– А почему беспорядок? Всем быть по местам…
…Тогда, в первую минуту, никто не поверил случившемуся, хотя у каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже начал было с досадой: – Ну, дорогой товарищ, и загнул же ты…
Калве, пожав плечами, ответил:
– Так есть.
И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда все замолчали надолго…
Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:
– Ну, погоревали – хватит.
– Собственно говоря, – начал Калве, – я не совсем понимаю… Вычислитель, конечно, лучше знает… Но какое значение имеет то, где именно горючее – в последней или в основной ступени? Почему мы не можем включить двигатели?
Сенцов насторожился: Калве все отлично знал, и если сейчас это вылетело у него из головы – значит, крепко он волнуется.
Коробов спокойно ответил:
– Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит из двух ступеней. В основной, задней ступени – лишь топливо и ходовой двигатель. А тормозиться мы можем только при помощи двигателей, сопла которых обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней ступени ракеты, где мы сидим.
– Ну и что? – спросил Калве.
– А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше расчетного.
– Позвольте, позвольте, – сказал Раин. – Но ведь можно же там сориентировать корабль так, чтобы тормозиться основной ступенью?
«Там» – означало: там, около дома… Домом сейчас была не только Земля, но и лунная база.
– Нет, – сказал Коробов. – Горючее основной ступени почти все израсходовано. После облета Марса и завершения программы наблюдений придется ударить двигателями, чтобы лечь на обратный полувиток – к Земле. Затем должна быть еще одна коррекция, потом вторая – и основную ступень придется отбросить. Да вы что – разыгрываете меня, что ли?
– Нет, я вспомнил, – сказал Калве. – Вычислитель не сработал именно потому, что запас топлива – ниже нормы. Он не блокировал двигатели, пока ракете угрожала смертельная опасность, но теперь… О, это очень совершенное устройство.
– Да, – сказал Азаров, – однако теперь решать должно уже не устройство, а мы. Хотя мы от этого и отвыкли, кажется…
– Вздор! – прервал его Сенцов. – Но решать надо быстро.
– Объявлен конкурс на лучшее рационализаторское предложение, – громко объявил Коробов. – Премия – экскурсия по маршруту Марс – Земля…
Никто не поддержал шутки. Сенцов повторил.
– Решать надо быстро и основательно. Слишком дорого стоит стране наш полет…
Но так вот, на скорую руку, ничего в голову не приходило, кроме мыслей самых фантастических. Наконец Раин сказал:
– Ну, таким образом мы далеко не уедем… не дальше Марса. Слово за Калве. Пусть посоветуется с вычислителем…
Калве с сомнением покачал головой, но глаза его заблестели. Он подошел к программному устройству; несколько секунд, размышляя, ласково поглаживал его матовый кожух…
Машина не отвечала долго – за фасадом вычислителя, судя по сумасшедшей пляске огоньков, шла напряженная работа. Наконец Калве получил ответ, просмотрел его и протянул Сенцову.
Тот минут пять изучал ленту. Все напряженно следили за его лицом, почти физически ощущая, как корабль проваливается все ниже к поверхности Марса. Но вот Сенцов поднял глаза.
– Ну вот так-то… не мудрствуя лукаво. Выход вполне разумный. Поскольку количество топлива, нужное нам, зависит от массы корабля, и дозаправиться мы не можем, значит, остается только одно, что машина и предлагает: уменьшить массу…
Пилоты переглянулись; решение, продиктованное электронной логикой, показалось им абсурдным. В первую секунду оно выглядело таким же нелепым, как если бы кто-нибудь предложил бегуну расстаться с рукой, или с желудком, или с печенью, для того чтобы увеличить скорость… Это объяснялось просто: каждый из них воспринимал корабль как живой организм, у которого нельзя отнять какую-то, пусть даже самую малую часть без того, чтобы не нарушить точной и согласованной работы всех органов.
Но аналогия была лишь внешней, корабль был всего лишь комплексом деталей – важных и менее необходимых, и машина, как известно, чувствовать не умеющая, просто напомнила об этом.
– Что ж, – сказал Коробов, – это выход. Надо только разобраться – без чего мы можем обойтись. Что сбросить. Этого машина не скажет…
– Нет, конечно, – согласился Калве. – На это она не рассчитана.
– И как это осуществить технически, – добавил Азаров. – Тут надо выходить в Пространство…
Стали подсчитывать. Только Раин не участвовал в работе – он надел наушники справочника и что-то вычислял на листке бумаги, изредка поглядывая на хронометр.
Утешительного было мало. Если даже пожертвовать аккумуляторным резервом (восемьсот килограммов), резервом воды (полторы тонны), кое-какими приборами (об этом говорилось вполголоса, чтобы не услышал Раин), то получалось всего две с половиной тонны, а нужно было сбросить гораздо больше.
Пилоты пригорюнились. Раин продолжал что-то вычислять, поднимая изредка глаза к потолку.
Потом все три пилота разом взглянули друг на друга, одновременно открыли рты – будто хотели что-то сказать, и одновременно же закрыли. Тогда Сенцов, засмеявшись, сказал Азарову:
– Ну, Витя, давай ты…
– Основная ступень! – выпалил Азаров.
– Основная ступень! – подтвердил Коробов. – А топливо из ее баков – его осталось немного – перекачаем в баки последней ступени – именно туда, где у нас недостача.
– А как перекачать? – спросил Сенцов.
– Да очень просто! – торопливо объяснял Коробов только что возникшую идею. – Демонтируем один компрессор, расчалим тросами на оболочке ракеты…
Сенцов оглядел обоих, потом перевел взгляд на экран: пусть Марс и крепко вцепился в их маленький корабль, но что значит сила притяжения какого-нибудь там Марса по сравнению с силой воли таких вот людей… Вслух же сказал самым обычным голосом:
– Что ж, верно. Только есть одна опасность; если во время работы корабль снова подвергнется какой-нибудь атаке – ну, хотя бы метеорной – то, понимаете сами… Двигатели сработают, а это – гибель для всякого, кто окажется вблизи. Мы ведь не можем отключить всю автоматику…
– Другого выхода нет, – сказал Азаров.
– Почему же нет? Есть… – спокойно, не оглянувшись ответил Раин. – Поскольку вы решили мои приборы не выкидывать – я вам, так и быть, помогу… (Все в должной мере оценили шутливо-благодушный тон астронавигатора: речь шла о жизни, и не в шутку, а всерьез.) – Мы сейчас приближаемся к орбите Деймоса – внешнего спутника Марса. Я тут подсчитал… Через час с небольшим – тут точные цифры – он нас нагонит. На Деймос можно сесть. Там можно работать спокойнее. А взлететь с него несложно…
Все оживились. Все-таки будет почва под ногами, демонтаж пойдет гораздо быстрее.
– Крепить все! – скомандовал Сенцов. – Готовиться к посадке!
Работы по подготовке заняли более получаса – пришлось привести в посадочное положение большинство приборов, в особенности астрономических. Закончив, космонавты снова собрались в рубке, заняли места по взлетно-посадочному расписанию.
– Наконец-то, – Сенцов улыбнулся, – посмотрим, что же это за спутник Марса… Ну, вот и все. Прошу курс.
Раин и Калве вновь надели наушники, Калве включил вычислитель. Сенцов, секунду помедлив, сорвал пломбы с рычагов автономного управления, отвел предохранители, кивнул Коробову:
– Давай акт!
Нагнувшись над микрофоном, Коробов стал раздельно диктовать: «Сего числа… ввиду особой необходимости… значительное отклонение от курса…» Не спускавший глаз с хронометра Раин сказал:
– Еще шестнадцать минут точно.
Сенцов, повернув кресло, проверил – хорошо ли все пристегнулись. Он с удовольствием ощутил появление «стартового состояния»: учащенно билось сердце, сознание стало предельно ясным, каждое движение было рассчитано заранее.
Он повернулся к пульту, и тогда Раин кивнул ему: «Пора!»
– Внимание! – громко сказал Сенцов.
Предостерегающе завыли сирены локаторов – где-то сзади нащупали они невидимую во тьме поверхность еще далекого, но догонявшего их Деймоса. Сенцов нажал рычаг – все кресла поднялись, обнажив блестящие стальные цилиндры противоперегрузочных устройств. Затем, мальчишески подмигнув самому себе, он уверенно положил руку на красную рукоятку пуска, плавно потянул… Корабль, вздрогнув, начал прибавлять ход.
Задуманный маневр был достаточно сложен. Предстояло выйти на орбиту Деймоса, оказаться впереди него и, сохраняя ход несколько меньший, чем орбитальная скорость спутника Марса, позволить ему догнать себя. Тем самым не было бы истрачено ни грамма топлива из баков тормозных двигателей.
Спутник неслышно скользил по своей орбите, изображение его на экранах все вырастало. Сенцов включил рули, и ракета изменила направление движения так плавно, что никто почти не почувствовал ускорения. Да, Сенцов был артист – это все знали. Калве уже рассчитал точку встречи. Маленькая планетка догоняла корабль…
Сенцов чуть увеличил ход, чтобы скорость сближения уменьшилась до предела. Цилиндры амортизаторов медленно двинулись. Тела заметно отяжелели. Чья-то парившая под потолком тетрадь бабочкой метнулась в сторону…
В нескольких километрах от Деймоса, когда скорости корабля и спутника почти сравнялись, Сенцов выключил двигатель. Откинулся на спинку кресла и, глядя в потолок, сказал:
– Ну вот. Теперь полчасика посидим и…
Потом, когда они пытались вспомнить, как это случилось, все признались, что подумалось им в эту минуту одно и то же: Деймосу надоело смотреть на бегущий перед ним корабль, и он решил взять его в руки и рассмотреть поближе. Впрочем, сомнительно, что именно так представлялись им события в тот момент, когда, словно притянутый могучим механизмом, корабль стремительно рванулся кормой вперед – к спутнику. Все вздрогнули в креслах. Сенцов неуловимо-быстрым движением снова включил двигатель. Но Деймос надвигался все ближе и ближе, и гораздо скорее, чем хотелось бы любому из них. На экране промелькнули какие-то блестящие вершины, странные призрачные уступы…
Тогда Сенцов, чисто инстинктивно, стремясь ускользнуть в сторону от орбиты спутника, тронул рули. Но темная громада была уже рядом.
Тряхнуло так, что взвизгнули амортизаторы. Скрежет, треск… Казалось, ракету волоком тащили по острым камням… Сенцов рывком выключил рули, и скрежет затих. Неожиданно погас экран заднего обзора. Ракета замерла на месте.
Сенцов медленно закреплял предохранители – слишком медленно, как казалось всем. На каждом из космонавтов посадка отозвалась тяжело. Наступила странная слабость, трудно было поднять руку, хотелось закрыть глаза и уснуть. Непонятная психическая реакция – каждому казалось, что он лежит на спине, а вовсе не сидит в кресле. На спине? А стена рубки, где дверь в коридор, – под ними? Бред… Но ведь когда-то они находились именно в таком положении! Когда же это было? Нет, не было… Надо вспомнить. Да, было, перед стартом, когда ракета стояла вертикально, и земное притяжение ясно указывало – где низ. Или это им кажется? Что же – пусть, спать все равно удобнее на спине. Значит – будем спать…
– Не спать! – Голос Сенцова прозвучал резко и даже чуть угрожающе.
Первым с усилием открыл глаза Раин. В ушах шумело. Отхлынувшая было кровь вновь приливала к мозгу, мысли прояснялись. Сенцов чуть наклонился в сторону – вращающееся кресло повернулось вокруг оси, и он неожиданно для самого себя вывалился, повис на ремнях, неуклюже болтая ногами. Значит, понятие низа действительно существовало… Глаза его уперлись в дверь – на ней лежала та самая порхавшая по рубке тетрадка.
– Всем фиксировать кресла, не то выпадете! – спокойно приказал Сенцов.
– Тяжесть! – сказал Раин. – Это – гравитация… – И, внезапно перейдя на крик: – Откуда здесь такая тяжесть?!
Внезапно ракета снова дрогнула, стала медленно наклоняться, опуская нос – казалось, кто-то подталкивал космонавтов в спину, чтобы они вместе с креслами приняли нормальное – вертикальное положение. Никто не произнес ни слова – расставив локти, чтобы не швыряло в креслах, не мигая, космонавты смотрели на экраны, словно оттуда и должно было прийти что-то – спасение или гибель…
Сенцов поднял было руку, крикнул: «Держись!..» Калве подумалось – сейчас ракету швырнет куда-то в пропасть. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть последней минуты. Но даже на это не осталось сил…
…Тогда, в первую минуту, никто не поверил случившемуся, хотя у каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже начал было с досадой: – Ну, дорогой товарищ, и загнул же ты…
Калве, пожав плечами, ответил:
– Так есть.
И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда все замолчали надолго…
Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:
– Ну, погоревали – хватит.
– Собственно говоря, – начал Калве, – я не совсем понимаю… Вычислитель, конечно, лучше знает… Но какое значение имеет то, где именно горючее – в последней или в основной ступени? Почему мы не можем включить двигатели?
Сенцов насторожился: Калве все отлично знал, и если сейчас это вылетело у него из головы – значит, крепко он волнуется.
Коробов спокойно ответил:
– Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит из двух ступеней. В основной, задней ступени – лишь топливо и ходовой двигатель. А тормозиться мы можем только при помощи двигателей, сопла которых обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней ступени ракеты, где мы сидим.
– Ну и что? – спросил Калве.
– А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше расчетного.
– Позвольте, позвольте, – сказал Раин. – Но ведь можно же там сориентировать корабль так, чтобы тормозиться основной ступенью?
«Там» – означало: там, около дома… Домом сейчас была не только Земля, но и лунная база.
– Нет, – сказал Коробов. – Горючее основной ступени почти все израсходовано. После облета Марса и завершения программы наблюдений придется ударить двигателями, чтобы лечь на обратный полувиток – к Земле. Затем должна быть еще одна коррекция, потом вторая – и основную ступень придется отбросить. Да вы что – разыгрываете меня, что ли?
– Нет, я вспомнил, – сказал Калве. – Вычислитель не сработал именно потому, что запас топлива – ниже нормы. Он не блокировал двигатели, пока ракете угрожала смертельная опасность, но теперь… О, это очень совершенное устройство.
– Да, – сказал Азаров, – однако теперь решать должно уже не устройство, а мы. Хотя мы от этого и отвыкли, кажется…
– Вздор! – прервал его Сенцов. – Но решать надо быстро.
– Объявлен конкурс на лучшее рационализаторское предложение, – громко объявил Коробов. – Премия – экскурсия по маршруту Марс – Земля…
Никто не поддержал шутки. Сенцов повторил.
– Решать надо быстро и основательно. Слишком дорого стоит стране наш полет…
Но так вот, на скорую руку, ничего в голову не приходило, кроме мыслей самых фантастических. Наконец Раин сказал:
– Ну, таким образом мы далеко не уедем… не дальше Марса. Слово за Калве. Пусть посоветуется с вычислителем…
Калве с сомнением покачал головой, но глаза его заблестели. Он подошел к программному устройству; несколько секунд, размышляя, ласково поглаживал его матовый кожух…
Машина не отвечала долго – за фасадом вычислителя, судя по сумасшедшей пляске огоньков, шла напряженная работа. Наконец Калве получил ответ, просмотрел его и протянул Сенцову.
Тот минут пять изучал ленту. Все напряженно следили за его лицом, почти физически ощущая, как корабль проваливается все ниже к поверхности Марса. Но вот Сенцов поднял глаза.
– Ну вот так-то… не мудрствуя лукаво. Выход вполне разумный. Поскольку количество топлива, нужное нам, зависит от массы корабля, и дозаправиться мы не можем, значит, остается только одно, что машина и предлагает: уменьшить массу…
Пилоты переглянулись; решение, продиктованное электронной логикой, показалось им абсурдным. В первую секунду оно выглядело таким же нелепым, как если бы кто-нибудь предложил бегуну расстаться с рукой, или с желудком, или с печенью, для того чтобы увеличить скорость… Это объяснялось просто: каждый из них воспринимал корабль как живой организм, у которого нельзя отнять какую-то, пусть даже самую малую часть без того, чтобы не нарушить точной и согласованной работы всех органов.
Но аналогия была лишь внешней, корабль был всего лишь комплексом деталей – важных и менее необходимых, и машина, как известно, чувствовать не умеющая, просто напомнила об этом.
– Что ж, – сказал Коробов, – это выход. Надо только разобраться – без чего мы можем обойтись. Что сбросить. Этого машина не скажет…
– Нет, конечно, – согласился Калве. – На это она не рассчитана.
– И как это осуществить технически, – добавил Азаров. – Тут надо выходить в Пространство…
Стали подсчитывать. Только Раин не участвовал в работе – он надел наушники справочника и что-то вычислял на листке бумаги, изредка поглядывая на хронометр.
Утешительного было мало. Если даже пожертвовать аккумуляторным резервом (восемьсот килограммов), резервом воды (полторы тонны), кое-какими приборами (об этом говорилось вполголоса, чтобы не услышал Раин), то получалось всего две с половиной тонны, а нужно было сбросить гораздо больше.
Пилоты пригорюнились. Раин продолжал что-то вычислять, поднимая изредка глаза к потолку.
Потом все три пилота разом взглянули друг на друга, одновременно открыли рты – будто хотели что-то сказать, и одновременно же закрыли. Тогда Сенцов, засмеявшись, сказал Азарову:
– Ну, Витя, давай ты…
– Основная ступень! – выпалил Азаров.
– Основная ступень! – подтвердил Коробов. – А топливо из ее баков – его осталось немного – перекачаем в баки последней ступени – именно туда, где у нас недостача.
– А как перекачать? – спросил Сенцов.
– Да очень просто! – торопливо объяснял Коробов только что возникшую идею. – Демонтируем один компрессор, расчалим тросами на оболочке ракеты…
Сенцов оглядел обоих, потом перевел взгляд на экран: пусть Марс и крепко вцепился в их маленький корабль, но что значит сила притяжения какого-нибудь там Марса по сравнению с силой воли таких вот людей… Вслух же сказал самым обычным голосом:
– Что ж, верно. Только есть одна опасность; если во время работы корабль снова подвергнется какой-нибудь атаке – ну, хотя бы метеорной – то, понимаете сами… Двигатели сработают, а это – гибель для всякого, кто окажется вблизи. Мы ведь не можем отключить всю автоматику…
– Другого выхода нет, – сказал Азаров.
– Почему же нет? Есть… – спокойно, не оглянувшись ответил Раин. – Поскольку вы решили мои приборы не выкидывать – я вам, так и быть, помогу… (Все в должной мере оценили шутливо-благодушный тон астронавигатора: речь шла о жизни, и не в шутку, а всерьез.) – Мы сейчас приближаемся к орбите Деймоса – внешнего спутника Марса. Я тут подсчитал… Через час с небольшим – тут точные цифры – он нас нагонит. На Деймос можно сесть. Там можно работать спокойнее. А взлететь с него несложно…
Все оживились. Все-таки будет почва под ногами, демонтаж пойдет гораздо быстрее.
– Крепить все! – скомандовал Сенцов. – Готовиться к посадке!
Работы по подготовке заняли более получаса – пришлось привести в посадочное положение большинство приборов, в особенности астрономических. Закончив, космонавты снова собрались в рубке, заняли места по взлетно-посадочному расписанию.
– Наконец-то, – Сенцов улыбнулся, – посмотрим, что же это за спутник Марса… Ну, вот и все. Прошу курс.
Раин и Калве вновь надели наушники, Калве включил вычислитель. Сенцов, секунду помедлив, сорвал пломбы с рычагов автономного управления, отвел предохранители, кивнул Коробову:
– Давай акт!
Нагнувшись над микрофоном, Коробов стал раздельно диктовать: «Сего числа… ввиду особой необходимости… значительное отклонение от курса…» Не спускавший глаз с хронометра Раин сказал:
– Еще шестнадцать минут точно.
Сенцов, повернув кресло, проверил – хорошо ли все пристегнулись. Он с удовольствием ощутил появление «стартового состояния»: учащенно билось сердце, сознание стало предельно ясным, каждое движение было рассчитано заранее.
Он повернулся к пульту, и тогда Раин кивнул ему: «Пора!»
– Внимание! – громко сказал Сенцов.
Предостерегающе завыли сирены локаторов – где-то сзади нащупали они невидимую во тьме поверхность еще далекого, но догонявшего их Деймоса. Сенцов нажал рычаг – все кресла поднялись, обнажив блестящие стальные цилиндры противоперегрузочных устройств. Затем, мальчишески подмигнув самому себе, он уверенно положил руку на красную рукоятку пуска, плавно потянул… Корабль, вздрогнув, начал прибавлять ход.
Задуманный маневр был достаточно сложен. Предстояло выйти на орбиту Деймоса, оказаться впереди него и, сохраняя ход несколько меньший, чем орбитальная скорость спутника Марса, позволить ему догнать себя. Тем самым не было бы истрачено ни грамма топлива из баков тормозных двигателей.
Спутник неслышно скользил по своей орбите, изображение его на экранах все вырастало. Сенцов включил рули, и ракета изменила направление движения так плавно, что никто почти не почувствовал ускорения. Да, Сенцов был артист – это все знали. Калве уже рассчитал точку встречи. Маленькая планетка догоняла корабль…
Сенцов чуть увеличил ход, чтобы скорость сближения уменьшилась до предела. Цилиндры амортизаторов медленно двинулись. Тела заметно отяжелели. Чья-то парившая под потолком тетрадь бабочкой метнулась в сторону…
В нескольких километрах от Деймоса, когда скорости корабля и спутника почти сравнялись, Сенцов выключил двигатель. Откинулся на спинку кресла и, глядя в потолок, сказал:
– Ну вот. Теперь полчасика посидим и…
Потом, когда они пытались вспомнить, как это случилось, все признались, что подумалось им в эту минуту одно и то же: Деймосу надоело смотреть на бегущий перед ним корабль, и он решил взять его в руки и рассмотреть поближе. Впрочем, сомнительно, что именно так представлялись им события в тот момент, когда, словно притянутый могучим механизмом, корабль стремительно рванулся кормой вперед – к спутнику. Все вздрогнули в креслах. Сенцов неуловимо-быстрым движением снова включил двигатель. Но Деймос надвигался все ближе и ближе, и гораздо скорее, чем хотелось бы любому из них. На экране промелькнули какие-то блестящие вершины, странные призрачные уступы…
Тогда Сенцов, чисто инстинктивно, стремясь ускользнуть в сторону от орбиты спутника, тронул рули. Но темная громада была уже рядом.
Тряхнуло так, что взвизгнули амортизаторы. Скрежет, треск… Казалось, ракету волоком тащили по острым камням… Сенцов рывком выключил рули, и скрежет затих. Неожиданно погас экран заднего обзора. Ракета замерла на месте.
Сенцов медленно закреплял предохранители – слишком медленно, как казалось всем. На каждом из космонавтов посадка отозвалась тяжело. Наступила странная слабость, трудно было поднять руку, хотелось закрыть глаза и уснуть. Непонятная психическая реакция – каждому казалось, что он лежит на спине, а вовсе не сидит в кресле. На спине? А стена рубки, где дверь в коридор, – под ними? Бред… Но ведь когда-то они находились именно в таком положении! Когда же это было? Нет, не было… Надо вспомнить. Да, было, перед стартом, когда ракета стояла вертикально, и земное притяжение ясно указывало – где низ. Или это им кажется? Что же – пусть, спать все равно удобнее на спине. Значит – будем спать…
– Не спать! – Голос Сенцова прозвучал резко и даже чуть угрожающе.
Первым с усилием открыл глаза Раин. В ушах шумело. Отхлынувшая было кровь вновь приливала к мозгу, мысли прояснялись. Сенцов чуть наклонился в сторону – вращающееся кресло повернулось вокруг оси, и он неожиданно для самого себя вывалился, повис на ремнях, неуклюже болтая ногами. Значит, понятие низа действительно существовало… Глаза его уперлись в дверь – на ней лежала та самая порхавшая по рубке тетрадка.
– Всем фиксировать кресла, не то выпадете! – спокойно приказал Сенцов.
– Тяжесть! – сказал Раин. – Это – гравитация… – И, внезапно перейдя на крик: – Откуда здесь такая тяжесть?!
Внезапно ракета снова дрогнула, стала медленно наклоняться, опуская нос – казалось, кто-то подталкивал космонавтов в спину, чтобы они вместе с креслами приняли нормальное – вертикальное положение. Никто не произнес ни слова – расставив локти, чтобы не швыряло в креслах, не мигая, космонавты смотрели на экраны, словно оттуда и должно было прийти что-то – спасение или гибель…
Сенцов поднял было руку, крикнул: «Держись!..» Калве подумалось – сейчас ракету швырнет куда-то в пропасть. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть последней минуты. Но даже на это не осталось сил…
3
Ничего страшного не произошло: наклонившись, ракета остановилась – замерла под углом градусов в шестьдесят к уже явно ощутимой теперь горизонтали. Все медленно приходили в себя; Калве неудержимо зевал, Азаров потирал ушибленный локоть.
Сенцов расстегнул ремни (на которых висел, вывалившись из кресла), тяжело шлепнулся на косой пол, медленно съехал к стене и там осторожно поднялся на ноги.
– Где мы? – спросил Калве. – Это Марс?
– Нет, – медленно ответил Сенцов. – Это не Марс.
– Да, но гравитация! Откуда гравитация? – снова сердито закричал Раин. – Этого же не может быть! Я выводил на Деймос! Куда мы сели? Мы ведь не взлетим!
После длительной невесомости ему, как и остальным членам экипажа, казалось, что такой тяжести они не испытывали даже в тяжелейшие моменты ускорения. Только Сенцов, уже стоявший на ногах, мог, хотя и с трудом, оценить действительное напряжение поля тяготения.
– Сели… – проворчал Сенцов. Он вскарабкался к креслу, повернул его, уселся, облегченно вздохнул.
– Действительно, гравитация – больше земной, – безразличным голосом сказал Азаров.
– Это только нам кажется, – тотчас же возразил Коробов. – Одна пятая земной, – он кивнул в сторону гравиметра. – Мы просто привыкли к легкой жизни…
Калве вежливо улыбнулся, показывая, что тяжесть не лишила его способности оценить каламбур. Остальные хмуро промолчали.
– Легкая жизнь… – протянул Раин. – Отсюда – самочувствие… Но надо же установить причину? Командир!
– Здесь мы ее не установим, – мрачно и как будто бы даже нерешительно ответил Сенцов. – Придется выходить… Садился я на Деймос – это все, что могу пока сказать.
– Такое напряжение гравитации… – пробормотал Калве.
– Смейтесь, как хотите, – сказал Коробов, – но не искусственный ли это спутник?
Все действительно засмеялись. Искусственный спутник – это из аксессуаров фантастики, а здесь – явная реальность. Да и сам Коробов сказал это как бы в шутку, хотя глаза его при этом оставались серьезными и чувствовалось, что где-то в глубине души он готов поверить в свою версию.
– Стойте! – Азаров поднял руку. – Я понял! Деймос состоит не из обычного вещества. Нарушенные электронные оболочки, колоссальная плотность – вот где источник… Помните – звезда Ван Манена и все прочие…
– Помним… – буркнул Раин. – Вы думаете, если бы это было так, то не было бы замечено раньше? Тогда вращались бы вокруг общего центра тяжести системы… Я уж скорей допущу, что эта сверхплотная громада – вовсе и не Деймос. Она могла только что приблизиться к Марсу, ведь бывают всякие совпадения, и оказалась на орбите Деймоса… Хотя – это место Деймоса… Словом, не знаю.
– Что ж, – сказал Сенцов, – принимаем предположение Азарова как рабочую гипотезу. Конечно, не исключено, что найдется и другое решение. Но найдем мы его, вернее всего, уже на поверхности спутника, а вовсе не в рубке.
Раин пожал плечами, промолчал. Сенцов подвел итоги предположениям:
– Ну, сегодня переживаний, кажется – за весь полет сразу.
– Нет, мы просто спим и видим коллективный сон, – вставил Коробов.
Смех прозвучал чуть натянуто: в рубке все еще царила некоторая растерянность. Так, наверное, чувствуют себя потерпевшие кораблекрушение, выбравшись на твердую почву необитаемого острова: и радуются, и в то же время понимают, что ничто хорошее их, по всей видимости, впереди не ждет…
Наконец Сенцов отдал распоряжение. Коробов поднялся, кивнул Азарову – оба ушли проверять рабочие помещения и двигатели, лазить по тесным закоулкам вокруг компрессоров и камеры сгорания… Калве присел на корточки перед вычислителем, начал осматривать его. Сенцов приказал выключить лишнее освещение и все локаторы.
– А если метеорит? – спросил Раин.
– А если… все равно, не имея хода, от него не спасешься, – ответил Сенцов.
Раин кивнул, словно совершенно успокоенный ответом, и стал переключать экраны на телеприемник заднего обзора. Они не оживали – очевидно, на корме были повреждения…
Коробов и Азаров вскоре вернулись, вытирая измазанные руки. Коротко доложили. При первом беглом осмотре все оказалось в порядке, прокрутить же компрессоры вхолостую они не решились: потребуется слишком большой расход электричества. Кое-где испортилось освещение, но это уже мелочь.
Внимательно изучавший приборы Сенцов выслушал все доклады. Кивнул, как будто бы даже равнодушно, потом повернулся к Раину:
– Сильное магнитное поле – странно… Так что – не только гравитация.
– Час от часу не легче, – развел руками Раин. – Надо выходить. Разумеется, не исключено, что спутник состоит из сверхплотных пород. Или…
– Или? – быстро спросил Сенцов.
– Ничего… – замялся Раин. – Нет, конечно, ничего… Просто явление пока необъяснимо. Так или иначе – открытие колоссального значения…
– А посадка? – спросил Сенцов. – Тоже – необъяснимо?
– Для гипотез – не время… Посадка? И ты всего лишь человек. Неточное движение… Вот мы и провалились.
– В общем, – не утерпел Коробов, – тут некоторые жаловались на недостаток приключений… – Он подмигнул Сенцову, похлопал по плечу Раина. – Вот вам приключение – по первому разряду.
Азаров покосился на него, что-то проворчал. Больше никто не сказал ни слова – космонавты смотрели на командира.
Он молчал, как всем показалось, слишком долго…
Было ясно, что придется выйти из корабля, и на лице Азарова было написано такое откровенное желание поскорее выбраться наружу, что Сенцов пожалел его больше остальных, потому что знал – именно Азарову придется остаться. Выходить следовало более осторожным, да к тому же Азаров незаменим на связи.
Нельзя, по соображениям безопасности, выходить и Калве. Хозяин кибернетических устройств, возле них он и должен дежурить. Ожидать в ракете предстояло и Коробову – опытный пилот-космонавт, он в случае чего примет командование.
– Наружу выйдем я и Раин, – проговорил Сенцов. – Спутники – по его специальности, – добавил он, хотя мог ничего не объяснять. – Остальным – дежурить по аварийному расписанию. Исправить освещение, наладить быт, держать с нами связь и подготовить внеочередную фотограмму на Землю. Может быть…
Наступившее молчание никак нельзя было счесть одобрительным.
– Не унывайте, – утешил Сенцов. – Успеете… Работать все будут, это могу гарантировать. Мы – только разведка…
Опять-таки он мог ничего не объяснять, но ему почему-то хотелось утешить ребят, оставить их успокоенными. «Как перед смертью», – сердито подумал он, шагнул вперед – непослушная нога тяжело грохнула об пол: тяготение… «Фантасмагория!» – пробормотал Сенцов.
Из стенных шкафов достали два скафандра. Сенцову и Раину помогли одеться. В скафандрах оба выглядели одинаково толстыми. Большие, прозрачные спереди шлемы сделали их существами, принадлежащими тому, наружному миру… Проверили кислород, систему регенерации. Сенцов подул в микрофон шлема, раздельно проговорил: «Раз, два, три, четыре…» То же сделал и Раин.
Потом они, прощально помахав руками, направились к двери. Калве и Коробов провожали разведчиков к выходу, в их глазах была тревога.
Стальная, в десять миллиметров дверь закрылась за уходящими. Прижимавшие ее рычаги, сверкнув голубоватым металлом, холодно лязгнув, упали на место. Прошла минута, и Коробов увидел, как стрелка манометра стремительно прыгнула вниз: гидравлика и давление воздуха в камере выжали прикипевшую к гнезду крышку входного люка.
Трое остались в ракете… Азаров сидел у рации и, судя по устремленному вдаль взгляду, по нахмуренному лбу, напряженно думал: что это за гравитация? Откуда? По временам он негромко спрашивал разведчиков: «Ну, как там? Как?» Калве снова стал возиться с вычислителем: сняв панели, доставал запасные контуры, проверял, вставлял в гнезда, снова проверял… Движения его были неторопливы, казалось даже – он чересчур мешкает. На самом же деле он работал быстро и точно, но без суеты. Коробов вышел в коридор – посмотреть, что стало с выведенной за борт хлорелловой ванной, о которой в суматохе все забыли. Из коридора можно было сквозь иллюминатор увидеть, что делается в этом прозрачном мирке, населенном микроскопическими водорослями. Они служили для возобновления кислорода, а в случае нужды и для питания. Правда, мало было надежды, что водоросли уцелели после облучения.
Азаров хмурился все больше. Со связью творилось что-то непонятное. Голоса Сенцова и Раина слышались глухо, словно космонавты успели отойти далеко от ракеты или же между ними и кораблем возникла какая-то экранирующая преграда.
Время от времени слышимость вообще пропадала, как будто над поверхностью спутника бушевала магнитная буря. Стрелки магнитометров судорожно дергались. Магнитная буря – на поверхности ничтожного камня, неприкаянно мотающегося в пустоте? А может быть, и не гравитация, и не магнитное поле, а что-то совсем другое?! Не все же мы знаем о полях… Опыт Азарова никак с этим согласиться не мог, но разум говорил: возможно, многое возможно, и неизвестно еще, что может случиться в следующую минуту… А приборы упрямо показывали свое. И еще Калве не давал покоя.
– Скажи Сенцову, пусть в первую очередь осмотрит солнечные батареи, – повторил Калве уже в третий раз. Азаров наконец понял, чего он хочет, кивнул. Действительно, без источников энергии им придется плохо.
Прибавив мощность, он начал вызывать в микрофон. Наконец голос Сенцова, как сквозь подушку, ответил: «Батареи? Да ладно – подожди ты там со своими батареями…» Азаров пожал плечами. Потом в наушниках забормотали что-то невнятное. Можно было разобрать, что это голос Раина. Потом Сенцов воскликнул: «Не может быть!»
Азаров торопливо переключил прием с телефонов на динамик – чтобы слышали все, и нетерпеливо закричал в микрофон: «Ну, что там? Да ну же, отвечайте!» Но голоса делались все неразборчивее… Вошедший из коридора Коробов остановился у двери – он услышал, как из динамика донеслось раинское: «Смотри, смотри…» На этом связь окончательно прервалась. Из динамика доносилось только густое фоновое гудение.
Азаров стремительно протянул руку – еще усилить ток, и в этот момент все трое почувствовали, как дрогнул и стал ускользать из-под ног покатый пол рубки…
Сенцов расстегнул ремни (на которых висел, вывалившись из кресла), тяжело шлепнулся на косой пол, медленно съехал к стене и там осторожно поднялся на ноги.
– Где мы? – спросил Калве. – Это Марс?
– Нет, – медленно ответил Сенцов. – Это не Марс.
– Да, но гравитация! Откуда гравитация? – снова сердито закричал Раин. – Этого же не может быть! Я выводил на Деймос! Куда мы сели? Мы ведь не взлетим!
После длительной невесомости ему, как и остальным членам экипажа, казалось, что такой тяжести они не испытывали даже в тяжелейшие моменты ускорения. Только Сенцов, уже стоявший на ногах, мог, хотя и с трудом, оценить действительное напряжение поля тяготения.
– Сели… – проворчал Сенцов. Он вскарабкался к креслу, повернул его, уселся, облегченно вздохнул.
– Действительно, гравитация – больше земной, – безразличным голосом сказал Азаров.
– Это только нам кажется, – тотчас же возразил Коробов. – Одна пятая земной, – он кивнул в сторону гравиметра. – Мы просто привыкли к легкой жизни…
Калве вежливо улыбнулся, показывая, что тяжесть не лишила его способности оценить каламбур. Остальные хмуро промолчали.
– Легкая жизнь… – протянул Раин. – Отсюда – самочувствие… Но надо же установить причину? Командир!
– Здесь мы ее не установим, – мрачно и как будто бы даже нерешительно ответил Сенцов. – Придется выходить… Садился я на Деймос – это все, что могу пока сказать.
– Такое напряжение гравитации… – пробормотал Калве.
– Смейтесь, как хотите, – сказал Коробов, – но не искусственный ли это спутник?
Все действительно засмеялись. Искусственный спутник – это из аксессуаров фантастики, а здесь – явная реальность. Да и сам Коробов сказал это как бы в шутку, хотя глаза его при этом оставались серьезными и чувствовалось, что где-то в глубине души он готов поверить в свою версию.
– Стойте! – Азаров поднял руку. – Я понял! Деймос состоит не из обычного вещества. Нарушенные электронные оболочки, колоссальная плотность – вот где источник… Помните – звезда Ван Манена и все прочие…
– Помним… – буркнул Раин. – Вы думаете, если бы это было так, то не было бы замечено раньше? Тогда вращались бы вокруг общего центра тяжести системы… Я уж скорей допущу, что эта сверхплотная громада – вовсе и не Деймос. Она могла только что приблизиться к Марсу, ведь бывают всякие совпадения, и оказалась на орбите Деймоса… Хотя – это место Деймоса… Словом, не знаю.
– Что ж, – сказал Сенцов, – принимаем предположение Азарова как рабочую гипотезу. Конечно, не исключено, что найдется и другое решение. Но найдем мы его, вернее всего, уже на поверхности спутника, а вовсе не в рубке.
Раин пожал плечами, промолчал. Сенцов подвел итоги предположениям:
– Ну, сегодня переживаний, кажется – за весь полет сразу.
– Нет, мы просто спим и видим коллективный сон, – вставил Коробов.
Смех прозвучал чуть натянуто: в рубке все еще царила некоторая растерянность. Так, наверное, чувствуют себя потерпевшие кораблекрушение, выбравшись на твердую почву необитаемого острова: и радуются, и в то же время понимают, что ничто хорошее их, по всей видимости, впереди не ждет…
Наконец Сенцов отдал распоряжение. Коробов поднялся, кивнул Азарову – оба ушли проверять рабочие помещения и двигатели, лазить по тесным закоулкам вокруг компрессоров и камеры сгорания… Калве присел на корточки перед вычислителем, начал осматривать его. Сенцов приказал выключить лишнее освещение и все локаторы.
– А если метеорит? – спросил Раин.
– А если… все равно, не имея хода, от него не спасешься, – ответил Сенцов.
Раин кивнул, словно совершенно успокоенный ответом, и стал переключать экраны на телеприемник заднего обзора. Они не оживали – очевидно, на корме были повреждения…
Коробов и Азаров вскоре вернулись, вытирая измазанные руки. Коротко доложили. При первом беглом осмотре все оказалось в порядке, прокрутить же компрессоры вхолостую они не решились: потребуется слишком большой расход электричества. Кое-где испортилось освещение, но это уже мелочь.
Внимательно изучавший приборы Сенцов выслушал все доклады. Кивнул, как будто бы даже равнодушно, потом повернулся к Раину:
– Сильное магнитное поле – странно… Так что – не только гравитация.
– Час от часу не легче, – развел руками Раин. – Надо выходить. Разумеется, не исключено, что спутник состоит из сверхплотных пород. Или…
– Или? – быстро спросил Сенцов.
– Ничего… – замялся Раин. – Нет, конечно, ничего… Просто явление пока необъяснимо. Так или иначе – открытие колоссального значения…
– А посадка? – спросил Сенцов. – Тоже – необъяснимо?
– Для гипотез – не время… Посадка? И ты всего лишь человек. Неточное движение… Вот мы и провалились.
– В общем, – не утерпел Коробов, – тут некоторые жаловались на недостаток приключений… – Он подмигнул Сенцову, похлопал по плечу Раина. – Вот вам приключение – по первому разряду.
Азаров покосился на него, что-то проворчал. Больше никто не сказал ни слова – космонавты смотрели на командира.
Он молчал, как всем показалось, слишком долго…
Было ясно, что придется выйти из корабля, и на лице Азарова было написано такое откровенное желание поскорее выбраться наружу, что Сенцов пожалел его больше остальных, потому что знал – именно Азарову придется остаться. Выходить следовало более осторожным, да к тому же Азаров незаменим на связи.
Нельзя, по соображениям безопасности, выходить и Калве. Хозяин кибернетических устройств, возле них он и должен дежурить. Ожидать в ракете предстояло и Коробову – опытный пилот-космонавт, он в случае чего примет командование.
– Наружу выйдем я и Раин, – проговорил Сенцов. – Спутники – по его специальности, – добавил он, хотя мог ничего не объяснять. – Остальным – дежурить по аварийному расписанию. Исправить освещение, наладить быт, держать с нами связь и подготовить внеочередную фотограмму на Землю. Может быть…
Наступившее молчание никак нельзя было счесть одобрительным.
– Не унывайте, – утешил Сенцов. – Успеете… Работать все будут, это могу гарантировать. Мы – только разведка…
Опять-таки он мог ничего не объяснять, но ему почему-то хотелось утешить ребят, оставить их успокоенными. «Как перед смертью», – сердито подумал он, шагнул вперед – непослушная нога тяжело грохнула об пол: тяготение… «Фантасмагория!» – пробормотал Сенцов.
Из стенных шкафов достали два скафандра. Сенцову и Раину помогли одеться. В скафандрах оба выглядели одинаково толстыми. Большие, прозрачные спереди шлемы сделали их существами, принадлежащими тому, наружному миру… Проверили кислород, систему регенерации. Сенцов подул в микрофон шлема, раздельно проговорил: «Раз, два, три, четыре…» То же сделал и Раин.
Потом они, прощально помахав руками, направились к двери. Калве и Коробов провожали разведчиков к выходу, в их глазах была тревога.
Стальная, в десять миллиметров дверь закрылась за уходящими. Прижимавшие ее рычаги, сверкнув голубоватым металлом, холодно лязгнув, упали на место. Прошла минута, и Коробов увидел, как стрелка манометра стремительно прыгнула вниз: гидравлика и давление воздуха в камере выжали прикипевшую к гнезду крышку входного люка.
Трое остались в ракете… Азаров сидел у рации и, судя по устремленному вдаль взгляду, по нахмуренному лбу, напряженно думал: что это за гравитация? Откуда? По временам он негромко спрашивал разведчиков: «Ну, как там? Как?» Калве снова стал возиться с вычислителем: сняв панели, доставал запасные контуры, проверял, вставлял в гнезда, снова проверял… Движения его были неторопливы, казалось даже – он чересчур мешкает. На самом же деле он работал быстро и точно, но без суеты. Коробов вышел в коридор – посмотреть, что стало с выведенной за борт хлорелловой ванной, о которой в суматохе все забыли. Из коридора можно было сквозь иллюминатор увидеть, что делается в этом прозрачном мирке, населенном микроскопическими водорослями. Они служили для возобновления кислорода, а в случае нужды и для питания. Правда, мало было надежды, что водоросли уцелели после облучения.
Азаров хмурился все больше. Со связью творилось что-то непонятное. Голоса Сенцова и Раина слышались глухо, словно космонавты успели отойти далеко от ракеты или же между ними и кораблем возникла какая-то экранирующая преграда.
Время от времени слышимость вообще пропадала, как будто над поверхностью спутника бушевала магнитная буря. Стрелки магнитометров судорожно дергались. Магнитная буря – на поверхности ничтожного камня, неприкаянно мотающегося в пустоте? А может быть, и не гравитация, и не магнитное поле, а что-то совсем другое?! Не все же мы знаем о полях… Опыт Азарова никак с этим согласиться не мог, но разум говорил: возможно, многое возможно, и неизвестно еще, что может случиться в следующую минуту… А приборы упрямо показывали свое. И еще Калве не давал покоя.
– Скажи Сенцову, пусть в первую очередь осмотрит солнечные батареи, – повторил Калве уже в третий раз. Азаров наконец понял, чего он хочет, кивнул. Действительно, без источников энергии им придется плохо.
Прибавив мощность, он начал вызывать в микрофон. Наконец голос Сенцова, как сквозь подушку, ответил: «Батареи? Да ладно – подожди ты там со своими батареями…» Азаров пожал плечами. Потом в наушниках забормотали что-то невнятное. Можно было разобрать, что это голос Раина. Потом Сенцов воскликнул: «Не может быть!»
Азаров торопливо переключил прием с телефонов на динамик – чтобы слышали все, и нетерпеливо закричал в микрофон: «Ну, что там? Да ну же, отвечайте!» Но голоса делались все неразборчивее… Вошедший из коридора Коробов остановился у двери – он услышал, как из динамика донеслось раинское: «Смотри, смотри…» На этом связь окончательно прервалась. Из динамика доносилось только густое фоновое гудение.
Азаров стремительно протянул руку – еще усилить ток, и в этот момент все трое почувствовали, как дрогнул и стал ускользать из-под ног покатый пол рубки…
4
В выходном отсеке Сенцов и Раин на миг задержались. Двигаться в скафандрах сначала показалось трудно. Раин почувствовал капли пота на лбу, а стереть их было нельзя, хотя астроном и попробовал дотянуться лбом до верхней, непрозрачной части шлема. Однако очень быстро чувство неловкости исчезло.
Они постояли минуту-другую, пока вокруг бушевало ультрафиолетовое излучение. Такой душ полагалось принимать всякий раз при выходе и входе, чтобы не вынести и не занести в ракету ни одного микроба.
Затем Сенцов отодвинул один за другим два предохранителя. Вопросительно посмотрел на Раина. Тот кивнул. И тогда Сенцов ладонью нажал красную большую пуговицу на щитке.
Какое-то мгновение казалось, что люк вообще не откроется; потом он со вздохом уступил. Последнее, что они услышали через выведенные на внешнюю сторону шлемов микрофоны, был короткий свист рванувшегося из отсека воздуха. Затем наступила странная, невесомая тишина. Еле слышные шумы в наушниках раций заставляли морщиться, словно от грохота поезда.
Люк оказался почти над головой, однако здесь это не играло роли. Чуть присев и резко оттолкнувшись ногами, Сенцов высоко подскочил. Потом сел, придерживаясь за борт. За ним таким же образом последовал Раин и тоже задержался на краю люка.
Секунд десять они сидели так, оглядываясь, но после яркого света в ракете разобрать что-либо вокруг было трудно: Марс прятался где-то за близким горизонтом… Да ничего и не хотелось разбирать – настолько величественной была открывшаяся им картина Вселенной.
Такою они видели ее впервые. Это было не звездное небо Земли. Здесь Вселенная обнимала их со всех сторон, если не считать ничтожного клочка тверди под ногами, а на Земле половину поля зрения всегда отнимала сама Земля. Сейчас они были в центре Вселенной; медленно, едва уловимо, она вращалась вокруг них, поражая обилием звезд, которые в своей обсерватории на Земле Раин мог наблюдать только в телескопы. Тут не было рассеивавшей свет атмосферы, звезды стали видны простым глазом, и это оказалось совсем иным зрелищем, потому что – велико ли поле зрения даже широкоугольного телескопа? За кажущейся неподвижностью светил угадывалось стремительное движение. Далекие галактики пламенели, как застывшие взрывы. Воистину на острове посредине безбрежного океана стояли космонавты, впервые почувствовавшие – что такое Пространство вне Земли, вне замкнутого мирка ракеты… Протянутая рука здесь простиралась во Вселенную, не встречая никаких преград.
Они постояли минуту-другую, пока вокруг бушевало ультрафиолетовое излучение. Такой душ полагалось принимать всякий раз при выходе и входе, чтобы не вынести и не занести в ракету ни одного микроба.
Затем Сенцов отодвинул один за другим два предохранителя. Вопросительно посмотрел на Раина. Тот кивнул. И тогда Сенцов ладонью нажал красную большую пуговицу на щитке.
Какое-то мгновение казалось, что люк вообще не откроется; потом он со вздохом уступил. Последнее, что они услышали через выведенные на внешнюю сторону шлемов микрофоны, был короткий свист рванувшегося из отсека воздуха. Затем наступила странная, невесомая тишина. Еле слышные шумы в наушниках раций заставляли морщиться, словно от грохота поезда.
Люк оказался почти над головой, однако здесь это не играло роли. Чуть присев и резко оттолкнувшись ногами, Сенцов высоко подскочил. Потом сел, придерживаясь за борт. За ним таким же образом последовал Раин и тоже задержался на краю люка.
Секунд десять они сидели так, оглядываясь, но после яркого света в ракете разобрать что-либо вокруг было трудно: Марс прятался где-то за близким горизонтом… Да ничего и не хотелось разбирать – настолько величественной была открывшаяся им картина Вселенной.
Такою они видели ее впервые. Это было не звездное небо Земли. Здесь Вселенная обнимала их со всех сторон, если не считать ничтожного клочка тверди под ногами, а на Земле половину поля зрения всегда отнимала сама Земля. Сейчас они были в центре Вселенной; медленно, едва уловимо, она вращалась вокруг них, поражая обилием звезд, которые в своей обсерватории на Земле Раин мог наблюдать только в телескопы. Тут не было рассеивавшей свет атмосферы, звезды стали видны простым глазом, и это оказалось совсем иным зрелищем, потому что – велико ли поле зрения даже широкоугольного телескопа? За кажущейся неподвижностью светил угадывалось стремительное движение. Далекие галактики пламенели, как застывшие взрывы. Воистину на острове посредине безбрежного океана стояли космонавты, впервые почувствовавшие – что такое Пространство вне Земли, вне замкнутого мирка ракеты… Протянутая рука здесь простиралась во Вселенную, не встречая никаких преград.