Веселунг мрачно ответил:
   – Слышал. Как поживаете? – рассеянно обратился он к наследному принцу.
   Удо объявил, что в настоящий момент здоровье его не оставляет желать лучшего, и уже собирался углубиться в подробности этого предмета, но Веселунг его прервал.
   – Графиня, мне эти новости кажутся по меньшей мере странными. Не позволите ли присесть, конечно, если я вам не помешаю.
   – Ваше величество, вы окажете нам большую честь. Удо, дорогой, ты видел цапель на пруду?
   – Да, – ответил Удо.
   – В это время дня они просто прелестны…
   – Да, – снова сказал Удо.
   Графиня слегка пожала плечами и повернулась к королю.
   – Я мечтаю услышать о ваших подвигах, ваше величество. – Она немного понизила голос. – Я получала все ваши приветы. С вашей стороны было очень мило изредка обо мне вспоминать.
   – Да. – Веселунг взглянул на нее глазами, полными укора. – Но что я вижу, возвратившись? Я вижу… – он запнулся и движением бровей показал, что присутствие Удо лишает его дара красноречия.
   – Удо, дорогой, а ты бывал на псарне его величества?
   – Да, – сказал Удо.
   – В это время года она просто прелестна, – заметил Веселунг.
   – Правда? – сказал Удо.
   – Но я жажду услышать, – начала снова графиня, – как вы победили короля Бародии. Не обошлось ли тут дело без вашего заклинания?
   – Неужели вы его помните?
   – О, ваше величество, помню ли я… Бо, бо, бил… Удо, дорогой, ты не хочешь взглянуть на оружейный зал?
   – Нет, – сказал Удо.
   – Там много новых вещей, которые я привез из Бародии, – с надеждой проговорил Веселунг.
   – Масса новых вещей, – объяснила графиня.
   – Попозже, – решительно сопротивлялся Удо. – Мне кажется, они будут значительно лучше смотреться при вечернем освещении.
   – Тогда покажите их мне, ваше величество. Удо, дорогой, ты можешь подождать меня здесь.
   Они вдвоем чинно двинулись по дорожке (Удо от удивления остался на месте), но как только зашли за куст жимолости, на цыпочках пробрались по газону к другой садовой скамье. Причем графиня шла впереди, приложив палец к губам, а король следовал за ней с необыкновенной осторожностью, которую даже разведчик Генри Малонос счел бы чрезмерной.
   Когда они наконец уселись, король сказал:
   – Этот молодой человек… он немного туго соображает, вам не кажется? То есть, я хочу сказать, он не понимает, когда…
   – Он так ко мне привязан, ваше величество, – по ее лицу скользнула ласковая улыбка. – Даже минутная разлука со мной для него невыносима.
   – О, Бельвейн, как это все печально… Месяц за месяцем я тружусь и сражаюсь, размышляю и строю планы, а потом… Помните, как мы все были счастливы перед войной?
   Графиня вспомнила, как однажды они еще раз были все счастливы – и она, и принцесса, и Виггз – и как приезд Удо грозил разрушить их счастье. Вообще Удо, как ни посмотри, никому не принес ничего, кроме неприятностей. Но пока еще было слишком рано от него избавляться.
   – А разве сейчас мы все не счастливы? – удивилась она. – Ее высочество со своим юным герцогом… а у меня есть мой милый Удо, а у вас, ваше величество.., Первый Советник и… все остальные подданные вашего величества.
   Его величество глубоко вздохнул:
   – Я очень одинок, Бельвейн. Когда Гиацинта выйдет замуж, у меня совсем никого не останется.
   Бельвейн решила рискнуть.
   – Вашему величеству следует жениться, – почти пропела она.
   Он вложил в свой взгляд все невыразимое. И открыл рот, чтобы попытаться выразить хотя бы часть из этого, когда…
   – Не при Удо, – выразительно прошептала графиня. Веселунг как ужаленный вскочил со скамьи и, скривившись, смотрел на принца, который приближался по газону.
   – Ну и ну! – возмущенно сказал он. – Ну и местечко! Человеку даже негде… А-а, ваше высочество… Так вы осмотрели наш оружейный зал? То есть, я хотел сказать, – поправился он, поймав укоризненный взгляд графини, – осмотрели ли мы наш оружейный зал? Да, мы осмотрели. Ее светлости очень понравилось.
   – Не сомневаюсь, ваше величество. – Удо обернулся к Бельвейн: – Как только мы приедем домой, дорогая, я сразу же покажу вам наш оружейный зал.
   Графиня быстро взглянула на короля и, убедившись, что он на нее смотрит, очень нежно погладила принца по руке.
   – Домой… – повторила она мечтательно. – Как это прекрасно!
   Король передернулся, словно от внезапной боли, и быстро зашагал прочь.
   – Вы посылали за мной, ваше величество? – спросил Лионель, появляясь в дверях.
   Король перестал расхаживать по библиотеке.
   – Да, да, – проговорил он торопливо. – Садитесь вот сюда и устраивайтесь поудобнее. Я хочу поговорить с вами насчет этого брака.
   – Которого именно, ваше величество?
   – Которого? Разумеется, вашего. То есть Бельвейн… или скорее… В общем – обоих.
   Лионель кивнул.
   – Вы хотите жениться на моей дочери. Так вот, как вам известно, по обычаю, человек, которому я отдаю в жены дочь, получает в придачу полкоролевства. Естественно, прежде чем пойти на такой шаг, я хочу быть уверенным в том, что этот человек… Ну, словом, вы понимаете…
   – Что он достоин принцессы Гиацинты, – закончил за него Лионель и с улыбкой прибавил: – Хотя это, конечно, невозможно.
   – И половины королевства, – подчеркнул Веселунг.
   – То, что он должен доказать это на деле, также соответствует традиции.
   – Приказывайте, ваше величество.
   – Я в вас уверен.
   Король придвинул свой стул поближе к Лионелю, уселся на него и обхватил колени руками.
   – При обычных обстоятельствах, – начал он, – я предложил бы вам что-нибудь вроде дракона или тому подобное. Это бывает очень полезно, потому что мысль о предстоящем испытании часто помогает претенденту понять, пока еще не поздно, что чувства, принимаемые им за истинную любовь, на самом деле всего лишь легкое увлечение. Однако я чувствую, что в вашем случае в таком испытании нет необходимости.
   Лионель с признательностью склонил голову.
   – Благодарю вас, ваше величество.
   – В доблести вашей я не сомневаюсь. Мне требуется доказательство мудрости. В наши дни, как мне кажется, мудрость более всех других качеств необходима правителю. Прекрасным примером, – небрежно вставил он, – может послужить недавно окончившаяся война с Бародией, ход которой решила одна-единственная идея…
   – Поистине гениальная идея, ваше величество.
   – Хорошо, хорошо, – остановил его польщенный Веселунг. – Так уж получилось… Но именно это я и имею в виду, когда говорю, что тонкий ум может оказаться куда более надежным оружием, чем храбрость. Чтобы завоевать руку моей дочери и полкоролевства, вам придется проявить почти сверхъестественный ум.
   Он сделал паузу, в течение которой Лионель изо всех сил постарался придать выражение сверхъестественного коварства своему честному и открытому лицу.
   – Вы получите и то и другое, – торжественно произнес Веселунг, – если вам удастся убедить принца Удо… вернуться в Арабию… одному!
   Лионель, ожидавший самого худшего, даже задохнулся. Это было так просто, что казалось неловким принимать предложение. Для того чтобы убедить Удо сделать то, к чему он сам всей душой стремился, не требовалось ничего сверхъестественного. В какое-то мгновение он чуть было не поддался желанию так и объявить королю, но сдержался. В конце концов, если ему так хочется, пусть так и будет.
   Веселунг, человек по природе простодушный, неверно расценил его колебания.
   – Я понимаю, – заговорил он сочувственно и несколько виновато, – что поставил перед вами почти неразрешимую задачу и вы, естественно, обескуражены. Это неудивительно. Вы знаете его высочество гораздо лучше, чем я, но даже краткого знакомства с ним мне оказалось достаточно, чтобы убедиться, что он упорно отказывается понимать… ээ… намеки. Человек, который сумеет донести до него с должной долей такта и настойчивости, что Арабия нуждается в его немедленном присутствии – одного его, – должен обладать поистине змеиной мудростью.
   Человек, обладающий змеиной мудростью, просто сказал:
   – Ничего не остается, как попытаться.
   Король радостно вскочил и тепло пожал ему руку.
   – Думаете, получится? – спросил он с надеждой.
   – Если принц Удо завтра же не отправится в Арабию…
   – Один, – быстро вставил Веселунг.
   – Один, значит, я не справился с заданием и недостоин руки вашей дочери!
   – Дорогая, – сказал король Гиацинте, когда она пришла пожелать ему доброй ночи, – похоже, ты собираешься выйти замуж за очень умного человека.
   – Конечно, отец. Я-то это давно знаю.
   – Надеюсь, ты будешь с ним так же счастлива, как я буду счастлив с… как я был счастлив с твоей матерью.
   «Хотя я решительно не понимаю, на что он надеется», – подумал он про себя.

Глава 22
Семнадцать томов отправляются на полку

   Король Восточной Евралии Веселунг завтракал на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вас есть тетушка… но не стоит повторяться.
   Король Западной Евралии Лионель завтракал на башне своего замка. Он поднял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вашего тестя есть тетушка…
   Наследный принц Арабии Удо завтракал… Но нет, я не могу больше описывать, как Удо принимает пищу. В этой книге и так было более чем достаточно еды и питья. На самом деле, было достаточно всего, и настало время прощаться.
   Давайте сначала попрощаемся с принцем. Его отъезд из Евралии был крайне скоропалительным. Пятиминутного разговора с Лионелем оказалось достаточно – принц охотно позволил убедить себя в том, что он неверно оценил чувства графини, и с радостью принял сообщение, что может покинуть Евралию без всякого риска.
   – Вы непременно должны навестить нас снова, – попрощался с ним Веселунг.
   – Да, я буду очень рада, – сказала Гиацинта.
   Есть два способа говорить подобные вещи, и они выбрали второй, как, впрочем, и Удо, отвечавший, что будет в восторге.
   Ровно неделю спустя состоялась знаменитая двойная свадьба. Роджер Кривоног посвятил целую главу описанию того, как король Веселунг произносил речи, а королева Бельвейн одаривала народ. На этот раз мы с Роджером сошлись во мнениях относительно Бельвейн: добродетели, в которых историк отказывал графине, он охотно приписал королеве.
   Гиацинта тоже не смогла устоять перед ее обаянием. Бельвейн, верхом на своем иноходце, с радостным взором и розами на щеках, с полуоткрытыми от усердия губами, пригоршнями бросающая золото и серебро в толпу, отдающую себе отчет в ее ребячливости и все же полную искреннего восхищения, – в этот день Бельвейн покорила все сердца.
   – Все-таки она прелесть, – сказала Гиацинта Лионелю. – Лучшей королевы и желать нельзя.
   – Я знаю одну королеву, – ответил Лионель, – которая лучше в сто раз.
   – Но ты ею восхищаешься, правда?
   – Не особенно.
   – О, Лионель, ты должен… – возразила Гиацинта, но почувствовала себя очень счастливой.
   На следующий день они отбыли в свое королевство. Советник провел очень напряженную неделю и каждый вечер вел таинственные беседы с женой, но теперь его работа была завершена, и отныне король Веселунг правил Восточной Евралией, а король Лионель – Западной.
   Перед тем как перейти к последней сцене, давайте заглянем в знаменитый Дневник.
   И вот что мы там видим:
   «Четверг, пятнадцатое сентября. Стала хорошей».
   А теперь последняя сцена.
   Король Веселунг сидел в саду королевы Бельвейн. Все утро они просматривали совместный сборник поэзии, готовый к изданию.
   Сборник открывался произведением, принадлежащим перу Веселунга:
 
Бо, бо, бил, бол.
Во, во, вил, вол.
 
   Примечание авторов гласило, что читать его можно с любого конца. Оставшаяся часть книги была посвящена творчеству Бельвейн, а участие короля заключалось, в основном, в «Превосходно!» и «Мне очень нравится». Однако в сборник загадочным образом затесалась эпическая поэма, обычно приписываемая Шарлотте Гулигулинг.
   – Некий субъект просит аудиенции у вашего величества, – объявил внезапно появившийся ливрейный лакей.
   – Какой субъект? – спросил Веселунг.
   – Некий, ваше величество.
   – Прими его здесь, дорогой, – сказала Бельвейн. – У меня есть дела во дворце.
   Она ушла, а через некоторое время лакей привел незнакомца. Это был человек приятной наружности, с круглым, чисто выбритым лицом, имеющий, судя по его одежде, некоторое отношение к сельскому хозяйству.
   – Что вам угодно? – спросил его Веселунг.
   – Я хотел бы поступить на службу к вашему величеству. Свинопасом, – ответил незнакомец.
   – А что вы знаете о свиноводстве?
   – У меня есть природная склонность к этому делу, хотя я никогда еще им по-настоящему не занимался.
   – Со мной в точности то же самое. Ну ладно, посмотрим. Как бы вы стали…
   Незнакомец достал из кармана огромный красный носовой платок и вытер лоб.
   – Вы собираетесь задавать вопросы, ваше величество?
   – Да, естественно, я…
   – Умоляю вас не делать этого. Заклинаю вас всем, что вам дорого, не мучайте меня. – Он собрался с духом и, ударив себя кулаком в грудь, заявил: – У меня есть природное чутье – этого достаточно.
   Веселунгу этот человек начал нравиться. Сам он тоже считал, что этого достаточно.
   – Однажды у меня завязался профессиональный разговор с одним свинопасом, – задумчиво проговорил он, – и мы выяснили, что у нас много общего.
   – Именно таким же образом, – сказал незнакомец, – и мне открылось мое призвание.
   – Как странно. Знаете, а ведь ваше лицо кажется мне немного знакомым.
   Незнакомец решил открыться.
   – Этим лицом я обязан вам, ваше величество, – просто ответил он.
   Веселунг в недоумении поднял брови.
   – Короче говоря, – пояснил незнакомец, – я – бывший король Бародии.
   Веселунг схватил его за руку.
   – Мой дорогой друг! Конечно, это вы. Теперь я вас узнал. Боже мой, какие волнующие воспоминания… И, если можно так выразиться, какие явно благотворные перемены в вашем облике. Я очень рад вас видеть. Вы должны мне все-все рассказать. Но сначала нам необходимо слегка подкрепиться.
   При слове «подкрепиться» бывший король совсем раскис, и, если бы не воркотня и утешения Мерривига, и дружеское похлопывание по плечу, и, наконец, плотный завтрак, он бы наверняка прослезился.
   – Дорогой друг, – сказал он, в последний раз утерев рот. – Вы меня просто спасли. А теперь позвольте поведать вам мою печальную историю.
   Он рассказал о своем великом решении, принятом в то памятное утро, когда он проснулся без бакенбардов. Как король он стал никуда не годен, да и сам мечтал начать новую жизнь.
   – У меня есть природный дар – инстинктивное чувство, и, что бы там они ни говорили, а они говорили много ужасных вещей, я в нем уверен. Знаете ли, я ведь однажды это доказал – ошибки быть не могло.
   – И что же?
   – А они задавали мне всякие вопросы – мелкие бестактные вопросы насчет того, что свиньи едят и тому подобное. Великие общие принципы свиноводства, то, что я осмелюсь назвать искусством водить свиней, теорию выпасания свиней в широком понимании, они полностью игнорировали. Только смеялись и пинками выпроваживали меня на улицу… голодать.
   Веселунг снова сочувственно похлопал собрата по плечу и подложил ему на тарелку добавки.
   – Я обошел всю Бародию, и везде было одно и то же: никто не хотел брать меня на работу. Нет ничего страшнее, дорогой Веселунг, чем постепенно терять веру в себя. Наконец, я стал подозревать, что в свиньях Бародии, несомненно, есть нечто отличное от остальных свиней. И вот я пришел в Евралию. Евралия – моя последняя надежда. Если и здесь я окажусь не у дел, то даже не знаю…
   Веселунг, который тоже стал кое-что подозревать, перебил его.
   – Минуточку, а с каким свинопасом вы говорили…
   – Я со многими говорил, – печально ответил король Бародии. – Они все подняли меня на смех.
   – Нет, самый первый. Тот, который помог обнаружить ваш талант.
   – Ах, этот… Я встретил его в самом начале войны. Помните, вы как-то раз говорили, что у вашего свинопаса есть плащ-невидимка. Так вот, это он и был.
   Веселунг с состраданием взглянул на него и печально покачал головой.
   – Мой бедный друг, это был я.
   Они уставились друг на друга, и каждый из них перебирал в уме подробности этой знаменательной встречи.
   – Да, – пробормотали они наконец, – это были мы.
   В памяти короля Бародии возникали ужасающие картины того, к чему привела эта встреча. Чего он только не наговорил о свиноводстве и свиньях! Что говорили ему другие, уже казалось неважным.
   – Даже не свинопас! – признал он с горечью.
   – Ну, ну, – проговорил Веселунг успокаивающе, – во всем можно найти положительные стороны. Вы можете вернуться на престол.
   Бывший король отрицательно покачал головой:
   – Это было бы недостойным выходом для человека с моим чувством чести. Нет, я останусь верен своему призванию. Все-таки за последнее время я кое-чему научился. По крайней мере, я понял: то, что я знаю, нельзя считать знанием, а это уже немало.
   Веселунг сердечно предложил:
   – Тогда оставайтесь у меня. Мой свинопас обучит вас ремеслу, а когда он отправится на покой, вы займете его место.
   – Вы это и вправду предлагаете?
   – Конечно, я буду очень рад, если вы будете жить поблизости. Вечером, уложив свиней спать, вы сможете навещать нас, и мы очень мило поболтаем.
   – Благослови вас Бог, ваше величество, – сказал новоиспеченный ученик свинопаса со слезами благодарности на глазах. – Благослови вас Бог.
   Они пожали друг другу руки в знак обоюдного расположения.
   – Дорогая, – сказал вечером Веселунг своей жене. – Боюсь, ты сделала не самый удачный выбор. Сегодня я случайно обнаружил, что я совсем не так умен, как мне казалось.
   Бельвейн с любовью посмотрела ему в глаза.
   – Быть умным совсем необязательно для монарха. Или для мужа.
   – А что обязательно?
   – Просто быть милым, – ответила королева Бельвейн.
   На этом моя история кончается. Вздыхая, я освободил письменный стол от груза семнадцати томов и перетащил их один за другим на специально построенную книжную полку. Много дней они высились между мной и миром непреодолимой преградой, укрывшись за которой я уносился в те далекие времена и жил с Веселунгом, Гиацинтой и моей леди Бельвейн. Теперь эта преграда рухнула, и в ярком свете дня, льющегося в комнату, видения тают. Когда-то, давным-давно…
   И все же один образ еще не потускнел. Высокий и тонкий человек с изможденным бледным лицом, самая примечательная часть которого – длинный вопрошающий нос. Волосы нестрижены и нечесаны, красновато-коричневый сюртук, кое-как застегнутый на груди, давно не чищен, из коротковатых штанин торчат худые ноги.
   Непрезентабельная фигура, но тем не менее я смотрю на него с большой нежностью. Ибо это Роджер Кривоног, спешащий во дворец за очередной порцией свежих новостей.
   С Роджером я тоже должен проститься, и делаю это не без сожаления, потому что часто бывал несправедлив к этому человеку, которому стольким обязан. Может быть, мы расстаемся не навсегда – в его семнадцати томах есть много других историй. В следующий раз я обещаю не вмешиваться и дать возможность Роджеру изложить историю по-своему. Думаю, он будет рад.
   Но я не позволю ему рассказывать о Бельвейн. Прошлым летом я встречал Бельвейн (или кого-то очень на нее похожего) в загородном доме в Шропшире, и мне совсем не хотелось бы ее огорчать. А я знаю, что Роджер недостаточно хорошо к ней относится.
 
   1915 г.