Страница:
Зарох замер напротив Алкомора. Отчаяние и растерянность застыли в глазах его.
— Что же ты молчишь, Алкомор? — громким шёпотом произнес он. — Или тебе нечего сказать?
Взгляд Алкомора, тусклый, беспомощный, скрестился со взглядом бывшего собирателя податей.
— Что ты ждёшь от меня, брат? — произнёс Алкомор чуть слышно. — Или я не один из вас?
— Хорош, нечего оказать! — проворчал Близнец. — Правая рука Учителя! Ха! — Презрительная усмешка исказила его лицо.
— А чем лучше ты, Близнец? — вступился за старшего брата Олет. — Что сделал ты, дабы отвратить беду от Учителя? Или ты, подобно Алкомору, встал на его защиту?
— Невелика отвага — отсечь ухо рабу! — отозвался Близнец, ещё дальше прячась в тень.
— Хватит! — прервал их спор Зарох. — Сведение счётов ведёт лишь к ссоре. Все мы хороши…
— Ну нет, — зло процедил Близнец, — меня ты с собой не равняй. Не ты ли был лакеем у жрецов, ещё до встречи с Учителем? Кто знает, не остался ли ты им и поныне…
— Ты в каждом видишь врага. Так нельзя, брат. Подозрительность твоя переходит все границы.
— Но я ведь оказался прав! — Близнец вскочил на ноги. — Вспомни Адуса, Зарох! А ведь он тоже был одним из нас.
Шумно поднялся Алкомор.
— Давайте прекратим этот никчемный разговор, — сказал он, и в помещении сразу же воцарилась тишина. — Нам грозит опасность…
— Вот именно, того и гляди нас схватят и предадут суду жрецов, — проворчал Близнец.
— Помолчи, брат, — грозно произнёс Алкомор и поднял руку. — Нам грозит опасность, — продолжал он, — и спасти нас от гнева властей может только одно…
Все затаили дыхание.
— Что же? — не вытерпел Теразар, брат Наона.
— Мы должны покинуть эти места.
Вздох облегчения пронёсся в воздухе: Алкомор выразил общую мысль, которую каждый из них вслух произнести не решался, боясь, что сочтут его за труса. Но слова были сказаны, и каждый теперь считал долгом своим выказать возмущение ими.
— Что? Священный покинуть Город? Но это бегство! — воскликнул Левиан.
— Это трусость! — вторил ему Теразар.
— Это предательство, худшее, чем то, что совершил Адус!
— Это низость! Мы не можем оставить Учителя!
— Учитель мёртв.
Словно удар топора упали последние слова. Всё замерло.
— Кто сказал это? — чуть слышно произнёс Алкомор.
— Я! — на середину бесшумно выступил Вифокур, возникший из ниоткуда. — Я был там.
— Он мёртв? уже? Ты сам видел это?
— Я сам видел смерть Учителя. А потом ад сошёл на Священный Город. С трудом пробрался я сюда: кругом запустение, развалины и смерть. Храма больше нет, на месте его — груда камней. Толпы мертвецов, словно неприкаянные, мечутся по городу…
Он говорил, внешне стараясь казаться спокойным, но даже при слабом пламени свечи заметно было, как бьёт его лихорадка.
— Успокойся, брат, — прошептал побледневший Алкомор, — нам всем тяжело…
— Нужно уходить из этого проклятого города, и немедленно, — решительно заявил Олет. — Учителю мы всё равно уже не поможем, так подумаем же о тех, кто остался в живых.
— О своей шкуре, — буркнул Близнец.
— Как! Вы хотите покинуть Священный Город? — воскликнул Зарох. — Неужели вы забыли, чему учил нас Учитель?
— Э, брат, оставь, — махнул рукой Олет, — о словах Учителя вспоминать хорошо на досуге, когда все опасности позади.
— Он говорил что-то о воскресении из мёртвых, — наморщил лоб Левиан, — вчера, во время трапезы…
— И ты, конечно, поверил ему, брат? — язвительно спросил Близнец.
— Нет, но… — смутился Левиан, — но он обещал… вернуться!
— На третий день, не так ли? — Близнец расхохотался.
— Замолчи, презренный! — гневно выкрикнул Алкомор, могучие сжимая кулаки. — Ты тень бросаешь на память Учителя! Ты имя позоришь его!
Близнец, злобно сверкнув глазами, уполз в свой угол и запахнулся полою плаща.
— Не тебе, трижды отрёкшемуся, судить меня, — бросил он из укрытия своего.
Алкомор ринулся было на обидчика, но на пути его возник Олет.
— Оставь его в покое, брат. Прав Зарох: у нас нет времени на сведение счётов.
С великим трудом уняв гнев, разжал Алкомор кулаки.
— Что будем делать, братья? — глухо спросил он.
В тот же момент ворвался в комнату Наон. К ногам Алкомора упал окровавленный кинжал. При виде крови у собравшихся вырвался крик ужаса.
— Двумя псами стало меньше, — переведя дыхание, выпалил Наон.
— Ты убил…
— Они гнались за мной. Что мне оставалось делать? Кровь Учителя теперь отмщена.
Страшные слова самого юного из учеников заставили остальных ещё сильнее вжаться в свои углы.
— Эти двое, кто они? — спросил Алкомор срывающимся голосом.
— Воины Императора! — ответил гордо Наон, и губы его жестокая искривила улыбка.
— Господи, прости этому безумцу! — завопил кто-то.
— Трусы! — воскликнул юноша, презрительным взглядом обводя тёмные углы. — Да я готов их всех… за одну только каплю крови Учителя! За один только волос с головы его!… А вы… вы… по норам попрятались, словно кроты!.. Видел бы вас сейчас Учитель!
Могучий Алкомор положил руку на плечо неистовому юноше.
— Ты слишком горяч, брат, — сказал он мрачно. — Но кровью всех врагов не воскресить Учителя.
— Мы должны выкрасть его тело! — воскликнул Наон, сбрасывая с плеча ладонь Алкомора. — Вспомните, что предрекал Учитель о воскресении своём!
— Мёртвого не воскресить, — печально покачал головой Алкомор.
— Да, мёртвого не воскресить, но Учитель должен воскреснуть в памяти людей! Послушайте, вы, неужели в вас не осталось ни капли мужества? Или страх лишил вас рассудка?
— Я не понимаю тебя, брат, — неуверенно произнёс Алкомор.
— Сегодня ночью тело Учителя предадут земле, — горячо заговорил Наон, — на третий же день он должен восстать из мёртвых — так гласит пророчество. Так пусть это пророчество сбудется! Если гробница окажется пустой по прошествии трёх дней, не станет ли это лучшим свидетельством слов Учителя? Не забывайте, слова эти наверняка дошли до ушей Верховного Жреца!
— Это обман! — возмутился Алкомор. — Мы не можем пойти на него.
— Это обман во имя святого дела! — возразил Наон с жаром. — Мы должны выкрасть тело, и немедленно!
— Нет, — твёрдо ответил Алкомор, глядя пылкому юноше в глаза, — благая цель не может быть достигнута нечестным путём. Сие противно воле Учителя. Сие противно воле Господа.
Метнулись молнии в глазах Наона.
— Так оставайтесь же здесь, в этой конуре — вы, благочестивые ханжи! Вы трясётесь за свои трусливые шкуры? Так завтра украшением станут они Лобного места!
Презрительно плюнул он и исчез за дверью.
— Брат, я с тобой! — крикнул Теразар и кинулся за ним.
И снова в доме воцарилось молчание. Но вот вышел Зарох на середину и тихо произнёс:
— Прискорбно такие слышать речи из уст одного из нас. Но молод он и горяч, и многое простится ему. Давайте же, братья, придём к единому решению и стены этого гостеприимного дома поскорее покинем.
— В городе оставаться опасно, — стоял на своём Алкомор.
— Разумно, — согласился Зарох, — но всё же в течение следующих трёх дней я предлагаю город не покидать. А там… там видно будет, — неопределённо добавил он.
До самой полуночи спорили покинутые Учителем ученики, прийти не решаясь к единому мнению.
И никто не заметил из них, как следом за братьями Наоном и Теразаром исчезла и тень Вифокура.
— Что же ты молчишь, Алкомор? — громким шёпотом произнес он. — Или тебе нечего сказать?
Взгляд Алкомора, тусклый, беспомощный, скрестился со взглядом бывшего собирателя податей.
— Что ты ждёшь от меня, брат? — произнёс Алкомор чуть слышно. — Или я не один из вас?
— Хорош, нечего оказать! — проворчал Близнец. — Правая рука Учителя! Ха! — Презрительная усмешка исказила его лицо.
— А чем лучше ты, Близнец? — вступился за старшего брата Олет. — Что сделал ты, дабы отвратить беду от Учителя? Или ты, подобно Алкомору, встал на его защиту?
— Невелика отвага — отсечь ухо рабу! — отозвался Близнец, ещё дальше прячась в тень.
— Хватит! — прервал их спор Зарох. — Сведение счётов ведёт лишь к ссоре. Все мы хороши…
— Ну нет, — зло процедил Близнец, — меня ты с собой не равняй. Не ты ли был лакеем у жрецов, ещё до встречи с Учителем? Кто знает, не остался ли ты им и поныне…
— Ты в каждом видишь врага. Так нельзя, брат. Подозрительность твоя переходит все границы.
— Но я ведь оказался прав! — Близнец вскочил на ноги. — Вспомни Адуса, Зарох! А ведь он тоже был одним из нас.
Шумно поднялся Алкомор.
— Давайте прекратим этот никчемный разговор, — сказал он, и в помещении сразу же воцарилась тишина. — Нам грозит опасность…
— Вот именно, того и гляди нас схватят и предадут суду жрецов, — проворчал Близнец.
— Помолчи, брат, — грозно произнёс Алкомор и поднял руку. — Нам грозит опасность, — продолжал он, — и спасти нас от гнева властей может только одно…
Все затаили дыхание.
— Что же? — не вытерпел Теразар, брат Наона.
— Мы должны покинуть эти места.
Вздох облегчения пронёсся в воздухе: Алкомор выразил общую мысль, которую каждый из них вслух произнести не решался, боясь, что сочтут его за труса. Но слова были сказаны, и каждый теперь считал долгом своим выказать возмущение ими.
— Что? Священный покинуть Город? Но это бегство! — воскликнул Левиан.
— Это трусость! — вторил ему Теразар.
— Это предательство, худшее, чем то, что совершил Адус!
— Это низость! Мы не можем оставить Учителя!
— Учитель мёртв.
Словно удар топора упали последние слова. Всё замерло.
— Кто сказал это? — чуть слышно произнёс Алкомор.
— Я! — на середину бесшумно выступил Вифокур, возникший из ниоткуда. — Я был там.
— Он мёртв? уже? Ты сам видел это?
— Я сам видел смерть Учителя. А потом ад сошёл на Священный Город. С трудом пробрался я сюда: кругом запустение, развалины и смерть. Храма больше нет, на месте его — груда камней. Толпы мертвецов, словно неприкаянные, мечутся по городу…
Он говорил, внешне стараясь казаться спокойным, но даже при слабом пламени свечи заметно было, как бьёт его лихорадка.
— Успокойся, брат, — прошептал побледневший Алкомор, — нам всем тяжело…
— Нужно уходить из этого проклятого города, и немедленно, — решительно заявил Олет. — Учителю мы всё равно уже не поможем, так подумаем же о тех, кто остался в живых.
— О своей шкуре, — буркнул Близнец.
— Как! Вы хотите покинуть Священный Город? — воскликнул Зарох. — Неужели вы забыли, чему учил нас Учитель?
— Э, брат, оставь, — махнул рукой Олет, — о словах Учителя вспоминать хорошо на досуге, когда все опасности позади.
— Он говорил что-то о воскресении из мёртвых, — наморщил лоб Левиан, — вчера, во время трапезы…
— И ты, конечно, поверил ему, брат? — язвительно спросил Близнец.
— Нет, но… — смутился Левиан, — но он обещал… вернуться!
— На третий день, не так ли? — Близнец расхохотался.
— Замолчи, презренный! — гневно выкрикнул Алкомор, могучие сжимая кулаки. — Ты тень бросаешь на память Учителя! Ты имя позоришь его!
Близнец, злобно сверкнув глазами, уполз в свой угол и запахнулся полою плаща.
— Не тебе, трижды отрёкшемуся, судить меня, — бросил он из укрытия своего.
Алкомор ринулся было на обидчика, но на пути его возник Олет.
— Оставь его в покое, брат. Прав Зарох: у нас нет времени на сведение счётов.
С великим трудом уняв гнев, разжал Алкомор кулаки.
— Что будем делать, братья? — глухо спросил он.
В тот же момент ворвался в комнату Наон. К ногам Алкомора упал окровавленный кинжал. При виде крови у собравшихся вырвался крик ужаса.
— Двумя псами стало меньше, — переведя дыхание, выпалил Наон.
— Ты убил…
— Они гнались за мной. Что мне оставалось делать? Кровь Учителя теперь отмщена.
Страшные слова самого юного из учеников заставили остальных ещё сильнее вжаться в свои углы.
— Эти двое, кто они? — спросил Алкомор срывающимся голосом.
— Воины Императора! — ответил гордо Наон, и губы его жестокая искривила улыбка.
— Господи, прости этому безумцу! — завопил кто-то.
— Трусы! — воскликнул юноша, презрительным взглядом обводя тёмные углы. — Да я готов их всех… за одну только каплю крови Учителя! За один только волос с головы его!… А вы… вы… по норам попрятались, словно кроты!.. Видел бы вас сейчас Учитель!
Могучий Алкомор положил руку на плечо неистовому юноше.
— Ты слишком горяч, брат, — сказал он мрачно. — Но кровью всех врагов не воскресить Учителя.
— Мы должны выкрасть его тело! — воскликнул Наон, сбрасывая с плеча ладонь Алкомора. — Вспомните, что предрекал Учитель о воскресении своём!
— Мёртвого не воскресить, — печально покачал головой Алкомор.
— Да, мёртвого не воскресить, но Учитель должен воскреснуть в памяти людей! Послушайте, вы, неужели в вас не осталось ни капли мужества? Или страх лишил вас рассудка?
— Я не понимаю тебя, брат, — неуверенно произнёс Алкомор.
— Сегодня ночью тело Учителя предадут земле, — горячо заговорил Наон, — на третий же день он должен восстать из мёртвых — так гласит пророчество. Так пусть это пророчество сбудется! Если гробница окажется пустой по прошествии трёх дней, не станет ли это лучшим свидетельством слов Учителя? Не забывайте, слова эти наверняка дошли до ушей Верховного Жреца!
— Это обман! — возмутился Алкомор. — Мы не можем пойти на него.
— Это обман во имя святого дела! — возразил Наон с жаром. — Мы должны выкрасть тело, и немедленно!
— Нет, — твёрдо ответил Алкомор, глядя пылкому юноше в глаза, — благая цель не может быть достигнута нечестным путём. Сие противно воле Учителя. Сие противно воле Господа.
Метнулись молнии в глазах Наона.
— Так оставайтесь же здесь, в этой конуре — вы, благочестивые ханжи! Вы трясётесь за свои трусливые шкуры? Так завтра украшением станут они Лобного места!
Презрительно плюнул он и исчез за дверью.
— Брат, я с тобой! — крикнул Теразар и кинулся за ним.
И снова в доме воцарилось молчание. Но вот вышел Зарох на середину и тихо произнёс:
— Прискорбно такие слышать речи из уст одного из нас. Но молод он и горяч, и многое простится ему. Давайте же, братья, придём к единому решению и стены этого гостеприимного дома поскорее покинем.
— В городе оставаться опасно, — стоял на своём Алкомор.
— Разумно, — согласился Зарох, — но всё же в течение следующих трёх дней я предлагаю город не покидать. А там… там видно будет, — неопределённо добавил он.
До самой полуночи спорили покинутые Учителем ученики, прийти не решаясь к единому мнению.
И никто не заметил из них, как следом за братьями Наоном и Теразаром исчезла и тень Вифокура.
6.
«Благое ли дело я совершил, предав Учителя в руки врагов его?» — думал Адус, борясь с желанием отхватить топором кисть с зажатыми в неё монетами. В памяти, шаг за шагом, всплывали события вчерашнего вечера…
Тайная вечеря. Учитель в кругу учеников своих. Мир и согласие царят среди них — но уже чёрная туча событий грядущих неумолимой, незримой тенью наползает на их братство. Тихо, как бы самому себе, говорит Учитель о неизбежном, что должно постичь его в ночь эту; о предательстве одного из них, о казни, страданиях и смерти, о воскресении на третьи сутки, в день праздника великого. Тихо, но ясно льётся его речь, слова понятны и лишены двусмысленности — но не внемлют ему ученики его, поглощены они решением важной проблемы: кому из них по правую руку сидеть от Учителя, а кому по левую. И лишь Адус весь внимание: вдруг с такой ясностью постигает он Учителем сказанное, что вера в речённое вспыхивает ярко в сердце его. Нисходит прозрение, душа раскрывается навстречу Учителю. «Что делаешь, делай скорее!» — говорит тот, и знает уже Адус: не в силах он противиться воле его, должен он сделать то, что предрекает Учитель. Это приказ, и Адус не может ослушаться, велением свыше предопределены действия его. Избран он самою судьбою, дабы орудием стать в руках Господа. С радостью покидает Адус Учителя и спешит во дворец Верховного Жреца. Если грядёт воскресение, думает по дороге он, то много ли смерть для Учителя значит? Ведь он, Адус, — единственный, кто исполнить способен пророчество, недаром Учитель из Двенадцати избрал его, остальным же ученикам иные отведены роли.
Предательство ли это? Разве можно предать Бога?..
Топор безвольно упал на земляной пол хижины…
Тайная вечеря. Учитель в кругу учеников своих. Мир и согласие царят среди них — но уже чёрная туча событий грядущих неумолимой, незримой тенью наползает на их братство. Тихо, как бы самому себе, говорит Учитель о неизбежном, что должно постичь его в ночь эту; о предательстве одного из них, о казни, страданиях и смерти, о воскресении на третьи сутки, в день праздника великого. Тихо, но ясно льётся его речь, слова понятны и лишены двусмысленности — но не внемлют ему ученики его, поглощены они решением важной проблемы: кому из них по правую руку сидеть от Учителя, а кому по левую. И лишь Адус весь внимание: вдруг с такой ясностью постигает он Учителем сказанное, что вера в речённое вспыхивает ярко в сердце его. Нисходит прозрение, душа раскрывается навстречу Учителю. «Что делаешь, делай скорее!» — говорит тот, и знает уже Адус: не в силах он противиться воле его, должен он сделать то, что предрекает Учитель. Это приказ, и Адус не может ослушаться, велением свыше предопределены действия его. Избран он самою судьбою, дабы орудием стать в руках Господа. С радостью покидает Адус Учителя и спешит во дворец Верховного Жреца. Если грядёт воскресение, думает по дороге он, то много ли смерть для Учителя значит? Ведь он, Адус, — единственный, кто исполнить способен пророчество, недаром Учитель из Двенадцати избрал его, остальным же ученикам иные отведены роли.
Предательство ли это? Разве можно предать Бога?..
Топор безвольно упал на земляной пол хижины…
7.
Мутным бельмом пробилась сквозь мрак луна, слепо пошарила по земле, словно ища что-то очень важное, — и вдруг замерла, прозревшая, над Священным Городом. Скользкими, зловещими тенями наполнился мир, зароились ночные жизни, в часы дневные не смеющие показаться на свет Божий, чёрные мысли и тёмные желания обрели плоть, пробудились, восстали из небытия, овладели землей. Вселенская стихия, неумолимая, не знающая пощады, небесным роком пронеслась над Священным Городом — и уступила стихии человеческого греха.
Древний, в три обхвата платан надёжно скрывал в тени своей тень Вифокура. Часы на Башне Наместника только что отсчитали одиннадцать ударов.
Ждать пришлось недолго. Вскоре по каменистой тропе прошествовала группа людей: двое мужчин с тяжёлой ношей и чуть поодаль — три женщины.
— Осторожно, Торий! — донёсся до Вифокура приглушённый голос одного из них, и ученик без труда узнал Иоса, богатого купца из Маревии, члена городского совета. Вторым был Торий, некто из касты жрецов; оба тайно верили в слово Учителя. В облике одной из женщин различил Вифокур безутешную мать казнённого.
«Куда они несут его? — в недоумении думал ученик. — Неужели Иос отважится похоронить Учителя в своей гробнице?»
Он не ошибся: конечным пунктом погребальной процессии, действительно, оказалась каменная гробница, вырубленная в цельной скале. Огромный круглый валун, закрывающий вход в гробницу, был сейчас отодвинут. Чёрной дырой, подобно разверстой пасти беззубого великана, зиял вход. Одна из женщин, освещая дорогу факелом, первой вошла внутрь гробницы. Остальные последовали за ней.
Обряд погребения, выполняемый с великим тщанием, совершался более часа. Дважды покидал гробницу Торий, и дважды возвращался с полными корзинами, от которых далеко веяло благовониями и ароматом пряных трав. Вифокур хорошо знал обычаи отцов, знал он и традиционный порядок погребального действа: тело умершего умащивали благовониями, пеленали в грубую ткань, снова сыпали благовония, снова пеленали — и так до тех пор, пока не кончались и благовония, и погребальные одежды. Ароматические травы и специально приготовленные мази оказывали на тело умершего бальзамирующее действие и надолго сохраняли от тления и разрушения временем.
Бой часов на Башне Наместника вывел Вифокура из задумчивости. Полночь. «Пора бы им возвращаться», — с нетерпением подумал ученик, ёжась от холода. И, словно во исполнение его желания, на пороге гробницы показался Иос с зажжённым факелом в руке. Следом за ним вышли и остальные.
— Мир праху твоему, Учитель, — тихо произнёс Иос и поклонился. Женщины зарыдали, причитая о безвременно ушедшем в мир иной наставнике, сыне и друге.
Иос выдернул опору из-под огромного валуна, и тот, сотрясая землю великою своею массой, грохоча и будя эхо в далёких скалах, скатился по наклонному желобу вниз и плотно закрыл собою отверстие входа в каменную гробницу.
— Дело сделано, — сказал Торий вполголоса, отряхивая с одежд остатки благовоний. — Пора уходить, купец.
Тот молча кивнул. Вскоре все пятеро покинули место погребения Учителя и скрылись в ночной мгле. Вифокур остался один.
Но один ли?
Случайный лунный блик, отразившийся от бронзового щита воина, заставил ученика вздрогнуть и плотнее прижаться к стволу платана. Да, он был не единственным свидетелем погребения Учителя: два стражника — Фал и Клет, выполнявшие роль палачей и по долгу службы обязанные проводить казнённого в последний путь, молча наблюдали за обрядом погребения с соседнего холма. Но теперь, когда необходимые формальности были соблюдены и долг более не тяготел над ними, воины покинули свой пост и направились к Башне Наместника, дабы возвестить о смерти лжепророка и предании его земле. Путь их лежал мимо платана, в тени которого скрывался Вифокур.
— Собаке собачья смерть, — презрительно процедил сквозь зубы сотник Фал, поравнявшись с затаившимся учеником.
— Собаке ли? — выразил сомнение его попутчик.
— Уж не уверовал ли ты в этого бродягу? — насмешливо бросил Фал.
— Он умер как святой, — задумчиво отозвался воин.
Фал резко захохотал, и ночь поспешила ответить ему многократным эхом. Ворчливо залаяли псы.
— Бредни свихнувшегося свинопаса! Забудь о нём, Клет.
Они удалились. Вифокур долго ещё следил за ними взглядом, пока не убедился, что беспрепятственно может покинуть укрытие.
Путь его лежал к Адусу — недаром же выслеживал он бывшего казначея Учителя!
Древний, в три обхвата платан надёжно скрывал в тени своей тень Вифокура. Часы на Башне Наместника только что отсчитали одиннадцать ударов.
Ждать пришлось недолго. Вскоре по каменистой тропе прошествовала группа людей: двое мужчин с тяжёлой ношей и чуть поодаль — три женщины.
— Осторожно, Торий! — донёсся до Вифокура приглушённый голос одного из них, и ученик без труда узнал Иоса, богатого купца из Маревии, члена городского совета. Вторым был Торий, некто из касты жрецов; оба тайно верили в слово Учителя. В облике одной из женщин различил Вифокур безутешную мать казнённого.
«Куда они несут его? — в недоумении думал ученик. — Неужели Иос отважится похоронить Учителя в своей гробнице?»
Он не ошибся: конечным пунктом погребальной процессии, действительно, оказалась каменная гробница, вырубленная в цельной скале. Огромный круглый валун, закрывающий вход в гробницу, был сейчас отодвинут. Чёрной дырой, подобно разверстой пасти беззубого великана, зиял вход. Одна из женщин, освещая дорогу факелом, первой вошла внутрь гробницы. Остальные последовали за ней.
Обряд погребения, выполняемый с великим тщанием, совершался более часа. Дважды покидал гробницу Торий, и дважды возвращался с полными корзинами, от которых далеко веяло благовониями и ароматом пряных трав. Вифокур хорошо знал обычаи отцов, знал он и традиционный порядок погребального действа: тело умершего умащивали благовониями, пеленали в грубую ткань, снова сыпали благовония, снова пеленали — и так до тех пор, пока не кончались и благовония, и погребальные одежды. Ароматические травы и специально приготовленные мази оказывали на тело умершего бальзамирующее действие и надолго сохраняли от тления и разрушения временем.
Бой часов на Башне Наместника вывел Вифокура из задумчивости. Полночь. «Пора бы им возвращаться», — с нетерпением подумал ученик, ёжась от холода. И, словно во исполнение его желания, на пороге гробницы показался Иос с зажжённым факелом в руке. Следом за ним вышли и остальные.
— Мир праху твоему, Учитель, — тихо произнёс Иос и поклонился. Женщины зарыдали, причитая о безвременно ушедшем в мир иной наставнике, сыне и друге.
Иос выдернул опору из-под огромного валуна, и тот, сотрясая землю великою своею массой, грохоча и будя эхо в далёких скалах, скатился по наклонному желобу вниз и плотно закрыл собою отверстие входа в каменную гробницу.
— Дело сделано, — сказал Торий вполголоса, отряхивая с одежд остатки благовоний. — Пора уходить, купец.
Тот молча кивнул. Вскоре все пятеро покинули место погребения Учителя и скрылись в ночной мгле. Вифокур остался один.
Но один ли?
Случайный лунный блик, отразившийся от бронзового щита воина, заставил ученика вздрогнуть и плотнее прижаться к стволу платана. Да, он был не единственным свидетелем погребения Учителя: два стражника — Фал и Клет, выполнявшие роль палачей и по долгу службы обязанные проводить казнённого в последний путь, молча наблюдали за обрядом погребения с соседнего холма. Но теперь, когда необходимые формальности были соблюдены и долг более не тяготел над ними, воины покинули свой пост и направились к Башне Наместника, дабы возвестить о смерти лжепророка и предании его земле. Путь их лежал мимо платана, в тени которого скрывался Вифокур.
— Собаке собачья смерть, — презрительно процедил сквозь зубы сотник Фал, поравнявшись с затаившимся учеником.
— Собаке ли? — выразил сомнение его попутчик.
— Уж не уверовал ли ты в этого бродягу? — насмешливо бросил Фал.
— Он умер как святой, — задумчиво отозвался воин.
Фал резко захохотал, и ночь поспешила ответить ему многократным эхом. Ворчливо залаяли псы.
— Бредни свихнувшегося свинопаса! Забудь о нём, Клет.
Они удалились. Вифокур долго ещё следил за ними взглядом, пока не убедился, что беспрепятственно может покинуть укрытие.
Путь его лежал к Адусу — недаром же выслеживал он бывшего казначея Учителя!
8.
Вспышкой молнии сверкнула вдруг страшная мысль — и ослепила на миг разум несчастного Адуса. «Уж не ошибся ли я?! И не игра ли всё это бессовестного лжеца? Кто же он — Бог или обманщик? Святой или безумец? Кто ты, Учитель? Ответь! Дай знак страждущему Истины!»
Адус похолодел от одной мысли о возможной ошибке. Вера в Учителя, столь незыблемая до сих пор, дала трещину, пошатнулась — и вползло в душу его сомнение, словно змей ядовитый, и отравило дьявольским «а вдруг». Свет Истины внезапно заволокло туманом, неверие овладело им — но и вера не покинула его, а только лишь потеснилась, отступила, дала в душе место своей противоположности. Обречённый на отчаяние, повис он над пропастью, между двумя берегами, не пристав ни к тому, ни к другому.
Авантюрист или пророк?!.
…Дверь хижины скрипнула, и на пороге бесшумно возникла тень Вифокура. Отблески пламени упали на его точёное, бледное, бесплотное чело. Адус невольно схватился за кинжал.
— Что нужно тебе в моём доме? — грозно спросил он, стоя лицом к лицу с нежданным гостем.
— И твой язык ещё не отсох, презренный предатель?! — гневно прошипел Вифокур, бледнея больше прежнего.
— Если ты пришёл оскорбить меня, то я укажу тебе на дверь.
— Ты посмеешь? Ты — предавший Учителя на смерть! Убийца, лишённый чести…
— Не тебе судить о чести моей, Вифокур. Говори, зачем пришёл, либо оставь дом мой.
Адус не отвёл взора от гневных очей Вифокура — и тем немало смутил последнего. Спесь мигом слетела с него, обнажив нерешительность и неуверенность.
— Я пришёл, дабы помочь тебе искупить грех твой, Адус.
— Я слушаю тебя, Вифокур.
И ещё больше смутился ученик, сбитый с толку спокойным тоном предателя. Знал бы он, каким титаническим трудом даётся сей тон несчастному казначею!
— У тебя есть только один выход… — начал было гость и замер в нерешительности.
— Я слушаю тебя, Вифокур, — повысил голос Адус.
— Ты должен выкрасть тело Учителя! — выпалил ученик. — Только так ты сможешь искупить свою вину перед ним.
У Адуса вдруг мелькнула мысль, что именно такого предложения он и ждал от непрошеного гостя.
— Не тебе, Вифокур, судить о вине моей, о вине и путях её искупления, — холодно возразил Адус. — Тебя послал Алкомор?
— Нет! — решительно заявил ученик. — Я пришёл сам! Алкомор слишком труслив, чтобы решиться на такое.
— А ты слишком смел, Вифокур, — усмехнулся Адус, — особенно давать советы. Отчего бы тебе самому не выкрасть тело?
— Это твой шанс, Адус! — горячился Вифокур. — Ты не должен упускать его. Решайся!
— Какая трогательная забота!.. И тогда ты отпустишь мои грехи, не так ли? — снова усмехнулся Адус.
Лицо Вифокура стало жёлтым от злости.
— Мерзавец! — гневно выкрикнул он. — Ты ещё смеешь издеваться надо мной! Берегись!.. — Он судорожно схватился за длинный узкий стилет, спрятанный в складках плаща.
— Оставь кинжал, Вифокур, — спокойно, но решительно произнёс Адус, и глаза его сверкнули металлом.
Он уже принял решение, и сомнения более душу его не терзали. Гнев же Вифокура, рождённый малодушием, лишь забавлял его, но не пугал.
Адус подошёл к очагу и долго смотрел на тусклое пламя. Казалось, о госте он забыл. Но вот повернулся, и взгляды их скрестились, словно шпаги.
— Ты не веришь пророчеству? — медленно произнёс казначей, в упор глядя гостю в глаза.
Вифокур смутился на миг, но тут же с вызовом ответил:
— Тебе нет дела до моей веры! Учитель должен воскреснуть из мёртвых, и это я знаю наверняка. — И добавил едва слышно, почти шёпотом: — Любым путём.
— Выходит, не веришь, — усмехнулся Адус, обращаясь более к себе, нежели к гостю.
— Не выводи меня из терпения, доносчик! — снова зашипел Вифокур. — Иначе…
Он осёкся на полувздохе, застигнутый врасплох властным жестом Адуса.
— Довольно! — решительно произнёс тот. — Решение принято! Я сделаю то, о чём ты просишь.
— Вот это дело! — воскликнул Вифокур, потирая руки, но Адус снова жестом остановил его.
— Одно условие, — продолжал Адус, — никто не должен знать о нашем договоре. Ни одна живая душа!
Вифокур пожал плечами.
— Это в моих же интересах, — сказал он. — Что ж, условие принято.
— Хорошо. Где погребён Учитель?
— В гробнице Иоса, богатого купца из Маревии. Ты должен знать его.
Адус кивнул.
— Хорошо. Иди.
Вифокур исчез внезапно, словно растворился в полумраке.
Адус остался в одиночестве. В задумчивости взирал он на пламя, странные, фантастические мысли роились в голове его. Да, он похитит тело Учителя, но есть ли во всём этом смысл?
Кто же он, этот непостижимый, удивительный человек — пророк? безумец? святой? обманщик? Или сам Господь Бог?.. Кого предал он, Адус, — святого или лжеца?
Пророк простит мне, думал казначей, ибо Всевышний направлял меня в том деянии, и вера моя в слово Учителя тому деянию причиной. Окажись же лжецом он… что ж, лжеца и обманщика достойный постиг конец, и никто не сможет сказать, что на мне кровь невинного. Ложь его бременем тяжким легла на душу мою — бременем предательства; не я причинил зло ему, а он — мне. Так пусть же свершаемое свершится!..
Он поднял взор от огня, готовый к решительным действиям. Он похитит тело, даже если нет в этом никакого смысла!.. Но смысл был, и Адус вдруг постиг его, словно вспышкой озарённый — искупление! Тенеподобный Вифокур, сам того не зная, прорёк истину.
В дальнем конца хижины отрыл он в земляном полу скрытый тайник и извлёк оттуда небольшой мешочек с золотыми монетами — всё достояние его. В таком отчаянном деле, как противозаконное вскрытие гробницы и похищение тела умершего, золото всегда надёжное подспорье. Казначей знал цену ему.
А те тридцать монет — мзда за предательство — всё также зажаты были в его ладони. Но более не жгли её.
Адус похолодел от одной мысли о возможной ошибке. Вера в Учителя, столь незыблемая до сих пор, дала трещину, пошатнулась — и вползло в душу его сомнение, словно змей ядовитый, и отравило дьявольским «а вдруг». Свет Истины внезапно заволокло туманом, неверие овладело им — но и вера не покинула его, а только лишь потеснилась, отступила, дала в душе место своей противоположности. Обречённый на отчаяние, повис он над пропастью, между двумя берегами, не пристав ни к тому, ни к другому.
Авантюрист или пророк?!.
…Дверь хижины скрипнула, и на пороге бесшумно возникла тень Вифокура. Отблески пламени упали на его точёное, бледное, бесплотное чело. Адус невольно схватился за кинжал.
— Что нужно тебе в моём доме? — грозно спросил он, стоя лицом к лицу с нежданным гостем.
— И твой язык ещё не отсох, презренный предатель?! — гневно прошипел Вифокур, бледнея больше прежнего.
— Если ты пришёл оскорбить меня, то я укажу тебе на дверь.
— Ты посмеешь? Ты — предавший Учителя на смерть! Убийца, лишённый чести…
— Не тебе судить о чести моей, Вифокур. Говори, зачем пришёл, либо оставь дом мой.
Адус не отвёл взора от гневных очей Вифокура — и тем немало смутил последнего. Спесь мигом слетела с него, обнажив нерешительность и неуверенность.
— Я пришёл, дабы помочь тебе искупить грех твой, Адус.
— Я слушаю тебя, Вифокур.
И ещё больше смутился ученик, сбитый с толку спокойным тоном предателя. Знал бы он, каким титаническим трудом даётся сей тон несчастному казначею!
— У тебя есть только один выход… — начал было гость и замер в нерешительности.
— Я слушаю тебя, Вифокур, — повысил голос Адус.
— Ты должен выкрасть тело Учителя! — выпалил ученик. — Только так ты сможешь искупить свою вину перед ним.
У Адуса вдруг мелькнула мысль, что именно такого предложения он и ждал от непрошеного гостя.
— Не тебе, Вифокур, судить о вине моей, о вине и путях её искупления, — холодно возразил Адус. — Тебя послал Алкомор?
— Нет! — решительно заявил ученик. — Я пришёл сам! Алкомор слишком труслив, чтобы решиться на такое.
— А ты слишком смел, Вифокур, — усмехнулся Адус, — особенно давать советы. Отчего бы тебе самому не выкрасть тело?
— Это твой шанс, Адус! — горячился Вифокур. — Ты не должен упускать его. Решайся!
— Какая трогательная забота!.. И тогда ты отпустишь мои грехи, не так ли? — снова усмехнулся Адус.
Лицо Вифокура стало жёлтым от злости.
— Мерзавец! — гневно выкрикнул он. — Ты ещё смеешь издеваться надо мной! Берегись!.. — Он судорожно схватился за длинный узкий стилет, спрятанный в складках плаща.
— Оставь кинжал, Вифокур, — спокойно, но решительно произнёс Адус, и глаза его сверкнули металлом.
Он уже принял решение, и сомнения более душу его не терзали. Гнев же Вифокура, рождённый малодушием, лишь забавлял его, но не пугал.
Адус подошёл к очагу и долго смотрел на тусклое пламя. Казалось, о госте он забыл. Но вот повернулся, и взгляды их скрестились, словно шпаги.
— Ты не веришь пророчеству? — медленно произнёс казначей, в упор глядя гостю в глаза.
Вифокур смутился на миг, но тут же с вызовом ответил:
— Тебе нет дела до моей веры! Учитель должен воскреснуть из мёртвых, и это я знаю наверняка. — И добавил едва слышно, почти шёпотом: — Любым путём.
— Выходит, не веришь, — усмехнулся Адус, обращаясь более к себе, нежели к гостю.
— Не выводи меня из терпения, доносчик! — снова зашипел Вифокур. — Иначе…
Он осёкся на полувздохе, застигнутый врасплох властным жестом Адуса.
— Довольно! — решительно произнёс тот. — Решение принято! Я сделаю то, о чём ты просишь.
— Вот это дело! — воскликнул Вифокур, потирая руки, но Адус снова жестом остановил его.
— Одно условие, — продолжал Адус, — никто не должен знать о нашем договоре. Ни одна живая душа!
Вифокур пожал плечами.
— Это в моих же интересах, — сказал он. — Что ж, условие принято.
— Хорошо. Где погребён Учитель?
— В гробнице Иоса, богатого купца из Маревии. Ты должен знать его.
Адус кивнул.
— Хорошо. Иди.
Вифокур исчез внезапно, словно растворился в полумраке.
Адус остался в одиночестве. В задумчивости взирал он на пламя, странные, фантастические мысли роились в голове его. Да, он похитит тело Учителя, но есть ли во всём этом смысл?
Кто же он, этот непостижимый, удивительный человек — пророк? безумец? святой? обманщик? Или сам Господь Бог?.. Кого предал он, Адус, — святого или лжеца?
Пророк простит мне, думал казначей, ибо Всевышний направлял меня в том деянии, и вера моя в слово Учителя тому деянию причиной. Окажись же лжецом он… что ж, лжеца и обманщика достойный постиг конец, и никто не сможет сказать, что на мне кровь невинного. Ложь его бременем тяжким легла на душу мою — бременем предательства; не я причинил зло ему, а он — мне. Так пусть же свершаемое свершится!..
Он поднял взор от огня, готовый к решительным действиям. Он похитит тело, даже если нет в этом никакого смысла!.. Но смысл был, и Адус вдруг постиг его, словно вспышкой озарённый — искупление! Тенеподобный Вифокур, сам того не зная, прорёк истину.
В дальнем конца хижины отрыл он в земляном полу скрытый тайник и извлёк оттуда небольшой мешочек с золотыми монетами — всё достояние его. В таком отчаянном деле, как противозаконное вскрытие гробницы и похищение тела умершего, золото всегда надёжное подспорье. Казначей знал цену ему.
А те тридцать монет — мзда за предательство — всё также зажаты были в его ладони. Но более не жгли её.
9.
Адус ударил в третий раз. Ночные шорохи заметались по пустыни, словно духи бестелесные в преддверии Страшного суда. Всхлипнула, заскрипела кособокая дверь, и возник на пороге могучий кузнец в кожаном переднике и с кожаным же обручем на крупной голове, обрамлённой копной непослушных, густых, с проседью волос.
— Кто здесь в столь позднюю пору? — прогудел его сочный бас, будя эхо в сонных холмах. — Коли добрый человек — мой дом всегда открыт для него, недруг же пусть обходит его стороной.
Адус выступил из тени в полосу тусклого, вздрагивающего света.
— Адус, брат мой! — воскликнул кузнец, и голос его наполнился теплотой. Огромные руки стиснули гостя в объятиях, и кости того громко хрустнули.
— Ох! .. — Адус едва не задохнулся. — Ну и силища у тебя, кузнец!
— Молотом махать — это тебе не шутка! — гордо прогудел хозяин. — Проходи в дом, друг.
Адус вошёл. Кузница стояла на самой окраине Священного Города, у северной его оконечности. Работа кипела здесь и день и ночь, звонкие удары молота разносились далеко-далеко и порой слышны были даже на базарной площади. Неутомимого кузнеца иначе как за работой не видели — сидеть сложа руки он не умел.
Двое подмастерьев, повинуясь молчаливому приказу хозяина, тут же покинули помещение. Кузнец усадил гостя за грубый некрашеный стол, достал глиняную бутыль с молодым вином.
— Рад видеть друга в моём доме, — прогремел кузнец. — Угощайся, и забудь, что ты в гостях.
— Прости, кузнец, — сказал Адус, — но ночь слишком коротка… Мне нужна твоя помощь.
— Говори, друг мой Адус! Я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Если нужно свернуть чью-то шею…
— Нет-нет, кузнец, — улыбнулся Адус, и тут же сделался серьёзным, — дело намного сложнее. Не знаю, сможешь ли ты помочь, но… мне больше некого просить.
— Говори же!
После минутной нерешительности Адус сказал:
— У тебя есть брат…
— Тсс!.. — Кузнец вскочил и проверил, плотно ли закрыта входная дверь; на крупные черты лица его легла тень озабоченности. — Тебе незачем напоминать мне об этом, Адус. У моего брата нелады с законом, и лучше будет, если наше родство останется для людей в тайне. Люди имеют слишком длинные языки.
Он говорил так тихо, что Адус едва различал его слова.
— Отрежь мой язык, — сказал Адус, сверкнув глазами.
Кузнец положил огромную свою руку гостю на плечо.
— Я верю твоему слову, друг. Чем мой брат может помочь тебе?
Адус склонился к самому уху кузнеца и зашептал. Хозяин нахмурился.
— Если он приведёт с собой двадцать дюжих парней, — продолжал Адус чуть громче, — мы управимся ещё до рассвета.
— Гм… — Кузнец в раздумье теребил пышную бороду, борясь с сомнениями. И вдруг вскочил, словно ужаленный змеёй. — В конце концов, я твой вечный должник, друг мой Адус! А я ещё раздумываю, старый осёл! Прости, я чуть было не забыл, что передо мной сидит спаситель моей единственной дочери!
…Это случилось два года назад, ещё до знакомства с кузнецом. Как-то раз, возвращаясь поздним вечером в свою хижину, он оказался в северной части города, в двух полётах стрелы от кузницы. И видит такую картину: трое крепких молодцов, гогоча и сыпля гнусными шуточками, волокут хрупкую девушку, почти подростка. Та упирается, плачет, умоляет отпустить её, но мольбы несчастной не трогают мерзавцев. Адус оказывается на их пути. Одного он сшибает с ног сразу же, зато двое других, оставив девушку и хрипя от ярости, бросаются на него… Если бы не подоспевший вовремя кузнец, вряд ли Адус увидел следующий рассвет. С тех пор они стали друзьями…
Кузнец гремел, забыв о всякой осторожности.
— Твоё слово для меня закон! Всё для тебя сделаю, ибо ты — брат мой! Говори, куда присылать людей?
— Недалеко от Лобного места есть одинокая гробница. Её владелец — некий Иос, купец, член городского совета.
— Знаю купца, — кивнул кузнец. — Я дважды выполнял его заказ.
— Ровно через час я буду ждать твоего брата с людьми возле этой гробницы.
— Клянусь, через час он будет там! — воскликнул кузнец и с силой тряхнул руку другу. Потом пытливо взглянул ему в глаза. — Ответь мне, Адус, на один вопрос.
— Рад буду ответить на сотню, кузнец.
— Правда ли, что ты предал того бродячего колдуна, что ходил босым по морю, в руки Верховного Жреца?
— Он не колдун, — горячо возразил Адус, — он святой… наверное. Да, я предал его.
Кузнец долго смотрел другу в глаза и морщил огромный лоб. И вдруг лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Я верю, мой друг Адус никому не причинит зла, всё что он делает — во благо. Ведь так, Адус?
— Хотелось бы надеяться… — прошептал казначей и отвернулся. Спазм сдавил его горло.
— Прости, если вторгся в запретную область, — понимающе произнёс кузнец и слегка хлопнул друга по плечу.
Адус встал.
— Мне пора, — заявил он. — Прощай, кузнец. Я должен успеть до рассвета.
— Прощай, друг. Двери моего дома всегда для тебя открыты. Помни это.
Темень ночная поглотила Адуса, путь которого лежал к гробнице Иоса из Маревии. Кузнец, вышедший следом, направил стопы свои прочь от Священного Города — туда, где тропа терялась среди скал отвесных. Только он ведал, где скрывается шайка отчаянных разбойников, над которыми главою был брат его кровный.
— Кто здесь в столь позднюю пору? — прогудел его сочный бас, будя эхо в сонных холмах. — Коли добрый человек — мой дом всегда открыт для него, недруг же пусть обходит его стороной.
Адус выступил из тени в полосу тусклого, вздрагивающего света.
— Адус, брат мой! — воскликнул кузнец, и голос его наполнился теплотой. Огромные руки стиснули гостя в объятиях, и кости того громко хрустнули.
— Ох! .. — Адус едва не задохнулся. — Ну и силища у тебя, кузнец!
— Молотом махать — это тебе не шутка! — гордо прогудел хозяин. — Проходи в дом, друг.
Адус вошёл. Кузница стояла на самой окраине Священного Города, у северной его оконечности. Работа кипела здесь и день и ночь, звонкие удары молота разносились далеко-далеко и порой слышны были даже на базарной площади. Неутомимого кузнеца иначе как за работой не видели — сидеть сложа руки он не умел.
Двое подмастерьев, повинуясь молчаливому приказу хозяина, тут же покинули помещение. Кузнец усадил гостя за грубый некрашеный стол, достал глиняную бутыль с молодым вином.
— Рад видеть друга в моём доме, — прогремел кузнец. — Угощайся, и забудь, что ты в гостях.
— Прости, кузнец, — сказал Адус, — но ночь слишком коротка… Мне нужна твоя помощь.
— Говори, друг мой Адус! Я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Если нужно свернуть чью-то шею…
— Нет-нет, кузнец, — улыбнулся Адус, и тут же сделался серьёзным, — дело намного сложнее. Не знаю, сможешь ли ты помочь, но… мне больше некого просить.
— Говори же!
После минутной нерешительности Адус сказал:
— У тебя есть брат…
— Тсс!.. — Кузнец вскочил и проверил, плотно ли закрыта входная дверь; на крупные черты лица его легла тень озабоченности. — Тебе незачем напоминать мне об этом, Адус. У моего брата нелады с законом, и лучше будет, если наше родство останется для людей в тайне. Люди имеют слишком длинные языки.
Он говорил так тихо, что Адус едва различал его слова.
— Отрежь мой язык, — сказал Адус, сверкнув глазами.
Кузнец положил огромную свою руку гостю на плечо.
— Я верю твоему слову, друг. Чем мой брат может помочь тебе?
Адус склонился к самому уху кузнеца и зашептал. Хозяин нахмурился.
— Если он приведёт с собой двадцать дюжих парней, — продолжал Адус чуть громче, — мы управимся ещё до рассвета.
— Гм… — Кузнец в раздумье теребил пышную бороду, борясь с сомнениями. И вдруг вскочил, словно ужаленный змеёй. — В конце концов, я твой вечный должник, друг мой Адус! А я ещё раздумываю, старый осёл! Прости, я чуть было не забыл, что передо мной сидит спаситель моей единственной дочери!
…Это случилось два года назад, ещё до знакомства с кузнецом. Как-то раз, возвращаясь поздним вечером в свою хижину, он оказался в северной части города, в двух полётах стрелы от кузницы. И видит такую картину: трое крепких молодцов, гогоча и сыпля гнусными шуточками, волокут хрупкую девушку, почти подростка. Та упирается, плачет, умоляет отпустить её, но мольбы несчастной не трогают мерзавцев. Адус оказывается на их пути. Одного он сшибает с ног сразу же, зато двое других, оставив девушку и хрипя от ярости, бросаются на него… Если бы не подоспевший вовремя кузнец, вряд ли Адус увидел следующий рассвет. С тех пор они стали друзьями…
Кузнец гремел, забыв о всякой осторожности.
— Твоё слово для меня закон! Всё для тебя сделаю, ибо ты — брат мой! Говори, куда присылать людей?
— Недалеко от Лобного места есть одинокая гробница. Её владелец — некий Иос, купец, член городского совета.
— Знаю купца, — кивнул кузнец. — Я дважды выполнял его заказ.
— Ровно через час я буду ждать твоего брата с людьми возле этой гробницы.
— Клянусь, через час он будет там! — воскликнул кузнец и с силой тряхнул руку другу. Потом пытливо взглянул ему в глаза. — Ответь мне, Адус, на один вопрос.
— Рад буду ответить на сотню, кузнец.
— Правда ли, что ты предал того бродячего колдуна, что ходил босым по морю, в руки Верховного Жреца?
— Он не колдун, — горячо возразил Адус, — он святой… наверное. Да, я предал его.
Кузнец долго смотрел другу в глаза и морщил огромный лоб. И вдруг лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Я верю, мой друг Адус никому не причинит зла, всё что он делает — во благо. Ведь так, Адус?
— Хотелось бы надеяться… — прошептал казначей и отвернулся. Спазм сдавил его горло.
— Прости, если вторгся в запретную область, — понимающе произнёс кузнец и слегка хлопнул друга по плечу.
Адус встал.
— Мне пора, — заявил он. — Прощай, кузнец. Я должен успеть до рассвета.
— Прощай, друг. Двери моего дома всегда для тебя открыты. Помни это.
Темень ночная поглотила Адуса, путь которого лежал к гробнице Иоса из Маревии. Кузнец, вышедший следом, направил стопы свои прочь от Священного Города — туда, где тропа терялась среди скал отвесных. Только он ведал, где скрывается шайка отчаянных разбойников, над которыми главою был брат его кровный.
10.
Волею судьбы Адус укрылся под сенью того самого платана, где совсем ещё недавно скрывался Вифокур. Гробница Иоса, ставшая местом погребения Учителя, отсюда видна была как на ладони.