Страница:
Хозяин доверчиво смотрит на будущего зятя, облегченно вздыхает и продолжает свои расспросы с прежней серьезностью:
- Вы, если не ошибаюсь, работаете в министерстве финансов, не правда ли?
- Да, я там временно работаю главным писарем в ожидании повышения. Мой дядя - начальник отдела министерства, так вот через него я действую в отношении перехода на более ответственную работу. Мне твердо обещают место бухгалтера, жду только утверждения нового бюджета.
- Хорошо, очень хорошо. Это неплохо, что вы работаете в министерстве финансов. Финансы - это душа государственного учреждения. И уголька вам выдадут на зиму, и доставку мармелада для вас, чиновников, организуют, и разные другие льготы вы можете иметь, а придет время - и пенсию? получите. Только смотрите в оба, чтобы службу не потерять, потому что вокруг царит страшный кризис... Кстати, немного ранее вы упомянули, что ваш дядя работает начальником отдела министерства. Не будете ли вы так любезны назвать его?
- Топлийский! Власаки Топлийский!
- Топлийский... Топлийский... Власаки Топлийский... Нет, не припомню его. Он, вероятно, муж вашей тети?
- Да, отличный человек. Представьте себе, изучил самостоятельно четыре языка и постоянно читает иностранные книги. Интересуется преимущественно хозяйственными и финансовыми вопросами. Его статьи печатаются в итальянских журналах. Недавно спрашивали его адрес, чтобы внести его в один из международных справочников.
- Браво! Вот это да! Такие люди, как ваш дядя, являются гордостью нашей страны!.. А родители-то у вас есть, живы ли они? Чем занимается ваш отец?
- Да, живы. Отец мой был учителем. Сейчас он на пенсии.
- Что он преподавал?
- Географию.
- Так, так, очень рад. Хорошими болгарами были прежние наши учителя. Не то что нынешние, все на коммунизм сбиваются... Вы единственный сын у родителей? Братья, сестры у вас есть?
- Есть только одна старшая, замужняя сестра.
- За кем она замужем?
- За агрономом. И он также очень культурный человек. Очень часто разъезжает по провинции и читает лекции о сое.
Повидимому, довольный объяснениями кандидата в зятья, полковник запаса, или, вернее сказать, запасной полковничек, откидывается на спинку кресла, уставляется взглядом куда-то в потолок и щекочет свое сознание приятной мыслью, что дочь его попадет в хорошую семью. Буби также сидит,' трепеща от счастья, что атакуемая им крепость скоро падет и окажется в его руках, и едва сдерживается, чтобы не вскочить и не расцеловать своего будущего тестя.
Пока они сидят таким образом, уже связанные невидимыми нитями близкого родства, ручка противоположной двери шевелится, как живая, и невольно подсказывает: по ту сторону двери кто-то стоит и с затаенным дыханием следит за всем ходом развития рокового разговора между мужчинами в гостиной.
Тогда хозяин нарушает молчание и произносит с подчеркнутой снисходительностью:
- Так вот, что касается меня, если спросите, господин Омайников, то я не имею ничего против вашей женитьбы на моей дочери, но только не знаю, что скажет на это она. Вы говорили с нею по этому поводу?
- О, это предоставьте нам! - с виноватой улыбкой отвечает Буби. - Мы давно любим друг друга.
- Ну, если вы нравитесь друг другу и считаете, что можете жить совместно, то у меня нет никаких оснований вам препятствовать в этом. Вы молоды и многого достигнете на служебном поприще, но и Софьюшка умная, бережливая девушка, домовница, на пианино немного умеет играть, - одно время, когда она была в четвертом классе, брала уроки у одного профессора, который находил, что у нее большой музыкальный талант, но потом пошли войны, я ушел на фронт, профессор помер, одним словом, начались всевозможные трудности и помехи. Так вот, я хочу сказать, что она не из тех девушек, которые только и думают, что о пудре да румянах. Она серьезна, скромна - я хвалю ее вам не потому, что она моя дочь,, а просто потому, что люблю сказать правду. Верно, как любая молодая девушка, и она немного неопытна в домашних делах, но она подучится, пообвыкнет. Никто не родится на этот свет обученным.
- Нет, я не дам ей ни к чему прикоснуться, возьму прислугу, кухарку...
- О не-ет, вот тут-то я с вами не согласен! Если у вас есть лишний грош, то, вместо того чтобы швырять его на кухарку, лучше отложить лев-другой, а там, глядишь, и купите себе квартирку, потому что, понимаете, человек совсем по-иному чувствует себя под собственным кровом.
- Но я уже записан на квартиру в одном жилищностроительном товариществе и до сих пор внес уже три тысячи восемьсот левов! - важно заявляет Буби, проникшись гордым сознанием благородного своего стремления к недвижимой собственности.
- Неужели? Смотри ты, смотри ты, какой предусмотрительный и практичный юноша! Вы действительно заслуживаете больше, чем похвалы. Ну, а как скоро наступит ваша очередь на получение ссуды?
- Есть у меня в товариществе один надежный человек, который настоял, чтобы меня внесли в списки на ближайшую выдачу ссуды.
- Отлично! Я же, поскольку я сейчас занимаюсь посредническо-комиссионерским делом и имею связи с разными предпринимателями, постараюсь подыскать для вас подходящую квартирку. Двух комнат и кухни для вас на первых порах будет вполне достаточно...
В этот высший момент домоустроительных откровений между тестем и зятем дверь с волшебной ручкой скрипнула, открылась, и в гостиную вошла крупная пожилая женщина в темно-коричневом платье, раза в два выше хозяина.
Полковник запаса поднялся с кресла, обратился сначала к даме, затем к дорогому гостю и представил их друг другу:
- Познакомьтесь с моей женой! Поликсена, познакомься с господином Омайниковым!
- Ах, так это вы, господин Омайников? - приятно удивилась дородная дама, донельзя сладко улыбнувшись, и во рту ее блеснули два ряда золотых зубов. - Очень рада, господин Омайников, видеть вас в нашем доме. Давно слышу о вас прекрасные, лестные отзывы Софочки. Вы познакомились с ней ках-то на чашке чая, а после этого изредка случайно встречались на улицах. "Почему ты не, пригласишь как-нибудь господина Омайникова к нам домой?" - говорю я ей, а она: "Оставь, мамочка, ты не знаешь, какой он застенчивый, ему будет неловко". - "Ну и прекрасно, - говорю ей, - а чего ему стесняться? Мы ведь людей не едим?" Слава богу, что вы наконец-то решились зайти и оказали нам честь своим посещением!
После этих вступительных слов дама подсела к своему супругу, который стал почти невидимым в ее близком и величественном соседстве.
Однако человеческая природа черт знает какая! Многие ученые изучали ее, многие философы исследовали и копались в самых сокровенных глубинах, но и поныне она остается такой же темной загадкой, какой была еще при сотворении мира.
На эти отвлеченные мысли нас невольно наводит резкая перемена в душевном состоянии нашего героя, который с появлением матери Бебы стал вдруу испытывать необъяснимый страх и смущение, какую-то головоломную сумятицу и умственное отупение. Несмотря на то что мать совершенно открыто подчеркивала свои добрые чувства по отношению к нему и предупредила, что не ест людей, Буби все же видел в ее лице какую-то хищную полуженщину, полуакулу, готовую в любую минуту наброситься на него и разорвать в клочья своими золотыми челюстями.
- Благодарю, благодарю, - бессвязно бормотал гость и чувствовал, что кресло его начинает проваливаться и погружаться во что-то мягкое.
К счастью, как раз в это время появилась Беба, внесшая в атмосферу желанное прояснение.
И поскольку человек устроен так, что свыкается с самыми страшными ужасами и те перестают производить на него впечатление, наш герой мало-помалу свыкся также с женщиной-акулой, пришел в себя, съел поднесенное ему Бебой черешневое варенье и даже развеселился.
И долго-долго счастливая четверка сидела за круглым столом в гостиной и строила планы будущего, потом Буби посмотрел на часы, извинился, что отнял время у хозяев, простился по очереди со всеми, поцеловав руку тестя и тещи, а теща в благодарность за галантный жест своего зятя обратилась к Бебе и сказала, подмигнув ей доверительно:
- Софочка, проводи господина Омайникова.
* * *
Мы не станем подробно описывать всех дальнейших милых картинок и сцен из жизни знакомого нам семейства, куда наш герой стал заходить каждый день и оставался ужинать, не будем рассказывать, с каким трогательным вниманием относились к нему родители Бебы, как старались они положить ему самый большой и лакомый кусок скумбрии и щедро выжать на него чуть ли не пол-лимона, - наконец, мы не станем говорить об интригах и разговорах, которые возникли вскоре среди любопытных обитателей кооперативного дома вокруг личности все еще тайного жениха. Мы не будем также распространяться и о том, как в один из воскресных вечеров отец и мать Буби отправились на такси с первым визитом к семейству Потайниковых, как после этого старый учитель с напряженным интересом слушал рассказы о славных военных подвигах полковника запаса, а жена учителя объясняла своей сватье самые верные способы сохранения от плесени маринованных баклажан. Мы умолчим точно так же о том, как эти две сроднившиеся семьи остались до крайности приятно удивлены и восхищены друг другом, как, выражаясь фигурально, Беба порхала и кружилась, как бабочка, вокруг своей сладкоречивой свекрови, и так далее, и так далее. Все эти вещи сами собой разумеются, а для их подробного описания необходимо было бы отвести столько страниц, на скольких другие авторы подготавливают и совершают по меньшей мере три убийства или самоубийства некоторых лишних своих героев.
Вот почему мы совершим акробатический прыжок и остановим свое внимание на самом значительном событии в жизни человека, каким бесспорно является свадьба. Но прежде чем подойти к самой свадьбе и закусить поросенком, посмотрим, что происходило за несколько недель до этого.
Прежде всего предсвадебная суматоха началась с заказа стеганых одеял, цвет которых дал повод к оживленным спорам между матерью и дочерью - спорам, которые грозили привести к скандалу, если бы продавец не взял на себя роль посредника и не заявил открыто, что фиолетовый цвет менее устойчив, чем апельсинный. Таким образом, упорство Бебы было сломлено, и одеяла были заказаны апельсинного цвета - притом не из чешского, а из болгарского сатина, потому что, по словам матери, назначение того и другого одинаково, а кроме того, покупая болгарский, выполняешь патриотический долг, поддерживая отечественное производство. После того как вопрос с одеялами хотя и не совсем миролюбиво, но был улажен, предстояло решить сложную задачу о подарках снохи родственникам Буби. Но тут уж Беба настояла на своем, несмотря на ловкие маневры своего отца, назвавшего ее легкомысленной ветреницей, и в каком-то маленьком ателье на окраине города с молниеносной быстротой начали шить шелковые пижамы, шелковые ночные сорочки, шелковые комбинации, и как минорное завершение этого шелкового свадебного каприччио - была заказана поплиновая мужская рубашка с двумя воротничками и парой запасных манжет. Когда подарки были готовы и родственники Бебы отправились их посмотреть и пощупать своими руками да поахать от восторга, а за спиной сказать, что они не представляют ничего, особенного, пришел, наконец, тот неизбежный и трагический день, когда полковник запаса вынужден был услышать горькую истину, что всякий отец должен купить к свадьбе своей дочери спальню со всякими там гардеробами, ночными тумбочками, трельяжами и тому подобным.
Сначала отец делал отчаянные усилия преодолеть этот отживший предрассудок и впадал в страшное уныние. Он становился вдруг язвительным, ожесточенно ругал грубый материализм, вздыхал и сожалел, что не стало больше идеальной любви и что ныне люди женятся только из корыстных интересов. Но так как Беба настаивала на своем и так обливалась слезами, что, казалось, они били ключом из каждой поры ее тела, полковник запаса также изменил тактику, съежился до неузнаваемости, словно кто-то положил его под микроскоп, и приглушенным голосом просил дочь смилостивиться над ним и не разорять его, потому что он, бедный, может очутиться на улице с протянутой рукой, как нищий, моля о корке хлеба. При этом хитрец внезапно задыхался и всхлипывал: "Ах, ах! Сердце!" - и хватался за грудь, но Беба опережала его и очень естественно падала в обморок, сохраняя все-таки столько сознания, чтобы крикнуть:
- Господи, что за отец! Двести тысяч левов у него в банке, и он жалуется, что останется на улице! Скряга!
После этого неожиданного изобличения отец потерял последнюю возможность выйти победителем из игры, и поэтому, когда Беба пришла в себя после обморока, он был уже совсем другим. Весь растворенный в какойто коварной нежности к дочери, он объяснял, что все, что у него есть, в один прекрасный день также будет принадлежать ей, но пусть она свыкнется с мыслью, что обладает малым, чтобы потом не шлепнуться с облаков на землю, а самое главное - пусть не считает родителей миллионерами. Наконец, если она хочет спальню, он купит ей и спальню - только бы в семье был мир.
- Я видела в одном мебельном магазине очень красивые спальни орехового дерева! - кротко сказала Беба с прояснившимся лицом.
- Устроим это дело! - как-то неопределенно и загадочно ответил полковник, и в эдисоновском его мозгу начал созревать вероломный план.
Вечером, когда трое членов семьи собрались к ужину на кухне, а прислуга, как тягостный символ социального неравенства, стояла выпрямившись около умывальника, отец с подчеркнутым разочарованием заявил Бебе:
- Смотрел я сегодня те спальни, о которых ты мне рассказывала. Это просто никудышные вещи, Софочка! Материал на них из рук вон плохой, и работа никуда не годная. Покрыли их там какой-то блестящей фанерой только для обмана людских глаз. Неужели ты думаешь, что я куплю тебе такую спальню? Кровати рассохнутся и потрескаются к утру, дверцы гардеробов обвиснут, покорежатся и оборвутся, тебе стыдно будет показать их кому-нибудь!
Смутно предугадывая дальнейшее намерение отца, Беба оцепеневает с застрявшим куском в горле.
- Нет! - испуганно возражает она. - Пойдем в другое место, поищем в другом магазине! Все-таки найдем где-нибудь что-нибудь получше!
- Я обошел весь базар, всюду продают одну и ту же дрянь. Это ужас, сколько мошенников развелось! Эти краснодеревщики, какого ни возьми, - жулики, вешай подряд - не ошибешься!
- Так, значит, мне без спальни оставаться? - тихо опрашивает Беба, и в глазах ее блестят первые предупредительные слезы. - А разве другие люди не покупают мебели?
- Слушай, слушай, что я тебе говорю, оставь ты этих других в покое! - мягко и успокоительно говорит отец. - Я нашел тебе спальню, какой ты и во сне не видала! Успокойся только и не серди меня!
И он обстоятельно рассказывает, как обошел все магазины, как зашел случайно в контору к одному своему приятелю-комиссионеру выпить чашку кофе и посоветоваться, что делать. А комиссионер, бывший к тому же превосходным человеком, похлопал его по плечу и воскликнул: "Мы встретились с тобой как нельзя более кстати, бай Герчо! Ты чуть-чуть было не упустил великолепную оказию!"
- А-а-а! - вскрикнула, будто смертельно раненная, дочь, и лицо ее стало белым как полотно. - Не желаю оказий! Не желаю мебели на слом!..
- Погоди же, девочка! - прерывает ее нервно отец. - Ты еще не выслушала, что я хочу тебе сказать, а уже злишься и вопишь: не хочу того, не хочу этого! Это только так говорится оказия, а сама по себе мебель эта что-то необыкновенное, роскошь! У нее есть и какой-то стиль, но какой именно - я не запомнил. Осмотрел я ее, взглянешь - глаз не оторвать! Блестит, как новенькая. Она принадлежала какому-то англичанину, секретарю посольства, который, уезжая в Лондон, продал ее, так как там он намеревался купить другую.
- На голой земле буду спать, а этой "оказии" не приму! упорствует Беба, не слушая подробностей относительно благородного происхождения сомнительной мебели, которую хотят ей всучить.
Но тут вмешалась мать. Нежно положив руки на голову взволнованной и расстроенной дочери, она советует ей с ангельской кротостью:
- Ах, Софочка, какая ты, право! Не говори таких вещей, не расстраивай своего отца! Неужели ты думаешь, что он хочет купить для тебя какую-нибудь дрянь. "Оказион" - это французское слово, которое имеет совсем другое значение, чем в него обычно вкладывают. Еще в молодости, когда я обучалась в пансионе, сестра Жозефина любила говорить: "Dans chaque maison une belle occasion", что означает: "Во всяком доме своя прекрасная оказия!"
- Оставь ее, что ты ее упрашиваешь! - вскипел вдруг полковник запаса, ободренный благоприятным для него вмешательством жены и еще больше - благоприятным истолкованием опошленного французского слова. - Если она не желает оказии, то пускай себе остается ни с чем на доброе здоровье! Тоже, дочь называется! Вскормили, воспитали ее своей плотью и кровью, как говорится, а она еще позволяет себе так высокомерно и неприлично разговаривать со своими родителями! И что это за невоспитанное поколение, а-а-а!
И чтобы быть последовательным во все возрастающей степени своего возмущения, отец в разгар ужина вытер рот дрожащими руками, бросил салфетку, затем быстро встал из-за стола, хлопнул дверью кухни и, довольно подмигнув самому себе в темном коридоре, заперся в одной из комнат, неприступный, как средневековый феодал.
Несколько дней кряду после этого он входил и выходил из дому, не обмолвившись ни словом со своей дочерью, и Беба волей-неволей проглатывала свой горький кусок и примирялась с "оказией" своей судьбы. При посредничестве матери она даже узнала, что отец ее готов отдать английскую мебель какому-то мастеру, который может покрыть ее таким чудодейственным лаком, после которого хоть в море ее бросай, хоть на огне жги - ничего с ней не станется. И так как полковник запаса великодушно заявил, что о выборе цвета лака он вопроса не ставит и настаивать не желает, бедная Беба подпрыгнула, оживленная этой маленькой радостью свободы проявления своего вкуса, и мечтательно сказала:
- Ах, есть такой лак, который прекрасно имитирует цвет слоновой кости!
* * *
Правда, мы увлеклись рассказом о разных подробностях относительно одеял и спальни будущей семьи и совсем забыли нашего героя, однако надо быть человеком, лишенным всякого сердца, чтобы ограничиться двумя-тремя словами по поводу мучительного приобретения так называемого движимого имущества, без которого немыслимо какое бы то ни было замужество и женитьба.
Мы знаем, что есть всякие читатели и что кое-кто может возразить:
- Ну, уважаемый автор, все ли такие уж скряги, как ты рисуешь? Что за люди те твои герои, которые каждую крошку делят? Почему же ты, наконец, не представишь нам человека с широкой душой, с более щедрой рукой - ведь есть же и такие, которые широко раскошеливаются и дарят молодоженам что-нибудь, не отравляя при этом их существования?
- Терпение, братцы! - ответит автор. - Подождите, дайте только дойти до свадьбы! И вы увидите, какие славные родственники у наших молодоженов!
- Итак, скорей вперед! Слишком уж затянулась эта свадьба! Как будто и родители согласны, и в то же время, сам не знаю почему, дело-то начинает становиться немного сомнительным.
Эх, жизнь, жизнь! Но ведь во всякой свадьбе бывают непредвиденные расходы, ведь надо же купить невесте подвенечное платье, а наш герой, как известно, не является ни сыном Рокфеллера, ни внуком Ротшильда! Или, может, скажете: да чего там, обвенчайте их какнибудь на скорую руку, в обыкновенном платье, с четвертью карабунарского вина и полукилограммом тонко нарезанной горно-ореховской пастермы *. По одежке, как говорится, протягивай ножки - и нечего усложнять процедуру. Нет уж, извините, братцы-приятели, ведь все-таки так не женятся на единственной дочери, да притом еще на дочери полковника. Жених не должен ударить лицом в грязь, черт его возьми, а? На свадьбу придут избранные люди, кто в цилиндре, кто с шелковым платочком и в лайковых перчатках, неужели ты их станешь угощать вяленой говядиной и ограничишь на все время только одним стаканом вина? Вы хотите видеть душу-человека, не так ли? Вот вам жених - он есть душа-человек, широкая натура, он и раскошелится.
Однако, между нами говоря, в кошельке-то душичеловека ломаного гроша нет. Влез наш горемыка Буби с головой в авансы и займы и, как удочкой, извлек последний лев трехмесячного жалованья на будущее свое существование. Слава богу, что в середине прошлого века один умный человек, по имени Герман Шульце-Делич **, был осенен благородной идеей и организовал чудесное товарищество, которые мы называем ныне просто кооперативно-вспомогательными кассами, благодаря которым люди теперь могут и жениться, и рожать детей, и покупать гробы, стоит только найти двух благонадежных поручителей, готовых любезно поставить свои подписи на
* Пастерма - вяленая говядина.
** Шульце-Делич Франц Герман (1808-1883) - немецкий общественный деятель, основатель кооперативных товариществ взаимопомощи.
поднесенном им, как лепта на блюде, векселе, не очень интересуясь вопросом о взятой на себя при этом взаимной ответственности.
Благодаря этому и наш герой, чтобы выйти из затруднительного финансового положения, вдохновился кооперативным принципом взаимопомощи и вступил в члены кооперативно-вспомогательной кассы и уже через день-два прибежал к директору, чтобы узнать, разрешена ли ему просимая ссуда. А директор, понимаете, сидит, как истукан, в своем кожаном кресле, иезуитски улыбается и все рассказывает, что заседаний комиссии по ссудам еще не было, так как председатель ее заболел, у него завелись глисты, а у председателя контрольного совета вылезли волосы, и Буби со сжимающимся сердцем слушает все эти объяснения, ухмыляется невесть чему и, вместо того чтобы, потеряв надежду, искать спасения гденибудь в другом месте, героически держится за народный кредит и спрашивает с неослабевающим интересом, когда же будет заседание. "В будущий четверг!" - отвечает ему с неизменной любезностью директор, и, наконец, после того как проходит десяток четвергов, упорство нашего героя побеждает, и он узнает, что ему разрешили ссуду.
Буби прибегает в банк получить деньги, но там один из чиновников вдруг омрачает его радость. Буби нужно, представьте себе, десять тысяч левов, а выдают восемь тысяч, отчисляют около двух тысяч в деловой оборотный капитал, удерживают проценты за три месяца, потом его насильно делают членом фонда "Кооперативный муравей", вручают значок, продают ему лотерейные билеты, выдают сверх того еще на некоторую сумму облигаций оборотного капитала, и в конце концов новоиспеченный кооператор получает на руки чистыми деньгами пять тысяч и несколько сот левов. Разумеется, Буби не отказывается и от них, потому что все-таки не пахал и не копал, а денежки есть! Но на душе его, как говорится, остается какой-то горький осадок от явного издевательства над великой идеей Шульце-Делича.
Как бы то ни было, наш герой бодрым шагом выходит из банка и перед вечером вместе со своей невестой отправляется в магазин покупать обручальные кольца, выкупить давно готовое подвенечное платье и приобрести еще кое-какую необходимую к свадьбе мелочь. Они идут, тесно прижавшись друг к другу, смотрят рассеянно и то останавливаются, то натыкаются на прохожих, то вдруг наступают на какую-то собачонку, которая визжит у них под ногами, как автомобильная сирена, но никто из них не обращает внимания на эти ничтожные земные злоключения, потому что каждый чувствует, что он как будто бы ступил на громадное пушистое облако, которое несет его на себе, словно райский ветерок. Время от времени счастливая парочка останавливается перед какой-нибудь ярко освещенной витриной с желанием купить все, что на ней есть, но затем идет дальше, мучимая вечным страхом бедняков, зажавших в вспотевшей руке последние свои деньги. Тут встречаются знакомые и поздравляют их с помолвкой и близкой свадьбой, и наши герои вдруг начинают чувствовать такой прилив гордости, счастья и героического величия, как будто они первые и единственные обрученные на земле от сотворения мира и как будто бы об их женитьбе говорилось еще в книгах Александрийской библиотеки. Они принимают поздравления, улыбаясь до ушей, и так как им становится страшно дорого и приятно, что люди уже считают их одним неделимым целым, они склоняются друг другу на плечи с той вызывающей нежностью, которую жених и невеста особенно любят подчеркнуть перед глазами окружающих. Потом Беба и Буби продолжают свое триумфальное шествие с базара, покупают обручальные кольца, сидят перед маленьким прилавком ювелира, пока тот выгравирует на каждом из колец их имена и неизбежные памятные даты, и, таким образом связанные навсегда золотыми символическими звеньями брачного союза, наши герои отправляются к портнихе и освобождают, как из ломбарда, долготерпеливое подвенечное платье, каждый рубчик, каждый шов которого Беба осматривает с бьющимся от волнения сердцем. Наконец, нагрузившись еще несколькими небольшими пакетиками, жених и невеста заходят в кондитерскую, выбирают себе пирожное с кремом и начинают есть его со всеми теми неудобствами, которые влекут за собой самые невероятные неожиданности и наихудшие последствия: заключенный между двумя тонкими корочками дурацкого пирожного крем вдруг высовывается, как язык, и падает, скажем, на подвенечное платье несчастной невесты, а невеста вскрикивает от ужаса и вскакивает, почти обезумев, со стула. Но, к счастью, платье хорошо завернуто в бумагу, и злополучный крем не причиняет ему никакого вреда. Именно этот-то крем Буби немедленно соскоблил ножом и потом брезгливо стряхнул на пол, где его тут же слизал какой-то чахлый котенок, не оставив никакого следа от злополучного происшествия.
- Вы, если не ошибаюсь, работаете в министерстве финансов, не правда ли?
- Да, я там временно работаю главным писарем в ожидании повышения. Мой дядя - начальник отдела министерства, так вот через него я действую в отношении перехода на более ответственную работу. Мне твердо обещают место бухгалтера, жду только утверждения нового бюджета.
- Хорошо, очень хорошо. Это неплохо, что вы работаете в министерстве финансов. Финансы - это душа государственного учреждения. И уголька вам выдадут на зиму, и доставку мармелада для вас, чиновников, организуют, и разные другие льготы вы можете иметь, а придет время - и пенсию? получите. Только смотрите в оба, чтобы службу не потерять, потому что вокруг царит страшный кризис... Кстати, немного ранее вы упомянули, что ваш дядя работает начальником отдела министерства. Не будете ли вы так любезны назвать его?
- Топлийский! Власаки Топлийский!
- Топлийский... Топлийский... Власаки Топлийский... Нет, не припомню его. Он, вероятно, муж вашей тети?
- Да, отличный человек. Представьте себе, изучил самостоятельно четыре языка и постоянно читает иностранные книги. Интересуется преимущественно хозяйственными и финансовыми вопросами. Его статьи печатаются в итальянских журналах. Недавно спрашивали его адрес, чтобы внести его в один из международных справочников.
- Браво! Вот это да! Такие люди, как ваш дядя, являются гордостью нашей страны!.. А родители-то у вас есть, живы ли они? Чем занимается ваш отец?
- Да, живы. Отец мой был учителем. Сейчас он на пенсии.
- Что он преподавал?
- Географию.
- Так, так, очень рад. Хорошими болгарами были прежние наши учителя. Не то что нынешние, все на коммунизм сбиваются... Вы единственный сын у родителей? Братья, сестры у вас есть?
- Есть только одна старшая, замужняя сестра.
- За кем она замужем?
- За агрономом. И он также очень культурный человек. Очень часто разъезжает по провинции и читает лекции о сое.
Повидимому, довольный объяснениями кандидата в зятья, полковник запаса, или, вернее сказать, запасной полковничек, откидывается на спинку кресла, уставляется взглядом куда-то в потолок и щекочет свое сознание приятной мыслью, что дочь его попадет в хорошую семью. Буби также сидит,' трепеща от счастья, что атакуемая им крепость скоро падет и окажется в его руках, и едва сдерживается, чтобы не вскочить и не расцеловать своего будущего тестя.
Пока они сидят таким образом, уже связанные невидимыми нитями близкого родства, ручка противоположной двери шевелится, как живая, и невольно подсказывает: по ту сторону двери кто-то стоит и с затаенным дыханием следит за всем ходом развития рокового разговора между мужчинами в гостиной.
Тогда хозяин нарушает молчание и произносит с подчеркнутой снисходительностью:
- Так вот, что касается меня, если спросите, господин Омайников, то я не имею ничего против вашей женитьбы на моей дочери, но только не знаю, что скажет на это она. Вы говорили с нею по этому поводу?
- О, это предоставьте нам! - с виноватой улыбкой отвечает Буби. - Мы давно любим друг друга.
- Ну, если вы нравитесь друг другу и считаете, что можете жить совместно, то у меня нет никаких оснований вам препятствовать в этом. Вы молоды и многого достигнете на служебном поприще, но и Софьюшка умная, бережливая девушка, домовница, на пианино немного умеет играть, - одно время, когда она была в четвертом классе, брала уроки у одного профессора, который находил, что у нее большой музыкальный талант, но потом пошли войны, я ушел на фронт, профессор помер, одним словом, начались всевозможные трудности и помехи. Так вот, я хочу сказать, что она не из тех девушек, которые только и думают, что о пудре да румянах. Она серьезна, скромна - я хвалю ее вам не потому, что она моя дочь,, а просто потому, что люблю сказать правду. Верно, как любая молодая девушка, и она немного неопытна в домашних делах, но она подучится, пообвыкнет. Никто не родится на этот свет обученным.
- Нет, я не дам ей ни к чему прикоснуться, возьму прислугу, кухарку...
- О не-ет, вот тут-то я с вами не согласен! Если у вас есть лишний грош, то, вместо того чтобы швырять его на кухарку, лучше отложить лев-другой, а там, глядишь, и купите себе квартирку, потому что, понимаете, человек совсем по-иному чувствует себя под собственным кровом.
- Но я уже записан на квартиру в одном жилищностроительном товариществе и до сих пор внес уже три тысячи восемьсот левов! - важно заявляет Буби, проникшись гордым сознанием благородного своего стремления к недвижимой собственности.
- Неужели? Смотри ты, смотри ты, какой предусмотрительный и практичный юноша! Вы действительно заслуживаете больше, чем похвалы. Ну, а как скоро наступит ваша очередь на получение ссуды?
- Есть у меня в товариществе один надежный человек, который настоял, чтобы меня внесли в списки на ближайшую выдачу ссуды.
- Отлично! Я же, поскольку я сейчас занимаюсь посредническо-комиссионерским делом и имею связи с разными предпринимателями, постараюсь подыскать для вас подходящую квартирку. Двух комнат и кухни для вас на первых порах будет вполне достаточно...
В этот высший момент домоустроительных откровений между тестем и зятем дверь с волшебной ручкой скрипнула, открылась, и в гостиную вошла крупная пожилая женщина в темно-коричневом платье, раза в два выше хозяина.
Полковник запаса поднялся с кресла, обратился сначала к даме, затем к дорогому гостю и представил их друг другу:
- Познакомьтесь с моей женой! Поликсена, познакомься с господином Омайниковым!
- Ах, так это вы, господин Омайников? - приятно удивилась дородная дама, донельзя сладко улыбнувшись, и во рту ее блеснули два ряда золотых зубов. - Очень рада, господин Омайников, видеть вас в нашем доме. Давно слышу о вас прекрасные, лестные отзывы Софочки. Вы познакомились с ней ках-то на чашке чая, а после этого изредка случайно встречались на улицах. "Почему ты не, пригласишь как-нибудь господина Омайникова к нам домой?" - говорю я ей, а она: "Оставь, мамочка, ты не знаешь, какой он застенчивый, ему будет неловко". - "Ну и прекрасно, - говорю ей, - а чего ему стесняться? Мы ведь людей не едим?" Слава богу, что вы наконец-то решились зайти и оказали нам честь своим посещением!
После этих вступительных слов дама подсела к своему супругу, который стал почти невидимым в ее близком и величественном соседстве.
Однако человеческая природа черт знает какая! Многие ученые изучали ее, многие философы исследовали и копались в самых сокровенных глубинах, но и поныне она остается такой же темной загадкой, какой была еще при сотворении мира.
На эти отвлеченные мысли нас невольно наводит резкая перемена в душевном состоянии нашего героя, который с появлением матери Бебы стал вдруу испытывать необъяснимый страх и смущение, какую-то головоломную сумятицу и умственное отупение. Несмотря на то что мать совершенно открыто подчеркивала свои добрые чувства по отношению к нему и предупредила, что не ест людей, Буби все же видел в ее лице какую-то хищную полуженщину, полуакулу, готовую в любую минуту наброситься на него и разорвать в клочья своими золотыми челюстями.
- Благодарю, благодарю, - бессвязно бормотал гость и чувствовал, что кресло его начинает проваливаться и погружаться во что-то мягкое.
К счастью, как раз в это время появилась Беба, внесшая в атмосферу желанное прояснение.
И поскольку человек устроен так, что свыкается с самыми страшными ужасами и те перестают производить на него впечатление, наш герой мало-помалу свыкся также с женщиной-акулой, пришел в себя, съел поднесенное ему Бебой черешневое варенье и даже развеселился.
И долго-долго счастливая четверка сидела за круглым столом в гостиной и строила планы будущего, потом Буби посмотрел на часы, извинился, что отнял время у хозяев, простился по очереди со всеми, поцеловав руку тестя и тещи, а теща в благодарность за галантный жест своего зятя обратилась к Бебе и сказала, подмигнув ей доверительно:
- Софочка, проводи господина Омайникова.
* * *
Мы не станем подробно описывать всех дальнейших милых картинок и сцен из жизни знакомого нам семейства, куда наш герой стал заходить каждый день и оставался ужинать, не будем рассказывать, с каким трогательным вниманием относились к нему родители Бебы, как старались они положить ему самый большой и лакомый кусок скумбрии и щедро выжать на него чуть ли не пол-лимона, - наконец, мы не станем говорить об интригах и разговорах, которые возникли вскоре среди любопытных обитателей кооперативного дома вокруг личности все еще тайного жениха. Мы не будем также распространяться и о том, как в один из воскресных вечеров отец и мать Буби отправились на такси с первым визитом к семейству Потайниковых, как после этого старый учитель с напряженным интересом слушал рассказы о славных военных подвигах полковника запаса, а жена учителя объясняла своей сватье самые верные способы сохранения от плесени маринованных баклажан. Мы умолчим точно так же о том, как эти две сроднившиеся семьи остались до крайности приятно удивлены и восхищены друг другом, как, выражаясь фигурально, Беба порхала и кружилась, как бабочка, вокруг своей сладкоречивой свекрови, и так далее, и так далее. Все эти вещи сами собой разумеются, а для их подробного описания необходимо было бы отвести столько страниц, на скольких другие авторы подготавливают и совершают по меньшей мере три убийства или самоубийства некоторых лишних своих героев.
Вот почему мы совершим акробатический прыжок и остановим свое внимание на самом значительном событии в жизни человека, каким бесспорно является свадьба. Но прежде чем подойти к самой свадьбе и закусить поросенком, посмотрим, что происходило за несколько недель до этого.
Прежде всего предсвадебная суматоха началась с заказа стеганых одеял, цвет которых дал повод к оживленным спорам между матерью и дочерью - спорам, которые грозили привести к скандалу, если бы продавец не взял на себя роль посредника и не заявил открыто, что фиолетовый цвет менее устойчив, чем апельсинный. Таким образом, упорство Бебы было сломлено, и одеяла были заказаны апельсинного цвета - притом не из чешского, а из болгарского сатина, потому что, по словам матери, назначение того и другого одинаково, а кроме того, покупая болгарский, выполняешь патриотический долг, поддерживая отечественное производство. После того как вопрос с одеялами хотя и не совсем миролюбиво, но был улажен, предстояло решить сложную задачу о подарках снохи родственникам Буби. Но тут уж Беба настояла на своем, несмотря на ловкие маневры своего отца, назвавшего ее легкомысленной ветреницей, и в каком-то маленьком ателье на окраине города с молниеносной быстротой начали шить шелковые пижамы, шелковые ночные сорочки, шелковые комбинации, и как минорное завершение этого шелкового свадебного каприччио - была заказана поплиновая мужская рубашка с двумя воротничками и парой запасных манжет. Когда подарки были готовы и родственники Бебы отправились их посмотреть и пощупать своими руками да поахать от восторга, а за спиной сказать, что они не представляют ничего, особенного, пришел, наконец, тот неизбежный и трагический день, когда полковник запаса вынужден был услышать горькую истину, что всякий отец должен купить к свадьбе своей дочери спальню со всякими там гардеробами, ночными тумбочками, трельяжами и тому подобным.
Сначала отец делал отчаянные усилия преодолеть этот отживший предрассудок и впадал в страшное уныние. Он становился вдруг язвительным, ожесточенно ругал грубый материализм, вздыхал и сожалел, что не стало больше идеальной любви и что ныне люди женятся только из корыстных интересов. Но так как Беба настаивала на своем и так обливалась слезами, что, казалось, они били ключом из каждой поры ее тела, полковник запаса также изменил тактику, съежился до неузнаваемости, словно кто-то положил его под микроскоп, и приглушенным голосом просил дочь смилостивиться над ним и не разорять его, потому что он, бедный, может очутиться на улице с протянутой рукой, как нищий, моля о корке хлеба. При этом хитрец внезапно задыхался и всхлипывал: "Ах, ах! Сердце!" - и хватался за грудь, но Беба опережала его и очень естественно падала в обморок, сохраняя все-таки столько сознания, чтобы крикнуть:
- Господи, что за отец! Двести тысяч левов у него в банке, и он жалуется, что останется на улице! Скряга!
После этого неожиданного изобличения отец потерял последнюю возможность выйти победителем из игры, и поэтому, когда Беба пришла в себя после обморока, он был уже совсем другим. Весь растворенный в какойто коварной нежности к дочери, он объяснял, что все, что у него есть, в один прекрасный день также будет принадлежать ей, но пусть она свыкнется с мыслью, что обладает малым, чтобы потом не шлепнуться с облаков на землю, а самое главное - пусть не считает родителей миллионерами. Наконец, если она хочет спальню, он купит ей и спальню - только бы в семье был мир.
- Я видела в одном мебельном магазине очень красивые спальни орехового дерева! - кротко сказала Беба с прояснившимся лицом.
- Устроим это дело! - как-то неопределенно и загадочно ответил полковник, и в эдисоновском его мозгу начал созревать вероломный план.
Вечером, когда трое членов семьи собрались к ужину на кухне, а прислуга, как тягостный символ социального неравенства, стояла выпрямившись около умывальника, отец с подчеркнутым разочарованием заявил Бебе:
- Смотрел я сегодня те спальни, о которых ты мне рассказывала. Это просто никудышные вещи, Софочка! Материал на них из рук вон плохой, и работа никуда не годная. Покрыли их там какой-то блестящей фанерой только для обмана людских глаз. Неужели ты думаешь, что я куплю тебе такую спальню? Кровати рассохнутся и потрескаются к утру, дверцы гардеробов обвиснут, покорежатся и оборвутся, тебе стыдно будет показать их кому-нибудь!
Смутно предугадывая дальнейшее намерение отца, Беба оцепеневает с застрявшим куском в горле.
- Нет! - испуганно возражает она. - Пойдем в другое место, поищем в другом магазине! Все-таки найдем где-нибудь что-нибудь получше!
- Я обошел весь базар, всюду продают одну и ту же дрянь. Это ужас, сколько мошенников развелось! Эти краснодеревщики, какого ни возьми, - жулики, вешай подряд - не ошибешься!
- Так, значит, мне без спальни оставаться? - тихо опрашивает Беба, и в глазах ее блестят первые предупредительные слезы. - А разве другие люди не покупают мебели?
- Слушай, слушай, что я тебе говорю, оставь ты этих других в покое! - мягко и успокоительно говорит отец. - Я нашел тебе спальню, какой ты и во сне не видала! Успокойся только и не серди меня!
И он обстоятельно рассказывает, как обошел все магазины, как зашел случайно в контору к одному своему приятелю-комиссионеру выпить чашку кофе и посоветоваться, что делать. А комиссионер, бывший к тому же превосходным человеком, похлопал его по плечу и воскликнул: "Мы встретились с тобой как нельзя более кстати, бай Герчо! Ты чуть-чуть было не упустил великолепную оказию!"
- А-а-а! - вскрикнула, будто смертельно раненная, дочь, и лицо ее стало белым как полотно. - Не желаю оказий! Не желаю мебели на слом!..
- Погоди же, девочка! - прерывает ее нервно отец. - Ты еще не выслушала, что я хочу тебе сказать, а уже злишься и вопишь: не хочу того, не хочу этого! Это только так говорится оказия, а сама по себе мебель эта что-то необыкновенное, роскошь! У нее есть и какой-то стиль, но какой именно - я не запомнил. Осмотрел я ее, взглянешь - глаз не оторвать! Блестит, как новенькая. Она принадлежала какому-то англичанину, секретарю посольства, который, уезжая в Лондон, продал ее, так как там он намеревался купить другую.
- На голой земле буду спать, а этой "оказии" не приму! упорствует Беба, не слушая подробностей относительно благородного происхождения сомнительной мебели, которую хотят ей всучить.
Но тут вмешалась мать. Нежно положив руки на голову взволнованной и расстроенной дочери, она советует ей с ангельской кротостью:
- Ах, Софочка, какая ты, право! Не говори таких вещей, не расстраивай своего отца! Неужели ты думаешь, что он хочет купить для тебя какую-нибудь дрянь. "Оказион" - это французское слово, которое имеет совсем другое значение, чем в него обычно вкладывают. Еще в молодости, когда я обучалась в пансионе, сестра Жозефина любила говорить: "Dans chaque maison une belle occasion", что означает: "Во всяком доме своя прекрасная оказия!"
- Оставь ее, что ты ее упрашиваешь! - вскипел вдруг полковник запаса, ободренный благоприятным для него вмешательством жены и еще больше - благоприятным истолкованием опошленного французского слова. - Если она не желает оказии, то пускай себе остается ни с чем на доброе здоровье! Тоже, дочь называется! Вскормили, воспитали ее своей плотью и кровью, как говорится, а она еще позволяет себе так высокомерно и неприлично разговаривать со своими родителями! И что это за невоспитанное поколение, а-а-а!
И чтобы быть последовательным во все возрастающей степени своего возмущения, отец в разгар ужина вытер рот дрожащими руками, бросил салфетку, затем быстро встал из-за стола, хлопнул дверью кухни и, довольно подмигнув самому себе в темном коридоре, заперся в одной из комнат, неприступный, как средневековый феодал.
Несколько дней кряду после этого он входил и выходил из дому, не обмолвившись ни словом со своей дочерью, и Беба волей-неволей проглатывала свой горький кусок и примирялась с "оказией" своей судьбы. При посредничестве матери она даже узнала, что отец ее готов отдать английскую мебель какому-то мастеру, который может покрыть ее таким чудодейственным лаком, после которого хоть в море ее бросай, хоть на огне жги - ничего с ней не станется. И так как полковник запаса великодушно заявил, что о выборе цвета лака он вопроса не ставит и настаивать не желает, бедная Беба подпрыгнула, оживленная этой маленькой радостью свободы проявления своего вкуса, и мечтательно сказала:
- Ах, есть такой лак, который прекрасно имитирует цвет слоновой кости!
* * *
Правда, мы увлеклись рассказом о разных подробностях относительно одеял и спальни будущей семьи и совсем забыли нашего героя, однако надо быть человеком, лишенным всякого сердца, чтобы ограничиться двумя-тремя словами по поводу мучительного приобретения так называемого движимого имущества, без которого немыслимо какое бы то ни было замужество и женитьба.
Мы знаем, что есть всякие читатели и что кое-кто может возразить:
- Ну, уважаемый автор, все ли такие уж скряги, как ты рисуешь? Что за люди те твои герои, которые каждую крошку делят? Почему же ты, наконец, не представишь нам человека с широкой душой, с более щедрой рукой - ведь есть же и такие, которые широко раскошеливаются и дарят молодоженам что-нибудь, не отравляя при этом их существования?
- Терпение, братцы! - ответит автор. - Подождите, дайте только дойти до свадьбы! И вы увидите, какие славные родственники у наших молодоженов!
- Итак, скорей вперед! Слишком уж затянулась эта свадьба! Как будто и родители согласны, и в то же время, сам не знаю почему, дело-то начинает становиться немного сомнительным.
Эх, жизнь, жизнь! Но ведь во всякой свадьбе бывают непредвиденные расходы, ведь надо же купить невесте подвенечное платье, а наш герой, как известно, не является ни сыном Рокфеллера, ни внуком Ротшильда! Или, может, скажете: да чего там, обвенчайте их какнибудь на скорую руку, в обыкновенном платье, с четвертью карабунарского вина и полукилограммом тонко нарезанной горно-ореховской пастермы *. По одежке, как говорится, протягивай ножки - и нечего усложнять процедуру. Нет уж, извините, братцы-приятели, ведь все-таки так не женятся на единственной дочери, да притом еще на дочери полковника. Жених не должен ударить лицом в грязь, черт его возьми, а? На свадьбу придут избранные люди, кто в цилиндре, кто с шелковым платочком и в лайковых перчатках, неужели ты их станешь угощать вяленой говядиной и ограничишь на все время только одним стаканом вина? Вы хотите видеть душу-человека, не так ли? Вот вам жених - он есть душа-человек, широкая натура, он и раскошелится.
Однако, между нами говоря, в кошельке-то душичеловека ломаного гроша нет. Влез наш горемыка Буби с головой в авансы и займы и, как удочкой, извлек последний лев трехмесячного жалованья на будущее свое существование. Слава богу, что в середине прошлого века один умный человек, по имени Герман Шульце-Делич **, был осенен благородной идеей и организовал чудесное товарищество, которые мы называем ныне просто кооперативно-вспомогательными кассами, благодаря которым люди теперь могут и жениться, и рожать детей, и покупать гробы, стоит только найти двух благонадежных поручителей, готовых любезно поставить свои подписи на
* Пастерма - вяленая говядина.
** Шульце-Делич Франц Герман (1808-1883) - немецкий общественный деятель, основатель кооперативных товариществ взаимопомощи.
поднесенном им, как лепта на блюде, векселе, не очень интересуясь вопросом о взятой на себя при этом взаимной ответственности.
Благодаря этому и наш герой, чтобы выйти из затруднительного финансового положения, вдохновился кооперативным принципом взаимопомощи и вступил в члены кооперативно-вспомогательной кассы и уже через день-два прибежал к директору, чтобы узнать, разрешена ли ему просимая ссуда. А директор, понимаете, сидит, как истукан, в своем кожаном кресле, иезуитски улыбается и все рассказывает, что заседаний комиссии по ссудам еще не было, так как председатель ее заболел, у него завелись глисты, а у председателя контрольного совета вылезли волосы, и Буби со сжимающимся сердцем слушает все эти объяснения, ухмыляется невесть чему и, вместо того чтобы, потеряв надежду, искать спасения гденибудь в другом месте, героически держится за народный кредит и спрашивает с неослабевающим интересом, когда же будет заседание. "В будущий четверг!" - отвечает ему с неизменной любезностью директор, и, наконец, после того как проходит десяток четвергов, упорство нашего героя побеждает, и он узнает, что ему разрешили ссуду.
Буби прибегает в банк получить деньги, но там один из чиновников вдруг омрачает его радость. Буби нужно, представьте себе, десять тысяч левов, а выдают восемь тысяч, отчисляют около двух тысяч в деловой оборотный капитал, удерживают проценты за три месяца, потом его насильно делают членом фонда "Кооперативный муравей", вручают значок, продают ему лотерейные билеты, выдают сверх того еще на некоторую сумму облигаций оборотного капитала, и в конце концов новоиспеченный кооператор получает на руки чистыми деньгами пять тысяч и несколько сот левов. Разумеется, Буби не отказывается и от них, потому что все-таки не пахал и не копал, а денежки есть! Но на душе его, как говорится, остается какой-то горький осадок от явного издевательства над великой идеей Шульце-Делича.
Как бы то ни было, наш герой бодрым шагом выходит из банка и перед вечером вместе со своей невестой отправляется в магазин покупать обручальные кольца, выкупить давно готовое подвенечное платье и приобрести еще кое-какую необходимую к свадьбе мелочь. Они идут, тесно прижавшись друг к другу, смотрят рассеянно и то останавливаются, то натыкаются на прохожих, то вдруг наступают на какую-то собачонку, которая визжит у них под ногами, как автомобильная сирена, но никто из них не обращает внимания на эти ничтожные земные злоключения, потому что каждый чувствует, что он как будто бы ступил на громадное пушистое облако, которое несет его на себе, словно райский ветерок. Время от времени счастливая парочка останавливается перед какой-нибудь ярко освещенной витриной с желанием купить все, что на ней есть, но затем идет дальше, мучимая вечным страхом бедняков, зажавших в вспотевшей руке последние свои деньги. Тут встречаются знакомые и поздравляют их с помолвкой и близкой свадьбой, и наши герои вдруг начинают чувствовать такой прилив гордости, счастья и героического величия, как будто они первые и единственные обрученные на земле от сотворения мира и как будто бы об их женитьбе говорилось еще в книгах Александрийской библиотеки. Они принимают поздравления, улыбаясь до ушей, и так как им становится страшно дорого и приятно, что люди уже считают их одним неделимым целым, они склоняются друг другу на плечи с той вызывающей нежностью, которую жених и невеста особенно любят подчеркнуть перед глазами окружающих. Потом Беба и Буби продолжают свое триумфальное шествие с базара, покупают обручальные кольца, сидят перед маленьким прилавком ювелира, пока тот выгравирует на каждом из колец их имена и неизбежные памятные даты, и, таким образом связанные навсегда золотыми символическими звеньями брачного союза, наши герои отправляются к портнихе и освобождают, как из ломбарда, долготерпеливое подвенечное платье, каждый рубчик, каждый шов которого Беба осматривает с бьющимся от волнения сердцем. Наконец, нагрузившись еще несколькими небольшими пакетиками, жених и невеста заходят в кондитерскую, выбирают себе пирожное с кремом и начинают есть его со всеми теми неудобствами, которые влекут за собой самые невероятные неожиданности и наихудшие последствия: заключенный между двумя тонкими корочками дурацкого пирожного крем вдруг высовывается, как язык, и падает, скажем, на подвенечное платье несчастной невесты, а невеста вскрикивает от ужаса и вскакивает, почти обезумев, со стула. Но, к счастью, платье хорошо завернуто в бумагу, и злополучный крем не причиняет ему никакого вреда. Именно этот-то крем Буби немедленно соскоблил ножом и потом брезгливо стряхнул на пол, где его тут же слизал какой-то чахлый котенок, не оставив никакого следа от злополучного происшествия.