- Ну... - подумал Клим, - в общем-то, что дошло до нас в мемуарных записях того времени. Хотя эти сведения не всегда достоверны. Короли умели хранить свои секреты.
- Согласен, короли умели хранить свои тайны. Поэтому излишне любопытный историк того времени мог рисковать головой. Королевские тайны чаще всего - неблаговидные тайны. Поэтому многие сведения держатся не столько на показаниях очевидцев, сколько на фантазии романистов - это тоже кое-что, но не заменяет документ. Скажем, до сих пор не установлена точно личность Железной Маски, хотя здесь имеются более или менее достоверные предположения. Будем держаться пока исторически бесспорных фактов. Как известно, у Филиппа Четвертого был сын - законный наследник королевского престола - в будущем Карл Второй. Также известно, что Филипп Четвертый не любил заниматься хлопотливыми государственными делами, передоверив это скучное занятие своим министрам, а сам развлекался, как мог. Задавал балы, пышные службы, смотрел пьесы, которые писал специально для его театра великий Кальдерой. И, конечно, занимался придворными дамами, которых при дворе было более чем достаточно и которые ничуть не стеснялись принимать любые знаки королевского внимания. Тем более, что сама королева смотрела на придворные развлечения своего мужа сквозь пальцы. Естественно, что при дворе появлялись и внебрачные, но королевские дети. Пока история сохранила нам сведения об одном - доне Хуане, и то только потому, что он в свое время уж слишком решительно пытался спихнуть с престола законного наследника, своего кровного брата Карла Второго.
- Но не сумел, - вставил Клим.
- Вернее - не успел, - сказал дон Мигель. - Умер. От лихорадки. Подробности не известны, хотя эту лихорадку вполне мог изготовить медик королевы Мариэнны, которой очень не хотелось допустить дона Хуана на королевское кресло. Но все это произошло много позднее...
2
Здесь дон Мигель сделал интригующую паузу, поставил локти на стол и взглянул на Клима многозначительно и задорно:
- Сейчас я расскажу вам про одно придворное событие, о котором вы ничего не знаете и не сможете узнать, так как ни один летописец к этой истории допущен не был. Надеюсь, воображение у вас хорошо работает, историк без воображения уже не историк, эта способность человеческого мышления по разрозненным сведениям восстанавливать целое - воистину неоценимая вещь. Итак. Среди прочих любовных приключений у короля был мимолетный роман с монахиней - прислужницей духовника герцога Оропесы, того самого Оропесы, который, как это тоже известно, станет впоследствии первым министром Испании. То, что девушка посвятила себя Богу, могущественного монарха не остановило. Она не была придворной дамой, и эта кратковременная королевская связь так и осталась бы в тайне, но...
- Понятно, - вставил Клим. - Опять родился ребенок.
- Да, родился. Самые секретные любовные истории весьма часто оставляют после себя такие заметные следы. Несчастная обесчещенная мать умерла после родов. Но мальчик остался жив. Как там с ним устроились, вот это неизвестно, граф-герцог Оропеса накрыл плащом тайны некрасивую историю. Он был дальновидным политиком, этот граф-герцог Оропеса, видел, как первого внебрачного сына дона Хуана прибрала к рукам оппозиционная партия, и сделал тонкий государственный ход. Он убедил Филиппа Четвертого незадолго до смерти составить завещание, удостоверяющее королевское
происхождение осиротевшего ребенка.
- Вот как! - удивился историк Клим. - И король такое завещание написал?
- Представьте себе - написал!
- Почему же о нем нигде не упоминается?
- Вы же сами сказали, что личные дела королей - самая ненадежная часть истории.
- А как же вы?.. Или это опять восстановление факта воображением?
- Не совсем так.
- Вы видели завещание?
- Нет, не видел. Но знаю, что оно есть. Здесь у меня были свои способы расследования.
И дон Мигель опять взялся за бутылку.
Клим невольно подумал: может, и на самом деле это старинное вино способствует фантазии дона Мигеля так живописно восстанавливать события далекого прошлого. Но тут он вспомнил только что увиденную сцену на экране телевизора, и это снова привело его в некоторое замешательство.
Он молча взялся за бокал.
- За какого короля пьете? - спросила Ника.
- Пока за королевского сына, - ответил серьезно Клим.
- Королевского сына, неизвестного история.
- Вот как! А каким же образом о нем узнали вы?
- Я и сейчас не знаю. Но вот дон Мигель...
- Ну-ну! - только и сказала Ника и перевернула следующую страницу книги кавалера де Курси.
- Интересуется королевским сыном, - пояснил Клим дону Мигелю.
- Естественно! - согласился тот. - Кого бы не заинтересовала такая романтическая история. Восстанавливая ее из случайных сведений, можно предположить, что далее герцог Оропеса действовал вполне последовательно. Трудно только ответить, что им руководило: или простое человеческое сочувствие к осиротевшему ребенку, или желание иметь в запасе пусть незаконнорожденного, но тем не менее - королевского сына для дворцовой игры. Но так или иначе, опытный политик, он понимал, что нет такой тайны, которая рано или поздно не просочилась бы наружу, поэтому решил спрятать королевского сына подальше от опасных дворцовых интриг. И ребенка вообще увезли из Испании в далекую колонию на Ямайке, в веселый флибустьерский город Порт-Ройял. А тут Англия отвоевывает у Испании Ямайку, и следы королевского сына теряются надолго. А пока история Испании идет своим чередом. Как известно из учебников - царствование Карла Второго было самым несчастным для страны. Испания теряет все свое былое могущество. Вокруг королевского трона идет непотребная возня. Кто только не правит страной от имени слабохарактерного короля, тут и мать-королева, и ее духовники-фавориты. Какое-то время пытается что-то сделать и герцог Оропеса на посту первого министра. Но вот и ему дают отставку в 1691 году. И тогда, спустя тридцать лет, он решает отыскать королевского сына, привезти его в Мадрид... а там, как повезет. Авантюра могла стоить герцогу головы, но он решил рискнуть. В Порт-Ройял отправляется корабль. Капитану дается секретное поручение и государственное письмо. Роковым летом 1692 года корабль прибывает в Порт-Ройял... и тут... землетрясение и морская волна уничтожают флибустьерский город, и вот тогда следы королевского сына теряются для истории навсегда.
- Понятно, - кивнул Клим. - Понятно, почему вы заинтересовались подводной археологией.
- Конечно, - подтвердил дон Мигель. - Поэтому, когда экспедиция отправилась на Ямайку, я попросил их взять меня с собой. Это был единственный случай - моя яхта отправилась в столь длинное путешествие, что потерял берег из виду. Но до Ямайки менее трехсот миль, через двое суток мы были на месте - я даже не успел заболеть морской болезнью. Археологи начали свои поиски в бухте. Я - тоже. Только они разыскивали останки погибшего города, а я - следы сына Филиппа Четвертого. Один раз наши дороги пересеклись...
- Догадываюсь. Читал в журнале. Археологи подняли со дна ящик с монетами и гербом Филиппа Четвертого на крышке.
- Да, да? Тот самый случай. Они нашли также и часы. Золотые часы с циферблатом, выполненным узором из серебряных гвоздиков. В лаборатории определили, что это часы амстердамского мастера Поля Блонделя, а по следам, оставленным отсутствующими стрелками, узнали время, когда они остановились: 11 часов 40 минут - это было время гибели Порт-Ройяла. Потом экспедиция уехала, а я упрямо остался. Нанял лодку, рабочего, двух местных водолазов. Глубины там небольшие, правда, много тины на дне. Мы ничего не нашли. Только однажды, я сам лично, копаясь среди развалин - похоже, церкви - возле самого берега, где и воды было по колено, поднял из тины вещицу, облепленную ракушками. Это оказалась большая медаль на цепочке. Простая безделушка. Правда, старинная и золотая. С чем и вернулся обратно на Кубу. Хочу показать медаль в музее специалистам. Пусть определят, чья она и откуда.
Дон Мигель сунул руку в ящик стола и положил перед Климом свою находку.
Формой и размерами медаль напоминала большие карманные часы с цепочкой. Одна сторона была гладкой, на другой проглядывались затертые видимо, медаль долго носили под одеждой - следы, похоже, какого-то герба. Глубокая царапина, как бы прорезанная резцом, пересекала медаль, обрываясь на краю. Долгое пребывание в морской воде не оставило на поверхности каких-либо следов.
Клим уважительно постучал по медали пальцем.
- Благородный металл! - сказал он.
- Покажи, - попросила Ника. - Золото?
- Оно самое.
- А это что? - Ника показала на резаный след.
- Может быть - след лопаты?
- Не похоже. Будто ударили чем-то острым.
- Скажем - ножом!
- Или шпагой.
- Или шпагой, - согласился Клим. - Шпагой - это даже интереснее.
- А что здесь за узор?
- Герб, наверное. Разобрать трудно.
Ника поднесла медаль ближе к потолочной лампочке.
- Похоже, поясное изображение мужчины... голова запрокинута.
- Она пригляделась внимательнее. - А в груди три стрелы.
- Так это, видимо, изображение святого Себастьяна, - сказал Клим. Был в древности такой проповедник, которого расстреляли стрелами, а католическая церковь возвела его в ранг святого.
Тут заинтересовался и дон Мигель.
- Святой Себастьян? - переспросил он. - В связи с чем-то я уже слышал имя этого святого...
Теперь к медали присмотрелся Клим. Он слегка подавил ее пальцами.
- По-моему - она пустая. Это не медаль, а медальон. Вроде часов с крышками. Видимо, они должны открываться. Ну-ка, попробуем!
Он взял со стола складной нож, которым дон Мигель пытался открыть бутылку, поцарапал край медальона, приставил к ребру лезвие, надавил... и крышка с легким звоном отскочила на стол.
- Caramba! - прошептал дон Мигель.
Клим повернул медальон, и на ладонь ему выпала круглая золотая же пластинка с четким резным портретом, отделанным цветной эмалью: мужское лицо: длинный подбородок, усы, стрелочками загнутые вверх. Дон Мигель вытаращил глаза.
- Филипп Четвертый! - воскликнул он.
Руки у него затряслись от волнения, миниатюра выскользнула из пальцев - Клим подхватил ее на лету, как ловят мяч пинг-понга.
- И на обороте здесь вырезано, - сказал он и наклонился, разбирая мелкие буквы: "Сыну моему, лето 1662 года, Мадрид". И подпись, - прибавил Клим. - И тоже сделана резцом.
- Вот оно... - возбужденно перешел на шепот дон Мигель, - вот оно завещание короля. Умный герцог Оропеса решил сохранить его от случайностей и от времени, - приказал вырезать резцом. А сын короля тридцать лет носил этот медальон на себе и не знал, что в нем лежит. Да, да, не знал. Если бы знал, история Испании могла бы пойти другим путем. Но кто он был, этот сын короля?
Он уже справился с волнением. Торопливо уложил пластинку обратно, захлопнул крышку медальона. Сунул его в карман камзола.
- Это нужно проверить... обязательно нужно проверить. Подумайте история Испании! - он вскочил, забегал по каюте. - Молодые люди, я должен вас покинуть. Срочно покинуть. О, всего на несколько минут. Подождите меня здесь, я сейчас.
Он кинулся к дверям каюты, остановился, схватил с лежанки шпагу.
- Это вам зачем? - невольно спросил Клим.
- О! Она может пригодиться, верная старая шпага, - дон Мигель сделал молодецкий выпад, ударом шпаги открыл дверь каюты и выбрался на палубу, запнувшись на пороге.
- Однако! - только и сказала Ника.
- Наверное, это действует старинное вино, - предположил Клим.
Фигура дона Мигеля промелькнула мимо иллюминатора. Что-то стукнуло, послышалось шуршание, потом все затихло... Вдруг яхту сильно качнуло набок, на столе звякнули бокалы. Ника испуганно подобрала ноги на лежанке, оперлась руками.
Клим привстал с табуретки.
И в наступившей тишине они оба услышали донесшийся с палубы мучительный стон.
- Клим!.. Это дон Мигель. С ним что-то случилось...
Она торопливо натянула босоножки. Клим шагнул к двери, забыл пригнуться, ударился макушкой о притолоку, зашипел, погладил ладонью голову и выскочил из каюты. Ника ткнулась ему в спину, он придержал ее за плечи.
После яркого света каютной лампочки на палубе им показалось темно.
- Держись за меня, - сказал Клим. - А то шагнешь в воду.
Перебирая руками по карнизу каютной надстройки, он прошел на нос яхты. Сюда уже доставал свет от портовых фонарей. У передней стенки каюты стоял большой ящик, утопленный в палубу. Крышка ящика, как крышка сундука, была откинута назад. В ящике на чем-то, похожем на кресло с толстой спинкой, сидел дон Мигель. Он сидел завалившись набок, голова его бессильно откинулась на крышку ящика.
Клим осторожно прикоснулся к его плечу.
Дон Мигель приоткрыл глаза, с усилием поднял голову, что-то прошептал, и Клим скорее догадался, чем расслышал:
- Вытащите меня...
Он просунул руки пал мышки дона Мигеля, тот вдруг охнул, обвис у него на руках, а Клим ощутил под правой ладонью что-то липкое и горячее.
- Кровь? - сказал он.
- Откуда, Клим? Он ранен?..
- Не знаю.
Осторожно сжав ладонями тощую поясницу дона Мигеля, Клим легко, как ребенка, приподнял его с кресла, вытащил из ящика. Крышка качнулась, упала и захлопнулась, щелкнул внутренний замок. Ноги дона Мигеля заплетались, Клим просто поднял его на руки, понес, прижимаясь спиной к стенке каюты, чтобы не свалиться ненароком за борт. Ника обежала каюту с другой стороны открыла дверь.
Дона Мигеля посадили на лежанку, придерживая за плечи, но когда Ника хотела стянуть с него камзол, он опять застонал, и она остановилась испуганно.
- Ничего, ничего, - сказал Клим. - Снимай осторожнее.
Окровавленный рукав белой батистовой рубашки он просто разорвал пальцами до плеча. На мякоти предплечья открылась небольшая, но, видимо, глубокая ранка, из нее обильно сочилась кровь. Дон Мигель опять прошептал что-то, Клим шагнул к столу, выдвинул нижний ящик, достал картонную коробку с красным крестом на крышке. Ника плеснула на ладонь из недопитого бокала древнего вина, вытерла руки бумажной салфеткой. Достала из коробки перевязочный пакет, наложила на рану марлевую подушечку.
- Клим! Смотри - рана сквозная.
Она быстро и плотно обмотала руку бинтом.
- На что он мог там наткнуться?
Лицо дона Мигеля осунулось, побледнело. Глаза его были закрыты, однако он прошептал еще несколько слов, голова его бессильно качнулась набок. Клим уложил его на подушку.
- Что он сказал? - спросила Ника.
Клим озадаченно глядел на дона Мигеля и молчал. Ника встревожилась еще более.
- Клим?
Клим перевел дух.
- Он сказал... он сказал, что на него напали... что его ударили шпагой.
- Шпагой? Где?
- Там... в семнадцатом веке, надо полагать.
- Ударили шпагой?.. Клим, он же бредит.
Ника не верила в чудеса, ей нужно было объяснение случившемуся, но она его не находила. Почти сердито уставилась на Клима:
- Он мог сам наткнуться на свою шпагу. Кстати, где она?
- Осталась там, в ящике.
- Ну вот...
- Она стоит в углу ящика, рукояткой вверх. Он не мог на нее наткнуться, это не нож. Потом, ты что, не видишь, что рукав у камзола цел...
- Как цел?
- Посмотри сама. Кровь есть, а отверстия, следа от шпаги, нет. И рубашка, посмотри, целая тоже.
- Значит, открылась старая рана.
- А ты, когда накладывала подушечку, не обратила внимания, что рана свежая. Это на самом деле след нанесенного удара.
- Ты... ты это серьезно?
Ника присела на лежанку рядом с доном Мигелем, потом опять встала, растерянно огляделась, как бы не понимая, как она здесь очутилась. От волнения она перешла на шепот:
- Это что же, ты считаешь, что там кресло - машина времени? Чепуха, Клим, подумай!
- Вот я и думаю. Ты представить не можешь, как здорово я сейчас думаю.
- Это же сказка!
- Конечно, сказка, что еще. Такая же сказка, как его телевизор.
- А что телевизор?..
Клим не ответил. Нагнулся к дону Мигелю. Лицо раненого показалось совсем неживым. Ника взяла дона Мигеля за здоровую руку, нащупала пульс.
- Он потерял сознание. Что будем делать, Клим?
- Что? Нужно приглашать врача. Мы не можем оставить его так. И тащить в лодку тоже нельзя. Ты побудь с ним, а я поплыву в гостиницу. Может быть, найду нашего врача.
- Ох, я как чувствовала, что влипнем мы здесь в историю... Останусь, конечно. Только ты побыстрее там. Боюсь я, Клим. Все тут так непонятно.
Клим тоже плеснул на ладонь из бокала, вытер салфеткой следы крови. В это время что-то стукнуло о борт, яхта качнулась. Клим выглянул в иллюминатор. Прикрылся рукой, чтобы не отсвечивала потолочная лампочка.
- Лодка! Что за гости приехали к дону Мигелю?
Двое... Вот тебе на!
- Что?
- Они с автоматами.
Створка двери распахнулась настежь.
Вначале тускло блеснула вороненая сталь автомата, затем ствол опустился, и владелец его шагнул через порог.
Он был высок ростом, пожалуй, выше Клима - ему пришлось нагнуться в дверях, - худощавый, светловолосый, без головного убора, коротко по-армейски стриженный, в защитного цвета рубашке с короткими рукавами, таких же штанах, мокрых выше колен. Глаза его были светлые - на кубинца он никак не походил.
"Американец!" - сразу подумал Клим.
Светловолосый мельком глянул на Нику, более внимательно пригляделся к Климу, осмотрел стены каюты, затем вышел на середину, и место в дверях занял его товарищ, так же одетый, только пониже ростом, чуть потемнее цветом волос, и тоже с автоматом. Кисть его левой руки была замотана грязным бинтом.
- Кто вы? - спросил светловолосый по-английски, и Клим так же ответил:
- Советские спортсмены.
Светловолосый чуть опустил автомат.
- Кто хозяин яхты?
Клим показал глазами на лежанку. Мужчина шагнул ближе, пригляделся:
- Что с ним?
Клим подумал секунду.
- Он неудачно упал. Сломал руку.
- А что здесь делаете вы?
- Мы у него в гостях. Собираемся ехать за врачом.
Светловолосый нагнулся к иллюминатору, Клим тоже поглядел поверх его плеча. По-прежнему висело электрическое зарево над портом. Берег был темен, спокоен и тих.
- Это ваша моторная лодка у борта?
- Да, - кивнул Клим.
- Тогда спускайте старика в лодку и отправляйтесь на берег. Мы забираем яхту.
- Как забираете?
- Мне некогда объяснять. Ну, быстрее!
- Но как же...
Боп!.. боп!.. боп!.. вспышки пламени сверкнули почти в лицо - Клим невольно отшатнулся. Автоматная очередь ударила в палубный настил над головой, посыпались щепки. Светловолосый отступил на шаг, взгляд его стал холоден и колюч. Автомат смотрел Климу прямо в лицо.
- Клим!.. - испугалась Ника. - Кто эти люди?
Она говорила по-русски, и светловолосый переводил напряженный взгляд с нее на Клима. Клим поднял руку и сбросил щепки с головы.
- Не знаю, - также по-русски ответил Клим. - Но это не кубинцы. По-моему, это с американской базы, с Гуантанамо.
- Зачем им нужна яхта?
- Может быть, они дезертиры или преступники, бегут от закона.
- Что мы будем делать?
- А что нам остается делать, когда нас так вежливо просят. Заберем дона Мигеля в нашу лодку, а они пусть плывут, куда хотят.
- Как мы его понесем?
- Ничего. Ты только перебинтуй ему руки и привяжи к поясу. А я пойду подведу лодку поближе к дверям. О'кей! - сказал он светловолосому. - Пошли на палубу.
- Побудь с девушкой здесь, - сказал светловолосый товарищу.
Тот молча кивнул.
- Только чтобы без хамства! - предупредил Клим. - Ты не бойся, Ника.
- Я не боюсь. Непривычно как-то.
- Конечно. Где нам было к такому привыкать.
Клим, а за ним светловолосый вышли на палубу. Плотная полоса тумана сгустилась, закрывая горизонт. Ветра по-прежнему не было, яхту плавно покачивала мертвая зыбь.
Пока Клим отвязывал лодку, светловолосый откинул крышку кормового отсека, где помещался мотор. Видимо, он неплохо разбирался в технике мотор тут же заворчал, чихнул пару раз и заработал тихо на холостом ходу.
И в это время на берегу, правее порта, внезапно вонзился в небо ослепительно белый луч прожектора, он упал на море, скользнул по воде и тут же накрыл яхту. Клим отвернулся, полуослепший, и услышал, как где-то вдалеке взревел мощный мотор.
- Полицейский катер! - крикнул светловолосый.
Он рывком включил скорость, яхта резко рванулась вперед. Мокрая веревка лодки выскользнула из руки Клима.
- А, черт!
- Все равно, уже поздно! - крикнул светловолосый.
- Но катер догонит вас через пять минут.
- Они нас не найдут. Нам только дойти да тумана.
Клим взглянул в сторону моря, плотная мутно-белая пелена уже была в каком-то километре от них. "Что ж, пожалуй, если успеют, то в таком тумане не только яхту, танкер не разглядишь. Вряд ли на полицейском катере есть радиолокатор..."
Яхта быстро набирала скорость, ход у нее оказался приличный, но катер шел несравнимо быстрее. Гудение его нарастало, он нагонял яхту, держа ее в луче прожектора. От полосы тумана яхту отделяла какая-то сотня метров. На катере тоже сообразили, что не успевают, и тогда очередь крупнокалиберного пулемета - не очень частая, но гулкая - хлестнула пулями по воде. Пулеметчик бил трассирующими. Клим, прежде чем нагнуться, увидел, как первая очередь прошла слева впереди яхты, вторая - справа; пулеметчик точно поделил ошибку пополам и накрыл яхту. Пули ударили по крыше надстройки, щепки веером хлестнули по палубе. Мужчина шлепнулся плашмя, сейчас ему было уже не до Клима, но и Климу было не до него.
"Нику бы не задели, черти!"
Но светловолосый, видимо, тоже соображал, лежа на палубе, он круто развернул руль, и следующая очередь прошла уже рядом, по воде, и тут яхта скользнула в туман. Климу вначале показалось, что стало светлее, но это было обманчивое ощущение: оглянувшись, он уже не увидел берега, даже луч прожектора казался просто светлым пятном.
Пулемет на катере дал на удачу еще несколько очередей и замолк.
Светловолосый убавил ход и повел яхту по кромке тумана. "Соображает!" - опять отметил Клим. Скорость яхты сейчас была совсем не нужна, двигатель ее работал почти бесшумно, а мотор катера ревел, как реактивный самолет, рев его быстро приблизился и пошел где-то за кормой.
- Наша лодка тоже оторвалась, - сказал светловолосый.
Автомат у него лежал под рулем, и Клим подумал, что, пожалуй, смог бы рывком до него дотянуться, но товарищ его в каюте услышит возню, и Нике придется плохо.
- Куда же мы идем?
- На Гаити.
- Нам нечего делать на Гаити.
- А нам нечего делать на Кубе... Мы могли бы отпустить вас, но вплавь да еще с девушкой вы до берега не доберетесь. Потеряете направление, и вас унесет в море. К утру мы доберемся до Гаити, сойдем на берег, а вы вернетесь, яхта нам не нужна.
Плавал Клим хорошо, один он бы рискнул, но светловолосый был прав, как поведет себя Ника в воде, Клим не знал.
Да и бросить беспомощного старика дона Мигеля они тоже не могли.
- Как вы отыщете Гаити?
- Будем идти, как идем, прямо на восток.
- Я не вижу компаса.
- Пока все верно. Зыбь - прямо с юга, мы идем вдоль ее воли. Не собьемся.
Клим отдал должное, кто бы там ни был светловолосый, дезертир или еще кто, но в создавшейся обстановке он разобрался уверенно.
Тут они опять услышали мотор катера, в тумане было невозможно определить, откуда доносится звук. Клим прислушался, но гул мотора стал затихать и вскоре пропал совсем.
Стукнула дверь каюты, к ним подошел помощник светловолосого, присел рядом на корточки.
- Ушли!
- Похоже.
- А здорово они дали по крыше. Чуть бы пониже...
- Ника! - крикнул Клим.
- Я сейчас! - услышал он.
- В порядке ваша девушка, повязку меняет старику, - он повернулся к товарищу. - Может, отпустим ребят?
- Лодки оторвались на ходу.
- Что теперь?
- А ничего. Поплывут с нами.
Они сидели за спиной Клима, по обеим сторонам люка. Автоматы лежали у них на коленях... "Сколько здесь до Гаити? Километров двести пятьдесят десять часов хода..."
Он взглянул на циферблат указателя бензина, пригляделся, постучал по нему пальцем.
- Что? - сразу спросил светловолосый.
- Как я понимаю, бензин кончается.
Светящаяся стрелка бензоуказателя, подрагивающая возле "ноля", дополнительных объяснений не требовала.
- Может, у старика есть запасные баки?
- Вряд ли. Он не уходил далеко от берега.
Они переглянулись молча; конечно, им не хотелось, чтобы рассвет застал яхту где-то вблизи берегов Кубы, где ее сразу обнаружат с патрульного самолета. Заговорили вполголоса, гул мотора мешал что-либо разобрать.
Опять скрипнула дверь каюты.
- Могу я выйти на палубу? - попросила Ника.
- Выпустите девушку, - сказал Клим. - Что ей там делать одной? Иди сюда, Ника!
Они присели рядом, у входа в каюту.
- Как там дон Мигель?
- Поставила свежий бинт, у него все время сочилась кровь. Он так и не пришел в себя.
- Жаль старика. А ты напугалась, когда обстреляли яхту?
- Я не сразу поняла. Что-то застучало по крыше. Парень крикнул: "Садись на пол!" А тут стрелять перестали.
Ника оглянулась на похитителей, которые сидели в кормовом отсеке и молча курили, и осторожно сунула Климу в руки нож.
- Что это?
- Возьми. Он, по-моему, про него позабыл. Интересный нож, с пружинкой.
- Как он к тебе попал?
- Мне нужно было отрезать бинт, я сказала: "Гив ми э найф". И он сразу мне его подал, а потом так и не спросил про нож. Вообще-то, кажется, этот парень неплохой.
- Согласен, короли умели хранить свои тайны. Поэтому излишне любопытный историк того времени мог рисковать головой. Королевские тайны чаще всего - неблаговидные тайны. Поэтому многие сведения держатся не столько на показаниях очевидцев, сколько на фантазии романистов - это тоже кое-что, но не заменяет документ. Скажем, до сих пор не установлена точно личность Железной Маски, хотя здесь имеются более или менее достоверные предположения. Будем держаться пока исторически бесспорных фактов. Как известно, у Филиппа Четвертого был сын - законный наследник королевского престола - в будущем Карл Второй. Также известно, что Филипп Четвертый не любил заниматься хлопотливыми государственными делами, передоверив это скучное занятие своим министрам, а сам развлекался, как мог. Задавал балы, пышные службы, смотрел пьесы, которые писал специально для его театра великий Кальдерой. И, конечно, занимался придворными дамами, которых при дворе было более чем достаточно и которые ничуть не стеснялись принимать любые знаки королевского внимания. Тем более, что сама королева смотрела на придворные развлечения своего мужа сквозь пальцы. Естественно, что при дворе появлялись и внебрачные, но королевские дети. Пока история сохранила нам сведения об одном - доне Хуане, и то только потому, что он в свое время уж слишком решительно пытался спихнуть с престола законного наследника, своего кровного брата Карла Второго.
- Но не сумел, - вставил Клим.
- Вернее - не успел, - сказал дон Мигель. - Умер. От лихорадки. Подробности не известны, хотя эту лихорадку вполне мог изготовить медик королевы Мариэнны, которой очень не хотелось допустить дона Хуана на королевское кресло. Но все это произошло много позднее...
2
Здесь дон Мигель сделал интригующую паузу, поставил локти на стол и взглянул на Клима многозначительно и задорно:
- Сейчас я расскажу вам про одно придворное событие, о котором вы ничего не знаете и не сможете узнать, так как ни один летописец к этой истории допущен не был. Надеюсь, воображение у вас хорошо работает, историк без воображения уже не историк, эта способность человеческого мышления по разрозненным сведениям восстанавливать целое - воистину неоценимая вещь. Итак. Среди прочих любовных приключений у короля был мимолетный роман с монахиней - прислужницей духовника герцога Оропесы, того самого Оропесы, который, как это тоже известно, станет впоследствии первым министром Испании. То, что девушка посвятила себя Богу, могущественного монарха не остановило. Она не была придворной дамой, и эта кратковременная королевская связь так и осталась бы в тайне, но...
- Понятно, - вставил Клим. - Опять родился ребенок.
- Да, родился. Самые секретные любовные истории весьма часто оставляют после себя такие заметные следы. Несчастная обесчещенная мать умерла после родов. Но мальчик остался жив. Как там с ним устроились, вот это неизвестно, граф-герцог Оропеса накрыл плащом тайны некрасивую историю. Он был дальновидным политиком, этот граф-герцог Оропеса, видел, как первого внебрачного сына дона Хуана прибрала к рукам оппозиционная партия, и сделал тонкий государственный ход. Он убедил Филиппа Четвертого незадолго до смерти составить завещание, удостоверяющее королевское
происхождение осиротевшего ребенка.
- Вот как! - удивился историк Клим. - И король такое завещание написал?
- Представьте себе - написал!
- Почему же о нем нигде не упоминается?
- Вы же сами сказали, что личные дела королей - самая ненадежная часть истории.
- А как же вы?.. Или это опять восстановление факта воображением?
- Не совсем так.
- Вы видели завещание?
- Нет, не видел. Но знаю, что оно есть. Здесь у меня были свои способы расследования.
И дон Мигель опять взялся за бутылку.
Клим невольно подумал: может, и на самом деле это старинное вино способствует фантазии дона Мигеля так живописно восстанавливать события далекого прошлого. Но тут он вспомнил только что увиденную сцену на экране телевизора, и это снова привело его в некоторое замешательство.
Он молча взялся за бокал.
- За какого короля пьете? - спросила Ника.
- Пока за королевского сына, - ответил серьезно Клим.
- Королевского сына, неизвестного история.
- Вот как! А каким же образом о нем узнали вы?
- Я и сейчас не знаю. Но вот дон Мигель...
- Ну-ну! - только и сказала Ника и перевернула следующую страницу книги кавалера де Курси.
- Интересуется королевским сыном, - пояснил Клим дону Мигелю.
- Естественно! - согласился тот. - Кого бы не заинтересовала такая романтическая история. Восстанавливая ее из случайных сведений, можно предположить, что далее герцог Оропеса действовал вполне последовательно. Трудно только ответить, что им руководило: или простое человеческое сочувствие к осиротевшему ребенку, или желание иметь в запасе пусть незаконнорожденного, но тем не менее - королевского сына для дворцовой игры. Но так или иначе, опытный политик, он понимал, что нет такой тайны, которая рано или поздно не просочилась бы наружу, поэтому решил спрятать королевского сына подальше от опасных дворцовых интриг. И ребенка вообще увезли из Испании в далекую колонию на Ямайке, в веселый флибустьерский город Порт-Ройял. А тут Англия отвоевывает у Испании Ямайку, и следы королевского сына теряются надолго. А пока история Испании идет своим чередом. Как известно из учебников - царствование Карла Второго было самым несчастным для страны. Испания теряет все свое былое могущество. Вокруг королевского трона идет непотребная возня. Кто только не правит страной от имени слабохарактерного короля, тут и мать-королева, и ее духовники-фавориты. Какое-то время пытается что-то сделать и герцог Оропеса на посту первого министра. Но вот и ему дают отставку в 1691 году. И тогда, спустя тридцать лет, он решает отыскать королевского сына, привезти его в Мадрид... а там, как повезет. Авантюра могла стоить герцогу головы, но он решил рискнуть. В Порт-Ройял отправляется корабль. Капитану дается секретное поручение и государственное письмо. Роковым летом 1692 года корабль прибывает в Порт-Ройял... и тут... землетрясение и морская волна уничтожают флибустьерский город, и вот тогда следы королевского сына теряются для истории навсегда.
- Понятно, - кивнул Клим. - Понятно, почему вы заинтересовались подводной археологией.
- Конечно, - подтвердил дон Мигель. - Поэтому, когда экспедиция отправилась на Ямайку, я попросил их взять меня с собой. Это был единственный случай - моя яхта отправилась в столь длинное путешествие, что потерял берег из виду. Но до Ямайки менее трехсот миль, через двое суток мы были на месте - я даже не успел заболеть морской болезнью. Археологи начали свои поиски в бухте. Я - тоже. Только они разыскивали останки погибшего города, а я - следы сына Филиппа Четвертого. Один раз наши дороги пересеклись...
- Догадываюсь. Читал в журнале. Археологи подняли со дна ящик с монетами и гербом Филиппа Четвертого на крышке.
- Да, да? Тот самый случай. Они нашли также и часы. Золотые часы с циферблатом, выполненным узором из серебряных гвоздиков. В лаборатории определили, что это часы амстердамского мастера Поля Блонделя, а по следам, оставленным отсутствующими стрелками, узнали время, когда они остановились: 11 часов 40 минут - это было время гибели Порт-Ройяла. Потом экспедиция уехала, а я упрямо остался. Нанял лодку, рабочего, двух местных водолазов. Глубины там небольшие, правда, много тины на дне. Мы ничего не нашли. Только однажды, я сам лично, копаясь среди развалин - похоже, церкви - возле самого берега, где и воды было по колено, поднял из тины вещицу, облепленную ракушками. Это оказалась большая медаль на цепочке. Простая безделушка. Правда, старинная и золотая. С чем и вернулся обратно на Кубу. Хочу показать медаль в музее специалистам. Пусть определят, чья она и откуда.
Дон Мигель сунул руку в ящик стола и положил перед Климом свою находку.
Формой и размерами медаль напоминала большие карманные часы с цепочкой. Одна сторона была гладкой, на другой проглядывались затертые видимо, медаль долго носили под одеждой - следы, похоже, какого-то герба. Глубокая царапина, как бы прорезанная резцом, пересекала медаль, обрываясь на краю. Долгое пребывание в морской воде не оставило на поверхности каких-либо следов.
Клим уважительно постучал по медали пальцем.
- Благородный металл! - сказал он.
- Покажи, - попросила Ника. - Золото?
- Оно самое.
- А это что? - Ника показала на резаный след.
- Может быть - след лопаты?
- Не похоже. Будто ударили чем-то острым.
- Скажем - ножом!
- Или шпагой.
- Или шпагой, - согласился Клим. - Шпагой - это даже интереснее.
- А что здесь за узор?
- Герб, наверное. Разобрать трудно.
Ника поднесла медаль ближе к потолочной лампочке.
- Похоже, поясное изображение мужчины... голова запрокинута.
- Она пригляделась внимательнее. - А в груди три стрелы.
- Так это, видимо, изображение святого Себастьяна, - сказал Клим. Был в древности такой проповедник, которого расстреляли стрелами, а католическая церковь возвела его в ранг святого.
Тут заинтересовался и дон Мигель.
- Святой Себастьян? - переспросил он. - В связи с чем-то я уже слышал имя этого святого...
Теперь к медали присмотрелся Клим. Он слегка подавил ее пальцами.
- По-моему - она пустая. Это не медаль, а медальон. Вроде часов с крышками. Видимо, они должны открываться. Ну-ка, попробуем!
Он взял со стола складной нож, которым дон Мигель пытался открыть бутылку, поцарапал край медальона, приставил к ребру лезвие, надавил... и крышка с легким звоном отскочила на стол.
- Caramba! - прошептал дон Мигель.
Клим повернул медальон, и на ладонь ему выпала круглая золотая же пластинка с четким резным портретом, отделанным цветной эмалью: мужское лицо: длинный подбородок, усы, стрелочками загнутые вверх. Дон Мигель вытаращил глаза.
- Филипп Четвертый! - воскликнул он.
Руки у него затряслись от волнения, миниатюра выскользнула из пальцев - Клим подхватил ее на лету, как ловят мяч пинг-понга.
- И на обороте здесь вырезано, - сказал он и наклонился, разбирая мелкие буквы: "Сыну моему, лето 1662 года, Мадрид". И подпись, - прибавил Клим. - И тоже сделана резцом.
- Вот оно... - возбужденно перешел на шепот дон Мигель, - вот оно завещание короля. Умный герцог Оропеса решил сохранить его от случайностей и от времени, - приказал вырезать резцом. А сын короля тридцать лет носил этот медальон на себе и не знал, что в нем лежит. Да, да, не знал. Если бы знал, история Испании могла бы пойти другим путем. Но кто он был, этот сын короля?
Он уже справился с волнением. Торопливо уложил пластинку обратно, захлопнул крышку медальона. Сунул его в карман камзола.
- Это нужно проверить... обязательно нужно проверить. Подумайте история Испании! - он вскочил, забегал по каюте. - Молодые люди, я должен вас покинуть. Срочно покинуть. О, всего на несколько минут. Подождите меня здесь, я сейчас.
Он кинулся к дверям каюты, остановился, схватил с лежанки шпагу.
- Это вам зачем? - невольно спросил Клим.
- О! Она может пригодиться, верная старая шпага, - дон Мигель сделал молодецкий выпад, ударом шпаги открыл дверь каюты и выбрался на палубу, запнувшись на пороге.
- Однако! - только и сказала Ника.
- Наверное, это действует старинное вино, - предположил Клим.
Фигура дона Мигеля промелькнула мимо иллюминатора. Что-то стукнуло, послышалось шуршание, потом все затихло... Вдруг яхту сильно качнуло набок, на столе звякнули бокалы. Ника испуганно подобрала ноги на лежанке, оперлась руками.
Клим привстал с табуретки.
И в наступившей тишине они оба услышали донесшийся с палубы мучительный стон.
- Клим!.. Это дон Мигель. С ним что-то случилось...
Она торопливо натянула босоножки. Клим шагнул к двери, забыл пригнуться, ударился макушкой о притолоку, зашипел, погладил ладонью голову и выскочил из каюты. Ника ткнулась ему в спину, он придержал ее за плечи.
После яркого света каютной лампочки на палубе им показалось темно.
- Держись за меня, - сказал Клим. - А то шагнешь в воду.
Перебирая руками по карнизу каютной надстройки, он прошел на нос яхты. Сюда уже доставал свет от портовых фонарей. У передней стенки каюты стоял большой ящик, утопленный в палубу. Крышка ящика, как крышка сундука, была откинута назад. В ящике на чем-то, похожем на кресло с толстой спинкой, сидел дон Мигель. Он сидел завалившись набок, голова его бессильно откинулась на крышку ящика.
Клим осторожно прикоснулся к его плечу.
Дон Мигель приоткрыл глаза, с усилием поднял голову, что-то прошептал, и Клим скорее догадался, чем расслышал:
- Вытащите меня...
Он просунул руки пал мышки дона Мигеля, тот вдруг охнул, обвис у него на руках, а Клим ощутил под правой ладонью что-то липкое и горячее.
- Кровь? - сказал он.
- Откуда, Клим? Он ранен?..
- Не знаю.
Осторожно сжав ладонями тощую поясницу дона Мигеля, Клим легко, как ребенка, приподнял его с кресла, вытащил из ящика. Крышка качнулась, упала и захлопнулась, щелкнул внутренний замок. Ноги дона Мигеля заплетались, Клим просто поднял его на руки, понес, прижимаясь спиной к стенке каюты, чтобы не свалиться ненароком за борт. Ника обежала каюту с другой стороны открыла дверь.
Дона Мигеля посадили на лежанку, придерживая за плечи, но когда Ника хотела стянуть с него камзол, он опять застонал, и она остановилась испуганно.
- Ничего, ничего, - сказал Клим. - Снимай осторожнее.
Окровавленный рукав белой батистовой рубашки он просто разорвал пальцами до плеча. На мякоти предплечья открылась небольшая, но, видимо, глубокая ранка, из нее обильно сочилась кровь. Дон Мигель опять прошептал что-то, Клим шагнул к столу, выдвинул нижний ящик, достал картонную коробку с красным крестом на крышке. Ника плеснула на ладонь из недопитого бокала древнего вина, вытерла руки бумажной салфеткой. Достала из коробки перевязочный пакет, наложила на рану марлевую подушечку.
- Клим! Смотри - рана сквозная.
Она быстро и плотно обмотала руку бинтом.
- На что он мог там наткнуться?
Лицо дона Мигеля осунулось, побледнело. Глаза его были закрыты, однако он прошептал еще несколько слов, голова его бессильно качнулась набок. Клим уложил его на подушку.
- Что он сказал? - спросила Ника.
Клим озадаченно глядел на дона Мигеля и молчал. Ника встревожилась еще более.
- Клим?
Клим перевел дух.
- Он сказал... он сказал, что на него напали... что его ударили шпагой.
- Шпагой? Где?
- Там... в семнадцатом веке, надо полагать.
- Ударили шпагой?.. Клим, он же бредит.
Ника не верила в чудеса, ей нужно было объяснение случившемуся, но она его не находила. Почти сердито уставилась на Клима:
- Он мог сам наткнуться на свою шпагу. Кстати, где она?
- Осталась там, в ящике.
- Ну вот...
- Она стоит в углу ящика, рукояткой вверх. Он не мог на нее наткнуться, это не нож. Потом, ты что, не видишь, что рукав у камзола цел...
- Как цел?
- Посмотри сама. Кровь есть, а отверстия, следа от шпаги, нет. И рубашка, посмотри, целая тоже.
- Значит, открылась старая рана.
- А ты, когда накладывала подушечку, не обратила внимания, что рана свежая. Это на самом деле след нанесенного удара.
- Ты... ты это серьезно?
Ника присела на лежанку рядом с доном Мигелем, потом опять встала, растерянно огляделась, как бы не понимая, как она здесь очутилась. От волнения она перешла на шепот:
- Это что же, ты считаешь, что там кресло - машина времени? Чепуха, Клим, подумай!
- Вот я и думаю. Ты представить не можешь, как здорово я сейчас думаю.
- Это же сказка!
- Конечно, сказка, что еще. Такая же сказка, как его телевизор.
- А что телевизор?..
Клим не ответил. Нагнулся к дону Мигелю. Лицо раненого показалось совсем неживым. Ника взяла дона Мигеля за здоровую руку, нащупала пульс.
- Он потерял сознание. Что будем делать, Клим?
- Что? Нужно приглашать врача. Мы не можем оставить его так. И тащить в лодку тоже нельзя. Ты побудь с ним, а я поплыву в гостиницу. Может быть, найду нашего врача.
- Ох, я как чувствовала, что влипнем мы здесь в историю... Останусь, конечно. Только ты побыстрее там. Боюсь я, Клим. Все тут так непонятно.
Клим тоже плеснул на ладонь из бокала, вытер салфеткой следы крови. В это время что-то стукнуло о борт, яхта качнулась. Клим выглянул в иллюминатор. Прикрылся рукой, чтобы не отсвечивала потолочная лампочка.
- Лодка! Что за гости приехали к дону Мигелю?
Двое... Вот тебе на!
- Что?
- Они с автоматами.
Створка двери распахнулась настежь.
Вначале тускло блеснула вороненая сталь автомата, затем ствол опустился, и владелец его шагнул через порог.
Он был высок ростом, пожалуй, выше Клима - ему пришлось нагнуться в дверях, - худощавый, светловолосый, без головного убора, коротко по-армейски стриженный, в защитного цвета рубашке с короткими рукавами, таких же штанах, мокрых выше колен. Глаза его были светлые - на кубинца он никак не походил.
"Американец!" - сразу подумал Клим.
Светловолосый мельком глянул на Нику, более внимательно пригляделся к Климу, осмотрел стены каюты, затем вышел на середину, и место в дверях занял его товарищ, так же одетый, только пониже ростом, чуть потемнее цветом волос, и тоже с автоматом. Кисть его левой руки была замотана грязным бинтом.
- Кто вы? - спросил светловолосый по-английски, и Клим так же ответил:
- Советские спортсмены.
Светловолосый чуть опустил автомат.
- Кто хозяин яхты?
Клим показал глазами на лежанку. Мужчина шагнул ближе, пригляделся:
- Что с ним?
Клим подумал секунду.
- Он неудачно упал. Сломал руку.
- А что здесь делаете вы?
- Мы у него в гостях. Собираемся ехать за врачом.
Светловолосый нагнулся к иллюминатору, Клим тоже поглядел поверх его плеча. По-прежнему висело электрическое зарево над портом. Берег был темен, спокоен и тих.
- Это ваша моторная лодка у борта?
- Да, - кивнул Клим.
- Тогда спускайте старика в лодку и отправляйтесь на берег. Мы забираем яхту.
- Как забираете?
- Мне некогда объяснять. Ну, быстрее!
- Но как же...
Боп!.. боп!.. боп!.. вспышки пламени сверкнули почти в лицо - Клим невольно отшатнулся. Автоматная очередь ударила в палубный настил над головой, посыпались щепки. Светловолосый отступил на шаг, взгляд его стал холоден и колюч. Автомат смотрел Климу прямо в лицо.
- Клим!.. - испугалась Ника. - Кто эти люди?
Она говорила по-русски, и светловолосый переводил напряженный взгляд с нее на Клима. Клим поднял руку и сбросил щепки с головы.
- Не знаю, - также по-русски ответил Клим. - Но это не кубинцы. По-моему, это с американской базы, с Гуантанамо.
- Зачем им нужна яхта?
- Может быть, они дезертиры или преступники, бегут от закона.
- Что мы будем делать?
- А что нам остается делать, когда нас так вежливо просят. Заберем дона Мигеля в нашу лодку, а они пусть плывут, куда хотят.
- Как мы его понесем?
- Ничего. Ты только перебинтуй ему руки и привяжи к поясу. А я пойду подведу лодку поближе к дверям. О'кей! - сказал он светловолосому. - Пошли на палубу.
- Побудь с девушкой здесь, - сказал светловолосый товарищу.
Тот молча кивнул.
- Только чтобы без хамства! - предупредил Клим. - Ты не бойся, Ника.
- Я не боюсь. Непривычно как-то.
- Конечно. Где нам было к такому привыкать.
Клим, а за ним светловолосый вышли на палубу. Плотная полоса тумана сгустилась, закрывая горизонт. Ветра по-прежнему не было, яхту плавно покачивала мертвая зыбь.
Пока Клим отвязывал лодку, светловолосый откинул крышку кормового отсека, где помещался мотор. Видимо, он неплохо разбирался в технике мотор тут же заворчал, чихнул пару раз и заработал тихо на холостом ходу.
И в это время на берегу, правее порта, внезапно вонзился в небо ослепительно белый луч прожектора, он упал на море, скользнул по воде и тут же накрыл яхту. Клим отвернулся, полуослепший, и услышал, как где-то вдалеке взревел мощный мотор.
- Полицейский катер! - крикнул светловолосый.
Он рывком включил скорость, яхта резко рванулась вперед. Мокрая веревка лодки выскользнула из руки Клима.
- А, черт!
- Все равно, уже поздно! - крикнул светловолосый.
- Но катер догонит вас через пять минут.
- Они нас не найдут. Нам только дойти да тумана.
Клим взглянул в сторону моря, плотная мутно-белая пелена уже была в каком-то километре от них. "Что ж, пожалуй, если успеют, то в таком тумане не только яхту, танкер не разглядишь. Вряд ли на полицейском катере есть радиолокатор..."
Яхта быстро набирала скорость, ход у нее оказался приличный, но катер шел несравнимо быстрее. Гудение его нарастало, он нагонял яхту, держа ее в луче прожектора. От полосы тумана яхту отделяла какая-то сотня метров. На катере тоже сообразили, что не успевают, и тогда очередь крупнокалиберного пулемета - не очень частая, но гулкая - хлестнула пулями по воде. Пулеметчик бил трассирующими. Клим, прежде чем нагнуться, увидел, как первая очередь прошла слева впереди яхты, вторая - справа; пулеметчик точно поделил ошибку пополам и накрыл яхту. Пули ударили по крыше надстройки, щепки веером хлестнули по палубе. Мужчина шлепнулся плашмя, сейчас ему было уже не до Клима, но и Климу было не до него.
"Нику бы не задели, черти!"
Но светловолосый, видимо, тоже соображал, лежа на палубе, он круто развернул руль, и следующая очередь прошла уже рядом, по воде, и тут яхта скользнула в туман. Климу вначале показалось, что стало светлее, но это было обманчивое ощущение: оглянувшись, он уже не увидел берега, даже луч прожектора казался просто светлым пятном.
Пулемет на катере дал на удачу еще несколько очередей и замолк.
Светловолосый убавил ход и повел яхту по кромке тумана. "Соображает!" - опять отметил Клим. Скорость яхты сейчас была совсем не нужна, двигатель ее работал почти бесшумно, а мотор катера ревел, как реактивный самолет, рев его быстро приблизился и пошел где-то за кормой.
- Наша лодка тоже оторвалась, - сказал светловолосый.
Автомат у него лежал под рулем, и Клим подумал, что, пожалуй, смог бы рывком до него дотянуться, но товарищ его в каюте услышит возню, и Нике придется плохо.
- Куда же мы идем?
- На Гаити.
- Нам нечего делать на Гаити.
- А нам нечего делать на Кубе... Мы могли бы отпустить вас, но вплавь да еще с девушкой вы до берега не доберетесь. Потеряете направление, и вас унесет в море. К утру мы доберемся до Гаити, сойдем на берег, а вы вернетесь, яхта нам не нужна.
Плавал Клим хорошо, один он бы рискнул, но светловолосый был прав, как поведет себя Ника в воде, Клим не знал.
Да и бросить беспомощного старика дона Мигеля они тоже не могли.
- Как вы отыщете Гаити?
- Будем идти, как идем, прямо на восток.
- Я не вижу компаса.
- Пока все верно. Зыбь - прямо с юга, мы идем вдоль ее воли. Не собьемся.
Клим отдал должное, кто бы там ни был светловолосый, дезертир или еще кто, но в создавшейся обстановке он разобрался уверенно.
Тут они опять услышали мотор катера, в тумане было невозможно определить, откуда доносится звук. Клим прислушался, но гул мотора стал затихать и вскоре пропал совсем.
Стукнула дверь каюты, к ним подошел помощник светловолосого, присел рядом на корточки.
- Ушли!
- Похоже.
- А здорово они дали по крыше. Чуть бы пониже...
- Ника! - крикнул Клим.
- Я сейчас! - услышал он.
- В порядке ваша девушка, повязку меняет старику, - он повернулся к товарищу. - Может, отпустим ребят?
- Лодки оторвались на ходу.
- Что теперь?
- А ничего. Поплывут с нами.
Они сидели за спиной Клима, по обеим сторонам люка. Автоматы лежали у них на коленях... "Сколько здесь до Гаити? Километров двести пятьдесят десять часов хода..."
Он взглянул на циферблат указателя бензина, пригляделся, постучал по нему пальцем.
- Что? - сразу спросил светловолосый.
- Как я понимаю, бензин кончается.
Светящаяся стрелка бензоуказателя, подрагивающая возле "ноля", дополнительных объяснений не требовала.
- Может, у старика есть запасные баки?
- Вряд ли. Он не уходил далеко от берега.
Они переглянулись молча; конечно, им не хотелось, чтобы рассвет застал яхту где-то вблизи берегов Кубы, где ее сразу обнаружат с патрульного самолета. Заговорили вполголоса, гул мотора мешал что-либо разобрать.
Опять скрипнула дверь каюты.
- Могу я выйти на палубу? - попросила Ника.
- Выпустите девушку, - сказал Клим. - Что ей там делать одной? Иди сюда, Ника!
Они присели рядом, у входа в каюту.
- Как там дон Мигель?
- Поставила свежий бинт, у него все время сочилась кровь. Он так и не пришел в себя.
- Жаль старика. А ты напугалась, когда обстреляли яхту?
- Я не сразу поняла. Что-то застучало по крыше. Парень крикнул: "Садись на пол!" А тут стрелять перестали.
Ника оглянулась на похитителей, которые сидели в кормовом отсеке и молча курили, и осторожно сунула Климу в руки нож.
- Что это?
- Возьми. Он, по-моему, про него позабыл. Интересный нож, с пружинкой.
- Как он к тебе попал?
- Мне нужно было отрезать бинт, я сказала: "Гив ми э найф". И он сразу мне его подал, а потом так и не спросил про нож. Вообще-то, кажется, этот парень неплохой.