лицом в подушку.
   - Здорово отбрил! - восхитился тенорок. - Прям как по-писаному.
   Багровый врач медленно наматывал на кулак резиновую трубку фонендоскопа. Палата продолжала обсуждение:
   - Башковитый. Если не сопьется - ученым станет. Слышь, парень, ты больше не пей. Я вот в школе трехзначные числа в уме перемножал.
   - Э! А он не псих? Э, пацан... Доктор, он не псих?..
   - Я знаю. Он лилипут. Точно - все сходится: жена, часы и обручальное кольцо. Среди них тоже алкашей полно. Точно. От горя пьют - потому что лилипуты...
   Папа смотрел в подушку и погружался в ее белый мрак. Пусть все катится к черту. Пойду в цирк на посмешище. Научусь перемножать в уме трехзначные числа. Или лучше выдрессирую дога и буду демонстрировать на нем чудеса джигитовки.
   - Ну ладно, - мрачно сказал врач. - Повернись, я тебя послушаю.
   - Оставьте меня в покое! - выдавил Папа. - Не дали мне умереть спокойно, так хоть теперь не приставайте!
   Врач насторожился:
   - Так это что, была попытка...
   Папа повернулся и, зло уставившись на врача, процедил:
   - Да, Суицидальная. Как говорят у нас в деревне - суицидальная попытка - не пытка.
   Врач помолчал.
   - Так. Ну, а откуда ты взялся?
   Папа криво усмехнулся:
   - Врач, а спрашиваете.
   - Да кто ты такой, в конце концов?! - вспыхнул врач.
   - Я?! - Папа сел на кровати и гордо вскинул голову. - Я великий вождь вольного племени апачей!
   - А-а, ну да, - протянул врач с облегчением, и Папа понял, что судьба его решена. На вопрос о родителях Папа пожал плечами и ответил:
   - Козе понятно: отец - великий вождь племени апачей, мать - жена великого вождя.
   Что будет дальше, Папа представлял вполне ясно: еще несколько стандартных вопросов, потом накачают нейролептиками и сдадут в областную психбольницу - что еще ждать от этого недоучившегося троечника? Ну и ладно. Ну и хорошо. Все лучше, чем скакать на собаке по арене.
   - Ну а какое сегодня число? - спросил врач.
   Папа взял с тумбочки очки, неторопливо нацепил их и задумчиво почесал в затылке:
   - Дай бог памяти... Вроде бы сто двенадцатое дуракобря двести одиннадцатого года от бракосочетания голубой черепахи и священного медведя гризли.
   Врач понимающе покивал головой и, огласив приговор:
   - Все ясно. Отдыхай, - пошел к выходу, поигрывая фонендоскопом.
   Злой на весь мир Папа тяжело посмотрел ему в спину и вдруг заорал:
   - Постойте! Вы же меня даже не послушали! Что за отношение к больному?!
   - Конечно, конечно, - вкрадчиво сказал врач, возвращаясь. - Сейчас мы тебя послушаем.
   После двух прикосновений холодного кружка Папа извернулся, приблизил губы к мембране и, как в мегафон, проорал боевой клич индейцев. Отшатнувшийся врач схватился за уши и замотал головой. Из окна донесся ответный клич Сына. Папа встрепенулся, вскочил на подоконник и был таков.
   В кустах вновь обретшие друг друга Папа и Сын поделили одежду. Сын остался в трусиках и рубашке, Папа получил майку и шорты. С помощью Сына Папа кое-как воссоздал события минувшей ночи.
   Вышантажировав у бабки чекушку, они зарылись на ночь в стог сена. Дождавшись, когда Сын уснет, Папа выпил самогон, а потом, очевидно, пошел гулять по селу. Так же было очевидно, что при этом он натворил что-то ужасное, потому что когда Сын, проснувшись утром, отправился на его поиски, вся деревня знала, что какой-то пьяный пацан в больнице, и судачила о его ночных похождениях. Сам Папа только смутно вспомнил, как приставал к какой-то девушке и обещал устроить ее в городе лаборанткой. Во всяком случае ясно было одно - надо скрываться. Пытаться же скрыться можно было только в существовавшем несколько обособленно от сельской жизни филиале Папиного института.
   ...Через проходную их не пустили.
   - Папа, зачем мы сюда пошли? - удивился Сын. - Давай через забор.
   Лезть через этот, непреодолимый для солидного человека забор, было весело и приятно. Папа задержался на нем, глядя на мир с высоты нормального человеческого роста. "Может, и всю прежнюю жизнь я просидел на заборе, сложенном из прожитых лет", - подумал он и спрыгнул.
   Припекало. По двору бродили научные сотрудники в джинсах и футболках. С полотенцем на плече прошла Вера из Жениной лаборатории, улыбнулась Папе и дала ему карамельку.
   - Отгрызай половину! - потребовал Сын.
   Папа с силой вонзил резцы в карамель. Боль в деснах напомнила, что резцы ему по возрасту не положены. Папа сплюнул конфету вместе с кровавой слюной.
   - Твою... - Папа осекся. - Колобок в бок!
   Хотелось плакать и сквернословить. Папа пошел к реке. Роскошный в прошлом пляж базы отдыха был завален нераспакованным оборудованием.
   - Это останки кораблей, - заявил Сын, и они стали играть в водолазов. До синевы наплававшись, водолазы врылись в горячий песок. Сын развинчивал добытый со дна микроскоп.
   - Перв-в-вый раз-з-з так д-д-долго куп-п-паюсь, - проклацал Папа. Сын возмущенно встрепенулся:
   - А мне так...
   - А спорим, - поспешил Папа исправить педагогический промах, - что в реке живут микробы. Захочу, покажу их тебе в микроскоп.
   - Ну, захоти, - потребовал Сын, с сомнением глядя на прибор.
   Микроскоп оказался испорченным безнадежно.
   - Так всегда, - обиделся Сын. - Наобещаешь, а потом...
   - Не ной! Я тебе сейчас в институте в исправном все покажу. Пошли играть в ученых.
   ...В самом начале прохладного коридора слышалась уникальная лексика Слинько:
   - Этот жучара отправляет меня в отдел. Захожу - там все бичары. Начинаю пристраиваться к кассе - отметают. Тут один столичный рванина подвернулся...
   Папа понял, что Слинько снова ездил в министерство подписывать документацию.
   - ...Наконец, подмахнул. Мету дальше. Перед дверью - телочка. Я к ней. То да се. Приходи, говорит, завтра подпишу. Как же завтра? Горючее в баке кончается, а еще две подписи. Дотянул до родного аэродрома на мужском обаянии... Ну там сейчас волчары собрались! На что я сам кремень, а еле урвал.
   Слинько был правой рукой Петрина. Создав филиал, Петрин понял, что только разоблачение нескольких знахарей-экстрасенсов придаст ему необходимый авторитет. Он хорошо знал психологию своих коллег: они признают истинным специалистом в области народной медицины только того, кто отточенным мечом сразит несколько популярных шарлатанов. Самой громкой была история с Инной Ветровой - молодой, но уже очень известной, красивой и дерзкой ворожеей. Слинько провел разоблачение виртуозно - на одном мужском обаянии. Инна Ветрова канула в безвестность.
   - А это что за детсад? - строго спросил вышедший из комнаты Слинько.
   Недавно Слинько назначили и. о. заместителя директора филиала по научной работе, и теперь он рьяно следил за порядком.
   - Кто вас сюда пустил? К кому вы пришли? Где твоя мать? - Слинько решил начать с Папы.
   - Умерла.
   - Здесь находиться нельзя, - Слинько мог разжалобить любого - от секретарши до министра, но сам жалости не знал, равно как и других человеческих слабостей, мешающих хорошо и приятно жить. - Здесь храм науки!
   - Тогда подайте! - Папа протянул руку и поджал босую ножку.
   - Сейчас! - Слинько разозлился и, схватив его за протянутую руку, потащил к выходу. Сын вцепился в другую руку и испуганно заорал:
   - Отпустите! Мой папа здесь работает!
   - А-а-а, - обрадовался Слинько. - У тебя папа здесь работает? Как его фамилия? Сейчас мы его замочим!
   В Папином сознании промелькнул образ змеи, заглатывающей свой хвост.
   - Слинько! - завопил он на весь коридор. - Мы - разнояйцевые близнецы Гог и Магог Слинько! Наш папа теперь зам директора, он вас уволит по статье! - Папа старался кричать как можно громче.
   По всему коридору начали открываться двери, но выглядывать, правда, не решались.
   - А мама твоя - английская королева? - не чуя опасности спросил Слинько.
   - Ветрова моя мама!! Инна!!! - заорал Папа, радуясь звонкости своего голоса. Он вдруг понял: играть с детьми ему не интересно, общаться со взрослыми - скучно. Радость доставляла только игра со взрослыми.
   Как по команде из дверей высунулись головы. Слинько пошел красными пятнами. Он вспомнил, что сегодня на ученом совете будет обсуждаться его характеристика для утверждения в должности "зама".
   - Ох и натерпишься ты от нашего папки! У него знаешь сколько родительской любви за семь лет скопилось! Одних алиментов на десять тысяч! Веди нас к нему! - потребовал Папа. - Мы теперь с ним жить будем. И смотри, чтоб без обмана. У него золотое кольцо на правой руке!
   В позе Наполеона Слинько выглядел очень внушительно.
   - Клевета! - ревел он в коридор. - Грязная интрига! - Опомнившись, он резко выдернул правую руку из-за левого борта пиджака и, воздев ее над головой, возмутился: - Да это же обручальное кольцо! Ишь, жучары! Его носит каждый порядочный человек.
   Головы втянулись, и двери захлопнулись.
   - Так, сынки, - озираясь по сторонам, сладким шепотом завел Слинько. - Пойдемте, милые, ко мне в кабинетик.
   Говоря это, он все сильнее и сильнее подталкивал Папу и Сына вверх по лестнице.
   - Ну-ка, сынки! Дайте-ка я на вас посмотрю хорошенечко! Садитесь на диванчик... У-у, волчата какие вымахали. А свидетельство о рождении у вас с собой?
   - В опекунском! - заявил Папа, стараясь занять на диване как можно больше места. - А ты, папка, я вижу - жучара. Когда домой поедем?
   - Нельзя нам сегодня домой ехать, кремешочки... Дома ведь дисциплина... Руки мыть. Умываться... Да я вас в такой интернат устрою! С таким уклоном! С каким хотите, с таким и устрою!.. Нож метать умеете? Там научат.
   - Это когда-нибудь потом. Сейчас мы хотим к нам домой. Мы хотим посмотреть на братика, на новую маму... Она же нам разрешит завести овчарку?
   - А мне дога! Ты мне обещал! - наконец прорвало ошалело молчавшего Сына. - Они с овчаркой подружатся и у них родится много щенков! Да?! Да, папа?!
   - Нет, - сказал Слинько. - Нет!
   Недавно Слинько закончил 30-укольный курс вакцинации от бешенства. Мрачный Слинько вытащил из сейфа бутылку армянского КВ и, позвякивая горлышком по краю стакана, наполнил его до краев.
   - Хотите? - спросил он, доставая из сейфа плитку шоколада.
   - Хочу! - сказал Папа и схватил стакан. Но опрокинуть его не успел из-за сильного подзатыльника. Папа оскорбился:
   - Что, родительские чувства, наконец, взыграли?
   Сын был счастлив.
   - В общем так, - сказал Слинько и стукнул пустым стаканом по полировке стола. - Гены в вас мои, и сейчас мы друг друга поймем.
   - Хорошо, - жестко сказал Папа, - только игрушки и мороженое оставь своему законнорожденному.
   Слинько вздохнул.
   - Я только пристроился к кассе, а тут парочка волчат хотят меня отмести... Я предлагаю вам вместо пошлого домашнего уюта, о котором только и мечтают разные бичары, свободную и обеспеченную молодость: лучшая школа-интернат и карманные расходы в размере алиментов. По пять невыплаченных тысяч кладу каждому на сберкнижку. Если не согласитесь, вы мне не сыновья!
   - По десять и на руки! - сказал Папа, входя в азарт.
   - Я подумаю до вечера. Ждите меня здесь и никуда не уходите.
   "Переиграл!" - понял Папа. Он рванулся за выходившим Слинько, но тот успел закрыть дверь перед Папиным носом и провернуть ключ. Папа обернулся, увидел в руке Сына полный стакан коньяка, влепил ему подзатыльник и, напрягшись, ждал, что будет - Сын был намного крепче. "Опять переиграл", пронеслось в голове. Сын захныкал:
   - Я не хочу к новой маме. Какая мама может быть у такого папы, как этот. И в интернат не хочу! Сам иди в интернат! У меня дом есть.
   - Хорошо, - сказал Папа ледяным тоном. - Завтра я отвезу тебя к маме.
   Сын внимательно посмотрел на стиснутые губы Папы и виновато произнес:
   - Ничего, папа. Мы вместе вернемся к маме. Она ведь у нас добрая. Она и такого тебя будет любить.
   Папа представил всю семью на воскресной прогулке и содрогнулся.
   - Папа, мне здесь надоело. Придумай, как нам убежать, - потребовал Сын.
   Папа вспомнил про балкон и расправил плечи.
   Уютно пристроившийся на плечах четырех кариатид балкон тянулся через приемную и соединял кабинеты директора и зама. Кабинет директора и приемная пустовали - начался обеденный перерыв. Обретенная свобода оказалась относительной - дверь из приемной была запертой. Петринский кабинет и каморка с телетайпом, наоборот, были открыты. Очевидно, Лидочка должна была вот-вот вернуться. Заработал телетайп. Папа оживился и подскочил к нему.
   - Ой, смотри-ка, - сказал Сын. - Машинка сама печатает.
   - Ага, - обрадовался Папа и прочитал: "Директору Занзибаровского филиала Петрину. Вам надлежит в недельный срок представить отчет по форме 6 по теме 812.223 за минувшее полугодие. В отчете дополнительно указать коэффициент использования научной аппаратуры. Криволапов".
   - Хочешь сыграть в Папу и министерство?
   Сын хотел. Папа лихо отбил: "Задолбали требованиями дурацких справок. Мешаете делать научные открытия. Стройноножкин".
   Некоторое время телетайп задумчиво молчал, переваривая информацию. Наконец отстучал: "Непонятно. Подтвердите прием указания".
   - Кто вы такие, чтобы мне указывать! - возмутился Папа.
   "Оборудование создает интерьер с большим коэффициентом научности. Случаи ошибочного причаливания моторных и безмоторных водоплавающих средств сократились за истекший период вдвое, в связи с урбанизацией бывшего пляжа наукоемкой аппаратурой".
   "Непонятно. Повторите".
   "Колобок в бок!" - огрызнулся Папа.
   - Теперь я! - потребовал Сын и напечатал: "Потопленный пиратами микроскоп сдох и микробов не видно". Телетайп отключился. Вскоре телефон запищал по-междугородному учащенно. Папа отодрал от рулона на телетайпе использованную бумагу.
   - Я знаю, как отсюда убежать, - объявил Сын. - Надо связать простыни и спуститься с балкона.
   - Не болтай ерунду, откуда здесь простыни.
   - Берутся же они откуда-то в книжках, - уверенно сказал Сын. - Надо поискать.
   - Простыни? "Простыни" здесь только бумажные. Так называют огромные такие таблицы. А там цифры, данные, результаты... Идея! Сейчас мы его самого замочим. Чтоб сирот не обижал.
   Папа вернулся к телетайпу и, не включая аппарат, просто, как на печатной машинке, отстучал:
   "Занзибаровский филиал. Прошу пригласить лично Слинько. Криволапов".
   "Слинько у телетайпа".
   "Где обещанные документальные доказательства фальсификации Петриным научных результатов?"
   "Материалы готовы, жду оказии".
   "Поторопитесь, коллегия в понедельник".
   - А это что за игра? - спросил Сын.
   За дверью послышался заразительный Лидочкин смех и беззаботный перестук каблучков. Злоумышленники юркнули в директорский кабинет. Увидев знаменитого петринского попугая. Сын пришел в восторг:
   - Пещера людоеда! Настоящая. Да, Папа?
   Папа затравленно озирался, ища куда спрятаться. "Опять переиграл!" пронеслось в мозгу. Пушок, в котором было его рыльце, могли вот-вот подпалить. В приемной послышался голос Петрина:
   - Лидок, ну сколько можно повторять! Опять телетайп не заперт.
   - Ой! А я запирала! Может, кто-то открыл?
   - Это кто же? Ты думаешь, это просто для инструкции? Знаешь, какие бывают случаи?
   - Ты что, мне не веришь? Да хоть Слинько. У него тоже ключ.
   Только за третьей дверцей шкафа оказалось достаточно свободного пространства. Два первых отделения были плотно набиты документацией.
   - Лезь! - приказал Папа.
   Сын сострил попугаю рожу, гаркнул: "Занзибар!" и юркнул в шкаф.
   - Как мягко! - сказал он оцепеневшему от страха Папе. - Садись на подушечку. Вот где есть простынь. И совсем даже не бумажная. Давно бы сбежали.
   Петрин вбежал в кабинет:
   - Ну какая сволочь подучила попугая! Да запирай же ты двери, когда уходишь!
   - Я запирала...
   - Насочиняли дурацких легенд! Теперь его хоть выкидывай. Повтори, что ты сказал, Гамаюн!
   - Петя, Петя хор-р-роший, - подхалимски заворковал попугай и постучал по пустой кормушке.
   - Умный, собака, - растаял Петрин. - Еще раз услышу это слово - отдам кошке.
   Папе очень захотелось выкрикнуть: "Занзибар!" Справившись с собой, он на всякий случай поднес кулак к носу Сына. Тот вздохнул.
   - Лидок! - крикнул Петрин. - Свяжи меня с Криволаповым по телетайпу.
   Минуту спустя бледная Лидочка ворвалась в кабинет, сжимая в дрожащих руках криво оборванную Папину месть.
   - Слинько! Предатель! Дерьмо! А сам-то!
   - Успокойся, - сказал Петрин. - Опять телетайпограмма криво оторвана.
   Лидочка швырнула в Петрина бумагу и зло заплакала.
   - Криво?.. Зато тебе теперь голову ровно оторвут!
   Петрин уткнулся в телетайпограмму. Сдавило сердце, он откинулся назад. Спинка кресла уперлась под левую лопатку. Петрин отчетливо ощутил торчащую из спины рукоятку кинжала. Слинько был проверенным товарищем по команде. Петрин чувствовал себя играющим тренером, с паса которого лучший игрок умышленно забил мяч в свои ворота. Что-то происходило с окружающими его людьми. Жена отказалась ехать в Занзибаровку, сын, Слинько... Послать бы все к черту. Да только что потом?..
   - Сначала я ему голову оторву! - мужественно сказал Петрин, глядя на до смерти надоевшие, прыгающие Лидочкины губы. - Сколько еще до ученого совета? Пора идти? - Петрин нервно закурил. - Но зачем ему это? Он же еще даже в должности не утвержден... Кому же верить? - голос Петрина дрогнул. - Ладно... Пока меня прижмут, я его с таким "волчьим билетом" отсюда вышвырну, этого волчару... Но зачем ему это надо?.. Слушай, а может, это не он? И как он мог такую улику забыть...
   - Как не он? - возмутилась Лидочка. - У кого еще ключ от телетайпа? Если не он, значит, я? Это ты хотел сказать?
   Петрин сокрушенно махнул рукой, сунул под язык таблетку валидола и пошел на ученый совет. Через минуту Лидочка последовала за ним. На этот раз открытыми остались все три двери.
   Пока Сын снова прыгал перед попугаем и орал: "Занзибар!", Папа испытывал уколы совести. Кто бы ни был Слинько, но его с ним связывали многолетние приятельско-деловые отношения. Папа не смог бы объяснить, за что он так взъелся на Слинько. Ну, запер в кабинете. Запер двух наглых пацанов. Подумаешь. Любой нормальный человек поступил бы так же. Но вспоминая захлопнувшуюся перед носом дверь, Папа впадал - нет, даже не в ярость, а в чисто детский азарт отмщения. Тем более, что он оборачивался изысканным развлечением. Петрина было по-человечески жалко, и Папа успокоил себя мыслью, что если Петрин клюнул на такую грубую фальсификацию, то это характеризует и его жизненные устои.
   ...Когда Папа просунулся в приоткрытую дверь актового зала, директор уже читал доклад. Поэтому собрание вел Слинько. Сидевший у входа Женя Скобельцев, зав. лабораторией охраны материнства и детства, с небрежностью профессионала взял Папу за ухо и выкинул за дверь. "Всегда был хам". Со слезами на глазах Папа бросился к двери, ведущей на сцену. Появившись из-за спины Слинько, "близнецы" непринужденно уселись рядом. Слинько дернулся.
   - Мы по тебе так соскучились! Папочка! - страстно прошептал Папа.
   - Что за дети?! - страшным шепотом спросила ученый секретарь.
   Взгляд Слинько заметался по залу.
   - Э... э... - сказал он. - Так ведь первое июня. День защиты детей! Слинько упивался своей находчивостью.
   - А-а, - сказала ученый секретарь. - Я и забыла.
   Петрин дочитал доклад и под жидкие аплодисменты сидевших в первых рядах вернулся на место. Встретившись с Папой взглядом, директор изумился:
   - Что это такое?
   - День защиты детей! - поспешно ответила ученый секретарь.
   - Чьи это дети? - не понял Петрин.
   - День защиты детей, Петр Альбрехтович, - повторил Слинько.
   - Товарищи! - громко сказал Петрин в зал. - Чуть не забыл! Сегодня у нас первый день лета. День защиты детей...
   Слинько судорожно захлопал. Зал охотно поддержал. Папа взял довольного Сына за руку, они вышли на авансцену, раскланялись и, к удивлению присутствующих, вернулись на свои места в президиуме.
   Вопросов по докладу не было. Ученый секретарь торжественно зачитала проект характеристики со всеми "грамотный специалист", "пользуется уважением коллектива", "дисциплинирован", "политически грамотен", "морально устойчив"... Слинько скромно потупил глаза и погладил Папу по головке.
   Они ласково улыбнулись друг другу... Слово взял Петрин.
   - Налей-ка себе нарзану, - сочувственно посоветовал Папа.
   Петрин начал издалека. Он рассказал коллективу, каким прекрасным и дружным коллективом является возглавляемый им коллектив. Как быстро растут на благодатной занзибаровской почве в творческой атмосфере филиала научные кадры. Как прекрасен дух царящих в филиале неформальных отношений.
   - Однако, - продолжил Петрин, - как нет худа без добра, так нет и добра без худа. Нам пора в чем-то пересмотреть наши отношения. Быть принципиальнее в оценке друг друга. Начну с самого себя...
   Папа набрал в легкие воздуха.
   - ...Чего греха таить, со Слинько мы старые приятели. Вероятно, это как-то сказалось на моем решении выдвинуть его кандидатуру на должность заместителя директора по науке. Вот уже месяц исполняет Слинько обязанности зама. И, к сожалению, вы все могли убедиться, что я поспешил, назначая Слинько на такой ответственный пост...
   - Дядя Петя, - звонко выкрикнул Папа. - А кто это - старик Криволапов?
   Затаивший дыхание зал оживился. Судьбы филиала в министерстве вершил именно Криволапов.
   - Ты что, мальчик? - опешил Петрин.
   - Ничего. Я просто умею читать мысли. И мама моя умела. Вот вы сейчас подумали: "Будешь, жучара, знать, как вести двойную игру. Сам подгонял результаты, а теперь стучишь старику Криволапову и валишь все на меня". Старик Криволапов? - это что, медведь?
   Петрину казалось, что он оглох - весь зал трясся от смеха, но не издавал ни звука. Научные сотрудники прятались за спины друг друга. На директора было жалко смотреть.
   - Я такого не думал, - растерялся он. - Что за ерунда!.. И что это за дети? Кто твои родители?
   - Мать мою погубил, теперь и за отца взялся?! - гордо и грозно ответил Папа.
   Слинько, не в силах отвести глаз от Петрина, шарил рукой по столу в поисках стакана. Папа заботливо налил ему нарзан:
   - Выпей, папочка, и не волнуйся.
   - Почему он называет тебя "папочка"? Это же не твой сын! - закричал Петрин. - А... а... Кто же мать?
   - Нет... - тихо сказал Слинько.