Страница:
Малик настолько привык полагаться на дочь в своих делах, что не решался обойтись без неё и принять важное решение. А принять его требовалось немедленно. На одном из подконтрольных ему рынков случилось ЧП. Пятеро азербайджанцев избили трёх курсантов военного института. Те, конечно, сами виноваты, в драку полезли первые, но в силу численного неравенства их увезла «Скорая помощь». Вернее, увезла двоих. Третий курсант, в рваном кителе, с разбитым лицом, доковылял до расположения своего батальона, и оповестил своих криком «Чурки наших бьют».
Это случилось вчера, и Малику об этом никто не доложил. Видимо, сочли мелочью.
Зато сегодня, примерно в обед, к рынку подъехали «Икарусы», оттуда, как горох, посыпались курсанты — порядка четырёхсот человек, не меньше, и принялись крушить рынок и избивать торговцев. Малику уже доложили, что армейское братство, потрясённое вчерашними событиями, сегодня, с самого утра отправило гонцов в автопарк, где они заказали два автобуса — гармошки. Отсидели первую пару на лекциях, и во главе с сержантами выдвинулись в автобусах на рынок. По всем правилам военного искусства оцепили рынок и начали натуральную зачистку.
Взволнованный Тофик, смотрящий рынка, родной племянник, позвонил ему с места событий. Малик, разумеется, не поехал сам, а послал своего человека проверить. Человек вернулся и чётко объяснил, что рынок не сможет функционировать в нормальном режиме по меньшей мере пару недель. А это колоссальные убытки! Продукты испорчены, лотки с фруктами перевёрнуты, торговцы избиты — многие до травматичного состояния. Большая часть торговцев попала в больницу: курсанты били их намотанными на руку ремнями с бляхами, основным оружием военнослужащих.
Торговцы и охранники пытались откупиться и совали парням пачки денег. Но те со смехом бросали их в воздух, словно конфетти. В арьергарде курсантов шли мародёры — пенсионерки. Они, пользуясь моментом, хватали продукты, уцелевшие под натиском и сапогами курсантов, и набивали ими полные сумки, радуясь сложившейся ситуации и неожиданной халяве. Торговцы пытались бежать, но рынок находится возле дороги с интенсивным движением, что делало попытки торговцев практически невозможными. Курсанты догоняли их, сбивали с ног и били сапогами. Один из торговцев пытался спрятаться на крыше собственной палатки, но был атакован курсантами, которые с помощью ремней сделали своеобразное лассо и сбросили его с крыши на землю.
Но и это ещё не всё! Разгорячённые курсанты, почувствовавшие запах крови, уселись в автобусы и поехали к другому рынку, находящемуся в нескольких километрах от этого.
Они успели разбить стёкла в маленькой гостинице на территории рынка, тоже принадлежащей Малику, когда приехал ОМОН и СОБР. Курсанты были блокированы отрядами, с помощью проведённых переговоров они пришли к общему консенсусу — так, кажется, говорят русские, и наконец убрались с территории Малика. Самое неприятное, что никто и не подумал наказать курсантов: бойцы отрядов ОМОНа и СОБРа тоже в своём роде армейцы, так что у них с курсантами возникло полное взаимопонимание. Как же, ведь они выступали против чурок!
Спасибо Рафату, он отреагировал оперативно. Это не Тофик, щёголь и Казанова, любимчик девушек, член КВН-овской бригады «Парни из Баку». Тьфу ты, какой бригады, команды… Малик покачал головой. Зря Шахид поставил Тофика смотрящим на этот рынок. Не тянет он, красавчик, совсем не тянет. Жаль, конечно, ведь родной племянник, своя кровь. Но Рафат — тоже племянник, оба они сыновья брата, Шахида. Но Рафат — умный, жестокий, сообразительный, ловкий, весь в Шахида. А Тофик — прямо, тьфу, размазня. Но нужно что-то решать, причём срочно. Нужно раз и навсегда положить конец подобным мероприятиям. Это очень сильно подрывает положение азербайджанцев — и финансовое в том числе. Обидно, что, если бы рынок контролировали русские, то курсанты не стали бы затевать подобную расправу. У русских с русскими всё решается иначе. Придёт человек от курсантов к русскому смотрящему, они посидят, выпьют водки, и договорятся между собой спокойно — без кровопролития и огромного ущерба. Смотрящий даст курсанту денег — на лечение для пострадавших, и отвезёт в их военное училище машину с продуктами. На этом и кончатся их разногласия. И он, Малик, тоже сделал бы так, кабы к нему обратились сначала. Но не обратились ведь…
Русские хотят войны, они не любят жителей Кавказских республик. И почему, спрашивается, особенно если учесть, что азербайджанцы — вторая по численности национальность в Москве, после русских? В столице их около полутора миллионов, так давно пора бы привыкнуть и жить, не трогая друг друга. Так нет же, русские постоянно унижают азеров, стремятся показать тем, что они — люди второго сорта. А это очень плохо, потому что даже правительство России приняло азербайджанцев и их культуру. Открыты азербайджанские школы, существуют азербайджанские культурно — развлекательные центры, а ансамбль « Соловьи Азербайджана», наверное, знают почти все русские! А чего стоит Кара Караев! Этот великий композитор не только был ректором консерватории им. Чайковского, но и руководителем Союза композиторов, несмотря на азербайджанское происхождение!
Так уж повелось, что азербайджанцы контролируют многие овощные рынки и оптовые базы Москвы. Ну и что, надо же и им как-то жить! И у них свои семьи, которые надо кормить! Кроме того, русские, особенно москвичи, не хотят работать, пачкать свои руки на рынках. Русские ленивы и недальновидны, они не видят возможности заработать деньги, хотя те валяются у них под ногами. И, раз они не собирают денежный урожай, почему не собрать его азербайджанцам? Кто же будет торговать, кто будет поставлять овощи и фрукты? Без азербайджанцев не обойтись. Не они — так другая бы нация торговала! Так почему русские так агрессивно настроены против азербайджанцев? Малик покачал головой.
Он жил в столице около семнадцати лет, но каждый год исправно ездил в родную Ленкорань — на мартовский новруз — байрам, праздник прихода весны. Это один из главных и любимых азербайджанских праздников, наряду с Новым годом и религиозным Рамазаном. В советское время новруз байрам праздновался неофициально, так как советская власть запрещала это делать и даже подвергала наказанию ослушавшихся мусульман. Но даже тогда в каждой азербайджанской семье отмечали этот праздник, подтверждая многовековые традиции. А уж сейчас, при нынешней демократии и свободе, было бы вовсе глупо сидеть в эти праздничные дни в Москве, тогда как родственники, оставшиеся в Ленкорани, готовятся к празднику за месяц и насыщают его различными обрядовыми действиями.
Малик отдыхал, общался с многочисленной роднёй, слушал звуки, издаваемые народными инструментами — сазом, таром, кеманчой, ел гутаб и плов, пил айран и чай из необычных национальных стаканов армуду — серебряных, по форме похожих на фигуру женщину, с тонкой талией.
Именно она не пропускает поднимающийся со дна поток теплой части жидкости. Этот поток как бы отражается и при этом получает дополнительную энергию, благодаря которой снова возвращается на дно. Но при этом небольшая часть, поступившей со дна охладевшей жидкости проходит через тонкую «талию» в верхнюю часть стакана. Это очень удобно для того, кто пьет чай, потому что в продолжении чаепития чай в стаканах армуду охлаждается не сразу. При этом не теряются вкусовые качества чая — он выпивается свежим, ведь ёмкость этих стаканов небольшая.
Малик загрустил, вспомнив и стаканы, и народные музыкальные инструменты, и недавнюю, мартовскую, поездку. И Жанна тоже ездила с ним… Их принимали по-королевски. Ну а как иначе, если Малик много — много лет отсылает деньги родственникам в Азербайджан! И как без этого — то! Иначе они не выживут, а родственников — много, и все они хотят есть, одеваться, учиться… После этих поездок он привозил в Москву круги свежайшего домашнего нежного сыра из овечьего молока, молодого барашка, которого забивали не только в день приезда почётного гостя, но и ему «на дорожку», и сладости. Конечно, в Москве можно купить и мясо, и сладкое, и сыр. Но ведь вкус не сравнить! Разве можно назвать рахат — лукумом то, что продаётся в московских супермаркетах? А пахлава и шакер — чурек? Это же просто смех! Малик загружался халвой и бамией вперёд на пару месяцев. А потом из Ленкорани приезжал курьер с дарами, и так было всегда. И будет всегда. Малик Гусейнов — большой авторитет, и не только в родном городе, но и в Москве, которая стала его вторым домом. Но он так грустит о родине, что даже свой дом — в двух километрах от МКАД — построил в духе национальных традиций, из камня…
Малик сбросил с себя ценный груз воспоминаний. Надо дело делать, а потом расслабляться. А он в последние годы только и делал, что расслаблялся, взвалив основной груз принятия решений на дочь. Жанка — несмотря на то, что, когда отец ввёл её в курс дел, ей было шестнадцать, очень быстро втянулась. Малик довольно покачал головой — он готовит её для того, чтобы переложить впоследствии свои проблемы на её плечи.
Ну, положим, вот умрёт он. Кто останется главой Семьи? Брат, Шахид? Он слишком беспощадный и бескомпромиссный, надо гибче быть. Тем более что имя его на русский переводится как «мученик», а он совсем не такой! Злой и жадный Шахид, думает только о себе. А это грех, даже в Коране написано. Малик чтит Коран и молится Аллаху, несмотря на то, что много лет живёт в окружении христиан. Шахид тоже молится, но это не необходимость его души. Он и сам словно правоверный, а не мусульманин… И люди слушать его не будут, он не знает, что у Малика для каждого из его помощников есть своеобразная палка для битья. И, пока эта палка крепка, Рафаэль, Вагиф, Юнус, Камал отлично работают. Но у Шахида этой палки не будет.
Рафат, племянник? Он такой же, как отец. Будет вокруг него слишком много крови.
Тофик, второй племянник? Нет, ему лишь бы окружить себя девочками да по ночным клубам шастать, деньги прожигать. Блистать на сцене, кидать в толпу восхищённых зрителей дурацкие шуточки, да поражать всех окружающих бестолковыми розыгрышами. При этом парень думает только о причёске и одежде — модная ли ещё куртка, можно ли её носить в этом году. Совсем как женщина!
Конечно, много ещё вокруг него народу, но по азербайджанским традициям твоё место в общине, в Семье, должен занять не чужой — близкий родственник!
А в основном все родственники Малика — в родной Ленкорани. Как-то так само получилось. И оставить после себя ему некого, кроме Жанны, доченьки единственной и любимой. Он не хотел отдавать нажитое чужому роду, пусть и землякам. В интересах дела не хотел.
Надо срочно решать с этими курсантами, и решать в их пользу. Иначе землякам с других рынков не будет покоя, и не простят они Малика, если он не сможет уладить этот вопрос. Вот почему Малик хотел переговорить с Жанной, узнать, что бы она сделала на его месте. И уж, конечно, вовсе не потому, что сам не знал, как поступить. Он готовил Жанну на своё место, и должен был знать, как она поступит в той или иной ситуации — чтобы быть спокойным, или показать ей, что она не права. Это очень тяжёлое, ответственное дело — ставить дочь во главе Семьи. Даже нонсенс — женщина управляет всей организацией: наркокурьерами, торговцами с рынков, угонщиками машин, рядовыми бойцами!
Но Малик так хотел. А, когда он хотел, то умел добиваться поставленной цели. В конце концов, они не в Баку и не в Ленкорани, где женщина не имеет права голоса. Жанна — европеизированная девушка, хоть и не родилась в Москве. Малик привёз Жанну сюда, когда той и четырёх лет не было!
А в Москве можно всё! Тем более что дочь даст сто очков вперёд всем претендентам на сладкое место руководителя группировки!
Малик подумал с минуту, потом набрал номер мобильного телефона Рафата, и произнёс три предложения. Проблема с курсантами была решена.
Мила сидела с дядей Сашей Кравчуком и его любовником, известным певцом Стасиком, в ресторане «Царская охота». Они потребляли белужью икру на тостах, рябчиков в ананасах и суп из стерляди со сливками. Мила, по обыкновению, пила водку, которая очень хорошо шла под супчик с икоркой, а педики потягивали коктейль «Космополитен».
Трогательно шепелявый Стасик страстно поглядывал на Кравчука, и поглаживал его коленку под столом. Они встречались второй месяц, и были поглощены друг другом. Мила едва сдерживала смех, глядя на их умильные рожицы. От Стасика одуряюще несло парфюмом, сладким Гуччи. Он был одет в чёрную прозрачную рубашку от Готье, не скрывающую хилого тельца с едва заметной рыжеватой редкой порослью на впалой груди, и блестящие брюки с люрексом. Милу всегда интересовал вопрос, намеренно ли голубые одеваются так, чтобы и дураку сразу становилась ясна их ориентация, или это получается случайно. Но она не решилась задать подобный вопрос Стасику — по крайней мере, не сейчас.
— Ой, посмотри, — Кравчук легонько стукнул любовника по руке, — явилась, блин… Нацепила «Прада», а они, между прочим, из прошлогодней коллекции…
Мила повернула голову и увидела худосочную певицу Анну Щедрину в сопровождении телохранителя. Та, тряхнув жидкими обесцвеченными волосами, гордо прошествовала к столику. Телохранитель, этакий бульдозер, встал неподалёку и повернул бычью шею в их сторону.
Щедрина, сняв очки «Прада», что-то защебетала подскочившему официанту. Мила с завистью наблюдала за ней. Подумать только, ни рожи, ни кожи, одни кости выпирают из тех мест, где у женщин обычно наблюдаются округлости. А ведь поди ж ты — звезда эстрады! А голосок её ещё хуже, чем у Милы, между прочим. Но вот достаются ей хорошие песни, потенциальные хиты, и Щедрина на их волне выплывает. А вообще-то, всё дело в любовнике. У Анны бойфренд не кто иной, как известный всей России бизнесмен. Он-то и финансирует её проекты, отслюнявливает ей баксы в любом количестве. Чего бы так не жить! А вот Миле что-то со спонсорами не везёт. Наоборот, на её жизненном пути одни альфонсы и негодяи, взять того же Валеру…
Мила отогнала ненужные воспоминания и старательно нацепила улыбку на тщательно намакияженное лицо. Сегодня у них не просто дружеская встреча, а, деловая, можно сказать, решающая. Она должна понравиться Стасику — ну, насколько женщина может понравиться гомику. Мила планировала спеть с ним дуэтом. Стасик очень популярен, и на его славе выплывет и Мила. Ей бы только начать с чего-нибудь…
За соседним столиком две юные модели, пощипывая овощной салатик — один на двоих — громко и призывно хихикали. Мила насмотрелась на таких девочек вдоволь! Приезжают из глубинки, думая, что столица, вернее, модельные агентства — резиновые, и могут принять всех желающих. А, когда выясняется, что это совсем не так, возвращаться в свою провинцию им неохота, и они начинают большую охоту на мужчин. Потому что другого источника дохода у них нет и быть не может. Вот, девочки скинулись на самый дешёвый салатик из дорогущего меню «Царской охоты», чтобы столик совсем уж не пустовал, и выжидают дичь. А дичь не замедлит появиться. Где-то через час в ресторане будет не протолкнуться, а, значит, к девочкам обязательно подсядут, ведь их столик рассчитан на четверых. Таким вот образом, через рестораны и клубы, прошло процентов семьдесят моделей. Остальным везёт — они или москвички, или сразу умудряются подобрать себе постоянного любовника, или имеют обеспеченных предков, что позволяет им не тратить себя на постельные изыскания.
Мила поправила лямочку платья от Валентино и снова улыбнулась Стасику. Да, её задача непомерно осложняется тем, что певца не интересуют женщины. Но любимый дядечка позволил уговорить себя и познакомить Милу с любовником. А вдруг всё-таки у них выгорит творческий союз? Если честно, Мила не совсем понимала, зачем это надо Стасику. Сама она цеплялась за любые возможности. Конечно, она собирается выйти замуж, за Павлика. Но, во-первых, для начала его надо снова окрутить, а на это понадобится время. Во-вторых, Павлу вряд ли понравится, если она с первого же дня будет просить у него денег. И эта причина — главная, ей просто нужны деньги. Когда она будет соблазнять его, ей понадобится приличная сумма, чтобы хорошо выглядеть, дорого пахнуть, и пустить ему пыль в глаза. Чтобы он не смекнул, ПОЧЕМУ она так его обхаживает, чтобы не понял, что у неё конкретные финансовые трудности. Чтобы не подумал, что она стремится выйти замуж исключительно из-за полного краха карьеры и тотального безденежья.
Поэтому ей надо как-то выкручиваться ещё несколько месяцев — ведь у этих олигархов принята сначала помолвка, и только потом — свадьба. Конечно, она постарается, приложит все усилия, чтобы помолвка и свадьба состоялись в рекордно короткие сроки. Но всё равно, одним месяцем тут не обойдёшься. Ау, Павлик, где ты?
— Какой Павлик? — недоумённо спросил Стасик, и Мила сообразила, что последнюю фразу произнесла вслух.
— Простите, задумалась, — она ослепительно сверкнула улыбкой. — Ну так как вам наша идея?
Мила намеренно выделила слово «наша», и за это поплатилась: Саша Кравчук ощутимо пнул её под столом. Больше всего модный стилист боялся, что Стасик решит, будто он его использует.
— Даже не знаю, — покачал головой Стасик, и разломал руками дичь, и нежно улыбнулся, протянув крошечную ножку рябчика Саше. — Мне-то какая выгода?
— Ну, — начала Мила, — вы покажетесь публике в новом ракурсе…
— Милочка, — снисходительно перебил её педик, — в новом ракурсе я показываюсь только своим бойфрендам…
Они с Сашей захихикали. Милу затошнило и она отложила недоеденное канапе с икрой. Ей даже пришлось хлопнуть стопку водки, потому что она уже поняла, что, скорее всего, ей откажут.
— Мамочка, — заторопился Саша, откинув свою длинную крашеную чёлку с глаз, — давай поменяем твой имидж, а? Я ведь столько раз предлагал тебе сменить причёску, цвет волос…
— Действительно, — подхватил Стасик, любовно посмотрев на свой увесистый платиновый перстень, украшенный россыпью бриллиантов. Мила догадывалась, что это подарок Кравчука.
— Хватит уже изображать старлетку, ты не в том возрасте, дорогуша! И вообще, отдохни, иди перепихнись с Щедринским охранником, вон он с тебя глаз не сводит! Глядишь, и познакомишься с ней, станешь появляться на страницах модных журналов…
Стасик был откровенен и не выбирал выражений, разговаривая с ней.
От усталости и разочарования Мила выпила ещё одну стопку водки. Её замутило. Этот педик смеет так с ней разговаривать, будто она — кусок дерьма, ничтожество!
— А ты — козёл, — громко заявила уже пьяная Илиади, — думаешь, всегда тебя будут целовать в твою волосатую жопу? Ещё год — два, и будут тебя трахать не модные цирюльники, — она улыбнулась округлившему от ужаса глаза Кравчуку, — а вонючие бомжи!
— Дура, — обиженным, плаксивым голосом воскликнул Стасик.
— Сама дура, — ухмыльнулась нетрезвая Мила.
Она с шумом поднялась, схватила свою сумочку, и направилась в гардероб. Она не позволит так себя унижать, к тому же какому — то престарелому педику, взлетевшему на гребне славы только потому, что в своё время он был известным танцовщиком, и жил в Америке! Рашен экзотик, называется…
Она приняла из рук гардеробщика красивую шубку из рыси, и выскочила на улицу. Было тепло, на дворе апрель, но в московской тусовке в шубах ходят до июня. Мила щёлкнула брелоком сигнализации старушки «ауди», и прыгнула в авто. Её мутило от выпитой водки. Внезапно открылась дверца со стороны пассажира, и на сидение рядом присел тот самый Щедринский телохранитель.
— Тебе чего? — еле ворочающимся языком спросила Мила.
— Мне — тебя, — коротко ответил «бык», и ловко перетащил девушку на своё сидение, а потом перекинув на заднее. Быстро влез и сам на заднее сидение, сорвал с неё шубку, задрал платье от Валентино, порвав тонкую материю, и быстро и деловито навалился на неё.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Это случилось вчера, и Малику об этом никто не доложил. Видимо, сочли мелочью.
Зато сегодня, примерно в обед, к рынку подъехали «Икарусы», оттуда, как горох, посыпались курсанты — порядка четырёхсот человек, не меньше, и принялись крушить рынок и избивать торговцев. Малику уже доложили, что армейское братство, потрясённое вчерашними событиями, сегодня, с самого утра отправило гонцов в автопарк, где они заказали два автобуса — гармошки. Отсидели первую пару на лекциях, и во главе с сержантами выдвинулись в автобусах на рынок. По всем правилам военного искусства оцепили рынок и начали натуральную зачистку.
Взволнованный Тофик, смотрящий рынка, родной племянник, позвонил ему с места событий. Малик, разумеется, не поехал сам, а послал своего человека проверить. Человек вернулся и чётко объяснил, что рынок не сможет функционировать в нормальном режиме по меньшей мере пару недель. А это колоссальные убытки! Продукты испорчены, лотки с фруктами перевёрнуты, торговцы избиты — многие до травматичного состояния. Большая часть торговцев попала в больницу: курсанты били их намотанными на руку ремнями с бляхами, основным оружием военнослужащих.
Торговцы и охранники пытались откупиться и совали парням пачки денег. Но те со смехом бросали их в воздух, словно конфетти. В арьергарде курсантов шли мародёры — пенсионерки. Они, пользуясь моментом, хватали продукты, уцелевшие под натиском и сапогами курсантов, и набивали ими полные сумки, радуясь сложившейся ситуации и неожиданной халяве. Торговцы пытались бежать, но рынок находится возле дороги с интенсивным движением, что делало попытки торговцев практически невозможными. Курсанты догоняли их, сбивали с ног и били сапогами. Один из торговцев пытался спрятаться на крыше собственной палатки, но был атакован курсантами, которые с помощью ремней сделали своеобразное лассо и сбросили его с крыши на землю.
Но и это ещё не всё! Разгорячённые курсанты, почувствовавшие запах крови, уселись в автобусы и поехали к другому рынку, находящемуся в нескольких километрах от этого.
Они успели разбить стёкла в маленькой гостинице на территории рынка, тоже принадлежащей Малику, когда приехал ОМОН и СОБР. Курсанты были блокированы отрядами, с помощью проведённых переговоров они пришли к общему консенсусу — так, кажется, говорят русские, и наконец убрались с территории Малика. Самое неприятное, что никто и не подумал наказать курсантов: бойцы отрядов ОМОНа и СОБРа тоже в своём роде армейцы, так что у них с курсантами возникло полное взаимопонимание. Как же, ведь они выступали против чурок!
Спасибо Рафату, он отреагировал оперативно. Это не Тофик, щёголь и Казанова, любимчик девушек, член КВН-овской бригады «Парни из Баку». Тьфу ты, какой бригады, команды… Малик покачал головой. Зря Шахид поставил Тофика смотрящим на этот рынок. Не тянет он, красавчик, совсем не тянет. Жаль, конечно, ведь родной племянник, своя кровь. Но Рафат — тоже племянник, оба они сыновья брата, Шахида. Но Рафат — умный, жестокий, сообразительный, ловкий, весь в Шахида. А Тофик — прямо, тьфу, размазня. Но нужно что-то решать, причём срочно. Нужно раз и навсегда положить конец подобным мероприятиям. Это очень сильно подрывает положение азербайджанцев — и финансовое в том числе. Обидно, что, если бы рынок контролировали русские, то курсанты не стали бы затевать подобную расправу. У русских с русскими всё решается иначе. Придёт человек от курсантов к русскому смотрящему, они посидят, выпьют водки, и договорятся между собой спокойно — без кровопролития и огромного ущерба. Смотрящий даст курсанту денег — на лечение для пострадавших, и отвезёт в их военное училище машину с продуктами. На этом и кончатся их разногласия. И он, Малик, тоже сделал бы так, кабы к нему обратились сначала. Но не обратились ведь…
Русские хотят войны, они не любят жителей Кавказских республик. И почему, спрашивается, особенно если учесть, что азербайджанцы — вторая по численности национальность в Москве, после русских? В столице их около полутора миллионов, так давно пора бы привыкнуть и жить, не трогая друг друга. Так нет же, русские постоянно унижают азеров, стремятся показать тем, что они — люди второго сорта. А это очень плохо, потому что даже правительство России приняло азербайджанцев и их культуру. Открыты азербайджанские школы, существуют азербайджанские культурно — развлекательные центры, а ансамбль « Соловьи Азербайджана», наверное, знают почти все русские! А чего стоит Кара Караев! Этот великий композитор не только был ректором консерватории им. Чайковского, но и руководителем Союза композиторов, несмотря на азербайджанское происхождение!
Так уж повелось, что азербайджанцы контролируют многие овощные рынки и оптовые базы Москвы. Ну и что, надо же и им как-то жить! И у них свои семьи, которые надо кормить! Кроме того, русские, особенно москвичи, не хотят работать, пачкать свои руки на рынках. Русские ленивы и недальновидны, они не видят возможности заработать деньги, хотя те валяются у них под ногами. И, раз они не собирают денежный урожай, почему не собрать его азербайджанцам? Кто же будет торговать, кто будет поставлять овощи и фрукты? Без азербайджанцев не обойтись. Не они — так другая бы нация торговала! Так почему русские так агрессивно настроены против азербайджанцев? Малик покачал головой.
Он жил в столице около семнадцати лет, но каждый год исправно ездил в родную Ленкорань — на мартовский новруз — байрам, праздник прихода весны. Это один из главных и любимых азербайджанских праздников, наряду с Новым годом и религиозным Рамазаном. В советское время новруз байрам праздновался неофициально, так как советская власть запрещала это делать и даже подвергала наказанию ослушавшихся мусульман. Но даже тогда в каждой азербайджанской семье отмечали этот праздник, подтверждая многовековые традиции. А уж сейчас, при нынешней демократии и свободе, было бы вовсе глупо сидеть в эти праздничные дни в Москве, тогда как родственники, оставшиеся в Ленкорани, готовятся к празднику за месяц и насыщают его различными обрядовыми действиями.
Малик отдыхал, общался с многочисленной роднёй, слушал звуки, издаваемые народными инструментами — сазом, таром, кеманчой, ел гутаб и плов, пил айран и чай из необычных национальных стаканов армуду — серебряных, по форме похожих на фигуру женщину, с тонкой талией.
Именно она не пропускает поднимающийся со дна поток теплой части жидкости. Этот поток как бы отражается и при этом получает дополнительную энергию, благодаря которой снова возвращается на дно. Но при этом небольшая часть, поступившей со дна охладевшей жидкости проходит через тонкую «талию» в верхнюю часть стакана. Это очень удобно для того, кто пьет чай, потому что в продолжении чаепития чай в стаканах армуду охлаждается не сразу. При этом не теряются вкусовые качества чая — он выпивается свежим, ведь ёмкость этих стаканов небольшая.
Малик загрустил, вспомнив и стаканы, и народные музыкальные инструменты, и недавнюю, мартовскую, поездку. И Жанна тоже ездила с ним… Их принимали по-королевски. Ну а как иначе, если Малик много — много лет отсылает деньги родственникам в Азербайджан! И как без этого — то! Иначе они не выживут, а родственников — много, и все они хотят есть, одеваться, учиться… После этих поездок он привозил в Москву круги свежайшего домашнего нежного сыра из овечьего молока, молодого барашка, которого забивали не только в день приезда почётного гостя, но и ему «на дорожку», и сладости. Конечно, в Москве можно купить и мясо, и сладкое, и сыр. Но ведь вкус не сравнить! Разве можно назвать рахат — лукумом то, что продаётся в московских супермаркетах? А пахлава и шакер — чурек? Это же просто смех! Малик загружался халвой и бамией вперёд на пару месяцев. А потом из Ленкорани приезжал курьер с дарами, и так было всегда. И будет всегда. Малик Гусейнов — большой авторитет, и не только в родном городе, но и в Москве, которая стала его вторым домом. Но он так грустит о родине, что даже свой дом — в двух километрах от МКАД — построил в духе национальных традиций, из камня…
Малик сбросил с себя ценный груз воспоминаний. Надо дело делать, а потом расслабляться. А он в последние годы только и делал, что расслаблялся, взвалив основной груз принятия решений на дочь. Жанка — несмотря на то, что, когда отец ввёл её в курс дел, ей было шестнадцать, очень быстро втянулась. Малик довольно покачал головой — он готовит её для того, чтобы переложить впоследствии свои проблемы на её плечи.
Ну, положим, вот умрёт он. Кто останется главой Семьи? Брат, Шахид? Он слишком беспощадный и бескомпромиссный, надо гибче быть. Тем более что имя его на русский переводится как «мученик», а он совсем не такой! Злой и жадный Шахид, думает только о себе. А это грех, даже в Коране написано. Малик чтит Коран и молится Аллаху, несмотря на то, что много лет живёт в окружении христиан. Шахид тоже молится, но это не необходимость его души. Он и сам словно правоверный, а не мусульманин… И люди слушать его не будут, он не знает, что у Малика для каждого из его помощников есть своеобразная палка для битья. И, пока эта палка крепка, Рафаэль, Вагиф, Юнус, Камал отлично работают. Но у Шахида этой палки не будет.
Рафат, племянник? Он такой же, как отец. Будет вокруг него слишком много крови.
Тофик, второй племянник? Нет, ему лишь бы окружить себя девочками да по ночным клубам шастать, деньги прожигать. Блистать на сцене, кидать в толпу восхищённых зрителей дурацкие шуточки, да поражать всех окружающих бестолковыми розыгрышами. При этом парень думает только о причёске и одежде — модная ли ещё куртка, можно ли её носить в этом году. Совсем как женщина!
Конечно, много ещё вокруг него народу, но по азербайджанским традициям твоё место в общине, в Семье, должен занять не чужой — близкий родственник!
А в основном все родственники Малика — в родной Ленкорани. Как-то так само получилось. И оставить после себя ему некого, кроме Жанны, доченьки единственной и любимой. Он не хотел отдавать нажитое чужому роду, пусть и землякам. В интересах дела не хотел.
Надо срочно решать с этими курсантами, и решать в их пользу. Иначе землякам с других рынков не будет покоя, и не простят они Малика, если он не сможет уладить этот вопрос. Вот почему Малик хотел переговорить с Жанной, узнать, что бы она сделала на его месте. И уж, конечно, вовсе не потому, что сам не знал, как поступить. Он готовил Жанну на своё место, и должен был знать, как она поступит в той или иной ситуации — чтобы быть спокойным, или показать ей, что она не права. Это очень тяжёлое, ответственное дело — ставить дочь во главе Семьи. Даже нонсенс — женщина управляет всей организацией: наркокурьерами, торговцами с рынков, угонщиками машин, рядовыми бойцами!
Но Малик так хотел. А, когда он хотел, то умел добиваться поставленной цели. В конце концов, они не в Баку и не в Ленкорани, где женщина не имеет права голоса. Жанна — европеизированная девушка, хоть и не родилась в Москве. Малик привёз Жанну сюда, когда той и четырёх лет не было!
А в Москве можно всё! Тем более что дочь даст сто очков вперёд всем претендентам на сладкое место руководителя группировки!
Малик подумал с минуту, потом набрал номер мобильного телефона Рафата, и произнёс три предложения. Проблема с курсантами была решена.
Мила сидела с дядей Сашей Кравчуком и его любовником, известным певцом Стасиком, в ресторане «Царская охота». Они потребляли белужью икру на тостах, рябчиков в ананасах и суп из стерляди со сливками. Мила, по обыкновению, пила водку, которая очень хорошо шла под супчик с икоркой, а педики потягивали коктейль «Космополитен».
Трогательно шепелявый Стасик страстно поглядывал на Кравчука, и поглаживал его коленку под столом. Они встречались второй месяц, и были поглощены друг другом. Мила едва сдерживала смех, глядя на их умильные рожицы. От Стасика одуряюще несло парфюмом, сладким Гуччи. Он был одет в чёрную прозрачную рубашку от Готье, не скрывающую хилого тельца с едва заметной рыжеватой редкой порослью на впалой груди, и блестящие брюки с люрексом. Милу всегда интересовал вопрос, намеренно ли голубые одеваются так, чтобы и дураку сразу становилась ясна их ориентация, или это получается случайно. Но она не решилась задать подобный вопрос Стасику — по крайней мере, не сейчас.
— Ой, посмотри, — Кравчук легонько стукнул любовника по руке, — явилась, блин… Нацепила «Прада», а они, между прочим, из прошлогодней коллекции…
Мила повернула голову и увидела худосочную певицу Анну Щедрину в сопровождении телохранителя. Та, тряхнув жидкими обесцвеченными волосами, гордо прошествовала к столику. Телохранитель, этакий бульдозер, встал неподалёку и повернул бычью шею в их сторону.
Щедрина, сняв очки «Прада», что-то защебетала подскочившему официанту. Мила с завистью наблюдала за ней. Подумать только, ни рожи, ни кожи, одни кости выпирают из тех мест, где у женщин обычно наблюдаются округлости. А ведь поди ж ты — звезда эстрады! А голосок её ещё хуже, чем у Милы, между прочим. Но вот достаются ей хорошие песни, потенциальные хиты, и Щедрина на их волне выплывает. А вообще-то, всё дело в любовнике. У Анны бойфренд не кто иной, как известный всей России бизнесмен. Он-то и финансирует её проекты, отслюнявливает ей баксы в любом количестве. Чего бы так не жить! А вот Миле что-то со спонсорами не везёт. Наоборот, на её жизненном пути одни альфонсы и негодяи, взять того же Валеру…
Мила отогнала ненужные воспоминания и старательно нацепила улыбку на тщательно намакияженное лицо. Сегодня у них не просто дружеская встреча, а, деловая, можно сказать, решающая. Она должна понравиться Стасику — ну, насколько женщина может понравиться гомику. Мила планировала спеть с ним дуэтом. Стасик очень популярен, и на его славе выплывет и Мила. Ей бы только начать с чего-нибудь…
За соседним столиком две юные модели, пощипывая овощной салатик — один на двоих — громко и призывно хихикали. Мила насмотрелась на таких девочек вдоволь! Приезжают из глубинки, думая, что столица, вернее, модельные агентства — резиновые, и могут принять всех желающих. А, когда выясняется, что это совсем не так, возвращаться в свою провинцию им неохота, и они начинают большую охоту на мужчин. Потому что другого источника дохода у них нет и быть не может. Вот, девочки скинулись на самый дешёвый салатик из дорогущего меню «Царской охоты», чтобы столик совсем уж не пустовал, и выжидают дичь. А дичь не замедлит появиться. Где-то через час в ресторане будет не протолкнуться, а, значит, к девочкам обязательно подсядут, ведь их столик рассчитан на четверых. Таким вот образом, через рестораны и клубы, прошло процентов семьдесят моделей. Остальным везёт — они или москвички, или сразу умудряются подобрать себе постоянного любовника, или имеют обеспеченных предков, что позволяет им не тратить себя на постельные изыскания.
Мила поправила лямочку платья от Валентино и снова улыбнулась Стасику. Да, её задача непомерно осложняется тем, что певца не интересуют женщины. Но любимый дядечка позволил уговорить себя и познакомить Милу с любовником. А вдруг всё-таки у них выгорит творческий союз? Если честно, Мила не совсем понимала, зачем это надо Стасику. Сама она цеплялась за любые возможности. Конечно, она собирается выйти замуж, за Павлика. Но, во-первых, для начала его надо снова окрутить, а на это понадобится время. Во-вторых, Павлу вряд ли понравится, если она с первого же дня будет просить у него денег. И эта причина — главная, ей просто нужны деньги. Когда она будет соблазнять его, ей понадобится приличная сумма, чтобы хорошо выглядеть, дорого пахнуть, и пустить ему пыль в глаза. Чтобы он не смекнул, ПОЧЕМУ она так его обхаживает, чтобы не понял, что у неё конкретные финансовые трудности. Чтобы не подумал, что она стремится выйти замуж исключительно из-за полного краха карьеры и тотального безденежья.
Поэтому ей надо как-то выкручиваться ещё несколько месяцев — ведь у этих олигархов принята сначала помолвка, и только потом — свадьба. Конечно, она постарается, приложит все усилия, чтобы помолвка и свадьба состоялись в рекордно короткие сроки. Но всё равно, одним месяцем тут не обойдёшься. Ау, Павлик, где ты?
— Какой Павлик? — недоумённо спросил Стасик, и Мила сообразила, что последнюю фразу произнесла вслух.
— Простите, задумалась, — она ослепительно сверкнула улыбкой. — Ну так как вам наша идея?
Мила намеренно выделила слово «наша», и за это поплатилась: Саша Кравчук ощутимо пнул её под столом. Больше всего модный стилист боялся, что Стасик решит, будто он его использует.
— Даже не знаю, — покачал головой Стасик, и разломал руками дичь, и нежно улыбнулся, протянув крошечную ножку рябчика Саше. — Мне-то какая выгода?
— Ну, — начала Мила, — вы покажетесь публике в новом ракурсе…
— Милочка, — снисходительно перебил её педик, — в новом ракурсе я показываюсь только своим бойфрендам…
Они с Сашей захихикали. Милу затошнило и она отложила недоеденное канапе с икрой. Ей даже пришлось хлопнуть стопку водки, потому что она уже поняла, что, скорее всего, ей откажут.
— Мамочка, — заторопился Саша, откинув свою длинную крашеную чёлку с глаз, — давай поменяем твой имидж, а? Я ведь столько раз предлагал тебе сменить причёску, цвет волос…
— Действительно, — подхватил Стасик, любовно посмотрев на свой увесистый платиновый перстень, украшенный россыпью бриллиантов. Мила догадывалась, что это подарок Кравчука.
— Хватит уже изображать старлетку, ты не в том возрасте, дорогуша! И вообще, отдохни, иди перепихнись с Щедринским охранником, вон он с тебя глаз не сводит! Глядишь, и познакомишься с ней, станешь появляться на страницах модных журналов…
Стасик был откровенен и не выбирал выражений, разговаривая с ней.
От усталости и разочарования Мила выпила ещё одну стопку водки. Её замутило. Этот педик смеет так с ней разговаривать, будто она — кусок дерьма, ничтожество!
— А ты — козёл, — громко заявила уже пьяная Илиади, — думаешь, всегда тебя будут целовать в твою волосатую жопу? Ещё год — два, и будут тебя трахать не модные цирюльники, — она улыбнулась округлившему от ужаса глаза Кравчуку, — а вонючие бомжи!
— Дура, — обиженным, плаксивым голосом воскликнул Стасик.
— Сама дура, — ухмыльнулась нетрезвая Мила.
Она с шумом поднялась, схватила свою сумочку, и направилась в гардероб. Она не позволит так себя унижать, к тому же какому — то престарелому педику, взлетевшему на гребне славы только потому, что в своё время он был известным танцовщиком, и жил в Америке! Рашен экзотик, называется…
Она приняла из рук гардеробщика красивую шубку из рыси, и выскочила на улицу. Было тепло, на дворе апрель, но в московской тусовке в шубах ходят до июня. Мила щёлкнула брелоком сигнализации старушки «ауди», и прыгнула в авто. Её мутило от выпитой водки. Внезапно открылась дверца со стороны пассажира, и на сидение рядом присел тот самый Щедринский телохранитель.
— Тебе чего? — еле ворочающимся языком спросила Мила.
— Мне — тебя, — коротко ответил «бык», и ловко перетащил девушку на своё сидение, а потом перекинув на заднее. Быстро влез и сам на заднее сидение, сорвал с неё шубку, задрал платье от Валентино, порвав тонкую материю, и быстро и деловито навалился на неё.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Я никак не могу привыкнуть к левостороннему движению, — пожаловалась Жанна.
— Но тут же написано, прямо на дороге, — Камилла Аскеровна победно нацепила очки, — посмотрите направо, а потом — посмотрите налево.
— Ты совершенствуешь свой английский, — съязвила Жанна. — Равно как и умение брать то, что плохо лежит.
Камилла Аскеровна насупилась. Ей совсем не нравился тон, которым с ней разговаривала внучка. В конце концов, Камилла Аскеровна старше её в четыре раза, и уже это одно даёт ей право… Вспомнив про свой возраст, старушка постаралась переключиться на другую тему. Подумать только, и как Жанна умудряется видеть то, чего не видят другие?
Камилла Аскеровна плотнее прижала к себе довольно увесистую сумку — от Гуччи, между прочим, набитую всякой белибердой с Портобелло. Они с самого утра гуляли по этому знаменитому рынку, и Камилла Аскеровна, поражаясь тому, что здесь можно найти всё — от антиквариата до копеечной безделушки, безвозмездно позаимствовала у торговцев: серебряную ложечку, старинную книгу в пыльной обложке, жестяную баночку с чаем, какую-то странную фигурку, бронзовый подсвечник и шёлковый платок. Она попыталась припомнить, что ещё она там прихватила, но не смогла. Вот странность — то: продавцы не видели, а Жанна разглядела!
Делом чести для Камиллы Аскеровны было получить желаемую вещь бесплатно. И вовсе не потому, что она не имела возможности тратить деньги. Просто последние лет десять ей было так скучно, что она придумала себе это невинное развлечение. Старушка не отдавала себе отчёта в том, что оно было действительно невинным довольно давно — когда она шутки ради прятала принадлежащие домочадцам и друзьям семьи мелкие предметы: ручки, ключи, зубные щётки. Ей доставляло несказанное удовольствие видеть, как кто-то из детей или внуков носится по дому в поисках ключей от гаража или расчёски.
Потом ей это приелось, и захотелось чего-то остренького. Пожилая женщина рискнула в примерочной кабинке одного из магазинов: она мерила несколько свитерков, и решила подшутить над продавцами. Будучи энергичной, стройной дамой, она натянула под свою старую кофту один из свитеров, оторвала от него бирку, и засунула её в щель примерочной кабинки. Затем вынесла остальные пуловеры, и отдала продавцам. Камилла Аскеровна искренне собиралась выйти из магазина, потом вернуться и радостно сообщить, что девушки — продавцы проморгали, и её эксперимент закончился успешно. Она планировала по матерински пожурить девушек, и научить их присматривать за покупателями.
Но, когда ноги Камиллы Аскеровны, обутые в модные ботиночки, вынесли её за пределы магазина, ей пришла в голову простая мысль. А зачем, собственно, возвращаться? Почему бы ей не оставить этот свитер себе? Особенно если учесть, что инстинктивно она выбрала тот, который понравился ей больше других.
Нельзя сказать, чтобы и десять лет назад женщина была стеснена в средствах, однако Малик тогда ещё не поднялся так высоко, и всё — равно ограничивал бюджет матери, выделяя ей определённое содержание. Это сейчас у неё — кредитка, а тогда…
Впрочем, Камилла Аскеровна постаралась отогнать воспоминания. Ей вовсе не хотелось напоминать себе, что она пошла на банальное воровство не от нужды, а от скуки. Ведь было бы куда романтичнее, если бы она, а лучше, её семья, нуждалась, и она, женщина ммм… не слишком юная, спасала бы их от голода и холода… Мимо промчался двухэтажный красный автобус, и Камилла Аскеровна вздрогнула.
— Давай зайдём в паб, — нарочито небрежно предложила она. — Я немного устала…
Жанна повернулась к ней, и насмешливо уставилась чёрными глазищами — смородинами в родное морщинистое лицо. Камилла Аскеровна нервно поправила стильный платок — на сей раз от Гермес. Ну что за внучка такая, как говорится, на ходу подмётки рвёт!
— Ну и что? — с вызовом начала она. — Деточка, что тут страшного в том, что мне понравилось знаменитое английское пиво?! Как говорится, делу время, потехе — час.
— Да, в общем-то, ничего страшного, — согласилась внучка, — если не считать того, что после употребления эля ты становишься совсем неуправляемой, и тащишь даже пепельницы со столов!
Анатолий Максимович Резник сочувствующе смотрел на друга детства, Ковалёва Владимира Ильича. Тот с униженным видом просителя раскуривал трубку, пытаясь скрыть обуревавшие его чувства. Резнику стало неловко за приятеля, и он нажал на кнопку селектора.
— Катя, принесите нам кофе, пожалуйста…
А потом, подмигнув Ковалёву, достал из шкафчика початую бутылку коньяка.
Вообще-то у Резника дел было выше крыши, но Ковалёв давненько не захаживал к нему в кабинет. Да и вообще, они не виделись уже несколько месяцев. Так, созванивались иногда… Поэтому Анатолий Максимович, изо всех сил стараясь сохранить радушную мину, предложил приятелю коньячка. Когда-то, в школе, они были очень близкими друзьями, и не переставали дружить и в юности. Чёрная кошка пробежала между ними, когда Резник познакомился с Галиной, нынешней женой Ковалёва.
Он влюбился в неё, как мальчишка. Да, собственно, тогда он и был настоящим мальчишкой — ему только стукнуло восемнадцать. Галка была самой красивой девчонкой, которую он только видел. Она приехала с родителями из другого города, и поселилась в доме, где жили Резники. Толик краснел в её присутствии, стеснялся, мычал что-то, и никак не мог с ней познакомиться.
— Но тут же написано, прямо на дороге, — Камилла Аскеровна победно нацепила очки, — посмотрите направо, а потом — посмотрите налево.
— Ты совершенствуешь свой английский, — съязвила Жанна. — Равно как и умение брать то, что плохо лежит.
Камилла Аскеровна насупилась. Ей совсем не нравился тон, которым с ней разговаривала внучка. В конце концов, Камилла Аскеровна старше её в четыре раза, и уже это одно даёт ей право… Вспомнив про свой возраст, старушка постаралась переключиться на другую тему. Подумать только, и как Жанна умудряется видеть то, чего не видят другие?
Камилла Аскеровна плотнее прижала к себе довольно увесистую сумку — от Гуччи, между прочим, набитую всякой белибердой с Портобелло. Они с самого утра гуляли по этому знаменитому рынку, и Камилла Аскеровна, поражаясь тому, что здесь можно найти всё — от антиквариата до копеечной безделушки, безвозмездно позаимствовала у торговцев: серебряную ложечку, старинную книгу в пыльной обложке, жестяную баночку с чаем, какую-то странную фигурку, бронзовый подсвечник и шёлковый платок. Она попыталась припомнить, что ещё она там прихватила, но не смогла. Вот странность — то: продавцы не видели, а Жанна разглядела!
Делом чести для Камиллы Аскеровны было получить желаемую вещь бесплатно. И вовсе не потому, что она не имела возможности тратить деньги. Просто последние лет десять ей было так скучно, что она придумала себе это невинное развлечение. Старушка не отдавала себе отчёта в том, что оно было действительно невинным довольно давно — когда она шутки ради прятала принадлежащие домочадцам и друзьям семьи мелкие предметы: ручки, ключи, зубные щётки. Ей доставляло несказанное удовольствие видеть, как кто-то из детей или внуков носится по дому в поисках ключей от гаража или расчёски.
Потом ей это приелось, и захотелось чего-то остренького. Пожилая женщина рискнула в примерочной кабинке одного из магазинов: она мерила несколько свитерков, и решила подшутить над продавцами. Будучи энергичной, стройной дамой, она натянула под свою старую кофту один из свитеров, оторвала от него бирку, и засунула её в щель примерочной кабинки. Затем вынесла остальные пуловеры, и отдала продавцам. Камилла Аскеровна искренне собиралась выйти из магазина, потом вернуться и радостно сообщить, что девушки — продавцы проморгали, и её эксперимент закончился успешно. Она планировала по матерински пожурить девушек, и научить их присматривать за покупателями.
Но, когда ноги Камиллы Аскеровны, обутые в модные ботиночки, вынесли её за пределы магазина, ей пришла в голову простая мысль. А зачем, собственно, возвращаться? Почему бы ей не оставить этот свитер себе? Особенно если учесть, что инстинктивно она выбрала тот, который понравился ей больше других.
Нельзя сказать, чтобы и десять лет назад женщина была стеснена в средствах, однако Малик тогда ещё не поднялся так высоко, и всё — равно ограничивал бюджет матери, выделяя ей определённое содержание. Это сейчас у неё — кредитка, а тогда…
Впрочем, Камилла Аскеровна постаралась отогнать воспоминания. Ей вовсе не хотелось напоминать себе, что она пошла на банальное воровство не от нужды, а от скуки. Ведь было бы куда романтичнее, если бы она, а лучше, её семья, нуждалась, и она, женщина ммм… не слишком юная, спасала бы их от голода и холода… Мимо промчался двухэтажный красный автобус, и Камилла Аскеровна вздрогнула.
— Давай зайдём в паб, — нарочито небрежно предложила она. — Я немного устала…
Жанна повернулась к ней, и насмешливо уставилась чёрными глазищами — смородинами в родное морщинистое лицо. Камилла Аскеровна нервно поправила стильный платок — на сей раз от Гермес. Ну что за внучка такая, как говорится, на ходу подмётки рвёт!
— Ну и что? — с вызовом начала она. — Деточка, что тут страшного в том, что мне понравилось знаменитое английское пиво?! Как говорится, делу время, потехе — час.
— Да, в общем-то, ничего страшного, — согласилась внучка, — если не считать того, что после употребления эля ты становишься совсем неуправляемой, и тащишь даже пепельницы со столов!
Анатолий Максимович Резник сочувствующе смотрел на друга детства, Ковалёва Владимира Ильича. Тот с униженным видом просителя раскуривал трубку, пытаясь скрыть обуревавшие его чувства. Резнику стало неловко за приятеля, и он нажал на кнопку селектора.
— Катя, принесите нам кофе, пожалуйста…
А потом, подмигнув Ковалёву, достал из шкафчика початую бутылку коньяка.
Вообще-то у Резника дел было выше крыши, но Ковалёв давненько не захаживал к нему в кабинет. Да и вообще, они не виделись уже несколько месяцев. Так, созванивались иногда… Поэтому Анатолий Максимович, изо всех сил стараясь сохранить радушную мину, предложил приятелю коньячка. Когда-то, в школе, они были очень близкими друзьями, и не переставали дружить и в юности. Чёрная кошка пробежала между ними, когда Резник познакомился с Галиной, нынешней женой Ковалёва.
Он влюбился в неё, как мальчишка. Да, собственно, тогда он и был настоящим мальчишкой — ему только стукнуло восемнадцать. Галка была самой красивой девчонкой, которую он только видел. Она приехала с родителями из другого города, и поселилась в доме, где жили Резники. Толик краснел в её присутствии, стеснялся, мычал что-то, и никак не мог с ней познакомиться.