Миронов Вячеслав. Капище

   Наконец-то женщина, путаясь в длинных черных одеждах, ступает на землю. Ремень автомата одеваю на шею. Бегом марш, сукины дети!
   Женщину хватаю за шею, толкаю впереди себя, пацана держу подмышкой, он поначалу сопротивляется и что-то орет, автомат раскачивается в такт бегу и периодически бьет его по голове. Ничего, ничего, голова, сынок, тебе больше не понадобится. Ты же боевиком будешь, как твой папка, а воинам Аллаха башка нужна только для того, чтобы папаху носить! Снимают шкуру с одного барана и одевают на другого! Фас, вперед!
   Вот и моя машина, с ходу швыряю пацана ближе к турели, потом поднимаю женщину и кидаю рядом. Сам туда же. С ремня рву украшение — змею. Длинный, тонкий и очень прочный трос. Отлично! Усаживаю их спинами друг к другу, будет вам чем заняться, будете сосредоточенно, срывая ногти, пытаться освободится. Но у вас фиг что получится! Я умею вязать самозатягивающиеся узлы. Чем сильнее будете дергаться, тем сильнее трос будет врезаться в нежную детскую и женскую кожу. Всяческих вам неуспехов! Как говорится: «Флаг вам в руки и электричку навстречу!». Плюс ко всему трос пропустил под основанием турели, а она крепко привинчена!
   Так, а теперь, пока пленники развлекаются, надо уходить! Я погнал машину на восток. Через полчаса загнал ее в кусты. В любой машине полно всяких тряпок, из них я сделал хорошие кляпы, поглубже загнал во рты, поверху повязки. Ни языком вытолкнуть, ни о плечо вырвать. Это я тоже умею делать! Эх, были времена, были!
   А теперь пешочком. С соблюдением всех мер предосторожности в сторону недавней засады. Полчаса ехал, почти час пешком добирался. О, народ суетится! Надо осторожным быть! Чуть в горочку, залег в кустах, они без собак, откуда у них в деревне обученным служебным собакам взяться. Нет, и слава богу!
   Водила что-то объясняет. Оба-на! А правое предплечье-то у него перевязано, рука на перевязи. Это что-то новенькое. Значит, мужик испугался командирского гнева, и сам в себя выстрелил? Осколком его задеть не могло. Я бы заметил и пару раз пнул бы по ране обязательно. Это факт! Башка у него тоже забинтована. Ну, это моя работа, признаю!
   Так, и что же они там решают? Водила, видимо уже в десятый раз объясняет командиру, как все было. Вот так они ехали, вдруг ба-бах! Ага, именно так он и показывает. Показывает, что его взрывом вырубило, на уши показывает. Точно, мне тоже ушки заложило. Все как в том анекдоте. Пятачок и Винни Пух нашли ружье, крутили его, крутили, потом Винни стреляет в Пятачка. Дым рассеивается. Пятачок на земле дергается в агонии, а Пух говорит, держась за голову: «Тебе смешно, свинья, а мне ушки заложило!» Вот так и здесь, ему ушки заложило, и он упал почти замертво, потом открылась дверца. Удар в висок и бах — выстрел в руку. Врешь, братец, не так все это было! Ну да Аллах тебе судья!
   Вот командир повернулся лицом. Ну, что. Здравствуй Мовсар! Ты нисколько не изменился, только осанка стала более гордая. Ничего, мы эту спесь с тебя собьем! С дороги мою машину не было видно, и, похоже, шофер на самом деле был без сознания, не видел, куда я увел родственников главаря банды. Водитель часто показывал в сторону России. Ну что же, тем лучше! Через пятнадцать минут появилась машина со стороны российско-чеченской границы. Пять человек, которые вышли из нее, разводили руками и отрицательно покачивали головами, мол, не нашли. Сейчас главарь начнет психовать.
   И точно, Мовсар начал орать, размахивать автоматом. Это хорошо. Значит он прогнозируемый, а следовательно — управляемый. Люблю управляемых людей. Сейчас он снова пошлет машину, а когда она вернется ни с чем, то поедет бить, а может, и убивать Андрея Ивановича.
   Ну, что же, все идет, как я задумал и просчитал. Главное, чтобы и дальше так шло!
   Действительно машина уехала, в это время командир расхаживал и думал, он пинал опавшую листву и думал, думал, думал. Выстраивал логические цепи, искал причинно-следственные связи. Потом подозвал снова водителя и еще одного боевика, его-то я раньше видел. И что-то сказал водителю. Водитель начал описывать меня. Рост вот такой — показывает. Волосы, стрижку на себе показывает длину волос. Врешь! У меня они короче! Второй боевик слушает, уточняет что-то. Потом второй показывает шрам на лбу. Тот кивает. Все сошлось. Это второй заложник-журналист, который не убежал как подлый гяур в Россию, а захватил ближайших родственников командира в плен!
   По внешнему виду Мовсара можно предположить, что он готов растерзать своих подчиненных, но больше всего он хочет добраться до меня и разорвать. Ну, я как можно дольше отсрочу нашу «теплую» встречу. Мне это пока не нужно.
   Вот снова появилась машина. Снова пусто. Ничего. Все по машинам. Три машины уезжают, четвертая, зацепив подорванный УАЗ, медленно едет в сторону деревни вслед за остальными. А вот теперь и мой выход!
   Бегом назад, бегу так, что задыхаюсь. Духи не оставили никого на месте происшествия. Это хорошо, что они такие бестолочи. Любой мало-мальски соображающий военный оставил бы там секрет или засаду.
   Периодически посматриваю на часы. Вот и моя машина. Сейчас Андрея начинают бить. Так что времени терять не будем! Мои пленники на месте. Вид у них измочаленный, но живые и ладно! У пацана мокрые штаны. Для кавказского мужчины это позор! Ничего, ничего, пацан! Если твой батя будет вести себя примерно, то ты будешь писать как надо.
   Уф! Отдышаться немного. Включаю радиостанцию, что забрал вУАЗе. Тишина, только треск атмосферных помех.
   — Мовсар, Мовсар Толбоев! На связь! — начинаю вызывать я.
   Молчание.
   Хреново, очень хреново! По моим подсчетам Андрея должны убить минут через двадцать, максимум через час.
   Снова вызываю предводителя местных бандитов. Наконец станция взрывается голосом. Слава тебе, Господи!
   — Я — Толбоев! Кто говорит?! — знакомый голос.
   — Отойди в сторону подальше от своих приспешников. Нет, дальше отойди. Вот так! И дай команду, чтобы не мучили больше пленного, воды ему дали и переодеться, — я говорил уверенно, как будто видел, что они делают с Рабиновичем.
   Конечно, Андрей мог быть уже убит, но надо попробовать.
   — Кто ты? Скажи кто, чтобы я знал, кого убью! — Толбоев неистовствовал.
   Я уже успокоился после бега, закурил. Дал послушать пленным речь своего родственника. У них в глазах появилась надежда на освобождение и блеск ненависти ко мне.
   — Мужик, будешь орать, у меня батареи кончатся. А мы так и не успеем обсудить дело.
   И снова взрыв красноречия. Ну, ничего, пусть выпустит «пар». Потом будет более покладистым.
   — Ты все? Мне можно продолжать?
   — Кто ты? — настаивал Толбоев.
   — Кто, кто! Заладил одно и то же! Конь в пальто! Мы с тобой давно знакомы. Отойди от подчиненных и дай команду немедленно, чтобы все выключили радиостанции, да так, чтобы и я понял. Я — Салтымаков. Доволен?
   И тут же услышал команду на русском и чеченских языках выключить радиостанции.
   — Ты? Ты здесь? — в голосе слышалось, изумление, ужас, ненависть, все сразу.

5.

   — Здесь, здесь. Привет тебе от Евгения.
   — Какого Евгения? — пауза.
   — Дзюбы.
   — Он тоже здесь? — страх и ненависть в голосе Мовсара.
   Не забыл, видать, пальчик.
   — Какая разница, здесь он или нет. У тебя есть то, что нужно мне, а у меня есть то, что нужно тебе. Меняемся?
   — Ты мне сам все отдашь, и придешь ко мне. Тогда я тебя и твоего пархатого друга оставлю в живых.
   — Послушай!
   Я срываю повязку и вытаскиваю кляп изо рта жены эмира.
   — Говори по-русски, сука! — стреляю у нее над ухом из автомата. — Ну!
   — Мовсар! А-а-а-а! Он нас поймал! Мовсар, помоги! — кричит женщина.
   — Все хватит! Кляп на место. Она мычит и плачет.
   — Слушай, Хвостов, — напоминаю ему на всякий случай оперативный псевдоним, если он забыл, — ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю. Первой убью твою жену. Убивать буду медленно, сначала, правда, я поиграю с ней в одну интересную игру. Она называется «У моей подружки есть одна маленькая штучка». Когда найдешь ее разобранный труп, то поймешь. Правила не тебе объяснять. Ну, потом, прости, доберусь и до твоего поскребыша. Пацан, в отличие от твоего водилы, пытался оказать сопротивление. Отдаю ему должное. Настоящая скотина растет, весь в батю. Ну, так что ты скажешь?
   — А ты не боишься, что мы тебя сейчас пеленгуем?
   — Нет, Хвостов, не боюсь. Чтобы сейчас запеленговать меня необходимо иметь соответствующие мозги и образование. Ни у тебя, ни у твоих будущих сокамерников нет ни первого, ни второго. Так как? Мне начать с твоей жены? Я уже долго с женщинами не спал. Кстати, она у тебя не больная? Мне предохраняться? Ей-то все равно, а мне еще долго жить. С чеченками ни разу не спал, все они какие-то вонючие и страшные. Жена у тебя не исключение, но надо попробовать, так сказать, для коллекции. Потом, за кружкой пива, с Дзюбой, будем вспоминать какая у тебя вкусная жена (пусть думает, что Женя рядом). Чеченов пробовали. А вот их женщин нет, — я подмигнул женщине.
   Та, насколько позволял трос, шарахнулась от меня в сторону.
   — Я тебя порву, разрежу на мелкие кусочки! — снова взорвался Мовсар.
   Я отложил радиостанцию, попил воды, снова закурил. Толбоев все продолжал бесноваться. Дикая тварь, да и только!
   — Мы всех русских убьем! Только тронь мою жену! — продолжал визжать Мовсар.
   — Есть хороший анекдот, кстати, Дзюба мне его рассказал: "В Чечне, в период войны, открылась школа. Там учатся и чеченские дети, и дети русских офицеров. Тема урока — повторение темы «Российский флаг». Учительница: «Скажи, Ислам, что означает красная полоса?» Ислам: «Красная полоса означает, что мы всех русских убьем и затопим их красной кровью всю Россию». Учительница: «Малика, а что означает синяя полоса?» Малика: «Синяя полоса означает, что мы всех русских утопим в синих реках России!» Учительница: «Вовочка, скажи, а что означает белая полоса? Только без пошлостей!» Вовочка посмотрел за окно, где маршировали военные, потом вынул козявку из носа. Послал ее в сторону Ислама и говорит: «Марья Ивановна, я пошлить не буду! Белая полоса означает, что замучаетесь, духи гребанные, снег на Колыме убирать!» Хороший анекдот? Так вот, душара. Ты особо-то не дергайся, а то я же помню, как ты у меня от страха усерался. И если бы не я, то порезали бы тебя на ремни разведчики. Ну, а также не забудь, кто на тропу навел... Напомнить, как все было? Полагаю, что все это небезынтересно будет послушать твоим подчиненным. У тебя очень колоритный заместитель, он с радостью займет твою должность. Давно о ней мечтает, на харе написано. Молись, сука, чтобы нас никто не подслушивал, — я выдержал паузу. — Будем о деле говорить или лясы точить? Я же сказал: или я ухожу с моим товарищем, и ты получаешь свою семью целой, или ухожу без него, но ты получаешь отдельные части тел своих родных. Остальные я съедаю, голодный я. Идет?
   — Говори, — после долгой паузы сказал «Хвостов».
   Я обрисовал ему план обмена. Через два часа они выводят Андрея за блок-пост. Он должен идти один. Как только я вижу, что все в порядке, то отпускаю мать, она скажет, где сын. В случае неправильных действий со стороны боевиков, я убиваю сына. Мужика за мужика, с бабьем я не воюю.
   Скрипя зубами предводитель местной швали согласился.
   Я вытащил мальчишку из машины, мать смотрела на меня встревоженными глазами, что-то мычала, пытаясь сбросить повязку со рта. Билась, что-то пыталась показать мне или сыну.
   Меня же истерика мамаши меньше всего интересовала. Я не садист, но если пойдет не так, как я запланировал, то убью их обоих. Станет одной машиной по производству боевиков и одним будущим боевиком меньше. Может кто-нибудь меня и осудит, да и хрен с ним! Это значит, что он жизни не видел.
   Пацан притих. Штаны у мальчишки были еще мокрые. Позор, позор! Ну, ничего, если выживешь, то поймешь, что это не самое страшное в этой жизни. Крепко привязал к дереву. За кустами его не видно, если очень не постараться, то и не найдешь.
   Поехал на машине в сторону деревни. Вот и холм, на котором я лежал, наблюдая за деревней. Брезент на месте.
   Автомат поближе. Бинокль к глазам. В деревне видно оживление. Народ ходит из двора во двор, что-то делают с машинами.
   Андрея вывели во двор, он закрывает связанными руками глаза. В подвале держали.
   Вот и вождь апачей. Он о чем-то беседует с Рабиновичем. Вернее не беседует, а бегает вокруг, размахивая руками. Андрей стоит как истукан. Потом Андрей протягивает связанные руки, ему разрезают веревки, куда-то уводят.
   «Хвостов» остается во дворе, что-то опять кричит, и грозит кулаком в мою сторону. Взбешен мужик ни на шутку. Ну и ладно, пока я правлю балом. Посмотрел на часы, с момента беседы прошел час пятнадцать.
   Из деревни вырывается УАЗ и мчится в мою сторону. Тент на нем снят, в него набились шесть человек. А это мне очень даже не нравится. Хватаю радиостанцию. Вызываю «предводителя», тот откликается.
   — Что тебе? — голос недовольный.
   — Значит так, если машина немедленно не повернет назад, я убиваю твою жену, потом сына. У тебя минута, время пошло!
   — Какая машина? — тянет время.
   — Пятьдесят секунд, — взгляд на часы.
   Сам в это время смотрю в бинокль на машину. Во время всего нашего разговора «старший» УАЗа внимательно слушал радиостанцию. Вот прозвучала команда на чеченском языке. Старший машины дал команду. Водитель ударил по тормозам, развернул автомобиль и поехал, правда, с меньшей скоростью, назад в деревню.
   Уф! Я рукавом отер пот со лба. Если бы духи отправили засаду сразу после моего разговора с Мовсаром, то — мама, не горюй!
   Кто знает, может, это был отвлекающий маневр. Не знаю, не знаю. Эх, выпить бы сейчас! Смотрю дальше. Вроде тихо.
   Спустя ровно два часа от отмерянного мной срока, появляется Рабинович. Идет, оглядывается. Здорово его отделали. Ну, да ладно, ему это не впервой! Живой, на своих ногах, что еще надо!
   Станция взорвалась голосом вожака:
   — Эй, Салтым, отдай мою семью! — злой голос, очень злой.
   — Спокойно, мужик, спокойно, я выполню свою часть договора. Ты же знаешь, что слово я свое держу. Пусть пленник кавказский подойдет ко мне поближе, а там и разберемся. Жену твою отпущу, сын живой, ждет, когда папка его освободит, — я говорю спокойно, наблюдая в бинокль. — Кстати, оттащи своих шакалов от блока, не умеют прятаться, пусть топают по домам. Я не шучу, оттащи, погоня мне не нужна. Я заберу своего друга, и мы спокойно уйдем к себе домой. У вас своя свадьба, а у нас — своя. Давай, отзывай, время еще есть.
   Снова радиостанция взорвалась скороговоркой на гортанном чеченском языке и группа пехоты численностью в двадцать стволов потащилась вглубь деревни.
   Кое-кто оборачивался и показывал мне международный жест под названием «50%», кто-то средний палец — видиков насмотрелся, еще один умник отклячил задницу и похлопал по ней. Топайте, ребятишки, топайте, потом разберемся. Мне сейчас нужно Рабиновича обратно получить, мою путеводную звезду, или нить Ариадны, как хочешь его обзови, но он мне нужен.
   «Ну, давай, Андрей, быстрее шевели ногами! Понимаю, что тебе сложно, больно, но надо, Андрюшенька, надо! Через полчаса начнет темнеть, а здесь темнеет очень быстро, поэтому надо поторопиться, миленький, ну же! С наступлением темноты наши шансы упадут так низко, что канализация будет для нас так высоко, как горы Кавказа сейчас», шептал я, обращаясь к Рабиновичу.
   Андрей, будто услышав меня, прибавил шаг, ну, все, пора спускаться, через пять минут он скроется за поворотом и не будет виден с блок-поста. Не думаю, что они на него навесили передатчик. Мозгов не хватит.
   Я бегом спустился к машине. Освободил женщину. Свое слово держим, а может, быть, зря? Я внимательно смотрел ей в глаза. Было желание просто вытащить нож и тихо всадить ей в шею.
   Если женщина вела себя как дикая кошка, пытаясь освободится от пут, то, посмотрев в мои глаза, притихла. Видно, что-то страшное увидала на моем лице. Ладно. Я же солдат, а не чудовище! Беги! Я закончил ее отвязывать, толкнул ее в сторону деревни.
   — Иди. Мужу привет передай, помнишь, где сына оставили? Заберете его там.
   Она стояла, растирая запястья рук, пошатывалась, ноги затекли.
   — Иди, пока не передумал. Ты по-русски понимаешь? — я помахал рукой в сторону деревни.
   — Спасибо, — выдавила она из себя и неровной, пошатывающей походкой пошла в деревню.
   В это время показался Рабинович. Все как в фильме «Мертвый сезон», когда производили обмен шпионов, промелькнуло в голове.
   — Андрей, быстрее! — крикнул я. — Сейчас гонки начнутся!
   — Не могу быстрее, — ответил Рабинович-Коэн, скособочившись подбегая к машине, держась то за бок, то за руку.
   Залез в машину. Я ударил по педали газа.
   — Ходу, Андрюшенька. Ходу! — проорал я. Оборачиваюсь, погони не было. Пока не было.
   — Спасибо, Леха, ну — спасибо! Я думал, что ты ушел, — бормотал Андрей, вцепившись поручень.
   — Становится традицией спасать тебя. Если сейчас начнется погоня, то хватай автомат и лезь назад, будешь отбиваться, там и гранаты есть, правда мало, но уж что есть! — орал я, отчаянно крутя баранку, пытаясь поймать дорогу.
   Меня колотила нервная дрожь.
   — Откуда оружие, Алексей?
   — Из закромов твоей необъятной Родины!
   — А почему так мало?
   — Бля! Я, что похож на трактор? Сколько мог, столько и унес, плюс две мины «МОНки» использовал, думаю, не обеднеет твоя ридна Израильщина?
   — Не обеднеет! — Кивнул головой Андрей.
   На каждой кочке он охал.
   — Сильно досталось? — спросил я, постоянно крутя головой, высматривая, нет ли погони.
   — Сначала сильно, а потом, когда ты захватил в плен семью, вообще бить перестали. А это ты здорово придумал! Они живые?
   — Живые. Бабу сам видел, а шакаленок привязанный, обоссаный в лесу сидит. Впредь наука.
   — Он у него один сын, остальные дочери, поэтому так трясется над ним.
   — Ну и пусть дальше трясется, я ему мешать не буду. Ходу, Андрей, ходу! Эх, мама, не горюй! Нам еще минуты три форы, а там они нас не найдут!
   — Куда едем? — Андрей крутил головой, пытаясь сориентироваться на местности.
   — Как куда? К тебе в тайник. Еще раз его попотрошим. Надеюсь, ты не против?
   — Да за ради бога! — с одесским акцентом ответил он.
   Если чувство юмора возвращается, значит не все так хреново в этой жизни! Прорвемся, Андрей, обязательно прорвемся!
   Вот и подъем, где я устроил засаду. Через несколько минут показалась и боковая дорога, сворачиваю туда, так, теперь не забыть, что здесь недалече растяжечка установлена.
   — Не забыл про сюрприз дорожный? — спрашивает Андрей.
   — Не забыл, — сквозь зубы бормочу я.
   Ага, вот и ориентир. Загоняю машину в лес, в гору, ломаю кусты, острые обломки ветвей царапают краску на машине. Не мое — не жалко! Все, дальше машина не пойдет. Деревья. Выходим, подбираем обломанные ветки и маскируем машину. Смотрю на часы. Минут через десять начнет темнеть, хрен духи полезут в лес по темноте. Слышно, как внизу проревел двигатель машины, это они за сыном поехали, хорошо ездят! Было бы у меня время, пару мин установил бы. И еще одна машина на высокой скорости промчалась в сторону границы. Ну и ладно!
   — Ну что, горемыка, надо идти в схрон. Прямо и не знаю, если бы его не было, или если бы ты мне его не показал, что бы мы делали!
   — А ничего, Леха, каюк бы нам пришел! — Андрей при каждом шаге охал и хватался за бок.
   — Ребра целые? Может, тебе что-нибудь отбили?
   — Да нет, вроде не похоже.
   — Давай, пока полностью не стемнело, залезем в логово.
   Минут через тридцать дошли до тайника. А ведь действительно, не было бы этого тайника, то ничего бы у меня и не получилось. Подождал бы, когда убьют Андрея, и потопал бы обратно. А теперь? А теперь у меня есть шанс стать миллионером!
   Мы заползли в свою нору. Есть продукты, оружие, и еще много чего. Надо отлежаться несколько дней, привести в норму состояние Андрея.
   Мы лежали три дня, Андрей быстро приходил в себя. Он рассказал, что с ним было. Когда он пытался закрепить растяжку у дверей дома, то задел пустое жестяное ведро, которое с грохотом упало, часовой, прятавшийся на веранде от ветра, быстро выскочил и схватил Рабиновича. Потом все по накатанному, хорошо отработанному сценарию. Бьют, ломают психологически. Не получится, то могут и сломать физически. Эти могут все.
   Мы договорились, что возвращаться в Россию не надо. Хотя мы и так на территории России, только ее часть на некоторое время захватили бандиты, но это пройдет. Триста лет татаро-монгольское иго было, и то кончилось, а тут это бандитское быдло... Ничего, как-нибудь справимся с этими уродами!
   Будем выходить не короткой дорогой, а длинной. Пойдем не на запад, а на восток, а там уже на юг. Из того, что мы узнали, не думаю, что «Хвостов» будет трубить на всю Чечню, что он упустил двух журналистов. А если еще сболтнет о том, что один из пленников был в годы войны контрразведчиком, то ему головы не сносить. Могут и в измене заподозрить. А ему это надо? Ух, начал использовать еврейские обороты.
   На четвертый день мы выползли из уже порядком опостылевшего тайника. Поначалу нам нравилась тушенка, но сейчас она уже стояла поперек горла. И выход «на волю» был встречен с облегчением.
   Если нас не нашли за это время, то вряд ли поиски будут продолжены. Еще раз хвала Богу, что чечены не обзавелись служебными собаками. Мы, как могли, замаскировали лаз, Рабинович установил старый сюрприз по старой схеме. Надеюсь, что его Отчизна не станет удерживать с его получки то, что мы сожрали и унесли с собой.
   Пока отлеживали бока на жестких ящиках с вооружением, то пришли к выводу, что притворяться безвредными журналистами — себе дороже. Будем боевиками. Сейчас по Чечне много всякого отребья шарахается. Рабинович знает чеченский, если меньше будет в профиль свой шнобель показывать, и говорить с небольшим арабским акцентом, сойдет за бандюка. Я же просто моральный урод, который воюет на стороне боевиков. Разве нормальный человек будет воевать за духов? Нет! Либо преступник, либо подонок.
   Машина стояла на месте. Два первых дня лил дождь, ноги скользили, разъезжались на мокрой траве и глине, Андрюха пару раз с матами упал на землю. Мы несколько раз возвращались к «базе», таская в машину оружие, боеприпасы, провизию. Много не брали, конечно, не Брестскую крепость оборонять. Переоделись в новенький камуфляж. Ботинки я оставил старые, Рабинович тоже. Новые ботинки неудобные, пока разносишь, можно и мозоли себе набить. Кстати, Рабинович, так и не рассказал толком, где расположен склад с деньгами. Дурачок, думает, что я его брошу и убью, если узнаю, как пройти к деньгам. А кто мне мешает его убрать потом, после того, как деньги будут моими? Или он хочет меня грохнуть, когда поделим добычу?
   Ну нет, не хочу я Андрея убивать. Если не врет, то денег там хватит «до» и больше!
   Мы, как и планировали, двинулись на Запад.
   Наше путешествие продолжалось неделю. Часто останавливали на блок-постах, но чеченский язык Рабиновича вперемешку с арабским выручал нас. Я лишь свирепо таращил глаза, плевал себе под ноги. Даже если бы я заорал во все горло «Аллах акбар!», то мой акцент выдал бы нас с головой. Пока все шло неплохо. Нам везло. Мы встретили только четыре охраняемых блок-поста. Много «блоков», что попадались на пути, были заброшены. Зато по дорогам сновали автомобили, как по одиночке, так и целыми колоннами. По возможности, мы старались держаться проселочных дорог. Риск был велик, но нарываться на неприятности с группой вооруженных людей, на оккупированной территории, нам не хотелось. С Запада двинулись на юг.
   Вот тут надо было быть осторожными. Не все здесь «зачистили» федеральные войска во время военной кампании. Местность пошла холмистая, перерастающая в гористую. Дальше шли настоящие горы. У нас не было ни горной подготовки, ни соответствующего снаряжения, и я поинтересовался у Андрея:
   — Мы, что в горы полезем?
   — В горы лезть не придется, но машину оставим. Там она пройдет, но опасно больно, охрана спать не будет.
   Проехав еще несколько километров, остановились. Потом около трех километров прошли по пересеченной местности. Залегли на вершине холма. Кусты перед нами мешают обзору.
   — Где? — меня бьет дрожь. — Где мои деньги? Золото, бриллианты, мое счастливое будущее и безбедная старость?
   — Вон! Смотри прямо, чуть левее кривой елки.
   — Где?! Не вижу! — я отчаянно крутил настройки бинокля, но ничего не видел.
   — Смотри! — Андрей упер автомат, «прицелился» и уступил мне место.
   — Вижу вооруженного духа с автоматом! — я увидел сквозь прорезь прицела курящего боевика, сидящего на валуне.
   Действительно, все было замаскировано по высшему уровню. Потом мы еще два дня изучали обстановку на объекте. Сами меняли место дислокации, прикидывая, как лучше подобраться.
   Если не знать, что здесь находится какой-то укрепленный объект, то определить это было невозможно. Лишь беспечность часовых выдавала, что здесь есть что-то охраняемое.
   По нашим подсчетам, часовых было всего восемь человек, плюс один командир. В смене по два человека. Но чеченцы такие же часовые, как и во всем мире, они ленивы, хитры, любят поспать. На ночь заступало два человека, один из них около двенадцати часов ложился спать, ночь они делили пополам. Менялись около четырех часов. Проверяющий — командир, проверял несение службы около двадцати двух часов. Никто не приезжал, ни уезжал. Днем готовили пищу. В хорошую погоду — рядом с караульным помещением, в дождь, туман — в помещении.