Страница:
– Удо, скажи же что-нибудь, – подсказал Лионель.
– Ээ… да, – выдавил из себя Удо, надеясь, что сумеет как-нибудь выкрутиться позже. Каковы бы ни были его чувства к графине, он отнюдь не собирался ввергаться в пучину брака.
– О, я так рада, – весело сказала Гиацинта. – Я чувствовала, что это должно случиться, потому что в последние дни вы почти не разлучались. Мы с Виггз часто об этом говорили.
«Что произошло с принцессой? – подумала Бельвейн. – Она больше не ребенок, она стала взрослой».
– Удо просто удержу не знает в таких делах, – охотно поддержал разговор Лионель. – Удо – самый пылкий из влюбленных.
Гиацинта продолжала:
– Отец будет в восторге. Вам, конечно, известно, что его величество прибывает завтра вместе со всей армией.
Графиня не вскрикнула и не упала в обморок. Она не попросила ни воды, ни нюхательных солей. Она не дрогнув приняла то, что, быть может, было самым большим ударом в ее жизни.
– Тогда мне, наверное, следует распорядиться приготовлениями к приезду его величества, если ваше высочество не против.
Она сделала реверанс и ушла.
Лионель и Гиацинта обменялись взглядами. «Это было восхитительно», – казалось, говорили их глаза.
Вскоре Гиацинта тоже отправилась во дворец, а Лионель остался в саду наедине с самым пылким из влюбленных.
– А теперь, – начал принц сердито, – скажи честно, что ты здесь делаешь.
Лионель взял его под руку и стал водить взад и вперед по мощеной дорожке.
– А как же твоя свадьба? В Арабии только об этом и говорят. Естественно, я прилетел сюда взглянуть на избранницу. Милый Удо, прими мои поздравления – она очаровательна.
– Не будь идиотом, Лионель. У меня нет ни малейшего намерения жениться.
– Тогда зачем же ты всем говоришь, что женишься?
– Ты прекрасно знаешь, что я никому ни о чем не говорил. Об этом и речи не было, пока ты не вмешался.
– Выходит, ты единственный, кто об этом не знает. Потому что принцесса знает, графиня знает, я знаю… Стало быть, тебе следует положиться на наши слова и…
– Я не собираюсь… Что ты вцепился мне в руку?!
– Дорогой Удо, мы так давно не виделись, и я просто слегка расчувствовался. Не пристало отворачиваться от старых друзей только потому, что встретил более достойных и преданных… Хорошо, если тебе так хочется забыть старую дружбу, тогда конечно… Но когда я женюсь, в моем сердце всегда останется место для…
– Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда, – злобно прошипел Удо, – я вовсе не женюсь. Нет, оставь в покое мою руку – мы можем говорить и так.
– Прости, Удо, – сказал Лионель очень мягко, – кажется, произошла ошибка. Но согласись, мы застали тебя при весьма компрометирующих обстоятельствах.
– Ничего компрометирующего в них не было, – с негодованием возразил Удо. – Я просто рассказывал ей о драконе, которого убил в прошлом году.
– Вот я и говорю… Кто же станет слушать столь безнадежную историю, кроме женщины, на которой собираются жениться?
– Еще раз повторяю: я не собираюсь на ней жениться.
– Что ж, ты волен поступать, как считаешь нужным. Только ты жестоко скомпрометировал ее этой своей историей. Бедная невинная девушка! Ладно, забудем об этом. А теперь скажи мне, как тебе понравилось в Евралии?
– Я сегодня же возвращаюсь в Арабию.
– Возможно, ты прав. Надеюсь, с тобой ничего не случится по пути…
Удо, который уже собирался войти во дворец, шагнул назад и настороженно взглянул на Лионеля.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, если ты помнишь, по дороге сюда с тобой что-то случилось… Кстати, что произошло? Ты же мне ничего не рассказал.
– Это все ваша драгоценная графиня, на которой вы собираетесь меня женить.
– Неужели? Как это дурно с ее стороны! Да, такого человека лучше не раздражать. – Он немного помолчал, а потом задумчиво добавил: – Между прочим, мне кажется, кто угодно рассердится, если думает, что выходит замуж за человека, которого очень, любит, а потом вдруг оказывается, что не выходит…
Тут уж Удо понял, в какой переплет он попал. Но сделал вид, что ничуть не испугался.
– Она не сможет ничего сделать. В прошлый раз ей это удалось только благодаря случаю.
– Да, но случай может подвернуться снова. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Она очень умна, и никто не может чувствовать себя в безопасности, имея такого врага. Прелестные цветы, не правда ли? Как они называются?
Удо в растерянности опустился на скамью. Было над чем подумать. Графиня… а в конце концов, чем она плоха? И она явно его обожает. Ну, это-то, конечно, неудивительно. Вопрос в том, благородно ли разочаровывать кого-либо, у кого, возможно, были некоторые основания… Вообще-то он проявил не больше галантности, нежели приличествует принцу и джентльмену по отношению к красивой женщине. Если она неверно оценила его намерения, сама виновата. Конечно, ему не следовало так задерживаться в Евралии, но она решительно очень красива, и, может быть, он слишком… И он действительно слегка пренебрегал принцессой. И опять, почему бы и не жениться на графине? Глупо, конечно, обращать внимание на всю эту чепуху, которую наговорил Лионель, но кто знает… Не то чтобы он решил жениться из страха. Нет, конечно нет. Это просто рыцарский жест. Бедная женщина наверняка будет сильно огорчена, и чувство долга повелевает ему избавить ее от страданий.
– Я вижу, она обожает цветы, – сказал Лионель.
– Тебе надо будет привести в порядок дворцовый сад.
– Вот что, Лионель, пойми, пожалуйста, я вовсе не боюсь графини.
– Дорогой Удо, что за речи для влюбленного! Конечно, не боишься. В конце концов, то, что ты перенес однажды с таким терпением и достоинством, в следующий раз покажется просто пустяковым делом.
– Мне крайне неприятна эта тема. Прошу тебя, прекрати! Если я женюсь на графине…
– Ты будешь счастливым человеком. Я случайно узнал, что король Евралии… однако, как видишь, она предпочла тебя. Лично мне непонятно, что она в тебе нашла…
– Ну, мне это представляется вполне очевидным, – с важностью изрек Удо. – Ты знаешь, Лионель, я думаю, что, может быть, ты прав и долг повелевает мне на ней жениться.
Лионель торжественно пожал ему руку:
– Я от души поздравляю ваше королевское высочество. Сейчас же сообщу о вашем решении принцессе. Она очень позаба… обрадуется.
И он вошел во дворец.
О вы, влюбленные, пожалейте его – он не видел Гиацинту уже целых десять минут.
Глава 20
Глава 21
– Ээ… да, – выдавил из себя Удо, надеясь, что сумеет как-нибудь выкрутиться позже. Каковы бы ни были его чувства к графине, он отнюдь не собирался ввергаться в пучину брака.
– О, я так рада, – весело сказала Гиацинта. – Я чувствовала, что это должно случиться, потому что в последние дни вы почти не разлучались. Мы с Виггз часто об этом говорили.
«Что произошло с принцессой? – подумала Бельвейн. – Она больше не ребенок, она стала взрослой».
– Удо просто удержу не знает в таких делах, – охотно поддержал разговор Лионель. – Удо – самый пылкий из влюбленных.
Гиацинта продолжала:
– Отец будет в восторге. Вам, конечно, известно, что его величество прибывает завтра вместе со всей армией.
Графиня не вскрикнула и не упала в обморок. Она не попросила ни воды, ни нюхательных солей. Она не дрогнув приняла то, что, быть может, было самым большим ударом в ее жизни.
– Тогда мне, наверное, следует распорядиться приготовлениями к приезду его величества, если ваше высочество не против.
Она сделала реверанс и ушла.
Лионель и Гиацинта обменялись взглядами. «Это было восхитительно», – казалось, говорили их глаза.
Вскоре Гиацинта тоже отправилась во дворец, а Лионель остался в саду наедине с самым пылким из влюбленных.
– А теперь, – начал принц сердито, – скажи честно, что ты здесь делаешь.
Лионель взял его под руку и стал водить взад и вперед по мощеной дорожке.
– А как же твоя свадьба? В Арабии только об этом и говорят. Естественно, я прилетел сюда взглянуть на избранницу. Милый Удо, прими мои поздравления – она очаровательна.
– Не будь идиотом, Лионель. У меня нет ни малейшего намерения жениться.
– Тогда зачем же ты всем говоришь, что женишься?
– Ты прекрасно знаешь, что я никому ни о чем не говорил. Об этом и речи не было, пока ты не вмешался.
– Выходит, ты единственный, кто об этом не знает. Потому что принцесса знает, графиня знает, я знаю… Стало быть, тебе следует положиться на наши слова и…
– Я не собираюсь… Что ты вцепился мне в руку?!
– Дорогой Удо, мы так давно не виделись, и я просто слегка расчувствовался. Не пристало отворачиваться от старых друзей только потому, что встретил более достойных и преданных… Хорошо, если тебе так хочется забыть старую дружбу, тогда конечно… Но когда я женюсь, в моем сердце всегда останется место для…
– Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда, – злобно прошипел Удо, – я вовсе не женюсь. Нет, оставь в покое мою руку – мы можем говорить и так.
– Прости, Удо, – сказал Лионель очень мягко, – кажется, произошла ошибка. Но согласись, мы застали тебя при весьма компрометирующих обстоятельствах.
– Ничего компрометирующего в них не было, – с негодованием возразил Удо. – Я просто рассказывал ей о драконе, которого убил в прошлом году.
– Вот я и говорю… Кто же станет слушать столь безнадежную историю, кроме женщины, на которой собираются жениться?
– Еще раз повторяю: я не собираюсь на ней жениться.
– Что ж, ты волен поступать, как считаешь нужным. Только ты жестоко скомпрометировал ее этой своей историей. Бедная невинная девушка! Ладно, забудем об этом. А теперь скажи мне, как тебе понравилось в Евралии?
– Я сегодня же возвращаюсь в Арабию.
– Возможно, ты прав. Надеюсь, с тобой ничего не случится по пути…
Удо, который уже собирался войти во дворец, шагнул назад и настороженно взглянул на Лионеля.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, если ты помнишь, по дороге сюда с тобой что-то случилось… Кстати, что произошло? Ты же мне ничего не рассказал.
– Это все ваша драгоценная графиня, на которой вы собираетесь меня женить.
– Неужели? Как это дурно с ее стороны! Да, такого человека лучше не раздражать. – Он немного помолчал, а потом задумчиво добавил: – Между прочим, мне кажется, кто угодно рассердится, если думает, что выходит замуж за человека, которого очень, любит, а потом вдруг оказывается, что не выходит…
Тут уж Удо понял, в какой переплет он попал. Но сделал вид, что ничуть не испугался.
– Она не сможет ничего сделать. В прошлый раз ей это удалось только благодаря случаю.
– Да, но случай может подвернуться снова. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Она очень умна, и никто не может чувствовать себя в безопасности, имея такого врага. Прелестные цветы, не правда ли? Как они называются?
Удо в растерянности опустился на скамью. Было над чем подумать. Графиня… а в конце концов, чем она плоха? И она явно его обожает. Ну, это-то, конечно, неудивительно. Вопрос в том, благородно ли разочаровывать кого-либо, у кого, возможно, были некоторые основания… Вообще-то он проявил не больше галантности, нежели приличествует принцу и джентльмену по отношению к красивой женщине. Если она неверно оценила его намерения, сама виновата. Конечно, ему не следовало так задерживаться в Евралии, но она решительно очень красива, и, может быть, он слишком… И он действительно слегка пренебрегал принцессой. И опять, почему бы и не жениться на графине? Глупо, конечно, обращать внимание на всю эту чепуху, которую наговорил Лионель, но кто знает… Не то чтобы он решил жениться из страха. Нет, конечно нет. Это просто рыцарский жест. Бедная женщина наверняка будет сильно огорчена, и чувство долга повелевает ему избавить ее от страданий.
– Я вижу, она обожает цветы, – сказал Лионель.
– Тебе надо будет привести в порядок дворцовый сад.
– Вот что, Лионель, пойми, пожалуйста, я вовсе не боюсь графини.
– Дорогой Удо, что за речи для влюбленного! Конечно, не боишься. В конце концов, то, что ты перенес однажды с таким терпением и достоинством, в следующий раз покажется просто пустяковым делом.
– Мне крайне неприятна эта тема. Прошу тебя, прекрати! Если я женюсь на графине…
– Ты будешь счастливым человеком. Я случайно узнал, что король Евралии… однако, как видишь, она предпочла тебя. Лично мне непонятно, что она в тебе нашла…
– Ну, мне это представляется вполне очевидным, – с важностью изрек Удо. – Ты знаешь, Лионель, я думаю, что, может быть, ты прав и долг повелевает мне на ней жениться.
Лионель торжественно пожал ему руку:
– Я от души поздравляю ваше королевское высочество. Сейчас же сообщу о вашем решении принцессе. Она очень позаба… обрадуется.
И он вошел во дворец.
О вы, влюбленные, пожалейте его – он не видел Гиацинту уже целых десять минут.
Глава 20
Выясняется, что Лионель может по достоинству оценить хорошую историю
Я хочу начать эту главу цитатой из известной эпической поэмы Шарлотты Гулигулинг, посвященной бародо-евралийской войне:
Насколько мне известно, это единственное дошедшее до нас произведение Шарлотты, но оно принесло ей заслуженную славу. Графиня Бельвейн, которая имела полное право судить о поэзии, была чрезвычайно высокого мнения о ее гении.
Если быть точным, из 5000 человек, отправившихся в поход, вернулись лишь 4999. Генри Малонос, лучник с большим будущим, остался на территории противника. Единственная потеря в этой необыкновенной войне. В самом начале ее во время одной из разведывательных операций, когда Генри, распластавшись, ползал по мокрой траве в поисках следов, его обнаружил Главный Оружейник Бародии. Главный Оружейник, очень добрый человек, пригласил Генри к себе, обсушил, напоил согревающим питьем и сказал, что если он по долгу службы вновь окажется где-нибудь поблизости, то пусть без церемоний заходит к ужину. Генри, перехватив взгляд старшей дочери Оружейника, без ложной скромности воспользовался приглашением и потом частенько заходил на огонек. Когда война кончилась, он понял, что никак не может расстаться с этим гостеприимным домом. Поэтому с соизволения короля Евралии он остался в Бародии, а с соизволения Главного Оружейника Бародии зажил жизнью женатого человека.
Когда наконец вдали показались башни замка, Веселунг радостно вздохнул. Снова дома! Невзгоды войны остались позади, плоды победы (завернутые в пергаментную бумагу) лежали у него в кармане, впереди были дни почетного отдыха. Он с умилением узнавал приметы своей милой родины, и сердце его было переполнено благодарностью. Никогда больше он не покинет Евралии!
Снова увидеть Гиацинту! Бедная девочка оставалась совсем одна, но нет, с ней была графиня, женщина с большим опытом, она помогала ей. Бельвейн! Осмелится ли он? Думала ли она о нем? Гиацинта взрослеет и скоро выйдет замуж. Его ждет одиночество, если не… Стоит ли рискнуть? Что скажет Гиацинта?
Гиацинта ждала его у ворот замка. Она хотела, чтобы Лионель встречал короля вместе с ней, но тот отказался.
– Новости надо сообщать постепенно, – сказал он. – Когда человек возвращается домой после успешной кампании, вряд ли ему будет приятно, если на него обрушится все разом. Подумай, ведь мы даже не знаем, почему окончилась война – он, наверное, мечтает тебе об этом рассказать. И не только об этом. А вот потом, когда он спросит: «Ну, что тут у вас делалось без меня? Надеюсь, ничего особенного», тогда ты скажешь…
– Да, тогда я скажу: «Ничего особенного, только Лионель. И какой замечательный!»
– Ну, у него на этот счет может быть другое мнение. Я пока побуду где-нибудь поблизости. Погуляю в лесу. Или могу остаться в саду графини и поразвлечься с Удо. В любом случае даю вам час.
Внушительная кавалькада приближалась к замку. Дамы размахивали платочками, дудели трубы, лаяли гончие. Гиацинта, одетая в голубое с золотом, сбежала по ступеням и бросилась в отцовские объятия.
– Мое дорогое дитя, – твердил Веселунг, ласково поглаживая ее по спине. – Ну, ну, успокойся же. Твой старый отец снова с тобой. – Он успокаивал ее, как будто это она, а не он сам вот-вот зарыдает. – Моя маленькая Гиацинта! Милая дочь!
– О, отец, я так рада, что ты вернулся!
– Я тоже, дитя мое. Теперь я должен обратиться к народу, а потом мы расскажем друг другу все, что с нами произошло за это время.
Он выступил вперед на один шаг и произнес речь:
– Народ Евралии! (Приветственные крики.) Мы вернулись из долгого и опасного похода (овации) в объятия (бурные овации) наших матерей, жен и дочерей (продолжительные овации). В честь великой победы я объявляю завтрашний день государственным праздником Евралии (бурные овации). Теперь я разрешаю вам разойтись по домам и надеюсь, что каждого из вас ждет такой же теплый прием, какой ожидает меня в моем милом доме.
Тут он повернулся и снова заключил дочь в объятия, и если взгляд его скользнул над ее головой в направлении сада графини, то это не так уж важно и в этом, без сомнения, виновата планировка замка.
Последовала буря приветственных возгласов. Пять тысяч глоток проревели военный клич Евралии: «Хо, хо, Веселунг!», и люди радостно разбежались по домам. Веселунг с Гиацинтой вошли во дворец.
– Теперь, отец, – сказала Гиацинта, после того как король переоделся и подкрепился, – ты должен мне все рассказать. Даже не верится, что все кончилось.
– Да, да, – ответил Веселунг, – все кончилось. Я думаю, с этой стороны нам больше ничего не угрожает.
– Скажи, король Бародии принес извинения?
– Он сделал больше – он отрекся.
– Почему?
– Потому что… – Веселунг вовремя спохватился. – Ну, потому что я собственноручно нанес ему смертельный удар.
– О, отец, как это жестоко!
– Не думаю, что он сильно пострадал, дорогая. Скорее это был удар по его чувствам. Смотри, что я тебе привез.
Он вынул из кармана маленький сверток.
– О, как интересно! Что это?
Король развернул пергаментную бумагу и извлек пару рыжих бакенбардов, аккуратно перевязанных голубой ленточкой.
– Отец!
Он взял в руки один из них и предъявил Гиацинте.
– Смотри, вот в это место угодила стрела Генри Малоноса. Между прочим, – добавил он, – Генри женился и остался в Бародии. Удивительно, как после войны мысли человека принимают матримониальное направление. – Он выжидательно помолчал и покосился на дочь, но она все еще была поглощена бакенбардами.
– Что мне с ними делать? Не могу же я посадить их в саду.
– Я думаю, их можно прикрепить к флагштоку, как мы это сделали в Бародии.
– Мне кажется, это будет не очень-то благородным жестом теперь, когда бедняга умер.
Веселунг оглянулся, чтобы удостовериться, что в зале нет лишних ушей.
– Ты умеешь хранить тайны? – спросил он многозначительно.
– Конечно, – сказала Гиацинта, сразу же решив, что она поделится секретом только с Лионелем.
– Тогда слушай.
Он рассказал ей о тайной вылазке в неприятельский лагерь в палатку короля Бародии, о письме короля Бародии. Он рассказал все, что он говорил и делал и что делали и говорили все остальные, и его мальчишеское удовольствие было столь явно и столь невинно, что даже посторонний проникся бы к нему искренней симпатией.
А Гиацинте он казался самым милым из отцов и самым замечательным из королей.
Но мало-помалу дошла очередь и до того, о чем говорил Лионель.
– А теперь, – попросил Веселунг, – расскажи, что вы все тут поделывали без меня?
Он ждал, гадая, понимает ли Гиацинта, что «все» означает, в основном, графиню.
Гиацинта подвинула кресло и села рядом с ним.
– Отец, – сказала она, погладив его по руке, – у меня действительно есть новости.
– Ничего о гра… ничего серьезного, я надеюсь? – с тревогой проговорил Веселунг.
– Это довольно серьезно, но довольно мило. Отец, дорогой, ты не возражаешь, если я выйду замуж?
– Девочка моя, как же я могу возражать? Дай подумать, – ведь недавно ко мне обращались не то шесть, не то семь принцев. Я послал их пока совершать разные подвиги. Но, пожалуй, они уже должны были бы вернуться. Тебе о них ничего не известно?
– Нет, отец, – Гиацинта едва заметно улыбнулась.
– Ну, значит, им не повезло. Ничего страшного, дорогая, мы с легкостью раздобудем новых претендентов. На самом деле я совсем недавно об этом думал. Надо устроить небольшое состязание и сообщить о нем в соседние страны. Недостатка в кандидатах не будет. Интересно, этот семиголовый бык… Он, правда, староват, но на последнего принца его хватило. Мы могли бы…
– Мне не нужны никакие претенденты, – мягко возразила Гиацинта. – Один уже есть.
– Моя дорогая, вот это действительно сюрприз! Расскажи все по порядку. Какой подвиг он совершил?
Гиацинта знала, что без этого вопроса не обойдется. В наше время ее бы спросили: «Какой у него годовой доход?» Должен же мужчина как-то продемонстрировать, чего он стоит.
– Пока никакого. Он только что приехал. Он был так добр ко мне, и я уверена, что тебе он тоже очень понравится.
– Хорошо, хорошо, мы для него что-нибудь придумаем. Может, все-таки этот семиголовый бык… Между прочим, кто он такой?
– Он приехал из Арабии, и его зовут…
– Удо, конечно.
– Отец, но это не Удо, это Лионель.
– Лионель? Кто бы это мог быть? – с сомнением проговорил Веселунг.
– Он… он… Отец, вот он! – Гиацинта подбежала к дверям. – О, Лионель, ты как раз вовремя. Расскажи, пожалуйста, моему отцу, кто ты такой.
Лионель низко склонился перед королем.
– Прежде чем я вам все объясню, ваше величество, позвольте мне от всего сердца поздравить вас с вашей славной победой над Бародией. Из того немногого, что мне удалось узнать, я уже понял, что это самая замечательная из всех самых замечательных побед. Но, конечно, я был бы счастлив услышать все подробности из уст самого победителя. Правда ли, что вы, ваше величество, под покровом ночи проникли в палатку самого короля Бародии, вызвали его на смертельный бой и сразили?
В глазах юноши король увидел располагающую серьезность, и сразу становилось понятно, что он от души завидует такому славному приключению.
Веселунг находился в довольно затруднительном положении. Конечно, он мог бы выслать дочь из комнаты, сказав: «Оставь нас, дитя мое. Это мужское дело». Но Гиацинта сразу все поймет и потом наверняка сообщит этому Лионелю правду.
Получалось, что ничего другого не остается, как посвятить молодого человека в тайну. Для начала он громко откашлялся.
– Мы нарочно распустили этот слух. По причинам государственной важности, – торжественно объявил он.
– Простите, ваше величество, я не имею намерения…
– Но раз уж я сказал так много, то придется рассказать и все остальное. Это произошло так…
И он еще раз поведал о своем ночном подвиге и о письме короля Бародии.
– Но, ваше величество, – воскликнул Лионель, – это же в сто раз интереснее! Я в жизни не слыхал о столь остроумном замысле и столь блестящем его осуществлении.
– Значит, вам понравилось? – спросил Веселунг со всей доступной ему скромностью.
– Я просто в восторге!
– Я так и знала, что ему понравится, – вставила Гиацинта. – Лионель просто обожает подобные приключения. Теперь расскажи ему, как ты сражался один на один с королем Бародии, и как ты притворился свинопасом, и как…
Разве он мог отказаться? Спустя некоторое время Гиацинта и Лионель сидели на полу у его ног, а он снова взахлеб расписывал свои подвиги.
– Ну, это еще ерунда, – сказал он, окончив великую повесть и получив новую порцию заслуженного восхищения. – В военное время и не такое случается… – Он обратился к Лионелю: – Насколько я понимаю, вы хотите жениться на моей дочери?
– Разве это удивительно, ваше величество?
– Нет, конечно, совсем не удивительно. А она, кажется, хочет выйти за вас замуж?
– Да, отец, очень хочу!
– Вот это, – заметил Лионель, – гораздо более удивительно.
Веселунг, однако, так не думал. Ему нравилось открытое лицо молодого человека, его манера держаться, его взгляд. Но больше всего ему нравилось, что тот способен по достоинству оценить хорошую историю.
– Конечно, вам придется заслужить эту честь.
– Я готов на все, ваше величество. Только не просите меня, – добавил Лионель с обезоруживающей улыбкой, – добыть бакенбарды короля Бародии. Есть лишь один человек на свете, которому под силу такое. Действительно, совершенно замечательный юноша!
– Для вас тоже что-нибудь найдется, – сказал Веселунг с весьма довольным видом. – Может быть, ваш принц Удо захочет принять участие в состязании, и тогда…
Гиацинта и Лионель обменялись улыбками.
– Увы, отец, мои прелести не в силах увлечь его высочество.
– Подожди, пока он тебя увидит, – возразил король, усмехнувшись.
– Он уже видел меня, отец.
– Как? Ты пригласила его в Евралию? Я не понимаю – он был здесь, видел тебя и не…
– Принц Удо, – вмешался Лионель, – одарил своим вниманием другую.
– Ага, значит, это секрет… Интересно, смогу ли я угадать?.. Как насчет принцессы Эльвиры из Трегонга? Мне известно, что ее отец делал кое-какие шаги в этом направлении.
Гиацинта оглянулась на Лионеля, ища у него поддержки. Он сделал шаг вперед и встал рядом.
– Нет, это не принцесса Эльвира. – Гиацинта уже сильно волновалась.
Король добродушно рассмеялся:
– Тогда сдаюсь.
Гиацинта незаметно протянула руку, и Лионель ободряюще пожал ее.
– Его высочество принц Удо, – решилась она наконец, – собирается жениться на графине Бельвейн.
Сразу представляешь себе, какой долгий путь проделала армия короля Евралии.
Король Евралии закончил свой поход,
Победой славной осчастливив весь народ,
Вот первый взвод солдат уже виднеется вдали.
Они все шли, и шли, и шли, и шли, и шли…
Насколько мне известно, это единственное дошедшее до нас произведение Шарлотты, но оно принесло ей заслуженную славу. Графиня Бельвейн, которая имела полное право судить о поэзии, была чрезвычайно высокого мнения о ее гении.
Если быть точным, из 5000 человек, отправившихся в поход, вернулись лишь 4999. Генри Малонос, лучник с большим будущим, остался на территории противника. Единственная потеря в этой необыкновенной войне. В самом начале ее во время одной из разведывательных операций, когда Генри, распластавшись, ползал по мокрой траве в поисках следов, его обнаружил Главный Оружейник Бародии. Главный Оружейник, очень добрый человек, пригласил Генри к себе, обсушил, напоил согревающим питьем и сказал, что если он по долгу службы вновь окажется где-нибудь поблизости, то пусть без церемоний заходит к ужину. Генри, перехватив взгляд старшей дочери Оружейника, без ложной скромности воспользовался приглашением и потом частенько заходил на огонек. Когда война кончилась, он понял, что никак не может расстаться с этим гостеприимным домом. Поэтому с соизволения короля Евралии он остался в Бародии, а с соизволения Главного Оружейника Бародии зажил жизнью женатого человека.
Когда наконец вдали показались башни замка, Веселунг радостно вздохнул. Снова дома! Невзгоды войны остались позади, плоды победы (завернутые в пергаментную бумагу) лежали у него в кармане, впереди были дни почетного отдыха. Он с умилением узнавал приметы своей милой родины, и сердце его было переполнено благодарностью. Никогда больше он не покинет Евралии!
Снова увидеть Гиацинту! Бедная девочка оставалась совсем одна, но нет, с ней была графиня, женщина с большим опытом, она помогала ей. Бельвейн! Осмелится ли он? Думала ли она о нем? Гиацинта взрослеет и скоро выйдет замуж. Его ждет одиночество, если не… Стоит ли рискнуть? Что скажет Гиацинта?
Гиацинта ждала его у ворот замка. Она хотела, чтобы Лионель встречал короля вместе с ней, но тот отказался.
– Новости надо сообщать постепенно, – сказал он. – Когда человек возвращается домой после успешной кампании, вряд ли ему будет приятно, если на него обрушится все разом. Подумай, ведь мы даже не знаем, почему окончилась война – он, наверное, мечтает тебе об этом рассказать. И не только об этом. А вот потом, когда он спросит: «Ну, что тут у вас делалось без меня? Надеюсь, ничего особенного», тогда ты скажешь…
– Да, тогда я скажу: «Ничего особенного, только Лионель. И какой замечательный!»
– Ну, у него на этот счет может быть другое мнение. Я пока побуду где-нибудь поблизости. Погуляю в лесу. Или могу остаться в саду графини и поразвлечься с Удо. В любом случае даю вам час.
Внушительная кавалькада приближалась к замку. Дамы размахивали платочками, дудели трубы, лаяли гончие. Гиацинта, одетая в голубое с золотом, сбежала по ступеням и бросилась в отцовские объятия.
– Мое дорогое дитя, – твердил Веселунг, ласково поглаживая ее по спине. – Ну, ну, успокойся же. Твой старый отец снова с тобой. – Он успокаивал ее, как будто это она, а не он сам вот-вот зарыдает. – Моя маленькая Гиацинта! Милая дочь!
– О, отец, я так рада, что ты вернулся!
– Я тоже, дитя мое. Теперь я должен обратиться к народу, а потом мы расскажем друг другу все, что с нами произошло за это время.
Он выступил вперед на один шаг и произнес речь:
– Народ Евралии! (Приветственные крики.) Мы вернулись из долгого и опасного похода (овации) в объятия (бурные овации) наших матерей, жен и дочерей (продолжительные овации). В честь великой победы я объявляю завтрашний день государственным праздником Евралии (бурные овации). Теперь я разрешаю вам разойтись по домам и надеюсь, что каждого из вас ждет такой же теплый прием, какой ожидает меня в моем милом доме.
Тут он повернулся и снова заключил дочь в объятия, и если взгляд его скользнул над ее головой в направлении сада графини, то это не так уж важно и в этом, без сомнения, виновата планировка замка.
Последовала буря приветственных возгласов. Пять тысяч глоток проревели военный клич Евралии: «Хо, хо, Веселунг!», и люди радостно разбежались по домам. Веселунг с Гиацинтой вошли во дворец.
– Теперь, отец, – сказала Гиацинта, после того как король переоделся и подкрепился, – ты должен мне все рассказать. Даже не верится, что все кончилось.
– Да, да, – ответил Веселунг, – все кончилось. Я думаю, с этой стороны нам больше ничего не угрожает.
– Скажи, король Бародии принес извинения?
– Он сделал больше – он отрекся.
– Почему?
– Потому что… – Веселунг вовремя спохватился. – Ну, потому что я собственноручно нанес ему смертельный удар.
– О, отец, как это жестоко!
– Не думаю, что он сильно пострадал, дорогая. Скорее это был удар по его чувствам. Смотри, что я тебе привез.
Он вынул из кармана маленький сверток.
– О, как интересно! Что это?
Король развернул пергаментную бумагу и извлек пару рыжих бакенбардов, аккуратно перевязанных голубой ленточкой.
– Отец!
Он взял в руки один из них и предъявил Гиацинте.
– Смотри, вот в это место угодила стрела Генри Малоноса. Между прочим, – добавил он, – Генри женился и остался в Бародии. Удивительно, как после войны мысли человека принимают матримониальное направление. – Он выжидательно помолчал и покосился на дочь, но она все еще была поглощена бакенбардами.
– Что мне с ними делать? Не могу же я посадить их в саду.
– Я думаю, их можно прикрепить к флагштоку, как мы это сделали в Бародии.
– Мне кажется, это будет не очень-то благородным жестом теперь, когда бедняга умер.
Веселунг оглянулся, чтобы удостовериться, что в зале нет лишних ушей.
– Ты умеешь хранить тайны? – спросил он многозначительно.
– Конечно, – сказала Гиацинта, сразу же решив, что она поделится секретом только с Лионелем.
– Тогда слушай.
Он рассказал ей о тайной вылазке в неприятельский лагерь в палатку короля Бародии, о письме короля Бародии. Он рассказал все, что он говорил и делал и что делали и говорили все остальные, и его мальчишеское удовольствие было столь явно и столь невинно, что даже посторонний проникся бы к нему искренней симпатией.
А Гиацинте он казался самым милым из отцов и самым замечательным из королей.
Но мало-помалу дошла очередь и до того, о чем говорил Лионель.
– А теперь, – попросил Веселунг, – расскажи, что вы все тут поделывали без меня?
Он ждал, гадая, понимает ли Гиацинта, что «все» означает, в основном, графиню.
Гиацинта подвинула кресло и села рядом с ним.
– Отец, – сказала она, погладив его по руке, – у меня действительно есть новости.
– Ничего о гра… ничего серьезного, я надеюсь? – с тревогой проговорил Веселунг.
– Это довольно серьезно, но довольно мило. Отец, дорогой, ты не возражаешь, если я выйду замуж?
– Девочка моя, как же я могу возражать? Дай подумать, – ведь недавно ко мне обращались не то шесть, не то семь принцев. Я послал их пока совершать разные подвиги. Но, пожалуй, они уже должны были бы вернуться. Тебе о них ничего не известно?
– Нет, отец, – Гиацинта едва заметно улыбнулась.
– Ну, значит, им не повезло. Ничего страшного, дорогая, мы с легкостью раздобудем новых претендентов. На самом деле я совсем недавно об этом думал. Надо устроить небольшое состязание и сообщить о нем в соседние страны. Недостатка в кандидатах не будет. Интересно, этот семиголовый бык… Он, правда, староват, но на последнего принца его хватило. Мы могли бы…
– Мне не нужны никакие претенденты, – мягко возразила Гиацинта. – Один уже есть.
– Моя дорогая, вот это действительно сюрприз! Расскажи все по порядку. Какой подвиг он совершил?
Гиацинта знала, что без этого вопроса не обойдется. В наше время ее бы спросили: «Какой у него годовой доход?» Должен же мужчина как-то продемонстрировать, чего он стоит.
– Пока никакого. Он только что приехал. Он был так добр ко мне, и я уверена, что тебе он тоже очень понравится.
– Хорошо, хорошо, мы для него что-нибудь придумаем. Может, все-таки этот семиголовый бык… Между прочим, кто он такой?
– Он приехал из Арабии, и его зовут…
– Удо, конечно.
– Отец, но это не Удо, это Лионель.
– Лионель? Кто бы это мог быть? – с сомнением проговорил Веселунг.
– Он… он… Отец, вот он! – Гиацинта подбежала к дверям. – О, Лионель, ты как раз вовремя. Расскажи, пожалуйста, моему отцу, кто ты такой.
Лионель низко склонился перед королем.
– Прежде чем я вам все объясню, ваше величество, позвольте мне от всего сердца поздравить вас с вашей славной победой над Бародией. Из того немногого, что мне удалось узнать, я уже понял, что это самая замечательная из всех самых замечательных побед. Но, конечно, я был бы счастлив услышать все подробности из уст самого победителя. Правда ли, что вы, ваше величество, под покровом ночи проникли в палатку самого короля Бародии, вызвали его на смертельный бой и сразили?
В глазах юноши король увидел располагающую серьезность, и сразу становилось понятно, что он от души завидует такому славному приключению.
Веселунг находился в довольно затруднительном положении. Конечно, он мог бы выслать дочь из комнаты, сказав: «Оставь нас, дитя мое. Это мужское дело». Но Гиацинта сразу все поймет и потом наверняка сообщит этому Лионелю правду.
Получалось, что ничего другого не остается, как посвятить молодого человека в тайну. Для начала он громко откашлялся.
– Мы нарочно распустили этот слух. По причинам государственной важности, – торжественно объявил он.
– Простите, ваше величество, я не имею намерения…
– Но раз уж я сказал так много, то придется рассказать и все остальное. Это произошло так…
И он еще раз поведал о своем ночном подвиге и о письме короля Бародии.
– Но, ваше величество, – воскликнул Лионель, – это же в сто раз интереснее! Я в жизни не слыхал о столь остроумном замысле и столь блестящем его осуществлении.
– Значит, вам понравилось? – спросил Веселунг со всей доступной ему скромностью.
– Я просто в восторге!
– Я так и знала, что ему понравится, – вставила Гиацинта. – Лионель просто обожает подобные приключения. Теперь расскажи ему, как ты сражался один на один с королем Бародии, и как ты притворился свинопасом, и как…
Разве он мог отказаться? Спустя некоторое время Гиацинта и Лионель сидели на полу у его ног, а он снова взахлеб расписывал свои подвиги.
– Ну, это еще ерунда, – сказал он, окончив великую повесть и получив новую порцию заслуженного восхищения. – В военное время и не такое случается… – Он обратился к Лионелю: – Насколько я понимаю, вы хотите жениться на моей дочери?
– Разве это удивительно, ваше величество?
– Нет, конечно, совсем не удивительно. А она, кажется, хочет выйти за вас замуж?
– Да, отец, очень хочу!
– Вот это, – заметил Лионель, – гораздо более удивительно.
Веселунг, однако, так не думал. Ему нравилось открытое лицо молодого человека, его манера держаться, его взгляд. Но больше всего ему нравилось, что тот способен по достоинству оценить хорошую историю.
– Конечно, вам придется заслужить эту честь.
– Я готов на все, ваше величество. Только не просите меня, – добавил Лионель с обезоруживающей улыбкой, – добыть бакенбарды короля Бародии. Есть лишь один человек на свете, которому под силу такое. Действительно, совершенно замечательный юноша!
– Для вас тоже что-нибудь найдется, – сказал Веселунг с весьма довольным видом. – Может быть, ваш принц Удо захочет принять участие в состязании, и тогда…
Гиацинта и Лионель обменялись улыбками.
– Увы, отец, мои прелести не в силах увлечь его высочество.
– Подожди, пока он тебя увидит, – возразил король, усмехнувшись.
– Он уже видел меня, отец.
– Как? Ты пригласила его в Евралию? Я не понимаю – он был здесь, видел тебя и не…
– Принц Удо, – вмешался Лионель, – одарил своим вниманием другую.
– Ага, значит, это секрет… Интересно, смогу ли я угадать?.. Как насчет принцессы Эльвиры из Трегонга? Мне известно, что ее отец делал кое-какие шаги в этом направлении.
Гиацинта оглянулась на Лионеля, ища у него поддержки. Он сделал шаг вперед и встал рядом.
– Нет, это не принцесса Эльвира. – Гиацинта уже сильно волновалась.
Король добродушно рассмеялся:
– Тогда сдаюсь.
Гиацинта незаметно протянула руку, и Лионель ободряюще пожал ее.
– Его высочество принц Удо, – решилась она наконец, – собирается жениться на графине Бельвейн.
Глава 21
Принца Удо преследует змея
У Бельвейн оказалось в распоряжении двадцать четыре часа, чтобы обдумать случившееся.
Конечно, графиня обладала некоторыми недостатками, но на отсутствие чувства юмора она пожаловаться не могла и поэтому невольно улыбалась, вспоминая недавнюю сцену в саду. И как бы ни сожалела она о своей неожиданной помолвке, она была совершенно уверена, что Удо жалеет о ней еще больше. Если дать ему хоть малейшую возможность, он с радостью пойдет на попятный.
Тогда почему бы не предоставить ему такую возможность? «Милый принц Удо, умоляю вас о прощении, но я ошиблась в истинности своих чувств», произнесенное, разумеется, со склоненной головой и краской девичьего стыда на щеках… Удо поспешно удаляется, а его место занимает король Веселунг. Это совсем несложно.
Да, но тогда получится, что Гиацинта одержала верх. Гиацинта навязала ей эту помолвку, и, даже если она продлится всего лишь сутки, принцесса все это время будет торжествовать победу. Но если сделать вид, что она очень рада случившемуся, и довести до сведения врагов, что только этого и хотела, тогда их победа сама собою обращается в поражение.
Значит, придется выйти замуж за Удо как бы по собственной воле. Но цена, пожалуй, слишком высока. Он уже ей страшно надоел, и к тому же она имела твердое намерение выйти замуж вовсе не за принца Удо, а за короля Веселунга.
Все понятно – сделать вид, что выходит замуж за Удо, чтобы Веселунг испытал муки ревности, тогда он станет соперничать с Удо и на коленях умолять ее расторгнуть помолвку. Затем убрать Удо, который уже сыграет свою роль. Это единственно правильный образ действий.
Графиня не сразу пришла к столь блистательному решению. Предварительно она сочинила «Оду к Отчаянию», «Элегию к Несчастной Женщине» и «Триолет к Коварному Герцогу». Она также с полной серьезностью воображала, как будет жить в маленьком домике в лесной глуши, носить печальное серое платье и общаться лишь с птицами и деревьями – жизнь изгнанницы вдали от мирской суеты, в которую нет доступа мужчинам. В этой картине были свои привлекательные стороны, но потом она пришла к выводу, что серый цвет ей не к лицу.
Она спустилась в сад и послала за принцем Удо. Примерно в тот самый миг, когда на Мерривига обрушился сокрушительный удар, Удо клялся на солнечных часах, что он обожает лишь одну Бельвейн и с нетерпением ожидает того часа, когда она сделает его счастливейшим из смертных. Намеки Лионеля, по-видимому, произвели на него сильное впечатление.
– На графине Бельвейн!!! – вскричал Веселунг. – Какой-то принц Удо собирается жениться на графине Бельвейн! – Он сверлил взглядом Гиацинту и Лионеля, как будто это они были во всем виноваты (что на самом деле являлось чистейшей правдой).
– Почему ты не сообщила мне об этом раньше?
– Но помолвка только что была объявлена, отец.
– Кем объявлена?
Они переглянулись.
– Ну, принцем Удо, – принужденно сказал Лионель.
– Эго просто неслыханно! Я этого не потерплю.
– Но, отец, тебе не кажется, что из графини получится неплохая королева?
– Из нее выйдет прекрасная коро… Это не имеет никакого отношения к делу. Месяц за месяцем я несу непосильное бремя, воюя в чужой стране. После ужасающих сцен насилия и жестокости я возвращаюсь домой, чтобы насладиться плодами победы. И не успеваю переступить порог собственного дома, как на меня обрушивается все это.
– Что «все это»? – невинно спросила Гиацинта.
– Все это, – негодующе ответил король, обводя рукой все вокруг. – Это никуда не годится. Я этого не потерплю. Имей в виду. Гиацинта, я этого не потерплю!
– Но, отец, что же я могу сделать? Веселунг не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
– Я возвращаюсь домой, – продолжал он, распаляясь все больше и больше, – увенчанный лаврами победы. В место, которое считал своим родным мирным домом. И что меня ждет? Кто-то собирается жениться на ком-то здесь, и кто-то собирается жениться на ком-то там; ни одного имени невозможно упомянуть, чтобы тут же не услышать, что он собирается жениться или еще какой-либо подобной чепухи. Я совершенно всем этим расстроен. Я в гневе!
– Ах, отец, – умоляюще заговорила Гиацинта. – Почему бы тебе не найти графиню и не поговорить с ней самому?
– Подумать только, что все это время я с таким нетерпением ожидал возвращения, и вот чего я дождался!
– Отец! – воскликнула Гиацинта, бросаясь к нему с протянутыми руками.
– Позвольте мне послать за ее светлостью, – начал Лионель, – может быть, она…
– Нет, нет, – ответил Веселунг, отстраняя их взмахом руки. – Я очень недоволен вами обоими. Я и сам о себе позабочусь.
Он вышел и гневно хлопнул дверью.
Гиацинта и Лионель растерянно уставились друг на друга.
– Дорогая моя, – сказал Лионель, – ты говорила, что он от нее без ума, но не говорила, что настолько.
– Но я сама не знала. Лионель, что делать? О, теперь я хочу, чтобы он на ней женился. Он совершенно прав: из нее выйдет прекрасная королева. Милый, я хочу, чтобы все были так же счастливы, как будем счастливы мы.
– Так у них не получится, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Удо я беру на себя. Стоит ему услышать «кролик», и он сделает что угодно. Гиацинта, мне кажется, что в этой комнате мы еще ни разу не целовались. Давай немедленно попробуем.
Вторую парочку Веселунг обнаружил в саду. Они сидели рядышком на скамье, и Удо ворковал, что он ее маленький Удо-Вудо и что они никогда не должны разлучаться. Король прикрыл глаза ладонью, будучи не в силах вынести подобного зрелища.
– О, это его величество, – сказала Бельвейн, вскочив со скамейки.
Она низко присела перед его величеством, увенчав реверанс обольстительной улыбкой и предоставив ему самому судить о том, была ли эта улыбка формальностью или чем-то большим.
– Позвольте мне представить вашему величеству наследного принца Арабии Удо. – Она застенчиво взглянула на Веселунга. – Наверное, вы уже знаете…
Конечно, графиня обладала некоторыми недостатками, но на отсутствие чувства юмора она пожаловаться не могла и поэтому невольно улыбалась, вспоминая недавнюю сцену в саду. И как бы ни сожалела она о своей неожиданной помолвке, она была совершенно уверена, что Удо жалеет о ней еще больше. Если дать ему хоть малейшую возможность, он с радостью пойдет на попятный.
Тогда почему бы не предоставить ему такую возможность? «Милый принц Удо, умоляю вас о прощении, но я ошиблась в истинности своих чувств», произнесенное, разумеется, со склоненной головой и краской девичьего стыда на щеках… Удо поспешно удаляется, а его место занимает король Веселунг. Это совсем несложно.
Да, но тогда получится, что Гиацинта одержала верх. Гиацинта навязала ей эту помолвку, и, даже если она продлится всего лишь сутки, принцесса все это время будет торжествовать победу. Но если сделать вид, что она очень рада случившемуся, и довести до сведения врагов, что только этого и хотела, тогда их победа сама собою обращается в поражение.
Значит, придется выйти замуж за Удо как бы по собственной воле. Но цена, пожалуй, слишком высока. Он уже ей страшно надоел, и к тому же она имела твердое намерение выйти замуж вовсе не за принца Удо, а за короля Веселунга.
Все понятно – сделать вид, что выходит замуж за Удо, чтобы Веселунг испытал муки ревности, тогда он станет соперничать с Удо и на коленях умолять ее расторгнуть помолвку. Затем убрать Удо, который уже сыграет свою роль. Это единственно правильный образ действий.
Графиня не сразу пришла к столь блистательному решению. Предварительно она сочинила «Оду к Отчаянию», «Элегию к Несчастной Женщине» и «Триолет к Коварному Герцогу». Она также с полной серьезностью воображала, как будет жить в маленьком домике в лесной глуши, носить печальное серое платье и общаться лишь с птицами и деревьями – жизнь изгнанницы вдали от мирской суеты, в которую нет доступа мужчинам. В этой картине были свои привлекательные стороны, но потом она пришла к выводу, что серый цвет ей не к лицу.
Она спустилась в сад и послала за принцем Удо. Примерно в тот самый миг, когда на Мерривига обрушился сокрушительный удар, Удо клялся на солнечных часах, что он обожает лишь одну Бельвейн и с нетерпением ожидает того часа, когда она сделает его счастливейшим из смертных. Намеки Лионеля, по-видимому, произвели на него сильное впечатление.
– На графине Бельвейн!!! – вскричал Веселунг. – Какой-то принц Удо собирается жениться на графине Бельвейн! – Он сверлил взглядом Гиацинту и Лионеля, как будто это они были во всем виноваты (что на самом деле являлось чистейшей правдой).
– Почему ты не сообщила мне об этом раньше?
– Но помолвка только что была объявлена, отец.
– Кем объявлена?
Они переглянулись.
– Ну, принцем Удо, – принужденно сказал Лионель.
– Эго просто неслыханно! Я этого не потерплю.
– Но, отец, тебе не кажется, что из графини получится неплохая королева?
– Из нее выйдет прекрасная коро… Это не имеет никакого отношения к делу. Месяц за месяцем я несу непосильное бремя, воюя в чужой стране. После ужасающих сцен насилия и жестокости я возвращаюсь домой, чтобы насладиться плодами победы. И не успеваю переступить порог собственного дома, как на меня обрушивается все это.
– Что «все это»? – невинно спросила Гиацинта.
– Все это, – негодующе ответил король, обводя рукой все вокруг. – Это никуда не годится. Я этого не потерплю. Имей в виду. Гиацинта, я этого не потерплю!
– Но, отец, что же я могу сделать? Веселунг не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
– Я возвращаюсь домой, – продолжал он, распаляясь все больше и больше, – увенчанный лаврами победы. В место, которое считал своим родным мирным домом. И что меня ждет? Кто-то собирается жениться на ком-то здесь, и кто-то собирается жениться на ком-то там; ни одного имени невозможно упомянуть, чтобы тут же не услышать, что он собирается жениться или еще какой-либо подобной чепухи. Я совершенно всем этим расстроен. Я в гневе!
– Ах, отец, – умоляюще заговорила Гиацинта. – Почему бы тебе не найти графиню и не поговорить с ней самому?
– Подумать только, что все это время я с таким нетерпением ожидал возвращения, и вот чего я дождался!
– Отец! – воскликнула Гиацинта, бросаясь к нему с протянутыми руками.
– Позвольте мне послать за ее светлостью, – начал Лионель, – может быть, она…
– Нет, нет, – ответил Веселунг, отстраняя их взмахом руки. – Я очень недоволен вами обоими. Я и сам о себе позабочусь.
Он вышел и гневно хлопнул дверью.
Гиацинта и Лионель растерянно уставились друг на друга.
– Дорогая моя, – сказал Лионель, – ты говорила, что он от нее без ума, но не говорила, что настолько.
– Но я сама не знала. Лионель, что делать? О, теперь я хочу, чтобы он на ней женился. Он совершенно прав: из нее выйдет прекрасная королева. Милый, я хочу, чтобы все были так же счастливы, как будем счастливы мы.
– Так у них не получится, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Удо я беру на себя. Стоит ему услышать «кролик», и он сделает что угодно. Гиацинта, мне кажется, что в этой комнате мы еще ни разу не целовались. Давай немедленно попробуем.
Вторую парочку Веселунг обнаружил в саду. Они сидели рядышком на скамье, и Удо ворковал, что он ее маленький Удо-Вудо и что они никогда не должны разлучаться. Король прикрыл глаза ладонью, будучи не в силах вынести подобного зрелища.
– О, это его величество, – сказала Бельвейн, вскочив со скамейки.
Она низко присела перед его величеством, увенчав реверанс обольстительной улыбкой и предоставив ему самому судить о том, была ли эта улыбка формальностью или чем-то большим.
– Позвольте мне представить вашему величеству наследного принца Арабии Удо. – Она застенчиво взглянула на Веселунга. – Наверное, вы уже знаете…