– Подожди… Но на чем же она ушла в рейс? Кто включил двигатели? – спросил Коробов.
– Никто не включал, – ответил ему Сенцов. – Ты что думаешь, ракеты у них стартовали на своих двигателях? Что бы тогда осталось от этих ангаров? Нет, они выбрасывали, их таким же образом, каким и втягивали: посредством поля, магнитного или другого – мы не знаем.
– Правильно, так и мы с Калве предполагали, – продолжал Раин. – Ну а раз ее выбросило, то искать ее бесполезно, сами понимаете…
– Значит, передатчика нет? – хрипло спросил Азаров. – Связи не будет?.. – Он поставил фляжку с недопитым какао, стиснул пальцы. – Значит, не будет… Ну конечно – просто не будет…
– Ладно, не переживай так, – сказал Сенцов. – Ну не сейчас – через месяц что-нибудь мы придумаем…
– Да нет, я просто так, – сказал Азаров. – Конечно, через месяц… – Он странно посмотрел на Сенцова, взял какао, стал пить медленно, с видимым удовольствием.
– Я просто удивляюсь, как они могли отправить неподготовленную ракету? – проговорил Коробов.
– Можно себе представить, – Калве словно размышлял вслух, – что этого они просто не замечали. Автоматы, снимающие показания датчиков после возвращения ракеты из рейса и передающие их в кибернетический пост, не получили сигналов о недостатке чего-то: топлива, энергии… А раз, по их понятиям, ремонт был окончен, сигналов о нехватке чего-либо не поступало, то значит, ракета была готова к вылету.
– Может быть, конечно, это и не так, – сказал Раин. – Но что мы будем спорить и ломать голову? Давайте проверим!
– Как именно? – спросил Сенцов.
– Пожертвуем нашим старым кораблем. Он больше не нужен, с него мы сняли все, что могли. Переключим машину на тот ангар. Тогда будет видно, что произойдет. Автоматы уже несколько дней не прикасаются к нашей ракете. Если наши предположения подтвердятся – значит, мы узнаем, как производится отправление ракет. И, кроме того, прекратим ненужные поиски…
Сенцов молчал. Было ясно, что все-таки жаль ему расставаться со своим, хотя бы уже ни на что не годным, кораблем: командование им было поручено Сенцову, и вот – не уберег… И все же он кивнул. В конечном итоге главное – четко представлять задачу. Если поиски не нужны – космонавты займутся другой работой. Рано или поздно разберутся в устройствах, которые на звездолете использовали для связи, и смогут все-таки дать сигнал на Землю. Для этого стоит пожертвовать ракетой. Вот Азаров – прямо рвется установить связь. Да…
…Три пилота медленно вошли в ангар. Взобравшись на эстакаду, постояли возле корабля.
Металлическое веретено сейчас было вовсе не похоже на ту ракету, которую несколько дней тому назад втянули сюда автоматы. Появились два новых люка. Основная ступень была накрепко приварена ко второй – теперь не было никакой возможности отбросить ее в полете… Какие-то гребни украшали среднюю часть ракеты. Такие же гребни были и на оболочке чужого корабля, но назначение их было непонятно.
Сенцов легко коснулся, словно погладил, шероховатой оболочки ракеты. Вручную закрыли люк, так и стоявший открытым с самого дня нападения. Потом молча слезли с эстакады и отошли в дальний угол зала. Сенцов послал Азарова передать ученым, что можно начинать.
Прошло несколько минут. Внезапно в зале раздалось легкое гудение, на стенах загорелись, замигали в непонятной игре сотни лампочек. Их перекличка становилась все быстрее, наконец лампы стали вспыхивать и гаснуть с такой быстротой, что у людей зарябило в глазах.
Оба ждали: вот-вот ракета сорвется с места, поползет вверх по эстакаде… Но лампочки внезапно выключились.
Прошло еще несколько минут. Все началось сначала – и опять без видимого результата. Снова наступил перерыв и тянулся, казалось, бесконечно. Сенцов уже собрался пройти в кибернетический центр и поинтересоваться – долго ли они еще намерены развлекаться, не лучше ли сразу признать, что опыт не удался, предположения не подтвердились…
Но вот третий раз началась перекличка огоньков, и теперь лампочки не угасали, мигание их постепенно слилось в один световой кипящий вихрь, и Сенцов и Коробов увидели, как тяжелое тело ракеты начало медленно, едва уловимо всплывать над эстакадой… Оно повисло в воздухе на расстоянии нескольких сантиметров над поверхностью вогнутого лотка, на котором до этого лежало, и это казалось странным и сверхъестественным.
– Сейчас они ее… – одним движением губ проговорил Коробов. Сенцов замахал рукой, словно требуя полнейшей тишины.
Глухо загудело где-то совсем рядом, за стеной. Задрожал пол. По нему чуть заметно заскользили струйки пыли, они текли в двух направлениях – к углам зала. Сенцов понял, что вступили в работу компрессоры, откачивавшие воздух из ангара.
– Да, они правы… – медленно, самому себе сказал он.
Внезапно обоих космонавтов оглушил могучий рев. Стихнул, повторился еще и еще… Под потолком вспыхнул большой красный глаз, его прерывистый свет внушал страх. Вой сирены все усиливался.
– Ясно! – прокричал Коробов. – Нам придется выйти… Очевидно, по требованиям безопасности присутствие кого-либо в ангаре во время старта не разрешается…
Они быстро подошли к двери, открыли ее и выскочили в коридор. Пока опускалась плита, Сенцов бросил последний взгляд на корабль – он все так же висел над эстакадой… Дверь опустилась, и тотчас же сильная дрожь прошла по стенам, потолку – все стихло, только гудение компрессоров гулко отдавалось в коридоре. Коробов безуспешно пробовал открыть дверь. Сверху подошли остальные трое. Не говоря ни слова, все остановились, стали ждать.
Дверь открылась минут через пять. В ангаре все осталось по-прежнему. Только эстакада была пуста.
– Да… – сказал Сенцов после минутного молчания. – Ну, что ж – прощай… – И было непонятно, относились ли эти слова к ушедшему навсегда кораблю, к надежде ли смонтировать передатчик или ко всему вместе…
– Ну, вот – первый ушел… – тихо проговорил Азаров.
– Далеко он не уйдет, двигатели-то не включаются… – возразил Раин. – Будет вращаться вокруг Марса. Когда-нибудь мы его выловим…
– Ну, пошли, – позвал Сенцов, и все медленно вернулись в ракету. Сбросив скафандры, собрались в кают-компании.
– Что будем делать? – спросил Сенцов. – Я думаю, что – как бы там ни было – нам надо записать все, что мы видели. Рано или поздно наши записи обнаружат… Наверху мы обязательно найдем возможность связаться с Землей. Хоть бы какой-нибудь мощный источник света! Не может же быть, что на звездолете не было такого устройства. Световые сигналы будут замечены с Земли. Пока ясно одно – руки опускать рано. Космонавты побеждают на кораблях, а придется – без кораблей! Очень просто…
Остальные понуро слушали его, никто не говорил ни слова. После паузы Раин преувеличенно-бодро сказал:
– Писать так писать… Что именно мы запишем?
– Напишем, как все это нам представляется, – сказал Сенцов. – Вот как ты сам представляешь себе случившееся?
– Как я себе представляю? – задумчиво переспросил Раин.
Много лет назад по направлению от созвездия Дракона к Солнечной системе шел звездолет. На борту его, кроме экипажа, были тысячи колонистов – они летели заселять новые планеты, колонизировать их, выдвигать форпосты Разума все дальше во Вселенную.
Размеренно работали двигатели. Звездолет шел на скорости, близкой к скорости света, но на борту его в установленном ритме текла жизнь, велись наблюдения, исследования. Подходил решающий момент – уже близка была желтая звезда, вокруг которой, как установили астрономы, обращалось несколько планет.
Но в вычисления астрономов вкралась неточность. Уже в фазе торможения звездолет сблизился С крупнейшей планетой Солнечной системы – Юпитером. Притяжение этого гиганта могло искривить путь корабля. Пришлось усиленно тормозить, чтобы искривление не стало гибельным для всех живых, находившихся на борту.
Им удалось избежать гибели. Но двигатели не выдержали, режим их работы был нарушен. Пройдя орбиту Юпитера, звездолет был вынужден окончательно затормозиться в поясе астероидов, чтобы избежать столкновения, и, миновав пояс, лечь на круговую орбиту вокруг Солнца. На этой орбите звездолет впоследствии сблизился с другой планетой и стал вращаться вокруг нее. Используя находившиеся на борту ракеты, экипаж начал исследование трех планет, которые могли оказаться удобными для колонизации. В эти годы пришельцы побывали на Марсе, на Земле, на Венере. Однако эти планеты оказались непригодными для заселения.
Тогда были сделаны попытки восстановить двигатель. Они не увенчались успехом. И вот на родную планету полетела просьба о помощи.
Помощь должна была прийти через годы… И она пришла. Но не в виде звездолета, как они ожидали. За годы, проведенные путешественниками в пути, на планете были разработаны основы принципиально нового способа передвижения в Пространстве: не проламывание пространства (по этому принципу действуют все ракеты и звездолеты), а использование недавно открытого, так называемого туннельного эффекта пространства…
– Откуда ты выкопал этот туннельный эффект пространства? – насторожился Коробов. – Пока об этом что-то…
Раин посмотрел на него, пожевал губами. Помолчав, ответил:
– Астрономам фантазировать не возбраняется. В свободное время. Хорошо, пусть не туннельный эффект. Как-нибудь иначе. Но мы на экране видели, что люди и корабли были куда-то отправлены с Фобоса. Если бы речь шла об обычном способе передвижения в пространстве, то их бы и увез прибывший звездолет. Ушел бы или на родную планету, или – продолжать поиски… Но Фобос здесь. А что сие означает, логически рассуждая? А сие означает, что прибыл не звездолет. Прибыла энергетическая установка, являвшаяся своего рода конечной станцией при новом способе передвижения, установка, создавшая необходимый энергетический режим.
Прибывшую установку расположили тоже на кольцевой орбите неподалеку от поверхности Марса, так как свою энергию она черпала из магнитного или гравитационного поля планеты. В краткий срок аппараты были изготовлены к действию.
Тогда межпланетные ракеты переправили с борта аварийного спутника на межзвездную станцию людей и все наиболее ценное, что стоило взять с собой. Сам громадный звездолет, конечно, не мог быть переброшен таким способом, и ему предстояло остаться здесь. В том направлении, где находилась родная им звездная система, были выброшены громадные количества энергии, позволившие на краткий срок изменить структуру пространства, и через необозримо малый для них промежуток времени экипаж, пассажиры и ракеты оказались уже дома – на внешней межзвездной станции своего мира.
Станция же, с которой они стартовали, так и осталась возле Марса. Хотя ни одна из трех обследованных планет не годилась для колонизации, но, самое малое, на одной из них уже возникла или по крайней мере возникала разумная жизнь. Используя оставленную станцию, пришельцы в любой момент могли снова посетить Солнечную систему. Пока же они занялись поисками пригодных для колонизации миров в других ближайших семьях планет…
Прошло много-много лет – и вот поблизости от аварийного звездолета появилась ракета с Земли. Она попала в поток заряженных частиц – канал межзвездной связи, которую автоматы со станции – Фобоса – поддерживали с родным миром. Отклонившись от курса, ракета вошла в сферу действия устройств звездолета, которые посадили ее, приняв за один из своих кораблей: для машин не существует течения времени, и происшедшее было им, разумеется, совершенно непонятно…
– Ну, конечно, многовато фантазии, – сказал Сенцов. – Но в общем, так это, возможно, и было.
– Интересно, почему эта ракета не ушла вместе с остальными? – подумал вслух Коробов.
– Вряд ли такой полет, как у них, мог обойтись без жертв, – ответил Раин. – Очевидно, для этой ракеты просто не хватило экипажа.
При слове «жертвы» Азаров сдвинул брови, опустил голову. Заметив, что Сенцов искоса поглядывает на него, улыбнулся, что-то засвистел…
– Впрочем, может быть и другое объяснение, – торопливо сказал Раин. – Они оставили одну ракету на случай своего возвращения, чтобы можно было посетить планеты снова.
– А почему они не смогли колонизировать эти планеты?
– Можно сделать некоторые выводы, анализируя условия, существующие в звездолете. Все мы чувствуем: содержание кислорода в атмосфере этой ракеты значительно больше, чем у нас. На Марсе кислорода и того меньше, на Венере, очевидно, тоже… Свет у них гораздо слабее – значит, их планета дальше от светила, температура ниже. Возможно, были и другие причины…
– Так, – сказал Сенцов. – Вопросы еще будут? Нет? Добро… А теперь – за работу.
– Послушайте, – сказал Калве. – Но ведь это… Нельзя же, чтобы на Земле не узнали об этом еще годы… – Он раскраснелся, глаза его горели. – Мы обязаны использовать все возможности. Мы теперь знаем, как отправляют ракеты… И мало того…
– То-то вы никак не могли ракету отправить…
Калве обиженно закрыл рот, блеск в его глазах потух.
– Мы не сразу разобрались… – ответил он после паузы. – Оказывается, поворота переключателя недостаточно. Там есть еще стартовая кнопка, ее надо нажать. Но ведь поворотом переключателя достигается… Не машите рукой! Может быть, мы все же рискнем? Оставим записи здесь, а сами пустимся на этой ракете…
Это было предложение в духе Азарова, и Калве повернулся к молодому пилоту, ожидая поддержки. Но Азаров промолчал, даже плотно сжал губы.
– Рисковать не будем, – необычно резко ответил Сенцов. – Голосовать – тоже. Будем делать так, как я сказал. – Помолчав, добавил: – Все равно судьба у нас у всех одна и зависит от того, когда сюда прилетят наши.
Калве пожал плечами: что судьба у всех одна, это было давно ясно.
– Наши прилетят! – сказал Коробов. – Вон какие ребята остались на Земле: Низов, Крамер, Рудик…
– Да, это надежные ребята, – согласился Сенцов. – Добавь к ним Иванова и Вольского – вот и готовый экипаж…
– Нельзя в такой экипаж Вольского, – возразил Раин. – Астроном он хороший, но несколько… м-м… несдержан. Его надо в такой экипаж, где будет кому его сдерживать. К Улугбекову, например. Улугбеков, Вернер, Самохин, Ильин и Вольский – вот это будет первоклассный экипаж.
– С Низовым мог бы лететь Бочаров, – прикинул Сенцов. – Хотя он сам в скором времени может получить корабль. Страшно способный парень. Дзенис – вот кто может лететь с Низовым. Очень хороший пилот…
Так прощались они с теми, кто остался на Земле, у кого впереди было еще много жизни, много миллионов километров и – как знать – может быть, даже световых лет пути…
– А вы говорите – лететь… – сказал Сенцов. – Из ваших же слов следует, что все улететь не смогут: кому-то придется остаться, нажать стартовую кнопку…
– Так то – для автоматических ракет, – сказал Калве.
– А для неавтоматических?
– По логике, ракеты с экипажем должны стартовать после сигнала из самой ракеты. И здесь есть стартовая кнопка.
– Иди проверь, – усмехнулся Сенцов.
– Может, ты сам сходишь, проверишь? – сказал Раин. – Я устал…
– Куда? – спросил Сенцов. – В кибернетический центр?
– Зачем в центр? В рубку…
– Куда?! – прошептал Сенцов.
– Я говорю – в рубку, – сказал Раин.
– Он говорит – в рубку! – подтвердил Калве.
Сенцов еще минуту смотрел на них, злобно пробормотал что-то, выскочил из каюты… Раин и Калве, посмеиваясь, заторопились за ним. Вскочили с мест Коробов и Азаров.
Приближаясь к проклятой перегородке, Сенцов невольно замедлил шаг и протянул руку. Но обогнавший его Раин как ни в чем не бывало прошел дальше…
Перегородка исчезла…
– Как? – спросил коротко Сенцов.
– Мы повернули переключатель в киберцентрали… – ответил Раин. – Теперь ракета как бы назначена к вылету, и рубка разблокирована.
Дверь в рубку подалась легко. Все пятеро, переступив порог, оказались в продолговатом помещении, оканчивавшемся прозрачным куполом. Затаив дыхание, долго рассматривали они все детали, наконец-то открытые их глазам.
Как и в ходовой рубке звездолета, здесь посредине стоял пульт – такой же, только гораздо меньше. Очень мало приборов, и никаких органов управления, только круглый экран со стрелкой и две большие выпуклые кнопки – красная и белая.
– Что за черт, – сказал Сенцов. – Что сидеть не на чем – я еще понимаю. Но чтобы ни одного рычага…
Раин между тем осмотрел экран.
– Да, – сказал он Калве. – Нет сомнения – они связаны. Огоньки здесь точно так же расположены, как и на экране кибернетического поста.
– А стрелка тоже в том же положении, – кивнул Калве.
– Тебе ясно? – спросил Раин, обращаясь к Сенцову. – Теперь остальное – ваше дело, товарищи пилоты.
Сенцов все еще растерянно осматривался вокруг: может, это совсем не космический корабль? Как мог кто-то лететь в ракете, в которой нет ни одного органа управления?
– Нет, – сказал он, – на таком корабле далеко не улетишь. Я, во всяком случае, не рискну. Здесь «рабочая гипотеза» уже не действует. Переключатель выключить: что-нибудь еще стрясется…
– Но мы же проверили схемы… – взмолился Калве.
– Нет, – сказал Сенцов. – Нет.
Наступило молчание. Все смотрели на командира, потом Азаров вдруг резко повернулся, стремительно отошел в дальний угол рубки, остановился, став ко всем спиной, уткнулся лбом в прозрачный пластик купола…
– Я доверяю автоматике, – после короткой паузы продолжал Сенцов, – но не до такой степени. Раз нельзя управлять или хотя бы задать программу – значит, нельзя и лететь. Если мы даже вылетим, то неизбежно затеряемся в пространстве. Очень просто. Ну кто мне объяснит, как тут двигатель-то включается? А рули?
– Ну что ж, – сказал Раин. – Выключим… Выключим, – повторил он, уже не стараясь скрыть ярость. – Мы можем искать, можем находить – ответ будет один: выключить! Да и в самом деле, что нам делать на Земле? Как будто без нас там недостаточно людей… Так? Конечно, возвращаясь на Землю, пришлось бы рискнуть. Но ведь космонавты не привыкли рисковать, разумеется, не привыкли… Ведь или космонавтика – специальность для слабонервных, или мы – не космопроходцы, а космопроходимцы!..
Бросая обидные слова, астроном порывисто шагал по рубке, резко поворачивался, садился, где попало, поднимался снова. Сенцов молча слушал, только лицо его все больше наливалось кровью и медленно, напряженно двигались челюсти.
– Нельзя, – почти закричал Раин, – чтобы ответственность командира перерождалась до такой степени. Ведь если командир начинает бояться рискнуть собой и экипажем – то командир ли он вообще? – Астроном наконец остановился, широко расставил ноги, заложил руку за спину, поднял подбородок. – Да вы не полетели бы даже ради спасения человека…
– Хорошо… – медленно, ржавым голосом проговорил Сенцов. – Ну, допустим – я не полетел бы, я не командир. Допустим – устарел. Допустим даже – погиб. Меня здесь нет, это обман зрения, и вообще я – не человек, а бледная тень отца Гамлета. Командиром после меня стал Коробов. Ты! Полетишь?
Азаров медленно повернулся лицом к остальным. Коробов почувствовал себя неуютно – в холодной тишине, под жаждущими, проверяющими, словно просвечивающими насквозь взглядами четырех пар глаз. Медленно обвел взглядом рубку, тщательно избегая смотреть на товарищей. Задумчиво посмотрел на пульт. Поднял голову и с минуту вглядывался в потолок – где-то там была Земля… Наконец тишина растаяла под горячими взглядами товарищей, и Коробов, уже дважды открывавший рот и вновь переводивший взгляд на какой-нибудь прибор, твердо сказал:
– Нет. Пока я не вижу возможности лететь.
Недовольно загудели два голоса, но Сенцов заглушил их:
– Я не лечу, и Коробов не летит. О вас, при всем моем уважении, и речи нет – вы не пилоты. Остается последний. Виктор. Итак, командир Азаров?
Азаров поднял голову. Глаза его на миг раскрылись до предела, в них что-то блеснуло. Пилот судорожно глотнул, откашлялся.
– Нет. И я не полетел бы… – отчеканил он. – И даже… даже ради спасения человека. Он, этот человек… Он был бы один, и нельзя из-за одного жертвовать четырьмя.
– Ты достоин быть командиром, – сказал Сенцов. – Нет, ты – достоин… – Он хрипло закашлялся, отвернувшись от всех. – Но сейчас об этом думать… рано. Мало того: пора прекратить поиски средств овладеть ракетой. На это у нас нет времени… и не в этом наше общее спасение.
Он умолк, ожидая нового проявления недовольства. Но все молчали.
– У нас нет времени. Помните, когда должна была уйти следующая экспедиция к Марсу? Вопрос месяцев. Ну, вы же помните: раз связи с нами нет, вступает в действие второй вариант, когда идет корабль с двумя ведомыми – автоматическими ракетами. Раз мы не вернулись, это будет означать, что на трассе действительно что-то неладно. И две автоматические ракеты будут принесены в жертву, но зато экипаж идущего далеко сзади корабля сможет заметить, что происходит, будет осведомлен об их судьбе, а значит – и о судьбе всех прочих ракет, сумеет принять меры безопасности… Так это предполагалось. Но ведь мы-то знаем, что и в таком случае корабль может разделить участь остальных…
Космонавты хмуро кивнули.
– Значит, нужна связь. Мы должны сообщить, что нужно избрать другой, безопасный путь, и – забрать нас… Во что бы то ни стало найти источник света, попытаться сигналить. Пока мы ничего не нашли. Но мы не исследовали и одной трети помещений…
– Сейчас труднее, – сказал Калве. – При нашем кислородном ресурсе скафандров… Ходить приходится все дальше, времени на поиски остается все меньше…
– Так… – сказал Сенцов. – Где выход? Кто видит выход?
– Я, – сказал Азаров после недолгого молчания. Говорил он неохотно, словно сам у себя с трудом вырывал каждое слово. – Я вам рассказывал о каютах и оранжерее. Я все-таки установил: там кислородная атмосфера. Там можно жить. Значит, можно и переселиться туда. Оттуда до неизученных частей Деймоса гораздо ближе…
– Ну, – спросил Сенцов, – выводы?
– Что же, – сказал Раин. – Переселимся. Только давайте, умоляю, начнем что-нибудь делать…
– Переносить! – сказал Сенцов, и это была уже команда.
Принялись за работу. Все спасенное из своей земной ракеты пришлось теперь уносить далеко, в самый верх звездолета. Это было нелегкое дело, и космонавтам довелось возвращаться много раз, пока почти все не было перенесено.
Но тут все почувствовали, что больше не в силах сделать ни шагу. Усталость валила с ног. Пятеро сидели в одной каюте, и ни у кого не хватило сил, чтобы первому подняться, взвалить на плечи последний груз. Невыносимо тяжелым казался всякий предмет, который приходилось выносить из ракеты. С каждым баллоном кислорода, с каждым мешком воды надежды улететь оставалось все меньше, а хотелось сохранить хоть остатки ее.
– Слушай, – сказал наконец Раин. – Ну переночуем здесь. Завтра с утра сразу все заберем. Не решает же эта ночь…
– Что ж, переночуем, – разрешил Сенцов. – Утро вечера мудренее, если даже это условное утро. Все устали. Приказываю всем разойтись по каютам и спать.
– С удовольствием, – сказал Коробов. – А как насчет сна – специальные приказания будут?
– Увидеть во сне способ спасения, – усмехнулся Раин.
– Его только во сне и увидишь, – пробормотал Коробов и первым вышел.
– Я бы предпочел увидеть не что-нибудь, а кого-нибудь, – задумчиво проговорил Калве.
– Достойное желание, – оценил Сенцов. – Ну, может быть, и так…
Он задержал выходившего последним Азарова:
– Ты… не устал?
Он смотрел на Азарова так, словно хотел заглянуть в самую душу.
– Нет, – ответил пилот. – Думаю, что еще несколько дней… не устану.
– Никто не включал, – ответил ему Сенцов. – Ты что думаешь, ракеты у них стартовали на своих двигателях? Что бы тогда осталось от этих ангаров? Нет, они выбрасывали, их таким же образом, каким и втягивали: посредством поля, магнитного или другого – мы не знаем.
– Правильно, так и мы с Калве предполагали, – продолжал Раин. – Ну а раз ее выбросило, то искать ее бесполезно, сами понимаете…
– Значит, передатчика нет? – хрипло спросил Азаров. – Связи не будет?.. – Он поставил фляжку с недопитым какао, стиснул пальцы. – Значит, не будет… Ну конечно – просто не будет…
– Ладно, не переживай так, – сказал Сенцов. – Ну не сейчас – через месяц что-нибудь мы придумаем…
– Да нет, я просто так, – сказал Азаров. – Конечно, через месяц… – Он странно посмотрел на Сенцова, взял какао, стал пить медленно, с видимым удовольствием.
– Я просто удивляюсь, как они могли отправить неподготовленную ракету? – проговорил Коробов.
– Можно себе представить, – Калве словно размышлял вслух, – что этого они просто не замечали. Автоматы, снимающие показания датчиков после возвращения ракеты из рейса и передающие их в кибернетический пост, не получили сигналов о недостатке чего-то: топлива, энергии… А раз, по их понятиям, ремонт был окончен, сигналов о нехватке чего-либо не поступало, то значит, ракета была готова к вылету.
– Может быть, конечно, это и не так, – сказал Раин. – Но что мы будем спорить и ломать голову? Давайте проверим!
– Как именно? – спросил Сенцов.
– Пожертвуем нашим старым кораблем. Он больше не нужен, с него мы сняли все, что могли. Переключим машину на тот ангар. Тогда будет видно, что произойдет. Автоматы уже несколько дней не прикасаются к нашей ракете. Если наши предположения подтвердятся – значит, мы узнаем, как производится отправление ракет. И, кроме того, прекратим ненужные поиски…
Сенцов молчал. Было ясно, что все-таки жаль ему расставаться со своим, хотя бы уже ни на что не годным, кораблем: командование им было поручено Сенцову, и вот – не уберег… И все же он кивнул. В конечном итоге главное – четко представлять задачу. Если поиски не нужны – космонавты займутся другой работой. Рано или поздно разберутся в устройствах, которые на звездолете использовали для связи, и смогут все-таки дать сигнал на Землю. Для этого стоит пожертвовать ракетой. Вот Азаров – прямо рвется установить связь. Да…
…Три пилота медленно вошли в ангар. Взобравшись на эстакаду, постояли возле корабля.
Металлическое веретено сейчас было вовсе не похоже на ту ракету, которую несколько дней тому назад втянули сюда автоматы. Появились два новых люка. Основная ступень была накрепко приварена ко второй – теперь не было никакой возможности отбросить ее в полете… Какие-то гребни украшали среднюю часть ракеты. Такие же гребни были и на оболочке чужого корабля, но назначение их было непонятно.
Сенцов легко коснулся, словно погладил, шероховатой оболочки ракеты. Вручную закрыли люк, так и стоявший открытым с самого дня нападения. Потом молча слезли с эстакады и отошли в дальний угол зала. Сенцов послал Азарова передать ученым, что можно начинать.
Прошло несколько минут. Внезапно в зале раздалось легкое гудение, на стенах загорелись, замигали в непонятной игре сотни лампочек. Их перекличка становилась все быстрее, наконец лампы стали вспыхивать и гаснуть с такой быстротой, что у людей зарябило в глазах.
Оба ждали: вот-вот ракета сорвется с места, поползет вверх по эстакаде… Но лампочки внезапно выключились.
Прошло еще несколько минут. Все началось сначала – и опять без видимого результата. Снова наступил перерыв и тянулся, казалось, бесконечно. Сенцов уже собрался пройти в кибернетический центр и поинтересоваться – долго ли они еще намерены развлекаться, не лучше ли сразу признать, что опыт не удался, предположения не подтвердились…
Но вот третий раз началась перекличка огоньков, и теперь лампочки не угасали, мигание их постепенно слилось в один световой кипящий вихрь, и Сенцов и Коробов увидели, как тяжелое тело ракеты начало медленно, едва уловимо всплывать над эстакадой… Оно повисло в воздухе на расстоянии нескольких сантиметров над поверхностью вогнутого лотка, на котором до этого лежало, и это казалось странным и сверхъестественным.
– Сейчас они ее… – одним движением губ проговорил Коробов. Сенцов замахал рукой, словно требуя полнейшей тишины.
Глухо загудело где-то совсем рядом, за стеной. Задрожал пол. По нему чуть заметно заскользили струйки пыли, они текли в двух направлениях – к углам зала. Сенцов понял, что вступили в работу компрессоры, откачивавшие воздух из ангара.
– Да, они правы… – медленно, самому себе сказал он.
Внезапно обоих космонавтов оглушил могучий рев. Стихнул, повторился еще и еще… Под потолком вспыхнул большой красный глаз, его прерывистый свет внушал страх. Вой сирены все усиливался.
– Ясно! – прокричал Коробов. – Нам придется выйти… Очевидно, по требованиям безопасности присутствие кого-либо в ангаре во время старта не разрешается…
Они быстро подошли к двери, открыли ее и выскочили в коридор. Пока опускалась плита, Сенцов бросил последний взгляд на корабль – он все так же висел над эстакадой… Дверь опустилась, и тотчас же сильная дрожь прошла по стенам, потолку – все стихло, только гудение компрессоров гулко отдавалось в коридоре. Коробов безуспешно пробовал открыть дверь. Сверху подошли остальные трое. Не говоря ни слова, все остановились, стали ждать.
Дверь открылась минут через пять. В ангаре все осталось по-прежнему. Только эстакада была пуста.
– Да… – сказал Сенцов после минутного молчания. – Ну, что ж – прощай… – И было непонятно, относились ли эти слова к ушедшему навсегда кораблю, к надежде ли смонтировать передатчик или ко всему вместе…
– Ну, вот – первый ушел… – тихо проговорил Азаров.
– Далеко он не уйдет, двигатели-то не включаются… – возразил Раин. – Будет вращаться вокруг Марса. Когда-нибудь мы его выловим…
– Ну, пошли, – позвал Сенцов, и все медленно вернулись в ракету. Сбросив скафандры, собрались в кают-компании.
– Что будем делать? – спросил Сенцов. – Я думаю, что – как бы там ни было – нам надо записать все, что мы видели. Рано или поздно наши записи обнаружат… Наверху мы обязательно найдем возможность связаться с Землей. Хоть бы какой-нибудь мощный источник света! Не может же быть, что на звездолете не было такого устройства. Световые сигналы будут замечены с Земли. Пока ясно одно – руки опускать рано. Космонавты побеждают на кораблях, а придется – без кораблей! Очень просто…
Остальные понуро слушали его, никто не говорил ни слова. После паузы Раин преувеличенно-бодро сказал:
– Писать так писать… Что именно мы запишем?
– Напишем, как все это нам представляется, – сказал Сенцов. – Вот как ты сам представляешь себе случившееся?
– Как я себе представляю? – задумчиво переспросил Раин.
Много лет назад по направлению от созвездия Дракона к Солнечной системе шел звездолет. На борту его, кроме экипажа, были тысячи колонистов – они летели заселять новые планеты, колонизировать их, выдвигать форпосты Разума все дальше во Вселенную.
Размеренно работали двигатели. Звездолет шел на скорости, близкой к скорости света, но на борту его в установленном ритме текла жизнь, велись наблюдения, исследования. Подходил решающий момент – уже близка была желтая звезда, вокруг которой, как установили астрономы, обращалось несколько планет.
Но в вычисления астрономов вкралась неточность. Уже в фазе торможения звездолет сблизился С крупнейшей планетой Солнечной системы – Юпитером. Притяжение этого гиганта могло искривить путь корабля. Пришлось усиленно тормозить, чтобы искривление не стало гибельным для всех живых, находившихся на борту.
Им удалось избежать гибели. Но двигатели не выдержали, режим их работы был нарушен. Пройдя орбиту Юпитера, звездолет был вынужден окончательно затормозиться в поясе астероидов, чтобы избежать столкновения, и, миновав пояс, лечь на круговую орбиту вокруг Солнца. На этой орбите звездолет впоследствии сблизился с другой планетой и стал вращаться вокруг нее. Используя находившиеся на борту ракеты, экипаж начал исследование трех планет, которые могли оказаться удобными для колонизации. В эти годы пришельцы побывали на Марсе, на Земле, на Венере. Однако эти планеты оказались непригодными для заселения.
Тогда были сделаны попытки восстановить двигатель. Они не увенчались успехом. И вот на родную планету полетела просьба о помощи.
Помощь должна была прийти через годы… И она пришла. Но не в виде звездолета, как они ожидали. За годы, проведенные путешественниками в пути, на планете были разработаны основы принципиально нового способа передвижения в Пространстве: не проламывание пространства (по этому принципу действуют все ракеты и звездолеты), а использование недавно открытого, так называемого туннельного эффекта пространства…
– Откуда ты выкопал этот туннельный эффект пространства? – насторожился Коробов. – Пока об этом что-то…
Раин посмотрел на него, пожевал губами. Помолчав, ответил:
– Астрономам фантазировать не возбраняется. В свободное время. Хорошо, пусть не туннельный эффект. Как-нибудь иначе. Но мы на экране видели, что люди и корабли были куда-то отправлены с Фобоса. Если бы речь шла об обычном способе передвижения в пространстве, то их бы и увез прибывший звездолет. Ушел бы или на родную планету, или – продолжать поиски… Но Фобос здесь. А что сие означает, логически рассуждая? А сие означает, что прибыл не звездолет. Прибыла энергетическая установка, являвшаяся своего рода конечной станцией при новом способе передвижения, установка, создавшая необходимый энергетический режим.
Прибывшую установку расположили тоже на кольцевой орбите неподалеку от поверхности Марса, так как свою энергию она черпала из магнитного или гравитационного поля планеты. В краткий срок аппараты были изготовлены к действию.
Тогда межпланетные ракеты переправили с борта аварийного спутника на межзвездную станцию людей и все наиболее ценное, что стоило взять с собой. Сам громадный звездолет, конечно, не мог быть переброшен таким способом, и ему предстояло остаться здесь. В том направлении, где находилась родная им звездная система, были выброшены громадные количества энергии, позволившие на краткий срок изменить структуру пространства, и через необозримо малый для них промежуток времени экипаж, пассажиры и ракеты оказались уже дома – на внешней межзвездной станции своего мира.
Станция же, с которой они стартовали, так и осталась возле Марса. Хотя ни одна из трех обследованных планет не годилась для колонизации, но, самое малое, на одной из них уже возникла или по крайней мере возникала разумная жизнь. Используя оставленную станцию, пришельцы в любой момент могли снова посетить Солнечную систему. Пока же они занялись поисками пригодных для колонизации миров в других ближайших семьях планет…
Прошло много-много лет – и вот поблизости от аварийного звездолета появилась ракета с Земли. Она попала в поток заряженных частиц – канал межзвездной связи, которую автоматы со станции – Фобоса – поддерживали с родным миром. Отклонившись от курса, ракета вошла в сферу действия устройств звездолета, которые посадили ее, приняв за один из своих кораблей: для машин не существует течения времени, и происшедшее было им, разумеется, совершенно непонятно…
– Ну, конечно, многовато фантазии, – сказал Сенцов. – Но в общем, так это, возможно, и было.
– Интересно, почему эта ракета не ушла вместе с остальными? – подумал вслух Коробов.
– Вряд ли такой полет, как у них, мог обойтись без жертв, – ответил Раин. – Очевидно, для этой ракеты просто не хватило экипажа.
При слове «жертвы» Азаров сдвинул брови, опустил голову. Заметив, что Сенцов искоса поглядывает на него, улыбнулся, что-то засвистел…
– Впрочем, может быть и другое объяснение, – торопливо сказал Раин. – Они оставили одну ракету на случай своего возвращения, чтобы можно было посетить планеты снова.
– А почему они не смогли колонизировать эти планеты?
– Можно сделать некоторые выводы, анализируя условия, существующие в звездолете. Все мы чувствуем: содержание кислорода в атмосфере этой ракеты значительно больше, чем у нас. На Марсе кислорода и того меньше, на Венере, очевидно, тоже… Свет у них гораздо слабее – значит, их планета дальше от светила, температура ниже. Возможно, были и другие причины…
– Так, – сказал Сенцов. – Вопросы еще будут? Нет? Добро… А теперь – за работу.
– Послушайте, – сказал Калве. – Но ведь это… Нельзя же, чтобы на Земле не узнали об этом еще годы… – Он раскраснелся, глаза его горели. – Мы обязаны использовать все возможности. Мы теперь знаем, как отправляют ракеты… И мало того…
– То-то вы никак не могли ракету отправить…
Калве обиженно закрыл рот, блеск в его глазах потух.
– Мы не сразу разобрались… – ответил он после паузы. – Оказывается, поворота переключателя недостаточно. Там есть еще стартовая кнопка, ее надо нажать. Но ведь поворотом переключателя достигается… Не машите рукой! Может быть, мы все же рискнем? Оставим записи здесь, а сами пустимся на этой ракете…
Это было предложение в духе Азарова, и Калве повернулся к молодому пилоту, ожидая поддержки. Но Азаров промолчал, даже плотно сжал губы.
– Рисковать не будем, – необычно резко ответил Сенцов. – Голосовать – тоже. Будем делать так, как я сказал. – Помолчав, добавил: – Все равно судьба у нас у всех одна и зависит от того, когда сюда прилетят наши.
Калве пожал плечами: что судьба у всех одна, это было давно ясно.
– Наши прилетят! – сказал Коробов. – Вон какие ребята остались на Земле: Низов, Крамер, Рудик…
– Да, это надежные ребята, – согласился Сенцов. – Добавь к ним Иванова и Вольского – вот и готовый экипаж…
– Нельзя в такой экипаж Вольского, – возразил Раин. – Астроном он хороший, но несколько… м-м… несдержан. Его надо в такой экипаж, где будет кому его сдерживать. К Улугбекову, например. Улугбеков, Вернер, Самохин, Ильин и Вольский – вот это будет первоклассный экипаж.
– С Низовым мог бы лететь Бочаров, – прикинул Сенцов. – Хотя он сам в скором времени может получить корабль. Страшно способный парень. Дзенис – вот кто может лететь с Низовым. Очень хороший пилот…
Так прощались они с теми, кто остался на Земле, у кого впереди было еще много жизни, много миллионов километров и – как знать – может быть, даже световых лет пути…
– А вы говорите – лететь… – сказал Сенцов. – Из ваших же слов следует, что все улететь не смогут: кому-то придется остаться, нажать стартовую кнопку…
– Так то – для автоматических ракет, – сказал Калве.
– А для неавтоматических?
– По логике, ракеты с экипажем должны стартовать после сигнала из самой ракеты. И здесь есть стартовая кнопка.
– Иди проверь, – усмехнулся Сенцов.
– Может, ты сам сходишь, проверишь? – сказал Раин. – Я устал…
– Куда? – спросил Сенцов. – В кибернетический центр?
– Зачем в центр? В рубку…
– Куда?! – прошептал Сенцов.
– Я говорю – в рубку, – сказал Раин.
– Он говорит – в рубку! – подтвердил Калве.
Сенцов еще минуту смотрел на них, злобно пробормотал что-то, выскочил из каюты… Раин и Калве, посмеиваясь, заторопились за ним. Вскочили с мест Коробов и Азаров.
Приближаясь к проклятой перегородке, Сенцов невольно замедлил шаг и протянул руку. Но обогнавший его Раин как ни в чем не бывало прошел дальше…
Перегородка исчезла…
– Как? – спросил коротко Сенцов.
– Мы повернули переключатель в киберцентрали… – ответил Раин. – Теперь ракета как бы назначена к вылету, и рубка разблокирована.
Дверь в рубку подалась легко. Все пятеро, переступив порог, оказались в продолговатом помещении, оканчивавшемся прозрачным куполом. Затаив дыхание, долго рассматривали они все детали, наконец-то открытые их глазам.
Как и в ходовой рубке звездолета, здесь посредине стоял пульт – такой же, только гораздо меньше. Очень мало приборов, и никаких органов управления, только круглый экран со стрелкой и две большие выпуклые кнопки – красная и белая.
– Что за черт, – сказал Сенцов. – Что сидеть не на чем – я еще понимаю. Но чтобы ни одного рычага…
Раин между тем осмотрел экран.
– Да, – сказал он Калве. – Нет сомнения – они связаны. Огоньки здесь точно так же расположены, как и на экране кибернетического поста.
– А стрелка тоже в том же положении, – кивнул Калве.
– Тебе ясно? – спросил Раин, обращаясь к Сенцову. – Теперь остальное – ваше дело, товарищи пилоты.
Сенцов все еще растерянно осматривался вокруг: может, это совсем не космический корабль? Как мог кто-то лететь в ракете, в которой нет ни одного органа управления?
– Нет, – сказал он, – на таком корабле далеко не улетишь. Я, во всяком случае, не рискну. Здесь «рабочая гипотеза» уже не действует. Переключатель выключить: что-нибудь еще стрясется…
– Но мы же проверили схемы… – взмолился Калве.
– Нет, – сказал Сенцов. – Нет.
Наступило молчание. Все смотрели на командира, потом Азаров вдруг резко повернулся, стремительно отошел в дальний угол рубки, остановился, став ко всем спиной, уткнулся лбом в прозрачный пластик купола…
– Я доверяю автоматике, – после короткой паузы продолжал Сенцов, – но не до такой степени. Раз нельзя управлять или хотя бы задать программу – значит, нельзя и лететь. Если мы даже вылетим, то неизбежно затеряемся в пространстве. Очень просто. Ну кто мне объяснит, как тут двигатель-то включается? А рули?
– Ну что ж, – сказал Раин. – Выключим… Выключим, – повторил он, уже не стараясь скрыть ярость. – Мы можем искать, можем находить – ответ будет один: выключить! Да и в самом деле, что нам делать на Земле? Как будто без нас там недостаточно людей… Так? Конечно, возвращаясь на Землю, пришлось бы рискнуть. Но ведь космонавты не привыкли рисковать, разумеется, не привыкли… Ведь или космонавтика – специальность для слабонервных, или мы – не космопроходцы, а космопроходимцы!..
Бросая обидные слова, астроном порывисто шагал по рубке, резко поворачивался, садился, где попало, поднимался снова. Сенцов молча слушал, только лицо его все больше наливалось кровью и медленно, напряженно двигались челюсти.
– Нельзя, – почти закричал Раин, – чтобы ответственность командира перерождалась до такой степени. Ведь если командир начинает бояться рискнуть собой и экипажем – то командир ли он вообще? – Астроном наконец остановился, широко расставил ноги, заложил руку за спину, поднял подбородок. – Да вы не полетели бы даже ради спасения человека…
– Хорошо… – медленно, ржавым голосом проговорил Сенцов. – Ну, допустим – я не полетел бы, я не командир. Допустим – устарел. Допустим даже – погиб. Меня здесь нет, это обман зрения, и вообще я – не человек, а бледная тень отца Гамлета. Командиром после меня стал Коробов. Ты! Полетишь?
Азаров медленно повернулся лицом к остальным. Коробов почувствовал себя неуютно – в холодной тишине, под жаждущими, проверяющими, словно просвечивающими насквозь взглядами четырех пар глаз. Медленно обвел взглядом рубку, тщательно избегая смотреть на товарищей. Задумчиво посмотрел на пульт. Поднял голову и с минуту вглядывался в потолок – где-то там была Земля… Наконец тишина растаяла под горячими взглядами товарищей, и Коробов, уже дважды открывавший рот и вновь переводивший взгляд на какой-нибудь прибор, твердо сказал:
– Нет. Пока я не вижу возможности лететь.
Недовольно загудели два голоса, но Сенцов заглушил их:
– Я не лечу, и Коробов не летит. О вас, при всем моем уважении, и речи нет – вы не пилоты. Остается последний. Виктор. Итак, командир Азаров?
Азаров поднял голову. Глаза его на миг раскрылись до предела, в них что-то блеснуло. Пилот судорожно глотнул, откашлялся.
– Нет. И я не полетел бы… – отчеканил он. – И даже… даже ради спасения человека. Он, этот человек… Он был бы один, и нельзя из-за одного жертвовать четырьмя.
– Ты достоин быть командиром, – сказал Сенцов. – Нет, ты – достоин… – Он хрипло закашлялся, отвернувшись от всех. – Но сейчас об этом думать… рано. Мало того: пора прекратить поиски средств овладеть ракетой. На это у нас нет времени… и не в этом наше общее спасение.
Он умолк, ожидая нового проявления недовольства. Но все молчали.
– У нас нет времени. Помните, когда должна была уйти следующая экспедиция к Марсу? Вопрос месяцев. Ну, вы же помните: раз связи с нами нет, вступает в действие второй вариант, когда идет корабль с двумя ведомыми – автоматическими ракетами. Раз мы не вернулись, это будет означать, что на трассе действительно что-то неладно. И две автоматические ракеты будут принесены в жертву, но зато экипаж идущего далеко сзади корабля сможет заметить, что происходит, будет осведомлен об их судьбе, а значит – и о судьбе всех прочих ракет, сумеет принять меры безопасности… Так это предполагалось. Но ведь мы-то знаем, что и в таком случае корабль может разделить участь остальных…
Космонавты хмуро кивнули.
– Значит, нужна связь. Мы должны сообщить, что нужно избрать другой, безопасный путь, и – забрать нас… Во что бы то ни стало найти источник света, попытаться сигналить. Пока мы ничего не нашли. Но мы не исследовали и одной трети помещений…
– Сейчас труднее, – сказал Калве. – При нашем кислородном ресурсе скафандров… Ходить приходится все дальше, времени на поиски остается все меньше…
– Так… – сказал Сенцов. – Где выход? Кто видит выход?
– Я, – сказал Азаров после недолгого молчания. Говорил он неохотно, словно сам у себя с трудом вырывал каждое слово. – Я вам рассказывал о каютах и оранжерее. Я все-таки установил: там кислородная атмосфера. Там можно жить. Значит, можно и переселиться туда. Оттуда до неизученных частей Деймоса гораздо ближе…
– Ну, – спросил Сенцов, – выводы?
– Что же, – сказал Раин. – Переселимся. Только давайте, умоляю, начнем что-нибудь делать…
– Переносить! – сказал Сенцов, и это была уже команда.
Принялись за работу. Все спасенное из своей земной ракеты пришлось теперь уносить далеко, в самый верх звездолета. Это было нелегкое дело, и космонавтам довелось возвращаться много раз, пока почти все не было перенесено.
Но тут все почувствовали, что больше не в силах сделать ни шагу. Усталость валила с ног. Пятеро сидели в одной каюте, и ни у кого не хватило сил, чтобы первому подняться, взвалить на плечи последний груз. Невыносимо тяжелым казался всякий предмет, который приходилось выносить из ракеты. С каждым баллоном кислорода, с каждым мешком воды надежды улететь оставалось все меньше, а хотелось сохранить хоть остатки ее.
– Слушай, – сказал наконец Раин. – Ну переночуем здесь. Завтра с утра сразу все заберем. Не решает же эта ночь…
– Что ж, переночуем, – разрешил Сенцов. – Утро вечера мудренее, если даже это условное утро. Все устали. Приказываю всем разойтись по каютам и спать.
– С удовольствием, – сказал Коробов. – А как насчет сна – специальные приказания будут?
– Увидеть во сне способ спасения, – усмехнулся Раин.
– Его только во сне и увидишь, – пробормотал Коробов и первым вышел.
– Я бы предпочел увидеть не что-нибудь, а кого-нибудь, – задумчиво проговорил Калве.
– Достойное желание, – оценил Сенцов. – Ну, может быть, и так…
Он задержал выходившего последним Азарова:
– Ты… не устал?
Он смотрел на Азарова так, словно хотел заглянуть в самую душу.
– Нет, – ответил пилот. – Думаю, что еще несколько дней… не устану.
15
В эту ночь Сенцову не спалось. Одолевали мысли, тревожные и путаные.
Будь эта ракета построена людьми Земли, можно бы рискнуть. Человек всегда в конце концов разберется в том, что придумал другой человек. Но эту ракету строили существа неизвестные. А при изучении их техники огромное значение имело все: быстрота их реакции, физические возможности… Ведь угадать немыслимо… Предположим, у них управление кораблем на биотоках! Вот мы и бессильны… Если даже сумеем вылететь, то будем болтаться в пустоте до конца дней. Так никого не спасешь… Нет, уж лучше ждать здесь.
Да, а ждать здесь – значит наверняка не спасти. Пусть одного, но не спасти. Догадаться было легко, спасти трудно. Достаточно, оказалось, заметить, как из лежащей в командирской каюте аптечки исчезают лекарства – химические средства от лучевой болезни. Но ведь это – лишь отсрочка, он и сам знает, что при таком поражении эти средства не спасут… Разбил дозиметр, чудак… Ну и что?
Разобраться оказалось проще простого: в «марсианском», непроницаемом для излучения, скафандре сходить в тот коридор, замерить интенсивность излучения и увидеть следы. Следы на полу. Они ясно рассказали: нет, Азаров не отступил, как уверял всех, а зашел еще и внутрь. Скрывал… Что же, это – достойно. И вот получается, что недостойным оказался командир?.. Итак, лететь? Да, самое лучшее. Но как лететь? Если бы лететь с ним мог он один – да! Сегодня же! Но их еще трое… – Сенцов прижал руку к вискам, так колотилась в них кровь. – Не спасти одного – низко. Так. Но пожертвовать еще тремя? Это не низко? Если бы хоть одно, хоть косвенное доказательство того, что риск оправдан. Иначе, остается только ждать помощи с Земли. Пусть везут хирурга, консервированный костный мозг… Сообщить на Землю, это гораздо вернее. И почему вся эта ответственность – на одного? Нет, правильно: на одного…
Будь эта ракета построена людьми Земли, можно бы рискнуть. Человек всегда в конце концов разберется в том, что придумал другой человек. Но эту ракету строили существа неизвестные. А при изучении их техники огромное значение имело все: быстрота их реакции, физические возможности… Ведь угадать немыслимо… Предположим, у них управление кораблем на биотоках! Вот мы и бессильны… Если даже сумеем вылететь, то будем болтаться в пустоте до конца дней. Так никого не спасешь… Нет, уж лучше ждать здесь.
Да, а ждать здесь – значит наверняка не спасти. Пусть одного, но не спасти. Догадаться было легко, спасти трудно. Достаточно, оказалось, заметить, как из лежащей в командирской каюте аптечки исчезают лекарства – химические средства от лучевой болезни. Но ведь это – лишь отсрочка, он и сам знает, что при таком поражении эти средства не спасут… Разбил дозиметр, чудак… Ну и что?
Разобраться оказалось проще простого: в «марсианском», непроницаемом для излучения, скафандре сходить в тот коридор, замерить интенсивность излучения и увидеть следы. Следы на полу. Они ясно рассказали: нет, Азаров не отступил, как уверял всех, а зашел еще и внутрь. Скрывал… Что же, это – достойно. И вот получается, что недостойным оказался командир?.. Итак, лететь? Да, самое лучшее. Но как лететь? Если бы лететь с ним мог он один – да! Сегодня же! Но их еще трое… – Сенцов прижал руку к вискам, так колотилась в них кровь. – Не спасти одного – низко. Так. Но пожертвовать еще тремя? Это не низко? Если бы хоть одно, хоть косвенное доказательство того, что риск оправдан. Иначе, остается только ждать помощи с Земли. Пусть везут хирурга, консервированный костный мозг… Сообщить на Землю, это гораздо вернее. И почему вся эта ответственность – на одного? Нет, правильно: на одного…