Он покосился на посла.
– Вас беспокоит моя откровенность? Но не волнуйтесь: сказанное мною ни для кого не является тайной, потому что обсуждается давно и повсеместно. Я вовсе не хочу поставить вас в неловкое положение.
– Я понимаю, – проговорил Изнов негромко.
– Но при всей бедности корочку во дворце нашли бы – занюхать. – Федоров не желал, как видно, отступать от избранной темы, и посол вдруг понял, что это не случайно, что советник строит на этом какой-то свой расчет. – Огурчик там или салатный листик пожевать…
Меркурий засмеялся – сухо, отрывисто.
– Что именно занюхивать? Мы, синериане, – непьющая нация. Не употребляем алкоголя. Не знаем его! – Он говорил громко, отчетливо, даже сердито – то ли на гостей обидясь, не знающих столь простых истин, то ли на Синеру, у которой не было спиртного. Изнову почудилось даже, что у Меркурия было к этой теме свое личное отношение, она не была для него отвлеченной. Федоров, вероятно, понял это еще раньше.
– Ничего себе Империя! – поддразнил он еще. – Значит, у вас и захочешь горло промочить – не найдешь?
– Нет, не найдешь, – сказал Меркурий уже спокойно. – А если бы у кого-нибудь нашли, ему пришлось бы очень и очень несладко.
– Неужели казнили бы?
– Смертной казни у нас давно нет. Однако… я не назвал бы наши законы чрезмерно снисходительными. – На сей раз в словах синерианина ясно ощущалась усмешка. – Сильная нация нуждается в строгих законах. Милосердие есть заблуждение слабых.
– Кто же это так решил? – полюбопытствовал Изнов.
– Так учит Кодекс.
– Снова Кодекс… Что же он, в конце концов, такое?
– Это вам надо знать обязательно. И не только потому, что так рекомендовал император. Но сейчас я ничего объяснять не стану: тема требует серьезного подхода.
– И все же, – презрев вежливость, не отставал Федоров, – «сухой закон» – это тоже экономика? Или традиция? Религия?
– «Сухой закон», – ответил Меркурий серьезно, словно не замечая некоторой игривости в словах Федорова, – одно из основных условий нашего существования. Синериане в этом смысле чрезвычайно уязвимы. Таков наш химизм. Мы слишком быстро деградировали бы. Подобная опасность реально возникала несколько веков тому назад. С нею удалось справиться путем применения строгих и сложных мер. Даже кровь лилась. Мы справились. Могу без преувеличения сказать, что спасла нас вера. Кодекс. Однако многое мы все же потеряли.
– Уж не тогда ли начала распадаться Империя?
– Империя – это экономика, – ответил Меркурий, – это другой спектр проблем. Но, конечно, сыграло роль и увлечение алкоголем.
– Ну ладно, – сказал Федоров. – Это все в планетарном масштабе. Ну а сами-то вы, достойный Меркурий? Вы прожили тридцать лет на планете, где борьбе с алкоголем всегда недоставало последовательности. Как угодно – не поверю, чтобы за все эти годы вы так и не нарушили «сухой закон» – хоть однажды.
– Да, конечно, – согласился Меркурий после паузы. – Я старался быть, как все у вас там. Следовательно, не мог избежать… Но наша вера в определенных случаях делает некоторые послабления, а мне всегда требовалась какая-то информация, и я очень быстро понял, что участие бутылок в разговоре намного облегчает мою задачу: они брали на себя большую часть моей работы.
– Значит, выпивали – и остались живы?
– Индивидуально я переношу алкоголь, надо полагать, лучше моих соотечественников. Хотя – откуда мне знать, как переносили бы они? Кроме того, я остерегался. Пил, как говорят на Терре, с умом. Знал свою норму – так, кажется?
– Прекрасное качество, Меркурий. Ну так вот. Вежливость – явление обоюдное. Мы уважаем и будем соблюдать ваши установления и традиции. Но свои обычаи есть и у нас. И один из них: после такого события, как сегодняшнее, просто необходимо посидеть и выпить.
– Разве вы не поняли? Нечего!
– А это уж наша печаль. Багаж доставили еще на рассвете, и в багаже этом есть объемистый ящик с нашими представительскими запасами.
– Традиции священны. И я ни в коей мере не собираюсь мешать вам.
– Но они требуют и вашего участия, друг мой. Мы ведь повинны в успехе сегодняшнего предприятия даже в меньшей степени, чем вы.
– Тут ваши традиции вступают в противоречие с нашими. Это весьма сложно.
– Но вы хотя бы подниметесь к нам?
– Без сомнения. Я более чем уверен, что старый шаркун ничего не показал вам и еще менее – объяснил. Я прав?
– Вы очень близки к истине.
– А ведь вас поместили не где-нибудь. В недавнем прошлом дом этот служил резиденцией одного из Небывалых Лучезарностей.
– Надеюсь, он оставил свое жилье не по нашей вине, – встревожился Изнов.
– Вина была целиком его, – усмехнулся Меркурий. – И ему пришлось откровенно и полностью признать это.
– Итак, вы зайдете, – поспешил Федоров закрепить полученное согласие. – А там и решим.
– Вот мы и прибыли, – сказал Меркурий. – Гораздо быстрее, чем утром, не так ли?
Солдаты успели уже соскочить с машин и вновь образовали ощетинившийся пиками коридор от лимузина до подъезда, где уже появился человекоподобный робот в лампасах. Все трое вступили в этот коридор. И вдруг шедший первым Изнов замер.
Протяжный чистый звук разнесся над тихой улицей – простенькая мелодия из трех-четырех нот. Но теперь люди знали, кому принадлежит этот голос.
– Вы слышите? – повернулся Изнов к Меркурию.
– Не задерживайтесь, прошу вас, – произнес в ответ синерианин. – Свежо, и без привычки к нашему климату вы легко можете простудиться.
– Но вы слышали? Что это было, по-вашему?
– О чем вы? Я не слышал ничего, кроме ваших слов.
– Можно подумать, – сказал Изнов, – что Его Небывалая Лучезарность собирался в страшной спешке. Похоже, он не взял с собой решительно ничего.
– Он любезно оставил все Империи. А Империя предоставляет это в ваше пользование. – Меркурий широким жестом распахнул дверцу одного из многочисленных шкафов.
– Ну, его наряды вряд ли нам пригодятся.
– Приношу извинения. Это, разумеется, недосмотр. Но постельным и столовым бельем вы, надеюсь, воспользуетесь – оно высшего качества. А вот охотничья комната. Взгляните, какие трофеи! Прежний хозяин дома был, надо признать, превосходным стрелком. Вот, например, голова ушаффы. Какая громадина, правда? Воистину страшилище! Между тем это всего лишь мирное травоядное. Но убить его чрезвычайно трудно. Надо очень точно попасть в одно из двух уязвимых мест. Охота на ушаффу весьма дорого обходится, животное обитает в экваториальных областях планеты…
Изнов, поворачиваясь, осматривал стены. Слышно было, как за дверью Федоров с роботом-служителем звякали посудой, накрывая на стол. Робот то и дело совался под руку, и Федоров тихо ругался.
– Странно, – сказал Изнов. – Ездить в такую даль – но не иметь в числе трофеев головы хищника, которого можно застрелить, просто выглянув в свою форточку.
– Не понимаю вас. – В голосе Меркурия прозвучало предостережение.
– Я имею в виду зверей, которых мы наблюдали сегодня – целую стаю. Хищников, безнаказанно убивавших людей.
– Просто не представляю, о чем вы.
– К чему делать тайну из очевидного факта?
– У нас нет тайн. А если и есть, мы не храним их от друзей… если друзья ничего не скрывают от нас.
– Ну, мы-то еще просто не успели обзавестись тайнами.
– Здесь – да, но сколько их вы привезли с собой?
– То, что мы привезли, мой коллега выставляет сейчас на стол.
– Тайны вряд ли открываются с той же легкостью, что бутылки. Но у нас еще будет время поговорить обо всем с достаточной откровенностью. Будет, будет. А пока продолжим ознакомление. Вот, взгляните. Разве кровь не начинает быстрее струиться в ваших жилах?
– Что это?
– Охотничье оружие.
– Охотничье? Это?
– Понимаю, сгоряча вы можете принять их за боевые средства. Но ведь Терранская Федерация, если не ошибаюсь, не совершенствует своих вооружений уже почти триста лет?
– Это было бы крайне бессмысленным расходом средств.
– Можно только приветствовать… и завидовать. А у нас иначе. Титул, как вы сами понимаете, обязывает. Федерация – одно, Империя – нечто совсем иное. И наша оружейная мысль не замирала ни на час. А охотники, как всегда, пользуются средствами предшествовавшей оружейной эпохи. Всмотритесь повнимательнее. Все это – пулевое оружие, как вам будет угодно заметить.
– Однако не двустволки же! Это пистолет-пулемет…
– Повторяю: для нас это такая же древность, как для Терры луки со стрелами. Мы, должен сказать, являемся весьма надежными союзниками для всех, кто ищет дружбы с нами, именно потому, что хорошо вооружены. Думаю, ваше правительство будет только благодарно вам, если вы особо отметите это в своем докладе.
– И все же как-то не укладывается: палить из автомата по животным.
– Я как-нибудь приглашу вас на охоту, и вы увидите, насколько это удобно. Кстати – вы плохо знаете историю собственного мира.
– Полагаю, что знаю в достаточной мере. Но у нас давно уже принято считать, что история развития человечества – это история развития духа, а не войн и мятежей.
– По меньшей мере спорно. Мы тут мыслим иначе и полагаем, что дух зиждется прежде всего на сознании своей силы – сейчас, в прошлом и в будущем.
– Силы духа – или оружия?
– Оружие вне духа – мертвый металл. Но и дух без оружия всего лишь мнимая величина. Силы вооруженного духа, скажем так. Но чем столь усердно занимается ваш сотоварищ? Он вполне мог бы доверить все роботу.
– Сейчас он закончит и пригласит нас. А пока, если не возражаете, посвятим минуту-другую неотложным делам. Я хочу уже наутро отослать первый отчет. По какому каналу я смогу его отправить? Как вы понимаете, своей связи у нас пока нет.
– Понимаю, – улыбнулся Меркурий. – Правда, очень недурной сигматический передатчик, разъятый на блоки, находится в багаже коллеги Федорова, но пользоваться им я не советую. Официального разрешения вы не получите, у нас такое не принято, а неофициальное пользование приведет лишь к осложнениям. Да и зачем? К вашим услугам – лучшая станция нашей Канцелярии.
– Воспользуюсь вашей любезностью.
– В качестве ответного одолжения вы, надеюсь, передадите нам ключи ко всем вашим шифрам, включая личные.
– Это еще зачем?
– Я же сказал: в виде любезности. Все равно ведь мы их так или иначе получим – хотя бы просто расшифруем; к чему же заставлять людей делать лишнюю работу? А так – вы хоть будете уверены, что наши операторы ничего не переврут.
– Я обдумаю ваше предложение. Далее: где разместится посольство?
– На проспекте Треугольных Знамен, в четверти часа пешком от Дворца. Хотя пешком ходить вам, понятно, не придется. Здание уже отведено – достаточно вместительное и весьма престижное. Некогда там помещался Имперский Духовный Трибунал.
– Когда я смогу пригласить персонал?
– Когда пожелаете. Хоть завтра.
– Для начала мне нужно не менее пятидесяти человек, плюс семьи…
– Хоть сто. О семьях не беспокойтесь: все они будут одинокими.
– Не понимаю.
– Между тем это так просто: я отбирал одиноких. Так лучше.
– Вы хотите сказать, что это будут… синериане?
– А как же иначе, дорогой мой Лучезарный друг? Зачем вам тащить пятьдесят или сто человек, да еще женщин и детей, с другой ветви Галактики, подвергая их тяготам путешествия и неудобствам акклиматизации на Синере? Мы дадим вам наших прекрасно подготовленных людей, и они будут исправно выполнять все ваши поручения, поверьте мне.
– И не менее исправно информировать вас.
– Дорогой посол, неужели вы считаете, что вашим не пришлось бы делать то же самое? Неизбежно; однако для них это было бы связано с различными формами урона, морального и всякого другого, в то время как с нашими людьми ни у вас, ни у меня не возникнет ни малейших затруднений.
– Право, вы меня удивляете, и я не сказал бы, что приятно.
– Но, коллега, к чему нам играть в прятки друг с другом? Так делалось, делается и будет делаться. Вы же не думаете, что сможете предпринять хоть что-нибудь, о чем мы не узнаем? «Не храни тайн: тайна разъедает душу, душа губит тело», – сказано в Кодексе, который мы глубоко чтим. И вы, я уверен, вскоре начнете почитать тоже.
Федоров появился в дверях, подпоясанный кухонным полотенцем.
– Стол накрыт, коллеги!
– Прошу вас, – пригласил Изнов. – Кстати, раз уж зашло о тайнах: почему вы преступаете Кодекс, скрывая все, связанное с той стаей?
– Никакой тайны нет… Благодарю вас… По той простой причине, что нет никаких зверей. Допустим, это просто своеобразная оптическая иллюзия, издавна распространенная в наших городах. Наука еще не установила ее причин и механизма, но рано или поздно наши головастики догадаются… О, что я вижу! Прошу вас, только не говорите мне, что и это тоже всего лишь иллюзия! Такого разочарования я просто не переживу.
– Ничего похожего, Лучезарный: все это – объективная реальность, и вы очень скоро убедитесь, что она дана нам в ощущениях – и, надо сказать, в очень приятных ощущениях.
– Тогда за стол, господа! – воскликнул Меркурий. – Позвольте мне лишь вознести краткую молитву – и скорее за стол!
Гурман Федоров и на самом деле постарался накрыть стол в лучших земных традициях, и не просто земных, а русских; не пожалел представительских запасов, которые неизвестно когда еще удастся пополнить – и наверное (решил Изнов), советник был прав: отношения явно завязывались, и надо было хорошенько закрепить их. Восторг синерианина вызвали, однако, прежде всего не изящная сервировка и не деликатесы с Терры, но десяток ярких бутылок причудливых форм – предметов, безусловно, знакомых ему и ранее.
– Это я помню… О, и это! Старый друг! Ну а вот об этой, прозрачнейшей, я мог разве что мечтать и глотать слюнки… Нет, вы меня буквально потрясли! У меня просто не остается никаких желаний – кроме одного: прошу вас, ни слова более о делах! Говорить тут на служебные темы было бы просто кощунством.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Федоров. – Как в старину писали у нас, служенье муз не терпит суеты. Итак, с чего вам будет угодно начать?
– Признаюсь, при виде такого великолепия я утратил последние воспоминания о ритуале. Вверяюсь вашему руководству.
– Вот и прекрасно. Рекомендую начать попросту: с водки. Полностью несу ответственность за качество.
– О, так много? Опасаюсь, что…
– Не бойтесь, у нас всего достаточно. Вот, смею предложить на закуску… Напоминаю: обычай требует пить до дна.
– О, терранские традиции… Разве? Я не помню.
– Русские традиции, значит, и терранские. Ну?
– Русские, э. Великан Петр, как же, помню. Мифология.
– Он бы тебе показал мифологию… Ну – поехали!
– Так часто… Мы не слишком часто?
– Слушай (вполголоса, по-русски), ты его свалишь.
– Да нет (так же), только оглушу немножко. Пусть расслабится…
– Господа! Друзья! А спич! Спич! За веру! За императора! Ахх!
– За императора, Меркурий. Экха!
– Погоди. Что ты сказал? Экха?
– Ну и что же?
– Откуда ты взял это слово?
– Что его брать: намалевано на каждом углу.
– Там написано, что экхи – нет!
– Ну да.
– Нет! А ты говоришь – экха, как будто она есть. А ее нет! Понятно? В Кодексе ясно сказано, что ее нет – и значит, ее нет. И глупо выставлять так, будто экха есть. А то, что бегает по улицам, – не экха вовсе! Не экха!
– Понятно, понятно. А кто же бегает?
– Это иллюзия. По виду будто бы экха, но это иллюзия.
– Постой. Экхи нет?
– Нет.
– Раз нет экхи, то и вида у нее нет. А ты сказал – по виду словно бы экха.
– Да? Ха-ха. Это все равно что у вас дракон. Вид есть, только самого дракона нет. И никогда не было.
– Может, и не было. Значит, экха – миф?
– Вот именно. Необоснованные страхи и древние верования темных людей.
– А людей на улице, значит, хватает и уносит кто-то с обликом экхи, но сам не экха?
– Да, вот именно: с обликом экхи, но сам не экха, э.
– Ну а кто же он тогда?
– Слушай, налей мне еще. Нет, вон того.
– Это ром. Крепкий.
– Вот именно, посол. Ром. Я всегда хотел ром. Всю жизнь хотел. А его нет. Ты можешь понять? Чтобы в Империи не было рома! Да что это тогда за Империя? Дерьмо это, а не Империя, если в ней нет рома!
– Ну, зато всякое другое есть.
– Что есть? Что? Ты много видел того, что есть? Лысые черти у нас есть! Вот!
– Кодекс, вера…
– Кодекс – да. И вера. Это – есть. Это – шляпу к ноге… долой, то есть. Вера – сила. Самая большая наша сила. И Кодекс тоже.
– Меркурий, ты все размахиваешь этим Кодексом, а ведь так и не объяснил, что это такое.
– Разве? Упущение! Скандал! Виноват! Кодекс – это как у вас Библия или, скорее, Коран. Но у вас они не имеют силы закона, а мы живем Кодексом. В нем вся мудрость. Вся система общества. Вся жизнь духа. История. Основы политики. Объяснение всего: что было, что есть, что должно еще быть. Это тысяча страниц, на каждой по тысяче слов. Миллион слов, в них – все.
– Откуда он взялся? От Бога?
– Тут все не так просто. Кодекс создан богами, и он создал богов. Это одно и то же; по сути дела, разные проявления сущности божественного. Он – основа Империи. Империя возникла в борьбе с язычеством. С идолопоклонниками. Искореняла их – и набиралась сил. И ереси. Искореняла ереси. Еретиков. Идолопоклонников и единобожцев. Все это была ересь. Богов много. Они приходят с планеты. Император, вознесшись, становится богом. Сказанное им входит в Кодекс. Значит, он продолжает править нами. Повелевать. Это основа стабильности: император, пока он жив, слабее Бога, и богов ведь много, столько, сколько было раньше императоров, и значит, император не может им противоречить, потому что они в большинстве, и Отцы веры строго следят за соблюдением Кодекса. Поэтому каждый император может продолжать, но изменить основы Империи значило бы – выступить против веры, на чем же тогда будет стоять он сам? Преступить Кодекс нельзя. Недаром в самом начале его, в великом Провозвестии, сказано, что Кодекс неизменим, ни одно слово в нем не может быть заменено другим или выпущено. В то же время он постоянно пополняется
– Иными словами, структура общества неизменна?
– Структура общества есть воплощение веры и воли богов… Прошу извинения, я налью сам. Жажда… Под стягом веры мы – наши предки – создали блистательную Империю. Сейчас она уже несколько не та, что была. Но мы ее восстановим! Если успеем, разумеется. Если успеем… Надо торопиться. Иначе мы можем просто не успеть. Нам нужно новое пространство. Мы погибнем без нового пространства!
– Разве вам кто-нибудь угрожает? – спросил Федоров тоном, ясно показывавшим, что он не допускает ни малейшей возможности того, что Империи кто-то может угрожать.
– Извне? Кто посмеет! Мы бедны, но мы сильнее всех! Когда нам требовалось что-нибудь, мы брали! И сегодня можем взять.
– Тогда кто же?
– Нас просто сожрут.
– Непонятно.
– Да ну, не притворяйтесь идиотом и не представляйте меня глупее, чем я есть на самом деле. Я прекрасно понимаю ваши задачи, коллега. Не собираюсь помогать вам, но не могу запретить делать умозаключения. Думайте, наблюдайте, приходите к выводам… Так или иначе, они останутся только фактом вашей биографии.
– Однако, дорогой Меркурий, я не давал обещания держать свои выводы в тайне от моего начальства.
– Где ваше начальство? – Меркурий взмахнул рукой, опрокинув бутылку, но тут же ловко подхватил ее, не позволив содержимому пролиться. – Далеко… Рассчитываете на свои донесения? Не забудьте: они пройдут через наши руки, и не ручаюсь, что не подвергнутся при этом определенному корректированию… Или, может быть, рассчитываете доложить обо всем по возвращении?
– Не исключено и это… – Федоров, полузакрыв глаза, наблюдал за лицом Меркурия (конечно, с немалой натяжкой можно было назвать лицом эту гримасничающую маску), как бы стараясь перевести непонятные сокращения мускулов на привычный язык человеческой мимики. – Что помешает мне доложить на Терре?
– Обстоятельства, коллега. Какие-нибудь непредвиденные случайности. В полете. Или даже здесь. Вы ведь не утерпите, не высидите в четырех стенах – особенно если узнаете, что где-то предстоит нечто интересное. Вы выйдете…
– И на меня упадет кирпич?
– Ну, к чему же… Вас могут просто сожрать.
– Как и всех вас?
– Как всех нас. Если только мы не уйдем отсюда вовремя.
– Да кто же осмелится, в конце концов?
– Опять вы играете в дурачки. Хотя сами отлично видели, как это происходит в самом центре столицы.
– А, вы насчет иллюзии?
– Вот именно. И не скажу ничего другого. Ибо в Кодексе сказано: экха – миф! И слова эти не допускают никакого иного толкования. Миф – значит, экха не существует!
– И тем не менее экхи благоденствуют? Не так ли?
– Это старая история. Очень, очень старая. Послушайте… Некогда экхи обитали в глубине непроходимых лесов. Было их ничтожно мало. Но и тогда уже они отличались крайней агрессивностью. Однако на людей нападали от случая к случаю, в основном охотились на лесную живность. Жившие в лесах народы – а их было немало, потому что было много лесов – стали поклоняться экхам. Обожествлять их. Потому что экхи были жестоки, беспощадны и, следовательно, достойны поклонения.
– Это в натуре человеческой.
– Другие формы идолопоклонства удалось уничтожить сравнительно быстро. Идолов разбивали или сжигали, живых – ликвидировали. А вот с экхами покончить никак не удавалось. Было их немного, обитали они в глухих чащобах, охотились по ночам, мало кто видел их воочию – и мог потом рассказать об этом. И вот очередной император объявил, что экхи на самом деле не существует, что она – миф, предрассудок, вымысел, плод необразованности…
– Начинаю понимать.
– Потом, когда император этот стал богом, слова его вошли в Кодекс. Экхи не существует. А Кодекс не ошибается.
– И никто даже не усомнился?
– Хотел бы я посмотреть, как вы стали бы сомневаться! Ибо в Кодексе сказано: «Начало сомнения есть само сомнение, сомнение в малом есть сомнение в великом, ибо великое слагается из малого. Сомнение в великом есть сомнение в вере. Сомнение в вере есть смерть. Живет, кто верит». Захотите ли сомневаться? И еще в Кодексе сказано: «Есть то, что должно быть. Чего не должно быть, того нет». Понимаете? Кодекс не приземлен, он – не статистика и исходит не из того, что есть и чего нет, но из того, что должно и чего не должно быть. Разве это не свидетельство его божественности?
– Знаете, меня больше не удивляет, что вы не удержали Империю.
– Думаете, из-за застылости наших воззрений? Вздор. Все люди, всегда и везде, жили и будут жить в придуманных ими системах мира. Мир ваших праотцов держался на трех слонах, мир моих – на спине гигантского Кахт – это птица наподобие вашего орла. И в каждой такой системе люди чувствуют себя вполне прилично, даже если не могут объяснить, на чем стоят слоны, куда летит Кахт, или же что такое электричество и как можно быть одновременно волной и частицей. Никто никогда не сможет сказать, что его система окончательна, что он постиг истину. Да и истина не есть ведь что-то неподвижное и вечное, она меняется, и неизвестно еще, что быстрее: процесс постижения человеком истины – или процесс ее эволюции… Так что, в общем, – все равно, в какой из придуманных систем мира жить, нужно только, чтобы ее признавали, а еще лучше – верили в нее. Наша система мира, основанная на вере в хранящих и направляющих нас богов, окончательно сформировалась вместе со становлением Империи, и нет ни малейшей необходимости отступать от нее. Империя – единственное государство на планете, а значит – никаких внешних веяний, никаких опережений в развитии, никаких возможностей для сопоставления и, следовательно, – ни малейших поводов менять что-либо. Я говорю не о технике, конечно…
– Интересно, слов нет. Итак, Кодекс не ошибается…
– Конечно. Потому что признание даже малейшей ошибки в Кодексе есть сомнение в его… умм… нет, благодарю, закускам я попытаюсь воздать должное в другой раз… Видите, я напрашиваюсь на новое приглашение… Не волнуйтесь, припасы такого рода вы будете получать с Терры беспрепятственно и беспошлинно, я сам буду вылетать навстречу транспортам. Разве я не говорил вам, что в моем распоряжении постоянно находится прекрасный корабль, на котором можно добраться до любой нашей колонии и даже… Да, это мой корабль! Вот мы сейчас прекрасно сидим с вами, друзья мои, а корабль между тем готов к старту в любую минуту. Империя – мир точности и исполнительности… Но о чем мы? О сомнениях в непогрешимости Кодекса? Но мы уже говорили о вреде сомнений. И поэтому все, что было верно сто и пятьсот лет тому назад, верно и сейчас.
– Глупость, даже сказанная тысячу лет назад, не перестает быть глупостью и сегодня.
– О, не всегда, дорогой мой Чрезвычайный и Полномочный, далеко не всегда… Наш мир устойчив именно потому, что стоит. В отличие от вашего, он – башня, а не двухколесный велосипед, сохраняющий устойчивость лишь в движении. И потому экха и сегодня – выдумка гнусных идолопоклонников. Ее нет. А раз нет, значит – что? Значит, мы ее не видим, ибо нельзя видеть то, чего нет. Не слышим – ибо нельзя слышать несуществующее, на это способны только больные люди, а синериане здоровы. И мы не боимся ее, поскольку кто же боится древних мифов? А следовательно, мы и не защищаемся, потому что защита есть признание, но нельзя признавать то, чего нет. Смешно, не правда ли? Кхо-кхо-кхо…