Страница:
Кристо прижал ладонь к груди и слегка поклонился.
– Мы работаем с аборигенами. Учим их языкам землян, математике, а еще – основам земледелия и металлургии. Помогаем оправиться от культурного шока, вызванного контактом с цивилизацией людей. Мы…
– Реми! Не забалтывайся! – прикрикнул папа́. – Давай в машину!
– Одну минутку! – Кристо вновь кинулся к Марвеллу. – Уделите мне только минуту!
– Запишитесь на прием, – посоветовал папа́.
– С превеликим удовольствием. А как это возможно сделать?
– Прилетайте на Землю. Раз в полгода я встречаюсь с представителями от гуманитарных миссий. Решаю их вопросы в рабочем порядке.
– Сердечное вам спасибо, дорогой сэр! Желаю приятно провести время на Сирене!
Реми подняла брови домиком, вопросительно поглядела на Кристо. Тот глубоко вздохнул, удрученно покачал головой.
– Мы школу строим… в атолле Алехандро… В ста семидесяти милях на юг от Прозерпины… – пояснил он задумчивым голосом.
– Вам, наверное, деньги нужны! – округлила глаза Реми. Он вспомнила сестренок Христофоровых, потом подумала о миллионах аксл, обитающих в рифовых лесах. Как, наверное, несладко им живется среди ядовитых и вечно голодных тварей коралловых чащоб! А эти люди – волонтеры, которых возглавляет Кристо, – несомненно, заняты благородным и необходимым делом.
А папа́ даже выслушать не пожелал!
– К нам редко наведываются персоны такого масштаба, как ваш уважаемый отец, – уклончиво ответил Кристо.
Она хотела пообещать, что обязательно устроит для него встречу с отцом, но тут подошел Скворцов и перебил ее на полуслове.
– Мистер Марвелл сердится, – сказал егерь. – Извините, мисс…
– Ну хорошо… идемте… – нехотя отозвалась Ремина.
Кристо подошел к мертвой сейсмурии. Наклонился, заглянул в остекленевший глаз.
– Эндрю, Эндрю… – проговорил он. – И не наскучило тебе выдавать несчастную медузу за самого опасного хищника Сирены? Честному роду сейсмурий вовек не обелить репутации…
– Это не медуза, – сказал Скворцов.
– Хоть раз показал бы туристам львиную звезду.
– Мне не нужны несчастные случаи.
– О чем он говорит? – спросила Реми у Скворцова.
– Мистер Марвелл нас ждет…
5
6
7
– Мы работаем с аборигенами. Учим их языкам землян, математике, а еще – основам земледелия и металлургии. Помогаем оправиться от культурного шока, вызванного контактом с цивилизацией людей. Мы…
– Реми! Не забалтывайся! – прикрикнул папа́. – Давай в машину!
– Одну минутку! – Кристо вновь кинулся к Марвеллу. – Уделите мне только минуту!
– Запишитесь на прием, – посоветовал папа́.
– С превеликим удовольствием. А как это возможно сделать?
– Прилетайте на Землю. Раз в полгода я встречаюсь с представителями от гуманитарных миссий. Решаю их вопросы в рабочем порядке.
– Сердечное вам спасибо, дорогой сэр! Желаю приятно провести время на Сирене!
Реми подняла брови домиком, вопросительно поглядела на Кристо. Тот глубоко вздохнул, удрученно покачал головой.
– Мы школу строим… в атолле Алехандро… В ста семидесяти милях на юг от Прозерпины… – пояснил он задумчивым голосом.
– Вам, наверное, деньги нужны! – округлила глаза Реми. Он вспомнила сестренок Христофоровых, потом подумала о миллионах аксл, обитающих в рифовых лесах. Как, наверное, несладко им живется среди ядовитых и вечно голодных тварей коралловых чащоб! А эти люди – волонтеры, которых возглавляет Кристо, – несомненно, заняты благородным и необходимым делом.
А папа́ даже выслушать не пожелал!
– К нам редко наведываются персоны такого масштаба, как ваш уважаемый отец, – уклончиво ответил Кристо.
Она хотела пообещать, что обязательно устроит для него встречу с отцом, но тут подошел Скворцов и перебил ее на полуслове.
– Мистер Марвелл сердится, – сказал егерь. – Извините, мисс…
– Ну хорошо… идемте… – нехотя отозвалась Ремина.
Кристо подошел к мертвой сейсмурии. Наклонился, заглянул в остекленевший глаз.
– Эндрю, Эндрю… – проговорил он. – И не наскучило тебе выдавать несчастную медузу за самого опасного хищника Сирены? Честному роду сейсмурий вовек не обелить репутации…
– Это не медуза, – сказал Скворцов.
– Хоть раз показал бы туристам львиную звезду.
– Мне не нужны несчастные случаи.
– О чем он говорит? – спросила Реми у Скворцова.
– Мистер Марвелл нас ждет…
5
Министры откомандировали на Сирену своих заместителей – тех, что помоложе и покрепче. Папа́ пришел в гнев: он понял, что его проект намерены спустить на тормозах. Что тут поделаешь? И премьеру не пожаловаться – в ста световых годах от Сирены премьер.
– Я не рассчитывал на легкую победу, – признался Марвелл Грезе, когда та завязывала узел его галстука. – Но у меня отняли оппонента. Я не веду переговоры на уровне замов. Я замам, да будет тебе известно, даже руки при встрече не подаю. Дьявол! Знай, что мне преподнесут такую свинью, отправил бы сюда одну Ремину. Девчонка сама справилась бы с переговорами.
– Вот и нужно было отправить, – буркнула Греза.
– Ну-ну… – Марвелл поджал губы. – Не смей обижать мне кроху!
– Ее обидишь, – Греза потуже затянула узел галстука. – Меня в ее годы еще не так обижали…
– Я, милая моя, человек занятой. Решай-ка проблемы внутри семьи сама, для того и взял тебя в жены.
– А ты выдай ее замуж…
– Я все слышу! – отозвалась Реми из своей комнаты. – Сговор! Средь бела дня!
– Пойди-ка проветрись! – отозвался папа́. – Непонятно, что ли? Взрослые разговаривают!
Реми протерла рубиновое сердечко, подаренное Кристо, проверила, не криво ли висит значок на топике. Потом взяла гитару и спустилась в холл.
Там она сыграла несколько этюдов собственного сочинения. Спела умильным голоском администратору и швейцару свежесочиненную балладу «О рыбоптице и птице-рыбаке». После первого припева администратор ушла по каким-то делам на кухню, а швейцар вышел на крыльцо.
Реми пожала плечами. Пристроила гитару между двумя креслами и тоже вышла на улицу.
Швейцар угощал сестер Христофоровых мятными леденцами.
– Разве им можно? – спросила Ремина.
– Не знаю, – пожал плечами швейцар. – Но они очень любят конфеты.
– Дети есть дети, – высказалась Ремина. Она вдруг вспомнила долговязого Кристо. Подумала о школе, которую его волонтеры строят в южном атолле. – А кто научил малышек нашему языку? – поинтересовалась она.
Швейцар поморщился.
– Миссионеры. Церковь Господа Вседержителя, слыхали небось? – Швейцар дождался кивка и продолжил с некоторой опаской: – Шуты гороховые… Крестят аксл целыми нерестами, фамилии им благочестивые дают. Библию читать учат.
– Что в этом плохого?
– А чего хорошего? Чужая душа – потемки. А душа чужого, если она у него есть, – черная дыра… Меня Бруно, кстати, зовут.
– Ремина. Очень приятно. А старшей девочке в школу, наверное, надо ходить. У вас ведь есть школа для аксл?
Швейцар прищурился:
– А кто из них, по-вашему, старшая рыбка?
– Что? Да вот эта.
Старшая аксла заморгала. Левым глазом – правым; левым – правым…
– Они из одного нереста, – улыбнулся швейцар.
– Как это – из одного нереста? – не поняла Реми.
– Одногодки, – пояснил швейцар. – Это ведь акслы. Они приостанавливают свое развитие, когда пожелают. Вот эти две захотели остаться девочками. Да… Причем одна почти сразу застолбила себе возраст, а вторая – пару годиков повременила.
– Господи! – Реми ахнула, почти как Греза. – Неужели это возможно?
– О! – в усы усмехнулся швейцар. – Не позволяйте себе думать об акслах как о людях.
Реми внимательно пригляделась к девочкам.
– Сколько же им лет на самом деле?
Швейцар призадумывался, переводя годы Сирены в земные.
– Двенадцать… или около того, – сказал он, наконец.
– Господи… – вновь протянула Реми. – Это ведь какая-то… вечная молодость!
– Почему же! – важно надул губы швейцар. – Эти повзрослеют и состарятся. Детские мордашки пойдут коричневыми пятнами, зубки сгниют… Помрут, в общем… хотя на вид останутся такими же маленькими.
– Какой кошмар!
– Да-а… – продолжил швейцар. – Послушайте сюда, Ремина. Нужны были бы им сильные руки и ноги или… там… размножаться бы им хотелось… ну, вы не маленькая и понимаете, что я хочу сказать… они сделали бы себя постарше. Вот те, что среди рифов живут, спешат возмужать поскорее. Но этим неплохо живется при гостинице, и нам от них польза – приучать туристов, чтоб не падали без чувств, едва завидят взрослого акслу.
– Ну… что ж… – Реми вымученно улыбнулась. Повернулась к девочкам: – А вы, лягушата, оказывается, уже большие? Какие хитрюги растут, боже мой!
Она вернулась в вестибюль. Увидела, что по лестнице спускается Марвелл, а с ним – Пасадель и О’Ливи.
– Папа́, я хочу посмотреть, как живут аборигены.
Марвелл оттопырил нижнюю губу, фыркнул.
– Ремина! – начал он с расстановкой. – Я спешу в горсовет на заседалово. Мне бы очень хотелось, чтобы ты присоединилась ко мне.
– Зачем?
– Кроха! Разве тебе неинтересно, чего ради пришлось лететь в эдакую даль? Посидишь в зале, на ус намотаешь. Поймешь, чем твой папа́ на жизнь зарабатывает.
– Зачем?
На самом деле она сразу поняла, куда клонит отец. Мол, крохе Реми пора прекратить валять дурака. Играть на гитаре, писать стихи и зачитываться фэнтези – непозволительная роскошь для девушки ее возраста. Дескать, дочки его партнеров по гольфу уже карьеру делают, и только Реми до сих пор в статусе маленькой девочки. Самой должно быть стыдно… И так далее, и тому подобное.
Реми помотала головой.
Нет, папа́! Крутить-вертеть собой она не позволит. Да здравствует гитара, рифмы и хоббиты с эльфами! Нечего тянуть человека с чистой душой в клоаку бизнеса и политики.
– Ну… как знаешь… – папа явно разочаровался. – Буду поздно. Пока!
– Пока!
Она поцеловала отца. Забрала гитару и поднялась в апартаменты.
Греза возлежала на диване с бокалом мартини. В ведерке со льдом стояла початая бутылка, на серебряном подносе имелись легкие закуски. Когда папа́ уходил надолго, Греза всегда напивалась, а потом смотрела мутными глазами на себя: у Грезы была большая коллекция записей с собственных концертов. Пела она в юности отменно, выглядела – еще лучше; и Реми тихо ненавидела ее за это.
– Мы с Эдмондом поспорили… – Греза захихикала; ей хватало одного бокала, чтоб изрядно захмелеть. – Он все-таки совсем тебя не знает, крыска. Он был уверен, что ты поедешь с ним в горсовет. Бедный наивный папаша! Теперь он должен подарить мне медиахолдинг, бедолага!
Реми снова спустилась в холл. Побродила по безлюдному залу, полюбовалась картинами – незатейливыми натюрмортами (она бы написала маслом лучше) в позолоченных рамах. Постояла перед бездарной стереофреской, аллегорически повествующей о колонизации Сирены. Вышла на улицу.
Оранжевое солнце еще не доползло до зенита, но воздух заметно прогрелся. Полдень обещал стать знойным. Никого перед парадным не обнаружилось: ни Бруно, ни сестренок Христофоровых. Дендрополиповый парк был пуст. У Реми появилось желание вынести мольберт и написать пейзаж, но тут сердце ее замерло: в конце аллеи показалась долговязая фигура Кристо. Присмотревшись, она поняла, что ошиблась. Это один из грузовых киберов, спешит, наверное, по вызову завхоза на пищеблок.
Кристо, Кристо… Почему же вы не выходите у меня из головы?
Пробковый шлем, глаза с крапинками, благородная скромность одежд. Во главе горстки самоотверженных волонтеров – против дикого мира и во благо несчастных аборигенов. Настоящий рыцарь… Магистр!
К парадному подкатил джип. Из салона выпрыгнул О’Ливи. Увидел Реми и помахал ей рукой.
– Греза у себя?
– А зачем она вам?
О’Ливи кивнул и побежал к дверям.
– Да она уже напилась! – крикнула Реми вдогонку.
Что происходит? Она всплеснула руками. Их как будто всех подменили на Сирене: и Грезу, и О’Ливи, и даже папа́. Сама того не желая, Реми поплелась следом за писателем.
Дверь в апартаменты Марвелла была приоткрыта. Греза, пьяно похихикивая, прижимала к груди голову О’Ливи, а тот тискал ее бедра и нес какую-то околесицу.
– Вы бы хоть дверь закрыли. Совсем, бомжи, страх потеряли? – пробормотала ошеломленная Реми. Камер наблюдения-то в отеле нет! В отличие от дворца папа́. Вот у них и помутился рассудок от мнимого приволья.
– Чего тебе надо? – промычала Греза.
– Я за гитарой пришла.
– Бери и проваливай. У нас мало времени.
О’Ливи отнял голову от жены шефа и пробубнил:
– Реми! Ну вы ведь умница! Вы не станете ябедничать, правда?
– А! Пусть ябедничает! – Греза откинулась на спинку дивана. – Кто ей поверит? Ночная кукушка кукует громче дневной! Он на нее сердит и слушать не станет!
– Ночная громче дневной… – пробормотала Реми и вышла в коридор. Гитару она так и не взяла.
…Это была захватывающая, волнующая идея. Дерзкая от начала и до конца. Во всем виноват был стресс и… еще раз стресс.
Реми подозвала администратора:
– Я хочу связаться с егерем, сопровождавшим нас на охоте.
– Со Скворцовым?
– Да, с Эндрю.
– Одну минуту.
На самом деле ждать пришлось полчаса или около того. Реми ушла в самую глухую часть парка, забралась в беседку, увитую сине-зелеными стеблями водорослей. Развернула на скамье терминал связи. Сначала терминал молчал, лишь мигал сигнал вызова. Потом в динамике завыло, задребезжало, а над скамьей возникла нечеткая голограмма.
– Скворцов.
– Это Ремина Марвелл. Здравствуйте.
– На атолле Торнадо. Связь плохая. Не вижу кто.
– Ремина. Вы сопровождали нас вчера.
– А! Мисс! Я вас почти не вижу! Я поднимусь повыше!
Голограмма дернулась и погасла. Реми услышала, как хрустят под сапогами егеря ломкие кости полипов. Скворцов тяжело дышал и отплевывался. Потом вдруг грянул выстрел: такой громкий, что динамики терминала захрипели.
– Что с вами, господин Скворцов?
– Ничего… Ч-черт… Вот-вот! Теперь я вас вижу.
– Это вы стреляли?
– Что? Да, я. Жаброхват это был… Они наглые на высотах.
– Господин Скворцов, мне нужны услуги проводника…
– Что? Еще одна охота?
– Нет, это личная просьба. Я хочу, чтоб вы отвезли меня в атолл Алехандро.
– Зачем?
– А вот этот вопрос излишний.
– Я беру за такие прогулки дорого, мисс.
– Могу себе представить.
– Я подумаю, мисс.
– Подумайте. Но я бы хотела отправиться в путь как можно скорее.
– К вечеру я вернусь в Прозерпину.
– К вечеру?
– Через восемь-десять часов. И еще через пять-шесть часов буду готов выйти.
– Господин Скворцов!
– Да, мисс?
– Я бы хотела, чтобы о нашем походе никто не знал.
– Даже ваш отец?
– Тем более отец.
– Тогда я возьму с вас еще дороже. Уж извините, но такой шанс я упустить не могу.
– Ладно уж…
Скорее отсюда! Из серого гадюшника посреди хилой полиповой поросли, где никому нет дела до нее и ей нет ни до кого дела. Подальше от финансовых интересов, заместителей министров и навязываемой роли. Подальше от лицемеров, лжецов и предателей. В рифовый лес. С головою – в буйство красок и запахов! Туда, куда зовет ее рубиновое сердце. Туда, где она может быть полезной.
В атолл Алехандро!
Скворцов перезвонил ей «вечером». Назначил время и место.
Солнце едва доползло до зенита. Знойный день Сирены был в самом разгаре.
– Я не рассчитывал на легкую победу, – признался Марвелл Грезе, когда та завязывала узел его галстука. – Но у меня отняли оппонента. Я не веду переговоры на уровне замов. Я замам, да будет тебе известно, даже руки при встрече не подаю. Дьявол! Знай, что мне преподнесут такую свинью, отправил бы сюда одну Ремину. Девчонка сама справилась бы с переговорами.
– Вот и нужно было отправить, – буркнула Греза.
– Ну-ну… – Марвелл поджал губы. – Не смей обижать мне кроху!
– Ее обидишь, – Греза потуже затянула узел галстука. – Меня в ее годы еще не так обижали…
– Я, милая моя, человек занятой. Решай-ка проблемы внутри семьи сама, для того и взял тебя в жены.
– А ты выдай ее замуж…
– Я все слышу! – отозвалась Реми из своей комнаты. – Сговор! Средь бела дня!
– Пойди-ка проветрись! – отозвался папа́. – Непонятно, что ли? Взрослые разговаривают!
Реми протерла рубиновое сердечко, подаренное Кристо, проверила, не криво ли висит значок на топике. Потом взяла гитару и спустилась в холл.
Там она сыграла несколько этюдов собственного сочинения. Спела умильным голоском администратору и швейцару свежесочиненную балладу «О рыбоптице и птице-рыбаке». После первого припева администратор ушла по каким-то делам на кухню, а швейцар вышел на крыльцо.
Реми пожала плечами. Пристроила гитару между двумя креслами и тоже вышла на улицу.
Швейцар угощал сестер Христофоровых мятными леденцами.
– Разве им можно? – спросила Ремина.
– Не знаю, – пожал плечами швейцар. – Но они очень любят конфеты.
– Дети есть дети, – высказалась Ремина. Она вдруг вспомнила долговязого Кристо. Подумала о школе, которую его волонтеры строят в южном атолле. – А кто научил малышек нашему языку? – поинтересовалась она.
Швейцар поморщился.
– Миссионеры. Церковь Господа Вседержителя, слыхали небось? – Швейцар дождался кивка и продолжил с некоторой опаской: – Шуты гороховые… Крестят аксл целыми нерестами, фамилии им благочестивые дают. Библию читать учат.
– Что в этом плохого?
– А чего хорошего? Чужая душа – потемки. А душа чужого, если она у него есть, – черная дыра… Меня Бруно, кстати, зовут.
– Ремина. Очень приятно. А старшей девочке в школу, наверное, надо ходить. У вас ведь есть школа для аксл?
Швейцар прищурился:
– А кто из них, по-вашему, старшая рыбка?
– Что? Да вот эта.
Старшая аксла заморгала. Левым глазом – правым; левым – правым…
– Они из одного нереста, – улыбнулся швейцар.
– Как это – из одного нереста? – не поняла Реми.
– Одногодки, – пояснил швейцар. – Это ведь акслы. Они приостанавливают свое развитие, когда пожелают. Вот эти две захотели остаться девочками. Да… Причем одна почти сразу застолбила себе возраст, а вторая – пару годиков повременила.
– Господи! – Реми ахнула, почти как Греза. – Неужели это возможно?
– О! – в усы усмехнулся швейцар. – Не позволяйте себе думать об акслах как о людях.
Реми внимательно пригляделась к девочкам.
– Сколько же им лет на самом деле?
Швейцар призадумывался, переводя годы Сирены в земные.
– Двенадцать… или около того, – сказал он, наконец.
– Господи… – вновь протянула Реми. – Это ведь какая-то… вечная молодость!
– Почему же! – важно надул губы швейцар. – Эти повзрослеют и состарятся. Детские мордашки пойдут коричневыми пятнами, зубки сгниют… Помрут, в общем… хотя на вид останутся такими же маленькими.
– Какой кошмар!
– Да-а… – продолжил швейцар. – Послушайте сюда, Ремина. Нужны были бы им сильные руки и ноги или… там… размножаться бы им хотелось… ну, вы не маленькая и понимаете, что я хочу сказать… они сделали бы себя постарше. Вот те, что среди рифов живут, спешат возмужать поскорее. Но этим неплохо живется при гостинице, и нам от них польза – приучать туристов, чтоб не падали без чувств, едва завидят взрослого акслу.
– Ну… что ж… – Реми вымученно улыбнулась. Повернулась к девочкам: – А вы, лягушата, оказывается, уже большие? Какие хитрюги растут, боже мой!
Она вернулась в вестибюль. Увидела, что по лестнице спускается Марвелл, а с ним – Пасадель и О’Ливи.
– Папа́, я хочу посмотреть, как живут аборигены.
Марвелл оттопырил нижнюю губу, фыркнул.
– Ремина! – начал он с расстановкой. – Я спешу в горсовет на заседалово. Мне бы очень хотелось, чтобы ты присоединилась ко мне.
– Зачем?
– Кроха! Разве тебе неинтересно, чего ради пришлось лететь в эдакую даль? Посидишь в зале, на ус намотаешь. Поймешь, чем твой папа́ на жизнь зарабатывает.
– Зачем?
На самом деле она сразу поняла, куда клонит отец. Мол, крохе Реми пора прекратить валять дурака. Играть на гитаре, писать стихи и зачитываться фэнтези – непозволительная роскошь для девушки ее возраста. Дескать, дочки его партнеров по гольфу уже карьеру делают, и только Реми до сих пор в статусе маленькой девочки. Самой должно быть стыдно… И так далее, и тому подобное.
Реми помотала головой.
Нет, папа́! Крутить-вертеть собой она не позволит. Да здравствует гитара, рифмы и хоббиты с эльфами! Нечего тянуть человека с чистой душой в клоаку бизнеса и политики.
– Ну… как знаешь… – папа явно разочаровался. – Буду поздно. Пока!
– Пока!
Она поцеловала отца. Забрала гитару и поднялась в апартаменты.
Греза возлежала на диване с бокалом мартини. В ведерке со льдом стояла початая бутылка, на серебряном подносе имелись легкие закуски. Когда папа́ уходил надолго, Греза всегда напивалась, а потом смотрела мутными глазами на себя: у Грезы была большая коллекция записей с собственных концертов. Пела она в юности отменно, выглядела – еще лучше; и Реми тихо ненавидела ее за это.
– Мы с Эдмондом поспорили… – Греза захихикала; ей хватало одного бокала, чтоб изрядно захмелеть. – Он все-таки совсем тебя не знает, крыска. Он был уверен, что ты поедешь с ним в горсовет. Бедный наивный папаша! Теперь он должен подарить мне медиахолдинг, бедолага!
Реми снова спустилась в холл. Побродила по безлюдному залу, полюбовалась картинами – незатейливыми натюрмортами (она бы написала маслом лучше) в позолоченных рамах. Постояла перед бездарной стереофреской, аллегорически повествующей о колонизации Сирены. Вышла на улицу.
Оранжевое солнце еще не доползло до зенита, но воздух заметно прогрелся. Полдень обещал стать знойным. Никого перед парадным не обнаружилось: ни Бруно, ни сестренок Христофоровых. Дендрополиповый парк был пуст. У Реми появилось желание вынести мольберт и написать пейзаж, но тут сердце ее замерло: в конце аллеи показалась долговязая фигура Кристо. Присмотревшись, она поняла, что ошиблась. Это один из грузовых киберов, спешит, наверное, по вызову завхоза на пищеблок.
Кристо, Кристо… Почему же вы не выходите у меня из головы?
Пробковый шлем, глаза с крапинками, благородная скромность одежд. Во главе горстки самоотверженных волонтеров – против дикого мира и во благо несчастных аборигенов. Настоящий рыцарь… Магистр!
К парадному подкатил джип. Из салона выпрыгнул О’Ливи. Увидел Реми и помахал ей рукой.
– Греза у себя?
– А зачем она вам?
О’Ливи кивнул и побежал к дверям.
– Да она уже напилась! – крикнула Реми вдогонку.
Что происходит? Она всплеснула руками. Их как будто всех подменили на Сирене: и Грезу, и О’Ливи, и даже папа́. Сама того не желая, Реми поплелась следом за писателем.
Дверь в апартаменты Марвелла была приоткрыта. Греза, пьяно похихикивая, прижимала к груди голову О’Ливи, а тот тискал ее бедра и нес какую-то околесицу.
– Вы бы хоть дверь закрыли. Совсем, бомжи, страх потеряли? – пробормотала ошеломленная Реми. Камер наблюдения-то в отеле нет! В отличие от дворца папа́. Вот у них и помутился рассудок от мнимого приволья.
– Чего тебе надо? – промычала Греза.
– Я за гитарой пришла.
– Бери и проваливай. У нас мало времени.
О’Ливи отнял голову от жены шефа и пробубнил:
– Реми! Ну вы ведь умница! Вы не станете ябедничать, правда?
– А! Пусть ябедничает! – Греза откинулась на спинку дивана. – Кто ей поверит? Ночная кукушка кукует громче дневной! Он на нее сердит и слушать не станет!
– Ночная громче дневной… – пробормотала Реми и вышла в коридор. Гитару она так и не взяла.
…Это была захватывающая, волнующая идея. Дерзкая от начала и до конца. Во всем виноват был стресс и… еще раз стресс.
Реми подозвала администратора:
– Я хочу связаться с егерем, сопровождавшим нас на охоте.
– Со Скворцовым?
– Да, с Эндрю.
– Одну минуту.
На самом деле ждать пришлось полчаса или около того. Реми ушла в самую глухую часть парка, забралась в беседку, увитую сине-зелеными стеблями водорослей. Развернула на скамье терминал связи. Сначала терминал молчал, лишь мигал сигнал вызова. Потом в динамике завыло, задребезжало, а над скамьей возникла нечеткая голограмма.
– Скворцов.
– Это Ремина Марвелл. Здравствуйте.
– На атолле Торнадо. Связь плохая. Не вижу кто.
– Ремина. Вы сопровождали нас вчера.
– А! Мисс! Я вас почти не вижу! Я поднимусь повыше!
Голограмма дернулась и погасла. Реми услышала, как хрустят под сапогами егеря ломкие кости полипов. Скворцов тяжело дышал и отплевывался. Потом вдруг грянул выстрел: такой громкий, что динамики терминала захрипели.
– Что с вами, господин Скворцов?
– Ничего… Ч-черт… Вот-вот! Теперь я вас вижу.
– Это вы стреляли?
– Что? Да, я. Жаброхват это был… Они наглые на высотах.
– Господин Скворцов, мне нужны услуги проводника…
– Что? Еще одна охота?
– Нет, это личная просьба. Я хочу, чтоб вы отвезли меня в атолл Алехандро.
– Зачем?
– А вот этот вопрос излишний.
– Я беру за такие прогулки дорого, мисс.
– Могу себе представить.
– Я подумаю, мисс.
– Подумайте. Но я бы хотела отправиться в путь как можно скорее.
– К вечеру я вернусь в Прозерпину.
– К вечеру?
– Через восемь-десять часов. И еще через пять-шесть часов буду готов выйти.
– Господин Скворцов!
– Да, мисс?
– Я бы хотела, чтобы о нашем походе никто не знал.
– Даже ваш отец?
– Тем более отец.
– Тогда я возьму с вас еще дороже. Уж извините, но такой шанс я упустить не могу.
– Ладно уж…
Скорее отсюда! Из серого гадюшника посреди хилой полиповой поросли, где никому нет дела до нее и ей нет ни до кого дела. Подальше от финансовых интересов, заместителей министров и навязываемой роли. Подальше от лицемеров, лжецов и предателей. В рифовый лес. С головою – в буйство красок и запахов! Туда, куда зовет ее рубиновое сердце. Туда, где она может быть полезной.
В атолл Алехандро!
Скворцов перезвонил ей «вечером». Назначил время и место.
Солнце едва доползло до зенита. Знойный день Сирены был в самом разгаре.
6
Срюкзаком и кофром Ремина потихоньку выбралась на задний двор. Выходить через парадное было нельзя. В эти минуты папа́ имел обыкновение появляться на балконе номера в пижаме и с чашечкой утреннего кофе в руке. Впрочем, утро здесь было весьма условным. Через каждые двенадцать земных часов в номерах плотно задраивали жалюзи и постояльцы ложились спать. Кондиционеры имитировали ночную прохладу, с шелестом листьев и стрекотом цикад. При желании можно было сымитировать шум прибоя, или посвист вьюги, или шорох дождя. Одна из стен легко превращалась в окно в другой мир, но папа́ предпочитал просто темноту. Реми помнила это с детства, с тех давних пор, когда тайком пробиралась в родительскую спальню, протискивалась между папой и мамой и мирно засыпала.
Она прошла через полуотворенные ворота и очутилась на улице. Стоял знойный оранжево-фиолетовый день. Солнце торчало почти в зените и не думало двигаться с места. Жужжал мириадами жаброкрыльев вездесущий летучий криль. Протарахтела автоматическая повозка на высоких колесах. Реми огляделась, бегом пересекла улицу. Шагнула на тротуар. Тусклая в солнечном свете причудливо изогнутая неоновая трубка зазывала промочить глотку в баре Энрике. Ремина жажды не испытывала, но именно в этом заведении Скворцов назначил ей встречу, поэтому она, не раздумывая, шагнула к двери.
И едва успела отшатнуться. Дверь распахнулась, из облака табачного дыма вывалился забулдыга в грязных лохмотьях. Потерял равновесие, живописно пропахал мостовую носом. Заорал благим матом, попытался встать, но через миг затих. Реми такое видела только по телевизору. Ей стало любопытно. Она подошла к пропойце, наклонилась.
– Осторожно, мисс!
Ремина оглянулась. В двух шагах от нее стоял патруль колониальной охраны. Мятые килты, бронежилеты поверх мундиров, гетры и башмаки на толстой подошве – это по такой-то жаре! – короткоствольные автоматы и дубинки в чехлах. Из-под киверов с изображением обоюдоострого меча, перекрещенного со стилизованным изображением ракеты, были видны только нижние челюсти, вяло перемалывающие жвачку.
– Что вы сказали? – переспросила Реми.
– Я говорю – осторожно, – произнес один из колохровцев, подойдя ближе. – Это Джойс! – Он ткнул мыском башмака забулдыге в бок. – Он работает в лаборатории русского биолога. Мало ли какой заразы он там нахватался…
– Благодарю вас! – отозвалась Ремина. – В таком случае не могли бы вы помочь бедолаге? Его, кажется, избили.
– Ни черта с ним не случится, мисс, – отмахнулся колохровец. – До Карлика проспится… А вот вам я бы не советовал гулять рядом с подобными заведениями. Не ровен час…
– Не ваше дело, – буркнула Реми и отвернулась. Ее до глубины души возмутило прохладное отношение колохровцев к своим обязанностям. И она решила, что обязательно заставит папа́ навести в местном управлении порядок, если только ему удастся пропихнуть свою программу.
– Как хотите, а я вас предупредил…
Но Ремина уже не слушала. Она толкнула дверь, вошла в бар. И оказалась в ярко освещенном помещении с низким потолком и выточенными из ракушечника столами. От запахов разлитого пива, немытых тел завсегдатаев, дешевого табака и пригоревшего мяса Ремине стало дурно. Посетители бара уставились на нее, как голодные шавки на бифштекс. Взгляды их были настолько красноречивы, что Ремина выскочила бы обратно на улицу, если бы не егерь, который поднялся из-за столика, привлекая ее внимание.
Скворцов оглядел Реми с головы до ног, усмехнулся.
– Чему вы смеетесь? – вскинулась она.
– Вижу, вы опять на прогулку собрались, – сказал он, провожая Реми к стойке. – Вроде нашей давешней охоты.
– Не волнуйтесь, я не дура. Вот здесь, – Ремина взвесила на руке рюкзак, – есть все, что нужно: крем от загара, сухой паек, термоизолирующий комплект, компас, и прочее, и прочее. С этим можно выжить даже на Гиперборее.
– Ого! – усмехнулся егерь. – В таком случае я за вас спокоен… Правда, на Сирене два магнитных полюса, следовательно, компас здесь бесполезен.
– Магнитный, но не гравитационный.
– Сдаюсь! – Скворцов поднял руки. – Приказывайте, мисс!
Он кивнул Энрике, бармену и хозяину заведения, тот отворил дверь в подсобку. Скворцов взял у своей клиентки рюкзак. Пропустил Ремину вперед, сунул бармену кредитку и скрылся в подсобке.
Они долго шли по узкому, тускло освещенному коридору, потом поднялись по бетонной лестнице с замызганными ступенями. Скворцов протянул руку, толкнул тяжелую створку люка. Пахнуло коралловыми зарослями. Солнце ударило Реми в глаза. Когда она привыкла к яркому свету, то увидела в нескольких шагах небольшой риф, откуда доносилось жизнерадостное хрупанье. Бегемоты расчищали заросли. Неподалеку обнаружился и знакомый джип. Скворцов пристроил багаж Ремины на заднее сиденье. Кивком предложил садиться. Реми не заставила себя ждать.
– Ну что, мистер Скворцов, – сказала она. – Едем?
– Едем, – отозвался егерь, – только называйте меня просто Андреем!
– Эндрю, – сказала Ремина.
– Пусть будет Эндрю, – согласился Скворцов.
– А вы меня – Реми!
– Годится!
Егерь завел джип. Тихо загудели электромоторы. Поднимая белую пыль, джип покатил прочь от бара Энрике. Неожиданно из рифа вышли сестры Христофоровы. Они проводили машину взглядом, часто-часто моргая глазищами, а потом аксла, которая выглядела старше, подняла над головой худые лапки, беззвучно похлопала в ладоши.
– Почему она аплодирует? – спросила Ремина, наблюдавшая эту сценку в зеркало заднего вида.
– Аксла-то? – переспросил Скворцов. – Это не аплодисменты Реми, это предупреждение.
– Кому? – удивилась Ремина. – Нам?
– Нам, – подтвердил егерь. – Будет гроза. Акслы – земноводные, поэтому чувствуют малейшее изменение влажности.
– И откуда вы все это знаете, Эндрю? – поинтересовалась Ремина.
– Я же ученый, Реми, – пояснил Скворцов. – Окончил биологический факультет Московского университета, специализировался на биосферах землеподобных планет. Работал на Кентурии, Гермии, Немезиде. Потом прилетел сюда. И влюбился.
– В планету?
– В планету.
Ремина хмыкнула.
– А как же звездная пехота? – спросила она вкрадчиво. – Вспомогательный батальон. Сержантские нашивки… Лапшу на уши вешали?
– Нисколько, – ответил егерь. – Все было. И батальон. И нашивки. Но армия – не мое призвание. Поэтому, когда пришлось выбирать между поступлением в офицерскую школу и карьерой экзобиолога, я выбрал экзобиологию. Благо что служба открыла мне бессрочную визу в космическое пространство…
– А сколько вам лет, Эндрю? – спросила Реми. – Если не секрет.
– Не секрет, – ответил Скворцов. – Тридцать четыре.
– Ого! – восхитилась Ремина. – А вы многое успели.
– И надеюсь, что успею еще больше… Если не помешают…
– Кто? – поинтересовалась Реми.
– Обстоятельства, – откликнулся егерь. – А главное, люди.
Ремине очень хотелось спросить: чему могут помешать обстоятельства и люди, но она не решилась. В конце концов, у каждого есть мечта, но далеко не каждый станет делиться ею с первым встречным. Она бы не стала.
Подскакивая на ухабах, джип бодро катился по проселочной дороге, как две капли воды похожей на ту, по которой они ездили на охоту. Как видно, на Сирене вообще была напряженка с приличными шоссе. Впрочем, по стеклобетону, напичканному оптоволокном управляющей сети, Реми достаточно накаталась на Земле. Зато на Сирене нашлось много такого, чего на благоустроенной родной планете днем с огнем не сыскать. Настоящие приключения! И еще – настоящие люди. Такие, как этот егерь. И такие, как Кристобаль…
– У меня просьба, Эндрю…
– Слушаю вас, – отозвался Скворцов.
– Расскажите мне о Кристо.
– О Кристо?..
Скворцов долго молчал. Смотрел прямо перед собой или оглядывался. Его беспокоило что-то. Реми сначала подумала, что егерь опасается погони, но потом сама разглядела на горизонте свинцовую полосу грозового фронта. Грозы на Сирене были редки, но сокрушительны, она читала об этом в «Википедии». И если до начала бури егерь не найдет убежища, им придется туго.
– Кристо весьма любопытный парень, – начал Скворцов. – Родился он на Земле, в Испанском Доминионе, в городе Барселона, в семье потомственных грандов. Окончил университет в Саламанке. На старших курсах присоединился к Юнион Гэлакси. Участвовал в гуманитарных миссиях на Гермии и Заратустре. Его несколько раз арестовывали за нарушение колониальных законов. Запрещали въезд на Землю. Своих родителей Кристо не видел лет десять. Он даже не знает, живы ли они. Впрочем, по-моему, не очень-то интересуется их судьбой. Отец Кристо был весьма недоволен выбором сына, он предпочел бы видеть его преуспевающим адвокатом, а в перспективе – одним из Генеральных Комиссаров Земной Федерации. Тем не менее в ЮГ Кристо сделал неплохую карьеру. Защитил докторскую диссертацию по социодинамике экстратерральных примитивных сообществ. Прошел путь от рядового волонтера до магистра планетарного отделения. Входит в Капитул. Если ничего не случится, магистр де Ла Вега со временем станет Верховным…
– Впечатляющая анкета, – откликнулась Ремина. – А чем он занимается здесь, на Сирене?
Скворцов усмехнулся.
– Тем же, чем занимается Юнион Гэлакси на всех других обитаемых мирах, – сказал он. – Расталкивает местные примитивные социумы под микитки…
Реми прыснула:
– Подо что?!
– Это такое русское выражение… «Толкать под микитки» – значит ударить под дых, под ребра то есть. Лишить дыхания, понимаете?
Ремина покачала головой:
– Нет, не понимаю… При чем здесь этот варварский обычай русских?
– При том, что Юнион Гэлакси навязывает аборигенам земные культурные стереотипы. Лишает их цивилизацию, пусть и весьма примитивную, с нашей точки зрения, собственного дыхания…
– Это спорное утверждение! – заявила Реми. – Такие люди, как Кристо, несут несчастным дикарям светоч культуры!
Егерь покосился на нее.
– Вы серьезно так считаете? – спросил он. – Не стану спорить… Приедем в Алехандро, сами увидите… Кстати, а зачем вам туда? Если не секрет.
– Понимаете, Эндрю, – сказала Ремина. – Быть дочерью Марвелла – это подарок судьбы. По крайней мере, так думают многие. Но при этом жизнь расписана на сто лет вперед. Все предсказуемо. Короче, скука… А мне хотелось бы пожить настоящей жизнью.
– В атолле Алехандро?
– Да почему бы и нет…
– Ну хотя бы потому, что только в человеческих городах – Прозерпине и Персефоне – и их окрестностях аборигены носят одежду, спят на постелях, пользуются унитазами. А у себя в атолле они – дети природы. Со всеми вытекающими…
– Пугаете?
– И не думаю.
– Роскоши и комфорта я уже насмотрелась. Теперь хочется увидеть оборотную сторону жизни… И потом, я планирую написать книгу…
– Об аборигенах?
– И о них тоже. Настоящую книгу, понимаете? Не такую, что теперь пишет О’Ливи.
– А он писатель?
– Ну да… И неплохой, в общем, но… боюсь, что благодаря папа́ скоро перестанет им быть.
Она прошла через полуотворенные ворота и очутилась на улице. Стоял знойный оранжево-фиолетовый день. Солнце торчало почти в зените и не думало двигаться с места. Жужжал мириадами жаброкрыльев вездесущий летучий криль. Протарахтела автоматическая повозка на высоких колесах. Реми огляделась, бегом пересекла улицу. Шагнула на тротуар. Тусклая в солнечном свете причудливо изогнутая неоновая трубка зазывала промочить глотку в баре Энрике. Ремина жажды не испытывала, но именно в этом заведении Скворцов назначил ей встречу, поэтому она, не раздумывая, шагнула к двери.
И едва успела отшатнуться. Дверь распахнулась, из облака табачного дыма вывалился забулдыга в грязных лохмотьях. Потерял равновесие, живописно пропахал мостовую носом. Заорал благим матом, попытался встать, но через миг затих. Реми такое видела только по телевизору. Ей стало любопытно. Она подошла к пропойце, наклонилась.
– Осторожно, мисс!
Ремина оглянулась. В двух шагах от нее стоял патруль колониальной охраны. Мятые килты, бронежилеты поверх мундиров, гетры и башмаки на толстой подошве – это по такой-то жаре! – короткоствольные автоматы и дубинки в чехлах. Из-под киверов с изображением обоюдоострого меча, перекрещенного со стилизованным изображением ракеты, были видны только нижние челюсти, вяло перемалывающие жвачку.
– Что вы сказали? – переспросила Реми.
– Я говорю – осторожно, – произнес один из колохровцев, подойдя ближе. – Это Джойс! – Он ткнул мыском башмака забулдыге в бок. – Он работает в лаборатории русского биолога. Мало ли какой заразы он там нахватался…
– Благодарю вас! – отозвалась Ремина. – В таком случае не могли бы вы помочь бедолаге? Его, кажется, избили.
– Ни черта с ним не случится, мисс, – отмахнулся колохровец. – До Карлика проспится… А вот вам я бы не советовал гулять рядом с подобными заведениями. Не ровен час…
– Не ваше дело, – буркнула Реми и отвернулась. Ее до глубины души возмутило прохладное отношение колохровцев к своим обязанностям. И она решила, что обязательно заставит папа́ навести в местном управлении порядок, если только ему удастся пропихнуть свою программу.
– Как хотите, а я вас предупредил…
Но Ремина уже не слушала. Она толкнула дверь, вошла в бар. И оказалась в ярко освещенном помещении с низким потолком и выточенными из ракушечника столами. От запахов разлитого пива, немытых тел завсегдатаев, дешевого табака и пригоревшего мяса Ремине стало дурно. Посетители бара уставились на нее, как голодные шавки на бифштекс. Взгляды их были настолько красноречивы, что Ремина выскочила бы обратно на улицу, если бы не егерь, который поднялся из-за столика, привлекая ее внимание.
Скворцов оглядел Реми с головы до ног, усмехнулся.
– Чему вы смеетесь? – вскинулась она.
– Вижу, вы опять на прогулку собрались, – сказал он, провожая Реми к стойке. – Вроде нашей давешней охоты.
– Не волнуйтесь, я не дура. Вот здесь, – Ремина взвесила на руке рюкзак, – есть все, что нужно: крем от загара, сухой паек, термоизолирующий комплект, компас, и прочее, и прочее. С этим можно выжить даже на Гиперборее.
– Ого! – усмехнулся егерь. – В таком случае я за вас спокоен… Правда, на Сирене два магнитных полюса, следовательно, компас здесь бесполезен.
– Магнитный, но не гравитационный.
– Сдаюсь! – Скворцов поднял руки. – Приказывайте, мисс!
Он кивнул Энрике, бармену и хозяину заведения, тот отворил дверь в подсобку. Скворцов взял у своей клиентки рюкзак. Пропустил Ремину вперед, сунул бармену кредитку и скрылся в подсобке.
Они долго шли по узкому, тускло освещенному коридору, потом поднялись по бетонной лестнице с замызганными ступенями. Скворцов протянул руку, толкнул тяжелую створку люка. Пахнуло коралловыми зарослями. Солнце ударило Реми в глаза. Когда она привыкла к яркому свету, то увидела в нескольких шагах небольшой риф, откуда доносилось жизнерадостное хрупанье. Бегемоты расчищали заросли. Неподалеку обнаружился и знакомый джип. Скворцов пристроил багаж Ремины на заднее сиденье. Кивком предложил садиться. Реми не заставила себя ждать.
– Ну что, мистер Скворцов, – сказала она. – Едем?
– Едем, – отозвался егерь, – только называйте меня просто Андреем!
– Эндрю, – сказала Ремина.
– Пусть будет Эндрю, – согласился Скворцов.
– А вы меня – Реми!
– Годится!
Егерь завел джип. Тихо загудели электромоторы. Поднимая белую пыль, джип покатил прочь от бара Энрике. Неожиданно из рифа вышли сестры Христофоровы. Они проводили машину взглядом, часто-часто моргая глазищами, а потом аксла, которая выглядела старше, подняла над головой худые лапки, беззвучно похлопала в ладоши.
– Почему она аплодирует? – спросила Ремина, наблюдавшая эту сценку в зеркало заднего вида.
– Аксла-то? – переспросил Скворцов. – Это не аплодисменты Реми, это предупреждение.
– Кому? – удивилась Ремина. – Нам?
– Нам, – подтвердил егерь. – Будет гроза. Акслы – земноводные, поэтому чувствуют малейшее изменение влажности.
– И откуда вы все это знаете, Эндрю? – поинтересовалась Ремина.
– Я же ученый, Реми, – пояснил Скворцов. – Окончил биологический факультет Московского университета, специализировался на биосферах землеподобных планет. Работал на Кентурии, Гермии, Немезиде. Потом прилетел сюда. И влюбился.
– В планету?
– В планету.
Ремина хмыкнула.
– А как же звездная пехота? – спросила она вкрадчиво. – Вспомогательный батальон. Сержантские нашивки… Лапшу на уши вешали?
– Нисколько, – ответил егерь. – Все было. И батальон. И нашивки. Но армия – не мое призвание. Поэтому, когда пришлось выбирать между поступлением в офицерскую школу и карьерой экзобиолога, я выбрал экзобиологию. Благо что служба открыла мне бессрочную визу в космическое пространство…
– А сколько вам лет, Эндрю? – спросила Реми. – Если не секрет.
– Не секрет, – ответил Скворцов. – Тридцать четыре.
– Ого! – восхитилась Ремина. – А вы многое успели.
– И надеюсь, что успею еще больше… Если не помешают…
– Кто? – поинтересовалась Реми.
– Обстоятельства, – откликнулся егерь. – А главное, люди.
Ремине очень хотелось спросить: чему могут помешать обстоятельства и люди, но она не решилась. В конце концов, у каждого есть мечта, но далеко не каждый станет делиться ею с первым встречным. Она бы не стала.
Подскакивая на ухабах, джип бодро катился по проселочной дороге, как две капли воды похожей на ту, по которой они ездили на охоту. Как видно, на Сирене вообще была напряженка с приличными шоссе. Впрочем, по стеклобетону, напичканному оптоволокном управляющей сети, Реми достаточно накаталась на Земле. Зато на Сирене нашлось много такого, чего на благоустроенной родной планете днем с огнем не сыскать. Настоящие приключения! И еще – настоящие люди. Такие, как этот егерь. И такие, как Кристобаль…
– У меня просьба, Эндрю…
– Слушаю вас, – отозвался Скворцов.
– Расскажите мне о Кристо.
– О Кристо?..
Скворцов долго молчал. Смотрел прямо перед собой или оглядывался. Его беспокоило что-то. Реми сначала подумала, что егерь опасается погони, но потом сама разглядела на горизонте свинцовую полосу грозового фронта. Грозы на Сирене были редки, но сокрушительны, она читала об этом в «Википедии». И если до начала бури егерь не найдет убежища, им придется туго.
– Кристо весьма любопытный парень, – начал Скворцов. – Родился он на Земле, в Испанском Доминионе, в городе Барселона, в семье потомственных грандов. Окончил университет в Саламанке. На старших курсах присоединился к Юнион Гэлакси. Участвовал в гуманитарных миссиях на Гермии и Заратустре. Его несколько раз арестовывали за нарушение колониальных законов. Запрещали въезд на Землю. Своих родителей Кристо не видел лет десять. Он даже не знает, живы ли они. Впрочем, по-моему, не очень-то интересуется их судьбой. Отец Кристо был весьма недоволен выбором сына, он предпочел бы видеть его преуспевающим адвокатом, а в перспективе – одним из Генеральных Комиссаров Земной Федерации. Тем не менее в ЮГ Кристо сделал неплохую карьеру. Защитил докторскую диссертацию по социодинамике экстратерральных примитивных сообществ. Прошел путь от рядового волонтера до магистра планетарного отделения. Входит в Капитул. Если ничего не случится, магистр де Ла Вега со временем станет Верховным…
– Впечатляющая анкета, – откликнулась Ремина. – А чем он занимается здесь, на Сирене?
Скворцов усмехнулся.
– Тем же, чем занимается Юнион Гэлакси на всех других обитаемых мирах, – сказал он. – Расталкивает местные примитивные социумы под микитки…
Реми прыснула:
– Подо что?!
– Это такое русское выражение… «Толкать под микитки» – значит ударить под дых, под ребра то есть. Лишить дыхания, понимаете?
Ремина покачала головой:
– Нет, не понимаю… При чем здесь этот варварский обычай русских?
– При том, что Юнион Гэлакси навязывает аборигенам земные культурные стереотипы. Лишает их цивилизацию, пусть и весьма примитивную, с нашей точки зрения, собственного дыхания…
– Это спорное утверждение! – заявила Реми. – Такие люди, как Кристо, несут несчастным дикарям светоч культуры!
Егерь покосился на нее.
– Вы серьезно так считаете? – спросил он. – Не стану спорить… Приедем в Алехандро, сами увидите… Кстати, а зачем вам туда? Если не секрет.
– Понимаете, Эндрю, – сказала Ремина. – Быть дочерью Марвелла – это подарок судьбы. По крайней мере, так думают многие. Но при этом жизнь расписана на сто лет вперед. Все предсказуемо. Короче, скука… А мне хотелось бы пожить настоящей жизнью.
– В атолле Алехандро?
– Да почему бы и нет…
– Ну хотя бы потому, что только в человеческих городах – Прозерпине и Персефоне – и их окрестностях аборигены носят одежду, спят на постелях, пользуются унитазами. А у себя в атолле они – дети природы. Со всеми вытекающими…
– Пугаете?
– И не думаю.
– Роскоши и комфорта я уже насмотрелась. Теперь хочется увидеть оборотную сторону жизни… И потом, я планирую написать книгу…
– Об аборигенах?
– И о них тоже. Настоящую книгу, понимаете? Не такую, что теперь пишет О’Ливи.
– А он писатель?
– Ну да… И неплохой, в общем, но… боюсь, что благодаря папа́ скоро перестанет им быть.
7
Реми поглядела на монитор компаса. Приподняла бровь.
– Не слишком ли сильно мы отклонились на запад?
– Что-что? – отозвался Скворцов; дорога на этом участке была вовсе не ахти: грунтовка, на которой тщилась закрепиться дендрополиповая поросль, поэтому внимание егеря было целиком поглощено маневрами, а еще назойливым стуком в области правого переднего колеса. Как бы не пришлось менять шаровую опору прямо на обочине.
– Ну… – Реми взмахнула рукой. – Атолл Алехандро, насколько мне известно, на юге. А мы забираемся все дальше на запад. Почему?
– А! – Егерь сбавил скорость, объезжая развесистый коралл, что расположился посреди дороги многоруким Шивой. – Понял вас. К атоллу Алехандро не подберешься на джипе. Вот доедем до Персефоны, а оттуда – пешочком через риф. Километров пятьдесят… Не смущает?
– Не слишком ли сильно мы отклонились на запад?
– Что-что? – отозвался Скворцов; дорога на этом участке была вовсе не ахти: грунтовка, на которой тщилась закрепиться дендрополиповая поросль, поэтому внимание егеря было целиком поглощено маневрами, а еще назойливым стуком в области правого переднего колеса. Как бы не пришлось менять шаровую опору прямо на обочине.
– Ну… – Реми взмахнула рукой. – Атолл Алехандро, насколько мне известно, на юге. А мы забираемся все дальше на запад. Почему?
– А! – Егерь сбавил скорость, объезжая развесистый коралл, что расположился посреди дороги многоруким Шивой. – Понял вас. К атоллу Алехандро не подберешься на джипе. Вот доедем до Персефоны, а оттуда – пешочком через риф. Километров пятьдесят… Не смущает?