– Говорят, на улицах люди падают замертво.
– Я бы этому не удивился, – сказал он.
Она подождала, пока он не поставил еду перед собой, и не начал ужинать, потом подъехала к нему сзади на кресле-каталке; она сидела там и смотрела через дверь с сеткой для защиты от насекомых на небольшой задний дворик.
– На даче у мистера Гаргана сейчас наверно просто замечательно, – сказала она.
Он пробормотал что-то с полным ртом.
– Как ты думаешь, он когда-нибудь пригласит тебя туда.
Он пожал плечами и попытался вспомнить, нет ли чего-нибудь на верхней полке чулана такого, за чем туда могла бы забраться прислуга.
После ужина он вышел на веранду и устроился в одном из двух стоящих там шезлонгов. На верандах домов на противоположной стороне улицы начали появляться люди. Из пятого от него дома его окликнул Блай. Он улыбнулся ему в ответ и помахал рукой.
– Не замерз сегодня? – засмеялся Блай.
Ньюмен засмеялся и помахал головой. Потом, повернувшись в другую сторону, он быстро снял очки и подержал их в руках. То там, то тут вдоль улицы из шлангов забила вода, а люди на верандах сонно смотрели на прохладные струи. Откуда-то донесся отголосок женского смеха, и снова стало тихо. Все окна были открыты. На улице раздался звон упавшей где-то на кухне кастрюли. Мистер Ньюмен услышал сзади в гостиной движение матери. Она включила радио, и кто-то запел сопрано.
– Ты бы полил траву, – сообщила она через окно. – Иначе она сгорит.
Он кивнул, но продолжал сидеть. Было бы нехорошо спускаться с веранды сейчас – все соседи вышли на улицу и если кто-нибудь остановится и заговорит с ним, он может разнервничаться. До сих пор он носил очки на улице без проблем – еще вчера или позавчера он и не обратил бы внимание на их любопытные взгляды. Вчера он был человеком, который работал в Корпорации. Обсуждая новости с Карлсоном или Блаем, или соседом Фредом он всегда оставался человеком, который работает в Корпорации. Этим все было сказано. Что бы им ни показалось в его очках, исчезало уже от самого факта того, где он работает. Но теперь этой поддержки не стало, и он знал, что будет с ними совсем один, и если они заметят, покраснеет и как чужой будет неловко переступать перед ними с ноги на ногу, как будто стесняясь своей внешности.
На другой стороне улицы появился Карлсон, который тащил шланг. Мистер Ньюмен отвернулся. Тот весело крикнул: – Лучше чтоб текла вода!
– А я отдыхаю, – улыбнулся в ответ Ньюмен и опустил глаза на свои туфли.
Он сидел, глубоко забравшись в кресло, и дожидался сумерек. В темноте он смог бы придумать что-то вроде плана. Последний раз он искал работу двадцать пять лет назад. Она нужна ему именно сейчас. Тогда бы он стоял перед домом в очках и поливал лужайку. Завтра ему придется рано выйти из дома, вовремя сесть на подземку, уехать… куда?
Куда?
Он напряженно скрестил наливающиеся ноги, откинулся еще дальше в кресле и попытался расслабиться.
На весь квартал разнесся стук закрываемой двери с сеткой от насекомых, и он повернулся на шум. На веранде дома примыкающего к магазинчику появился человек. Чтобы было лучше видно, мистер Ньюмен наклонился вперед. Осмотревшись, он надел очки. Новый человек в квартале. Длинная борода, седая борода. Господи, неужели у него на голове черная ермолка? Черная ермолка и борода!
Старик усаживался. Он развернул газету. Из бороды торчал длинный мундштук, который он придерживал указательным и большим пальцами.
Мистер Ньюмен сидел и изумленно глазел на него. Наверное, это отец мистера Финкельштейна. Он смутно вспомнил, что кто-то говорил, что отец Финкельштейна умер. Наверное, именно об этом говорил Фред. Человек с длинной седой бородой, в ермолке и с мундштуком…
Он отвел глаза от старика и оглядел всю улицу. На него навалилась глубокая уверенность в том, что все изменилось. Семья Блай умолкла, и они сидели, не двигаясь, уставившись на старика. Мальчик-сирота шептал что-то мистеру Кеннеди на ухо, и оба рассматривали незнакомца. На другой стороне улицы со шлангом в руке насупившись, стоял Карлсон. Все лица повернулись в одну сторону. На улице раздавалось только шипение шлангов. Он поднял руку, медленно снял очки и засунул очки в карман рубашки, широко открыв настороженные глаза.
Волнующее событие разбудило в нем жажду деятельности. Он поднялся с шезлонга и, спустившись по ступенькам, пересек маленькую лужайку, медленно спустился по наклонному въезду к дверям гаража и открыл их. В гараже он нашел свернутый шланг и, разворачивая, понес его вверх по въезду. Он вернулся в гараж и открыл воду, поспешил на траву и поднял наконечник. Вода заклокотала, плюнула и пошла ровной струей. Он поднял голову и посмотрел вперед на веранду углового дома. На улице снова все зашевелились. Но теперь, как казалось, потише. Разговоры на верандах не переходили в громкий смех или в раскованный спор. Появился незнакомец. Ньюмен повернул голову и посмотрел через дорогу на Карлсона, который так и не сдвинулся с места. Ньюмен продолжал смотреть на долговязую фигуру этого сотрудника банка, его костистые руки и белокурые волосы, потом дрожащими пальцами забрался в карман и вынул очки. Он надел их. Тут Карлсон перевел дыхание, повернулся и увидел его. Губы плотно сжались на его вытянутом лице, и, казалось он просит Ньюмена дать ответ на тревожную загадку.
Ньюмен еще раз глянул на угол и как человек, который однажды уже несправедливо пострадал и иронично относится к милостям недостойного мира, он беспомощно пожал приподнятыми плечами и печально покачал головой. Карлсон повернулся и, нахмурив брови, как будто что-то обдумывая, снова уставился на старика в конце квартала. Ньюмен снова повернулся к старику лицом. Он еще долго стоял, с удовольствием поливая лужайку и не снимая очки.
В воскресенье, в девять часов утра он обнаружил, что стоит посередине спальни оглядывается вокруг и пытается вспомнить, зачем он поднялся наверх. Все было трудно вспомнить. Вчера он все утро пытался заставить себя сходить в кино, но ощущение незаконности посещения кинотеатра в рабочее время не позволило ему сделать это. Вчера, уже только вечером он понял, что забыл пообедать. Теперь он стоял, мигая на залитом солнечными лучами ковре, и при мысли о завтрашнем дне его лицо начинало гореть. Снаружи донесся звон церковного колокола… Он радостно повернулся и пошел вниз. Существовало нечто, что он должен был сделать, место, где он должен был побывать. Каждое воскресенье он выходил на угол и покупал газету. Мир снова обрел реальность.
Он едва дошел до тротуара, когда его настигло ощущение чего-то странного. На улице что-то произошло. Это он понял. Может, собака попала под машину. Как будто что-то умерло. С улицы исчез воздух, ничто не двигалось, желтое солнце обдавало жаром. Он шел оглядываясь. Потом посмотрел на свои легкие брюки и проверил, застегнуты ли они. Потом он увидел миссис Дипо. Она не поливала свою лужайку.
В такую жару она всегда поливала лужайку. Она стояла на своей веранде одетая, как всегда, в белое, похожая на пожилую медсестру. И абсолютно неподвижно она смотрела на угол. Тротуар перед ее домом был сухим.
Он пересек мостовую и продолжил свой путь к магазинчику, и, став на край тротуара, он все увидел. На углу, немного позади газетной стойки, возле которой сидел Финкельштейн, стояли трое. Они смотрели… они смотрели на приближающегося мистера Ньюмена. Его сердце болезненно сжалось, и он клял себя за то, что забыл снять очки. Потому что там был и Фред, и Карлсон, и…
Время от времени, – наверное, два воскресенья из пяти – этот маленький остроносый человек, который стоял сейчас с Фредом и Карлсоном, располагался на другой стороне улицы напротив магазина Финкельштейна и продавал газеты из лежащей у его ног пачки. Мистер Ньюмен никогда не обращал на него внимания кроме одного раза, несколько месяцев назад, когда он подумал, что городские власти не должны допускать такую несправедливую конкуренцию между разносчиками и владельцами магазинов, которым приходится платить аренду, в то время как разносчики забирают всю прибыль себе. По этой же причине он был против торговцев вразнос с передвижных лотков.
Однако сегодня остроносый человечек разложил свои газеты прямо на углу возле Финкельштейна – фактически не более чем в пятнадцати метрах от магазина. Мистер Финкельштейн спокойно сидел на раскладном стуле возле стойки, спиной к тем троим и, непривычно широко улыбаясь, смотрел на Ньюмена.
Ньюмен подошел к стойке Финкельштейна с рукой засунутой в карман, а Финкельштейн, который обычно к этому времени уже стоя держал свернутую для Ньюмена газету, поднялся только сейчас, и весьма неожиданно и, как показалось, с благодарностью и облегчением, начал сворачивать для него «Игл». Когда он повернулся к стойке за газетой, Ньюмен глянул на угол и помахал Фреду и сказал: – Привет. Вместо Фреда отозвался остроносый человечек, который проговорил нараспев: – Газеты! Покупайте американское. Газеты! Покупайте!..
Финкельштейн уже подавал ему газету. Он посмотрел на напряженное лицо еврея и как сумасшедший почувствовал, что в нем поднимается гнев. Газета уже коснулась его руки. В другой руке он держал монету в десять центов. Он ясно почувствовал, что внутри что-то хрустнуло, как будто его отрезают прочь. На тротуаре стояли те трое. Здесь стоял он с евреем. Он знал, что его лицо покраснело, ему хотелось купить газету у Финкельштейна, а потом подойти к незнакомому разносчику и купить у него тоже. Дурно было не покупать газету у еврея, потому что он знал, что в его глазах выглядит запуганным. Следовательно, не из чувства жалости он опустил руку пустой и сказал Финкельштейну: – Одну минуту.
А потом он подошел к тем, троим, и остановился перед Фредом, и, улыбаясь от растерянности, но, все еще сердясь, что не может отказать еврею не покраснев, он сказал: – Что происходит, Фред?
Фред глянул мимо него на Финкельштейна, потом по-дружески посмотрел на него. Карлсон, высокий светловолосый банковский служащий – очень консервативный тип человека – был взволнован.
Рядом с этой троицей, Ньюмен почувствовал, как его окутало спокойствие. Ощущение было таким, будто ему вместе с Гарганом удалось провернуть выгодную сделку, будто он был деловым человеком и был одним из тех деловых людей, которые умели жить.
Фред сказал: – Мы только хотим убедиться, что Билли может здесь реализовать свое право, только и всего. А Моргентау пытался выставить его из своего квартала.
Как будто возмутившись, Ньюмен сказал: – Не может быть! Ему хотелось, чтобы Фред продолжал говорить с ним так же доверительно – Фред, и Карлсон тоже.
– Представляешь, какие нервы у этого жида? – тихо спросил Карлсон. Он продолжал дрожать, как будто ему было холодно.
Ньюмен гневно покачал головой. Теперь проще будет сказать матери, что его уволили. После того, что он сейчас сделал, ему будет как-то легче перенести то, что завтра ему некуда идти. Каждый день он будет возвращаться в квартал, частью которого он является. Стоя там, на углу он снова ощутил себя полноценным жителем квартала, и почувствовал себя свободно.
А потом тонколицый человек подал ему газету и сказал: – Газету, мистер?
Ньюмен взял газету из маленькой загорелой руки и заплатил десять центов. Он знал, что Фред и Карлсон смотрят на него, и почувствовал, что они ждут, чтобы и он что-нибудь сказал о Финкельштейне. Он уронил газету, и она рассыпалась на тротуар. Маленький человечек помог ему, когда он наклонился чтобы собрать все листы газеты. Почему же он ничего не может сказать о евреях, ничего из того, что часто говорил сам себе. Он скрипел зубами, вероятно из-за того, что уронил газету, но он знал, что от своего неумения хотя бы пробормотать ругательство в адрес человека, сидящего в нескольких метрах позади него рядом с магазином. И он смог придумать, что единственной причиной его нерешительности было то, что он всегда был категорически против разносчиков, а теперь покупал газету у одного из них, а Фред и Карлсон стоят здесь и ждут теперь, чтобы он говорил и поступал, как человек, который никогда не был против разносчиков. Это было нахальным давлением на него, против которого он возражал, и когда он выпрямился и снова стоял с газетой под мышкой он посмотрел на Карлсона, зубы у которого были явно вставными, и у него появился страх, что они втягивают его во что-то ему чуждое.
Он засмеялся и похлопал газету под мышкой. – Не понимаю, зачем они выпускают их так часто. Между прочим, – быстро сказал он, – вчера ночью я слышал, что лаяли твои собаки. Что-то случилось?
Фред сказал: – Наверное, на луну, – и лениво почесал бедро. Карлсон продолжал внимательно рассматривать лицо Ньюмена, – его задумчивость содержала подозрение. Фред продолжил: – Прошлой ночью было полнолуние. Карлсон, ты видел?
С трудом отрываясь от сосредоточенного рассматривания Ньюмена, Карлсон взглянул на Фреда, и, все еще озабоченный, сказал: – Да.
– Ты, правда, хочешь сказать, что они лаяли на луну, да? – С удивлением, как будто только сейчас узнал о таком, сказал Ньюмен. Почему Карлсон так рассматривал его.
– Конечно, – ты, что никогда о таком не слышал? – сказал Фред.
– Никогда, – сказал Ньюмен. И повернувшись к Карлсону, спросил: – Это что, научный факт?
– Ну да, – отсутствующе сказал Карлсон.
Не позволяя уму Карлсона отвлечься от новой темы, Ньюмен продолжал: – Я читал в «Игл», об одном ученом, который говорит, что после войны люди будут летать на Луну на ракетах.
– Нет, это невозможно, – категорически возразил Карлсон. – Любого кто попробует, разорвет на куски. Почему…
Теперь, когда с лица банковского служащего исчезло изучающее выражение, Ньюмен слушал с облегчением.
Несколько минут все трое стояли на углу, разговаривая о ракетах. Затем Ньюмен поправил газету под рукой и, непринужденно улыбаясь, сказал: – Ну, мне пора. Мать дожидается газеты.
– Увидимся! – сказал Фред.
– Пока! – кивнул Карлсон.
– Спасибо вам, – улыбнулся разносчик.
Ньюмен повернулся и пошел мимо магазинчика, его глаза смотрели строго вперед. Через несколько домов, посередине тротуара стояла миссис Дипо. Как будто поглощенный своими мыслями, Ньюмен сошел с тротуара и начал пересекать улицу. Он направлялся к противоположной обочине и находился как раз в центре проезжей части.
– Вы! Вы должны стыдиться собственного поступка! – Ее резкий старушечий голос казалось достал его и оцарапал шею, но он, не поворачиваясь, продолжил идти к тротуару на своей стороне и уверенно вошел в дом. Внутри он остановился, сжимая в кулак дрожащую правую руку. Глубоко задумавшись, он прошел в столовую и остановился перед зеркалом, висевшим над комнатным растением в горшке.
Завершающее вечер событие он наблюдал с высокой веранды со стороны входа: к дому рядом с магазинчиком на углу задним ходом подъехал старый открытый грузовик. Позади него садилось красное как мяч солнце. Голова мистера Финкельштейна возвышалась над бортами грузовика, – он руководил действиями людей, подтягивающих к краю кузова шифоньер, – и солнце образовывало ореол вокруг его головы. Это был старый шифоньер, – наконец-то привезли мебель его тестя.
Ньюмен неподвижно сидел и наблюдал. Его мать, наконец, устроилась возле открытой кухонной двери, пытаясь читать «Таймс». Он только что закончил уже четвертый раз за сегодня спорить с ней, потому что она никак не могла понять, почему он отказывается сходить к Финкельштейну, чтобы тот поменял эту газету на «Игл», а, прежде всего, почему он считает что «Таймс» лучше. Он настоял на своей новой точке зрения что «Таймс» ей подходит больше, и оставил ее ворчать на кухне.
Сидя теперь на жаре, он размышлял, как это он завтра пройдет мимо газетной стойки на углу и не купит газету. Конечно, он может просто остановиться и купить как обычно, как будто ничего и не произошло. В конце концов, он ничем не был обязан бедняге еврею, но это конечно не объяснение. И вполне могло случиться так, что в тот момент, когда он будет расплачиваться с Финкельштейном, мимо будет проходить Фред или Карлсон…
Краем глаза он заметил, что кто-то остановился на другой стороне улицы. Карлсон, увидел он. Тощий, с садовой лопатой в руке, он смотрел туда, где разгружался грузовик. Он повернулся к Ньюмену и, кивнув в сторону грузовика, сказал: – Вторжение продолжается.
Быстро, слишком приветливо, Ньюмен ответил ему через улицу: – Вот и я смотрю.
Они обменялись угрюмыми кивками, и Карлсон зашел в дом.
Миссис Дипо стояла перед своим домом, который был на четыре дома ближе к углу, чем дом Карлсона и мелким дождиком поливала свою лужайку. Сидящая рядом с ее тростью сука-спаниель тянула морду к освежающей воде. Время от времени, миссис Дипо поглядывала через улицу на Ньюмена. Он знал, что так поздно она никогда не поливала.
Из дома, в который вносили мебель, вышел седобородый старик. Следом за ним выбежали Мортон и Ширли и с криком побежали к стоящему рядом с грузовиком Финкельштейну. Он шлепнул девятилетнюю Ширли, и она убежала в дом. Одиннадцатилетний Мортон стоял возле отца и деда и смотрел, как работают грузчики.
А теперь – Ньюмен знающе кивнул головой, – старик вынесет стул на лужайку и будет читать еврейскую газету, а через несколько месяцев въедет еще одна семья, а через год жильцы квартала начнут продавать свои дома. Наверное, Фред был прав; округу нужно от них очистить. Однако они имеют право жить где угодно…
Совсем неподалеку хлопнула, закрываясь, дверь с сеткой от насекомых. Он повернулся и увидел, как из соседнего дома с грохотом вывалился Фред, натягивая брюки и застегивая их на твердом выпирающем животе. Во рту у него была свежая сигара, – он только что поужинал. С удовольствием выгибая спину, он стоял, рассматривая грузовик на углу. Потом он повернулся к Ньюмену, чья веранда отделялась от его, низкой перегородкой из кирпича. Ньюмену казалось, что после еды он всегда становился полнее и как-то грубее с торчащей вперед свежей сигарой и зубами, которые были видны под косящими, запухшими глазами.
Повернувшись лицом к Ньюмену, он только один раз указал головой на грузовик. Ньюмен сердито сжал губы и покачал головой.
Не говоря ни слова Фред, подошел к перегородке и, приподняв бедро, устроился на ней опираясь спиной о дом.
Ньюмена охватило беспокойство. Его ладони на подлокотниках шезлонга стали скользкими.
– Присаживайся, – по-соседски сказал он Фреду, и снял очки.
Фред перемахнул через перегородку и подошел к нему. Он пружинисто сел на другой шезлонг и откинулся на спинку, глядя на небо над ровной линией крыш домов на другой стороне улицы. Солнце уже опустилось за грузовик, и он отбрасывал от угла длинную тень. Фред выдохнул дым, который повис вокруг его головы, потом повернулся и перевел свои запухшие глаза на Ньюмена. Ньюмен почувствовал, как забилось его сердце. Он никогда не мог сказать, о чем думал Фред, потому что в его глазах был виден только блеск.
– Очки купил, да? – рассматривая очки, Фред высасывал застрявшую между зубов частичку пищи.
– Да, вот совсем недавно, – непринужденно ответил Ньюмен, вертя их в руках.
Фред вытянул ноги и скрестил их. – Я различаю дорожные знаки за милю. Я ем овощи. – Он снова уставился поверх крыш.
– Овощи? Это никогда мне не помогало, – с готовностью сказал Ньюмен.
– Я имею в виду сырые. Видел, что делают собаки? Когда у них начинает слабеть зрение, они ищут и едят траву. Понаблюдай как-нибудь за моими собаками.
– Я думал, они едят траву для пищеварения.
– Пищеварение всегда связано со зрением, – авторитетно сказал Фред.
Ньюмен не был согласен. Месяц назад он бы упорно спорил. Но это был первый раз, когда Фред сидел с ним на его веранде. – Я никогда не знал об этом.
– Будь уверен, – сказал Фред и повернул голову направо, к грузовику. – Можешь прочитать надпись на грузовике.
Ньюмен надел очки. – Лед, – сказал он.
– Нет, под этим.
– Ну, нет, этого я не могу прочесть.
– Доминик Аудитор, Уголь и Лед. Брум стрит, 46. – Прочитав адрес, он казалось, сам удивился. Оба были поражены этим. – Брум стрит, – повторил он. – Это в нижней части Ист-Сайда. – Он повернулся и посмотрел на Ньюмена. – Вот кого он сюда привозит.
Некоторое время они оба смотрели на грузовик и на стоящего рядом с ним Финкельштейна. Фред повернулся и как будто хотел заговорить, но продолжал сидеть, уставившись на лицо соседа.
Ньюмен почувствовал, что сложившиеся слова уже готовы выскочить изо рта. Но он не был уверен, что они прозвучат без фальши. Он не привык говорить о насилии. К тому же теперь, после того, как вышел Фред, с другой стороны улицы на него смотрела миссис Дипо. Он промолчал. Фред продолжал смотреть прямо ему в лицо. Он почувствовал, как краснеют его щеки. Он вынул носовой платок и, прикрыв им лицо, громко высморкался.
– Карлсон бился со мной об заклад, что сегодня утром ты у него купишь.
– У него ? – Ньюмен услышал что смеется.
– Я знал, что ты этого не сделаешь. Теперь мы собираемся каждое воскресенье приводить Билли на угол.
– Отлично, – спокойно сказал Ньюмен. Фред кивнул и снова повернулся на угол.
Ньюмен почувствовал, как будто на него подул прохладный освежающий ветерок и откинулся на спинку. Он погрузился в радужное видение понедельника, возможно работа в «Дженерал Электрик», больше денег опять же… – Как твои собаки? – безмятежно спросил он.
– Разленились, но в порядке. Я готовлюсь к большой охоте на открытие сезона.
– Снова поедешь в Джерси?
– Да. – Фред мечтательно покачал головой. – Знаешь, все отдал бы, чтоб сейчас поохотиться. Черт подери, я могу охотиться круглый год.
Никогда прежде между ними не возникала такая доверительность. Ньюмен услышал дружеские нотки. Он всегда раздражался от мысли, что Фред считает его чудаком. Теперь по какой-то причине он вырос в глазах Фреда. Это было приятно. – Хочешь принести жене еще лисьих шкурок?
– У нее уже есть две. Не хочу ее баловать. Видел мое новое ружье?
– Новое купил, да? Смешно, но я не увлекаюсь охотой. – Возможно… возможно он и сходит на следующий раз. Хорошая новая работа завтра, потом с ребятами на охоту.
– Ты что, никогда ничего не подстрелил? – недоверчиво спросил Фред.
– Да нет, ничего…
– Но ведь ты же был на войне, правда?
– Да, но… – Он смутился от мысли о сравнении охоты на животное и тем, чем он занимался на войне. – Честно говоря, я об этом не рассказываю. Это то, о чем хочется забыть.
– Ты уложил кого-нибудь?
– Ну, да. – Чтобы покончить с этим, он признался: – Однажды я попал в одного фрица.
– Как это было? – Фред неожиданно полностью переключился на него. – Как ты его уложил? – Он замер и его голос был едва слышен.
Ньюмен попытался засмеяться, – Обычно, – потом снова посмотрел вперед, удивляясь, почему ему нужно бояться этого неожиданного восхищения Фреда тем, что он убил человека.
– Ты ходил посмотреть, куда ты в него попал?
– Фред, я не люблю говорить об этом, – серьезно и категорично сказал он. Он не мог понять, как, но то убийство как будто перекликалось с сегодняшним днем.
– Ладно, но это произошло с первого выстрела? – спросил Фред так, будто это был последний вопрос на ответе, на который он настаивал.
Ньюмен услышал, как завелся грузовик для перевозки льда и с облегчением повернулся, чтобы увидеть, как он уезжает. Финкельштейн и его юный сын наблюдали за этим стоя на краю тротуара. Ньюмен глянул на Фреда, который повернулся, чтобы посмотреть на них. На щеках у Фреда вздулись желваки. Он снова повернулся к Ньюмену и уставился на него своими прищуренными голубыми глазами.
– Ты знаешь, что мы собираемся делать. Знаешь, да? – спросил он тихим хриплым голосом.
– Я… да, ты говорил мне.
– Ты с нами?
Ньюмену хотелось бы, чтобы они сидели немного дальше друг от друга, чтобы он мог двигаться. Он не хотел уклоняться от взгляда Фреда, а если бы сейчас он пошевелился, могло бы показаться именно это.
– Ну, а что же вы хотите сделать?
– Выгнать их вон отсюда.
– Как?
– Запугать их до смерти.
– Ты имеешь в виду… – Ньюмен замолк.
– Сделать так, чтобы им здесь стало плохо.
– Как вы думаете это сделать?
– Есть такая организация. Ты знаешь о ней.
– Да.
– Каждый день мы принимаем в нее новых членов. Когда людей будет достаточно, мы начнем действовать.
Они не шевелились. Голоса понизились до шепота. Ньюмен почувствовал, что глубоко сожалеет, что вообще рассказал Фреду о том, что когда-то убил человека.
– Как это, заставить выехать? – невинно спросил он, как будто чтобы таким образом восстановить свой старый образ в глазах Фреда.
– Понимаешь, так чтобы им больше не хотелось здесь жить, – сказал Фред, впервые выказывая нетерпение.
Ньюмен – как казалось, спокойно – снял очки. У него все вздрогнуло внутри, когда Фред своим негнущимся указательным пальцем ткнул его в бедро.
– Дело вот в чем. Когда ребята вернутся с войны, они будут искать организацию, которая сможет дать то, что им нужно. Они не потерпят, что все эти жиды позанимали все должности, все рабочие места. Это ты знаешь, – добавил он. Ньюмен не смог возразить и кивнул. – Совсем скоро у нас будет очередное собрание. Хочешь, скажу когда. Придешь?
– Хорошо. Конечно, – нерешительно вздохнув, сказал Ньюмен.
– Ты же вступишь в члены, да? Тебе все будут рады.
– Я бы этому не удивился, – сказал он.
Она подождала, пока он не поставил еду перед собой, и не начал ужинать, потом подъехала к нему сзади на кресле-каталке; она сидела там и смотрела через дверь с сеткой для защиты от насекомых на небольшой задний дворик.
– На даче у мистера Гаргана сейчас наверно просто замечательно, – сказала она.
Он пробормотал что-то с полным ртом.
– Как ты думаешь, он когда-нибудь пригласит тебя туда.
Он пожал плечами и попытался вспомнить, нет ли чего-нибудь на верхней полке чулана такого, за чем туда могла бы забраться прислуга.
После ужина он вышел на веранду и устроился в одном из двух стоящих там шезлонгов. На верандах домов на противоположной стороне улицы начали появляться люди. Из пятого от него дома его окликнул Блай. Он улыбнулся ему в ответ и помахал рукой.
– Не замерз сегодня? – засмеялся Блай.
Ньюмен засмеялся и помахал головой. Потом, повернувшись в другую сторону, он быстро снял очки и подержал их в руках. То там, то тут вдоль улицы из шлангов забила вода, а люди на верандах сонно смотрели на прохладные струи. Откуда-то донесся отголосок женского смеха, и снова стало тихо. Все окна были открыты. На улице раздался звон упавшей где-то на кухне кастрюли. Мистер Ньюмен услышал сзади в гостиной движение матери. Она включила радио, и кто-то запел сопрано.
– Ты бы полил траву, – сообщила она через окно. – Иначе она сгорит.
Он кивнул, но продолжал сидеть. Было бы нехорошо спускаться с веранды сейчас – все соседи вышли на улицу и если кто-нибудь остановится и заговорит с ним, он может разнервничаться. До сих пор он носил очки на улице без проблем – еще вчера или позавчера он и не обратил бы внимание на их любопытные взгляды. Вчера он был человеком, который работал в Корпорации. Обсуждая новости с Карлсоном или Блаем, или соседом Фредом он всегда оставался человеком, который работает в Корпорации. Этим все было сказано. Что бы им ни показалось в его очках, исчезало уже от самого факта того, где он работает. Но теперь этой поддержки не стало, и он знал, что будет с ними совсем один, и если они заметят, покраснеет и как чужой будет неловко переступать перед ними с ноги на ногу, как будто стесняясь своей внешности.
На другой стороне улицы появился Карлсон, который тащил шланг. Мистер Ньюмен отвернулся. Тот весело крикнул: – Лучше чтоб текла вода!
– А я отдыхаю, – улыбнулся в ответ Ньюмен и опустил глаза на свои туфли.
Он сидел, глубоко забравшись в кресло, и дожидался сумерек. В темноте он смог бы придумать что-то вроде плана. Последний раз он искал работу двадцать пять лет назад. Она нужна ему именно сейчас. Тогда бы он стоял перед домом в очках и поливал лужайку. Завтра ему придется рано выйти из дома, вовремя сесть на подземку, уехать… куда?
Куда?
Он напряженно скрестил наливающиеся ноги, откинулся еще дальше в кресле и попытался расслабиться.
На весь квартал разнесся стук закрываемой двери с сеткой от насекомых, и он повернулся на шум. На веранде дома примыкающего к магазинчику появился человек. Чтобы было лучше видно, мистер Ньюмен наклонился вперед. Осмотревшись, он надел очки. Новый человек в квартале. Длинная борода, седая борода. Господи, неужели у него на голове черная ермолка? Черная ермолка и борода!
Старик усаживался. Он развернул газету. Из бороды торчал длинный мундштук, который он придерживал указательным и большим пальцами.
Мистер Ньюмен сидел и изумленно глазел на него. Наверное, это отец мистера Финкельштейна. Он смутно вспомнил, что кто-то говорил, что отец Финкельштейна умер. Наверное, именно об этом говорил Фред. Человек с длинной седой бородой, в ермолке и с мундштуком…
Он отвел глаза от старика и оглядел всю улицу. На него навалилась глубокая уверенность в том, что все изменилось. Семья Блай умолкла, и они сидели, не двигаясь, уставившись на старика. Мальчик-сирота шептал что-то мистеру Кеннеди на ухо, и оба рассматривали незнакомца. На другой стороне улицы со шлангом в руке насупившись, стоял Карлсон. Все лица повернулись в одну сторону. На улице раздавалось только шипение шлангов. Он поднял руку, медленно снял очки и засунул очки в карман рубашки, широко открыв настороженные глаза.
Волнующее событие разбудило в нем жажду деятельности. Он поднялся с шезлонга и, спустившись по ступенькам, пересек маленькую лужайку, медленно спустился по наклонному въезду к дверям гаража и открыл их. В гараже он нашел свернутый шланг и, разворачивая, понес его вверх по въезду. Он вернулся в гараж и открыл воду, поспешил на траву и поднял наконечник. Вода заклокотала, плюнула и пошла ровной струей. Он поднял голову и посмотрел вперед на веранду углового дома. На улице снова все зашевелились. Но теперь, как казалось, потише. Разговоры на верандах не переходили в громкий смех или в раскованный спор. Появился незнакомец. Ньюмен повернул голову и посмотрел через дорогу на Карлсона, который так и не сдвинулся с места. Ньюмен продолжал смотреть на долговязую фигуру этого сотрудника банка, его костистые руки и белокурые волосы, потом дрожащими пальцами забрался в карман и вынул очки. Он надел их. Тут Карлсон перевел дыхание, повернулся и увидел его. Губы плотно сжались на его вытянутом лице, и, казалось он просит Ньюмена дать ответ на тревожную загадку.
Ньюмен еще раз глянул на угол и как человек, который однажды уже несправедливо пострадал и иронично относится к милостям недостойного мира, он беспомощно пожал приподнятыми плечами и печально покачал головой. Карлсон повернулся и, нахмурив брови, как будто что-то обдумывая, снова уставился на старика в конце квартала. Ньюмен снова повернулся к старику лицом. Он еще долго стоял, с удовольствием поливая лужайку и не снимая очки.
В воскресенье, в девять часов утра он обнаружил, что стоит посередине спальни оглядывается вокруг и пытается вспомнить, зачем он поднялся наверх. Все было трудно вспомнить. Вчера он все утро пытался заставить себя сходить в кино, но ощущение незаконности посещения кинотеатра в рабочее время не позволило ему сделать это. Вчера, уже только вечером он понял, что забыл пообедать. Теперь он стоял, мигая на залитом солнечными лучами ковре, и при мысли о завтрашнем дне его лицо начинало гореть. Снаружи донесся звон церковного колокола… Он радостно повернулся и пошел вниз. Существовало нечто, что он должен был сделать, место, где он должен был побывать. Каждое воскресенье он выходил на угол и покупал газету. Мир снова обрел реальность.
Он едва дошел до тротуара, когда его настигло ощущение чего-то странного. На улице что-то произошло. Это он понял. Может, собака попала под машину. Как будто что-то умерло. С улицы исчез воздух, ничто не двигалось, желтое солнце обдавало жаром. Он шел оглядываясь. Потом посмотрел на свои легкие брюки и проверил, застегнуты ли они. Потом он увидел миссис Дипо. Она не поливала свою лужайку.
В такую жару она всегда поливала лужайку. Она стояла на своей веранде одетая, как всегда, в белое, похожая на пожилую медсестру. И абсолютно неподвижно она смотрела на угол. Тротуар перед ее домом был сухим.
Он пересек мостовую и продолжил свой путь к магазинчику, и, став на край тротуара, он все увидел. На углу, немного позади газетной стойки, возле которой сидел Финкельштейн, стояли трое. Они смотрели… они смотрели на приближающегося мистера Ньюмена. Его сердце болезненно сжалось, и он клял себя за то, что забыл снять очки. Потому что там был и Фред, и Карлсон, и…
Время от времени, – наверное, два воскресенья из пяти – этот маленький остроносый человек, который стоял сейчас с Фредом и Карлсоном, располагался на другой стороне улицы напротив магазина Финкельштейна и продавал газеты из лежащей у его ног пачки. Мистер Ньюмен никогда не обращал на него внимания кроме одного раза, несколько месяцев назад, когда он подумал, что городские власти не должны допускать такую несправедливую конкуренцию между разносчиками и владельцами магазинов, которым приходится платить аренду, в то время как разносчики забирают всю прибыль себе. По этой же причине он был против торговцев вразнос с передвижных лотков.
Однако сегодня остроносый человечек разложил свои газеты прямо на углу возле Финкельштейна – фактически не более чем в пятнадцати метрах от магазина. Мистер Финкельштейн спокойно сидел на раскладном стуле возле стойки, спиной к тем троим и, непривычно широко улыбаясь, смотрел на Ньюмена.
Ньюмен подошел к стойке Финкельштейна с рукой засунутой в карман, а Финкельштейн, который обычно к этому времени уже стоя держал свернутую для Ньюмена газету, поднялся только сейчас, и весьма неожиданно и, как показалось, с благодарностью и облегчением, начал сворачивать для него «Игл». Когда он повернулся к стойке за газетой, Ньюмен глянул на угол и помахал Фреду и сказал: – Привет. Вместо Фреда отозвался остроносый человечек, который проговорил нараспев: – Газеты! Покупайте американское. Газеты! Покупайте!..
Финкельштейн уже подавал ему газету. Он посмотрел на напряженное лицо еврея и как сумасшедший почувствовал, что в нем поднимается гнев. Газета уже коснулась его руки. В другой руке он держал монету в десять центов. Он ясно почувствовал, что внутри что-то хрустнуло, как будто его отрезают прочь. На тротуаре стояли те трое. Здесь стоял он с евреем. Он знал, что его лицо покраснело, ему хотелось купить газету у Финкельштейна, а потом подойти к незнакомому разносчику и купить у него тоже. Дурно было не покупать газету у еврея, потому что он знал, что в его глазах выглядит запуганным. Следовательно, не из чувства жалости он опустил руку пустой и сказал Финкельштейну: – Одну минуту.
А потом он подошел к тем, троим, и остановился перед Фредом, и, улыбаясь от растерянности, но, все еще сердясь, что не может отказать еврею не покраснев, он сказал: – Что происходит, Фред?
Фред глянул мимо него на Финкельштейна, потом по-дружески посмотрел на него. Карлсон, высокий светловолосый банковский служащий – очень консервативный тип человека – был взволнован.
Рядом с этой троицей, Ньюмен почувствовал, как его окутало спокойствие. Ощущение было таким, будто ему вместе с Гарганом удалось провернуть выгодную сделку, будто он был деловым человеком и был одним из тех деловых людей, которые умели жить.
Фред сказал: – Мы только хотим убедиться, что Билли может здесь реализовать свое право, только и всего. А Моргентау пытался выставить его из своего квартала.
Как будто возмутившись, Ньюмен сказал: – Не может быть! Ему хотелось, чтобы Фред продолжал говорить с ним так же доверительно – Фред, и Карлсон тоже.
– Представляешь, какие нервы у этого жида? – тихо спросил Карлсон. Он продолжал дрожать, как будто ему было холодно.
Ньюмен гневно покачал головой. Теперь проще будет сказать матери, что его уволили. После того, что он сейчас сделал, ему будет как-то легче перенести то, что завтра ему некуда идти. Каждый день он будет возвращаться в квартал, частью которого он является. Стоя там, на углу он снова ощутил себя полноценным жителем квартала, и почувствовал себя свободно.
А потом тонколицый человек подал ему газету и сказал: – Газету, мистер?
Ньюмен взял газету из маленькой загорелой руки и заплатил десять центов. Он знал, что Фред и Карлсон смотрят на него, и почувствовал, что они ждут, чтобы и он что-нибудь сказал о Финкельштейне. Он уронил газету, и она рассыпалась на тротуар. Маленький человечек помог ему, когда он наклонился чтобы собрать все листы газеты. Почему же он ничего не может сказать о евреях, ничего из того, что часто говорил сам себе. Он скрипел зубами, вероятно из-за того, что уронил газету, но он знал, что от своего неумения хотя бы пробормотать ругательство в адрес человека, сидящего в нескольких метрах позади него рядом с магазином. И он смог придумать, что единственной причиной его нерешительности было то, что он всегда был категорически против разносчиков, а теперь покупал газету у одного из них, а Фред и Карлсон стоят здесь и ждут теперь, чтобы он говорил и поступал, как человек, который никогда не был против разносчиков. Это было нахальным давлением на него, против которого он возражал, и когда он выпрямился и снова стоял с газетой под мышкой он посмотрел на Карлсона, зубы у которого были явно вставными, и у него появился страх, что они втягивают его во что-то ему чуждое.
Он засмеялся и похлопал газету под мышкой. – Не понимаю, зачем они выпускают их так часто. Между прочим, – быстро сказал он, – вчера ночью я слышал, что лаяли твои собаки. Что-то случилось?
Фред сказал: – Наверное, на луну, – и лениво почесал бедро. Карлсон продолжал внимательно рассматривать лицо Ньюмена, – его задумчивость содержала подозрение. Фред продолжил: – Прошлой ночью было полнолуние. Карлсон, ты видел?
С трудом отрываясь от сосредоточенного рассматривания Ньюмена, Карлсон взглянул на Фреда, и, все еще озабоченный, сказал: – Да.
– Ты, правда, хочешь сказать, что они лаяли на луну, да? – С удивлением, как будто только сейчас узнал о таком, сказал Ньюмен. Почему Карлсон так рассматривал его.
– Конечно, – ты, что никогда о таком не слышал? – сказал Фред.
– Никогда, – сказал Ньюмен. И повернувшись к Карлсону, спросил: – Это что, научный факт?
– Ну да, – отсутствующе сказал Карлсон.
Не позволяя уму Карлсона отвлечься от новой темы, Ньюмен продолжал: – Я читал в «Игл», об одном ученом, который говорит, что после войны люди будут летать на Луну на ракетах.
– Нет, это невозможно, – категорически возразил Карлсон. – Любого кто попробует, разорвет на куски. Почему…
Теперь, когда с лица банковского служащего исчезло изучающее выражение, Ньюмен слушал с облегчением.
Несколько минут все трое стояли на углу, разговаривая о ракетах. Затем Ньюмен поправил газету под рукой и, непринужденно улыбаясь, сказал: – Ну, мне пора. Мать дожидается газеты.
– Увидимся! – сказал Фред.
– Пока! – кивнул Карлсон.
– Спасибо вам, – улыбнулся разносчик.
Ньюмен повернулся и пошел мимо магазинчика, его глаза смотрели строго вперед. Через несколько домов, посередине тротуара стояла миссис Дипо. Как будто поглощенный своими мыслями, Ньюмен сошел с тротуара и начал пересекать улицу. Он направлялся к противоположной обочине и находился как раз в центре проезжей части.
– Вы! Вы должны стыдиться собственного поступка! – Ее резкий старушечий голос казалось достал его и оцарапал шею, но он, не поворачиваясь, продолжил идти к тротуару на своей стороне и уверенно вошел в дом. Внутри он остановился, сжимая в кулак дрожащую правую руку. Глубоко задумавшись, он прошел в столовую и остановился перед зеркалом, висевшим над комнатным растением в горшке.
Завершающее вечер событие он наблюдал с высокой веранды со стороны входа: к дому рядом с магазинчиком на углу задним ходом подъехал старый открытый грузовик. Позади него садилось красное как мяч солнце. Голова мистера Финкельштейна возвышалась над бортами грузовика, – он руководил действиями людей, подтягивающих к краю кузова шифоньер, – и солнце образовывало ореол вокруг его головы. Это был старый шифоньер, – наконец-то привезли мебель его тестя.
Ньюмен неподвижно сидел и наблюдал. Его мать, наконец, устроилась возле открытой кухонной двери, пытаясь читать «Таймс». Он только что закончил уже четвертый раз за сегодня спорить с ней, потому что она никак не могла понять, почему он отказывается сходить к Финкельштейну, чтобы тот поменял эту газету на «Игл», а, прежде всего, почему он считает что «Таймс» лучше. Он настоял на своей новой точке зрения что «Таймс» ей подходит больше, и оставил ее ворчать на кухне.
Сидя теперь на жаре, он размышлял, как это он завтра пройдет мимо газетной стойки на углу и не купит газету. Конечно, он может просто остановиться и купить как обычно, как будто ничего и не произошло. В конце концов, он ничем не был обязан бедняге еврею, но это конечно не объяснение. И вполне могло случиться так, что в тот момент, когда он будет расплачиваться с Финкельштейном, мимо будет проходить Фред или Карлсон…
Краем глаза он заметил, что кто-то остановился на другой стороне улицы. Карлсон, увидел он. Тощий, с садовой лопатой в руке, он смотрел туда, где разгружался грузовик. Он повернулся к Ньюмену и, кивнув в сторону грузовика, сказал: – Вторжение продолжается.
Быстро, слишком приветливо, Ньюмен ответил ему через улицу: – Вот и я смотрю.
Они обменялись угрюмыми кивками, и Карлсон зашел в дом.
Миссис Дипо стояла перед своим домом, который был на четыре дома ближе к углу, чем дом Карлсона и мелким дождиком поливала свою лужайку. Сидящая рядом с ее тростью сука-спаниель тянула морду к освежающей воде. Время от времени, миссис Дипо поглядывала через улицу на Ньюмена. Он знал, что так поздно она никогда не поливала.
Из дома, в который вносили мебель, вышел седобородый старик. Следом за ним выбежали Мортон и Ширли и с криком побежали к стоящему рядом с грузовиком Финкельштейну. Он шлепнул девятилетнюю Ширли, и она убежала в дом. Одиннадцатилетний Мортон стоял возле отца и деда и смотрел, как работают грузчики.
А теперь – Ньюмен знающе кивнул головой, – старик вынесет стул на лужайку и будет читать еврейскую газету, а через несколько месяцев въедет еще одна семья, а через год жильцы квартала начнут продавать свои дома. Наверное, Фред был прав; округу нужно от них очистить. Однако они имеют право жить где угодно…
Совсем неподалеку хлопнула, закрываясь, дверь с сеткой от насекомых. Он повернулся и увидел, как из соседнего дома с грохотом вывалился Фред, натягивая брюки и застегивая их на твердом выпирающем животе. Во рту у него была свежая сигара, – он только что поужинал. С удовольствием выгибая спину, он стоял, рассматривая грузовик на углу. Потом он повернулся к Ньюмену, чья веранда отделялась от его, низкой перегородкой из кирпича. Ньюмену казалось, что после еды он всегда становился полнее и как-то грубее с торчащей вперед свежей сигарой и зубами, которые были видны под косящими, запухшими глазами.
Повернувшись лицом к Ньюмену, он только один раз указал головой на грузовик. Ньюмен сердито сжал губы и покачал головой.
Не говоря ни слова Фред, подошел к перегородке и, приподняв бедро, устроился на ней опираясь спиной о дом.
Ньюмена охватило беспокойство. Его ладони на подлокотниках шезлонга стали скользкими.
– Присаживайся, – по-соседски сказал он Фреду, и снял очки.
Фред перемахнул через перегородку и подошел к нему. Он пружинисто сел на другой шезлонг и откинулся на спинку, глядя на небо над ровной линией крыш домов на другой стороне улицы. Солнце уже опустилось за грузовик, и он отбрасывал от угла длинную тень. Фред выдохнул дым, который повис вокруг его головы, потом повернулся и перевел свои запухшие глаза на Ньюмена. Ньюмен почувствовал, как забилось его сердце. Он никогда не мог сказать, о чем думал Фред, потому что в его глазах был виден только блеск.
– Очки купил, да? – рассматривая очки, Фред высасывал застрявшую между зубов частичку пищи.
– Да, вот совсем недавно, – непринужденно ответил Ньюмен, вертя их в руках.
Фред вытянул ноги и скрестил их. – Я различаю дорожные знаки за милю. Я ем овощи. – Он снова уставился поверх крыш.
– Овощи? Это никогда мне не помогало, – с готовностью сказал Ньюмен.
– Я имею в виду сырые. Видел, что делают собаки? Когда у них начинает слабеть зрение, они ищут и едят траву. Понаблюдай как-нибудь за моими собаками.
– Я думал, они едят траву для пищеварения.
– Пищеварение всегда связано со зрением, – авторитетно сказал Фред.
Ньюмен не был согласен. Месяц назад он бы упорно спорил. Но это был первый раз, когда Фред сидел с ним на его веранде. – Я никогда не знал об этом.
– Будь уверен, – сказал Фред и повернул голову направо, к грузовику. – Можешь прочитать надпись на грузовике.
Ньюмен надел очки. – Лед, – сказал он.
– Нет, под этим.
– Ну, нет, этого я не могу прочесть.
– Доминик Аудитор, Уголь и Лед. Брум стрит, 46. – Прочитав адрес, он казалось, сам удивился. Оба были поражены этим. – Брум стрит, – повторил он. – Это в нижней части Ист-Сайда. – Он повернулся и посмотрел на Ньюмена. – Вот кого он сюда привозит.
Некоторое время они оба смотрели на грузовик и на стоящего рядом с ним Финкельштейна. Фред повернулся и как будто хотел заговорить, но продолжал сидеть, уставившись на лицо соседа.
Ньюмен почувствовал, что сложившиеся слова уже готовы выскочить изо рта. Но он не был уверен, что они прозвучат без фальши. Он не привык говорить о насилии. К тому же теперь, после того, как вышел Фред, с другой стороны улицы на него смотрела миссис Дипо. Он промолчал. Фред продолжал смотреть прямо ему в лицо. Он почувствовал, как краснеют его щеки. Он вынул носовой платок и, прикрыв им лицо, громко высморкался.
– Карлсон бился со мной об заклад, что сегодня утром ты у него купишь.
– У него ? – Ньюмен услышал что смеется.
– Я знал, что ты этого не сделаешь. Теперь мы собираемся каждое воскресенье приводить Билли на угол.
– Отлично, – спокойно сказал Ньюмен. Фред кивнул и снова повернулся на угол.
Ньюмен почувствовал, как будто на него подул прохладный освежающий ветерок и откинулся на спинку. Он погрузился в радужное видение понедельника, возможно работа в «Дженерал Электрик», больше денег опять же… – Как твои собаки? – безмятежно спросил он.
– Разленились, но в порядке. Я готовлюсь к большой охоте на открытие сезона.
– Снова поедешь в Джерси?
– Да. – Фред мечтательно покачал головой. – Знаешь, все отдал бы, чтоб сейчас поохотиться. Черт подери, я могу охотиться круглый год.
Никогда прежде между ними не возникала такая доверительность. Ньюмен услышал дружеские нотки. Он всегда раздражался от мысли, что Фред считает его чудаком. Теперь по какой-то причине он вырос в глазах Фреда. Это было приятно. – Хочешь принести жене еще лисьих шкурок?
– У нее уже есть две. Не хочу ее баловать. Видел мое новое ружье?
– Новое купил, да? Смешно, но я не увлекаюсь охотой. – Возможно… возможно он и сходит на следующий раз. Хорошая новая работа завтра, потом с ребятами на охоту.
– Ты что, никогда ничего не подстрелил? – недоверчиво спросил Фред.
– Да нет, ничего…
– Но ведь ты же был на войне, правда?
– Да, но… – Он смутился от мысли о сравнении охоты на животное и тем, чем он занимался на войне. – Честно говоря, я об этом не рассказываю. Это то, о чем хочется забыть.
– Ты уложил кого-нибудь?
– Ну, да. – Чтобы покончить с этим, он признался: – Однажды я попал в одного фрица.
– Как это было? – Фред неожиданно полностью переключился на него. – Как ты его уложил? – Он замер и его голос был едва слышен.
Ньюмен попытался засмеяться, – Обычно, – потом снова посмотрел вперед, удивляясь, почему ему нужно бояться этого неожиданного восхищения Фреда тем, что он убил человека.
– Ты ходил посмотреть, куда ты в него попал?
– Фред, я не люблю говорить об этом, – серьезно и категорично сказал он. Он не мог понять, как, но то убийство как будто перекликалось с сегодняшним днем.
– Ладно, но это произошло с первого выстрела? – спросил Фред так, будто это был последний вопрос на ответе, на который он настаивал.
Ньюмен услышал, как завелся грузовик для перевозки льда и с облегчением повернулся, чтобы увидеть, как он уезжает. Финкельштейн и его юный сын наблюдали за этим стоя на краю тротуара. Ньюмен глянул на Фреда, который повернулся, чтобы посмотреть на них. На щеках у Фреда вздулись желваки. Он снова повернулся к Ньюмену и уставился на него своими прищуренными голубыми глазами.
– Ты знаешь, что мы собираемся делать. Знаешь, да? – спросил он тихим хриплым голосом.
– Я… да, ты говорил мне.
– Ты с нами?
Ньюмену хотелось бы, чтобы они сидели немного дальше друг от друга, чтобы он мог двигаться. Он не хотел уклоняться от взгляда Фреда, а если бы сейчас он пошевелился, могло бы показаться именно это.
– Ну, а что же вы хотите сделать?
– Выгнать их вон отсюда.
– Как?
– Запугать их до смерти.
– Ты имеешь в виду… – Ньюмен замолк.
– Сделать так, чтобы им здесь стало плохо.
– Как вы думаете это сделать?
– Есть такая организация. Ты знаешь о ней.
– Да.
– Каждый день мы принимаем в нее новых членов. Когда людей будет достаточно, мы начнем действовать.
Они не шевелились. Голоса понизились до шепота. Ньюмен почувствовал, что глубоко сожалеет, что вообще рассказал Фреду о том, что когда-то убил человека.
– Как это, заставить выехать? – невинно спросил он, как будто чтобы таким образом восстановить свой старый образ в глазах Фреда.
– Понимаешь, так чтобы им больше не хотелось здесь жить, – сказал Фред, впервые выказывая нетерпение.
Ньюмен – как казалось, спокойно – снял очки. У него все вздрогнуло внутри, когда Фред своим негнущимся указательным пальцем ткнул его в бедро.
– Дело вот в чем. Когда ребята вернутся с войны, они будут искать организацию, которая сможет дать то, что им нужно. Они не потерпят, что все эти жиды позанимали все должности, все рабочие места. Это ты знаешь, – добавил он. Ньюмен не смог возразить и кивнул. – Совсем скоро у нас будет очередное собрание. Хочешь, скажу когда. Придешь?
– Хорошо. Конечно, – нерешительно вздохнув, сказал Ньюмен.
– Ты же вступишь в члены, да? Тебе все будут рады.