Я был категорически не согласен: все зло от женщин. Если бы Светлана три дня не собирала меня в дорогу, я подготовился бы к конференции и не выглядел там таким ослом. Во всяком случае, изучил бы темы докладов, присланные мне из Парижа накануне. Если бы она не изводила меня всю ночь сексом, я эти темы (на худой конец) прочел бы в дороге и не полез бы на кафедру дураком. Но в дороге я спал, изнуренный Светланой. И в результате позор.
Ха! Я пропаду без женщин! А моя мать? Имей она каплю терпения, в моей спальне сейчас не лежал бы труп. Я остался бы дома, а у матери остался бы яд. Ей же захотелось поскорей получить подарки, и вот результат. Бедная Лидия! Впрочем, и она не лучше других. В голове сплошной ветер. Кто ее просил хватать мой бокал?
Теперь я жив, но бесплоден. В прах разбилась моя мечта…
Ха! Я пропаду без женщин! Сколько бед у меня от них! Взять хотя бы Кристю. Голова пухнет от проблем, которые ждут меня в связи с ее разводом…
Нет, к черту чужие проблемы! Завтра же уеду в деревню!
Но эти женщины и там достанут меня. Ха! Я, видите ли, без них пропаду! Так считает Мария. А чем мне она помогла? Пришла незваной, напугала, помешала, едва ли не силой заставила курить, а когда я, благодаря ее непоседливости, чуть не умер, сделала совершенно оскорбительное заключение: без женщин я пропаду. Взять бы да и высказать ей все, что думаю!
Разумеется, я промолчал. Говорила одна Мария.
— Роберт, зря хмуришься. Не сердись. Сердце кровью обливается, не могу смотреть как ты пропадаешь.
Что?! Я пропадаю? С чего это она взяла?! Да жил бы не тужил, когда бы меньше ко мне приставали.
— Роберт! Почему ты молчишь? Хочу знать, как ты относишься к моим словам. Надеюсь, ты понимаешь кто ты есть? — спросила Мария, ставя меня в тупик.
Слава богу она сама дала ответ на свой странный вопрос:
— Роберт, ты гений! Гений! Но, как все великие, абсолютно беспомощен в быту. Ты весь там, — она воздела руки и закатила глаза. — Ты в грандиозном, в высоком! Разве пристало тебе заниматься ничтожным? Ах, Роберт, дорогой, согласись, тебе нужна женская помощь, ласка, ненавязчивая забота.
«А она где-то как-то права!» — мысленно согласился я.
— Но брак для тебя хуже концлагеря. Хуже газовой камеры, Роберт!
Я оживился:
— Не могу с тобой не согласиться. В браке любой мужчина гибнет от удушья.
— Вот видишь, Роберт, — торжествовала Мария, — я одна знаю, что тебе нужно. Ты не создан для брака. Брак — это похороны твоего таланта…
«О, как она права!»
— Роберт, жена потребует внимания, отнимет все твое свободное время, измотает тебе все нервы. Наука осиротеет!
«Как сходятся наши мысли!» — поразился я.
— Да что наука, Роберт, осиротеет мир! Мир потеряет тебя! Ты запутаешься в женской юбке… Это будет конец. Я готова тебе помочь. Хочешь, буду к тебе приходить?
Я спустился с небес:
— Зачем?
Мария встала рядом, прижала мою голову к своему животу и, матерински чмокнув меня в макушку, воскликнула:
— Ах, Роберт, ты словно ребенок. Неужели не видишь, кто ты есть для меня? Неужели не чувствуешь? Это странно. Знаешь, почему я вышла замуж за Виктора, а не за тебя?
«Что-то не помню, чтобы так стоял вопрос», — подумал я и признался:
— Не знаю.
— Да потому, что стать твоей женой не решилась! — с патетикой воскликнула она. — И до сих пор за это себя ругаю!
Пока я цепенел и таращил глаза, она, нацеловывая мою макушку, пояснила:
— Ах, Роберт, уже тогда ты был неземной. Весь в науке. Ты на ангела был похож: витал в облаках, вокруг себя ничего не замечая, а Виктор… Он такой хваткий, такой рациональный. Это меня и сгубило. Я устала от его командировок, от его измен… Но больше всего я устала, Роберт, смотреть на то, как плохо тебе. Меня мучает чувство вины. Это я! — вдохновенно воскликнула она. — Я тебя погубила! Я отдала Виктору, этому бездарю, этому ничтожеству с регалиями, этому…
Не найдя нужных слов, Мария с досады топнула ногой, опять чмокнула меня в макушку и, проводя по себе руками, простонала:
— Ах, Роберт! Ведь все это принадлежало тебе!
Я вышел из ступора и закричал:
— Да что? Что принадлежало мне, черт возьми?
— Все! Моя нежность, моя любовь, моя ласка, забота, восхищение! Впрочем, вру. Все это ему я не отдала. Всегда только тобой восхищалась. Но забота, она досталась Заславскому. Пришло время исправить ошибку. Роберт, тебе не нужна жена — тебе нужна…
— Любовница?
— Нет, Роберт, нет! Тебе нужна я. Буду к тебе приходить, но лишь тогда, когда ты в этом действительно нуждаешься. Нимфой проскользну по квартире и все приберу. Захвачу на стирку белье, приготовлю обед или ужин. Роберт! Ты должен работать! Только работать — остальное беру на себя.
Я едва не прослезился:
— Мария… Ты идешь на такие жертвы? Прости, но принять их никак не могу.
Она присела на корточки, положила руки на мои колени (в брюках они смотрелись бы лучше) и, ласково глядя в глаза, прошептала:
— Роберт, позволь мне тебя опекать. Клянусь, ты этого почти не заметишь, никак тебя не обременю. Ты же меня знаешь.
Я ее знал: никогда Мария не была занудой, не зря я завидовал Виктору.
— Но, дорогая, я растерян, а как на это посмотрит Виктор?
— Мы не скажем ему. Это будет наша тайна. Маленькая тайна, от которой нет никому вреда. Мы же не собираемся делать ничего плохого…
— Да, конечно, Мария, на плохое ты не способна, но я ничего не могу понять. Откуда на меня такая благодать свалилась?
Она покачала головой:
— Ах, Роберт-Роберт, неужели ты не понимаешь? У меня нет никого родней. Я страшно одинока. К тому же, жизнь бездарно прожита, без плодов, без толку. Дай мне хоть так восполнить потери. Хочу быть твоей служанкой, твоей рабыней. Это единственный шанс принести пользу людям. К тому же чувства мои к тебе не угасли, а с годами стали еще сильней…
Она по-прежнему сидела на корточках, от чего юбка на ее крутых бедрах натянулась, казалось вот-вот лопнет — это было очень соблазнительно. Пышная грудь Марии вздымалась, влажный рот манил…
В голове моей был сумбур: «О чем она говорит? О каких чувствах?»
Я вдруг припомнил как на юбилее у Виктора случайно легла на мое колено ее нога. Решил, что она перепутала, Виктор сидел рядом. Выходит, я ошибался… А на моей докторской защите, когда все напились, и мы остались с Марией одни… Она положила голову мне на грудь и сказала:
— Роберт, любимый…
Тогда я не придал этому значения… А на пикнике, несколько лет спустя, она затащила меня в море и вдруг начала целовать. По-настоящему, в губы! Я решил, что она хочет позлить Виктора, он за секретаршей ухлестывал. Выходит, я был неправ…
— Мария… — Я заглянул в ее прекрасные, слегка раскосые глаза: — Мария…
Неожиданно она взобралась ко мне на колени и лихорадочно зашептала:
— Роберт, миленький, позволь мне, позволь, я не буду тебе в тягость, я ничтожество, я твоя раба, ты даже меня не заметишь…
Я уже не понимал, о чем она говорит: лицо мое горело. Ее полные груди я чувствовал даже через махровый халат. Впрочем, он вскоре был развязан. Мария извивалась, все сильней и сильней прижимаясь ко мне своим упругим горячим телом. Не помню как мы оказались на столе.
Пришел в себя лишь когда Мария шепнула:
— Роберт, может лучше в спальне?
Я слегка протрезвел:
— Нет, в спальне нельзя. Хочу в столовой.
— В столовой?
— Там шире стол.
— Ах, Роберт, какой ты! — с восхищением простонала Мария.
Схватив ее на руки, я устремился в столовую и…
Глава 8
Ха! Я пропаду без женщин! А моя мать? Имей она каплю терпения, в моей спальне сейчас не лежал бы труп. Я остался бы дома, а у матери остался бы яд. Ей же захотелось поскорей получить подарки, и вот результат. Бедная Лидия! Впрочем, и она не лучше других. В голове сплошной ветер. Кто ее просил хватать мой бокал?
Теперь я жив, но бесплоден. В прах разбилась моя мечта…
Ха! Я пропаду без женщин! Сколько бед у меня от них! Взять хотя бы Кристю. Голова пухнет от проблем, которые ждут меня в связи с ее разводом…
Нет, к черту чужие проблемы! Завтра же уеду в деревню!
Но эти женщины и там достанут меня. Ха! Я, видите ли, без них пропаду! Так считает Мария. А чем мне она помогла? Пришла незваной, напугала, помешала, едва ли не силой заставила курить, а когда я, благодаря ее непоседливости, чуть не умер, сделала совершенно оскорбительное заключение: без женщин я пропаду. Взять бы да и высказать ей все, что думаю!
Разумеется, я промолчал. Говорила одна Мария.
— Роберт, зря хмуришься. Не сердись. Сердце кровью обливается, не могу смотреть как ты пропадаешь.
Что?! Я пропадаю? С чего это она взяла?! Да жил бы не тужил, когда бы меньше ко мне приставали.
— Роберт! Почему ты молчишь? Хочу знать, как ты относишься к моим словам. Надеюсь, ты понимаешь кто ты есть? — спросила Мария, ставя меня в тупик.
Слава богу она сама дала ответ на свой странный вопрос:
— Роберт, ты гений! Гений! Но, как все великие, абсолютно беспомощен в быту. Ты весь там, — она воздела руки и закатила глаза. — Ты в грандиозном, в высоком! Разве пристало тебе заниматься ничтожным? Ах, Роберт, дорогой, согласись, тебе нужна женская помощь, ласка, ненавязчивая забота.
«А она где-то как-то права!» — мысленно согласился я.
— Но брак для тебя хуже концлагеря. Хуже газовой камеры, Роберт!
Я оживился:
— Не могу с тобой не согласиться. В браке любой мужчина гибнет от удушья.
— Вот видишь, Роберт, — торжествовала Мария, — я одна знаю, что тебе нужно. Ты не создан для брака. Брак — это похороны твоего таланта…
«О, как она права!»
— Роберт, жена потребует внимания, отнимет все твое свободное время, измотает тебе все нервы. Наука осиротеет!
«Как сходятся наши мысли!» — поразился я.
— Да что наука, Роберт, осиротеет мир! Мир потеряет тебя! Ты запутаешься в женской юбке… Это будет конец. Я готова тебе помочь. Хочешь, буду к тебе приходить?
Я спустился с небес:
— Зачем?
Мария встала рядом, прижала мою голову к своему животу и, матерински чмокнув меня в макушку, воскликнула:
— Ах, Роберт, ты словно ребенок. Неужели не видишь, кто ты есть для меня? Неужели не чувствуешь? Это странно. Знаешь, почему я вышла замуж за Виктора, а не за тебя?
«Что-то не помню, чтобы так стоял вопрос», — подумал я и признался:
— Не знаю.
— Да потому, что стать твоей женой не решилась! — с патетикой воскликнула она. — И до сих пор за это себя ругаю!
Пока я цепенел и таращил глаза, она, нацеловывая мою макушку, пояснила:
— Ах, Роберт, уже тогда ты был неземной. Весь в науке. Ты на ангела был похож: витал в облаках, вокруг себя ничего не замечая, а Виктор… Он такой хваткий, такой рациональный. Это меня и сгубило. Я устала от его командировок, от его измен… Но больше всего я устала, Роберт, смотреть на то, как плохо тебе. Меня мучает чувство вины. Это я! — вдохновенно воскликнула она. — Я тебя погубила! Я отдала Виктору, этому бездарю, этому ничтожеству с регалиями, этому…
Не найдя нужных слов, Мария с досады топнула ногой, опять чмокнула меня в макушку и, проводя по себе руками, простонала:
— Ах, Роберт! Ведь все это принадлежало тебе!
Я вышел из ступора и закричал:
— Да что? Что принадлежало мне, черт возьми?
— Все! Моя нежность, моя любовь, моя ласка, забота, восхищение! Впрочем, вру. Все это ему я не отдала. Всегда только тобой восхищалась. Но забота, она досталась Заславскому. Пришло время исправить ошибку. Роберт, тебе не нужна жена — тебе нужна…
— Любовница?
— Нет, Роберт, нет! Тебе нужна я. Буду к тебе приходить, но лишь тогда, когда ты в этом действительно нуждаешься. Нимфой проскользну по квартире и все приберу. Захвачу на стирку белье, приготовлю обед или ужин. Роберт! Ты должен работать! Только работать — остальное беру на себя.
Я едва не прослезился:
— Мария… Ты идешь на такие жертвы? Прости, но принять их никак не могу.
Она присела на корточки, положила руки на мои колени (в брюках они смотрелись бы лучше) и, ласково глядя в глаза, прошептала:
— Роберт, позволь мне тебя опекать. Клянусь, ты этого почти не заметишь, никак тебя не обременю. Ты же меня знаешь.
Я ее знал: никогда Мария не была занудой, не зря я завидовал Виктору.
— Но, дорогая, я растерян, а как на это посмотрит Виктор?
— Мы не скажем ему. Это будет наша тайна. Маленькая тайна, от которой нет никому вреда. Мы же не собираемся делать ничего плохого…
— Да, конечно, Мария, на плохое ты не способна, но я ничего не могу понять. Откуда на меня такая благодать свалилась?
Она покачала головой:
— Ах, Роберт-Роберт, неужели ты не понимаешь? У меня нет никого родней. Я страшно одинока. К тому же, жизнь бездарно прожита, без плодов, без толку. Дай мне хоть так восполнить потери. Хочу быть твоей служанкой, твоей рабыней. Это единственный шанс принести пользу людям. К тому же чувства мои к тебе не угасли, а с годами стали еще сильней…
Она по-прежнему сидела на корточках, от чего юбка на ее крутых бедрах натянулась, казалось вот-вот лопнет — это было очень соблазнительно. Пышная грудь Марии вздымалась, влажный рот манил…
В голове моей был сумбур: «О чем она говорит? О каких чувствах?»
Я вдруг припомнил как на юбилее у Виктора случайно легла на мое колено ее нога. Решил, что она перепутала, Виктор сидел рядом. Выходит, я ошибался… А на моей докторской защите, когда все напились, и мы остались с Марией одни… Она положила голову мне на грудь и сказала:
— Роберт, любимый…
Тогда я не придал этому значения… А на пикнике, несколько лет спустя, она затащила меня в море и вдруг начала целовать. По-настоящему, в губы! Я решил, что она хочет позлить Виктора, он за секретаршей ухлестывал. Выходит, я был неправ…
— Мария… — Я заглянул в ее прекрасные, слегка раскосые глаза: — Мария…
Неожиданно она взобралась ко мне на колени и лихорадочно зашептала:
— Роберт, миленький, позволь мне, позволь, я не буду тебе в тягость, я ничтожество, я твоя раба, ты даже меня не заметишь…
Я уже не понимал, о чем она говорит: лицо мое горело. Ее полные груди я чувствовал даже через махровый халат. Впрочем, он вскоре был развязан. Мария извивалась, все сильней и сильней прижимаясь ко мне своим упругим горячим телом. Не помню как мы оказались на столе.
Пришел в себя лишь когда Мария шепнула:
— Роберт, может лучше в спальне?
Я слегка протрезвел:
— Нет, в спальне нельзя. Хочу в столовой.
— В столовой?
— Там шире стол.
— Ах, Роберт, какой ты! — с восхищением простонала Мария.
Схватив ее на руки, я устремился в столовую и…
Глава 8
И в этот драматический момент раздался звонок в дверь. Нас с Марией словно ледяной водой окатили. Она слетела с моих рук и бросилась лихорадочно поправлять прическу, хотя ей и без того было что поправлять: юбка спущена, блузка расстегнута, одна грудь выпростана из бюстгальтера… Впрочем, я был ничуть не лучше.
— Кто это? — тараща глаза, прошептала Мария. — Роберт, ты можешь не открывать?
Я ее успокоил:
— Конечно могу.
С нервной торопливостью втряхивая себя в юбку, она глянула в зеркало и ужаснулась:
— Кошмар, на кого я похожа! Губная помада размазана по лицу! Роберт! И ты весь в губной помаде! Халат, халат завяжи!
— Зачем? Мы же открывать не собираемся.
— Нет-нет, ни в коем случае, но все же иди посмотри кто там.
Я на цыпочках прокрался в прихожую и заглянул в глазок: у порога топталась Варвара.
— Там твоя дочь, — сообщил я Марии.
— Бог ты мой! — Она схватилась за голову.
— Не волнуйся, позвонит и уйдет, — попытался я ее успокоить.
— Ах, ты не знаешь Варю! — рассердилась Мария. — Будет до посинения здесь торчать. Если не дозвонится, сядет на лавку перед подъездом и будет ждать. Неужели не понимаешь? Ее бросил жених, ей надо поплакаться. Разве ты не в курсе?
— Да, что-то Варя мне говорила.
— Роберт, милый, не стой столбом. Иди открой, но только спрячь меня, спрячь. Ах, надо было сразу открывать, уж я бы ее отчитала и домой отправила.
Я удивился:
— А что мешает тебе теперь?
— Роберт, какой ты ребенок. Теперь, когда мы с тобой так долго копались и не открывали, она подумает бог знает что.
— Ах, да, — согласился я, — нехорошо получилось.
— Не страшно, — успокоила меня Мария. — Открой этой дурочке и скажи, что очень занят. Пускай домой отправляется. Только перед этим спрячь меня, спрячь.
Можно пойду в спальню?
— Нет-нет, — испугался я, — лучше посиди в столовой.
— Да, ты прав, — согласилась она. — Мало ли что. Вдруг эта оглашенная в спальню ворвется. Там балкон. Никогда нельзя точно знать, что ей в голову стукнет.
Ужасно невоспитанный ребенок. Вся в своего отца. Ах, лучше бы я родила от тебя, Роберт, пойду в столовую, в столовой как-то приличней.
Мария скрылась в столовой, а я поспешил открыть дверь Варваре. Она сразу упала мне на грудь и заплакала, приговаривая:
— Роб, какое счастье, что ты дома, Роб, мне так повезло, что хоть ты у меня остался.
Конечно, после таких слов я уже не мог заявить ей, что страшно занят.
Выплакавшись, Варвара устремилась в гостиную; я проследовал за ней.
— Роб, — воскликнула она, усаживаясь на диван, на котором совсем недавно сидела Мария. — Роб! Он меня бросил! Я этого не переживу! Не поверишь: только что примерялась повеситься в твоем подъезде. На своем поясе. Если бы ты не открыл…
— Как хорошо, что я открыл! — обрадовался я.
Варвара пристально на меня посмотрела:
— Ты так думаешь?
— Конечно, — заверил я.
Она погрузила палец в рот и принялась покусывать его маленькими ровными зубками. Варвара таким образом задумывалась.
— Нет, Роб, я не переживу, — наконец вынесла себе приговор она и тяжело вздохнула.
Я удивился и позавидовал ее другу:
— Так сильно любишь его?
Варвара пришла в ярость:
— Что-о?!!! Его?!! Эту скотину?!! Терпеть ненавижу! Нет, он прикольный и все такое, — спохватилась она, — но разве можно в него влюбиться? Я не смогла.
— Тогда в чем же дело?
— Мне больно! Больно! У-у, как больно! — взвыла Варвара. — Чувствую себя опущенной ниже плинтуса! Роб, как ты не поймешь? Когда бросают, это так оскорбительно! Так унизительно!
«Уж мне ли не понять?» — подумал я, но промолчал.
Варвара вдруг с опаской глянула в мою сторону и неожиданно спросила:
— Кто это? — тараща глаза, прошептала Мария. — Роберт, ты можешь не открывать?
Я ее успокоил:
— Конечно могу.
С нервной торопливостью втряхивая себя в юбку, она глянула в зеркало и ужаснулась:
— Кошмар, на кого я похожа! Губная помада размазана по лицу! Роберт! И ты весь в губной помаде! Халат, халат завяжи!
— Зачем? Мы же открывать не собираемся.
— Нет-нет, ни в коем случае, но все же иди посмотри кто там.
Я на цыпочках прокрался в прихожую и заглянул в глазок: у порога топталась Варвара.
— Там твоя дочь, — сообщил я Марии.
— Бог ты мой! — Она схватилась за голову.
— Не волнуйся, позвонит и уйдет, — попытался я ее успокоить.
— Ах, ты не знаешь Варю! — рассердилась Мария. — Будет до посинения здесь торчать. Если не дозвонится, сядет на лавку перед подъездом и будет ждать. Неужели не понимаешь? Ее бросил жених, ей надо поплакаться. Разве ты не в курсе?
— Да, что-то Варя мне говорила.
— Роберт, милый, не стой столбом. Иди открой, но только спрячь меня, спрячь. Ах, надо было сразу открывать, уж я бы ее отчитала и домой отправила.
Я удивился:
— А что мешает тебе теперь?
— Роберт, какой ты ребенок. Теперь, когда мы с тобой так долго копались и не открывали, она подумает бог знает что.
— Ах, да, — согласился я, — нехорошо получилось.
— Не страшно, — успокоила меня Мария. — Открой этой дурочке и скажи, что очень занят. Пускай домой отправляется. Только перед этим спрячь меня, спрячь.
Можно пойду в спальню?
— Нет-нет, — испугался я, — лучше посиди в столовой.
— Да, ты прав, — согласилась она. — Мало ли что. Вдруг эта оглашенная в спальню ворвется. Там балкон. Никогда нельзя точно знать, что ей в голову стукнет.
Ужасно невоспитанный ребенок. Вся в своего отца. Ах, лучше бы я родила от тебя, Роберт, пойду в столовую, в столовой как-то приличней.
Мария скрылась в столовой, а я поспешил открыть дверь Варваре. Она сразу упала мне на грудь и заплакала, приговаривая:
— Роб, какое счастье, что ты дома, Роб, мне так повезло, что хоть ты у меня остался.
Конечно, после таких слов я уже не мог заявить ей, что страшно занят.
Выплакавшись, Варвара устремилась в гостиную; я проследовал за ней.
— Роб, — воскликнула она, усаживаясь на диван, на котором совсем недавно сидела Мария. — Роб! Он меня бросил! Я этого не переживу! Не поверишь: только что примерялась повеситься в твоем подъезде. На своем поясе. Если бы ты не открыл…
— Как хорошо, что я открыл! — обрадовался я.
Варвара пристально на меня посмотрела:
— Ты так думаешь?
— Конечно, — заверил я.
Она погрузила палец в рот и принялась покусывать его маленькими ровными зубками. Варвара таким образом задумывалась.
— Нет, Роб, я не переживу, — наконец вынесла себе приговор она и тяжело вздохнула.
Я удивился и позавидовал ее другу:
— Так сильно любишь его?
Варвара пришла в ярость:
— Что-о?!!! Его?!! Эту скотину?!! Терпеть ненавижу! Нет, он прикольный и все такое, — спохватилась она, — но разве можно в него влюбиться? Я не смогла.
— Тогда в чем же дело?
— Мне больно! Больно! У-у, как больно! — взвыла Варвара. — Чувствую себя опущенной ниже плинтуса! Роб, как ты не поймешь? Когда бросают, это так оскорбительно! Так унизительно!
«Уж мне ли не понять?» — подумал я, но промолчал.
Варвара вдруг с опаской глянула в мою сторону и неожиданно спросила:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента