Михайлов Владимир Дмитриевич. Дальней дороги

   Тут он хитро подмигнул сам себе: сейчас-то у него есть все основания приземлиться около лабораторного корпуса полигона, но он этого не сделает. Он оставит машину под тем же деревом, что и с утра, и точно так же преодолеет забор напротив белого домика, предназначенного вообще-то для гостей полигона. Потом пойдет, не скрываясь, к центру. Поскольку прилетел он по делу, то в крайнем случае не стыдно будет признаться и в том, что утром он был здесь: тоже, мол, хотел зайти по делу, но встретил рамака - и расхотел, а вот теперь, будьте любезны, возвращайте поскорее автоматику: мы не с железом работаем, нам ждать некогда.
   Он так и сделал; диагравионный микродвигатель послушно перенес его через забор, по-прежнему невозмутимо и нагло возвышавшийся среди долины. Оказавшись в пределах полигона, Волгин не стал пригибаться и оглядываться; наоборот, он внешне беззаботно и даже с некоторой лихостью размахивая рукамйг, зашагал туда, где - километрах в полутора - купа высоких деревьев скрывала лабораторный корпус, в котором помещалось и все руководство этой грязной работой, как Волгин про себя - а иногда и не только про себя - называл производство рамаков. Правда, здесь их только монтировали, создание же отдельных узлов и механизмов было делом слишком сложным для того, чтобы им можно было заниматься в условиях полигона.
   Он не встретил ни одного рамака, и, по правде говоря, Ничуть не пожалел об этом; наоборот, он и не ожидал их встретить, потому что теперь, во время предварительных испытаний, все они должны были находиться где-то в центре. Конечно, если бы такая встреча и произошла, Волгин не подвергся бы никакой опасности, как не подвергался ей утром: рамаки - это было известно - по отношению к людям держались вежливо, никаких агрессивных намерений не проявляли, и вовсе не потому, что уважение к человеку было в них запрограммировано, а потому, что они были разумны; разум же, кстати, имеет свойство противиться навязываемым программам. Но все равно, Волгин не хотел встречаться с ними; он испытывал по отношению к этим сложнейшим Созданиям техники и интуиции чувство брезгливости и некоторого возмущения. Мы часто умиляемся разными мелочами, если существо-объект умиления-занимает по отношению к нам подчиненное положение, 'как например, собака или автоматическое устройство. Но если бы вам пришлось даже не подчиняться, а хотя бы сотрудничать с собакой и автоматом на равных условиях яе в той области, где вы и так признаете их превосходство - в области отыскания запахов или, скажем, точной обработки металла, - а во всех областях, то умиление моментально уступило бы место досаде, озлоблению и нежеланию устанавливать .контакты с вынужденными партнерами. Поскольку же рамаки внешне напоминали роботов куда больше, чем людей, то отношение Волгина к ним именно таким и было. Во всяком случае, так он объяснял это другим, а порой - и себе, хотя настоящая причина, по-видимому, крылась яе в этом.
   Волгин медленно приблизился к белому домику для гостей. На этот раз никто не вышел на крыльцо, никто не стал разглядывать нарушителя ни в бинокль, ни простым глазом. Но домик был обитаем, и прибывший на полигон гость, видимо, не принадлежал к людям аккуратным: пустая дорожная сумка валялась около крыльца. Волгин подошел, любопытствуя; сердце забилось сильнее, и он вздохнул с сожалением: такие сумки раньше были только в Дальней разведке, он и сам сохранил такую с тех сказочных времен, когда о делах Дальней Волгин узнавал без помощи кабинетяого информатора. Теперь, верно, каждый, кому охота, мог обзавестись этой сумкой, может быть, они даже вошли в моду, а раньше достаточно было увидеть у человека такой предмет, чтобы безошибочно признать в нем своего. Волгин пожал плечами, неодобрительно покачал головой; но задерживаться здесь было некогда, время шло, а сегодня предстояло сделать еще очень многое.
   Он достиг лабораторного корпуса. Здесь царило оживление, сотрудники готовились к испытанию, несли какие-то приборы, стереотрубы, портативные радиостанции, все это укладывалось на невысокую платформу, которая, видимо, должна была доставить все необходимое в ту точку полигона, где будет происходить испытание - предварительное испытание, только для своих. Волгина никто не остановил, никто не спросил ни о чем; наверное, полагали, что и он приглашен на испытания, хотя кое-кто из рамакистов наверняка узнал его: он заметил искоса брошенные на него взгляды. Он поднялся на третий этаж, где помещался руководитель проекта. Кабинет был пуст, киберсекретарь пробубнил, что руководитель в точке испытаний. Волгин торопливо спустился и успел вскочить на платформу в последний момент. Снова никто не сказал ни слова, просто посторонились и дали ему место.
   Платформа плавно поднялась; полет продолжался минут пять, не больше - полигон, в сущности, был не столь уж велик. Там, где они приземлились, не было никаких, строений, только глубокий, в рост человека, ров, облицованный пластиком и прикрытый пластиковым же козырьком, над которым торчали лишь рога перископов. Рамакисты разбежались в разные стороны, унося приборы; Волгин пытался разыскать взглядом аппараты следящей автоматики, но это ему не удалось, потому что почти сразу он увидел около спуска в траншею длинную фигуру Корна, руководителя проекта "Рамак", и торопливо направился к нему.
   Вряд ли Корн был приятно изумлен, увидев Волгина, однако виду не подал; невозмутимость и вежливость его были известны повсюду. Официально улыбаясь, он сделал шаг навстречу.
   - По-видимому, мои сотрудники исправили оплошность своего руководителя и направили вам приглашение, - своим обычным ровным голосом произнес Корн. - Сам я, откровенно говоря, этого не делал.
   - Не волнуйтесь, - сказал Волгин сухо; часть неприязни, испытываемой к рамакам, он бессознательно перенес и на их создателя. - Я по делу, и всего на несколько минут. Следящая автоматика, которую вы захватили на базе - наша; и у нас не так много времени, чтобы по вашей милости переносить запланированные эксперименты.
   Он внутренне поморщился: получилось грубовато, но иначе не удалось сформулировать мысль.
   - Очень сожалею, доктор Волгин, - сказал Корн и наклонил голову в знак извинения. - Могу сказать лишь, что настоящий виновник - не мы: Звездный флот сократил сроки на несколько дней, и мы оказались вынужденными...
   - Ладно, - сказал Волгин. - Это все я знаю. Меня интересует, когда вы вернете аппаратуру. Мне она будет нужна...
   Он хотел сказать "через час-два", но удержался и назвал настоящий срок:
   - Будет нужна сегодня вечером.
   - Разумеется, вы ее получите. Собственно, сразу же после испытания надобность в ней минует, и вы...
   Корн запнулся, но вежливость предписывала закончить мысль.
   - Вы смогли бы сразу же забрать ее, если... если на ближайший час у вас намечены какие-то дела поблизости.
   Волгин мысленно усмехнулся.
   - Нет, доктор Корн, - сказал он. - Поскольку никаких дел у меня не запланировано, я с удовольствием проведу этот час здесь.
   Корн нерешительно кашлянул; видимо, вежливость боролась в нем с неприязнью.
   - Хорошо, я буду очень рад. Хотя, откровенно говоря, до сих пор не предполагал, что вы принадлежите к числу сторонников нашего проекта.
   - Разумеется, нет, - откровенно ответил Волгин. - Но ведь делаем-то мы одно дело.
   - Итак, решено. А сейчас прошу извинить меня, необходимость уточнить план испытания вынуждает нас...
   - Ну, само собой, - сказал Волгин. - Я постою здесь.
   Ладно, подумал он, сейчас мы посмотрим на твоих питомцев в работе. Может быть, и не так убедительно они выглядят, и я зря тороплюсь. Может быть, из этой затеи вообще ничего не получится.
   Корн повернулся.
   - Вызовите руководителя проверки.
   Взгляды окружающих обратились в ту сторону, откуда, видимо, и должен был появиться руководитель испытания. Там было только несколько густо разросшихся кустов. В следующий миг руководитель испытания показался из чащи, и Волгин почувствовал, как мгновенное головокружение пошатнуло его, потому что этот руководитель был рамак.
   Он приблизился, плывя в воздухе на расстоянии нескольких сантиметров от земли и повис рядом с Корном. Кольца медленно раздвинулись; их движение окончилось в тот момент, когда полукруглая башенка рамака оказалась на уровне лица Корна.
   - Здравствуйте, руководитель, - сказал Корн.
   - Здравствуйте, доктор Корн.
   Голос был мелодичен, слова неторопливы, и странным казалось, что они исходят не из человеческого рта, а из отверстия в башенке, забранного частой металлической сеткой.
   - Итак, у вас все готово?
   - Мы всегда готовы, доктор.
   - Вы ведь помните сегодняшнюю программу: действия вашей группы, работающей в контакте с группой людей, и второй этап - демонстрация воспроизводства.
   - Мы будем выполнять действия первого этапа, доктор Корн.
   - Ну и что? - подумал Волгин. - Ничего особенного. Такие ответы может давать и робот. И таким же голосом. Пока еще мне не страшно.
   - Я надеюсь, и второго тоже?
   - Со вторым возникли некоторые осложнения.
   Корн покосился в сторону Волгина, однако ничем другим не выдал замешательства.
   - С воспроизводством?
   - Впрочем, быть может, все уладится. Мы не хотели бы доставлять неприятности кому-либо из вас. Я поставлю вас в известность несколько позже.
   Второй Корн. Ей-богу, второй Корн. Хотя - естественно: он же их воспитывал. У меня они разговаривали бы по-другому. И будут. Но не они, а люди, вот как.
   - Какие-нибудь технические неполадки?
   - Что вы, доктор Корн. Нет, некоторые затруднения общественного порядка.
   - Общественного?
   - Разве мы - не общество, доктор? Вопросы равенства сейчас очень интересуют нас. Но было бы слишком долго излагать их, учитывая крайне низкий темп усвоения информации людьми. Я полагаю, мы начнем.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - торопливо проговорил Корн.
   Странно, подумал Волгин. Неполадки. Конечно, можно бы этому и порадоваться. Но это не роботы, нет. Они живут своей жизнью. Я и не представлял, что это так выглядит... Ну, посмотрим, что они сейчас начнут вытворять...
   Тем временем рамак отплыл метров на двадцать. Остановился. И затем началось испытание.
   5.
   Они свалились откуда-то сверху; быть может, все время, пока шла подготовка, рамаки, снабженные диагравионными двигателями, парили где-то на неразличимой высоте. Очевидно, это должно было означать, что они прибыли из космоса; глядя на них, в это можно было поверить.
   Над самой землей они стремительно замедляли падение и повисали в нескольких сантиметрах над поверхностью планеты. Ни один аппарат, управляемый человеком, не мог бы развивать таких ускорений: пилот не выдержал бы перегрузки. Но рамаки не боялись перегрузок.
   Считанные мгновения они висели неподвижно. Широко раскрыв глаза, Волгин смотрел на эту жизнь, которая, будучи однажды создана человеком, сконструирована и изготовлена на его рабочих столах и станках, успела уже стать естественной, живя и даже размножаясь в естественной среде, без какой-либо помощи со стороны своих создателей. Но никаких особенных подробностей разглядеть не удалось, потому что почти сразу же рамаки сдвинулись с места и приступили к выполнению задачи.
   Темные, покрытые матовым веществом тела, двигались бы совершенно бесшумно, если бы не едва слышное шипение диагравионного разряда в атмосфере. Сначала их движение казалось беспорядочным, как суетня молекул газа. Они сближались, временами останавливались, собирались по двое или сразу по нескольку и, продержавшись две-три секунды вместе, вновь плыли в разные стороны, чтобы через мгновение соединиться уже с другими, образовав на миг новую фигуру. Иногда тот или другой рамак, отделившись от основной группы, отплывал в сторону, опускался на землю, втягивал кольца и замирал, затем вновь раздвигался и включался в общее движение. Они не обменивались ни единым звуком, и от этого картина непонятного танца становилась еще более жуткой.
   Сам того не сознавая, Волгин приблизился к Корну и взял его за локоть.
   - Что это значит? - спросил он шепотом.
   - Этого мы не знаем, - едва слышно ответил Корн. - Не забудьте, что они работают не по программе. Мы не знаем, что они думают и как будут действовать через секунду. Единственное, чего мы просим, это достижения определенных результатов. Поэта можно попросить написать стихи, но нельзя предписывать ему, как это сделать.
   Волгин удивленно покосился на Корна: сопоставление было из той области, в которую он погружался не часто.
   - Так что - абсолютная загадка?
   - Некоторые предположения есть... Эта группа составлена из рамаков, до сего времени не работавших и не живших вместе. Возможно, здесь происходит образование рабочих ячеек... бригад, если угодно. Но это - предположения...
   - Вы не пытались узнать?
   - Они не любят говорить на эту тему... Но смотрите, смотрите: они начинают!
   И в самом деле, беспорядочное движение прекратилось. Рамаки окончательно разбились на несколько групп по три-четыре в каждой. Кроме того, пять фигур отдалились в стороны, образовав правильный пятиугольник, внутри которого оказались остальные.
   - У них абсолютное геометрическое чутье, - прошептал Корн. - Это мы наблюдали уже не раз.
   Оказавшиеся в вершинах пятиугольника рамаки втянули кольца и опустились на землю. Через миг они снова раздвинулись до предельной высоты; из башенок выдвинулись короткие, толстые антенны, на концах их раскрылись решетчатые рефлекторы. Вслед за тем такие же антенны расцвели и над остальными башенками и зашевелились, словно нащупывая друг друга.
   - По-видимому, налаживается энергетический обмен, - негромко пояснил Корн. - Эти, по периметру, будут поставлять дополнительную энергию, если отдельные действия окажутся не под силу кому-либо из остальных.
   - Взаимопомощь по принципу муравейника?
   Корн отрицательно покачал головой.
   - По принципу людей, доктор Волгин. Не ниже. Но спустимся в укрытие: пора, я полагаю.
   Волгин вгляделся, и увидел, что остальные присутствовавшие уже укрылись в траншее. Он торопливо последовал за руководителем проекта: от рамаков наверняка можно было ожидать чего угодно.
   Словно именно присутствие людей на поверхности мешало им работать, рамаки сразу же принялись за дело. Из колец выдвинулись манипуляторы; у каждого рамака их было шесть. Волгин заметил, что манипуляторы разделялись на три группы; одни были покороче и потолще, другие - тонкие, длинные, гибкие. В следующий миг Волгин зажмурился: казалось, загорелась земля - вспыхнуло пламя, повалил дым. Когда он рассеялся, оказалось, что пятиугольная площадка покрыта блестящим, твердым на взгляд слоем какого-то вещества, воздух над ней дрожал, словно над раскаленной солнцем землей.
   - Стартовая площадка? - спросил он.
   - Нет, платформа для строительства станции. По договоренности с ними, подразумевается, что среда планеты враждебна для человека.
   - Гм, - кашлянул Волгин. Среда такая, конечно, бывает, но до сих пор и на такие планеты разведчики высаживались без посторонней помощи. Так что - стоит ли игра свеч?
   - Да, высаживались. Но сколько из высадившихся никогда больше не приняло участия в стартах? Не слишком ли дорогая цена?
   - Конечно; но многое в человеческой деятельности связано с риском. И человек идет на этот риск вовсе не потому, что его кто-то заставляет. Он идет по своей внутренней потребности; потому, что иначе не может. Зачем же ему отдавать свое дело другим, которые ко всему тому даже не люди?
   Но собрать все мысли и впечатления воедино можно будет и позже. Сейчас, раз уж удалось попасть на испытание, надо смотреть и наблюдать, и запоминать, чтобы потом оценить насколько же серьезный конкурент появился в космосе. Кстати, что они там успели?
   Волгин приник к окуляру перископа. По краям площадки уже поднималось несколько ажурных мачт. Откуда взялись детали для них? Неужели их подвезли в те краткие секунды, пока Волгин не смотрел в перископ? Или... они создали их на месте? Из чего же? За пределами площадки - какие-то черные кучи, несколько рамаков возятся около них. Что они, в самом деле плавят металл на месте? Здесь нет никаких руд... Или это не металл? Что-то на кремниевой основе? Может быть. Во всяком случае, такого материала до сих пор, насколько известно, в строительстве не применялось...
   Он повернулся к Корну; доктор пожал плечами.
   - Мы не знаем, что это. Потом попытаемся исследовать. Рамаки ведь решают на месте, что и как делать. И о материалах, и о конструкциях...
   - Вы хотите сказать, что эта конструкция станции им наперед не задана?
   - Конечно, нет. В космическом разнообразии, как вы знаете, типовые проекты неприменимы. Рамаки знают, какие функции должна выполнять станция, предназначенная для людей. Остальное они решают сами. Доктор Волгин, после испытания я с удовольствием расскажу вам все, что знаю по этому вопросу, но сейчас я хотел бы наблюдать...
   - Извините, - пробормотал Волгин и умолк.
   Что типовые проекты не годятся, это он и сам знал. Но так, сразу - без разработки, без создания модели...
   - Они у вас - великолепные инженеры, - не удержался он. Корн тяжело вздохнул, но все же ответил:
   - Разумеется, доктор Волгин. Но примите во внимание мощность их кристаллического мозга и его быстродействие. Уверяю вас, в переводе на наш масштаб, они затратили на проект не меньше времени, чем понадобилось бы нашему проектному отделу того же профиля. Разумеется, чтобы выиграть время, мы пользуемся определенными стандартами. Рамаки же в этом не нуждаются.
   - В таком случае, завидую конструктору их мозга.
   Корн удивленно взглянул на Волгина.
   - Кристаллический мозг не конструируется: он выращивается. Это было открытие, не изобретение. Я полагал, что столь элементарные истины вам известны.
   - Да, - пробормотал Волгин. - Что-то я, конечно, слышал.
   Может быть, и действительно слышал. Но какое дело до кристаллического мозга тому, кто занят мозгом живым? Но что-то и впрямь было. Об этом сообщали. Ага! Кристаллы эти, к сожалению, не растут больше определенного размера, а способа их соединения найти не удалось. Поэтому для создания больших машин они оказались непригодными, и тогда-то и возник этот проклятый проект "Рамак".
   Он снова уткнулся в перископ. Теперь на мачтах уже повис купол, сделанный, по-видимому, из того же материала. Рамаки, вися в воздухе, устанавливали пластины, из которых складывались стены. Вспыхивали огни сварки.
   - Во взрывчатой среде они не очень бы... - пробормотал он. Корн услышал.
   - Там они нашли бы иной способ. Изготовили бы клей, буркнул он, не отрываясь от окуляра.
   Работа шла к концу, и стало ясно, что ничего непредвиденного не произойдет. Действительно, примерно через полчаса здание станции оказалось законченным. Первая фаза испытания завершилась. Оживленно переговариваясь, работники полигона высыпали из укрытия на поверхность.
   - Ну, что же, доктор, - сказал Волгин. - Должен вас поздравить. Вы сделали неплохую вещь.
   - Не вещь, - сказал Корн. - И делали их не мы. Этих.
   - Кто же?
   - Был сделан всего один. Это - уже второе поколение.
   - Дети?
   - Если угодно. Но простите...
   Корн повернулся к руководителю проверки.
   - Все получилось великолепно.
   - Задача была не особенно сложна.
   - А как со вторым этапом? Вы не сможете?
   - Я полагаю, что мы сможем, - сказал рамак.
   Волгина передернуло от этой правильности и непринужденности его речи: нет, это не был убогий, раз и навсегда затверженный язык роботов, но тем неестественнее он казался. Мы сможем, если вы согласитесь подождать около получаса.
   - Разумеется, - сказал доктор Корн.
   Руководитель проверки отплыл. Затем шуршание диагравионных двигателей усилилось, группа поднялась в воздух, стремительно набирая скорость.
   - Куда они?
   - Обычно они опускаются где-то здесь, на полигоне. Где точно, мы не знаем: мы не старались их выследить.
   "Я знаю", - подумал Волгин, но вместо этого сказал:
   - А если бы их задачей была не подготовка места для людей, а самостоятельные действия?
   - Не знаю, что бы они стали делать. Не станцию, во всяком случае: она им не нужна. Они стали бы приспосабливать планету к своим нуждам.
   - Допустим. А что получили бы от этого мы?
   - В Галактике стало бы одной разумной планетой больше. Доктор Волгин, я полагаю, что теперь могу возвратить вам вашу аппаратуру. Она нам более не потребуется.
   - Сердечно благодарен, - сказал Волгин. - В таком случае, распорядитесь, чтобы ее отправили прямо в институт. Или нет: за вашей оградой, в той стороне, стоит мой аграплан. Перенесите туда, этого будет достаточно.
   Корн отдал распоряжение. Потом вновь повернулся к Волгину.
   - Итак, зрелище вас не убедило?
   - Зрелище было внушительным. И поучительным. Но что значит - убедить меня? Заставить меня признать, что человек свое отлетал - это вы имеете в виду?
   - Не знаю, - сказал доктор Корн. - Как вы понимаете, я не ставил своей задачей лишить человека крыльев. Отнюдь. Но я осуществил этот проект потому, что назрели условия для его осуществления. Был открыт кристаллический мозг. А рамак оказался наилучшим вариантом его использования. Если человек может что-то создать, он создает. Вот и все.
   - Порой мне кажется, - сказал Волгин, - что это - наихудшая из самых плохих его черт. Этого самого человека.
   Он поклонился, стараясь, чтобы это получилось как можно вежливее.
   - Возможно, - ответил Корн. - Но человека защищаете вы, а не я. Защита человечества во всех условиях и при всех обстоятельствах - вряд ли черта более приятная.
   Он поклонился, в свою очередь, очень вежливо. Волгин повернулся и направился той же дорогой, по которой пришел сюда.
   6.
   Погруженный в размышления, Волгин миновал домик для приезжающих. В голове теснилось множество мыслей, но над всеми преобладала одна: судя по тому, что он только что видел, рамаки - не шутка, и не попытка с негодными средствами. Это действительно разумная машина, и действительно она предназначена для космоса. Поэтому Волгин должен выполнить свою работу как можно скорее - и как можно лучше. Рамаки будут чувствовать себя в космосе как дома, человек и до сего времени там всего лишь пришелец. До тех пор, пока он из сына Земли не превратится в сына Галактики, освоение Большого космоса будет идти черепашьими темпами. А так быть не должно. Пора выйти в галактические просторы по-настоящему.
   Итак, нужная аппаратура получена. Сегодня днем - через два с небольшим часа - прилетит та женщина, ребенок которой станет первым гражданином Вселенной. Завтра произойдет эксперимент. Даже не эксперимент это будет, а начало новой эпохи: галактической эпохи.
   Сегодня и завтра - решающие дни. Надо надеяться, что ничто не помешает. Формальная сторона вопроса в порядке: необходимые согласия и разрешения всех научных и общественных инстанций у него есть, согласие женщины - тоже. Правда, до начала массового воздействия пройдет еще два десятка лет пока окончательно не выяснится, во что вылился первый опыт. Но что такое - два десятка лет, если речь идет о галактических... Проклятие!
   Он поднялся с земли, недовольно ворча нечто в свой собственный адрес: нельзя же до такой степени уходить в свои мысли, чтобы не заметить валяющегося на пути камня. Волгин, Волгин, где твои рефлексы Дальнего. разведчика? Когда-то тебе было достаточно однажды пройти, чтобы потом безо всякого усилия помнить каждое препятствие на дороге, миновать его даже без участия рассудка. А теперь...
   Но, черт бы побрал, этого препятствия на пути не было! И это вовсе не камень!
   Волгин понял это, как только нагнулся, чтобы отряхнуть колени. Это был не камень, а рамак.
   Втянув свои кольца, он лежал в траве, словно греясь на солнце. Можно было подумать, что он спит, но Волгин понял, что это не так: рамаки не нуждались во сне или иной форме отдыха, а батареи, преобразовывавшие свет, тепло и энергию гравитации в электрический ток, были настолько чувствительны, что не могло быть и речи о том, что рамак остался без энергии в этот летний день. Он сам не знал, откуда взялись у него эти сведения; вероятно, кто-то говорил по соседству, а он услышал и бессознательно запомнил: нельзя провести час с лишним в мире рамаков и их создателей и не набраться разных мудростей. Так в чем же здесь дело? Почему рамак не только разрешает человеку споткнуться о себя, но даже и после этого не вступает в разговор - хотя бы для того, чтобы извиниться или посочувствовать? Что-то тут не так...
   Он нерешительно переступил с ноги на ногу, потом устыдился этой нерешительности.
   - Эй! - окликнул он негромко. - Эй, рамак!
   Ответом было молчание. Волгин огляделся, как бы в надежде найти кого-то, кто помог бы разобраться в этом. И увидел, что еще три рамака лежат невдалеке, точно так же не подавая никаких признаков жизни.
   - Послушайте, - сказал Волгин, присаживаясь на корточки. - Вы меня слышите?
   Он подождал, но безуспешно. Тогда он дотронулся пальцем до шероховатой поверхности солнечных элементов, покрывавших кольцо извне. Он сделал это осторожно, опасаясь, что его поразит разряд. Однако ничего не произошло. Голубоватые объективы, расположенные в верхней части башенки, продолжали, смотреть каждый в свою сторону. В объективе Волгин увидел свое отражение. Ему стало не по себе.