Михеев Михаил
Год тысяча шестьсот

   Михаил МИХЕЕВ
   ГОД ТЫСЯЧА ШЕСТЬСОТ...
   - Вы, конечно, слыхали о переселении душ?..
   Марк Твен "Янки при дворе короля Артура"
   У БЕРЕГА КУБЫ
   В этом году Международная студенческая универсиада
   проходила на Кубе. Финальные встречи предполагалось
   провести в Гаване, а отборочные - в приморских городах
   Матансас, Мансанильо и Сантьяго-де-Куба.
   В Сантьяго-де-Куба прибыли боксеры и фехтовальщики на
   рапирах. Поединки шли два дня, закончились поздно вечером.
   Утром следующего дня спортсмены должны были вылететь в
   Гавану.
   1
   Фехтовальщица, мастер спорта - студентка иркутского института - Ника Федорова и москвич, выпускник исторического факультета МГУ - боксер в среднем весе и тоже мастер спорта - Клим Соболев познакомились уже здесь, на Кубе.
   Они не проиграли ни одной встречи и вышли в финал.
   После напряженных поединков спортсменам - и победителям, и побежденным - требовалась разрядка. Многие, как радостные, так и опечаленные, отправились на вечернюю прогулку по улицам субтропического города. Оставшиеся устроились в уютных шезлонгах на открытой морскому бризу веранде загородной гостиницы, которую целиком отвели для спортсменов, тренеров и журналистов.
   Администратор гостиницы - сам в прошлом боксер - любезно предложил Климу Соболеву свою моторную лодку. Ника не возражала против прогулки по спокойному темному морю. Клим сел на корму, к подвесному мотору. Они сделали хороший круг - до торгового порта и обратно.
   Когда на берегу показались огоньки гостиницы, Клим выключил мотор. Лодка мягко села в воду и тихо заскользила по темной воде, слегка покачиваясь на пологих волнах мертвой зыби, которая шла откуда-то с просторов Карибского моря.
   Вдали над портом расплывалось белое зарево электрических фонарей, но здесь берег был слабо освещен редкими люминесцентными светильниками, да у подъезда гостиницы подрагивал розовый неоновый свет. На проходившей за гостиницей автостраде стремительно возникали и исчезали вдали узкие ослепительные лучи.
   Возле дощатого причала две крохотные парусные яхты чертили темное небо тонкими, как карандаши, верхушками оголенных мачт. В полукилометре от берега стояла на якоре большая моторная яхта с ярко освещенным большим иллюминатором в каютной надстройке.
   Вдали над морем медленно бродили хлопья ночного тумана: они то расплывались, то сливались вместе, затягивая горизонт плотной мутно-белесой полосой.
   - Пойдем к берегу? - спросил Клим.
   - Подожди. Побудем немного на воде. Здесь хоть прохладно, а в гостинице жарко и душно, ни спать, ни читать не хочется.
   Ника сбросила босоножки и забралась с ногами на обтянутое пластиком сиденье. Клим опустил руку за борт и приложил мокрую ладонь к левой скуле.
   - Болит?
   - Проходит.
   - Здорово Баркет тебя ударил. Я вроде внимательно смотрела, а не заметила как. Вижу, ты уже на канате висишь, а судья рукой машет: "уан, ту, фри..."
   - Хорошо ударил. Поймал на финт и ударил правым крюком. Чуть бы пониже попал, пожалуй, было бы все... До гонга я кое-как дотянул, ну а в перерыве очухался, отошел.
   - А во втором раунде смотрю, ты стоишь, а Баркет лежит, и судья ему секунды считает.
   - Поторопился Баркет. Первый раунд выиграл - видел же он, как я на канате висел, - хотел побыстрее победу закрепить, пока я в себя не пришел. Заторопился... и пропустил. А мог, пожалуй, по очкам выиграть, хорошо шел.
   - Ты на него не рассердился?
   - Вот еще, за что же? Бокс - есть бокс. Подобрался только немного.
   - Это и я заметил. Когда она в счете повела: два - ноль, три - ноль! Ты маску сняла, а глаза у тебя такие...
   - Разозлилась... Хитрая она. Мари Лубан. Знала, что прямыми меня не достанет, начала к себе подтягивать. А я, как дурочка, иду на нее, иду... Болельщики кричать начали: "Мари! Мари!" Так кричат - в ушах звенит, рапиру не слышу. А уже три - ноль! Вот тут я и разозлилась. И на болельщиков, и на Мари, да и на себя, что на ее уловку попалась. А Петрович - мой тренер - говорил, когда я разозлюсь, у меня реакция убыстряется, и тогда в меня уже никто попасть не может. Шутил он, конечно. Но тут на самом деле пошло - один укол, второй, третий... А уж после третьего, когда счет сравняла, поняла, что выиграю у Мари Лубан. Ее тренер что-то ей кричать начал.
   - Ко ауапсес! - Не иди вперед!
   - По-испански, что ли?
   - Конечно.
   - Ты и испанский знаешь?
   - Знаю, немножко. Английский, все же, получше... Меня, может, за испанский и в сборную ввели.
   - Ладно тебе, не кокетничай. А я вот только английский. И то: мистер Соболеф! Уот ду ю сим эбаут май прононсиэйшен?
   - Вери гуд!
   - Так уж и "вери гуд"?
   - Ну, акцент, конечно...
   - Сибирский?
   - Пожалуй, - улыбнулся Клим.
   Внезапно над тихим морем пронесся тонкий томительный звук... потом целая музыкальная фраза прозвучала и оборвалась, как звон рассыпавшегося стекла.
   - Скрипка, - сказал Клим.
   - Похоже. Только откуда? С берега - вроде далеко.
   - Наверное, с той яхты.
   Моторная яхта была от них в полусотне метров. От освещенного иллюминатора бежала по воде покачивающаяся полоска света.
   Скрипка послышалась опять.
   - Похоже - полонез, - сказал Клим.
   - Огинского?
   - Ну, какой же это Огинский?
   - А я других полонезов и не знаю.
   - Подожди, послушаем...
   Но скрипка тут же замолкла, на яхте кто-то раскашлялся, надсадно, по-стариковски. Стукнула дверь, яхта качнулась. Светлая фигура показалась на фоне каютной надстройки.
   Ника откинулась на спинку сиденья, подняла голову.
   - Звезды какие здесь здоровенные.
   - Да, - согласился Клим. - Как кастрюли.
   - Ну, уж... сказал бы, как фонари, что ли... смотри, смотри! Движется! Вон, вон!.. Спутник, спутник!
   Ярко-голубая точка не спеша прокладывала себе дорогу среди неподвижных мерцающих созвездий.
   - Алло! - услыхали они и разом повернули голову в сторону яхты. Спутник!.. Спортсмени, совиетико?
   - Совиетико, - отозвался Клим.
   Хозяин яхты что-то сказал, Клим ответил по-испански. Ника услыхала удивленное "май диос!" "Мой Бог!" - поняла она, но на этом ее знание испанского закончилось.
   - Что он говорит?
   - Удивился, что я знаю испанский. Приглашает к себе на яхту.
   - Зачем?
   - Не зачем, а в гости.
   - Ну, и что?
   - Поедем, конечно. Чего нам стесняться. Если он будет говорить помедленнее, обойдемся без переводчика.
   Клим не стал запускать мотор, а только вставил весла в уключины и подвел лодку к низкому борту яхты. Хозяин яхты нагнулся, взял с носа лодки капроновую веревку, закрепил ее за стойку фальшборта.
   - Por favoro, senorits [Пожалуйста (исп.)].
   Ника поднялась, приняла протянутую руку. Клим запрыгнул на палубу яхты сам. Глаза уже освоились с темнотой, и можно было разглядеть гостеприимного хозяина - высокого тощего старика в светлом полотняном костюме, - у него было сухое длинное лицо, тонкие усики стрелочками, седая бородка клинышком, и вообще он очень походил на Дон Кихота, каким его привыкли изображать на иллюстрациях все художники мира.
   - Un momento, me preparate.
   Он повернулся и, нагнувшись, вошел в освещенную дверь каюты.
   - Хозяин просил минуточку обождать, - перевел Клим, - пока он приготовит каюту к приему гостей. Весьма любопытный старец.
   - Весьма.
   - Прямо, как из семнадцатого века. Ему бы еще камзол с кружевным воротничком.
   - И шпагу, - добавила Ника.
   - И шпагу, - согласился Клим, - хотя, вместо камзола, ему бы также подошла кожаная кираса и длинные, до бедер, сапоги...
   - И Санчо Панса рядом... Может быть, мы зря приняли приглашение?
   - Ну, почему же, вполне интеллигентный сеньор.
   Из каюты слышались постукивания и шуршания. Потом дверь открылась настежь, на палубу упал яркий луч света.
   - Por favor! - услышали они.
   - Приглашает, - сказал Клим.
   Он пропустил Нику вперед и, нагнувшись, шагнул следом, в низенькую дверь. Ника внезапно остановилась у порога, Клим нечаянно толкнул ее плечом, извинился. Выпрямился. И тут же понял замешательство Ники.
   Старика в светлом полотняном костюме в каюте уже не было. Вместо него, ярко освещенный светом потолочной лампочки, перед ними стоял испанский гранд, будто только что сошедший с картины Веласкеса. В голубом бархатном камзоле, на пышное белое жабо спускались длинные завитые локоны черного парика. С рукавов камзола мягко свисали желтоватые кружевные манжеты (брабантские! - подумал Клим). Только лицо у испанского гранда было то же, что и у хозяина, - и бородка клинышком, и тонкие усы стрелочками.
   - Don Migel de Silva, - представился он и низко склонился перед Никой, так что черные локоны парика закрыли ему лицо.
   Ника растерянно оглянулась на Клима.
   - Он сказал, что его зовут дон Мигель, - перевел Клим.
   Он вышел из-за спины Ники, ответно поклонился - конечно, не так изысканно и элегантно - и назвал Нику и себя. Тогда и Ника, вспомнив занятия по фехтовальпластике, - хотя с запозданием, но сделала ответный реверанс, - у нее получилось лучше, чем у Клима.
   - Превосходно, - заметил он вполголоса.
   - Не смейся, пожалуйста!
   - А я и не смеюсь. На самом деле, как в кино.
   - Что он сказал сейчас?
   - Он извинился за этот, ну... маленький маскарад.
   Дон Мигель отступил на шаг и театрально, величественным жестом, который, однако, выглядел сейчас вполне уместным ("Вот что значит костюм!" - заключил Клим), пригласил гостей отужинать - на полукруглом откидном столике под иллюминатором в окружении трех хрустальных бокалов и тарелки с апельсинами стояла пузатая темная бутылка без этикетки. Пробка на бутылке была залита черной смолой.
   Нике дон Мигель подвинул табуретку с мягким сиденьем, Клим уселся на крышку ящика, приделанного возле стола к стенке каюты, дон Мигель устроился на таком же ящике, но с другой стороны столика. Каюта была просторная, стены ее были оклеены полированной фанерой, у боковой стенки располагалась низкая широкая лежанка, закрытая шерстяным пледом. На пледе лежала скрипка. Над лежанкой висели круглые часы с тонкой золоченой секундной стрелкой, которая мелкими толчками бежала по циферблату. В углу, за лежанкой, торчала шпага, похоже, старинная - как определил Клим - с изящным эфесом, отделанным серебром.
   В узкую торцевую стенку каюты был врезан небольшой телевизионный экран, пониже его чернели круглые ручки настройки.
   Пока Клим и Ника оглядывали каюту, дон Мигель безуспешно пытался выковырнуть бутылочную пробку перочинным ножом и сломал тонкое лезвие. Он досадливо крякнул, открыл ящик стола, в поисках заменителя штопора, не найдя там ничего подходящего, обвел глазами каюту, обрадованно вскочил и вытащил из-за лежанки шпагу.
   - Не сломайте и ее, - сказал Клим по-испански.
   - О, эта шпага не сломается, - заявил дон Мигель. - Старинный толедский клинок - шпаге более двухсот лет, - семейная реликвия, переходит у нас по наследству, я уже не помню, когда и как она появилась в нашей семье.
   Острием шпаги он по кусочкам выковырял окаменевшую пробку, и Клим подумал, что, судя по пробке, бутылке лет не меньше, чем шпаге.
   Дон Мигель обтер горлышко бутылки салфеткой, налил бокалы - в каюте тонко запахло цветами - и поднял свой бокал.
   - За дружбу двух социалистических государств! - перевал Клим.
   Ника только пригубила вино.
   - М-м... какая прелесть! Вино, наверное, такое же старинное, как и шпага!
   Дон Мигель оживился.
   - Сеньорита не ошиблась, это на самом деле так. Это вино рождает в сердце радость и кружит голову, как молодость... примерно так я его понял, - сказал Клим.
   - Что ж, похоже, - согласилась Ника. - Вряд ли ты такое мог сам придумать. А нельзя мне эту шпагу подержать в руках?
   Клим объяснил дону Мигелю, что у сеньориты Ники профессиональный интерес, что она мастер спорта по рапире.
   - Magnitico! - закричал дон Мигель.
   Он так резво вскочил из-за столика, что опрокинул бутылку - Клим поймал ее уже на лету. Дон Мигель взял шпагу за лезвие, с поклоном подал ее Нике, а сам вытащил из-под лежанки половину складной бамбуковой удочки. Так же шустро вскочил на ноги и стал в позу.
   - Вот так! - объяснил Клим. - Тебя вызывают. Покажи дону Мигелю, как может работать старинной толедской сталью современная советская фехтовальщица.
   Шпага была тяжелее спортивной рапиры, но рукоятка точно пришлась по ладони. Ника прошла в угол каюты и, придерживаясь заданной роли, ответила дону Мигелю церемонным поклоном, - кинофильм "Три мушкетера" она видела, не так уж давно.
   Клим задвинул под стол табуретку.
   Дон Мигель - по всем правилам - заложил руку за спину, выдвинул вперед правую ногу, согнул ее в колене, притопнул и сделал первый выпад.
   Было заметно, что фехтовать он умел - когда-то и где-то этим занимался, - нападал он азартно и изобретательно, но Нике всегда удавалось предугадать направление его удара, она даже не сходила с места, а захватывала шпагой конец его палки и проводила ее то слева, то справа от себя. Ей еще приходилось быть осторожной, она ни на секунду не забывала, что в ее руках не фехтовальная рапира с тупым наконечником, а дон Мигель в азарте легко мог наскочить на него.
   Клим отодвинулся в уголок, чтобы не мешать. С удовольствием он смотрел на этот спектакль, и, пожалуй, Ника никогда не была так хороша, как сейчас, со старинной боевой шпагой в руке, ловко и изящно отражающая выпады дона Мигеля, и Клим подумал, что для большей достоверности ей очень пошло бы быть одетой соответственно - не в коротенькую юбочку и открытую кофточку-рубашку, а в плюшевый камзольчик, коротенькие бархатные штанишки, раздутые буфами до футбольной округлости, чулки с шелковыми подвязками-ленточками и тупоносые ботинки.
   Наконец дон Мигель сдался.
   Он опустился на одно колено, держа перед собой свою палку, как меч побежденного, протянул ее Нике. Ника милостиво прикоснулась щекой к макушке его парика, дон Мигель поцеловал ей руку, поспешил к столу, долил вина в бокалы и, стоя, произнес тост в стиле героев пьес Лапе де Вега за прекрасную сеньориту, совершенство которой при владении шпагой не уступает совершенству ее внешности.
   Клим пьесы Лоне де Нега, разумеется, помнил, и, прибавив в свой русский перевод несколько звучных прилагательных, решил, что примерно передал пышное содержание тоста.
   Ника с заметным подозрением отнеслась к его переводу, однако дону Мигелю постаралась улыбнуться как можно приветливее.
   Но к бокалу только прикоснулась губами.
   - Если Петрович что унюхает - с соревнований снимет, - сказала Ника. - Он у нас строгий.
   Клим объяснил отказ Ники от вина дону Мигелю, тот одобрительно закивал головой: он понимает, спорт - есть спорт, а шпага - тонкое искусство. Но, может быть, сеньор?
   Сеньор тоже мог отказаться - спорт есть спорт! Однако ему не захотелось, пусть даже под уважительным предлогом, лишать застольной компании гостеприимного хозяина, который не пожалел открыть для них бутылку уникального старинного вина. Тренер боксеров уже улетел в Гавану, Клим не боялся, что его кто-либо "унюхает", и решил, что глоток-другой старого вина не скажется на его дальнейших результатах, тем более что бои в Гаване начнутся через два дня.
   Он отхлебнул из бокала. Вино не показалось ему крепким - чуть терпкое, очень приятное на вкус. Дон Мигель сокрушался, что не говорит по-русски и не может занять сеньориту. Но, чтобы она не скучала?..
   Он тут же вытащил откуда-то из угла здоровенную книгу в кожаном переплете с тисненым заглавием. Вид у книги был достаточно древний, и Клим подумал: наверное, это не последняя древность, которую они увидят в каюте этого удивительного старика.
   Книга на столике не уменьшалась, дон Мигель положил ее на лежанку.
   Клим прочитал тисненое заглавие:
   - "Руководство по искусному владению холодным оружием". На французском языке, - пояснил он.
   - Ты еще знаешь и французский?
   - Вообще-то, не знаю, но заглавие прочитать приблизительно могу. Ух ты! Год издания - 1760... времена Людовика XVII, примерно. Автор - некий Мишель де Курси, стало быть, - дворянин. У тебя есть возможность сравнить старую школу фехтования, времен французских мушкетеров, с современной.
   - Но я не понимаю французского.
   - А тебе не нужно его и понимать. Как я вижу, автор уже знал, что толковый рисунок может дать больше информации, нежели сотня строк описаний. Кино тогда еще не было, но хорошие художники имелись, иллюстраций в книге много. А потом вот и дон Мигель говорит, если у сеньоры встретятся затруднения с переводом - удивительно деликатный старик - то он всегда к ее услугам. Предлагает не стесняться, устраиваться с книгой на лежанке, как тебе удобнее.
   Ника сбросила босоножки и устроилась на лежанке, как удобнее.
   Клим оказался прав - иллюстраций в книге оказалось много, да и вообще она почти и состояла из одних иллюстраций. Сделаны они были мастерски. Кавалер Мишель де Курси благородную шпагу оставил наконец, а начал с самого прозаического ножа и кинжала.
   Но и этот раздел показался Нике весьма интересным.
   - Клим, ты только посмотри! Если у тебя, скажем, нож или кинжал и ты приближаешься к противнику сзади, то держи кинжал острием вниз, вот так, видишь?.. Хватай противника левой рукой и бей сверху вниз... Но при встрече лицом к лицу держи кинжал острием вверх, постарайся перехватить правую руку противника, затем сближайся, и, так как противник теперь не видит твоей руки, делай шаг влево, и бей его в основание бедра, ниже кирасы... Прелесть, не правда ли?
   Клим согласился, что кавалер Мишель де Курси кое в чем разбирался, однако переводить ее восторги дону Мигелю не стал. Тот опять наполнил свой бокал.
   - У вас отличная яхта, - сказал Клим. - Вы, наверное, большой любитель морских путешествий?
   - Что вы, - махнул рукой дон Мигель. - Да меня укачивает на самой малой волне. Я сухопутный житель, до недавнего времени преподавал историю в университете. Судовладельцем стал совершенно случайно. Эта яхта участвовала в интервенции, в налете и была подбита морским патрулем. Ее здорово повредили при обстреле, интервентам пришлось выброситься на берег, чтобы не затонуть. И тут мне в голову пришла счастливая мысль - у меня были кое-какие заслуги перед республикой - я обратился с просьбой, и яхту подарили мне как списанный военный трофей. Пришлось изрядно повозиться, пока я залатал все пробоины, но с тех пор яхта служит мне домом, помогает избавляться от городского шума, смрада и толкотни. Я так и живу на яхте. Когда начинается шторм, ухожу под защиту портового мола, потом возвращаюсь обратно. У меня есть и квартира на берегу, мы жили вместе с братом, но сейчас я одинок, и ничто не привязывает меня к городу. О, брат у меня был талантливый физик, хотя числился и работал простым преподавателем. Талантливый и неизвестный, как Хевисайд. Вы слышали про Хевисайда?
   Клим кивнул.
   - Мой брат его уважал. И так же, как Хевисайд, не любил говорить о своих занятиях и открытиях, хотя знал многое, чего не знают современные физики. Он мог бы стать таким же известным, как, скажем, Бор, Ферми или Поль Дирак. Не думайте, что я что-то знаю об их работах, я говорю со слов брата. Он, например, разработал теорию, которую выражал так: свершившееся - существует!
   - Я не слишком владею испанским, - затруднился Клим.
   - А я не слишком владею физикой, - улыбнулся дон Мигель, - чтобы все как следует объяснить. Брат утверждал, что окружающий нас мир обладает памятью: все когда-либо происходившее оставляет после себя следы, программу, по которой могут развиваться действия в другом мире, отстающем от нашего по времени, как и мы следуем программе мира, существовавшего впереди нас.
   - Я слышал об этой теории параллельных миров.
   - Но брат не только разрабатывал эту теорию. Он нашел ей практическое подтверждение. Возможность заглянуть в прошлое. И тут он умер...
   - Несчастный случай?
   - Можно сказать и так. Два года тому назад брат погиб. И, думаете, от чего? От мушкетной пули!
   Клим подумал, что и дон Мигель оговорился, или это доброе вино так подействовало, на его старую голову... Сейчас мушкет можно встретить разве только в музее! Но он промолчал, считая бестактным высказывать свое сомнение.
   - Вас удивила мушкетная пуля? - догадался дон Мигель. - Конечно, доктор ее не нашел. Но я застал брата еще в живых, он успел рассказать мне... Однако не будем об этом, вы можете обвинить меня в несерьезности, настолько все это необычно, а мне не хотелось бы с этого начинать наше знакомство. Лучше выпьем, сеньор, за упокой его души, пусть земля ему будет пухом.
   Клим поднял бокал.
   - За что пьете? - спросила Ника.
   - За упокой. У дона Мигеля два года тому назад погиб брат. От мушкетной пули, - не без умысла добавил Клим.
   Он ожидал, что Нику тоже заинтересует такая деталь, но она не обратила внимания - пуля для нее оставалась просто пулей. А дон Мигель решил сменить тему разговора:
   - Вам понравилось вино?
   - О, да, - признал Клим. - Я небольшой знаток, могу сказать, что никогда не пробовал такого.
   - И не попробуете. Это, можно сказать, ископаемое вино.
   - Откуда же оно у вас?
   - Оттуда!
   Дон Мигель показал себе под ноги. Клим невольно взглянул на пол каюты, ожидая увидеть там крышку люка, а дон Мигель искренне развеселился, и Клим сообразил, что если у него и были подвалы для хранения древнего вина, то, конечно, они находятся не на яхте. Тут же вспомнил про окаменевшую пробку, которую дон Мигель с таким трудом выковырнул из горлышка бутылки, и сообразил:
   - С морского дна. Подводная археология.
   - Угадали. Недавно здесь работала экспедиция из Милана. У них было специальное судно с мощным насосом и водолазы. Экспедиция направлялась на Ямайку, но я показал им место, где по моим введениям, затонул испанский талион. Он разбился о береговые скалы, и моя яхта сейчас стоит как раз на месте его гибели.
   На этот раз Клим усомнился вслух:
   - Береговые скалы! Но берег здесь гладкий, как ладонь.
   - За эти столетия морские волны и землетрясения превратили скалы в песок. Я могу показать вам, что здесь было на берегу в семнадцатом веке, дон Мигель повернулся к экрану телевизора. - За четкость изображения не ручаюсь, но скалы разглядеть вы сможете.
   Он щелкнул выключателем. Экран осветился сразу, и Клим увидел панораму берега, черные глыбы скал, о которые бились морские волны. Но звука не было: или дон Мигель его не включил, или по какой другой причине.
   Ника тоже взглянула на экран.
   - Изображение нерезкое, - сказала она. - А что это показывают?
   - Берег, где сейчас стоит наша гостиница, - ответил Клим.
   - Вот как? Непохоже.
   - Непохоже, да. Гостиницы нет и торгового порта тоже нет. Но бухта есть, даже какие-то строения виднеются.
   - Так что это такое?
   На экране появился всадник на лошади. Он проскакал галопом по берегу, через все поле экрана, и скрылся за кадром. И хотя изображение было нерезким, Клим все же разглядел короткий мушкетный плащ на плечах всадника и высокие сапоги с ботфортами.
   - Исторический кинофильм? - переспросила Ника.
   Клим ответил не сразу.
   - Наверное... - наконец сказал он, - что может быть еще?.. Семнадцатый век...
   - Ты что-то мямлишь?
   - Я, нет... а может, и мямлю... Вообще-то, я думаю...
   - Вот как?
   - Я думаю, можно ли выстрелить из мушкета в семнадцатом веке, а убить человека в двадцатом...
   - Послушай, Клим, а может, на тебя так действует это старинное вино?
   - Я и половину бокала не выпил. Если только это вино, а не какой-то там иллюзорный эликсир. Однако у меня появились довольно-таки нелепые предположения... Спросить дона Мигеля, неудобно...
   Дон Мигель выключил телевизор. Клим передал ему содержание своего разговора с Никой, ожидая разъяснений по поводу только что виденного отрывка непонятного телефильма, который вызвал у него беспокойное любопытство. Ко дон Мигель опять промолчал.
   - Кроме бутылок что-либо нашли? - спросил Клим.
   - К сожалению, нет. Не нашли. Да экспедиция и не стала здесь задерживаться, она торопилась на Ямайку.
   - Искать затонувший город Порт-Ройял?
   - Сеньор знает о Порт-Ройяле?
   Клим решил сообщить, что он заканчивает университет, и все, что относится к истории средних веков, интересует его уже профессионально.
   - Lindo buelo! - опять закричал дон Мигель. - Сеньор - историк! Это же прекрасно. Я расскажу вам такие вещи про Испанию, о которых вы не знаете ничего и не сможете прочитать ни в каком учебнике.
   - Чему он обрадовался? - спросила Ника.
   - Узнал, что я будущий историк.
   Дон Мигель тем временем поспешно ухватился за бутылку.
   - Слушай, Клим, судя по всему, дон Мигель сейчас предложит тебе какой-то исторический тост. Вы не сопьетесь? В средней истории, как я помню, полным-полно было всяких императоров и королей, а среди них попадались, кажется, и неглупые.
   - Да, были и не дураки.
   - Опасаюсь, что поводов для тостов у дона Мигеля появится более чем достаточно.
   - Ничего, - отшутился Клим. - Мы будем пить через одного.
   Дон Мигель отставил в сторону пустой бокал, сосредоточенно нахмурился. Климу очень хотелось узнать окончание рассказа про исчезнувшую мушкетную пулю, но как бы там ни было в действительности, а человек - брат дона Мигеля - погиб, и лишнее любопытство могло выглядеть бестактным.
   Дон Мигель выбрал направление разговора сам:
   - Предлагаю сеньору вспомнить историю Испании, скажем, середину семнадцатого века.
   - Времена Филиппа Четвертого? - сообразил Клим.
   - Да, да! Именно Филиппа Четвертого. Предпоследнего короля из семейства Габсбургов, изображение которого дошло до нас благодаря знаменитому портрету Веласкеса. В общем-то, история Испании тех времен общеизвестна: самая влиятельная в Европе страна начала терять свое морское могущество. Терять свои колонии, разбросанные по всему Новому Свету, - так называемое Испанское наследство, которое мечтали заполучить все европейские короли. Но я не об этом. Что вам известно про личную жизнь Филиппа Четвертого?