Нет, это, конечно, правда: именно тогда и были созданы вершинные образцы духовного искусства – но это же от отчаяния... Внешний фактор (процессы в Европе) играл, похоже, всего лишь роль катализатора. Москву «уламывали» вплоть до конца 13 века – только тогда она снова стала центром самостоятельного княжества, до этого она давалась в удел младшим сыновьям ростово-суздальских князей. С правления сына Александра Невского и началось новое объединение земель под московское княжество (нередко для этих целей использовались и ресурсы Золотой Орды).
 
   Итак, к концу 14 века в услугах Орды новое Московское княжество уже не нуждалось, и ей был нанесен сокрушительный удар. В 16 веке Московское княжество уже делилось не на уделы, а на простые административные единицы – уезды, которые возглавлялись представителями центра – специальными должностными лицами. С этого времени принято вести отсчет существованию великорусской народности – вместо бывшей до этого единой древнерусской народности. Тут есть один любопытный момент. После расчленения Киевской Руси единая древнерусская народность, считается, распалась. (О Киеве мы ещё не говорили – это отдельная песня.) На её базе и возникло три народа, которые стали называть: великоросами, украинцами и белорусами. Похоже, что здесь произошла очередная путаница. Можно предположить, не сильно греша против истины, что Киевская Русь и была («Ки-е-В = Ве – (л)-и – к») и былагосударствообразующая народность Великороссы, она и, главным образом, она переместилась впоследствии северо-восточнее – в Москву, по внутренним и внешним политическим соображениям, а остались на местах аборигены – «малы» (местные – др. рус.), и стала эта часть (окраиннная) называть впоследствии Малоросией или Украиной, что означало: часть Руси, где проживают теперь главным образом местные (а не державообразующий народ – государственные, служилые, в основном, люди), расположенная на окраине Русского государства. Волга – большая (великая) река, то есть имеющая непосредственный выход в море. Молога – малая (местная) река, впадающая в другую реку. «Великорос» – («Велес», Волхов, волхвы, волость – это от одного корня. Волхвы – священники (жрецы) в древней земле: мы ведь и по сей день употребляем выражение «Святая Русь», «священная русская земля», а это и есть как раз «Волховия» = «Земля Велеса». (Вот тут мы могли бы небезынтересно позубоскалить по поводу «Тамбовского вол(к) = (хв)а» и выяснить – кому же он товарищ? – да жаль, времени нет.) Итак, великорос, как понятие, уже со времен Киевской Руси несет на себе отпечаток социальности более, чем конкретно национальности. (Слово «конкретно» здесь выступает в качестве определенного артикля, в отличие от слова «типа» – аналога артикля неопределенного.) Впоследствии эта особенность слова «великорос» забылась и отражалась лишь в интуитивном понимании некой особой роли русского человека в этом мире, его повышенной ответственности за организацию мирного порядка во всем мире, а вот признание великой миссии русской интеллигенции – это уже по другому разряду: это как раз о тех старых русских, которых великоросы порядком потеснили. Русский интеллигент – это бескорыстный потомок (возможно, духовный наследник) тех древних античных людей, которые видели свою миссию в том, чтобы преобразовывать и гармонизировать нарождающееся по всему лицу земли незрелое ещё подростковое человечество, учить его тому прекрасному, чему они сами уже научились. У них в генах это было записано: русские за всех в ответе. Понятия «интеллигент» в нашем смысле нет ни у одного народа. Всюду это просто работник сферы интеллектуального труда. И только у нас «интеллигент» – это миссия, а не профессия. Понятно теперь – почему? В пору моего студенчества (на физфаке МГУ) в ходу был анекдот: «Интеллигент – это человек, который это слово пишет через „и“, а слово „телега“ – через „е“». (Это было таким вот смешным правилом для проверки безударной в слоге «ли».) Анекдот анекдотом, но связь между этими словами, в контексте нашей гипотезы, конечно, есть. «Интеллигент – от слова „телега“» – это второй анекдот на ту же тему (для проверки безударного «е» в слоге «те»). Мы же, без всяких анекдотов, предполагаем, что «телегами» в античные времена на русской Атлантиде назывались средства доставки (возможно, многоступенчатые) миссионеров в колонии: «теле» – далеко, «га» (go) еду. Однако, назад, в 16 век – к великороссам, теперь они у нас главные действующие лица на арене мирового народостроительства (ну а «отсталую» немеркантильную и непрагматичную античную интеллигенцию уже повсеместно записывают в юродивые). Заметим ещё одну важную особенность того времени: понятие «великоросс» в 16 веке охватывало представителей самых разных племен. Объединяло их, по-прежнему, общее дело и единая идеология, которую можно выразить примерно так: облагораживание и окультуривание всего остального мира – на правах старшего брата (в силу, как мы отметили в разделе 1, чисто геологических причин, без какой-либо шовинистической дури).
   Но была также ещё и совершенно новая задача – выстраивание специльных государственных структур, которые этот новый порядок в меняющемся ОТДЕЛЬНОМ МИРЕ будут обеспечивать – ведь уже не было объединяющей и самоорганизующей идеологии превращения всего мира в цветущий сад. На смену ей пришла идеология нового – великоросского державного – миссионерства.
 
   Таким образом: великороссы– это многонациональная социальная группа населения, возникшая ещё в домосковско-великокняжеский период, занятая, главным образом, весьма тесно государственным, державным строительством, которая, однако, после образования и укрепления Московского княжества уже воспринималась как отдельная самостоятельная нация. (Сейчас появилось определение: русский – это не национальность, а настроение.) Предположим также, что понятие «древнерусский народ», скорее всего, является более правильным, широким и всеобъемлющим, чем «великоросс». Но одно пока мы можем свидетельствовать абсолютно твердо: с момента создания русской державности главной особенностью народа, называвшего себя великороссами, была многонациональность, это и отличало её самым существенным образом от уже возникших к тому времени государств Европы (они были более гомогенны по национально-племенному составу). Конечно, возникновение более-менее унифицированной государственности взамен былой самодержавности привнесло много нового и в правовое поле. Отдельную, самую мощную социальную группу составляли теперь уже феодалы. К ним относились: служилые князья, княжата, бояре, слуги вольных и детей бояр. Служилые князья – это верхушка группы (в неё входили и бывшие удельные князья, утратившие политическую власть, но сохранявшие право собственности на землю в своих уделах, они приравнивались к боярам). Главной их обязанностью была воинская повинность. Они, как и бояре, являлись по зову Московского князя со своей дружиной. Постепенно они слились в верхушкой боярства. Московский князь, в свою очередь, обеспечивал им полный иммунитет на местах: их полное право быть единовластными хозяевами в своей вотчине. Дети боярские – не были детьми бояр в прямом смысле (имейте это в виду, когда в исторических фильмах или романах сталкиваетесь с таким обращением к народу: Дети мои! – говорит царь людям.) Но они составляли особую социальную группу и несли личную службу у государя (без собственного военного отряда) – они также охраняли «детинец» – внутренность Кремля.) Все они обладали старинным правом отъезда – служили сюзерену добровольно поэтому и выбирали его по своему вкусу. Случалось, что служило такое дитя у князя, который вел войну с другим князем, где были расположены дитятины земли... Конечно, они стремились служит у того, кто сильнее, и объективно это способствовало объединению Руси – слабых постепенно разбивали и поглощали более сильные князья. Но по мере укрепления Московской власти право отъезда стало мешать центральной власти, и она, чтобы не допустить уж слишком большого усиления отдельных бояр на местах, склонялась объявить новую модель внутренней политики: дескать, накушались суверенитета? А теперь ша! И все – по местам. И право отъезда ограничивается, а потом и вовсе отменяется. Отъезжающих бояр стали лишать их вотчин, а потом и вовсе на «имеющих двойное гражданство» стали смотреть как на изменников. Низшая группа феодалов – «слуги под дворским». Она возникла ещё, вероятно, до Киевской Руси, – это просто дворцовые слуги, некоторые из них могли со временем стать управленцами самого высокого ранга при дворе, топменеджеры в нашем смысле. Из них и образовались впоследствии дворяне. Они получали за свою службу земли от князя и становились феодалами. Ну и бояре постепенно становятся уже не теми – они теперь больше чиновники при дворе, чем просто крупные землевдладельцы. В тот же период зародился конфликт – NB!! – который и по сей день портит кровь многим нашим гражданам – и связан он с понятием «коренного населения». Это «коренное население» тогда называлось «старожильцами», и местные феодалы не очень-то ими могли помыкать, потому что «Старожильцы» ещё творческие вольные времена. Тогда феодалы стали практиковать приглашение в свои вотчины гастарбайтеров – пришлых, свободных людей из других земель, но без своих средств производства. С ними им, конечно, было легче управляться. Начнут кочевряжиться, можно и со двора попросить и призвать других пришлых. Однако тогдашнее законодательство было поразительно лояльно к пришлым – прожив энное количество лет, пришлый мог быть записан в старожильцы, или даже сразу мог записаться в местные, если брал на себя определенные правовые обязательства. Так пришлые уравнивались в правах со старожильцами и даже начинали повсеместно замещать их. Давайте по ходу дела и ещё в одном запутанном вопросе распутаем серьёзный узелок.
 
   Кто такие бессребреники? Объясним сначала, кто такие сребреники. Это люди, взявшие в долг серебром у своего хозяина – под процент. Расплачивались с долгами долго, иногда всю жизнь, то есть были фактическими крепостными. А бессребрениками были, ясно теперь, свободные от долгов люди – то есть бессребреник – это несомненная похвала человеку. Признак его правовой и финансовой независимости. Понятно теперь, почему люди с такой честной гордостью говорили о себе или о другом (милом сердцу) человеке: Я (он) бессеребреник. А вовсе не потому, что ему нравится быть бедным и он этим даже гордится. Та же история, что и с «голым соколом» (см. начало, раздел 1). В нашем понимании «бессребреник» – это человек, оставшийся бедным, но честным в век повсеместной коррупции. То есть – не брал взяток. Как всё, однако, запутано в истории Древнего мире... В 15 веке происходит и ещё одно важное социальное явление – искусственное завышение роли и статуса холопа (его часто и на волю отпускают). И тут же параллельно идет процесс закрепощения «старожильцев» – свободных крестьян. Более того, появляются группы кабальных холопов – уже из свободных крестьян, серебреников, не вернувших долг. В результате к 16 веку экономическая и политическая грань между этими, очень разными социальными группами населения практически стирается, состав русского общество того времени качественно изменяется, и весьма определенным образом. Эта, и другие такого же рода хитрости строительства российского общества, объясняют многие особенности социальной психологии общества нынешнего – в первую очередь, чудовищную разницу социального и нравственного поведения наших граждан: высокая жертвенность и духовность нашего народа сплошь и рядом «прослаивается» вопиющими фактами беспардонно низкого, буквально холопского поведения на самых разных уровнях, особенно это ощущается на разных ступенях бюрократической лестницы. И это, во многом, следствие законов Судебника 1497 года... И ещё пару слов о тогдашних городах. Принято считать, что это были просто административные и военные (типа сельские) центры. Но это вовсе не так. Города северо-восточной Руси 14–15 веков – это бесспорно развитые, структурированные, обеспечивающие очень высокий уровень жизни своему населению образования, (одни тогдашние библиотеки чего стоили! А культура написания и оформления древних книг!? Сколько тысяч и тысяч древних книг тогда, в период татаро-монгольского ига и после, уничтожалось в пожарах?! Не счесть. Но всё же кое-что, на наше счастье, осталось.) Однако, о разумно и искусно выстроенных городах. Города того времени делились традиционно на две части – собственно город, окруженный крепостью, и окружающий его торгово-ремесленный посад. Крепость называлась «детинец», в мирное время там жили: княжеская власть, гарнизон, местные феодалы и их слуги. (Великий князь – отец его вассалы – соответственно, дети). На посаде селились ремесленники и торговцы – тягловый черный люд, который нес повинности и платил налоги тем, кто жил в детинце. Промежуточное положение занимали слобожане, которые жили в слободках и дворах в городской черте и принадлежали отдельным феодалам. Они тоже не были тягловыми и «винились» только перед своим хозяином. В 15 веке выдвигаются вперед «гости» – купцы, торгующие на экспорт. Особенно выделились сурожане, торговцы с Судаком (Сурожем, Крым). Следующими за нами по статусу шли суконщики, которое давали на экспорт высококачественное, очень дорогое сукно. Преобразование старой системы управления на Руси отразилось и в её сильном усложнении: теперь она делится на две части, в частности, выделилось управление двором, во главе которого стоит дворецкий, и управление ПУТЯМИ, которыми, соответственно, управляют «путины» или – «путные бояре». Пути – это управления ведомствами (конюшим, сокольничьим, ловчим ... И только в 16 веке появляются «приказы», то есть оформленная административно-командная система. Это и есть рождение бюрократии как особой формы власти. Первые приказы – большой Дворец и Казенный приказ. Пути плавно превращаются в Приказы. По-новому теперь трактуется и понятие преступления. Если по прежнему законодательству – Русской Правде считалось таковым деяние, которое приносит ущерб конкретному, любому человеку (его личности или имуществу), то теперь преступлением считается всякое действие, которое угрожает государству или господствующему классу в целом. Изменился и термин для обозначения преступления: вместо ОБИДЫ теперь оно именуется ЛИХИМ ДЕЛОМ. Другим стал и смысл наказания – его главной целью теперь было УСТРАШЕНИЕ других людей. Если раньше господствовали имущественные наказания, то теперь главными стали СМЕРТНАЯ И ТОРГОВАЯ КАЗНЬ – почти за все преступления. Торговая казнь тоже была фактически смертной – заключалась она в битье кнутом на торговой площади до потери пульса наказуемого. Было теперь и лишение свободы и отрезание языка и другое членовредительство. Появились и новые виды преступлений на Руси, вовсе не известные Русской Правде: это специально государственные преступления. За них назначалась всегда смертная казнь. С печалью мы должны отметить – мирное, законопослушное, свободное и творческое население Древней Руси постепенно превращается в контингент, репрессируемый самым нещадным образом – новым государством, с одной стороны, а с другой – легко распадается на криминализующиеся социальные группы граждан. Да, также с прискорбием видим: централизация с помощью командно-бюрократических усилий и введением государственности (всё-таки) западного образца в России малой кровью не прошла. На пороге 16-й век Р.Х.

ГЛАВА 2.2 Триста лет спустя: империя как стиль

   Эпиграфом к «Отечественным запискам» были слова: «Любить Отечество – велит природа, Бог, а знать его – вот честь, достоинство и долг».Последуем благому совету и двинемся дальше, по пути исследования строительства державности на Руси. Воспользуемся знакомым нам уже приемом – принципом маятника и временно качнемся в противоположную сторону – чтобы вычислить и исследовать вторую экстремальную точку периода создания державности. Иными словами, из периода начала создания централизованного государства (16 век) мы на время перенесемся в эпоху русского ампира или – на «триста лет спустя»... Эпоха эта – время правления Александра Первого, была «ужаснейшая и славнейшая» одновременно, как это теперь часто случается на Руси. И мало в истории вообще есть таких, четко ограниченных периодов – от смерти Павла Первого в 1801 году до смерти Александра Первого в 1825-м. У нас здесь открываются новые горизонты для прослушивания прошлого – великой поступи Истории. Эта эпоха особенно интересна тем, что она более мыслит, чем действует. И в ней реально существуют временные колодцы, нырнув в которые, можно легко оказаться в эпохе, традиционно относимой ко временам Древней Греции и Рима, то есть в эпохе античности, как её тогда понимали. Они, люди эпохи русского ампира, многое ещё помнили, были ещё сохранены документы, которые потом таинственным образом куда-то исчезли (вроде библиотеки Ивана Грозного), и они настолько сжились с мыслью сосуществования с канувшей в лету античностью, что даже давали себе античные имена: Ахилл, Аполлон, Агамемнон, города же свои называли так – Афины (Мюнхен), Северная Пальмира (Петербург)... Однако, однако... У главного героя этой эпохи Александра Первого была одна самая заветная мечта: погубить своего главного соперника, Наполеона. И он её осуществил: клянясь в лживой дружбе и проклиная прилюдно, учась на ошибках, Александр неукоснительно шёл к ней и, заманив-таки заклятого друга в Россию, уничтожил и разгромил его. Наполеона как исторического гиганта более не существовало. Когда в 1821 году Наполеон скончался на о. Св. Елены, Александру первому больше на этом свете делать было нечего. Им овладела хандра, он заметно сдал, государственные дела стали приходить в упадок, и Александр тихо отошёл в мир иной в спокойном Таганроге – он умер от болезни «быть Александром Первым», однако с чувством хорошо исполненного дела жизни. Он во всем был прямой противоположностью Наполеону: если тот повсюду возил за собой людей искусства, то Александр поручал присмотр в этой деликатной сфере членам своего августейшего семейства – матери или жене. Он вообще считал, что искусство ограничивать нельзя, что искусствами руководить вообще не надо – они сами как-нибудь найдут дорогу к истине и людям. Именно благодаря этому художественная жизнь в эпоху русского ампира занимала огромное пространство, становясь чуть ли не высшей сущностью эпохи и успешно самовоспроизводясь. И в этой самодостаточности эпоха неплохо сама себя слушала и слышала. На поле боя он также пропускал вперед генералов, в отличие от Наполеона, который на своем белом коне всегда вырывался вперед. Так Александр Первый показал всему миру, какой некогда была жизнь на Руси – то есть – какой была русская античность. Давайте более пристально посмотрим – какой же была Александриада, старательная калька Древнерусской Атлантиды, раз у нас нет иной такой возможности для античности конкретно. В первую очередь, какова личность самого Александра – будто сотканного из противоречий, свойственных и самой его эпохе: либерал и казарменный командир, фаталист и пламенный переустроитель всего и вся, ленивый и бурно деятельный... Однако все его противоречия удивительным образом уравновешивали и плавно дополняли друг друга. Он и свою эпоху отредактировал собой, будучи аллегорий мира, добра и справедливости, протодекабристом без декабря... Быть аллегорией его вполне устраивало – в свою душу он никого не впускал. А рядом с ним гармонично сосуществовали антиаллегории – Аракчеев и митрополит Фотий. Так что же за здание выстаивал Александр Первый? Дух корпорации и вера в свое высокое предназначение. Средневековье, соединенное с высокими идеями Просвещения. Плюс идеи масонов, но ещё более углубленные. Полная свобода всех инакомыслящим – даже для тех, кто интересовался апокрифическими толкованиями священных текстов, он открыл Библейское общество. Александр Первый и сам был императором как произведение искусства. И вот в планы этого «произведения искусства» с самого начала входил такой человек, как Аракчеев – для проведения в жизнь его внутренней политики по созданию военных поселений и превращению крестьян в служилый люд.