Страница:
При этом бывают случаи, когда с ними важно поддерживать хорошие отношения. Перед отъездом из «Долгого плеса» я обнаружил еще одну записку Джорджа насчет тортиков, а это значило, что сразу по прибытии в «Блэк-велл» мне следует получить разрешение Осгуда.
– Ничего, если я днем заброшу еще один тортик? – спросил я, сунув голову в дверь его конторы.
– Ага, – ответил он. – Должно быть ничего. Если меня не будет, сунешь под стол.
– Нормально. Спасибо.
К этому времени естественная любознательность Джонатана побудила его всерьез заинтересоваться тортиками.
– Это просто побочная профессия моего помощника, – объяснил я по пути в «Ватный город». – Совершенно безвредная. Переброска нескольких коробок туда-сюда, только и всего.
Как и днем раньше, в «Пекарню Сандро» следовало доставить дюжину тортиков, и когда мы туда прибыли, Джонатан, к моему удовольствию, вызвался помочь их внести. Сандро, со своей стороны, был само дружелюбие – он даже настоял, чтобы мы задержались на чашечку чая.
– Итак, мой друг, – сказал он, – вы записались в нашу великую Схему Полной Занятости?
– Да, – ответил Джонатан. – Это моя первая рабочая неделя.
– Что ж, вам предстоят славные деньки, – объявил Сандро. – Славные, славные деньки.
Пока он это произносил, я снова вспомнил, каким почетом пользовалась Схема в глазах широкой публики. Сандро был самым работящим человеком, какого я встречал. Каждый день он по многу часов трудился у раскаленных печей вместе с тремя своими верными помощниками, а мы проводили жизнь в праздности, разъезжая повсюду на своих фургонах. И тем не менее он обращался к нам так, будто мы существовали на совершенно ином плане бытия, будто нас как-то особо отметила судьба.
– Да, – заметил я. – Вообще-то нам не на что жаловаться.
– Ладно, друзья мои, – сказал Сандро. – Увидимся завтра.
Он вручил мне тортик для дальнейшего путешествия, и мы попрощались. Пекарня его в то утро казалась почему-то особенно жаркой, и выйти наружу было вдвойне приятно. Я задержался на минутку, чтобы насладиться свежим ветерком, и тут по спине моей пробежал холодный озноб. У моего «УниФура» стояла фигура в черном пальто и черной фуражке с высокой тульей.
– О нет, – пробормотал я. – Это Несбитт.
– А это еще кто? – спросил Джонатан, уловив настороженность в моем голосе..
– Золотая Кокарда. Разговаривать буду я.
Несбитт не смотрел в нашу сторону, но я не сомневался: он полностью осведомлен о нашем приближении. Когда мы подошли, он стоял абсолютно неподвижно и рассматривал левое переднее колесо фургона.
– Доброе утро, мистер Несбитт, – выдавил я.
– Доброе, – отозвался он, не поднимая взгляда. – Рад, что вы вернулись. Ждать тут – несколько промозгло.
– Ну да, наверное.
– Так давайте же сядем все в кабину, а?
– Точно.
Под мышкой у меня подозрительно выпирала коробка с тортиком, а я шарил по карманам. Потом достал ключ, отпер дверцу и положил внутрь тортик, а когда обернулся, Несбитт не сводил с меня глаз.
– Смешной у вас синий.
5
6
– Ничего, если я днем заброшу еще один тортик? – спросил я, сунув голову в дверь его конторы.
– Ага, – ответил он. – Должно быть ничего. Если меня не будет, сунешь под стол.
– Нормально. Спасибо.
К этому времени естественная любознательность Джонатана побудила его всерьез заинтересоваться тортиками.
– Это просто побочная профессия моего помощника, – объяснил я по пути в «Ватный город». – Совершенно безвредная. Переброска нескольких коробок туда-сюда, только и всего.
Как и днем раньше, в «Пекарню Сандро» следовало доставить дюжину тортиков, и когда мы туда прибыли, Джонатан, к моему удовольствию, вызвался помочь их внести. Сандро, со своей стороны, был само дружелюбие – он даже настоял, чтобы мы задержались на чашечку чая.
– Итак, мой друг, – сказал он, – вы записались в нашу великую Схему Полной Занятости?
– Да, – ответил Джонатан. – Это моя первая рабочая неделя.
– Что ж, вам предстоят славные деньки, – объявил Сандро. – Славные, славные деньки.
Пока он это произносил, я снова вспомнил, каким почетом пользовалась Схема в глазах широкой публики. Сандро был самым работящим человеком, какого я встречал. Каждый день он по многу часов трудился у раскаленных печей вместе с тремя своими верными помощниками, а мы проводили жизнь в праздности, разъезжая повсюду на своих фургонах. И тем не менее он обращался к нам так, будто мы существовали на совершенно ином плане бытия, будто нас как-то особо отметила судьба.
– Да, – заметил я. – Вообще-то нам не на что жаловаться.
– Ладно, друзья мои, – сказал Сандро. – Увидимся завтра.
Он вручил мне тортик для дальнейшего путешествия, и мы попрощались. Пекарня его в то утро казалась почему-то особенно жаркой, и выйти наружу было вдвойне приятно. Я задержался на минутку, чтобы насладиться свежим ветерком, и тут по спине моей пробежал холодный озноб. У моего «УниФура» стояла фигура в черном пальто и черной фуражке с высокой тульей.
– О нет, – пробормотал я. – Это Несбитт.
– А это еще кто? – спросил Джонатан, уловив настороженность в моем голосе..
– Золотая Кокарда. Разговаривать буду я.
Несбитт не смотрел в нашу сторону, но я не сомневался: он полностью осведомлен о нашем приближении. Когда мы подошли, он стоял абсолютно неподвижно и рассматривал левое переднее колесо фургона.
– Доброе утро, мистер Несбитт, – выдавил я.
– Доброе, – отозвался он, не поднимая взгляда. – Рад, что вы вернулись. Ждать тут – несколько промозгло.
– Ну да, наверное.
– Так давайте же сядем все в кабину, а?
– Точно.
Под мышкой у меня подозрительно выпирала коробка с тортиком, а я шарил по карманам. Потом достал ключ, отпер дверцу и положил внутрь тортик, а когда обернулся, Несбитт не сводил с меня глаз.
– Смешной у вас синий.
5
– Что смешной? – спросил я.
– Цвет рубашки.
– Но это синий воротничок по инструкции. Несбитт уткнул подбородок в грудь и внимательно посмотрел на меня из-под козырька.
– Воротничок, может, и синий, – сказал он, – но не по инструкции.
– Раньше был по инструкции.
– А я раньше был грудным младенцем. Эта рубашка – прошлогодняя, поэтому избавьтесь от нее и вытащите свежую из ее прекрасной целлофановой упаковки. Вы же получили новую форму, я полагаю?
– Да.
– Ну и вот. Я рассчитываю, что при следующей нашей встрече вы будете в ней.
– Хорошо.
– Я не стану придавать этому делу огласку, учитывая, что у нас месячник доброй воли.
– Спасибо.
– А теперь давайте зайдем в тепло.
Одним движением Несбитт шагнул к «УниФуру» и взлетел на откидное сиденье, закрыв за собой дверцу. Я направился к месту водителя, Джонатан поплелся за мной.
– Месячник доброй воли? – вполголоса спросил я. – О чем это он? Месячник закончился несколько недель назад.
Несбитт был не особо крупный мужчина, но когда я открыл со своей стороны дверцу и заглянул внутрь, казалось, он заполнил собой всю кабину. Не сняв высокой фуражки с этой блестящей Золотой Кокардой, он сидел, глядя прямо перед собой в ветровое стекло, и ждал, когда мы заберемся. Джонатану места почти не осталось, но ему все равно следовало втиснуться, и он пролез чуть ли не под рулем и примостился на металлическом кожухе между сиденьями. Поездка не будет комфортной. Я влез следом и захлопнул дверцу.
– Подумал, мне стоит с вами немного покататься, – проинформировал нас Несбитт. – Давненько я в этих местах не был, неплохо бы освежить память. Продолжайте, пожалуйста, будто меня здесь нет.
– Мы как раз ехали в «Ватный город», – вымолвил я, стараясь, чтобы прозвучало по-деловому.
– Да, – был ответ. – Это мне известно.
Я завел двигатель и вывел «УниФур» на дорогу, надеясь, что шум мотора не даст нам разговаривать с Несбит-том. Какое-то время так все и было, и по Кольцевой мы втроем ехали немо. Я то и дело поглядывал на коробку с тортиком – она лежала на приборной доске прямо перед Несбиттом и частично загораживала ему обзор. Как Джонатан и отметил в свой первый день, перевозить грузы в кабине было запрещено, но никто пока ничего не сказал. Я пытался об этом не думать и сосредоточился на том, чтобы доехать до «Ватного города» по графику. Этого я добился – мы вкатились в центральные ворота депо ровно в двенадцать сорок пять.
Интересно было наблюдать, как подействовало наше появление на персонал депо. Когда мы въехали во двор, Хоскинс стоял на своем излюбленном месте и отмечал приезд всех на обед. Он как ни в чем не бывало кивнул нашему транспортному средству, а затем, увидев, кто едет на откидном сиденье, практически вытянулся во фрунт. Сходным же образом деятельность на погрузочной рампе как бы удвоилась, стоило мне сдать задним ходом, а Несбитту – открыть дверцу. Через долю секунды с вильчатым погрузчиком появился Кевин Дженнингс – маневрируя, чтобы пристроиться нашему УФ в корму, он изо всех сил насвистывал. Немузыкальный хрип Кевина привлек внимание Клиффа Клиффорда – еще через мгновение он выступил на сцену, маша перед собою экстраширокой метлой. Уоттса те же звуки привели к двери конторы. Он появился, когда Несбитт начал подниматься по лестнице со двора.
– А, здрасьте, Сайрил, – сказал Уоттс, которого явно застали врасплох. – Что привело вас в наш медвежий угол?
– Любопытство, – ответил Несбитт. – Меня подбросили вот эти джентльмены.
Оказавшись таким образом в лучах прожекторов, мы с Джонатаном сделали вид, что нам обоим очень некогда. Я захватил с собой пачку свежайших накладных и теперь принялся ее листать, отыскивая предназначенную для «Ватного города». Джонатан же откинул защелку и откатил дверь, явив всему свету тележку с поддоном, которую мы возили с собой уже почти неделю.
Момент был такой: я поднял голову и увидел, как Джонатан смотрит на меня, потом на тележку, потом снова на меня. Кевин посмотрел на тележку, потом на меня. Уоттс посмотрел на Кевина, потом на тележку, потом на меня. На Несбитта не смотрел никто.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Э-э… нет-нет, – ответил Уоттс. – Сегодня груз довольно легкий, не так ли?
– Да, – ответил я, уловив подсказку. – Хотя для «Блэквелла» было много.
– Вот как?
– Да.
– А для нас ничего?
– Нет. Эта тележка едет в «Веселый парк».
– О, – сказал Уоттс, не спуская с меня глаз. – Понимаю.
Наш свинцовый диалог прервался, когда Несбитт вдруг сделал шаг внутрь «УниФура». Мы наблюдали, как он ведет привычной рукой по тормозной рукоятке тележки.
– Напоминает о прежних днях, – сказал он. – Пока мы не перешли на электричество.
Что там говорить – изречение Несбитта не должно было служить сигналом к задушевной беседе о давно ушедшем золотом веке. Целью его было напомнить всем присутствующим о его, Несбитта, старшинстве над всеми нами, а следовательно – авторитете. Не то чтобы мы в таком напоминании нуждались. Кевин, Клифф и я были вполне осведомлены о его репутации; знали мы и то, что даже Уоттс, простой чиновник с Серебряной Кокардой, вынужден был следить за своим языком в присутствии Несбитта. К примеру, обращение к нему по имени – «Сайрил» – было рассчитанным риском. Хоскинс же тем временем хранил почтительное молчание. Один Джонатан не имел никакого представления о значении Золотой Кокарды, но и он, похоже, проникся внушительностью человека в черной фуражке с высокой тульей.
Прошло еще несколько мгновений: все тихо созерцали тележку. Несбитт повернулся к Кевину:
– Есть что-нибудь для «Блэквелла»?
– Только два поддона, – ответил тот.
Несбитт глянул на часы:
– Без десяти час, – сказал он. – Времени еще много.
И без единого слова зашагал к конторе, Уоттс – за ним по пятам, а Кевин и все остальные устроили грандиозный спектакль с погрузкой двух поддонов в наш «УниФур» самым наиэффективнейшим образом. Без трех минут час задача была выполнена, но на обед сбегать никто и не думал. Вместо этого мы все схватили по метле и еще раз хорошенько прошлись по всей рампе. Только в час безопасно было закончить работу. Тютелька в тютельку Клифф и Кевин отставили свои орудия труда и направились к дверям столовой.
– Сходи с ними, с народом познакомишься, – предложил я Джонатану. – В картишки перекинетесь. Они тут все очень дружелюбные.
– А ты идешь? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Пожалуй, я останусь с фургоном.
Следующие полчаса я размышлял, что мне делать с тортиком. Он торчал на приборной доске отягчающей уликой, плакатом, гласящим, что я нарушил одно из кардинальных правил Схемы. Перевозка частных грузов «УниФурами» в кабине либо в фургоне не дозволялась, и оставайся у меня хоть какой-то здравый смысл, я избавился бы от тортика здесь и сейчас. С другой стороны, Несбитт ни словом не обмолвился о коробке весь путь до «Ватного города», что свидетельствовало об одном: он предпочел ее игнорировать. Оставался один способ доставить тортик Питу Гиггсу – взять коробку с собой в депо «Блэквелл», – поэтому я решил придерживаться плана и надеяться на лучшее.
Вторая цепь размышлений касалась Уоттса и его реакции, когда он увидел тележку с поддоном. Я всегда расценивал Уоттса как несгибаемого деспота, но теперь понял, что недооценивал его. Он с легкостью мог бы заложить меня за недоставку этой тележки, особенно перед Несбиттом, однако в действительности изо всех сил постарался сменить тему. Я сделал себе мысленную зарубку. Уоттс на самом деле мягче, нежели я думал раньше. Такие вещи знать всегда полезно.
Несбитт же оставался совершенно непостижим. Осгуд отмечал, что никому в точности не известно, как у Несбитта работают мозги, но на деле это было глубочайшим преуменьшением. Несбитт – тотально свободный агент, и единственная его функция – увековечение бесперебойности Схемы. Человек с неограниченной властью, он совал нос во все, что привлекало его внимание, и сегодня по каким-то своим причинам решил прокатиться в нашем «УниФуре». Я рассчитывал, что он вернется ровно в час тридцать, поэтому в час двадцать пять сел за руль дожидаться. В конечном же итоге первым вернулся Джонатан.
– Я слышал интересные дискуссии в столовой, – сообщил он. – Вообще-то там разгорелось несколько жарких споров.
– О чем? – спросил я.
– Ну, за соседним столиком говорили о том, как лучше добиваться ранних увольнительных.
– Вот как?
– Один парняга сказал, что нужно просто весь день тормозить, пока так не отстанешь от графика, что у них не останется другого выхода – только подписать тебе путевой лист. Тут вмешался другой парняга и сказал, что это неправильно и лучше всего сговориться с каким-нибудь начальством и подписать все путевки заранее. А первому парню такое не понравилось, потому что это будет означать, что ты им должен.
– Это правда.
– И вот они как завелись насчет того, как заканчивать пораньше, будто у них весь день на этом стоит.
– Для некоторых так и есть.
– Но я думал, что это – Схема Полной Занятости!
– Ну… да.
– Я не понимаю, как такое может быть, если всем нечем заняться.
– Штука в том, – сказал я, – что имеется разница между полной занятостью и полнотой занятий. Это правда, в Схеме есть много незадействованного потенциала, но лучше платить людям за то, что они не полностью заняты, чем вообще лишать их работы, правда?
– Наверное.
– Хотя ты прав, – уступил я. – Некоторые действительно перебарщивают с ранними увольнительными.
– Именно так тот другой парняга им и сказал. Его Джон звали. Он вдруг подошел к столику и сказал, что они все испортят, если будут так перебарщивать и дальше.
– Это Джон Форд был, – сказал я. – Величайший поклонник Схемы, но упертый донельзя.
– Ага, он на остальных так и кинулся.
– И что они ему ответили?
– Просто расхохотались.
Открылась левая дверца и в кабину сунулся Несбитт.
– Кто расхохотался? – спросил он.
– Э-э… да парни в столовой, – ответил Джонатан.
– Это хорошо, – сказал Несбитт. – Я рад, что все счастливы. Подвиньтесь-ка.
Пока мы беседовали, Джонатан развалился на откидном сиденье, похоже забыв о неизбежном возвращении Несбитта. Теперь же ему снова пришлось устраиваться на кожухе посередине. Несбитт забрался в кабину, и мы двинулись дальше по своему ежедневному маршруту.
Всю следующую часть путешествия я не уставал поражаться, насколько быстро мы приспособились к такому важному пассажиру на борту. Мало того, что закончились все разговоры, кроме самых необходимых, – его присутствие повлияло и на то, как я веду машину. В Схеме был принят некий кодекс поведения, который подразумевал и вежливость к другим пользователям дорог. Что неотделимо от образа «УниФура» – некого образцового транспортного средства с искусным водителем, которое делит трассы со всеми остальными. В реальности же все, конечно, было иначе. Ввиду своих размеров и неповоротливости «УниФуры» служили первоочередным источником дорожных заторов в большинстве больших и малых городов, а это зачастую будило всё худшее в собратьях-водителях. Обычное зрелище: УФ подрезается каким-нибудь автомобилем или грузовиком, отчаянно старающимся вырваться вперед. В результате все мы выработали привычку рьяно защищать свое пространство на дороге, будто командовали штурмовыми танками, а не скромными грузовыми фургонами. Сегодня же я был воплощенной любезностью. Под присмотром Несбитта я превратился в самого вежливого и заботливого человека, когда-либо сидевшего за баранкой: я уступал дорогу всем и каждому и жизнерадостно махал торопыгам рукой. Несбитт по этому поводу ничего не сказал – да и не смотрел он никуда, только на дорогу прямо перед собой. Тем не менее я знал, что он засекает каждое мое движение.
К тому времени, как мы прибыли в «Блэквелл», начала одолевать усталость. Обычно здесь представлялась возможность выпить чашечку чаю, но сегодня у меня было предчувствие, что чай придется пропустить. Хотя одно я знал наверняка: это депо предупредили о приезде Несбитта. Очевидно это становилось уже по количеству персонала, материализовавшегося на рампе в тот момент, когда мы въехали во двор. Насколько я видел, наружу высыпал весь личный состав. Чарли Грин и Мик Долстон деловито подравнивали огромную башню запасных поддонов, Деннис Кларк и Стив Картер им помогали. Лен Уокер тем временем выводил вильчатый погрузчик на позицию. Когда я сдавал задним, из конторы спустился Гослинг и принялся направлять меня серией бессмысленных телодвижений. Маневрировать сразу стало гораздо труднее. Я водил «УниФур» уже пять лет, однако из-за Гослинга встал в парковочную щель у рампы лишь со второй попытки. Наконец выключил двигатель и стал ждать, пока вылезет Несбитт. Но он остался сидеть, где сидел.
– Ну что, – сказал он. – Похоже, у нас на борту имеется дополнительный предмет.
При этом он смотрел прямо на коробку с тортиком.
– О, – сказал я. – Ну да.
– Давайте же заглянем внутрь, а?
Несбитт протянул руку, взял коробку с приборной доски и установил ее себе на колени. После чего снял крышку. Внутри лежал тортик, покрытый желтой глазурью. По ободу шли засахаренные апельсиновые и лимонные дольки, а на самой верхушке стоял крохотный сахарный велосипед: Вокруг были расставлены свечки и разбросаны слова: ОСОБЕННОМУ МАЛЬЧИКУ СЕГОДНЯ ПЯТЬ.
– Довольно красивый, – заметил Несбитт. – А марципан внутри есть?
– Полагаю, да, – ответил я.
– Я очень неравнодушен к марципану.
– Правда?
– Очень и очень неравнодушен.
Несколько мгновений я припоминал собственное далекое детство, недели, что я проводил в ожидании своего дня рождения. Припомнил я и те давно ушедшие дни, когда к такому тортику с зажженными свечами стремились все мои детские надежды и мечты, а день этот гарантированно возвращался из года в год.
И тут я повернулся к Несбитту и сказал:
– Хотите кусочек?
– Да, спасибо, – ответил он. – С чаем будет в самый раз.
Снова закрыв тортик, он сунул коробку под мышку и вылез из «УниФура». Мы с Джонатаном переглянулись и последовали за ним.
– Добрый день, Сайрил! – крикнул Осгуд из дверей конторы. – Я как раз чайник поставил, если хотите поучаствовать.
Если Осгуд и понял, что Несбитт несет под мышкой, то виду не подал. Профессионал до мозга костей – он стоял, придерживая дверь, пока начальник поднимался по лестнице и входил. Как я заметил, Гослинга на чаепитие не пригласили.
Лен Уокер, похоже, был абсолютно счастлив визитом Несбитта.
– Хе-хе! – все повторял он. – Сегодня пораньше никто не уйдет.
Чарли и все остальные явно смирились с этим неоспоримым фактом. Полностью перестроив штабель поддонов, они приложили всю свою энергию к разгрузке фургона, подъехавшего за нами. Скорость, с которой они выполняли поставленную задачу, несколько ошарашила водителя и его помощника – не успели они и до рампы дошагать, а процесс уже был в полном разгаре. Но их быстро проинформировали о присутствии Несбитта, они построились и углубились в полировку фар и зеркал.
Вся эта жизнедеятельность дала возможность Гослин-гу на чем-то сосредоточиться, и казалось, что он умеренно доволен, надзирая за происходящим, пока дверь в контору четверть часа оставалась закрыта. Когда же она открылась снова, все мы деловито трудились над выполнением своих заданий. Из конторы вышел Несбитт с коробкой под мышкой.
Я отчасти надеялся, что он предпочтет остаток дня провести в «Блэквелле», – особенно после замечания Лена, что сегодня домой пораньше никто не уйдет. Еще бы, думал я, хватит уже ему, наверное, раскатывать в «УниФуре». Но я ошибался. Держа коробку под мышкой, он спустился по лестнице и опять направился к нашему транспортному средству. Бредя за ним следом, мы с Джонатаном ловили сочувственные взгляды. Осгуд стоял в дверях с видом небывалого облегчения от того, что посиделки с Не-сбиттом завершились.
Забравшись в кабину, я увидел, что коробка с тортиком как ни в чем не бывало снова стоит на приборном щитке, будто ее оттуда и не снимали. Джонатан балансировал на своем кожухе, а Несбитт листал книжку нарядов.
– Так, – сказал он. – Отсюда вы теперь должны ехать в «Веселый парк».
– Да, – ответил я. – Последний заезд сегодня.
Несбитт закрыл книжку и сунул в карман.
– В «Веселый парк» мне ехать не хочется, – объявил он. – Вы же для них ничего отсюда не забирали?
– Тут ничего и не было.
– Вы правы. Давайте мне путевой лист, я подпишу вас прямо в «Долгий плес». А затем мы все сможем уйти домой немного раньше, правда?
– Э-э… да, – ответил я, передавая ему путевой лист. – Спасибо.
– Дело не в благодарности, – сказал он. – Дело в том, что мне еще ехать долго.
Пока Несбитт заполнял графы, я вдруг вспомнил, что не обменялся с Леном накладными за те два поддона, что мы им доставили. Посреди всего этого неистовства мы забыли о простейшем ритуале, поэтому я выскочил из кабины и кинулся искать Лена. Вернулся я примерно три минуты спустя; Несбитт по-прежнему держал в руках путевой лист, но теперь, похоже, вдумчиво его изучал. По этому листу мы работали последнюю неделю, так что большинство клеточек уже было заполнено.
– Тут, я вижу, много подписей, – заметил Несбитт. – Вы, судя по всему, в «Веселый парк» в прошедшем месяце почти не заезжали.
– Да, – ответил я. – Судя по всему, нет.
– И лист вам подписывал один и тот же человек.
– Да.
– Среда, четверг и пятница на прошлой неделе. Понедельник и вторник на позапрошлой. Пятница на поза-позапрошлой. Чья же тут фамилия?
Я взял путевой лист и пробежал глазами колонку идентичных подписей. Каждая сводилась к букве Г с длинным закрученным хвостиком.
– Э-э… мне кажется, она принадлежит мистеру Гослингу.
– Мистеру Гослингу, – повторил Несбитт, забирая у меня из рук лист. – Понимаю.
Он сунул руку в глубины своего пальто и извлек блокнот. Мне было показалось, что это книжка нарядов, которую он уже изучал раньше, но одного взгляда хватило, чтобы понять: страницы этого блокнота чисты. После чего Несбитт принялся списывать что-то из нашего путевого листа, присовокупляя к каждой записи собственные комментарии. И только потом убрал блокнот.
– Ладно, – сказал он. – поехали в «Долгий плес».
– Цвет рубашки.
– Но это синий воротничок по инструкции. Несбитт уткнул подбородок в грудь и внимательно посмотрел на меня из-под козырька.
– Воротничок, может, и синий, – сказал он, – но не по инструкции.
– Раньше был по инструкции.
– А я раньше был грудным младенцем. Эта рубашка – прошлогодняя, поэтому избавьтесь от нее и вытащите свежую из ее прекрасной целлофановой упаковки. Вы же получили новую форму, я полагаю?
– Да.
– Ну и вот. Я рассчитываю, что при следующей нашей встрече вы будете в ней.
– Хорошо.
– Я не стану придавать этому делу огласку, учитывая, что у нас месячник доброй воли.
– Спасибо.
– А теперь давайте зайдем в тепло.
Одним движением Несбитт шагнул к «УниФуру» и взлетел на откидное сиденье, закрыв за собой дверцу. Я направился к месту водителя, Джонатан поплелся за мной.
– Месячник доброй воли? – вполголоса спросил я. – О чем это он? Месячник закончился несколько недель назад.
Несбитт был не особо крупный мужчина, но когда я открыл со своей стороны дверцу и заглянул внутрь, казалось, он заполнил собой всю кабину. Не сняв высокой фуражки с этой блестящей Золотой Кокардой, он сидел, глядя прямо перед собой в ветровое стекло, и ждал, когда мы заберемся. Джонатану места почти не осталось, но ему все равно следовало втиснуться, и он пролез чуть ли не под рулем и примостился на металлическом кожухе между сиденьями. Поездка не будет комфортной. Я влез следом и захлопнул дверцу.
– Подумал, мне стоит с вами немного покататься, – проинформировал нас Несбитт. – Давненько я в этих местах не был, неплохо бы освежить память. Продолжайте, пожалуйста, будто меня здесь нет.
– Мы как раз ехали в «Ватный город», – вымолвил я, стараясь, чтобы прозвучало по-деловому.
– Да, – был ответ. – Это мне известно.
Я завел двигатель и вывел «УниФур» на дорогу, надеясь, что шум мотора не даст нам разговаривать с Несбит-том. Какое-то время так все и было, и по Кольцевой мы втроем ехали немо. Я то и дело поглядывал на коробку с тортиком – она лежала на приборной доске прямо перед Несбиттом и частично загораживала ему обзор. Как Джонатан и отметил в свой первый день, перевозить грузы в кабине было запрещено, но никто пока ничего не сказал. Я пытался об этом не думать и сосредоточился на том, чтобы доехать до «Ватного города» по графику. Этого я добился – мы вкатились в центральные ворота депо ровно в двенадцать сорок пять.
Интересно было наблюдать, как подействовало наше появление на персонал депо. Когда мы въехали во двор, Хоскинс стоял на своем излюбленном месте и отмечал приезд всех на обед. Он как ни в чем не бывало кивнул нашему транспортному средству, а затем, увидев, кто едет на откидном сиденье, практически вытянулся во фрунт. Сходным же образом деятельность на погрузочной рампе как бы удвоилась, стоило мне сдать задним ходом, а Несбитту – открыть дверцу. Через долю секунды с вильчатым погрузчиком появился Кевин Дженнингс – маневрируя, чтобы пристроиться нашему УФ в корму, он изо всех сил насвистывал. Немузыкальный хрип Кевина привлек внимание Клиффа Клиффорда – еще через мгновение он выступил на сцену, маша перед собою экстраширокой метлой. Уоттса те же звуки привели к двери конторы. Он появился, когда Несбитт начал подниматься по лестнице со двора.
– А, здрасьте, Сайрил, – сказал Уоттс, которого явно застали врасплох. – Что привело вас в наш медвежий угол?
– Любопытство, – ответил Несбитт. – Меня подбросили вот эти джентльмены.
Оказавшись таким образом в лучах прожекторов, мы с Джонатаном сделали вид, что нам обоим очень некогда. Я захватил с собой пачку свежайших накладных и теперь принялся ее листать, отыскивая предназначенную для «Ватного города». Джонатан же откинул защелку и откатил дверь, явив всему свету тележку с поддоном, которую мы возили с собой уже почти неделю.
Момент был такой: я поднял голову и увидел, как Джонатан смотрит на меня, потом на тележку, потом снова на меня. Кевин посмотрел на тележку, потом на меня. Уоттс посмотрел на Кевина, потом на тележку, потом на меня. На Несбитта не смотрел никто.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Э-э… нет-нет, – ответил Уоттс. – Сегодня груз довольно легкий, не так ли?
– Да, – ответил я, уловив подсказку. – Хотя для «Блэквелла» было много.
– Вот как?
– Да.
– А для нас ничего?
– Нет. Эта тележка едет в «Веселый парк».
– О, – сказал Уоттс, не спуская с меня глаз. – Понимаю.
Наш свинцовый диалог прервался, когда Несбитт вдруг сделал шаг внутрь «УниФура». Мы наблюдали, как он ведет привычной рукой по тормозной рукоятке тележки.
– Напоминает о прежних днях, – сказал он. – Пока мы не перешли на электричество.
Что там говорить – изречение Несбитта не должно было служить сигналом к задушевной беседе о давно ушедшем золотом веке. Целью его было напомнить всем присутствующим о его, Несбитта, старшинстве над всеми нами, а следовательно – авторитете. Не то чтобы мы в таком напоминании нуждались. Кевин, Клифф и я были вполне осведомлены о его репутации; знали мы и то, что даже Уоттс, простой чиновник с Серебряной Кокардой, вынужден был следить за своим языком в присутствии Несбитта. К примеру, обращение к нему по имени – «Сайрил» – было рассчитанным риском. Хоскинс же тем временем хранил почтительное молчание. Один Джонатан не имел никакого представления о значении Золотой Кокарды, но и он, похоже, проникся внушительностью человека в черной фуражке с высокой тульей.
Прошло еще несколько мгновений: все тихо созерцали тележку. Несбитт повернулся к Кевину:
– Есть что-нибудь для «Блэквелла»?
– Только два поддона, – ответил тот.
Несбитт глянул на часы:
– Без десяти час, – сказал он. – Времени еще много.
И без единого слова зашагал к конторе, Уоттс – за ним по пятам, а Кевин и все остальные устроили грандиозный спектакль с погрузкой двух поддонов в наш «УниФур» самым наиэффективнейшим образом. Без трех минут час задача была выполнена, но на обед сбегать никто и не думал. Вместо этого мы все схватили по метле и еще раз хорошенько прошлись по всей рампе. Только в час безопасно было закончить работу. Тютелька в тютельку Клифф и Кевин отставили свои орудия труда и направились к дверям столовой.
– Сходи с ними, с народом познакомишься, – предложил я Джонатану. – В картишки перекинетесь. Они тут все очень дружелюбные.
– А ты идешь? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Пожалуй, я останусь с фургоном.
Следующие полчаса я размышлял, что мне делать с тортиком. Он торчал на приборной доске отягчающей уликой, плакатом, гласящим, что я нарушил одно из кардинальных правил Схемы. Перевозка частных грузов «УниФурами» в кабине либо в фургоне не дозволялась, и оставайся у меня хоть какой-то здравый смысл, я избавился бы от тортика здесь и сейчас. С другой стороны, Несбитт ни словом не обмолвился о коробке весь путь до «Ватного города», что свидетельствовало об одном: он предпочел ее игнорировать. Оставался один способ доставить тортик Питу Гиггсу – взять коробку с собой в депо «Блэквелл», – поэтому я решил придерживаться плана и надеяться на лучшее.
Вторая цепь размышлений касалась Уоттса и его реакции, когда он увидел тележку с поддоном. Я всегда расценивал Уоттса как несгибаемого деспота, но теперь понял, что недооценивал его. Он с легкостью мог бы заложить меня за недоставку этой тележки, особенно перед Несбиттом, однако в действительности изо всех сил постарался сменить тему. Я сделал себе мысленную зарубку. Уоттс на самом деле мягче, нежели я думал раньше. Такие вещи знать всегда полезно.
Несбитт же оставался совершенно непостижим. Осгуд отмечал, что никому в точности не известно, как у Несбитта работают мозги, но на деле это было глубочайшим преуменьшением. Несбитт – тотально свободный агент, и единственная его функция – увековечение бесперебойности Схемы. Человек с неограниченной властью, он совал нос во все, что привлекало его внимание, и сегодня по каким-то своим причинам решил прокатиться в нашем «УниФуре». Я рассчитывал, что он вернется ровно в час тридцать, поэтому в час двадцать пять сел за руль дожидаться. В конечном же итоге первым вернулся Джонатан.
– Я слышал интересные дискуссии в столовой, – сообщил он. – Вообще-то там разгорелось несколько жарких споров.
– О чем? – спросил я.
– Ну, за соседним столиком говорили о том, как лучше добиваться ранних увольнительных.
– Вот как?
– Один парняга сказал, что нужно просто весь день тормозить, пока так не отстанешь от графика, что у них не останется другого выхода – только подписать тебе путевой лист. Тут вмешался другой парняга и сказал, что это неправильно и лучше всего сговориться с каким-нибудь начальством и подписать все путевки заранее. А первому парню такое не понравилось, потому что это будет означать, что ты им должен.
– Это правда.
– И вот они как завелись насчет того, как заканчивать пораньше, будто у них весь день на этом стоит.
– Для некоторых так и есть.
– Но я думал, что это – Схема Полной Занятости!
– Ну… да.
– Я не понимаю, как такое может быть, если всем нечем заняться.
– Штука в том, – сказал я, – что имеется разница между полной занятостью и полнотой занятий. Это правда, в Схеме есть много незадействованного потенциала, но лучше платить людям за то, что они не полностью заняты, чем вообще лишать их работы, правда?
– Наверное.
– Хотя ты прав, – уступил я. – Некоторые действительно перебарщивают с ранними увольнительными.
– Именно так тот другой парняга им и сказал. Его Джон звали. Он вдруг подошел к столику и сказал, что они все испортят, если будут так перебарщивать и дальше.
– Это Джон Форд был, – сказал я. – Величайший поклонник Схемы, но упертый донельзя.
– Ага, он на остальных так и кинулся.
– И что они ему ответили?
– Просто расхохотались.
Открылась левая дверца и в кабину сунулся Несбитт.
– Кто расхохотался? – спросил он.
– Э-э… да парни в столовой, – ответил Джонатан.
– Это хорошо, – сказал Несбитт. – Я рад, что все счастливы. Подвиньтесь-ка.
Пока мы беседовали, Джонатан развалился на откидном сиденье, похоже забыв о неизбежном возвращении Несбитта. Теперь же ему снова пришлось устраиваться на кожухе посередине. Несбитт забрался в кабину, и мы двинулись дальше по своему ежедневному маршруту.
Всю следующую часть путешествия я не уставал поражаться, насколько быстро мы приспособились к такому важному пассажиру на борту. Мало того, что закончились все разговоры, кроме самых необходимых, – его присутствие повлияло и на то, как я веду машину. В Схеме был принят некий кодекс поведения, который подразумевал и вежливость к другим пользователям дорог. Что неотделимо от образа «УниФура» – некого образцового транспортного средства с искусным водителем, которое делит трассы со всеми остальными. В реальности же все, конечно, было иначе. Ввиду своих размеров и неповоротливости «УниФуры» служили первоочередным источником дорожных заторов в большинстве больших и малых городов, а это зачастую будило всё худшее в собратьях-водителях. Обычное зрелище: УФ подрезается каким-нибудь автомобилем или грузовиком, отчаянно старающимся вырваться вперед. В результате все мы выработали привычку рьяно защищать свое пространство на дороге, будто командовали штурмовыми танками, а не скромными грузовыми фургонами. Сегодня же я был воплощенной любезностью. Под присмотром Несбитта я превратился в самого вежливого и заботливого человека, когда-либо сидевшего за баранкой: я уступал дорогу всем и каждому и жизнерадостно махал торопыгам рукой. Несбитт по этому поводу ничего не сказал – да и не смотрел он никуда, только на дорогу прямо перед собой. Тем не менее я знал, что он засекает каждое мое движение.
К тому времени, как мы прибыли в «Блэквелл», начала одолевать усталость. Обычно здесь представлялась возможность выпить чашечку чаю, но сегодня у меня было предчувствие, что чай придется пропустить. Хотя одно я знал наверняка: это депо предупредили о приезде Несбитта. Очевидно это становилось уже по количеству персонала, материализовавшегося на рампе в тот момент, когда мы въехали во двор. Насколько я видел, наружу высыпал весь личный состав. Чарли Грин и Мик Долстон деловито подравнивали огромную башню запасных поддонов, Деннис Кларк и Стив Картер им помогали. Лен Уокер тем временем выводил вильчатый погрузчик на позицию. Когда я сдавал задним, из конторы спустился Гослинг и принялся направлять меня серией бессмысленных телодвижений. Маневрировать сразу стало гораздо труднее. Я водил «УниФур» уже пять лет, однако из-за Гослинга встал в парковочную щель у рампы лишь со второй попытки. Наконец выключил двигатель и стал ждать, пока вылезет Несбитт. Но он остался сидеть, где сидел.
– Ну что, – сказал он. – Похоже, у нас на борту имеется дополнительный предмет.
При этом он смотрел прямо на коробку с тортиком.
– О, – сказал я. – Ну да.
– Давайте же заглянем внутрь, а?
Несбитт протянул руку, взял коробку с приборной доски и установил ее себе на колени. После чего снял крышку. Внутри лежал тортик, покрытый желтой глазурью. По ободу шли засахаренные апельсиновые и лимонные дольки, а на самой верхушке стоял крохотный сахарный велосипед: Вокруг были расставлены свечки и разбросаны слова: ОСОБЕННОМУ МАЛЬЧИКУ СЕГОДНЯ ПЯТЬ.
– Довольно красивый, – заметил Несбитт. – А марципан внутри есть?
– Полагаю, да, – ответил я.
– Я очень неравнодушен к марципану.
– Правда?
– Очень и очень неравнодушен.
Несколько мгновений я припоминал собственное далекое детство, недели, что я проводил в ожидании своего дня рождения. Припомнил я и те давно ушедшие дни, когда к такому тортику с зажженными свечами стремились все мои детские надежды и мечты, а день этот гарантированно возвращался из года в год.
И тут я повернулся к Несбитту и сказал:
– Хотите кусочек?
– Да, спасибо, – ответил он. – С чаем будет в самый раз.
Снова закрыв тортик, он сунул коробку под мышку и вылез из «УниФура». Мы с Джонатаном переглянулись и последовали за ним.
– Добрый день, Сайрил! – крикнул Осгуд из дверей конторы. – Я как раз чайник поставил, если хотите поучаствовать.
Если Осгуд и понял, что Несбитт несет под мышкой, то виду не подал. Профессионал до мозга костей – он стоял, придерживая дверь, пока начальник поднимался по лестнице и входил. Как я заметил, Гослинга на чаепитие не пригласили.
Лен Уокер, похоже, был абсолютно счастлив визитом Несбитта.
– Хе-хе! – все повторял он. – Сегодня пораньше никто не уйдет.
Чарли и все остальные явно смирились с этим неоспоримым фактом. Полностью перестроив штабель поддонов, они приложили всю свою энергию к разгрузке фургона, подъехавшего за нами. Скорость, с которой они выполняли поставленную задачу, несколько ошарашила водителя и его помощника – не успели они и до рампы дошагать, а процесс уже был в полном разгаре. Но их быстро проинформировали о присутствии Несбитта, они построились и углубились в полировку фар и зеркал.
Вся эта жизнедеятельность дала возможность Гослин-гу на чем-то сосредоточиться, и казалось, что он умеренно доволен, надзирая за происходящим, пока дверь в контору четверть часа оставалась закрыта. Когда же она открылась снова, все мы деловито трудились над выполнением своих заданий. Из конторы вышел Несбитт с коробкой под мышкой.
Я отчасти надеялся, что он предпочтет остаток дня провести в «Блэквелле», – особенно после замечания Лена, что сегодня домой пораньше никто не уйдет. Еще бы, думал я, хватит уже ему, наверное, раскатывать в «УниФуре». Но я ошибался. Держа коробку под мышкой, он спустился по лестнице и опять направился к нашему транспортному средству. Бредя за ним следом, мы с Джонатаном ловили сочувственные взгляды. Осгуд стоял в дверях с видом небывалого облегчения от того, что посиделки с Не-сбиттом завершились.
Забравшись в кабину, я увидел, что коробка с тортиком как ни в чем не бывало снова стоит на приборном щитке, будто ее оттуда и не снимали. Джонатан балансировал на своем кожухе, а Несбитт листал книжку нарядов.
– Так, – сказал он. – Отсюда вы теперь должны ехать в «Веселый парк».
– Да, – ответил я. – Последний заезд сегодня.
Несбитт закрыл книжку и сунул в карман.
– В «Веселый парк» мне ехать не хочется, – объявил он. – Вы же для них ничего отсюда не забирали?
– Тут ничего и не было.
– Вы правы. Давайте мне путевой лист, я подпишу вас прямо в «Долгий плес». А затем мы все сможем уйти домой немного раньше, правда?
– Э-э… да, – ответил я, передавая ему путевой лист. – Спасибо.
– Дело не в благодарности, – сказал он. – Дело в том, что мне еще ехать долго.
Пока Несбитт заполнял графы, я вдруг вспомнил, что не обменялся с Леном накладными за те два поддона, что мы им доставили. Посреди всего этого неистовства мы забыли о простейшем ритуале, поэтому я выскочил из кабины и кинулся искать Лена. Вернулся я примерно три минуты спустя; Несбитт по-прежнему держал в руках путевой лист, но теперь, похоже, вдумчиво его изучал. По этому листу мы работали последнюю неделю, так что большинство клеточек уже было заполнено.
– Тут, я вижу, много подписей, – заметил Несбитт. – Вы, судя по всему, в «Веселый парк» в прошедшем месяце почти не заезжали.
– Да, – ответил я. – Судя по всему, нет.
– И лист вам подписывал один и тот же человек.
– Да.
– Среда, четверг и пятница на прошлой неделе. Понедельник и вторник на позапрошлой. Пятница на поза-позапрошлой. Чья же тут фамилия?
Я взял путевой лист и пробежал глазами колонку идентичных подписей. Каждая сводилась к букве Г с длинным закрученным хвостиком.
– Э-э… мне кажется, она принадлежит мистеру Гослингу.
– Мистеру Гослингу, – повторил Несбитт, забирая у меня из рук лист. – Понимаю.
Он сунул руку в глубины своего пальто и извлек блокнот. Мне было показалось, что это книжка нарядов, которую он уже изучал раньше, но одного взгляда хватило, чтобы понять: страницы этого блокнота чисты. После чего Несбитт принялся списывать что-то из нашего путевого листа, присовокупляя к каждой записи собственные комментарии. И только потом убрал блокнот.
– Ладно, – сказал он. – поехали в «Долгий плес».
6
Когда на следующее утро я вошел в диспетчерскую, меня сразу же подозвал к своей стойке Боб Литтл.
– Не стоит отмечаться, – сказал он. – Тебя хочет видеть Рэй Коппин.
– А зачем, не знаешь? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Боб. – Только спросил, не мог бы ты к нему подняться в восемь.
– Ну ладно. А за меня на маршрут кто-нибудь выйдет?
– Да, мы попросили Питера Лоуренса.
– Тогда нормально.
Рэй впервые хотел меня видеть, и я даже представить не мог, зачем ему понадобился. Я только надеялся, что это никак не связано с Несбиттом. Однако прежде, чем подняться к нему, нужно было сходить к фургону и убрать из кабины коробку с тортиком. Питер Лоуренс работает, как сущий ломовик, он не захочет связываться ни с какими тортиками Джорджа. К тому же на работу он всегда являлся спозаранку, и когда я его нашел, он уже открыл кабину и грел двигатель. Джонатан стоял рядом и таращился в легком изумлении.
– Я должен встретиться с управляющим депо, – объяснил я. – Не беспокойся, Питер за тобой приглядит нормально.
– Так у тебя, значит, неприятности? – спросил Питер.
Схема Полной Занятости
– Не думаю, – ответил я. – Хотя наверняка трудно сказать. Слушай, мне тут надо кой-чего взять из кабины. Скоро увидимся.
– Ага, увидимся, – сказал он. – Давай, Джонатан, выпьем-ка чайку до отъезда.
Я решил, что лучше всего будет оставить коробку у Роба Маршалла в механической мастерской. По пути я приподнял крышку и заглянул внутрь. Тортик был в идеальном состоянии, если не считать того, что примерно одной пятой теперь не хватало. Крохотный сахарный велосипед остался нетронутым. Придя в мастерскую, я увидел на верстаке еще шесть коробок – они ждали, когда их заберут. Роба нигде не видать, поэтому я прибавил к пирамиде вчерашнюю коробку и оставил Джорджу записку с извинениями. А затем поднялся по лестнице в главную контору.
Давненько нога моя не ступала по холодным плиткам, ведущим к Рэю Коппину. Он был управляющим типа «автопилот» – личный состав его любил, но видел нечасто. Кабинет его располагался в конце широкого коридора, по одной стене которого красовалась знаменитая фреска
«Долгий плес».
Яркими красками на ней изображались сцены из повседневной жизни работников Схемы. В одном сегменте прилежные труженики в ладной синей форме разгружали и загружали «УниФуры». В другом – ехали по привольному хайвею, где весь поток машин состоял только из «УниФуров». Дальнейшие картины показывали величавое начальство, улыбчивый обслуживающий персонал и непоколебимых вахтеров: все они работали вместе в духе сотрудничества. Центральный фрагмент изображал восьмичасовые часы под золотым свитком, а на свитке значились слова: LABOR OMNIBUS [1].
Пока я шагал вдоль панно, мне в голову пришла та же мысль, что и в первый раз, когда я его увидел, а именно: «УниФуры» на картине выглядели иначе, нежели в реальной жизни. Несколько легких расхождений – например, в толщине разделительной планки на ветровом стекле или углах крыльев, – и эти транспортные средства уже казались угловатее тех, с которыми я был хорошо знаком. А в результате складывалось общее впечатление, что они вообще приехали из другой эпохи. К тому же руки людей на картинах выглядели гораздо толще естественного. Я грешил на художника, чья неразборчивая подпись стояла в дальнем углу панно.
А на другой стене висел фотопортрет покойного конструктора «УниФура» сэра Роберта Томпсона: он носил очки и на черно-белом снимке выглядел очень строго. Мне смутно подумалось, видел ли он панно напротив и, если да, что бы он по поводу него сказал. И тут я подошел к двери с латунной табличкой:
Я стукнул один раз.
– Не стоит отмечаться, – сказал он. – Тебя хочет видеть Рэй Коппин.
– А зачем, не знаешь? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Боб. – Только спросил, не мог бы ты к нему подняться в восемь.
– Ну ладно. А за меня на маршрут кто-нибудь выйдет?
– Да, мы попросили Питера Лоуренса.
– Тогда нормально.
Рэй впервые хотел меня видеть, и я даже представить не мог, зачем ему понадобился. Я только надеялся, что это никак не связано с Несбиттом. Однако прежде, чем подняться к нему, нужно было сходить к фургону и убрать из кабины коробку с тортиком. Питер Лоуренс работает, как сущий ломовик, он не захочет связываться ни с какими тортиками Джорджа. К тому же на работу он всегда являлся спозаранку, и когда я его нашел, он уже открыл кабину и грел двигатель. Джонатан стоял рядом и таращился в легком изумлении.
– Я должен встретиться с управляющим депо, – объяснил я. – Не беспокойся, Питер за тобой приглядит нормально.
– Так у тебя, значит, неприятности? – спросил Питер.
Схема Полной Занятости
– Не думаю, – ответил я. – Хотя наверняка трудно сказать. Слушай, мне тут надо кой-чего взять из кабины. Скоро увидимся.
– Ага, увидимся, – сказал он. – Давай, Джонатан, выпьем-ка чайку до отъезда.
Я решил, что лучше всего будет оставить коробку у Роба Маршалла в механической мастерской. По пути я приподнял крышку и заглянул внутрь. Тортик был в идеальном состоянии, если не считать того, что примерно одной пятой теперь не хватало. Крохотный сахарный велосипед остался нетронутым. Придя в мастерскую, я увидел на верстаке еще шесть коробок – они ждали, когда их заберут. Роба нигде не видать, поэтому я прибавил к пирамиде вчерашнюю коробку и оставил Джорджу записку с извинениями. А затем поднялся по лестнице в главную контору.
Давненько нога моя не ступала по холодным плиткам, ведущим к Рэю Коппину. Он был управляющим типа «автопилот» – личный состав его любил, но видел нечасто. Кабинет его располагался в конце широкого коридора, по одной стене которого красовалась знаменитая фреска
«Долгий плес».
Яркими красками на ней изображались сцены из повседневной жизни работников Схемы. В одном сегменте прилежные труженики в ладной синей форме разгружали и загружали «УниФуры». В другом – ехали по привольному хайвею, где весь поток машин состоял только из «УниФуров». Дальнейшие картины показывали величавое начальство, улыбчивый обслуживающий персонал и непоколебимых вахтеров: все они работали вместе в духе сотрудничества. Центральный фрагмент изображал восьмичасовые часы под золотым свитком, а на свитке значились слова: LABOR OMNIBUS [1].
Пока я шагал вдоль панно, мне в голову пришла та же мысль, что и в первый раз, когда я его увидел, а именно: «УниФуры» на картине выглядели иначе, нежели в реальной жизни. Несколько легких расхождений – например, в толщине разделительной планки на ветровом стекле или углах крыльев, – и эти транспортные средства уже казались угловатее тех, с которыми я был хорошо знаком. А в результате складывалось общее впечатление, что они вообще приехали из другой эпохи. К тому же руки людей на картинах выглядели гораздо толще естественного. Я грешил на художника, чья неразборчивая подпись стояла в дальнем углу панно.
А на другой стене висел фотопортрет покойного конструктора «УниФура» сэра Роберта Томпсона: он носил очки и на черно-белом снимке выглядел очень строго. Мне смутно подумалось, видел ли он панно напротив и, если да, что бы он по поводу него сказал. И тут я подошел к двери с латунной табличкой:
М-Р РЭЙМОНД КОППИН
УПРАВЛЯЮЩИЙ
Я стукнул один раз.