Страница:
Попутно себе обеспечили алиби. Спрашивали, к кому еще можно зайти, чтобы взять интервью. Был назван и наш «Сопка» — Мустафа Эмиров.
Потом мы посетили агента «Сопку». Дом не из бедных, украшенные ворота, расписанные в типичный зеленый цвет. Дом двухэтажный, кирпичный, новый. Двор вымощен кирпичом, на привязи две здоровые кавказские овчарки. Страшные зверюги, отцепи таких — порвут. Калитку на наш стук и лай собак открыла женщина, видимо, жена.
— Здравствуйте, Мустафа Эмиров здесь проживает? — начал я.
— Здесь. А вы кто?
— Мы — журналисты! — я как можно шире улыбнулся. — Хотим взять у него интервью, — фраза уже заучена, улыбка стала дежурной.
— Я сейчас спрошу, — женщина ушла, вернулась минут через пять. — Проходите.
— Слушаю вас, — а вот и хозяин.
Теперь очень важно правильно, ненавязчиво выстроить беседу. Грамотно ее провести. От ее результата очень многое зависело. В том числе и наши жизни. Спокойно, Алексей, спокойно, улыбайся, это расслабляет противника, улыбайся, а не скалься. Радушие из меня так и прет, мать его за ногу!
— Уважаемый Мустафа Эмиров, ваши соседи нам порекомендовали вас как очень грамотного и авторитетного, уважаемого человека, — я расточал елей.
— Кто именно? — взгляд быстрый, настороженный.
Я по бумажке прочитал имена и фамилии соседей, которые наравне с другими упомянули и Эмирова. Зачитал и их домашние адреса. Все это выглядело очень убедительно.
При этом я сутулился, щурил глаза, поднося бумажку то близко к глазам, то удаляя на расстояние вытянутой руки. Человек со слабым зрением, согласно стереотипу мышления, не должен вызывать чувство опасности или настороженности. Искоса я бросал взгляды на Эмирова, он немного расслабился и теперь изучал наши бирки на шеях.
— Заходите.
— Мы не займем у вас много времени, — я семенил ногами, быстро блеял что-то невразумительное. — У нас очень солидная газета, правозащитного плана, мы можем заплатить за те рассказы, что вы нам поведаете.
— Понятно. Проходите в дом.
Дом у «Сопки» был поскромнее, чем у Асламбека. Но все равно хорош. Вот так надо жить, совмещать профессию стукача и бандита! И будет тебе счастье!
На первом этаже кухня и гостиная. Большая, квадратов сто, наверное. Мягкая мебель, ковры, большой импортный телевизор, видимо, здесь такая мода. Посередине огромных размеров дубовый стол, тоже импортный, вместо столешницы — толстое стекло. На столе газеты, в том числе и центральные, какие-то рекламные проспекты туристических агентств с пароходами и видами на синее-синее море. Многие буклеты на английском языке, рядом лежит толстенный «Англо-русский словарь». Забавно, бандит собрался эмигрировать? Или в круиз?
Небрежным жестом Эмиров сдвинул все бумаги в сторону, потом накрыл газетой. Не был бы у меня натренирован глаз, или оглядывал бы я комнату, то не заметил бы, что за бумаги лежат на столе.
Осторожный, хитрый, а значит — опасный. Внимание, Леха, внимание — очень аккуратно, очень!
Чай, кофе? — поинтересовался он.
Если можно, кофе. Чаю мы уже сегодня напились, — подал голос Андрей.
Тут я был с ним солидарен. Чай уже стоял у горла, и желудок еще одну чашку чаю не принял бы. Тиамина в организме было в избытке, надо было его разбавить кофеином.
Когда принесла жена нам кофе — мужу крепкий чай, печенье, и прочие сладости, я начал устанавливать с ним психологический контакт. Как здоровье, немного расскажите о себе. При этом делал самое заинтересованное и искреннее лицо из всех, которые мог изобразить. Андрей, видя мою игру, тоже старался изо всех сил. На каплю меду можно поймать больше мух, чем на целую бочку уксуса — непреложная истина каждого опера. И тем паче, учитывая его прежнюю биографию, приходилось стараться. Этот «кадр» психологическое образование получал в течении пятнадцати лет по тюрьмам и зонам, при этом рисковал своей жизнью ежеминутно, выполняя задания органов государственной безопасности.
Меня очень интересовало, почему и как он стал источником. Мало того, он работал на протяжении длительного времени, и даже когда «отмотал» свой последний срок и вышел на свободу, имея полное право послать всех подальше, тем не менее, регулярно информировал о своих земляках.
Есть несколько категорий источников. Самые хорошие — добровольцы, эти работают на правоохранительные органы и спецслужбы с энтузиазмом. Их нужно лишь гладить по голове, говорить, что, выполняя задание, они приносят огромную пользу обществу и государству. И на самом деле это так. Благодаря таким вот «энтузиастам» в Чечне удалось спасти много солдатских жизней, и многие населенные пункты остались целыми. И низкий поклон им за это.
Судя по тем отчетам, которые «Сопка» исполнял собственноручно, задания он отрабатывал не за страх, а за совесть. И, несмотря на то, что у него было среднее образование, плохое знание письменного русского языка, все им исполнено было грамотно, обстоятельно, не упускалась ни одна мелочь.
Я бы эти сообщения перенес в закрытые учебники для слушателей учебных заведений ФСБ. И на основе анализа всех сообщений и отрабатываемых агентом заданий я сделал вывод, что он из категории завербованных и действующих на «идейно-патриотической основе». И хоть платили ему деньги, причем немалые — по сто, сто двадцать рублей, средний оклад инженера, но он рисковал жизнью, и поначалу «работал» на голом энтузиазме.
С другой стороны, может, ему доставляло удовольствие выполнение заданий. Адреналин. Ощущение собственной важности. Причастность к сильным мира сего. Контора всегда умела показать источнику, как она его ценит. Что-что, а запудрить мозги конторские всегда умела.
Возможность поквитаться с врагами? Пожалуйста! Дай лишь материал, и государство покарает виновных!
Обделывание своих «темных» делишек? В пределах нормы.
То, что он устранил руками Конторы двух своих конкурентов, тоже было видно. Два сообщения были наиболее подробны. Кроме сухих фактов, там присутствовала и личностная оценка. Очень эмоциональная. «Сопка» торжествовал, когда писал эти сообщения.
И даже когда он вновь садился, то Контора уменьшала ему срок «посадки». Давали меньше меньшего, и это притом, что он шел как рецидивист.
На «зоне» он работал активно, был на правах «положенца» и, тем не менее, ему сокращали срок, выпускали на условно-досрочное освобождение, на поселение, расконвой. Не понятно, как он это все объяснял своим товарищам. Наверняка кто-нибудь подозревал его в сотрудничестве с правоохранительными органами. Тем не менее, — проносило. Значит, умеет поставить себя так, чтобы не возникало и тени сомнения в его честности. В противном случае — убили бы, или поставили его на самый низкий уровень тюремной иерархии. Умеет.
Он стал рассказывать, как пострадал от государства за свои политические убеждения, как он не боялся при Советской власти говорить правду, и за это невинно страдал. В его личном деле агента отчего-то не упоминалось, что он занимался политикой.
Первый срок — вооруженное нападение на таксиста-частника. Второй — налет на квартиру богатого еврея. Остальные — сбыт наркотиков, угон транспорта.
И при этом он ни разу не покушался на государственную собственность. Только на личную собственность граждан. А сейчас забивает нам баки про политику: пой, ласточка, пой. Мы же лопухи из правозащитной организации.
Потом он перешел на националистическую пропаганду. Что он, мол, чистокровный чеченец был вынужден скитаться вдали от Родины из-за козней, творимых в отношении его народа, и прочие бредни пьяной собаки.
Мы с Андреем все это добросовестно писали на диктофон, я щелкал фотокамерой, и сбоку и в анфас, потом камеру взял Андрей.
10.
Часть третья
1.
Потом мы посетили агента «Сопку». Дом не из бедных, украшенные ворота, расписанные в типичный зеленый цвет. Дом двухэтажный, кирпичный, новый. Двор вымощен кирпичом, на привязи две здоровые кавказские овчарки. Страшные зверюги, отцепи таких — порвут. Калитку на наш стук и лай собак открыла женщина, видимо, жена.
— Здравствуйте, Мустафа Эмиров здесь проживает? — начал я.
— Здесь. А вы кто?
— Мы — журналисты! — я как можно шире улыбнулся. — Хотим взять у него интервью, — фраза уже заучена, улыбка стала дежурной.
— Я сейчас спрошу, — женщина ушла, вернулась минут через пять. — Проходите.
— Слушаю вас, — а вот и хозяин.
Теперь очень важно правильно, ненавязчиво выстроить беседу. Грамотно ее провести. От ее результата очень многое зависело. В том числе и наши жизни. Спокойно, Алексей, спокойно, улыбайся, это расслабляет противника, улыбайся, а не скалься. Радушие из меня так и прет, мать его за ногу!
— Уважаемый Мустафа Эмиров, ваши соседи нам порекомендовали вас как очень грамотного и авторитетного, уважаемого человека, — я расточал елей.
— Кто именно? — взгляд быстрый, настороженный.
Я по бумажке прочитал имена и фамилии соседей, которые наравне с другими упомянули и Эмирова. Зачитал и их домашние адреса. Все это выглядело очень убедительно.
При этом я сутулился, щурил глаза, поднося бумажку то близко к глазам, то удаляя на расстояние вытянутой руки. Человек со слабым зрением, согласно стереотипу мышления, не должен вызывать чувство опасности или настороженности. Искоса я бросал взгляды на Эмирова, он немного расслабился и теперь изучал наши бирки на шеях.
— Заходите.
— Мы не займем у вас много времени, — я семенил ногами, быстро блеял что-то невразумительное. — У нас очень солидная газета, правозащитного плана, мы можем заплатить за те рассказы, что вы нам поведаете.
— Понятно. Проходите в дом.
Дом у «Сопки» был поскромнее, чем у Асламбека. Но все равно хорош. Вот так надо жить, совмещать профессию стукача и бандита! И будет тебе счастье!
На первом этаже кухня и гостиная. Большая, квадратов сто, наверное. Мягкая мебель, ковры, большой импортный телевизор, видимо, здесь такая мода. Посередине огромных размеров дубовый стол, тоже импортный, вместо столешницы — толстое стекло. На столе газеты, в том числе и центральные, какие-то рекламные проспекты туристических агентств с пароходами и видами на синее-синее море. Многие буклеты на английском языке, рядом лежит толстенный «Англо-русский словарь». Забавно, бандит собрался эмигрировать? Или в круиз?
Небрежным жестом Эмиров сдвинул все бумаги в сторону, потом накрыл газетой. Не был бы у меня натренирован глаз, или оглядывал бы я комнату, то не заметил бы, что за бумаги лежат на столе.
Осторожный, хитрый, а значит — опасный. Внимание, Леха, внимание — очень аккуратно, очень!
Чай, кофе? — поинтересовался он.
Если можно, кофе. Чаю мы уже сегодня напились, — подал голос Андрей.
Тут я был с ним солидарен. Чай уже стоял у горла, и желудок еще одну чашку чаю не принял бы. Тиамина в организме было в избытке, надо было его разбавить кофеином.
Когда принесла жена нам кофе — мужу крепкий чай, печенье, и прочие сладости, я начал устанавливать с ним психологический контакт. Как здоровье, немного расскажите о себе. При этом делал самое заинтересованное и искреннее лицо из всех, которые мог изобразить. Андрей, видя мою игру, тоже старался изо всех сил. На каплю меду можно поймать больше мух, чем на целую бочку уксуса — непреложная истина каждого опера. И тем паче, учитывая его прежнюю биографию, приходилось стараться. Этот «кадр» психологическое образование получал в течении пятнадцати лет по тюрьмам и зонам, при этом рисковал своей жизнью ежеминутно, выполняя задания органов государственной безопасности.
Меня очень интересовало, почему и как он стал источником. Мало того, он работал на протяжении длительного времени, и даже когда «отмотал» свой последний срок и вышел на свободу, имея полное право послать всех подальше, тем не менее, регулярно информировал о своих земляках.
Есть несколько категорий источников. Самые хорошие — добровольцы, эти работают на правоохранительные органы и спецслужбы с энтузиазмом. Их нужно лишь гладить по голове, говорить, что, выполняя задание, они приносят огромную пользу обществу и государству. И на самом деле это так. Благодаря таким вот «энтузиастам» в Чечне удалось спасти много солдатских жизней, и многие населенные пункты остались целыми. И низкий поклон им за это.
Судя по тем отчетам, которые «Сопка» исполнял собственноручно, задания он отрабатывал не за страх, а за совесть. И, несмотря на то, что у него было среднее образование, плохое знание письменного русского языка, все им исполнено было грамотно, обстоятельно, не упускалась ни одна мелочь.
Я бы эти сообщения перенес в закрытые учебники для слушателей учебных заведений ФСБ. И на основе анализа всех сообщений и отрабатываемых агентом заданий я сделал вывод, что он из категории завербованных и действующих на «идейно-патриотической основе». И хоть платили ему деньги, причем немалые — по сто, сто двадцать рублей, средний оклад инженера, но он рисковал жизнью, и поначалу «работал» на голом энтузиазме.
С другой стороны, может, ему доставляло удовольствие выполнение заданий. Адреналин. Ощущение собственной важности. Причастность к сильным мира сего. Контора всегда умела показать источнику, как она его ценит. Что-что, а запудрить мозги конторские всегда умела.
Возможность поквитаться с врагами? Пожалуйста! Дай лишь материал, и государство покарает виновных!
Обделывание своих «темных» делишек? В пределах нормы.
То, что он устранил руками Конторы двух своих конкурентов, тоже было видно. Два сообщения были наиболее подробны. Кроме сухих фактов, там присутствовала и личностная оценка. Очень эмоциональная. «Сопка» торжествовал, когда писал эти сообщения.
И даже когда он вновь садился, то Контора уменьшала ему срок «посадки». Давали меньше меньшего, и это притом, что он шел как рецидивист.
На «зоне» он работал активно, был на правах «положенца» и, тем не менее, ему сокращали срок, выпускали на условно-досрочное освобождение, на поселение, расконвой. Не понятно, как он это все объяснял своим товарищам. Наверняка кто-нибудь подозревал его в сотрудничестве с правоохранительными органами. Тем не менее, — проносило. Значит, умеет поставить себя так, чтобы не возникало и тени сомнения в его честности. В противном случае — убили бы, или поставили его на самый низкий уровень тюремной иерархии. Умеет.
Он стал рассказывать, как пострадал от государства за свои политические убеждения, как он не боялся при Советской власти говорить правду, и за это невинно страдал. В его личном деле агента отчего-то не упоминалось, что он занимался политикой.
Первый срок — вооруженное нападение на таксиста-частника. Второй — налет на квартиру богатого еврея. Остальные — сбыт наркотиков, угон транспорта.
И при этом он ни разу не покушался на государственную собственность. Только на личную собственность граждан. А сейчас забивает нам баки про политику: пой, ласточка, пой. Мы же лопухи из правозащитной организации.
Потом он перешел на националистическую пропаганду. Что он, мол, чистокровный чеченец был вынужден скитаться вдали от Родины из-за козней, творимых в отношении его народа, и прочие бредни пьяной собаки.
Мы с Андреем все это добросовестно писали на диктофон, я щелкал фотокамерой, и сбоку и в анфас, потом камеру взял Андрей.
10.
Я тем временем рассматривал Мустафу Эмирова. Внешность говорит о многом. Итак, факты, сопоставления, анализ. Все это должен получить из невербальных источников — внешность, поведенческие функции. Анализ.
Потом анализ речи, сопоставление с ранее полученной информацией. Работаем, Леха, работаем! На Андрея здесь полагаться не стоит. Он лишь «силовик». А у тебя мозги, вот и думай или, думай.
Итак, внешний вид. Возраст. На вид около пятидесяти пяти. На самом деле моложе. Понятно, тюрьма здоровья не добавляет. Рост. Около ста семидесяти сантиметров. Телосложение — крепкое. Шея накачана. Видно, что не заплыла жиром, а накачена. Широкие плечи, сильно развитая грудная клетка. Короткая шея, руки. Бицепсы я не вижу, но можно предположить, что тоже развиты неплохо. А вот кисти рук и мышцы предплечья внушают уважение. Хорошо бы держаться от таких рук подальше.
Какие выводы можно сделать? Занимался спортом, предположительно борьбой. В ближний бой с ним не вступать, знает приемы, с учетом его криминального прошлого может пойти на крайние меры защиты и нападения.
На кистях, пальцах не видно никаких «партаков» — татуировок, рассказывающих о положении человека в криминальном обществе.
С одной стороны это подозрительно, чтобы человек так много отсидел и не заработал ни одной наколки. А с другой, помню сообщения оперов, которые обслуживали зоны: они утверждали, что он в авторитете.
Любая татуировка относится к категории особых примет. Если у Эмирова хватило ума не портить кожу наколками, это вызывает уважение. Значит, мозги на месте.
Смотрим дальше. Голова. Крепкий, массивный череп. Большой открытый лоб. Волосы уложены назад. На голове маленькая зеленая шапочка, что-то исламское, не знаю, как называется, но многие мусульмане носят такие дома.
Можно предположить, что мужик сторонник веры. А может, просто дань традиции — он ни разу не упомянул Аллаха, значит, не сильно-то и верующий. Обычно, когда слушаешь чеченца, то он через предложение поминает Аллаха и Пророка. В этом ничего плохого нет, только когда чеченец начинает говорить «клянусь», это значит, что он тебя обманывает, и, если есть возможность, надо сваливать.
Мустафа ни разу не помянул имя своего Бога всуе, и ни разу не сказал «клянусь». Хотя рассказывает откровенную чушь. О чем это говорит? Правильно — притворяется, и делает это искусно. Значит, мастер этого дела. Большой мастер. Очень большой.
Дальше. Уши. Большие, высоко посаженные, мясистые, мочки удлиненные, приросшие к скулам. Сами уши явно были неоднократно поломаны.
По мнению женщин, у мужчин с сильно развитыми ушами высокий уровень тостестерона, кажется, так называется гормон, отвечающий за потенцию. Надо взять на заметку, что от случайных половых связей мужик теоретически не откажется. Поможет это или нет — неизвестно, но надо запомнить.
Официально медицина отвергает теорию Ломброзо, но контрразведке плевать на официальные версии, она берет все, что полезно, невзирая на теории. Если это полезно и приносит пользу, результат, то всегда будет применяться на практике.
И нас учили по теории Ломброзо, что если кончики ушей у человека расположены выше лини глаз, то он склонен к интеллекту. Другой вопрос — где он найдет применение своим мозгам. У этого чеченца уши были расположены высоко, и кончики их были заострены. Прямо как волчьи.
Брови. Сросшиеся — одна бровь на два глаза.
Подбородок. Массивный, рассечен надвое узкой глубокой «ямкой».
Надбровные дуги сильно развиты и нависают над глазами. Смотрел он, поэтому, как из бойниц. Взгляд быстрый, тяжелый, стегающий.
Нос. Широкий, перебитый, весь в крупных порах, из ноздрей торчат волосы, даже много волос.
Глубокая носогубная складка. Усы. Какой же джигит без усов!? Усы небольшие, правильной формы, он периодически их приглаживает. Один из признаков, что человек врет, — когда во время своего монолога он прикасается к лицу. Как бы хочет закрыть рот.
Рот. Губы не гармонируют со всем лицом. Небольшие, жесткие. Когда что-то вспоминает, то они вытягиваются в ниточку. Зубы крепкие, часть зубов из желтого металла, может и золота, а может напыление из нитрида титана. Такими зубами можно проволоку перекусывать. Челюсти тоже хорошо развиты.
Весь внешний вид Эмирова говорил о том, что он из породы кровожадных хищников. И перед ним не стоит расслабляться. Этот всегда может нанести удар. Смертельный удар.
И вот в нашем «интервью» мы подошли к теме войны и мира.
Мустафа начал расписывать, какие сволочи эти русские. Какой в Чечне до этого был порядок. Все работали, никаких бандитов не было. И русских никто не обижал. Жили все дружной интернациональной семьей.
На вопрос, участвовал ли он в боях, «Сопка» ответил уклончиво, мол, непосредственно в боестолкновениях он не участвовал. Помогал, де, беженцам, снабжал их продовольствием и гуманитарной помощью. Прямо Мать Тереза, а не бывший уголовник и агент органов безопасности.
Ладно, пора брать быка за рога.
— Скажите, Мустафа, — начал я спокойным голосом, — вы не встречали в Чечне Грохотова Евгения Николаевича?
— Кого?! — мой вопрос был для Эмирова как удар поддых.
— Старшего оперуполномоченного майора Грохотова, — уточнил я.
— Нет, — произнес неуверенно «Сопка», облизал губы. Потом схватился за свою чашку с чаем.
— Интересные вещи он поведал про вас, уважаемый агент «Сопка» из категории особо ценных, — добил я его, но надо наступать дальше, закрепить успех. — Вы же сами очень гордились тем, что отнесены к категории особо ценных. Гордились, Мустафа? В глаза, в глаза смотри! — я крикнул ему в лицо. — Так гордился или нет?! Отвечай!
— Да я вас сейчас! — Мустафа начал подниматься.
Все ведомственные инструкции запрещают сообщать агенту к какой категории источников он относится, но многие опера используют этот факт для стимулирования сексота. Кстати, в слове «сексот» нет ничего оскорбительного, расшифровывается как «секретный сотрудник».
Надо пресечь в корне его попытки к сопротивлению, подавить «бунт на корабле». Сейчас! Немедленно! Иначе все проиграем.
— Сядь! Сидеть! — снова крикнул я (смотреть только в глаза, кто кого сильнее!). — И деньги ты, «Сопка», получал немалые. Сидеть! Кому сказано! Так получал?! Может, тебе копии расписок предъявить?! Получал?! Говори! Ну!
— Получал, — Эмиров сел, как будто воздух из него выпустили, «сдулся».
— И многим было бы интересно узнать, как ты помогал органам в зоне. Благодаря тебе был предотвращен побег. Спасибо тебе за это. Ты об этом помнишь? — я развивал наступление. — Говори, помнишь?!
— Да, — голова опускается ниже, а это тревожный симптом.
— В глаза смотри, в глаза!
Он медленно, нехотя поднимает голову, смотрит в глаза. Взгляд как у затравленного, но не сломленного зверя. Это опасно, очень опасно.
— Руки на стол! — снова командую я.
Он подчиняется.
— В глаза смотреть! Что думал, если ты помогал уничтожать документы учета в КГБ Чечни, так и все? Ты уничтожил лишь статистику, и не более того. А все, что ты писал про своих друзей, осталось. «Рукописи не горят»! — процитировал я классика.
— Откуда вы взялись? — он напряжен, но еще не сломлен.
— Из п... на лыжах! — парировал я. — Хочу напомнить тебе, как ты устранил своих конкурентов по наркобизнесу Ахметова и Гаджиева. Помнишь, как они тебя пренебрежительно называли «полукровкой» и не подпускали к большому куску, использовали как «шестерку» на посылках. Кстати, они были лидерами нарождающегося чеченского движения за выход из состава России. Помнишь, как их в девяностом арестовали, и именно благодаря твоей информации. Взяли на наркоте. С поличным. Упрятали на много лет. И за это тебе тоже наше огромное «мерси». Помнишь это, Эмиров? Помнишь?!
— Да...
Все, он мой!
По теории, да и на практике, если «клиент» подряд сказал пять раз «да», то значит, он твой! Три раза — это обязательно, а два — контрольные. В данном случае «пережимать» не надо. Можно «сорвать резьбу». Теперь переходим к закреплению контакта.
— Сейчас ты напишешь очередное сообщение — про Исмаилова! Что ты мне глазки строишь? Думаешь, нам ничего не известно про три КАМАЗа, которые ты загнал духам во время войны? — я сделал ударение на слове «нам». — Только с учетом твоих прежних заслуг тебя не трогали, «законсервировали», оставили в «спящем» режиме. Неужели ты такой наивный, и полагаешь, что Организация оставит тебя в покое? После всего того, что ты сделал для Конторы, а Контора для тебя? Другого за такие бы шалости с оружием порвали бы, как Тузик тряпку. Или просто «слили» информацию армейским разведчикам. Знаешь, что бы они с тобой сделали? В глаза смотри, — последнюю фразу я сказал уже без «нажима».
— Что вы хотите? — все, «клиент поплыл».
— Нет, «Сопка», так дело не пойдет. Ты неправильно сформулировал вопрос. Не что Организация хочет, а что ты хочешь? Жить хочешь? — я спрашивал, шипел прямо в лицо, глядя в глаза, между нашими носами было не больше сантиметра.
Конечно, я рисковал, его могучие ручищи могли навечно сомкнутся на моей шее. Андрей же недаром суетился с фотоаппаратом, он страховал меня, готовый прийти на помощь. Вот Андрей напрягся.
— Хочу! — после секундной паузы, ответ звучит искренне.
— Пиши! — я пододвинул ему свой «журналистский» блокнот и ручку. — Про Исмаилова пиши. Только подробненько, очень подробненько, как ты писал про своих друзей-наркобаронов, освободителей чеченской нации от русских оккупантов.
«Сопка» начал писать, смахивая пот со лба. Потеет, волнуется, во время разговора он лишь побледнел, но ни капли пота не было. А тут вспотел. Это и хорошо и плохо. Хорошо, потому что проникся мыслью о том, что «попал». Плохо, потому что сейчас он, может, соображает, как выйти, выкрутится. Вот он кинул искоса быстрый, тяжелый взгляд в сторону Андрея, который стоял, готовый броситься на Эмирова, затем «Сопка» посмотрел на меня.
Я сидел напротив, курил, пуская струйки дыма в потолок.
— Если что-нибудь «выкинешь», какой-нибудь фортель, то больше никто не придет с разговорами. И умирать будешь долго и мучительно. Правда, не знаю, от рук своих «друзей» или от армейских. Так что пиши. Все как в старые времена.
— Дай сигарету! — хрипло попросил агент.
— Не помню, чтобы ты курил, — я напрягся, это могла быть ловушка.
— Завязал давно, да разве с вами бросишь! — уже без злобы, но все равно надо быть начеку.
— На, — я бросил через стол сигареты и зажигалку.
— Спасибо, гражданин начальник! — в голосе ирония.
— Не юродствуй — пиши.
— Пишу, пишу, — пробормотал он, закуривая.
Потом минут двадцать мы сидели молча. Эмиров писал. Я пил остывший кофе. Андрей как тренированный бультерьер стоял у агента за спиной, готовый пресечь любую попытку к сопротивлению. Археолог хренов.
Агент и я курили одну сигарету за другой, скоро кончится пачка. Наконец Эмиров откинулся в кресле. Пододвинул мне блокнот.
— Ручку отдай и подержи руки на столе, — бросил я Мустафе, беря блокнот.
— Боишься, начальник? — голос насмешлив.
— Остерегаюсь. Ты давно не работал с органами, может, кое-что и успел позабыть.
— Про вас забудешь! — сожаление в голосе.
— Но ты ведь получал удовлетворение от работы? Как моральное, так и материальное. Ведь так? — я начал читать.
— Получал, — агент вздохнул.
— Так и не жалей! В тайне содеянное, тайно судимо будет. А сейчас помолчи и не мешай мне, заодно не дергайся, посиди спокойненько, руки на столе подержи.
Агент не забыл, как писать сообщения. С упоминанием всех подробностей, свидетелей, соучастников Эмиров описал деяния Исмаилова.
Наркоторговля, работорговля, переброска оружия в обе стороны, фальшивые деньги и фальшивая валюта. Организация бандформирования, хранение, ношение, изготовление, ремонт оружия, вымогательство, постоянная поддержка связи с чеченскими бандитами, организация переброски боевиков за границу на лечение, отдых и обратно. Весь этот «букет» тянул на пожизненное заключение. Эх, жаль, что я не опер, так бы, глядишь, и повышение заработал.
— Хорошо написано, молодец. Теперь еще один момент...
— Просто так я работать не буду! — предупредил Эмиров.
— А никто и не собирается тебя использовать как идейного, — усмехнулся я. — Пиши расписку, что получил от органов госбезопасности тысячу долларов США. Но сейчас получишь пятьсот. А остальные пять сотен после маленького путешествия.
— Куда?
— В Чечню. У тебя есть «окно», — Эмиров встрепенулся, — есть, есть, не дергайся, мы знаем.
— А что там делать?
— Нас отвезешь. Поездка в один конец. Отвез и там оставил. Только если мы пропадем по твоей милости, то извини, ты тоже пропадешь где-нибудь. Сам знаешь правила игры. Можешь попасть на «конвейер». Слышал о таком?
— Слышал, — угрюм, что-то соображает.
— Ну, вот видишь, играем по-взрослому. Пиши расписку.
В том же блокноте он пишет расписку. Я достаю пятьсот долларов. Пять бумажек по сто. Читаю его расписку. Протягиваю деньги. Эмиров берет их, каждую купюру трет, трогает выпуклости, смотрит на свет.
— Мустафа, мы не фуфлыжная организация, которая расплачивается фальшивыми долларами, как твои соплеменники в Чечне.
— Доверяй, но проверяй! — буркнул он, убирая доллары в объемистых размеров портмоне из дорогой натуральной кожи.
— И это правильно.
— Когда едем? — он уже настроен на работу, деньги сделали свое дело.
— Завтра, часов в семь.
— Куда именно едем? — он готов к поездке.
— В Чечню, — усмехнулся я. — А там мы уже скажем.
— Не боитесь? — взгляд исподлобья.
— Не боится только дурак, только потом тебе не долго по земле ходить, если что. Я тебе про это уже говорил. Все, завтра в шесть пятьдесят у гостиницы.
— Хорошо знаете, что гостиница принадлежит Исмаилову. Не боитесь оказаться в заложниках?
— Посмотрим. В твоих интересах, чтобы с нас волос не упал.
— А бумаги, что с ними будет? — забеспокоился Эмиров.
— Хоть раз тебя контрразведка подставляла?
— Нет, — он не раздумывал.
— То-то же. Мы ценим своих людей, и рассчитываем на взаимность.
— А что с Грохотовым? Хороший мужик, встретится бы с ним, выпить чарку-другую... — интересуется или проверяет?
— Погиб он. На войне погиб. Твои земляки его и убили, — я был жесток, сделал упор на «твои земляки».
— Понятно... Жаль мужика. — Мустафа искренне вздохнул.
Кто знает, может, он сам и убил Грохотова. С него станется. Зверюга. Напоследок мы проинструктировали его по поводу интервью, что мы якобы брали у него, предлагали, мол, десять долларов, но он отказался.
Мы вышли, сердечно, — так, чтобы было видно соседям, — попрощались с Мустафой.
После этого обошли два оставшихся адреса, указанные в списке, переданном нам портье. Потом отправились в гостиницу.
— Как думаешь, Алексей, а этот Мустафа не сдаст? Бяку не сделает? — Андрей заметно нервничал.
— Черт его знает. От этого засранца всего можно ждать — я пожал плечами.
— А зачем ты с него стребовал все эти бумаги?
— От бумаги вечностью веет. Не помню, кто сказал, но очень верно подмечено.
— И что, ты их будешь с собой таскать? — Андрей озаботился.
— Эх, Андрей, Андрей! Я же не идиот.
Потом шли молча. Андрей отчего-то начал нервничать и потирать то щеки, то подбородок.
— Что с тобой? — поинтересовался я.
— Понимаешь, Леха, я тут подумал, что надо было мне изменить внешность. Понимаешь, а вдруг мы встретим тех козлов, что захватили и уничтожили нашу группу.
— Раньше, Андрей, надо было думать, раньше, хотя... — я посмотрел на него выжидательно.
— Что? Ну? Говори! — Андрей напрягся.
— Есть старый шпионский трюк, как за пять минут изменить внешность
— Как? — Андрей был само внимание.
— Очень просто... — я сделал паузу. — Раствор концентрированной серной кислоты очень быстро изменит твой облик до неузнаваемости.
— Придурок! — Андрей рассмеялся. Оценил шутку.
В номере была проведена уборка. Контрольных меток не было. Также не было контрольных отметок на вещах. Шмон. Вещи были с виду не тронуты, все на месте, но некоторые были сложены немного не так. Мелочь, но неприятно. Хотя мы прекрасно осознавали, что все так и будет. «Территория зла» распространила свое влияние уже за пределы Чечни. Ей уже принадлежала и эта деревня. Надеюсь, что я не увижу, как вся Россия станет частью «Территории зла». Очень на это надеюсь. Очень.
Потом анализ речи, сопоставление с ранее полученной информацией. Работаем, Леха, работаем! На Андрея здесь полагаться не стоит. Он лишь «силовик». А у тебя мозги, вот и думай или, думай.
Итак, внешний вид. Возраст. На вид около пятидесяти пяти. На самом деле моложе. Понятно, тюрьма здоровья не добавляет. Рост. Около ста семидесяти сантиметров. Телосложение — крепкое. Шея накачана. Видно, что не заплыла жиром, а накачена. Широкие плечи, сильно развитая грудная клетка. Короткая шея, руки. Бицепсы я не вижу, но можно предположить, что тоже развиты неплохо. А вот кисти рук и мышцы предплечья внушают уважение. Хорошо бы держаться от таких рук подальше.
Какие выводы можно сделать? Занимался спортом, предположительно борьбой. В ближний бой с ним не вступать, знает приемы, с учетом его криминального прошлого может пойти на крайние меры защиты и нападения.
На кистях, пальцах не видно никаких «партаков» — татуировок, рассказывающих о положении человека в криминальном обществе.
С одной стороны это подозрительно, чтобы человек так много отсидел и не заработал ни одной наколки. А с другой, помню сообщения оперов, которые обслуживали зоны: они утверждали, что он в авторитете.
Любая татуировка относится к категории особых примет. Если у Эмирова хватило ума не портить кожу наколками, это вызывает уважение. Значит, мозги на месте.
Смотрим дальше. Голова. Крепкий, массивный череп. Большой открытый лоб. Волосы уложены назад. На голове маленькая зеленая шапочка, что-то исламское, не знаю, как называется, но многие мусульмане носят такие дома.
Можно предположить, что мужик сторонник веры. А может, просто дань традиции — он ни разу не упомянул Аллаха, значит, не сильно-то и верующий. Обычно, когда слушаешь чеченца, то он через предложение поминает Аллаха и Пророка. В этом ничего плохого нет, только когда чеченец начинает говорить «клянусь», это значит, что он тебя обманывает, и, если есть возможность, надо сваливать.
Мустафа ни разу не помянул имя своего Бога всуе, и ни разу не сказал «клянусь». Хотя рассказывает откровенную чушь. О чем это говорит? Правильно — притворяется, и делает это искусно. Значит, мастер этого дела. Большой мастер. Очень большой.
Дальше. Уши. Большие, высоко посаженные, мясистые, мочки удлиненные, приросшие к скулам. Сами уши явно были неоднократно поломаны.
По мнению женщин, у мужчин с сильно развитыми ушами высокий уровень тостестерона, кажется, так называется гормон, отвечающий за потенцию. Надо взять на заметку, что от случайных половых связей мужик теоретически не откажется. Поможет это или нет — неизвестно, но надо запомнить.
Официально медицина отвергает теорию Ломброзо, но контрразведке плевать на официальные версии, она берет все, что полезно, невзирая на теории. Если это полезно и приносит пользу, результат, то всегда будет применяться на практике.
И нас учили по теории Ломброзо, что если кончики ушей у человека расположены выше лини глаз, то он склонен к интеллекту. Другой вопрос — где он найдет применение своим мозгам. У этого чеченца уши были расположены высоко, и кончики их были заострены. Прямо как волчьи.
Брови. Сросшиеся — одна бровь на два глаза.
Подбородок. Массивный, рассечен надвое узкой глубокой «ямкой».
Надбровные дуги сильно развиты и нависают над глазами. Смотрел он, поэтому, как из бойниц. Взгляд быстрый, тяжелый, стегающий.
Нос. Широкий, перебитый, весь в крупных порах, из ноздрей торчат волосы, даже много волос.
Глубокая носогубная складка. Усы. Какой же джигит без усов!? Усы небольшие, правильной формы, он периодически их приглаживает. Один из признаков, что человек врет, — когда во время своего монолога он прикасается к лицу. Как бы хочет закрыть рот.
Рот. Губы не гармонируют со всем лицом. Небольшие, жесткие. Когда что-то вспоминает, то они вытягиваются в ниточку. Зубы крепкие, часть зубов из желтого металла, может и золота, а может напыление из нитрида титана. Такими зубами можно проволоку перекусывать. Челюсти тоже хорошо развиты.
Весь внешний вид Эмирова говорил о том, что он из породы кровожадных хищников. И перед ним не стоит расслабляться. Этот всегда может нанести удар. Смертельный удар.
И вот в нашем «интервью» мы подошли к теме войны и мира.
Мустафа начал расписывать, какие сволочи эти русские. Какой в Чечне до этого был порядок. Все работали, никаких бандитов не было. И русских никто не обижал. Жили все дружной интернациональной семьей.
На вопрос, участвовал ли он в боях, «Сопка» ответил уклончиво, мол, непосредственно в боестолкновениях он не участвовал. Помогал, де, беженцам, снабжал их продовольствием и гуманитарной помощью. Прямо Мать Тереза, а не бывший уголовник и агент органов безопасности.
Ладно, пора брать быка за рога.
— Скажите, Мустафа, — начал я спокойным голосом, — вы не встречали в Чечне Грохотова Евгения Николаевича?
— Кого?! — мой вопрос был для Эмирова как удар поддых.
— Старшего оперуполномоченного майора Грохотова, — уточнил я.
— Нет, — произнес неуверенно «Сопка», облизал губы. Потом схватился за свою чашку с чаем.
— Интересные вещи он поведал про вас, уважаемый агент «Сопка» из категории особо ценных, — добил я его, но надо наступать дальше, закрепить успех. — Вы же сами очень гордились тем, что отнесены к категории особо ценных. Гордились, Мустафа? В глаза, в глаза смотри! — я крикнул ему в лицо. — Так гордился или нет?! Отвечай!
— Да я вас сейчас! — Мустафа начал подниматься.
Все ведомственные инструкции запрещают сообщать агенту к какой категории источников он относится, но многие опера используют этот факт для стимулирования сексота. Кстати, в слове «сексот» нет ничего оскорбительного, расшифровывается как «секретный сотрудник».
Надо пресечь в корне его попытки к сопротивлению, подавить «бунт на корабле». Сейчас! Немедленно! Иначе все проиграем.
— Сядь! Сидеть! — снова крикнул я (смотреть только в глаза, кто кого сильнее!). — И деньги ты, «Сопка», получал немалые. Сидеть! Кому сказано! Так получал?! Может, тебе копии расписок предъявить?! Получал?! Говори! Ну!
— Получал, — Эмиров сел, как будто воздух из него выпустили, «сдулся».
— И многим было бы интересно узнать, как ты помогал органам в зоне. Благодаря тебе был предотвращен побег. Спасибо тебе за это. Ты об этом помнишь? — я развивал наступление. — Говори, помнишь?!
— Да, — голова опускается ниже, а это тревожный симптом.
— В глаза смотри, в глаза!
Он медленно, нехотя поднимает голову, смотрит в глаза. Взгляд как у затравленного, но не сломленного зверя. Это опасно, очень опасно.
— Руки на стол! — снова командую я.
Он подчиняется.
— В глаза смотреть! Что думал, если ты помогал уничтожать документы учета в КГБ Чечни, так и все? Ты уничтожил лишь статистику, и не более того. А все, что ты писал про своих друзей, осталось. «Рукописи не горят»! — процитировал я классика.
— Откуда вы взялись? — он напряжен, но еще не сломлен.
— Из п... на лыжах! — парировал я. — Хочу напомнить тебе, как ты устранил своих конкурентов по наркобизнесу Ахметова и Гаджиева. Помнишь, как они тебя пренебрежительно называли «полукровкой» и не подпускали к большому куску, использовали как «шестерку» на посылках. Кстати, они были лидерами нарождающегося чеченского движения за выход из состава России. Помнишь, как их в девяностом арестовали, и именно благодаря твоей информации. Взяли на наркоте. С поличным. Упрятали на много лет. И за это тебе тоже наше огромное «мерси». Помнишь это, Эмиров? Помнишь?!
— Да...
Все, он мой!
По теории, да и на практике, если «клиент» подряд сказал пять раз «да», то значит, он твой! Три раза — это обязательно, а два — контрольные. В данном случае «пережимать» не надо. Можно «сорвать резьбу». Теперь переходим к закреплению контакта.
— Сейчас ты напишешь очередное сообщение — про Исмаилова! Что ты мне глазки строишь? Думаешь, нам ничего не известно про три КАМАЗа, которые ты загнал духам во время войны? — я сделал ударение на слове «нам». — Только с учетом твоих прежних заслуг тебя не трогали, «законсервировали», оставили в «спящем» режиме. Неужели ты такой наивный, и полагаешь, что Организация оставит тебя в покое? После всего того, что ты сделал для Конторы, а Контора для тебя? Другого за такие бы шалости с оружием порвали бы, как Тузик тряпку. Или просто «слили» информацию армейским разведчикам. Знаешь, что бы они с тобой сделали? В глаза смотри, — последнюю фразу я сказал уже без «нажима».
— Что вы хотите? — все, «клиент поплыл».
— Нет, «Сопка», так дело не пойдет. Ты неправильно сформулировал вопрос. Не что Организация хочет, а что ты хочешь? Жить хочешь? — я спрашивал, шипел прямо в лицо, глядя в глаза, между нашими носами было не больше сантиметра.
Конечно, я рисковал, его могучие ручищи могли навечно сомкнутся на моей шее. Андрей же недаром суетился с фотоаппаратом, он страховал меня, готовый прийти на помощь. Вот Андрей напрягся.
— Хочу! — после секундной паузы, ответ звучит искренне.
— Пиши! — я пододвинул ему свой «журналистский» блокнот и ручку. — Про Исмаилова пиши. Только подробненько, очень подробненько, как ты писал про своих друзей-наркобаронов, освободителей чеченской нации от русских оккупантов.
«Сопка» начал писать, смахивая пот со лба. Потеет, волнуется, во время разговора он лишь побледнел, но ни капли пота не было. А тут вспотел. Это и хорошо и плохо. Хорошо, потому что проникся мыслью о том, что «попал». Плохо, потому что сейчас он, может, соображает, как выйти, выкрутится. Вот он кинул искоса быстрый, тяжелый взгляд в сторону Андрея, который стоял, готовый броситься на Эмирова, затем «Сопка» посмотрел на меня.
Я сидел напротив, курил, пуская струйки дыма в потолок.
— Если что-нибудь «выкинешь», какой-нибудь фортель, то больше никто не придет с разговорами. И умирать будешь долго и мучительно. Правда, не знаю, от рук своих «друзей» или от армейских. Так что пиши. Все как в старые времена.
— Дай сигарету! — хрипло попросил агент.
— Не помню, чтобы ты курил, — я напрягся, это могла быть ловушка.
— Завязал давно, да разве с вами бросишь! — уже без злобы, но все равно надо быть начеку.
— На, — я бросил через стол сигареты и зажигалку.
— Спасибо, гражданин начальник! — в голосе ирония.
— Не юродствуй — пиши.
— Пишу, пишу, — пробормотал он, закуривая.
Потом минут двадцать мы сидели молча. Эмиров писал. Я пил остывший кофе. Андрей как тренированный бультерьер стоял у агента за спиной, готовый пресечь любую попытку к сопротивлению. Археолог хренов.
Агент и я курили одну сигарету за другой, скоро кончится пачка. Наконец Эмиров откинулся в кресле. Пододвинул мне блокнот.
— Ручку отдай и подержи руки на столе, — бросил я Мустафе, беря блокнот.
— Боишься, начальник? — голос насмешлив.
— Остерегаюсь. Ты давно не работал с органами, может, кое-что и успел позабыть.
— Про вас забудешь! — сожаление в голосе.
— Но ты ведь получал удовлетворение от работы? Как моральное, так и материальное. Ведь так? — я начал читать.
— Получал, — агент вздохнул.
— Так и не жалей! В тайне содеянное, тайно судимо будет. А сейчас помолчи и не мешай мне, заодно не дергайся, посиди спокойненько, руки на столе подержи.
Агент не забыл, как писать сообщения. С упоминанием всех подробностей, свидетелей, соучастников Эмиров описал деяния Исмаилова.
Наркоторговля, работорговля, переброска оружия в обе стороны, фальшивые деньги и фальшивая валюта. Организация бандформирования, хранение, ношение, изготовление, ремонт оружия, вымогательство, постоянная поддержка связи с чеченскими бандитами, организация переброски боевиков за границу на лечение, отдых и обратно. Весь этот «букет» тянул на пожизненное заключение. Эх, жаль, что я не опер, так бы, глядишь, и повышение заработал.
— Хорошо написано, молодец. Теперь еще один момент...
— Просто так я работать не буду! — предупредил Эмиров.
— А никто и не собирается тебя использовать как идейного, — усмехнулся я. — Пиши расписку, что получил от органов госбезопасности тысячу долларов США. Но сейчас получишь пятьсот. А остальные пять сотен после маленького путешествия.
— Куда?
— В Чечню. У тебя есть «окно», — Эмиров встрепенулся, — есть, есть, не дергайся, мы знаем.
— А что там делать?
— Нас отвезешь. Поездка в один конец. Отвез и там оставил. Только если мы пропадем по твоей милости, то извини, ты тоже пропадешь где-нибудь. Сам знаешь правила игры. Можешь попасть на «конвейер». Слышал о таком?
— Слышал, — угрюм, что-то соображает.
— Ну, вот видишь, играем по-взрослому. Пиши расписку.
В том же блокноте он пишет расписку. Я достаю пятьсот долларов. Пять бумажек по сто. Читаю его расписку. Протягиваю деньги. Эмиров берет их, каждую купюру трет, трогает выпуклости, смотрит на свет.
— Мустафа, мы не фуфлыжная организация, которая расплачивается фальшивыми долларами, как твои соплеменники в Чечне.
— Доверяй, но проверяй! — буркнул он, убирая доллары в объемистых размеров портмоне из дорогой натуральной кожи.
— И это правильно.
— Когда едем? — он уже настроен на работу, деньги сделали свое дело.
— Завтра, часов в семь.
— Куда именно едем? — он готов к поездке.
— В Чечню, — усмехнулся я. — А там мы уже скажем.
— Не боитесь? — взгляд исподлобья.
— Не боится только дурак, только потом тебе не долго по земле ходить, если что. Я тебе про это уже говорил. Все, завтра в шесть пятьдесят у гостиницы.
— Хорошо знаете, что гостиница принадлежит Исмаилову. Не боитесь оказаться в заложниках?
— Посмотрим. В твоих интересах, чтобы с нас волос не упал.
— А бумаги, что с ними будет? — забеспокоился Эмиров.
— Хоть раз тебя контрразведка подставляла?
— Нет, — он не раздумывал.
— То-то же. Мы ценим своих людей, и рассчитываем на взаимность.
— А что с Грохотовым? Хороший мужик, встретится бы с ним, выпить чарку-другую... — интересуется или проверяет?
— Погиб он. На войне погиб. Твои земляки его и убили, — я был жесток, сделал упор на «твои земляки».
— Понятно... Жаль мужика. — Мустафа искренне вздохнул.
Кто знает, может, он сам и убил Грохотова. С него станется. Зверюга. Напоследок мы проинструктировали его по поводу интервью, что мы якобы брали у него, предлагали, мол, десять долларов, но он отказался.
Мы вышли, сердечно, — так, чтобы было видно соседям, — попрощались с Мустафой.
После этого обошли два оставшихся адреса, указанные в списке, переданном нам портье. Потом отправились в гостиницу.
— Как думаешь, Алексей, а этот Мустафа не сдаст? Бяку не сделает? — Андрей заметно нервничал.
— Черт его знает. От этого засранца всего можно ждать — я пожал плечами.
— А зачем ты с него стребовал все эти бумаги?
— От бумаги вечностью веет. Не помню, кто сказал, но очень верно подмечено.
— И что, ты их будешь с собой таскать? — Андрей озаботился.
— Эх, Андрей, Андрей! Я же не идиот.
Потом шли молча. Андрей отчего-то начал нервничать и потирать то щеки, то подбородок.
— Что с тобой? — поинтересовался я.
— Понимаешь, Леха, я тут подумал, что надо было мне изменить внешность. Понимаешь, а вдруг мы встретим тех козлов, что захватили и уничтожили нашу группу.
— Раньше, Андрей, надо было думать, раньше, хотя... — я посмотрел на него выжидательно.
— Что? Ну? Говори! — Андрей напрягся.
— Есть старый шпионский трюк, как за пять минут изменить внешность
— Как? — Андрей был само внимание.
— Очень просто... — я сделал паузу. — Раствор концентрированной серной кислоты очень быстро изменит твой облик до неузнаваемости.
— Придурок! — Андрей рассмеялся. Оценил шутку.
В номере была проведена уборка. Контрольных меток не было. Также не было контрольных отметок на вещах. Шмон. Вещи были с виду не тронуты, все на месте, но некоторые были сложены немного не так. Мелочь, но неприятно. Хотя мы прекрасно осознавали, что все так и будет. «Территория зла» распространила свое влияние уже за пределы Чечни. Ей уже принадлежала и эта деревня. Надеюсь, что я не увижу, как вся Россия станет частью «Территории зла». Очень на это надеюсь. Очень.
Часть третья
1.
Дверь закрыли на замок. Потом я разорвал на мелкие кусочки подробное агентурное сообщение и расписку «Сопки». Перед тем как порвать, два раза перечитал сообщение. Несколько раз про себя повторил ключевые моменты: фамилии, установочные данные фигурантов. Для чего? Не знаю, привычка, профессиональная привычка. Хотя, с другой стороны, какая профессиональная привычка, у меня сейчас и профессии-то толком нет. Скажем так, просто привычка.
Потом поджег мелкие клочки бумаги, а также три листа, которые были после этого в блокноте. Потом закурили.
Эх, хорошо горит! Запах, правда, распространялся по всему номеру. Ножом помешивали, чтобы все кусочки бумаги равномерно сгорели. Потом погасли редкие красные угольки. Пепел растер руками и как во всех пошлых шпионских фильмах смыл в раковину. Стереотип мышления. Но не есть же эту бумагу!
Руки вымыл с мылом.
Остаток времени мы провели в бездействии. Я попытался уснуть, но не смог. Ворочался с боку на бок. Варианты, варианты, варианты крутятся в голове. Все снова, все сначала. Сейчас хочется вернуться домой. Несколько часов отделяет от решающего шага. Все, что было раньше — так, занятия физическими упражнениями на свежем воздухе. И даже то, что попал я в «переплет», и побывал в роли опрашиваемого в ФСБ, теперь, перед «очередным южным походом», выглядело очень бледно. Территория зла она и есть территория зла.
Потом поджег мелкие клочки бумаги, а также три листа, которые были после этого в блокноте. Потом закурили.
Эх, хорошо горит! Запах, правда, распространялся по всему номеру. Ножом помешивали, чтобы все кусочки бумаги равномерно сгорели. Потом погасли редкие красные угольки. Пепел растер руками и как во всех пошлых шпионских фильмах смыл в раковину. Стереотип мышления. Но не есть же эту бумагу!
Руки вымыл с мылом.
Остаток времени мы провели в бездействии. Я попытался уснуть, но не смог. Ворочался с боку на бок. Варианты, варианты, варианты крутятся в голове. Все снова, все сначала. Сейчас хочется вернуться домой. Несколько часов отделяет от решающего шага. Все, что было раньше — так, занятия физическими упражнениями на свежем воздухе. И даже то, что попал я в «переплет», и побывал в роли опрашиваемого в ФСБ, теперь, перед «очередным южным походом», выглядело очень бледно. Территория зла она и есть территория зла.