Михайлов Сергей. Искупление

   Неумолимо летело время. Вот уже восток побледнел, засветился таинственным, едва заметным намёком на день грядущий — близился час рассвета. Ожидание медленно превращалось в пытку…
   Холодное острие кинжала коснулось шеи его и на сонной замерло артерии.
   — Имя! — властный потребовал голос.
   — Адус, — хрипло ответил он.
   Клинок исчез. Адус обернулся, холодный пот вытирая со лба. То были «призраки» — так называли разбойников горожане. Появляясь бесшумно, незаметно, из-под земли словно, там и тогда, где и когда их менее всего ожидали, и также бесшумно и неведомо куда исчезая, они действительно походили на призраков, неких злых духов из потустороннего мира. Во главе их стоял атаман, с чьей-то лёгкой руки прозванный «ирийским Робином Гудом», и лишь очень немногие — и Адус в их числе — знали, что он и известный всему Священному Городу кузнец — братья родные.
   Адус сразу узнал его. Как две капли воды походил атаман на старшего брата своего — и статью, и ростом, и размахом плеч богатырских, но был он чуть стройнее, изящнее, да в движениях более порывист. Борода чёрная обрамляла гордое лицо, взор орлиный буравил насквозь, заставляя Адуса ёжиться и трепетать. «Призраки» — было их более двух десятков — безмолвным кольцом древний окружали платан.
   — Ты хотел видеть меня, — произнёс атаман, играя хлыстом. — Так передал мне брат.
   — Мне нужна помощь двадцати крепких мужчин, — уклончиво ответил Адус. — Помощь, которая останется в тайне.
   — Ты — друг моего брата, и я сделаю всё, что ты захочешь, — учтиво произнёс атаман. — Говори!
   — Иди за мной, атаман.
   Адус приблизился к гробнице Иоса и остановился.
   — Прикажи людям твоим отодвинуть этот камень! — указал он на валун, загораживающий вход в гробницу.
   Усмехнулся атаман: знал он, что осквернение чужой гробницы каралось наказанием розгами на базарной площади Священного Города, в полдень, при большом скоплении народа. Теперь он понял, почему человек этот обратился за помощью к «призракам»: противозаконное деяние должны вершить лишь те, кто сам стоит вне закона. «Призраки» же ко всему прочему сохранят тайну лучше кого бы то ни было другого.
   Сделал знак атаман своим людям, бросились те бесшумно выполнять безмолвный приказ. Отодвинуть камень в сторону от входа делом было нелёгким: желоб, по которому катился камень, имел значительный уклон вверх. Такая работа под силу была лишь крепким, здоровым мужчинам — именно такими и оказались разбойники, помощью которых решил воспользоваться Адус.
   Вход был свободен, Адус зажёг факел и вступил в каменную Обитель мёртвых. Тяжёлый, густой воздух, пахнувший в лицо ему, напоён был ароматами благовоний и пряных трав. Пламя факела выхватило из мрака неглубокую нишу, выдолбленную в дальней стене, — там тело Учителя покоилось. Адус шагнул вперед.
   На неподвижном лице мёртвого лежала печать безмятежности и покоя, ни единой тени недавних страданий и тревог не отразилось в чертах его, веки были опущены, но сквозь них увидел вдруг Адус горящий огнём неземным взор — или только показалось ему?
   «Он святой!..» — словно кинжалом острым, резанула мысль.
   С низко опущенной головой вышел на волю Адус. Долго молчал, обо всём на свете забыв. «Призраки» терпеливо ждали, выстроившись полукольцом перед входом в гробницу.
   На востоке занималась заря.
   — Скоро рассвет, — нетерпеливо произнёс атаман, Адуса выводя из задумчивости. — Нам пора уходить.
   Адус кивнул.
   — Спаси вас Бог, добрые люди, — сказал он, к сердцу прикладывая руку. — Помощь ваша не имеет цены.
   Расхохотался атаман.
   — Ты первый, кто назвал нас добрыми людьми! Запомни: ты всегда можешь рассчитывать на «призраков».
   Адус вынул мешочек о золотыми монетами.
   — Возьми, атаман, в знак благодарности моей.
   Грозно сдвинул брови атаман.
   — Золото? Ты смеёшься надо мной, человек! Спрячь, и не оскверняй более блеском его нашего бескорыстного деяния. У «призраков» тоже есть понятия о чести.
   Они исчезли так же внезапно, как и появились. Лишь зияющий пустотой вход в гробницу напоминал о недавнем их присутствии — они не оставили даже следов.
   Багровое зарево ползло по небосклону с востока, ночной рассеивая мрак и возвещая о зачинающемся дне. Земля пробуждалась, судорожно сбрасывая покровы ночи.
   Адус поспешил к Городу. Спустя час, когда совсем уже рассвело, но горожане всё ещё пребывали в сладком неведении предутреннего сна, вернулся он, везя с собою старую, рассохшуюся телегу, запряжённую чахлым, полуживым мулом. Бережно, словно ребёнка, вынес из гробницы тело Учителя, положил в телегу, сверху прикрыл охапкой сена. Скатил огромный валун по желобу вниз и повернул к Городу.
   Тело Адус спрятал в своей хижине.

11.

   Минувший катаклизм, потрясший Священный Город, по капризу судьбы обошёл стороной Обитель ирийского Иерарха — дворец Верховного Жреца. Странным казалось и то, что Храм, в руины обратившийся, соседствовал с обителью Иерарха: лишь расстояние полёта стрелы разделяло их.
   Верховный Жрец, возглавлявший ирийскую Церковь, являлся также Магистром Священного Ордена меченосцев, каковой Орден вобрал в себя наиболее преданных и фанатичных поборников господствующей Церкви и представлял собой воинственную организацию, опирающуюся на железную дисциплину её членов, слепую веру в Единого Бога и преданность Магистру. Меченосцы боролись с любыми проявлениями ереси, которые способны были подорвать основы ирийской Церкви и признавались опасными её иерархами, но правосудие мог вершить только Наместник Императора; именно меченосцы сыграли решающую роль в поимке «опасного лжепророка-еретика», в узком кругу его последователей именовавшегося не иначе как «Учитель». Суд Наместника лишь завершил начатое Орденом.
   Наместник не вмешивался в дела Ордена, справедливо полагая себя стоящим вне и выше внутрицерковных раздоров и распрей, а также войны с ирийскими еретиками, воинственность же меченосцев никогда не распространялась на представителей императорской власти, и ни разу не было столкновения между меченосцами и воинами Императора. Каждый делал своё дело, стремясь лишь к одному — к поддержанию порядка в государстве и сохранению существующей власти. Ирийское царство, как верный вассал могущественной Империи, считалось образцовой колонией, где народ жил в смирении и богобоязни, и за умелое правление Наместник не раз поощрялся, получая ценные награды из рук самого Императора.
   Денно и нощно несли службу рыцари-меченосцы у ворот Обители Иерарха, охраняя покой и безопасность Магистра. Дворцовая стража прекрасно знала своё дело, и ни один смертный не мог бы проникнуть в Обитель без её ведома.
   Ранним субботним утром этим смертным оказался Адус, в намерения которого входила встреча с самим Верховным Жрецом. В плане, окончательно созревшем к утру, Верховному Жрецу отводилась едва ли не решающая роль.
   — Прочь! — грозно крикнул меченосец, преграждая дорогу Адусу. — Прочь отсюда, раб!
   — Доложи Верховному Жрецу, что его желает видеть человек, уже сослуживший ему верную службу и готовый сослужить её ещё раз, — сказал Адус, отступая назад.
   Появился начальник стражи.
   — Снова ты? — сурово сдвинул брови он. — Что тебе нужно ещё? Ты получил сполна!
   — Я должен видеть Верховного Жреца. Это очень важно. Промедление может стоить вам жизней.
   Начальник стражи заколебался.
   — Пропустите его, — приказал он охранявшему вход меченосцу. — Следуй за мной.
   Они вошли в просторную залу, скудно обставленную и явно предназначенную для приёма простого люда.
   — Жди здесь, — коротко бросил стражник и исчез за одной из дверей.
   Адус приготовился к ожиданию. В этой зале он уже был однажды — позавчера вечером, накануне ареста Учителя. Тогда он пришёл предать его.
   — Что тебе нужно здесь в столь ранний час? — внезапно услышал он дребезжащий голос — и обернулся.
   Это был Жрец-Хранитель, старый, немощный человек, убелённый сединами и обременённый почти что целой сотней прожитых лет.
   — Я хочу говорить с Верховным Жрецом, — ответил Адус.
   — Верховный Жрец не может принять тебя, — возразил Жрец-Хранитель. — Изложи своё дело мне.
   — Нет, — упрямо заявил Адус, — моё сообщение предназначено лишь для ушей Верховного Жреца.
   — Оно настолько важно?
   — Да. Оно касается казнённого вчера пророка.
   — Лжепророка, — поправил Жрец. — Хорошо, я доложу о тебе Верховному Жрецу.
   Он исчез. Вскоре за Адусом пришли и провели его в другую залу, на этот раз богато обставленную и блистающую роскошью, хотя и меньших размеров. Это были личные апартаменты хозяина дворца, доступ в них открыт был далеко не каждому посетителю. Адус знал это, и потому своё присутствие здесь расценил как признак живейшего интереса к своей персоне. В дальней конце залы, пол которой устилал дорогой персидский ковёр, на высоком троне, отделанном золотом и чернёным серебром, гордо восседал сам ирийский Иерарх, Великий Магистр Священного Ордена меченосцев, Верховный Жрец — признанный и полноправный глава господствующей Церкви.
   Это был высокий, плотный человек лет пятидесяти, со словно высеченным из мрамора лицом, надменным взглядом острых, неподвижных глаз, орлиным носом и иссиня-чёрной бородой, переливающимися волнами ниспадающей на грудь. Он призван был властвовать — и он властвовал, насколько позволяли жёсткие рамки неумолимой судьбы.
   Словно изваяния, застыли позади трона два меченосца.
   — Говори! — грозно приказал Верховный Жрец. — И если весть твоя окажется недостойной внимания моего, я прикажу скормить тебя псам!
   — Мною руководит лишь одна мысль, — произнёс Адус, — верно служить тебе, Верховный Жрец. Весть же моя достойна твоего внимания.
   — Говори!!
   — Вчера был казнён пророк по имени Учитель…
   — Я знаю. Дальше!
   — Затем он предан был земле…
   — И это мне известно!
   — Надеюсь, тебе известно также и его пророчество. — Адус прищурился, в упор глядя на Верховного Жреца. — Не так ли?
   Верховный Жрец медлил с ответом, стараясь проникнуть в мысли стоявшего перед ним человека. Странное беспокойство овладело им.
   — Мне известно то, что ты называешь пророчеством этого преступника, — чётко выделяя каждое слово, произнёс он.
   — Значит, тебе известно, что казнённый должен восстать из мёртвых не позднее завтрашнего дня?
   — Должен?! — загремел Верховный Жрец. — Ты что же, веришь этому проходимцу?
   Адус усмехнулся.
   — Верю ли я! Разве это так важно? Важно, верят ли ему другие.
   И опять смутное предчувствие зашевелилось в душе Верховного Жреца,
   — Я не понимаю тебя, — сказал он, пристально глядя в глаза Адуса. — Говори яснее.
   — Хорошо, Верховный Жрец, я буду говорить ясно и коротко. Представь себе, что кто-то похищает тело пророка из гробницы…
   — Проклятье! — воскликнул Жрец, и мраморное лицо, его потемнело. — Я понял тебя, раб! Похищение тела равносильно сбывшемуся пророчеству! Этого нельзя допустить!
   И снова усмехнулся Адус.
   — Твоя проницательность не знает границ, Верховный Жрец. Если ты соизволишь выслушать своего раба, то я дам тебе один совет…
   — Говори же! — с нетерпением крикнул Жрец.
   Адус опустил глаза и с деланым смирением произнёс:
   — Мой совет не дается даром.
   — Что же ты хочешь? Денег? Возьми же!
   Жрец открыл небольшой ларец красного дерева, стоявший на столике возле трона, зачерпнул горсть серебряных монет и швырнул их под ноги Адусу.
   Глаза Адуса сверкнули, устремлённые на Верховного Жреца.
   — Мне не нужны твои деньги, — холодно произнёс он.
   — Ты слишком горд, доносчик! — гневно выкрикнул Жрец. — Говори, что ты хочешь!
   — То, что я хочу, не обременит тебя, Верховный Жрец. Согласись принять меня ещё раз, сегодня в полдень — и я открою тебе, как выйти из положения.
   — Что за странное желание! — удивился Жрец. — Хорошо, я приму тебя в полдень. Говори!
   — Обратись к Наместнику с просьбой выставить стражу у гробницы, в которой погребён казнённый пророк. Тогда никто не посмеет похитить тело его.
   Жрец с минуту размышлял.
   — Дельно говоришь, доносчик, — сказал он наконец, и на губах его мелькнула хищная улыбка. — Только я и сам могу выставить охрану.
   Адус отрицательно покачал головой.
   — Нет, Верховный Жрец, правосудие вершит Наместник, так пусть Наместник и доведёт начатое до конца. Гробницу должны охранять воины Императора.
   — Ты прав, — согласился Верховный Жрец после недолгого раздумья. И вдруг, сузив глаза, прошипел по-змеиному: — Уж не западню ли ты строишь мне, презренный раб?
   Адус похолодел, но глаз от насквозь пронизывающего взора Верховного Жреца не отвёл.
   — Разве найдётся во всем благословенном Ирийском царстве хоть один смертный, который посмел бы даже помыслить такое? — спросил он тихо. — Я предан тебе, Верховный Жрец, и ты уже имел возможность убедиться в этом.
   Иерарх порывисто поднялся.
   — Ты убедил меня: я еду к Наместнику.
   — В полдень я приду к тебе снова, — напомнил Адус.
   Верховный Жрец не удостоил его ответом и поспешно покинул залу.

12.

   — Я слушаю тебя, — сказал Верховный Жрец, когда Адус вторично, ровно в полдень, предстал пред грозным Иерархом.
   — Ответь прежде, стоит ли уже стража у гробницы казнённого пророка? — спросил Адус.
   — Я видел, как Наместник отдавал приказ своему тысячнику.
   Адус удовлетворённо кивнул.
   — Пришло время, Верховный Жрец, узнать тебе истину. Знай же, что гробница та пуста.
   Огненною стрелою пронзил Адуса взгляд Иерарха.
   — Ты смеёшься надо мной, мерзкий червь! — загремел под сводами дворца гневный голос. — Оскорбивший Великого Магистра Ордена меченосцев подлежит немедленной смерти!
   Адус твёрдо выдержал натиск бури — и печально усмехнулся.
   — Что даст тебе смерть несчастного раба? — тихо произнёс он.
   — Возмездие!
   Адус покачал годовой.
   — Тогда ты никогда не узнаешь, где спрятано тело пророка.
   Эти едва слышные, но чёткие слова надолго остались без ответа.
   — Жалкий раб! — яростно зашипел Верховный Жрец. — Ты обманул меня! Ты заставил меня пойти к Наместнику!… Ты виновен в том, что воины Императора охраняют пустую гробницу! Клянусь, ты умрёшь!..
   — Тогда ты никогда не узнаешь, где спрятано тело пророка, — упрямо повторил Адус.
   Верховный Жрец наконец понял, что перед ним — опасный противник.
   — Зачем мне его тело? — глухо спросил он.
   — Чтобы не дать ему воскреснуть.
   — Где же оно?
   — В надёжном месте.
   — И ты похитил его? Когда?
   — Сегодня ночью.
   — Но зачем?
   — Чтобы сослужить тебе службу, Жрец, и доказать свою преданность. Уж ты-то не дашь воскреснуть ему, когда оно окажется в твоих руках!
   — Что ты хочешь за тело пророка?
   — Об этом я скажу тебе позже. Сначала выслушай, что ты должен сделать. Если последуешь моему совету, имя твоё воссияет ярче прежнего.
   — Говори!
   Адус давно уже не испытывал страха, с того самого момента, как принял окончательное решение, — и потому говорил спокойно, уверенно, зная, что сила на его стороне.
   — Тело пророка следует перезахоронить, но так, чтобы полностью исключить возможность похищения его.
   — Каким образом?
   — Ты выставишь охрану, и на сей раз — свою. Она должна стоять до завтрашнего дня, завтра же, в день праздника великого, всенародно гробница будет вскрыта, и тело казнённого на всеобщее предъявлено обозрение. Тем самым ты поставишь крест как на пророчестве, так и на всём учении пророка. Кроме того, ты сможешь ознаменовать день великого праздника собственным своим триумфом, чем веру укрепишь в Единого Бога и послужишь делу великой Империи.
   — Ладно поёшь, доносчик, — с удивлением вскинул брови Жрец. — Хитёр ты, и хитрость твоя мне по душе. План хорош — я принимаю его.
   — Это ещё не всё, — жестом руки остановил его Адус. — Погребение должно остаться в строжайшей тайне — только в этом случае ты добьёшься внезапности и обрушишь на приверженцев пророка сокрушительный удар. Я же сделаю всё, чтобы удар этот оказался смертельным.
   Верховный Жрец вплотную приблизился к казначею и пристально взглянул тому в глаза.
   — За что ты так ненавидишь их? — полушёпотом спросил он, сощурившись. — Ведь ты был среди избранных, равный среди равных.
   Отвёл взор Адус, но не опустил его.
   — Понять ли тебе душу оклеветанного раба? — чуть слышно произнёс он.
   — Оклеветанного раба? — переспросил Верховный Жрец и вдруг расхохотался. — Оклеветанный раб! Ха-ха-ха! Кто ж оклеветал тебя, раб?
   Невольно сжались кулаки Адуса, злобно сверкнули глаза его.
   — Довольно, Жрец! Покончим с этим делом, и поскорее! Запомни: я отдам тебе тело лишь при выполнении тобой нескольких условий.
   — Ты смеешь ставить мне условия, раб! — гневно выкрикнул Иерарх, и холёная борода его затряслась.
   — Смею, Жрец! — Адус твёрдо встретил взгляд Иерарха. — Оклеветанный раб смеет всё!
   Верховный Жрец заскрипел зубами от злости и порывисто вернулся к трону.
   — Говори!
   — Ты последуешь со мной за телом пророка — тайно, конечно, переодевшись в платье простолюдина. Ты поможешь мне перевезти тело к той гробнице, которую я тебе укажу…
   — Ты уже выбрал место погребения?
   — Да, Жрец, место погребения уже выбрано мною. — Адус вкратце объяснил, как найти это место.
   — Чья это гробница?
   — Она принадлежит мне.
   — Тебе? — удивился Верховный Жрец. — И ты хочешь сказать…
   — Да, я купил её. Сегодня утром, прежде, чем прийти сюда.
   — Вот оно что! Ты предусмотрителен, раб.
   — Распорядись выслать к гробнице своих рыцарей, Жрец, и прикажи им охранять её до завтрашнего утра. Мы же с тобой без промедления отправимся за телом казнённого пророка.
   — Мы с тобой?! Ты что же, хочешь, чтобы я на себе, через весь Город, тащил этого мертвеца?! Твоя дерзость не знает пределов, раб, и ты поплатишься за неё!
   — Не забывай, что тело пророка всё ещё в моих руках, — твёрдо произнес Адус. — Либо мои условия будут выполнены, либо…
   — Либо? — грозно спросил Верховный Жрец, подавшись вперёд.
   — …либо пророк воскреснет.
   Поставленный перед дилеммой, Иерарх недолго колебался: гордость уступила место целесообразности.
   — Я готов последовать за тобой, раб.
   — Я знал, что разум твой восторжествует, — склонился в поклоне Адус. — Не отчаивайся, Жрец, ты будешь лишь сопровождать тело пророка к гробнице — не более.
   — Зачем тебе это нужно?
   — У твоего верного раба нет иных помыслов, — смиренно произнёс Адус, — кроме блага твоего, Верховный Жрец, и блага великой Империи. Сопровождая тело пророка к месту погребения, ты сможешь удостовериться, что не произошло подмены и погребён именно тот человек, чьё воскресение из мёртвых способно лишить тебя трона твоего.
   — Я мог бы послать вместо себя кого-либо из своих людей, — возразил Верховный Жрец.
   — Ты веришь своим людям? — вкрадчиво спросил Адус.
   Жрец отвернулся. Он не верил никому — этот презренный раб задел наиболее потаённую струну его души.
   — Что же ты хочешь за тело пророка? — спросил он.
   — О, совсем немного! Милости к тем одиннадцати слепцам, коих именуют учениками пророка. Обещай, что не станешь преследовать их — они и так уже наказаны за слепоту свою.
   Взметнулись вверх густые брови Иерарха.
   — Ты хочешь, чтобы я пощадил их? Я ожидал услышать от тебя иное.
   — Что же, Жрец?
   — Требования их голов, раб.
   — На что мне головы ничтожеств, Жрец? — презрительно усмехнулся Адус.
   — Ты не хочешь отомстить им? — удивлённо спросил Верховный Жрец.
   — За что же, Жрец?
   — За то, что не они, а ты предал их Учителя!
   Адус покачал головой.
   — Я сделал лишь то, что предначертано судьбой, — чуть слышно прошептал он. И уже громче добавил: — Нет, Жрец, за это я мстить не хочу. Но есть другое…
   — Что же, раб?
   Понять ли гордому властителю, что творится в душе ничтожнейшего из рабов его!
   — Оставим это, Жрец, — ответил Адус. — Но ты прав: я жажду возмездия. — Глаза его сверкнули. — А разве может быть месть слаще, чем заступничество за врагов своих перед сильным мира сего? Великодушие недруга всегда больно ранит душу врага его.
   И снова удивился Верховный Жрец.
   — Ты не так прост, доносчик, — сказал он, качая головой. — Хорошо, я выполню твою просьбу. Даю слово Верховного Жреца не преследовать учеников казнённого.
   — Я верю слову твоему, Верховный Жрец, — склонился в благодарном поклоне Адус.
   — Итак?..
   — Я жду тебя у ворот Обители.

13.

   Уже к полудню Священный Город оправился от ночного землетрясения. Растащены завалы, расчищены кривые улочки, убраны трупы, смыта кровь с булыжной мостовой… Жизнь постепенно входила в привычную колею.
   И всё же ужас минувшей ночи оставил глубокий след в душах суеверных горожан. Страх сквозил в их глазах — страх перед неведомым, перед зыбкостью земного существования, перед гневом Господним. Храм, олицетворявший всемогущество Бога Единого, Храм, испокон века служивший прибежищем людей в страданиях и горестях их, Храм, надёжно цементирующий основы всего Ирийского царства, символизирующий его и освящающий его — превращённый в груду мёртвых камней, лежал он теперь в руинах. И страх людской был потому не перед минувшим — страх был направлен в будущее: чего же ждать бренному, ничтожному человеку, коли земное обиталище самого Бога обратилось в прах? Не предзнаменование ли сие грядущего конца?
   Понимал это и Верховный Жрец. Охранить пошатнувшиеся основы вчера ещё могущественной Церкви, не допустить краха собственного всевластья, сохранить и укрепить авторитет касты жрецов, предотвратить возможность бунта черни — вот в чём видел Иерарх основную свою задачу. Потому и ухватился он за предложение Адуса: торжество над уже мёртвым, но ещё не поверженным пророком могло — и должно — было стать началом новой эры его, Верховного Жреца, могущества. Кто знает, не потеснится ли тогда и Наместник…
   В платье рыночного торговца покинул Обитель свою Иерарх. Присоединился к ожидавшему его Адусу — и безмолвно последовал через весь Священный Город за этим странным, непонятным и непонятым человеком. Тот уверенно вёл его к хижине своей.
   Кошкой крался за ними верный слуга Иерарха, призванный блюсти безопасность властелина своего и жизнь его беречь пуще ока своего. То был единственный из смертных, кто пользовался неограниченным доверием Верховного Жреца, и честь сия высоко телохранителем ценилась.
   До хижины добрались беспрепятственно. Адус жестом пригласил Иерарха войти. Тот подчинился. Сырой полумрак и убогость жилища казначея отразились на гордом челе Верховного Жреца гримасой брезгливости.
   — Да разве может здесь жить человек! — воскликнул он, скользя взглядом по тёмным углам хижины.
   Усмехнулся Адус и жёстко ответил гостю:
   — Моё обиталище — хоромы царские в сравнении с теми норами, где нищие Священного Города ютятся… Но приступим к делу.
   У стены, на грубой лежанке, где проводил обычно одинокие свои ночи Адус, прикрытое старым халатом, неподвижно лежало тело Учителя. Адус бережно отпахнул полу халата, обнажив лицо умершего.
   — Скажи, Жрец, не обманул ли тебя верный твой слуга? — вопросил он. — Пророк ли пред тобой?
   Одно короткое мгновение задержал Иерарх взгляд свой на застывшем челе Учителя — и отвернулся, смущённый.
   — Пророк, — тихо сказал он, кивнув.
   — Тогда за дело, Верховный Жрец.
   Невольно поморщился Иерарх: сей титул под сводами глинобитной лачуги прозвучал откровенной насмешкой.
   И вновь тело несчастного перекочевало на старую, скрипучую телегу, и снова худой, вечно голодный мул мучительно потащил её за собой через весь Город. Оба сообщника — ибо теперь они были сообщниками — молча, подобно почётному эскорту, шли по обе стороны от телеги. Торжествующий огонёк зажёгся в глазах Адуса, на губах заиграла едва заметная усмешка — и не сходила уже вплоть до самого конца пути их.
   Базарная площадь встретила их обычным многолюдием: бойкие торговцы вовсю расхваливали товар свой, зорко наблюдая за конкурентами и вездесущими базарными карманниками, горожане всех сословий сновали меж торговых рядов, скользя взглядами по изобилию выставленных для продажи товаров и до исступления торгуясь с их владельцами — жизнь снова вступала в свои права, словно предав забвению ужас минувшей ночи. Но незримые знаки того ужаса всё ещё витали в воздухе, и выражались они в том, что люди не решались смотреть друг другу в глаза, боясь прочесть там — что? всё тот же ужас? бездну небытия? страх смерти? Или неверие в Бога Единого, вдруг иглою острою пронзившее сердца многих и многих?..
   Неприятные чувства владели Верховным Жрецом, когда он продирался сквозь базарную толчею, впервые окунулся он в людскую стихию — один, без надёжной охраны верных рыцарей-меченосцев. Затравленно взирал он на толпу, страшась быть узнанным, и кутался потому в хитон свой, дабы скрыть свою истинность от брошенного невзначай простолюдином дерзкого и пытливого взгляда. Насмешливо наблюдал за ним Адус, наслаждаясь торжеством своим.
   В базарной толпе мелькнул чёрный плащ Вифокура.