Прот. А. Мень в целом разделяет эту позицию. "Четвертое Евангелие носит имя Иоанна. По преданию им был не кто иной, как Иоанн, сын Зеведея... Согласно малоазийскому преданию, апостол написал свое Евангелие в 90-х годах"[35]. При этом Мень, так же как и Мережковский (оба, по-видимому, пользовались в своих исследованиях одними источниками и потому порой делают схожие выводы), допускает мысль о существовании двух разных Иоаннов. "Одна особенность четвертого Евангелия говорит против принадлежности его сыну Зеведееву. Об Иоанне там сказано в таких почтительных тонах, так подчеркивается любовь, которую проявлял к нему Иисус, что трудно отождествить автора с самим апостолом. Наводят на размышление и старинные иконы ап. Иоанна. В отличие от синоптиков, он всюду изображен диктующим, а не пишущим... Недавно Рэймонд Браун выдвинул гипотезу, согласно которой четвертое Евангелие есть запись рассказов и проповедей апостола. Позднее она прошла несколько этапов обработки, сохранив при этом неповрежденной основу Иоаннова предания. Кем были осуществлены эти записи и редакция текста, установить пока невозможно. Впрочем, не исключено, что завершил их некто Иоанн, живший тогда в Эфесе. Его называли пресвитером, старцем. Быть может, и Послания Иоанна, автор которых тоже называет себя "пресвитером", написаны этим человеком. Гипотезе о "пресвитере" не противоречат слова Послания, указывающие на непосредственное участие автора в евангельских событиях. Ведь, по свидетельству Папия, пресвитер Иоанн был одним из учеников, "видевших Господа", хотя и не входивших в состав Двенадцати... Знаменательно, что в Эфесе почитали гробницы обоих Иоаннов - апостола и пресвитера"[36]. Последний факт отмечает и Мережковский, ссылаясь на Дионисия Александрийского (III век)[37].
Ренан именует автора четвёртого Евангелия не иначе как "мнимым апостолом"[38], отвергая мысль, что "четвёртое Евангелие могло принадлежать перу бывшего рыбаря из Галилеи"[39]. Французский историк конкретизирует свою позицию: "Предположение о том, что это произведение написано Иоанном, сыном Зеведеевым, никогда не разделялось мною вполне, но иногда я питал к нему все-таки некоторую слабость. В настоящее время я устраняю его совершенно, как невероятное... Четвёртое Евангелие не есть произведение апостола Иоанна. Оно приписано ему кем-либо из его учеников, около 100 г. от Р. X. Речи почти целиком выдуманы; но повествовательная часть заключает в себе драгоценные предания, отчасти восходящие ко временам апостола Иоанна"[40].
На основе анализа древнехристианских свидетельств о четвёртом Евангелии Штраус приходит к выводу, что "оно появилось лишь во второй половине II века"[41]. Отсюда следует вывод о его невысокой исторической ценности и вольном обращении автора с историческим материалом: "Что касается Иоаннова евангелия, то мнение новейшей критики сводится к тому, что оно лишь мнимо обогатило евангельскую историю, ибо всё действительно историческое автор заимствовал из древнейших евангелий, а остальное совершенно самочинно и произвольно выдумал или переделал. С этим мнением нельзя не согласиться"[42]. Ясно, что, согласно этой версии, четвёртый евангелист не мог принадлежать к числу учеников Иисуса и уж тем более не имел никакого отношения к апостолу Иоанну.
7.
Какие же выводы делают историки относительно происхождения и исторической ценности евангельских текстов? Вновь обратимся к двум наиболее критически настроенным исследователям, которых по праву можно отнести к представителям атеистической школы, - Давиду Штраусу и Эрнесту Ренану.
Согласно классификации Ренана, существовало три рода Евангелий. Во первых, это "Евангелия оригинальные, первоначально составленные единственно по устным преданиям, причем авторы не имели под рукой никаких ранее составленных текстов (по-моему, таких Евангелий было два: одно, написанное по-еврейски или скорее по-сирийски; в настоящее время оно утрачено, но много отрывков из этого Евангелия сохранено в переводах на греческий и латинский языки Клементием Александрийским, Оригеном, Евсевием, Епифанием, св. Иеронимом и др.; другое, написанное по-гречески - Евангелие св. Марка)". Ко второй группе Ренан относит Евангелия "отчасти оригинальные, отчасти заимствованные, составленный из комбинации прежде написанных текстов и устных преданий (такими являются: Евангелия, неправильно приписываемые апостолу Матфею и Евангелие, составленное Лукой)". И, наконец, в третью группу Ренан включает Евангелия, "составленные из вторых и третьих рук; составленные целиком по рукописям лицами, не имевшими никакой живой связи с преданием (таково Евангелие Маркиона и так называемые апокрифические Евангелия, заимствованные из канонических Евангелий путём расширения)"[43].
Что касается канонических Евангелий, Ренан считает их "источниками мало надёжными, потому что из них нередко извлекаются доказательства в пользу двух противоположных мнений и потому что личность Иисуса в них изменяется соответственно догматическим взглядам их редакторов"[44].
Тем не менее, Ренан не отрицает исторической ценности синоптических текстов, полагая, что "весь остов жизни Иисуса построен синоптиками на двух подлинных документах: 1) изречениях Иисуса, собранных апостолом Матфеем, 2) на собрании притч и личных показаний, записанных Марком по воспоминаниям Петра"[45]. Штраус, напротив, не считает их достоверными, указывая на то, что первые упоминания о них появились "лишь в середине II века, т. е. не менее ста лет после того времени, когда случились события, о которых они повествуют"[46].
Как бы то ни было, все авторы жизнеописаний Иисуса - и канонических, и апокрифических, и уже навсегда утерянных - "черпали из великого резервуара, которым являлось живое предание. Тем и объясняется, по-видимому, удивительный факт, что происхождение текстов, сделавшихся впоследствии наиболее важной частью христианского учения, темно и неясно... Материалом служило предание; а предание по своей сущности мягкий растяжимый материал"[47].
8.
История первых шагов христианства - тема поистине неисчерпаемая. Пристальное внимание, которое уделяли и продолжают уделять этой теме исследователи на протяжении двух тысячелетий, говорит лишь об одном: последнюю точку в этом "деле" ставить ещё рано. Да и вряд ли эта точка будет когда-нибудь поставлена.
Мы привели оценки и выводы лишь четырёх экспертов в области библеистики, принадлежащих к разным школам и направлениям - А. Меня, Дм. Мережковского, Э. Ренана, Д. Штрауса, - но даже на основании фрагментов трудов этой четвёрки можно вывести заключение о различии, порой диаметральном, во взглядах на происхождение, достоверность и историческую ценность евангельских текстов. Сколько людей, столько и мнений - гласит народная мудрость, и наш случай лишний раз подтверждает её правоту.
Ни один из евангелистов не выдерживает испытания на авторство новозаветных текстов, как не выдерживает испытания на достоверность и подлинность ни одно Евангелие. Мы не можем с уверенностью сказать, что Евангелие от Марка - самое древнее из четырёх канонических Евангелий, как не можем быть уверенны в том, что евангелисты Матфей и Иоанн входили в состав двенадцати избранных учеников Иисуса. Мы не знаем, был ли апостол Иоанн тем самым лицом, которого Папий именует "Пресвитером Иоанном", был ли составитель второго Евангелия тем самым Марком, который следовал за Петром и, по свидетельству Папия, "записал с точностью всё, что запомнил о сказанном и сделанном Христом". С тем же правом мы можем поставить под сомнение и близость евангелиста Луки к ап. Павлу. В итоге, у нас нет ни одного достоверного свидетельства, которое нельзя было бы опровергнуть, ни одного исторически подлинного документа, который мог бы лечь в основу чёткой системы взглядов на взаимосвязь четырёх евангелистов с одноимёнными каноническими текстами. "В подобных случаях, - считает Ренан, дозволительно обращаться к догадкам, при условии выставлять их тем, что они есть, т. е. только догадками. Тексты, не обладая историческими достоинствами, не дают нам уверенности; но они все-таки дают нечто. Не должно полагаться на них со слепым доверием, но не следует и несправедливо пренебрегать их свидетельствами. Надо стараться угадывать, что в них скрывается, никогда не обольщая себя уверенностью, что вы угадали правильно"[48].
Не следует забывать, что дошедшие до нас канонические новозаветные тексты не раз подвергались редакционным правкам, вносимым церковными цензорами в соответствии с Каноном. Зачастую из первоначальных редакций вымарывались целые фрагменты, дискредитирующие, по мнению Церкви, образ Иисуса и его учение. В результате мы имеем не первоначальный вариант Евангелий (имеются в виду четыре Евангелия, вошедшие в Канон; об апокрифах и речь не идёт), а отшлифованные, идеологически выверенные, "причёсанные" и "приглаженные", просеянные сквозь цензурное сито евангельские тексты. Как верно заметил Дм. Мережковский, "наше каноническое чтение перед подлинным мутный опал перед алмазом чистейшей воды"[49]. К сожалению, многие древние подлинные манускрипты и свидетельства очевидцев той эпохи, способные пролить свет на евангельские события, безвозвратно для нас утеряны - либо умышленно уничтожены. "Было ли то... мы не знаем; знаем только, что могло быть"[50].
Таким образом, мы не располагаем достоверными историческими свидетельствами о деянии Иуды Искариота, двенадцатого апостола Иисуса. Штраус, например, склонен считать "весь рассказ об Иуде и его предательстве простым тенденциозно поэтическим вымыслом"[51]. Однако целью нашего исследования не является установление исторической истины, нам важно понять, что толкнуло Иуду на "предательство" и было ли это действительно предательством, какое место отведено опальному ученику в евангельских событиях, какое влияние его деяние оказало на их развитие, на становление христианства в целом, на весь ход мировой истории. И уже не столь важно, имели ли место эти события в действительности и насколько они подлинны, какова в них доля "истории" и какова - "мистерии" (по Мережковскому).
Поэтому в нашем исследовании мы будем исходить из того положения, что именно перу Матфея, Марка, Луки и Иоанна принадлежат четыре канонические Евангелия и Деяния апостолов, то есть те свидетельства, из которых мы можем почерпнуть сведения о двенадцатом ученике Иисуса. И впредь будем обращаться к новозаветным источникам как к подлинным и внушающим доверие. В противном случае мы лишаемся той твёрдой, незыблемой почвы, надёжного фундамента, на котором только и можно возводить здание анализа "предательства" Иуды Симонова Искариота.
На чём основано настоящее исследование?
1.
Приведём пять постулатов, на основе которых будем впредь строить наше исследование. Итак:
В качестве свидетельских показаний в данном исследовании используются только свидетельства Матфея, Марка, Луки и Иоанна, авторов четырёх канонических Евангелий и Деяний апостолов, то есть тех учеников Иисуса, которые были (либо могли быть) очевидцами описываемых в их рассказах событий. В то же время, в качестве комментариев к евангелическим описаниям могут быть использованы мнения и оценки специалистов (учёных-библеистов, историков, отцов Церкви, писателей-беллетристов - назовем их экспертами), глубоко и досконально изучивших интересующие нас события.
Хотя авторство Матфея, Марка, Луки и Иоанна как биографов Иисуса многими учёными-библеистами ставится под сомнение, мы будем исходить из того положения, что именно их перу принадлежат все четыре канонических Евангелия, а также Деяния апостолов. Иными словами, авторство Евангелий не должно подвергаться сомнениям - иначе сомнению могут быть подвергнуты и сами свидетельства евангелистов. В этом случае ставится под сомнение вся история христианства, что недопустимо.
События, изложенные в Евангелиях и Деяниях апостолов, a priori следует считать достоверными и рассматривать в качестве фактов. Более того, даже если какое-либо событие указано хотя бы у одного из евангелистов, а остальные трое умалчивают о нём, оно тем не менее должно считаться достоверным.
Напротив, суждения евангелистов и их оценка этих событий не могут быть признаны объективными и потому нуждаются в критическом осмыслении. В ряде случаев они не только субъективны и предвзяты, но и ошибочны. Однако следует признать искренность евангелистов в их намерениях передать в своих рассказах правду.
Все изречения Иисуса, цитируемые евангелистами, следует считать истинными и не должны подвергаться сомнениям.
2.
Под первыми тремя и последним постулатами наверняка подпишутся и сторонники консервативно-догматической точки зрения, однако четвёртый постулат, без сомнения, вызовет у них возражение. Если данное исследование базируется на позициях христианства и следует основным принципам и догматам христианского учения, - могли бы возразить они, - мы не вправе подвергать сомнению не только слова Иисуса, но и свидетельства авторов книг, составляющих св. Писание. То, что Библия является богодухновенной книгой, вряд ли может быть оспорено.
Ап. Павел свидетельствует:
И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова (Еф. 4:11-12).
Из чего следует, что Господь избрал евангелистов по собственной воле, т.е. "поставил" их нести людям свою Благую Весть. Совершенно очевидно, что мы не вправе усомниться в правильности божественного выбора: наверняка этот выбор был не случаен. Выполняя роль проводников Слова Божьего, авторы Евангелий зачастую и сами могли не знать всех фактов и перипетий излагаемых ими событий - тем более тексты Евангелий следует воспринимать не как личные творения последователей Иисуса, явно не свободные от субъективных и предвзятых оценок, а как откровения Духа Святого, истинность которых очевидна. Иоанн, например, утверждает, что Иуда "был вор", однако мы не должны требовать от него доказательств этого факта, так как его устами свидетельствует сам Господь Бог. Сам же Иоанн мог не быть свидетелем воровства Иуды, но, согласно положению о богодухновенности св. Писания, он получил это свидетельство путём божественного откровения от всеведущего и всезнающего Бога.
На первый взгляд кажется странным, что в Новый Завет не вошло Евангелие от Петра - ближайшего ученика Иисуса. Здесь может быть следующее объяснение: Евангелие от Петра не являлось богодухновенным, а было создано им самим, без участия Господа Бога. Оно - плод собственного творчества апостола, не более того. В число евангелистов Пётр Богом "поставлен" не был. И в то же время такой чести был удостоен Марк, ученик, помощник и "толмач" Петра.
Таким образом, суждения евангелистов и их оценки известных событий не могут быть критически переосмыслены в силу того, что это - не их собственные суждения и оценки, а откровения, вложенные в их сердца Духом Святым. И уж тем более мы не вправе считать их ошибочными.
Ни одно из библейских свидетельств не должно быть подвергнуто сомнению или отвержению - допускается лишь то или иное толкование священных текстов, но только при одном условии: каждое слово Библии должно быть признано истинным.
В случае, если мы подвергаем сомнению богодухновенность Библии и текстов, её составляющих, мы ставим под сомнение один из основных постулатов христианства, а также реальность описываемых в Евангелиях событий и историчность всего св. Писания в целом. Тем самым мы лишаем почвы как обвинение Иуды, так и его защиту.
3.
На данное возражение "партии консерваторов" может быть дан следующий ответ.
Не следует так уж умалять роль авторов библейских текстов. Они не были бездумными марионетками, писавшими под диктовку Господа Бога. Эти люди действительно избранники Божии - иначе они не были бы достойны стать авторами св. Писания, пророками, апостолами, учителями, святыми. Нельзя совсем не учитывать волю этих людей, их индивидуальные особенности, степень понимания описываемых ими событий. Да, Библия - книга богодухновенная (по крайней мере, Бог задумал её таковой), однако писалась она людьми. Да, Бог вложил в сердца своих избранников те или иные откровения, однако утверждать, что тексты дошедших до нас библейских писаний идентичны изначально заложенным в них божественным откровениям, вряд ли было бы правильным. Пропущенные сквозь тысячелетия и призму человеческих сердец, откровения Господа, особенно в деталях, наверняка обрели новое звучание, приобрели массу дополнительных штрихов - сохранив при этом, разумеется, основной смысловой стержень и главенствующую идею св. Писания.
Безусловно, мы не собираемся подвергать сомнению основные христианские догматы, в том числе и догмат о богодухновенности Библии, однако мы позволим себе понимать их диалектически, а не с позиций непримиримого ортодокса. Богодухновенность Библии вовсе не означает абсолютной точности её поздних переводов, особенно в описаниях второстепенных деталей или малозначащих событий. Достаточно сказать, что большинство современных канонических изданий Библии основаны на греческих переводах священных текстов с арамейского. Неудивительно поэтому, что такие центральные понятия Библии, как "Христос" и "Апостол", обрели в священных текстах греческое звучание.
Однако вряд ли подлежит сомнению, что перевод никогда в точности не соответствует оригиналу. Лингвистические особенности и нюансы обоих языков, часто приводящие к неоднозначности толкования, уровень квалификации того или иного "толковника", иные причины субъективного характера, а также историко-религиозные особенности обоих народов, еврейского и греческого, "Иерусалима" и "Афин", зачастую приводящие к неверному пониманию отдельных текстовых фрагментов, - всё это не могло не привести к тем или иным искажениям, в том числе и смысловым, оригинальных библейских текстов.
Несмотря на дружные утверждения христианских апологетов в том, что в Библии нет ни одного логического противоречия, мы всё же поставим это утверждение под сомнение: такие противоречия, причём взаимоисключающие, имеются (спишем их на погрешности серии последовательных переводов). Поскольку речь в данном исследовании идёт о деянии Иуды Искариота, приведём для примера одно такое противоречие, имеющее отношение к смерти двенадцатого апостола. Матфей утверждает, что Иуда, раскаявшись, вернул тридцать серебренников первосвященникам, после чего "пошёл и удавился" (Мф. 27:3-5). Пётр же, по свидетельству Луки, заявляет, что Иуда денег первосвященникам не возвращал, а "приобрёл землю неправедною мздою", на которой и умер в результате несчастного случая: "когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его" (Деян. 1:15-20). (Более подробно об этом эпизоде см. ниже). Попытка как-то согласовать эти свидетельства, привести их в логическое соответствие, дополнить одно другим не увенчалась успехом: слишком конкретно выражена мысль в каждом из них.
Возникает вопрос: если стать на жёсткую позицию догмата о богодухновенности Библии и неприкосновенности священных текстов для любого критического вмешательства и переосмысления, то означает ли приведённый выше пример, что Бог вложил в сердце одного из двух свидетелей (сейчас неважно, какого) "ложное" откровение? Имеем ли мы право заподозрить Бога в том, что Он ошибся? Разумеется, не имеем. Куда скорее мы признаем ошибку за переводчиком или переписчиком, чем за Богом. В конце концов, за апостолом или евангелистом. А это означает, что священные тексты дошли до нас не в первозданном виде, а с вкравшимися искажениями и неточностями.
К тем же выводам приходит и Д. Штраус: "Тому, кто исходил из предположения о боговдохновенности библейских книг, нетрудно было объяснить это взаимное их сходство и единогласие. Ведь настоящим автором всех евангелий, вообще, был Святой Дух, а евангелисты только писали под его диктовку! Однако странным могло казаться то обстоятельство, что при таких условиях эти диктанты оказались не вполне тождественными и что Святой Дух словно не одно и то же диктовал евангелистам. Это недоумение пытались объяснить предположением, что евангелия приспособлялись к индивидуальным особенностям евангелистов и потребностям читателей, для которых отдельные евангелия писались. Такого рода догадка могла действительно объяснить, почему один евангелист умалчивает о том, что сообщает другой, или почему о данном предмете один повествует подробнее, а другой - короче. Но если в таких рассказах одно и то же событие обставляется различными подробностями или относится евангелистами к различным моментам жизни Иисуса, если одна и та же речь Иисуса различно истолковывается или передается, то в таких случаях только что-нибудь одно может быть правдой, и совершенно непонятно, как мог Святой Дух внушить тому или иному из вдохновленных им авторов что-либо ложное"[52].
Придание отдельным случайным исключениям статуса правила, безусловно, неверно, и делать вывод о том, что одно смысловое несоответствие неминуемо должно означать наличие и множества других, было бы слишком вольным допущением. Факт такого несоответствия означает только одно: в священные тексты могли вкрасться и другие искажения (случайные ли, или умышленно внесённые на том или ином этапе формирования Библии). Именно это и даёт нам право критически относиться к некоторым высказываниям евангелистов, порой подвергая сомнению их оценки и выводы в отношении тех или иных событий. Однако это вовсе не означает - повторим ещё раз, - что мы ставим под сомнение богодухновенность св. Писания.
Иуда Искариот в оценках евангелистов
1.
Христианская традиция создавалась в течение многих столетий, однако основа ей была положена в I - II веках от Рождества Христова, когда только-только формировалось учение зарождающейся Церкви. Именно в эту эпоху и создавался Новый Завет, давший импульс существующим традиционным взглядам на историю предательства Иуды.
Хотя Иуда Искариот - фигура значительная в истории христианства, тем не менее о нём мало упоминается в новозаветных жизнеописаниях Иисуса Христа. Всего пять раз появляется он на страницах Евангелий: во время эпизода в Вифании, при сговоре с первосвященниками, на Тайной вечере, в момент ареста Иисуса и накануне своего самоубийства - причём, в четырёх случаях из пяти участие Иуды в указанных событиях оправдано его ролью "предателя". Таким образом, несколько беглых замечаний в ходе повествования и более подробное описание его предательства - вот всё, что мы можем почерпнуть об этом человеке в четырёх Евангелиях.
Все четыре повествования о жизни, смерти и учении Иисуса Христа создавались спустя десятилетия после известных событий, происшедших в год 27 от Рождества Христова[53], каждый факт в них преломлён в свете уже свершившегося, законченного, получившего определённый смысл, - иными словами, все четыре евангелиста творили свой труд постфактум. Вполне очевидно, что каждый из них знал, каков будет финал событий, ставших уже достоянием истории, знал (по крайней мере, мог предположить), что его творение призвано занять достойное место в учении зарождающейся Церкви, - и именно это знание внесло определённый элемент предвзятости в евангельские жизнеописания Иисуса и его окружения. "Нет сомнения, что известная доля предвзятой мысли должна была примешиваться к таким воспоминаниям"[54], подтверждает Ренан эту мысль.
Но мнения и суждения евангелистов не только предвзяты - они субъективны и потому не отражают истины во всей её полноте. Поэтому судить об исторической истине приходится лишь на основании тех бесспорно уникальных, но пропущенных сквозь призму личных впечатлений свидетельств, которые дошли до нас в виде четырёх канонических Евангелий и Деяний апостолов. Некоторые разночтения как раз и свидетельствуют об определённой субъективности в освещении событий жизни и смерти Иисуса и его ближайших сподвижников. Однако, в ряде вопросов - и этих вопросов, надо признать, большинство евангелисты выказывают удивительное единодушие (что, впрочем, не является признаком объективности и не снимает с них обвинения в предвзятости). Один из таких примеров единодушия и единомыслия - оценка деятельности двенадцатого апостола, Иуды Искариота. Как не заметить, что каждый раз, когда в тексте Евангелий упоминается имя Иуды, оно всегда сопровождается позорным словом "предатель"! Этот ярлык вешается на несчастного сразу, при первом же появлении его на сцене - и не снимается уже никогда. Авторам неведома истинная подоплёка событий, истинные мотивы содеянного Иудой, и потому событиям даётся наиболее очевидная трактовка.
"Память о том, что действительно побудило Иуду предать Иисуса, сообщает Мережковский, - заглохла уже в самих Евангелиях, "Воспоминаниях Апостолов", а может быть, и раньше, ещё до евангельских записей. Кажется, действительной причины Иудина предательства евангелисты не знают, не помнят или не хотят вспоминать, может быть, потому, что это слишком страшно, "соблазнительно" для них, или потому, что знают, что "говорить всего всем не должно" (Ориген). Только повторяют: "один из Двенадцати, один из Двенадцати", - каждый раз с новым, все большим недоумением и ужасом... Образ Иуды, каким он является в евангельских свидетельствах, - только непонятное страшилище"[55].
Ренан именует автора четвёртого Евангелия не иначе как "мнимым апостолом"[38], отвергая мысль, что "четвёртое Евангелие могло принадлежать перу бывшего рыбаря из Галилеи"[39]. Французский историк конкретизирует свою позицию: "Предположение о том, что это произведение написано Иоанном, сыном Зеведеевым, никогда не разделялось мною вполне, но иногда я питал к нему все-таки некоторую слабость. В настоящее время я устраняю его совершенно, как невероятное... Четвёртое Евангелие не есть произведение апостола Иоанна. Оно приписано ему кем-либо из его учеников, около 100 г. от Р. X. Речи почти целиком выдуманы; но повествовательная часть заключает в себе драгоценные предания, отчасти восходящие ко временам апостола Иоанна"[40].
На основе анализа древнехристианских свидетельств о четвёртом Евангелии Штраус приходит к выводу, что "оно появилось лишь во второй половине II века"[41]. Отсюда следует вывод о его невысокой исторической ценности и вольном обращении автора с историческим материалом: "Что касается Иоаннова евангелия, то мнение новейшей критики сводится к тому, что оно лишь мнимо обогатило евангельскую историю, ибо всё действительно историческое автор заимствовал из древнейших евангелий, а остальное совершенно самочинно и произвольно выдумал или переделал. С этим мнением нельзя не согласиться"[42]. Ясно, что, согласно этой версии, четвёртый евангелист не мог принадлежать к числу учеников Иисуса и уж тем более не имел никакого отношения к апостолу Иоанну.
7.
Какие же выводы делают историки относительно происхождения и исторической ценности евангельских текстов? Вновь обратимся к двум наиболее критически настроенным исследователям, которых по праву можно отнести к представителям атеистической школы, - Давиду Штраусу и Эрнесту Ренану.
Согласно классификации Ренана, существовало три рода Евангелий. Во первых, это "Евангелия оригинальные, первоначально составленные единственно по устным преданиям, причем авторы не имели под рукой никаких ранее составленных текстов (по-моему, таких Евангелий было два: одно, написанное по-еврейски или скорее по-сирийски; в настоящее время оно утрачено, но много отрывков из этого Евангелия сохранено в переводах на греческий и латинский языки Клементием Александрийским, Оригеном, Евсевием, Епифанием, св. Иеронимом и др.; другое, написанное по-гречески - Евангелие св. Марка)". Ко второй группе Ренан относит Евангелия "отчасти оригинальные, отчасти заимствованные, составленный из комбинации прежде написанных текстов и устных преданий (такими являются: Евангелия, неправильно приписываемые апостолу Матфею и Евангелие, составленное Лукой)". И, наконец, в третью группу Ренан включает Евангелия, "составленные из вторых и третьих рук; составленные целиком по рукописям лицами, не имевшими никакой живой связи с преданием (таково Евангелие Маркиона и так называемые апокрифические Евангелия, заимствованные из канонических Евангелий путём расширения)"[43].
Что касается канонических Евангелий, Ренан считает их "источниками мало надёжными, потому что из них нередко извлекаются доказательства в пользу двух противоположных мнений и потому что личность Иисуса в них изменяется соответственно догматическим взглядам их редакторов"[44].
Тем не менее, Ренан не отрицает исторической ценности синоптических текстов, полагая, что "весь остов жизни Иисуса построен синоптиками на двух подлинных документах: 1) изречениях Иисуса, собранных апостолом Матфеем, 2) на собрании притч и личных показаний, записанных Марком по воспоминаниям Петра"[45]. Штраус, напротив, не считает их достоверными, указывая на то, что первые упоминания о них появились "лишь в середине II века, т. е. не менее ста лет после того времени, когда случились события, о которых они повествуют"[46].
Как бы то ни было, все авторы жизнеописаний Иисуса - и канонических, и апокрифических, и уже навсегда утерянных - "черпали из великого резервуара, которым являлось живое предание. Тем и объясняется, по-видимому, удивительный факт, что происхождение текстов, сделавшихся впоследствии наиболее важной частью христианского учения, темно и неясно... Материалом служило предание; а предание по своей сущности мягкий растяжимый материал"[47].
8.
История первых шагов христианства - тема поистине неисчерпаемая. Пристальное внимание, которое уделяли и продолжают уделять этой теме исследователи на протяжении двух тысячелетий, говорит лишь об одном: последнюю точку в этом "деле" ставить ещё рано. Да и вряд ли эта точка будет когда-нибудь поставлена.
Мы привели оценки и выводы лишь четырёх экспертов в области библеистики, принадлежащих к разным школам и направлениям - А. Меня, Дм. Мережковского, Э. Ренана, Д. Штрауса, - но даже на основании фрагментов трудов этой четвёрки можно вывести заключение о различии, порой диаметральном, во взглядах на происхождение, достоверность и историческую ценность евангельских текстов. Сколько людей, столько и мнений - гласит народная мудрость, и наш случай лишний раз подтверждает её правоту.
Ни один из евангелистов не выдерживает испытания на авторство новозаветных текстов, как не выдерживает испытания на достоверность и подлинность ни одно Евангелие. Мы не можем с уверенностью сказать, что Евангелие от Марка - самое древнее из четырёх канонических Евангелий, как не можем быть уверенны в том, что евангелисты Матфей и Иоанн входили в состав двенадцати избранных учеников Иисуса. Мы не знаем, был ли апостол Иоанн тем самым лицом, которого Папий именует "Пресвитером Иоанном", был ли составитель второго Евангелия тем самым Марком, который следовал за Петром и, по свидетельству Папия, "записал с точностью всё, что запомнил о сказанном и сделанном Христом". С тем же правом мы можем поставить под сомнение и близость евангелиста Луки к ап. Павлу. В итоге, у нас нет ни одного достоверного свидетельства, которое нельзя было бы опровергнуть, ни одного исторически подлинного документа, который мог бы лечь в основу чёткой системы взглядов на взаимосвязь четырёх евангелистов с одноимёнными каноническими текстами. "В подобных случаях, - считает Ренан, дозволительно обращаться к догадкам, при условии выставлять их тем, что они есть, т. е. только догадками. Тексты, не обладая историческими достоинствами, не дают нам уверенности; но они все-таки дают нечто. Не должно полагаться на них со слепым доверием, но не следует и несправедливо пренебрегать их свидетельствами. Надо стараться угадывать, что в них скрывается, никогда не обольщая себя уверенностью, что вы угадали правильно"[48].
Не следует забывать, что дошедшие до нас канонические новозаветные тексты не раз подвергались редакционным правкам, вносимым церковными цензорами в соответствии с Каноном. Зачастую из первоначальных редакций вымарывались целые фрагменты, дискредитирующие, по мнению Церкви, образ Иисуса и его учение. В результате мы имеем не первоначальный вариант Евангелий (имеются в виду четыре Евангелия, вошедшие в Канон; об апокрифах и речь не идёт), а отшлифованные, идеологически выверенные, "причёсанные" и "приглаженные", просеянные сквозь цензурное сито евангельские тексты. Как верно заметил Дм. Мережковский, "наше каноническое чтение перед подлинным мутный опал перед алмазом чистейшей воды"[49]. К сожалению, многие древние подлинные манускрипты и свидетельства очевидцев той эпохи, способные пролить свет на евангельские события, безвозвратно для нас утеряны - либо умышленно уничтожены. "Было ли то... мы не знаем; знаем только, что могло быть"[50].
Таким образом, мы не располагаем достоверными историческими свидетельствами о деянии Иуды Искариота, двенадцатого апостола Иисуса. Штраус, например, склонен считать "весь рассказ об Иуде и его предательстве простым тенденциозно поэтическим вымыслом"[51]. Однако целью нашего исследования не является установление исторической истины, нам важно понять, что толкнуло Иуду на "предательство" и было ли это действительно предательством, какое место отведено опальному ученику в евангельских событиях, какое влияние его деяние оказало на их развитие, на становление христианства в целом, на весь ход мировой истории. И уже не столь важно, имели ли место эти события в действительности и насколько они подлинны, какова в них доля "истории" и какова - "мистерии" (по Мережковскому).
Поэтому в нашем исследовании мы будем исходить из того положения, что именно перу Матфея, Марка, Луки и Иоанна принадлежат четыре канонические Евангелия и Деяния апостолов, то есть те свидетельства, из которых мы можем почерпнуть сведения о двенадцатом ученике Иисуса. И впредь будем обращаться к новозаветным источникам как к подлинным и внушающим доверие. В противном случае мы лишаемся той твёрдой, незыблемой почвы, надёжного фундамента, на котором только и можно возводить здание анализа "предательства" Иуды Симонова Искариота.
На чём основано настоящее исследование?
1.
Приведём пять постулатов, на основе которых будем впредь строить наше исследование. Итак:
В качестве свидетельских показаний в данном исследовании используются только свидетельства Матфея, Марка, Луки и Иоанна, авторов четырёх канонических Евангелий и Деяний апостолов, то есть тех учеников Иисуса, которые были (либо могли быть) очевидцами описываемых в их рассказах событий. В то же время, в качестве комментариев к евангелическим описаниям могут быть использованы мнения и оценки специалистов (учёных-библеистов, историков, отцов Церкви, писателей-беллетристов - назовем их экспертами), глубоко и досконально изучивших интересующие нас события.
Хотя авторство Матфея, Марка, Луки и Иоанна как биографов Иисуса многими учёными-библеистами ставится под сомнение, мы будем исходить из того положения, что именно их перу принадлежат все четыре канонических Евангелия, а также Деяния апостолов. Иными словами, авторство Евангелий не должно подвергаться сомнениям - иначе сомнению могут быть подвергнуты и сами свидетельства евангелистов. В этом случае ставится под сомнение вся история христианства, что недопустимо.
События, изложенные в Евангелиях и Деяниях апостолов, a priori следует считать достоверными и рассматривать в качестве фактов. Более того, даже если какое-либо событие указано хотя бы у одного из евангелистов, а остальные трое умалчивают о нём, оно тем не менее должно считаться достоверным.
Напротив, суждения евангелистов и их оценка этих событий не могут быть признаны объективными и потому нуждаются в критическом осмыслении. В ряде случаев они не только субъективны и предвзяты, но и ошибочны. Однако следует признать искренность евангелистов в их намерениях передать в своих рассказах правду.
Все изречения Иисуса, цитируемые евангелистами, следует считать истинными и не должны подвергаться сомнениям.
2.
Под первыми тремя и последним постулатами наверняка подпишутся и сторонники консервативно-догматической точки зрения, однако четвёртый постулат, без сомнения, вызовет у них возражение. Если данное исследование базируется на позициях христианства и следует основным принципам и догматам христианского учения, - могли бы возразить они, - мы не вправе подвергать сомнению не только слова Иисуса, но и свидетельства авторов книг, составляющих св. Писание. То, что Библия является богодухновенной книгой, вряд ли может быть оспорено.
Ап. Павел свидетельствует:
И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова (Еф. 4:11-12).
Из чего следует, что Господь избрал евангелистов по собственной воле, т.е. "поставил" их нести людям свою Благую Весть. Совершенно очевидно, что мы не вправе усомниться в правильности божественного выбора: наверняка этот выбор был не случаен. Выполняя роль проводников Слова Божьего, авторы Евангелий зачастую и сами могли не знать всех фактов и перипетий излагаемых ими событий - тем более тексты Евангелий следует воспринимать не как личные творения последователей Иисуса, явно не свободные от субъективных и предвзятых оценок, а как откровения Духа Святого, истинность которых очевидна. Иоанн, например, утверждает, что Иуда "был вор", однако мы не должны требовать от него доказательств этого факта, так как его устами свидетельствует сам Господь Бог. Сам же Иоанн мог не быть свидетелем воровства Иуды, но, согласно положению о богодухновенности св. Писания, он получил это свидетельство путём божественного откровения от всеведущего и всезнающего Бога.
На первый взгляд кажется странным, что в Новый Завет не вошло Евангелие от Петра - ближайшего ученика Иисуса. Здесь может быть следующее объяснение: Евангелие от Петра не являлось богодухновенным, а было создано им самим, без участия Господа Бога. Оно - плод собственного творчества апостола, не более того. В число евангелистов Пётр Богом "поставлен" не был. И в то же время такой чести был удостоен Марк, ученик, помощник и "толмач" Петра.
Таким образом, суждения евангелистов и их оценки известных событий не могут быть критически переосмыслены в силу того, что это - не их собственные суждения и оценки, а откровения, вложенные в их сердца Духом Святым. И уж тем более мы не вправе считать их ошибочными.
Ни одно из библейских свидетельств не должно быть подвергнуто сомнению или отвержению - допускается лишь то или иное толкование священных текстов, но только при одном условии: каждое слово Библии должно быть признано истинным.
В случае, если мы подвергаем сомнению богодухновенность Библии и текстов, её составляющих, мы ставим под сомнение один из основных постулатов христианства, а также реальность описываемых в Евангелиях событий и историчность всего св. Писания в целом. Тем самым мы лишаем почвы как обвинение Иуды, так и его защиту.
3.
На данное возражение "партии консерваторов" может быть дан следующий ответ.
Не следует так уж умалять роль авторов библейских текстов. Они не были бездумными марионетками, писавшими под диктовку Господа Бога. Эти люди действительно избранники Божии - иначе они не были бы достойны стать авторами св. Писания, пророками, апостолами, учителями, святыми. Нельзя совсем не учитывать волю этих людей, их индивидуальные особенности, степень понимания описываемых ими событий. Да, Библия - книга богодухновенная (по крайней мере, Бог задумал её таковой), однако писалась она людьми. Да, Бог вложил в сердца своих избранников те или иные откровения, однако утверждать, что тексты дошедших до нас библейских писаний идентичны изначально заложенным в них божественным откровениям, вряд ли было бы правильным. Пропущенные сквозь тысячелетия и призму человеческих сердец, откровения Господа, особенно в деталях, наверняка обрели новое звучание, приобрели массу дополнительных штрихов - сохранив при этом, разумеется, основной смысловой стержень и главенствующую идею св. Писания.
Безусловно, мы не собираемся подвергать сомнению основные христианские догматы, в том числе и догмат о богодухновенности Библии, однако мы позволим себе понимать их диалектически, а не с позиций непримиримого ортодокса. Богодухновенность Библии вовсе не означает абсолютной точности её поздних переводов, особенно в описаниях второстепенных деталей или малозначащих событий. Достаточно сказать, что большинство современных канонических изданий Библии основаны на греческих переводах священных текстов с арамейского. Неудивительно поэтому, что такие центральные понятия Библии, как "Христос" и "Апостол", обрели в священных текстах греческое звучание.
Однако вряд ли подлежит сомнению, что перевод никогда в точности не соответствует оригиналу. Лингвистические особенности и нюансы обоих языков, часто приводящие к неоднозначности толкования, уровень квалификации того или иного "толковника", иные причины субъективного характера, а также историко-религиозные особенности обоих народов, еврейского и греческого, "Иерусалима" и "Афин", зачастую приводящие к неверному пониманию отдельных текстовых фрагментов, - всё это не могло не привести к тем или иным искажениям, в том числе и смысловым, оригинальных библейских текстов.
Несмотря на дружные утверждения христианских апологетов в том, что в Библии нет ни одного логического противоречия, мы всё же поставим это утверждение под сомнение: такие противоречия, причём взаимоисключающие, имеются (спишем их на погрешности серии последовательных переводов). Поскольку речь в данном исследовании идёт о деянии Иуды Искариота, приведём для примера одно такое противоречие, имеющее отношение к смерти двенадцатого апостола. Матфей утверждает, что Иуда, раскаявшись, вернул тридцать серебренников первосвященникам, после чего "пошёл и удавился" (Мф. 27:3-5). Пётр же, по свидетельству Луки, заявляет, что Иуда денег первосвященникам не возвращал, а "приобрёл землю неправедною мздою", на которой и умер в результате несчастного случая: "когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его" (Деян. 1:15-20). (Более подробно об этом эпизоде см. ниже). Попытка как-то согласовать эти свидетельства, привести их в логическое соответствие, дополнить одно другим не увенчалась успехом: слишком конкретно выражена мысль в каждом из них.
Возникает вопрос: если стать на жёсткую позицию догмата о богодухновенности Библии и неприкосновенности священных текстов для любого критического вмешательства и переосмысления, то означает ли приведённый выше пример, что Бог вложил в сердце одного из двух свидетелей (сейчас неважно, какого) "ложное" откровение? Имеем ли мы право заподозрить Бога в том, что Он ошибся? Разумеется, не имеем. Куда скорее мы признаем ошибку за переводчиком или переписчиком, чем за Богом. В конце концов, за апостолом или евангелистом. А это означает, что священные тексты дошли до нас не в первозданном виде, а с вкравшимися искажениями и неточностями.
К тем же выводам приходит и Д. Штраус: "Тому, кто исходил из предположения о боговдохновенности библейских книг, нетрудно было объяснить это взаимное их сходство и единогласие. Ведь настоящим автором всех евангелий, вообще, был Святой Дух, а евангелисты только писали под его диктовку! Однако странным могло казаться то обстоятельство, что при таких условиях эти диктанты оказались не вполне тождественными и что Святой Дух словно не одно и то же диктовал евангелистам. Это недоумение пытались объяснить предположением, что евангелия приспособлялись к индивидуальным особенностям евангелистов и потребностям читателей, для которых отдельные евангелия писались. Такого рода догадка могла действительно объяснить, почему один евангелист умалчивает о том, что сообщает другой, или почему о данном предмете один повествует подробнее, а другой - короче. Но если в таких рассказах одно и то же событие обставляется различными подробностями или относится евангелистами к различным моментам жизни Иисуса, если одна и та же речь Иисуса различно истолковывается или передается, то в таких случаях только что-нибудь одно может быть правдой, и совершенно непонятно, как мог Святой Дух внушить тому или иному из вдохновленных им авторов что-либо ложное"[52].
Придание отдельным случайным исключениям статуса правила, безусловно, неверно, и делать вывод о том, что одно смысловое несоответствие неминуемо должно означать наличие и множества других, было бы слишком вольным допущением. Факт такого несоответствия означает только одно: в священные тексты могли вкрасться и другие искажения (случайные ли, или умышленно внесённые на том или ином этапе формирования Библии). Именно это и даёт нам право критически относиться к некоторым высказываниям евангелистов, порой подвергая сомнению их оценки и выводы в отношении тех или иных событий. Однако это вовсе не означает - повторим ещё раз, - что мы ставим под сомнение богодухновенность св. Писания.
Иуда Искариот в оценках евангелистов
1.
Христианская традиция создавалась в течение многих столетий, однако основа ей была положена в I - II веках от Рождества Христова, когда только-только формировалось учение зарождающейся Церкви. Именно в эту эпоху и создавался Новый Завет, давший импульс существующим традиционным взглядам на историю предательства Иуды.
Хотя Иуда Искариот - фигура значительная в истории христианства, тем не менее о нём мало упоминается в новозаветных жизнеописаниях Иисуса Христа. Всего пять раз появляется он на страницах Евангелий: во время эпизода в Вифании, при сговоре с первосвященниками, на Тайной вечере, в момент ареста Иисуса и накануне своего самоубийства - причём, в четырёх случаях из пяти участие Иуды в указанных событиях оправдано его ролью "предателя". Таким образом, несколько беглых замечаний в ходе повествования и более подробное описание его предательства - вот всё, что мы можем почерпнуть об этом человеке в четырёх Евангелиях.
Все четыре повествования о жизни, смерти и учении Иисуса Христа создавались спустя десятилетия после известных событий, происшедших в год 27 от Рождества Христова[53], каждый факт в них преломлён в свете уже свершившегося, законченного, получившего определённый смысл, - иными словами, все четыре евангелиста творили свой труд постфактум. Вполне очевидно, что каждый из них знал, каков будет финал событий, ставших уже достоянием истории, знал (по крайней мере, мог предположить), что его творение призвано занять достойное место в учении зарождающейся Церкви, - и именно это знание внесло определённый элемент предвзятости в евангельские жизнеописания Иисуса и его окружения. "Нет сомнения, что известная доля предвзятой мысли должна была примешиваться к таким воспоминаниям"[54], подтверждает Ренан эту мысль.
Но мнения и суждения евангелистов не только предвзяты - они субъективны и потому не отражают истины во всей её полноте. Поэтому судить об исторической истине приходится лишь на основании тех бесспорно уникальных, но пропущенных сквозь призму личных впечатлений свидетельств, которые дошли до нас в виде четырёх канонических Евангелий и Деяний апостолов. Некоторые разночтения как раз и свидетельствуют об определённой субъективности в освещении событий жизни и смерти Иисуса и его ближайших сподвижников. Однако, в ряде вопросов - и этих вопросов, надо признать, большинство евангелисты выказывают удивительное единодушие (что, впрочем, не является признаком объективности и не снимает с них обвинения в предвзятости). Один из таких примеров единодушия и единомыслия - оценка деятельности двенадцатого апостола, Иуды Искариота. Как не заметить, что каждый раз, когда в тексте Евангелий упоминается имя Иуды, оно всегда сопровождается позорным словом "предатель"! Этот ярлык вешается на несчастного сразу, при первом же появлении его на сцене - и не снимается уже никогда. Авторам неведома истинная подоплёка событий, истинные мотивы содеянного Иудой, и потому событиям даётся наиболее очевидная трактовка.
"Память о том, что действительно побудило Иуду предать Иисуса, сообщает Мережковский, - заглохла уже в самих Евангелиях, "Воспоминаниях Апостолов", а может быть, и раньше, ещё до евангельских записей. Кажется, действительной причины Иудина предательства евангелисты не знают, не помнят или не хотят вспоминать, может быть, потому, что это слишком страшно, "соблазнительно" для них, или потому, что знают, что "говорить всего всем не должно" (Ориген). Только повторяют: "один из Двенадцати, один из Двенадцати", - каждый раз с новым, все большим недоумением и ужасом... Образ Иуды, каким он является в евангельских свидетельствах, - только непонятное страшилище"[55].