- Хозяин! - решил Клим.
- Сам Грегори! - подтвердил боцман.
- Поднявшиеся на палубу негры толпились кучкой у борта. Палубный матрос вытащил за руку первого попавшегося, сдернул с него обрывки набедренной повязки и голого подвел к креслу. Грегори поморщился, показал на подветренную сторону. Он только легко помахивал стеком, а матрос толчками и жестами заставлял негра поворачиваться, наклоняться, открывать рот.
Потом негра отвали к носовому люку, возле которого уже стояла наковальня. На ногу надели разборное звено, вставили заклепку, стукнули молотком. И негр шагнул в люк, придерживая в руках свободный конец цепи.
А к Грегори уже подвели следующего.
В числе купленных были две негритянки. Одну из них - молоденькую, совсем еще девочку - Грегори осматривал особенно внимательно. Матросы ухмылялись, а Клим думал, хорошо, что рядом с ним стоит спокойно на все взирающий боцман, а не Ника. Как она повела бы себя, увидев такое, он и представить не мог.
Но на "Санте" оказался еще один пристрастный зритель. Клим услыхал приглушенное ворчанье, перегнулся через борт и увидел перед собой, в открытом орудийном люке, черную голову Оливайо.
Уже последнего негра подвели к наковальне, и матрос поднял разборное звено, собираясь наложить на ногу, как вдруг над тихой водой гавани пронесся яростный гортанный крик - вероятно, это был военный клич, которым негритянский вождь Оливайо когда-то подбадривал в битве своих воинов. И негр, уже собиравшийся поставить ногу на роковую наковальню, вздрогнул. Выпрямился. Внезапным толчком сбил с ног матроса и кинулся к борту. Ему нужно было миновать кресло, где сидел Грегори, тот быстро вытянул ногу, негр запнулся, покатился по палубе. Его, конечно, успели бы схватить, но негр, державший зонт, уронил его под ноги.
Матросы запутались в растяжках, тем временем упавший вскочил и одним сильным прыжком перелетел через борт в воду.
Он был хорошим пловцом и сразу нырнул глубоко. И хотя океанская вода была прозрачной, на поверхности плавало столько мусора, щепок и кокосовой шелухи, что разглядеть его в воде не было возможности. Матросы кинулись в баркас и закружились по гавани, ожидая, не покажется ли где черная голова. Грегори кричал с борта, махал стеком, приказывая кому-либо нырнуть под судно, но матросы опасались акул.
- Ловкий парень! - заметил Клим.
Боцман что-то хмыкнул себе под нос, Клим не понял, согласился он с ним или сочувствует Дену Грегори, потерпевшему убыток в сотню песо.
Матросы вернулись на судно.
Тогда Грегори, легко похлопывая стеком по ладони, повернулся к своему негру, который с растерянным видом перебирал на зонте сломанные растяжки. Грегори взял у него зонт, рукояткой подцепил негра за подбородок, подняв его лицо вверх, и сильно ударил стеком крест на крест по лицу.
Негр закрылся ладонями. Наклонился низко, сквозь пальцы на палубу закапала кровь. Грегори только показал стеком в сторону люка, негра тут же подтащили к наковальне, заклепали на ноге звено и столкнули в трюм.
А Клим опять услышал у себя под ногами глухое рычание Оливайо. "Зарядить бы парочку пушек и ударить в борт "Доброго утра"! - на таком расстоянии даже он бы не промахнулся. Но ядро, пробив борт, попадет в тех же негров... и вообще, это все было бы явное не то..."
- Неужели парень утонул? - сказал он.
Боцман не спеша спустился с мостика, вытащил из кармана пачку табаку, оторвал кусок, сунул в рот. Остановился возле кормы, плюнул в воду и так же не спеша вернулся к Климу.
- Черномазый у нас, - сказал он.
- Как, где?
- Прицепился к нашему ахтерштевню.
- К чему?
- К рулю. Сидит на нем, по уши в воде.
- Как он сумел до нас добраться?
- Малый умеет нырять.
Клим взглянул на боцмана, а тот покосился на Клима, и Климу стало ясно, если он не сообщит Грегори о беглеце, то боцман тем более не сделает этого. Когда уляжется суматоха, боцман спрячет негра среди своих - лишняя сотня песо Оливаресу, да и ему, боцману, тоже что-либо перепадет.
- Акулы его не достанут?
- Не достанут, если повыше подберет ноги.
Видимо, Грегори смирился с потерей. На палубе появился матрос, толстый, в белой куртке с засученными рукавами, - кок. Он вытащил из камбуза большую круглую лохань, поставил ее у борта. Принес бадью воды, видимо, горячей, опрокинул ее в лохань, попробовал рукой и добавил забортной воды.
Девушку-негритянку не спустили в трюм, она осталась на палубе. Стояла, прижавшись спиной к стене каютной надстройки. Она по-прежнему была голая, это ее не тревожило, чувства стыда она не испытывала и не прикрывалась руками, как сделала бы на ее месте любая европейская девушка. Она только медленно поводила из стороны в сторону большими, чуть навыкате глазами; она видела сцену, как Грегори избил негра, и сейчас, когда Грегори подошел, она испуганно подняла руки и закрыла ладонями лицо.
Грегори показал на лохань с водой, она не поняла. Тогда он взял ее за руку, дернул. Заставил забраться в лохань. Боцман подал пучок кокосового волокна, Грегори начал мыть девушку сам.
Грегори мыл негритянку долго и тщательно, никого я ничего не стесняясь, и Клим еще раз подумал, как хорошо, что Ника ничего этого не видит, и эта сцена решила его последние сомнения.
"Что ж, надо и мне подумать, гожусь ли я на что-либо в этом семнадцатом веке..."
Клим посмотрел на вход в гавань. Он был уверен, что "Аркебуза" сюда обязательно придет, поэтому особенно не беспокоился, наоборот, сейчас даже был рад ее задержке, никто не может помешать выполнить задуманное, то, что подсказывали Климу сюжеты, запомнившиеся из рассказов Мериме. Полезно бывает вспомнить классику!
Климу оставалось подработать сценарий, применительно к местным обстоятельствам.
Он начал с того, что спустился в каюту, достал из мешочка капитана десяток гиней и вручил боцману, чтобы тот разделил их среди матросов, и добавил, что все они могут отправляться на берег, погулять, а он один останется на "Санте" с неграми, будет дожидаться свою сестру.
Боцман вначале ошалел от такой щедрости.
Но задумываться над странным поступком этого не менее странного молодого человека не стал, тем более что гинеи были самыми настоящими и обещали их владельцу кучу радостей на берегу.
- А как же негр? - спросил он.
- Пусть пока посидит в воде. Я позабочусь о нем сам.
Ни боцмана, ни команду больше уговаривать не пришлось. Они тут же свалили за борт шлюпку. Хуанито хотел было на судне дожидаться прибытия Оливареса, но Клим только выразительно показал ему в сторону берега, и Хуанито послушно последовал за матросами.
Палуба опустела. Теперь Климу помешать никто не мог.
Вначале он решил достать негра, пока до него не добрались акулы.
Он спустился в трюм. Оливайо торчал возле открытого орудийного порта и скалил зубы в сторону "Доброго утра". Он был без цепей, однако сам решил вернуться к своим черным товарищам, которые сидели на привязи.
Оливайо глядел на Клима без прежней враждебности, но и без лишней симпатии. Клим его понимал. Когда он рассказал про негра, сидящего у них под кормой, Оливайо, наверное, подумал то же, что и боцман. У Клима не было времени его разубеждать. По его подсказке Оливайо нахлобучил старую матросскую шляпу и рваный халат и выбрался на палубу с ведром на веревке и шваброй. Матросы "Доброго утра" больше смотрели на негритянку, которую мыл их хозяин, и на негра-уборщика, а на соседнее судно не обращали внимания.
Оливайо прошел по корме, забросил ведро за борт, негр, уцепившись за руль, ухватился за ведро, вскарабкался на палубу, под прикрытие высокого планшира. Лежа, он оделся в халат Олива и побрел к палубному люку. Там он оставил одежду, и Клим, улучив момент, перебросил ее Оливайо.
Это была первая часть задуманного плана.
Клим решил спасти негров от Дена Грегори.
Он отправился в парусную кладовую, где сидели два шведа, ожидая какого-то поворота в своей судьбе. Они догадывались, сколь многим обязаны странному молодому человеку, и встретили его с тревожной надеждой.
Один из них сносно говорил по-английски, это упростило Климу задачу.
- Вот, что джентльмены, - сказал он, - я могу хоть сейчас отпустить вас на берег, но вы попадетесь боцману или кому из команды, и цепей вам не миновать. Я хочу предложить вам более надежную свободу. Но не даром. За усе нужно... - он решительно сжал руку в кулак.
- Говорите, сэр! - сказал старший.
Его товарищ согласно кивнул головой.
- Вы оба моряки, - продолжал Клим. - Кто из вас ходил в Бразилию?
- Я, сэр, - сказал младший. - Младшим помощником капитана "Астролябии". Мы ходили до Форталезы.
- Город Ресифи знаете?
- Конечно, сэр. Это - южнее, миль восемьсот.
- Если бы я доверил вам судно, довели бы его до Ресифи?
- Чего же трудного. От Форталезы курсом зюйд-вест, вдоль берега. Отсюда, правда, далековато. Шесть тысяч миль. Месяца два-три. Смотря какой корабль.
- А вот если такой?
Клим показал в окошко на "Доброе утро".
- Добрый бриг... Но вы шутите, сэр!..
- Кто знает, может, и не шучу. А если команда у вас будет черная, негры? Справитесь?
Швед только растерянно моргнул.
- Ладно, я к вам попозже зайду.
И, оставив вконец озадаченных шведов, Клим опять направился к Оливайо.
Из курса истории Нового Света Клим помнил, когда в начале семнадцатого века белые завоеватели начали осваивать Бразилию, в нее было завезено только из одной Африки более миллиона негров. Спасаясь от каторжного труда на плантациях, черные рабы бежали в бразильскую сельву.
К середине семнадцатого века в лесах Паломареса, южнее города Ресифи, беглым рабам удалось организовать военный лагерь, своеобразную республику. Талантливый правитель и организатор - метис Гангазумо сумел создать при республике регулярное войско из бывших рабов. И эта "черная Троя" - как ее именует история - с успехом отбивала набеги португальских колонизаторов до конца семнадцатого века.
О том, что республика сейчас существует, Клим сказал Оливайо. Что ее в конце концов разобьют, не стал говорить.
Если негры туда доберутся, то хоть пяток лет на свободе поживут! А там сами дорогу выберут. И бразильская сельва - это все же не цепи и вонючий корабельный трюм...
Оливайо выслушал Клима молча. Почему этот белый восстает против своих же белых - Оливайо понять не мог. Но он недаром был вождем, сообразил, что ему и его товарищам дают возможность спастись от цепей и если погибнуть, то с оружием в руках, добывая себе свободу...
"Аркебуза" могла появиться с минуты на минуту. Клим решил поторопиться. На "Добром утре" Грегори закончил мыть негритянку и отослал ее в каюту. На палубу ему внесли легкий столик, уже другой негр развернул над ним полотнище нового зонта. Кок принес бутылку, стакан, вазочку с фруктами. Из камбузной трубы повалил дымок, запахло жареной грудинкой.
"Надо успеть до обеда!" - подумал Клим.
Он заглянул в камбуз. Пересмотрел все кухонные ножи и отобрал из них самый длинный и тонкий. Проверил его закалку, рубанув по лезвию другим ножом, и остался доволен. В корабельной мастерской нашел острое зубило и молоток. Отломил у ножа ручку, зажал лезвие в тисы и на тыльной стороне сделал зубилом мелкие насечки, - вспомнив добром свою практику в слесарной мастерской домоуправления, еще во время школьных каникул.
Отличные получились ножовки по металлу. Правда, там они использовали пружину из старых патефонов. Но и из тонких кухонных ножей получились ножовки не хуже заводских.
Он спустился в трюм к Оливайо. Черный вождь убедился, что неказистый зазубренный обломок стали за какие-то минуты запросто перепиливает заклепку на ножном разборном звене.
Для большей конспирации Клим сломал клинок пополам, получились две совсем портативные ножовки, которые легко было спрятать в поясе набедренной повязки, а за неимением ее - просто в копне курчавых волос на голове.
Негры подступили поближе, насколько им позволяли цепи, и с удивлением разглядывали непонятного белого человека.
- Все согласились? - спросил Клим.
- Все! - сказал Оливайо.
- Если кто из них боится, пусть останется здесь.
- Таких не будет! - жестко заключил Оливайо.
Он выразительно развел и сжал свои громадные ладони, и Клим подумал, что среди негров трусов и предателей не будет, во всяком случае - живых!..
- А тебя я сейчас одену, - сказал он Оливайо. - И постарайся вести себя спокойно, чтобы с тобой ни делали. Ты мирный и послушный негр, понял?
Оливайо кивнул - это он уяснил очень хорошо.
Клим подобрал в матросском кубрике просторный халат. Оливайо, ни слова не говоря, натянул его на плечи. "Догадывается, что под халатом можно кое-что спрятать и пронести. А плечи-то у него пошире моих отличный бы получился боксер-тяжеловес, как раз такого нашей команде не хватает. Да за него наш тренер..."
Надо было подумать и о собственном маскараде.
Его отечественные джинсы и рубашка из синтетики, если и не выделялись среди матросской одежды, то для задуманного спектакля не подходили.
Он опять заглянул в гардероб капитана. Нашел черные бархатные брюки, белую тонкую батистовую рубашку, черный парик и белые шелковые чулки. Брюки, отделаны черными кружевами, на поясе имелось достаточно пряжек и застежек, и Клим без труда подогнал их по своей фигуре.
Шелковые чулки завязывались под коленями атласными сиреневыми лентами. Клим - плохо управлялся с обычным галстуком - на завязывание модных бантов на ногах потратил много времени: небрежность в одежде дворянин допустить не мог. Он надел парик и вздохнул - в парике было ничуть не лучше, чем в меховой шапке с опущенными ушами.
Вот полуботинки капитана с медными резными пряжками оказались малы. Клим остался в своих туфлях "под замшу", без шнурков, на резинках и пластмассовой подошве - изделие фабрики "Скороход".
Клим купил их в том же ГУМе, за пять рублей сорок копеек, а сейчас подумал, что если бы сам испанский король пожелал приобрести такие же, мог пообещать за них все свое "испанское наследство" - стоимость которого уже не переводилась ни на какие деньги - подобных туфель бы не купил. Их вообще не могло быть - вулканизированная резина и полиамидная пластмасса появились только два с половиной века спустя.
Они опустили на воду ялик, Оливайо сел на весла. Лестница все еще была спущена с борта "Доброго утра" рядом с баркасом, в котором привезли негров.
Оливайо остался в ялике, Клим поднялся на палубу.
С великосветской изящностью он отряхнул от случайной пыли свои белоснежные манжеты, поклонился хозяину. Грегори тут же вскочил с кресла, приветствуя изысканно одетого гостя.
Клим не стал сочинять новой легенды, он только слегка уточнил и облагородил старую: он, Климент Джексон - будущий бакалавр, - совершает с сестрой прогулку по южным морям. Командир брига "Санта", капитан Кихос, отправляясь по служебным делам на Ямайку, захватил их с собой. По несчастью, сам капитан два дня назад неожиданно скончался от сердечного приступа. Выполняя посмертную волю покойного, его помощник отправился на берег со своей командой хоронить своего капитана. Он, Климент Джексон, узнав от боцмана, что хозяин "Доброго утра" частый гость в Порт-Ройяле, прибыл по-соседски за советом.
Грегори хлопнул в ладоши, приказал принести для гостя кресло и стакан. Он встречался раньше с капитаном Кихосом, чтит его память как о знатном дворянине и превосходном моряке. Наполнив стаканы, хозяин брига предложил, не чокаясь, выпить за упокой светлой души Кихоса, пожелать ему удачи на том свете, которой, может быть, не хватало здесь, на грешной земле. Потом Грегори вторично наполнил стаканы, предложил выпить за их знакомство и спросил, чем он может быть полезен соседу.
Климент Джексон пожаловался на необычные хлопоты, свалившиеся на него: капитан Кихос вез на судне два десятка негров, чтобы продать их в Порт-Ройяле, а он, Климент Джексон, отроду не занимался подобными делами.
В глазах Лена Грегори блеснул огонек.
Он еще подлил рому в стаканы и сказал, что любезному соседу повезло, он сразу попал к кому следовало, и он, Ден Грегори, готов избавить его от лишних хлопот, закупив всех негров.
Климент Джексон был в восторге.
Ден Грегори хлебал ром, как воду. Не откладывая дела, они отправились на "Санту".
Клим весьма усердно изображал опьяневшего светского щеголя, который старается вникнуть во все детали купли-продажи "черной кости", хотя не понимает в этом деле ровным счетом ничего. Он терял ключи от замков, потом находил их, обнимался с Деном Грегори, благодарил соседа за неожиданную помощь; Дену Грегори то и дело приходилось придерживать Климента Джексона, чтобы тот не свалился за борт. А Клим очень жалел, что Ника сейчас не видела его в этой роли: "Ей-богу, я сыграл не хуже Юрия Яковлева!"
Негров, не расковывая, прямо в цепях вывели на палубу. В том числе и двух шведов. "Пригодятся в хозяйстве!" - сказал Грегори. Он быстро оглядел "покупку", остался доволен и приказал сводить всех в баркас.
Во время бестолковой суматохи Клим успел сунуть Оливайо под халат увесистый сверток, где была пара заряженных пистолетов и пяток коротких абордажных тесаков, и постарался, чтобы тому удалось так же незаметно доставить сверток в трюм "Доброго утра". Ножовки он просто сунул в карман Оливайо.
Клим принял от Грегори мешочек с деньгами и заявил, что похвастается перед помощником капитана такой удачной сделкой, когда тот вернется с берега.
Услышав это, Ден Грегори - уже не заботясь о правилах хорошего тона заявил своему новому другу, что деловые обстоятельства, к сожалению, заставляют его срочно покинуть гавань Порт-Ройяла, и приказал выбирать якорь.
Климент Джексон с трудом расстался с любезным хозяином.
Оставшись на "Санте" уже совсем один, Клим порешил промыть желудок от остатков рома, из окна в каюте проследил, как "Доброе утро", подняв паруса, пользуясь легким ветерком, выбирается из гавани, цепляясь реями за ванты соседних судов. Ден Грегори стоял на мостике и, поглядывая вверх на паруса, отдавал команды рулевому.
На секунду у Клима появилось в душе что-то похожее на раскаяние, но тут он вспомнил избитого негра, девушку-негритянку, которую Грегори мыл в лохани, как пластмассовую куклу, вспомнил рассказ боцмана про негров, погибавших, добывая Грегори жемчуг, - сколько их было и сколько бы погибло еще... и он искренне пожелал удачи Оливайо.
При последнем разговоре со шведами он высказал пожелание, чтобы они сильно не свирепствовали над побежденной командой после захвата судна. Но с Оливайо он даже упоминать об этом не стал...
Он пошарил на полках в камбузе, заварил себе кофе побольше и покрепче, чтобы выгнать остатки ромового похмелья. Затем поднялся на мостик, долго разглядывал берег и сновавшие в бухте лодки, пытаясь увидеть ялик, на котором Ника и Дубок должны бы уже вернуться.
Ялика не было.
Он не беспокоился за судьбу шведов и негров. "Доброе утро" уже скрылось за поворотом гавани, - здесь он сделал все, что мог, а там уж, как им повезет.
Судовой хронометр в каюте капитана показывал пять часов пополудни до гибели Порт-Ройяла оставалось еще достаточно времени - семнадцать часов.
Он очень тревожился за Нику.
Десятки раз раскаивался и упрекал себя, что отпустил ее одну. Что рядом с ней преданный ей Дубок - это его ничуть не успокаивало. Что может сделать шпага Ники и пистолеты Дубка против людей могущественной испанской королевы? Если о письме что-то уже известно Оливаресу, то тайна герцога Оропесы перестала быть тайной, и мать-королева, искушенная в дворцовых интригах, может и в чужих ей владеньях английской Ямайки иметь своих людей, которые знают про церковь святого Себастьяна. И здесь несчастному гонцу рассчитывать на милость королевы нечего.
Солнце повисло низко над холмами, слепило глаза и мешало что-либо разглядеть на берегу.
Тревога Клима стала уже нестерпимой, и ждать он больше не мог. Он спустился с мостика и решил оставить "Санту", плыть на берег и самому разыскивать святого Себастьяна.
И тут увидел "Аркебузу".
Он так настойчиво разглядывал берег, что забывал посматривать в сторону рейда. "Аркебуза" уже подходила, до нее оставалось метров сто, не более. Паруса на ней были убраны, и она тихо надвигалась на "Санту", собираясь швартоваться к ее борту.
Оливарес стоял на мостике и с удивлением разглядывал пустую палубу. Видимо, его озадачило, что палуба была пустая, и то, что его никто не встречает, и он не видит даже вахтенного. Наверное, Оливарес несколько нервничал, ожидая какого-либо подвоха.
В бывшей каюте капитана на "Аркебузе" откинулась шторка, и Клим заметил за окном черную курчавую голову Долорес.
Матросы собрались кучкой у носовых парусов и с опаской поглядывали на орудийные люки "Санта", видимо, они еще не забыли о своем неудачном десанте и сейчас, как и Оливарес, побаивались неожиданного пушечного выстрела в упор.
"Что ж! - подумал Клим. - Что бы там ни было, надо идти встречать гостей..."
Он вышел из-под навеса каюты, и Оливарес увидел его. Обернулся к матросам. Двое выступили с баграми, готовясь зацепиться за приближающийся борт, еще двое вскинули на руки мушкеты.
И тут из каюты выскочил мужчина, одетый в старую матросскую куртку. Голова его была замотана чем-то белым, вместо бинта, на лице виднелись синяки и царапины. Он кинулся к Оливаресу и, показывая в сторону Клима, заговорил громко и бурно, по-английски.
Оливарес, не понимая, нетерпеливо отодвинул его в сторону.
А Клим узнал Лена Грегори.
- Это он! - вопил Ден Грегори. - Климент Джексон, дьявол бы его набрал! Не знаю, зачем он все это подстроил! Я подам на него в суд! Я не успокоюсь, пока его не вздернут на рее!
"Вот так! - сообразил Клим. - Значит, Оливайо не стал дожидаться ночи, и негры уже захватили "Доброе утро". Молодцы! А Ден Грегори, видимо, получил по голове, но успел прыгнуть за борт, и его случайно подобрала "Аркебуза". Везучий, однако, Ден Грегори!.." Сейчас он тоже возьмется за меня. Не хватает мне Оливареса с его бандой...
Он еще раз взглянул в сторону берега. И увидел ялик.
Дубок, без камзола, в одной рубашке, сильно откидываясь назад, взмахивал веслами. В ялике сидел молодой человек в камзоле Дубка, перед ним Ника со шпагой в руках.
Молодой человек обернулся, и Клим тотчас узнал его, хотя у парня и не было отцовских, загнутых вверх, стрелочками, усов.
Принц! Вот не во время она его привезла...
Клим понимал, что Ника сейчас из-за корпуса "Санта" не замечает подходившую "Аркебузу". Да она и не смотрела на "Санту", она смотрела в сторону берега. Клим глянул туда же: четырехвесельная лодка нагоняла ялик. В лодке кто-то низенький, толстенький, с круглым лицом покрикивал на гребцов.
Клим быстро спустился по веревочной лестнице к самой воде. Ялик ткнулся в борт. Клим нагнулся, схватил принца за руку.
- Ваше высочество, поторопитесь!
Он отклонился на лестнице, пропуская вверх принца, тот неуклюже цеплялся за ступеньки. И в это время низенький и толстенький в лодке поднял пистолет.
- Ваше высочество! - крикнула Ника. - Берегитесь!
- Боярышня! - завопил Дубок.
Он вскочил на ноги, прикрывая Нику. И следом за грохотом пистолетного выстрела голова Дубка дернулась, он качнулся и упал за борт в воду.
- Дубок! - отчаянно закричала Ника.
Она наклонилась через борт, чуть не опрокинув ялик. Но только круг кровавой пены поднялся на мутную поверхность воды. Клим, низко нагнувшись, схватил Нику за шиворот камзола и выдернул ее из ялика на лестницу.
Ухватившись за Клима, Ника рукой, в которой была зажата шпага, вытерла слезы.
- Дубок...
Клим сильно толкнул ногой ялик навстречу подходившей лодке.
- Лезь, Ника! Дубка уже не спасти...
Он услышал, как "Санта" качнулась, как заскрипела бортовая обшивка от навалившейся на судно "Аркебузы", и по палубе загрохотали матросские башмаки...
САНТЬЯГО-ДЕ-КУБА
Островки тумана все еще бродили над морем, местами ложась прямо на воду, и рулевой кубинского пограничного катера увидел ящик уже прямо на носу, но, положив руль на борт, успел отвернуть. Волна из-под кормы сильно хлестнула по ящику, он покосился набок, зачерпнул, и тут рулевой разглядел в ящике людей. Он только успел заглушить двигатель, крикнул товарищам, сидевшим на бортовых скамейках, схватил спасательный круг и не мешкая прыгнул в воду.
Спасенных подняли на борт.
Ящик утонул...
Мужчина шевелился чуть, ему все еще казалось, что он держит девушку на руках, но ни говорить, ни даже открыть глаза он не мог. Девушка вообще была без сознания. С них стянули мокрую одежду со следами крови, которую размыла морская вода, налепили, где сочли нужным, наклейки пластыря, завернули в одеяла и положили по обеим сторонам горячего мотора.
По радио сообщили на берег. Когда катер подвалил к пирсу, там уже стояла машина с красным крестом. Сверток мокрой одежды и шпагу тоже положили в машину.
Врач портовой больницы в первую очередь занялся девушкой. У нее обнаружили следы ушибов, рентген показал два сломанных ребра - девушке наложили гипсовый корсет. Глубокую потерю сознания врач определил как болевой шок, но, подумав, пригласил невропатолога. Тот согласился, что состояние ступора - стойкого оцепенения и потери сознания - вызвано какими-то причинами психологического порядка.
У мужчины на бедре обнаружили глубокую рану, похожую на след охотничьей крупнокалиберной пули, однако самой пули хирург не нашел, и вообще внешний вид раны вызвал у него некоторое недоумение. Состояние стойкого оцепенения было таким же, как у девушки.
- Сам Грегори! - подтвердил боцман.
- Поднявшиеся на палубу негры толпились кучкой у борта. Палубный матрос вытащил за руку первого попавшегося, сдернул с него обрывки набедренной повязки и голого подвел к креслу. Грегори поморщился, показал на подветренную сторону. Он только легко помахивал стеком, а матрос толчками и жестами заставлял негра поворачиваться, наклоняться, открывать рот.
Потом негра отвали к носовому люку, возле которого уже стояла наковальня. На ногу надели разборное звено, вставили заклепку, стукнули молотком. И негр шагнул в люк, придерживая в руках свободный конец цепи.
А к Грегори уже подвели следующего.
В числе купленных были две негритянки. Одну из них - молоденькую, совсем еще девочку - Грегори осматривал особенно внимательно. Матросы ухмылялись, а Клим думал, хорошо, что рядом с ним стоит спокойно на все взирающий боцман, а не Ника. Как она повела бы себя, увидев такое, он и представить не мог.
Но на "Санте" оказался еще один пристрастный зритель. Клим услыхал приглушенное ворчанье, перегнулся через борт и увидел перед собой, в открытом орудийном люке, черную голову Оливайо.
Уже последнего негра подвели к наковальне, и матрос поднял разборное звено, собираясь наложить на ногу, как вдруг над тихой водой гавани пронесся яростный гортанный крик - вероятно, это был военный клич, которым негритянский вождь Оливайо когда-то подбадривал в битве своих воинов. И негр, уже собиравшийся поставить ногу на роковую наковальню, вздрогнул. Выпрямился. Внезапным толчком сбил с ног матроса и кинулся к борту. Ему нужно было миновать кресло, где сидел Грегори, тот быстро вытянул ногу, негр запнулся, покатился по палубе. Его, конечно, успели бы схватить, но негр, державший зонт, уронил его под ноги.
Матросы запутались в растяжках, тем временем упавший вскочил и одним сильным прыжком перелетел через борт в воду.
Он был хорошим пловцом и сразу нырнул глубоко. И хотя океанская вода была прозрачной, на поверхности плавало столько мусора, щепок и кокосовой шелухи, что разглядеть его в воде не было возможности. Матросы кинулись в баркас и закружились по гавани, ожидая, не покажется ли где черная голова. Грегори кричал с борта, махал стеком, приказывая кому-либо нырнуть под судно, но матросы опасались акул.
- Ловкий парень! - заметил Клим.
Боцман что-то хмыкнул себе под нос, Клим не понял, согласился он с ним или сочувствует Дену Грегори, потерпевшему убыток в сотню песо.
Матросы вернулись на судно.
Тогда Грегори, легко похлопывая стеком по ладони, повернулся к своему негру, который с растерянным видом перебирал на зонте сломанные растяжки. Грегори взял у него зонт, рукояткой подцепил негра за подбородок, подняв его лицо вверх, и сильно ударил стеком крест на крест по лицу.
Негр закрылся ладонями. Наклонился низко, сквозь пальцы на палубу закапала кровь. Грегори только показал стеком в сторону люка, негра тут же подтащили к наковальне, заклепали на ноге звено и столкнули в трюм.
А Клим опять услышал у себя под ногами глухое рычание Оливайо. "Зарядить бы парочку пушек и ударить в борт "Доброго утра"! - на таком расстоянии даже он бы не промахнулся. Но ядро, пробив борт, попадет в тех же негров... и вообще, это все было бы явное не то..."
- Неужели парень утонул? - сказал он.
Боцман не спеша спустился с мостика, вытащил из кармана пачку табаку, оторвал кусок, сунул в рот. Остановился возле кормы, плюнул в воду и так же не спеша вернулся к Климу.
- Черномазый у нас, - сказал он.
- Как, где?
- Прицепился к нашему ахтерштевню.
- К чему?
- К рулю. Сидит на нем, по уши в воде.
- Как он сумел до нас добраться?
- Малый умеет нырять.
Клим взглянул на боцмана, а тот покосился на Клима, и Климу стало ясно, если он не сообщит Грегори о беглеце, то боцман тем более не сделает этого. Когда уляжется суматоха, боцман спрячет негра среди своих - лишняя сотня песо Оливаресу, да и ему, боцману, тоже что-либо перепадет.
- Акулы его не достанут?
- Не достанут, если повыше подберет ноги.
Видимо, Грегори смирился с потерей. На палубе появился матрос, толстый, в белой куртке с засученными рукавами, - кок. Он вытащил из камбуза большую круглую лохань, поставил ее у борта. Принес бадью воды, видимо, горячей, опрокинул ее в лохань, попробовал рукой и добавил забортной воды.
Девушку-негритянку не спустили в трюм, она осталась на палубе. Стояла, прижавшись спиной к стене каютной надстройки. Она по-прежнему была голая, это ее не тревожило, чувства стыда она не испытывала и не прикрывалась руками, как сделала бы на ее месте любая европейская девушка. Она только медленно поводила из стороны в сторону большими, чуть навыкате глазами; она видела сцену, как Грегори избил негра, и сейчас, когда Грегори подошел, она испуганно подняла руки и закрыла ладонями лицо.
Грегори показал на лохань с водой, она не поняла. Тогда он взял ее за руку, дернул. Заставил забраться в лохань. Боцман подал пучок кокосового волокна, Грегори начал мыть девушку сам.
Грегори мыл негритянку долго и тщательно, никого я ничего не стесняясь, и Клим еще раз подумал, как хорошо, что Ника ничего этого не видит, и эта сцена решила его последние сомнения.
"Что ж, надо и мне подумать, гожусь ли я на что-либо в этом семнадцатом веке..."
Клим посмотрел на вход в гавань. Он был уверен, что "Аркебуза" сюда обязательно придет, поэтому особенно не беспокоился, наоборот, сейчас даже был рад ее задержке, никто не может помешать выполнить задуманное, то, что подсказывали Климу сюжеты, запомнившиеся из рассказов Мериме. Полезно бывает вспомнить классику!
Климу оставалось подработать сценарий, применительно к местным обстоятельствам.
Он начал с того, что спустился в каюту, достал из мешочка капитана десяток гиней и вручил боцману, чтобы тот разделил их среди матросов, и добавил, что все они могут отправляться на берег, погулять, а он один останется на "Санте" с неграми, будет дожидаться свою сестру.
Боцман вначале ошалел от такой щедрости.
Но задумываться над странным поступком этого не менее странного молодого человека не стал, тем более что гинеи были самыми настоящими и обещали их владельцу кучу радостей на берегу.
- А как же негр? - спросил он.
- Пусть пока посидит в воде. Я позабочусь о нем сам.
Ни боцмана, ни команду больше уговаривать не пришлось. Они тут же свалили за борт шлюпку. Хуанито хотел было на судне дожидаться прибытия Оливареса, но Клим только выразительно показал ему в сторону берега, и Хуанито послушно последовал за матросами.
Палуба опустела. Теперь Климу помешать никто не мог.
Вначале он решил достать негра, пока до него не добрались акулы.
Он спустился в трюм. Оливайо торчал возле открытого орудийного порта и скалил зубы в сторону "Доброго утра". Он был без цепей, однако сам решил вернуться к своим черным товарищам, которые сидели на привязи.
Оливайо глядел на Клима без прежней враждебности, но и без лишней симпатии. Клим его понимал. Когда он рассказал про негра, сидящего у них под кормой, Оливайо, наверное, подумал то же, что и боцман. У Клима не было времени его разубеждать. По его подсказке Оливайо нахлобучил старую матросскую шляпу и рваный халат и выбрался на палубу с ведром на веревке и шваброй. Матросы "Доброго утра" больше смотрели на негритянку, которую мыл их хозяин, и на негра-уборщика, а на соседнее судно не обращали внимания.
Оливайо прошел по корме, забросил ведро за борт, негр, уцепившись за руль, ухватился за ведро, вскарабкался на палубу, под прикрытие высокого планшира. Лежа, он оделся в халат Олива и побрел к палубному люку. Там он оставил одежду, и Клим, улучив момент, перебросил ее Оливайо.
Это была первая часть задуманного плана.
Клим решил спасти негров от Дена Грегори.
Он отправился в парусную кладовую, где сидели два шведа, ожидая какого-то поворота в своей судьбе. Они догадывались, сколь многим обязаны странному молодому человеку, и встретили его с тревожной надеждой.
Один из них сносно говорил по-английски, это упростило Климу задачу.
- Вот, что джентльмены, - сказал он, - я могу хоть сейчас отпустить вас на берег, но вы попадетесь боцману или кому из команды, и цепей вам не миновать. Я хочу предложить вам более надежную свободу. Но не даром. За усе нужно... - он решительно сжал руку в кулак.
- Говорите, сэр! - сказал старший.
Его товарищ согласно кивнул головой.
- Вы оба моряки, - продолжал Клим. - Кто из вас ходил в Бразилию?
- Я, сэр, - сказал младший. - Младшим помощником капитана "Астролябии". Мы ходили до Форталезы.
- Город Ресифи знаете?
- Конечно, сэр. Это - южнее, миль восемьсот.
- Если бы я доверил вам судно, довели бы его до Ресифи?
- Чего же трудного. От Форталезы курсом зюйд-вест, вдоль берега. Отсюда, правда, далековато. Шесть тысяч миль. Месяца два-три. Смотря какой корабль.
- А вот если такой?
Клим показал в окошко на "Доброе утро".
- Добрый бриг... Но вы шутите, сэр!..
- Кто знает, может, и не шучу. А если команда у вас будет черная, негры? Справитесь?
Швед только растерянно моргнул.
- Ладно, я к вам попозже зайду.
И, оставив вконец озадаченных шведов, Клим опять направился к Оливайо.
Из курса истории Нового Света Клим помнил, когда в начале семнадцатого века белые завоеватели начали осваивать Бразилию, в нее было завезено только из одной Африки более миллиона негров. Спасаясь от каторжного труда на плантациях, черные рабы бежали в бразильскую сельву.
К середине семнадцатого века в лесах Паломареса, южнее города Ресифи, беглым рабам удалось организовать военный лагерь, своеобразную республику. Талантливый правитель и организатор - метис Гангазумо сумел создать при республике регулярное войско из бывших рабов. И эта "черная Троя" - как ее именует история - с успехом отбивала набеги португальских колонизаторов до конца семнадцатого века.
О том, что республика сейчас существует, Клим сказал Оливайо. Что ее в конце концов разобьют, не стал говорить.
Если негры туда доберутся, то хоть пяток лет на свободе поживут! А там сами дорогу выберут. И бразильская сельва - это все же не цепи и вонючий корабельный трюм...
Оливайо выслушал Клима молча. Почему этот белый восстает против своих же белых - Оливайо понять не мог. Но он недаром был вождем, сообразил, что ему и его товарищам дают возможность спастись от цепей и если погибнуть, то с оружием в руках, добывая себе свободу...
"Аркебуза" могла появиться с минуты на минуту. Клим решил поторопиться. На "Добром утре" Грегори закончил мыть негритянку и отослал ее в каюту. На палубу ему внесли легкий столик, уже другой негр развернул над ним полотнище нового зонта. Кок принес бутылку, стакан, вазочку с фруктами. Из камбузной трубы повалил дымок, запахло жареной грудинкой.
"Надо успеть до обеда!" - подумал Клим.
Он заглянул в камбуз. Пересмотрел все кухонные ножи и отобрал из них самый длинный и тонкий. Проверил его закалку, рубанув по лезвию другим ножом, и остался доволен. В корабельной мастерской нашел острое зубило и молоток. Отломил у ножа ручку, зажал лезвие в тисы и на тыльной стороне сделал зубилом мелкие насечки, - вспомнив добром свою практику в слесарной мастерской домоуправления, еще во время школьных каникул.
Отличные получились ножовки по металлу. Правда, там они использовали пружину из старых патефонов. Но и из тонких кухонных ножей получились ножовки не хуже заводских.
Он спустился в трюм к Оливайо. Черный вождь убедился, что неказистый зазубренный обломок стали за какие-то минуты запросто перепиливает заклепку на ножном разборном звене.
Для большей конспирации Клим сломал клинок пополам, получились две совсем портативные ножовки, которые легко было спрятать в поясе набедренной повязки, а за неимением ее - просто в копне курчавых волос на голове.
Негры подступили поближе, насколько им позволяли цепи, и с удивлением разглядывали непонятного белого человека.
- Все согласились? - спросил Клим.
- Все! - сказал Оливайо.
- Если кто из них боится, пусть останется здесь.
- Таких не будет! - жестко заключил Оливайо.
Он выразительно развел и сжал свои громадные ладони, и Клим подумал, что среди негров трусов и предателей не будет, во всяком случае - живых!..
- А тебя я сейчас одену, - сказал он Оливайо. - И постарайся вести себя спокойно, чтобы с тобой ни делали. Ты мирный и послушный негр, понял?
Оливайо кивнул - это он уяснил очень хорошо.
Клим подобрал в матросском кубрике просторный халат. Оливайо, ни слова не говоря, натянул его на плечи. "Догадывается, что под халатом можно кое-что спрятать и пронести. А плечи-то у него пошире моих отличный бы получился боксер-тяжеловес, как раз такого нашей команде не хватает. Да за него наш тренер..."
Надо было подумать и о собственном маскараде.
Его отечественные джинсы и рубашка из синтетики, если и не выделялись среди матросской одежды, то для задуманного спектакля не подходили.
Он опять заглянул в гардероб капитана. Нашел черные бархатные брюки, белую тонкую батистовую рубашку, черный парик и белые шелковые чулки. Брюки, отделаны черными кружевами, на поясе имелось достаточно пряжек и застежек, и Клим без труда подогнал их по своей фигуре.
Шелковые чулки завязывались под коленями атласными сиреневыми лентами. Клим - плохо управлялся с обычным галстуком - на завязывание модных бантов на ногах потратил много времени: небрежность в одежде дворянин допустить не мог. Он надел парик и вздохнул - в парике было ничуть не лучше, чем в меховой шапке с опущенными ушами.
Вот полуботинки капитана с медными резными пряжками оказались малы. Клим остался в своих туфлях "под замшу", без шнурков, на резинках и пластмассовой подошве - изделие фабрики "Скороход".
Клим купил их в том же ГУМе, за пять рублей сорок копеек, а сейчас подумал, что если бы сам испанский король пожелал приобрести такие же, мог пообещать за них все свое "испанское наследство" - стоимость которого уже не переводилась ни на какие деньги - подобных туфель бы не купил. Их вообще не могло быть - вулканизированная резина и полиамидная пластмасса появились только два с половиной века спустя.
Они опустили на воду ялик, Оливайо сел на весла. Лестница все еще была спущена с борта "Доброго утра" рядом с баркасом, в котором привезли негров.
Оливайо остался в ялике, Клим поднялся на палубу.
С великосветской изящностью он отряхнул от случайной пыли свои белоснежные манжеты, поклонился хозяину. Грегори тут же вскочил с кресла, приветствуя изысканно одетого гостя.
Клим не стал сочинять новой легенды, он только слегка уточнил и облагородил старую: он, Климент Джексон - будущий бакалавр, - совершает с сестрой прогулку по южным морям. Командир брига "Санта", капитан Кихос, отправляясь по служебным делам на Ямайку, захватил их с собой. По несчастью, сам капитан два дня назад неожиданно скончался от сердечного приступа. Выполняя посмертную волю покойного, его помощник отправился на берег со своей командой хоронить своего капитана. Он, Климент Джексон, узнав от боцмана, что хозяин "Доброго утра" частый гость в Порт-Ройяле, прибыл по-соседски за советом.
Грегори хлопнул в ладоши, приказал принести для гостя кресло и стакан. Он встречался раньше с капитаном Кихосом, чтит его память как о знатном дворянине и превосходном моряке. Наполнив стаканы, хозяин брига предложил, не чокаясь, выпить за упокой светлой души Кихоса, пожелать ему удачи на том свете, которой, может быть, не хватало здесь, на грешной земле. Потом Грегори вторично наполнил стаканы, предложил выпить за их знакомство и спросил, чем он может быть полезен соседу.
Климент Джексон пожаловался на необычные хлопоты, свалившиеся на него: капитан Кихос вез на судне два десятка негров, чтобы продать их в Порт-Ройяле, а он, Климент Джексон, отроду не занимался подобными делами.
В глазах Лена Грегори блеснул огонек.
Он еще подлил рому в стаканы и сказал, что любезному соседу повезло, он сразу попал к кому следовало, и он, Ден Грегори, готов избавить его от лишних хлопот, закупив всех негров.
Климент Джексон был в восторге.
Ден Грегори хлебал ром, как воду. Не откладывая дела, они отправились на "Санту".
Клим весьма усердно изображал опьяневшего светского щеголя, который старается вникнуть во все детали купли-продажи "черной кости", хотя не понимает в этом деле ровным счетом ничего. Он терял ключи от замков, потом находил их, обнимался с Деном Грегори, благодарил соседа за неожиданную помощь; Дену Грегори то и дело приходилось придерживать Климента Джексона, чтобы тот не свалился за борт. А Клим очень жалел, что Ника сейчас не видела его в этой роли: "Ей-богу, я сыграл не хуже Юрия Яковлева!"
Негров, не расковывая, прямо в цепях вывели на палубу. В том числе и двух шведов. "Пригодятся в хозяйстве!" - сказал Грегори. Он быстро оглядел "покупку", остался доволен и приказал сводить всех в баркас.
Во время бестолковой суматохи Клим успел сунуть Оливайо под халат увесистый сверток, где была пара заряженных пистолетов и пяток коротких абордажных тесаков, и постарался, чтобы тому удалось так же незаметно доставить сверток в трюм "Доброго утра". Ножовки он просто сунул в карман Оливайо.
Клим принял от Грегори мешочек с деньгами и заявил, что похвастается перед помощником капитана такой удачной сделкой, когда тот вернется с берега.
Услышав это, Ден Грегори - уже не заботясь о правилах хорошего тона заявил своему новому другу, что деловые обстоятельства, к сожалению, заставляют его срочно покинуть гавань Порт-Ройяла, и приказал выбирать якорь.
Климент Джексон с трудом расстался с любезным хозяином.
Оставшись на "Санте" уже совсем один, Клим порешил промыть желудок от остатков рома, из окна в каюте проследил, как "Доброе утро", подняв паруса, пользуясь легким ветерком, выбирается из гавани, цепляясь реями за ванты соседних судов. Ден Грегори стоял на мостике и, поглядывая вверх на паруса, отдавал команды рулевому.
На секунду у Клима появилось в душе что-то похожее на раскаяние, но тут он вспомнил избитого негра, девушку-негритянку, которую Грегори мыл в лохани, как пластмассовую куклу, вспомнил рассказ боцмана про негров, погибавших, добывая Грегори жемчуг, - сколько их было и сколько бы погибло еще... и он искренне пожелал удачи Оливайо.
При последнем разговоре со шведами он высказал пожелание, чтобы они сильно не свирепствовали над побежденной командой после захвата судна. Но с Оливайо он даже упоминать об этом не стал...
Он пошарил на полках в камбузе, заварил себе кофе побольше и покрепче, чтобы выгнать остатки ромового похмелья. Затем поднялся на мостик, долго разглядывал берег и сновавшие в бухте лодки, пытаясь увидеть ялик, на котором Ника и Дубок должны бы уже вернуться.
Ялика не было.
Он не беспокоился за судьбу шведов и негров. "Доброе утро" уже скрылось за поворотом гавани, - здесь он сделал все, что мог, а там уж, как им повезет.
Судовой хронометр в каюте капитана показывал пять часов пополудни до гибели Порт-Ройяла оставалось еще достаточно времени - семнадцать часов.
Он очень тревожился за Нику.
Десятки раз раскаивался и упрекал себя, что отпустил ее одну. Что рядом с ней преданный ей Дубок - это его ничуть не успокаивало. Что может сделать шпага Ники и пистолеты Дубка против людей могущественной испанской королевы? Если о письме что-то уже известно Оливаресу, то тайна герцога Оропесы перестала быть тайной, и мать-королева, искушенная в дворцовых интригах, может и в чужих ей владеньях английской Ямайки иметь своих людей, которые знают про церковь святого Себастьяна. И здесь несчастному гонцу рассчитывать на милость королевы нечего.
Солнце повисло низко над холмами, слепило глаза и мешало что-либо разглядеть на берегу.
Тревога Клима стала уже нестерпимой, и ждать он больше не мог. Он спустился с мостика и решил оставить "Санту", плыть на берег и самому разыскивать святого Себастьяна.
И тут увидел "Аркебузу".
Он так настойчиво разглядывал берег, что забывал посматривать в сторону рейда. "Аркебуза" уже подходила, до нее оставалось метров сто, не более. Паруса на ней были убраны, и она тихо надвигалась на "Санту", собираясь швартоваться к ее борту.
Оливарес стоял на мостике и с удивлением разглядывал пустую палубу. Видимо, его озадачило, что палуба была пустая, и то, что его никто не встречает, и он не видит даже вахтенного. Наверное, Оливарес несколько нервничал, ожидая какого-либо подвоха.
В бывшей каюте капитана на "Аркебузе" откинулась шторка, и Клим заметил за окном черную курчавую голову Долорес.
Матросы собрались кучкой у носовых парусов и с опаской поглядывали на орудийные люки "Санта", видимо, они еще не забыли о своем неудачном десанте и сейчас, как и Оливарес, побаивались неожиданного пушечного выстрела в упор.
"Что ж! - подумал Клим. - Что бы там ни было, надо идти встречать гостей..."
Он вышел из-под навеса каюты, и Оливарес увидел его. Обернулся к матросам. Двое выступили с баграми, готовясь зацепиться за приближающийся борт, еще двое вскинули на руки мушкеты.
И тут из каюты выскочил мужчина, одетый в старую матросскую куртку. Голова его была замотана чем-то белым, вместо бинта, на лице виднелись синяки и царапины. Он кинулся к Оливаресу и, показывая в сторону Клима, заговорил громко и бурно, по-английски.
Оливарес, не понимая, нетерпеливо отодвинул его в сторону.
А Клим узнал Лена Грегори.
- Это он! - вопил Ден Грегори. - Климент Джексон, дьявол бы его набрал! Не знаю, зачем он все это подстроил! Я подам на него в суд! Я не успокоюсь, пока его не вздернут на рее!
"Вот так! - сообразил Клим. - Значит, Оливайо не стал дожидаться ночи, и негры уже захватили "Доброе утро". Молодцы! А Ден Грегори, видимо, получил по голове, но успел прыгнуть за борт, и его случайно подобрала "Аркебуза". Везучий, однако, Ден Грегори!.." Сейчас он тоже возьмется за меня. Не хватает мне Оливареса с его бандой...
Он еще раз взглянул в сторону берега. И увидел ялик.
Дубок, без камзола, в одной рубашке, сильно откидываясь назад, взмахивал веслами. В ялике сидел молодой человек в камзоле Дубка, перед ним Ника со шпагой в руках.
Молодой человек обернулся, и Клим тотчас узнал его, хотя у парня и не было отцовских, загнутых вверх, стрелочками, усов.
Принц! Вот не во время она его привезла...
Клим понимал, что Ника сейчас из-за корпуса "Санта" не замечает подходившую "Аркебузу". Да она и не смотрела на "Санту", она смотрела в сторону берега. Клим глянул туда же: четырехвесельная лодка нагоняла ялик. В лодке кто-то низенький, толстенький, с круглым лицом покрикивал на гребцов.
Клим быстро спустился по веревочной лестнице к самой воде. Ялик ткнулся в борт. Клим нагнулся, схватил принца за руку.
- Ваше высочество, поторопитесь!
Он отклонился на лестнице, пропуская вверх принца, тот неуклюже цеплялся за ступеньки. И в это время низенький и толстенький в лодке поднял пистолет.
- Ваше высочество! - крикнула Ника. - Берегитесь!
- Боярышня! - завопил Дубок.
Он вскочил на ноги, прикрывая Нику. И следом за грохотом пистолетного выстрела голова Дубка дернулась, он качнулся и упал за борт в воду.
- Дубок! - отчаянно закричала Ника.
Она наклонилась через борт, чуть не опрокинув ялик. Но только круг кровавой пены поднялся на мутную поверхность воды. Клим, низко нагнувшись, схватил Нику за шиворот камзола и выдернул ее из ялика на лестницу.
Ухватившись за Клима, Ника рукой, в которой была зажата шпага, вытерла слезы.
- Дубок...
Клим сильно толкнул ногой ялик навстречу подходившей лодке.
- Лезь, Ника! Дубка уже не спасти...
Он услышал, как "Санта" качнулась, как заскрипела бортовая обшивка от навалившейся на судно "Аркебузы", и по палубе загрохотали матросские башмаки...
САНТЬЯГО-ДЕ-КУБА
Островки тумана все еще бродили над морем, местами ложась прямо на воду, и рулевой кубинского пограничного катера увидел ящик уже прямо на носу, но, положив руль на борт, успел отвернуть. Волна из-под кормы сильно хлестнула по ящику, он покосился набок, зачерпнул, и тут рулевой разглядел в ящике людей. Он только успел заглушить двигатель, крикнул товарищам, сидевшим на бортовых скамейках, схватил спасательный круг и не мешкая прыгнул в воду.
Спасенных подняли на борт.
Ящик утонул...
Мужчина шевелился чуть, ему все еще казалось, что он держит девушку на руках, но ни говорить, ни даже открыть глаза он не мог. Девушка вообще была без сознания. С них стянули мокрую одежду со следами крови, которую размыла морская вода, налепили, где сочли нужным, наклейки пластыря, завернули в одеяла и положили по обеим сторонам горячего мотора.
По радио сообщили на берег. Когда катер подвалил к пирсу, там уже стояла машина с красным крестом. Сверток мокрой одежды и шпагу тоже положили в машину.
Врач портовой больницы в первую очередь занялся девушкой. У нее обнаружили следы ушибов, рентген показал два сломанных ребра - девушке наложили гипсовый корсет. Глубокую потерю сознания врач определил как болевой шок, но, подумав, пригласил невропатолога. Тот согласился, что состояние ступора - стойкого оцепенения и потери сознания - вызвано какими-то причинами психологического порядка.
У мужчины на бедре обнаружили глубокую рану, похожую на след охотничьей крупнокалиберной пули, однако самой пули хирург не нашел, и вообще внешний вид раны вызвал у него некоторое недоумение. Состояние стойкого оцепенения было таким же, как у девушки.