Страница:
При виде такого чуда у мальчиков загорелись глаза. Часто оглядываясь через плечо, словно вдова могла прятаться в темноте и подслушивать, они рассказали нечто очень интересное.
Однажды глубокой ночью, перед самым рассветом, недавно появившаяся в стаде корова по имени Голубинка, названная так за необычный голубой цвет, вдруг забеспокоилась и замычала – мычание голубых коров, как это ни странно, похоже на воркование голубей. Потом она поднялась и ушла в темноту. Голубинка очень ценилась, госпожа Бормоти наказывала им следить за ней особенно строго, поэтому Тоби, оставив двух других мальчиков смотреть за ста дом, бросился вдогонку, и хотя Голубинка успела уйти довольно далеко, он преследовал ее по еле слышному звону колокольчика. Наконец он нашел ее на берегу реки. Она стояла у самой воды, опустив морду, и что-то жевала. И тут в двуколке подъехали хозяйка с доктором Хитровэном. Они очень рассердились, увидев Тоби, но помогли ему увести Голубинку от воды. На губах у нее были пятна странного цвета, какого он никогда раньше не видел. Хозяйка велела ему возвращаться, а Голубинку пообещала сама привести утром в стадо. Свое появление она объяснила тем, что они с доктором собрались поймать очень редкую рыбу, которая всплывает на поверхность воды только за час до восхода.
– Но, видите ли, – продолжал Тоби, – мой отец – заядлый рыбак, но он никогда не говорил, что в Пестрой водится такая рыба, которую можно поймать только перед восходом, и мне очень захотелось взглянуть на нее. Вместо того чтобы сразу вернуться к остальным, я спрятался за деревьями. А они из двуколки вынесли сеть, да, сеть, но вытащили ею не рыбу… нет, это была не рыба…
Внезапно он смутился, и мальчишки снова начали подталкивать друг друга локтями и посмеиваться.
– Кончайте! – сердито закричал Люк. – Что там было? Вы не получите ничего, если не расскажете все до конца.
– Скажи ты, Дориан, – сказал Тоби, толкая в бок приятеля. Но Дориан тоже захихикал, опустив голову.
– Я могу сказать! – закричал Питер, самый младший. – Волшебные фрукты – вот что там было!
Люк вскочил на ноги.
– Клянусь Горбатым Мостом, это ужасно! – вырвалось у него, а Ранульф улыбнулся с чувством превосходства.
– А ты разве сразу не догадался, что это было, Люк? – спросил он.
– Да, – продолжал Питер, приободренный эффектом, который произвели его слова. – Это были плетеные корзины, полные волшебных фруктов; я знаю, потому что Голубинка, пытаясь достать их, оторвала у одной корзины крышку.
– Именно так! – перебил Тоби, который посчитал, что маленький Питер слишком переключил внимание слушателей на себя. – Она оторвала крышку у одной из корзин. Я никогда не видел таких фруктов. Они были похожи на разноцветные звезды, упавшие с неба в траву. От них вся долина казалась ярче, а Голубинка… Она ела и никак не могла насытиться… Она была больше похожа на пчелу среди цветов, чем на обыкновенную корову. А хозяйка с доктором, глядя на нее, смеялись! А какое молоко было у нее на следующее утро! С привкусом роз и тимьяна! Но Голубинка больше не вернулась в стадо. Госпожа Бормоти продала ее фермеру, который жил за двадцать миль от нас, и…
Но Люк больше не мог сдерживаться.
– Ах вы, негодяи! – закричал он – Подумать только, сколько неприятностей сейчас в Луде, магистрат и полиция мозги иссушили, пытаясь понять, как эта дрянь переправляется через границу, а три маленьких глупца все знают и не говорят об этом ни одной живой душе! Как вы могли утаить такое!
– Мы боялись хозяйки, – робко сказал Тоби. – Не говорите, что мы проболтались, – добавил он умоляюще.
– Ладно. Я постараюсь, чтобы у вас не было неприятностей, – уверил его Люк. – Вот вам нож и монетка, чтобы разыграть, кому он достанется. Клянусь Жареным Сыром, в хорошенькое же место мы попали! А ты уверен, Тоби, что тот, кого ты видел с хозяйкой, доктор Хитровэн?
Тоби энергично закивал головой.
– Ага, это был доктор Хитровэн, точно, не сойти мне с этого места!
– Будь я проклят! Доктор Хитровэн! – воскликнул Люк, а Ранульф язвительно засмеялся.
Люк погрузился в мрачное раздумье; удивление, возмущение и радость от того, что он выяснил нечто очень важное, – все перемешалось в его мыслях. Он представлял, как с гордым видом расхаживает по Луду, превозносимый всеми, как человек, который вывел контрабандистов на чистую воду. К тому же его мучила мысль, не был ли незнакомец, чей таинственный диалог с Клементиной Бормоти он подслушал, добрым, пользующимся всеобщей любовью доктором Эндимионом Хитровэном? Это казалось просто невероятным.
Но одно он решил для себя твердо – Ранульф не проведет больше ни одной ночи на этой ферме.
Тоби выиграл нож и с довольной улыбкой спрятал его в карман. Постепенно разговор стал угасать, прерываясь частыми паузами, как свет от умирающего костра, в который поленились подбросить веток. Мальчиками овладело странное чувство, которое появляется у человека, когда он проводит ночь под открытым небом, но не спит.
Казалось, что земля слилась с небом, а они остались внизу, в хаосе, и глядели на ее города, зверей и героев, сплющенных до созвездий, похожих на наскальные рисунки. И Млечный Путь был единственной оставшейся во Вселенной дорогой.
Время от времени лягушка издавала серебряную ноту, похожую на звук арфы. Иногда откуда-то появлялся и снова исчезал легкий ветерок.
Нарушил тишину Ранульф, и вопрос его прозвучал по меньшей мере странно:
– А как далеко до Страны Фей? Мальчики переглянулись.
– Стыдно, мастер Ранульф! – возмутился Люк. – Говорить такое при младших!
– Но я хочу знать! – раздраженно возразил Ранульф.
– Скажи, что обычно отвечала на это твоя бабушка, Дориан, – ухмыльнулся Тоби.
Дориана убедили повторить старую поговорку, которая гласила: «Тысяча миль по большой Западной дороге и десять – по Млечному Пути».
Ранульф вскочил на ноги и с каким-то странным смехом закричал:
– Давайте побежим наперегонки в Страну Фей. И будьте уверены, что я прибегу туда первым. Раз, два, три – вперед!
И он бы действительно нырнул в темноту, если бы перепуганные мальчики не схватили его за руки.
– В вас сегодня просто какой-то бес вселился, мастер Ранульф, – проговорил Люк.
– Не стоит шутить такими вещами… особенно сегодня ночью, мастер Шантиклер, – серьезно сказал Тоби.
– В этом ты прав, – поддержал его Люк.
– Вы ведь пошутили, правда, мастер Шантиклер? Вы же не хотели, чтобы мы бежали наперегонки… туда? – спросил маленький Питер, глядя на Ранульфа испуганными глазами.
– Конечно, это была только шутка, – ответил Люк.
Но Ранульф ничего не сказал.
Они снова замолчали. А вокруг них, оставаясь незамеченными для человека, происходили мириады событий – в траве, на деревьях, в небе.
Люк зевнул и потянулся.
– Наверное скоро рассвет, – сказал он.
Они успешно обогнули опасный миг полуночи, и Люк почувствовал уверенность в благополучном исходе этого приключения.
Мальчики продрогли и поплотнее закутались в плащи.
И тут что-то произошло. Темнота медленно таяла, и это напоминало вздох облегчения. Можно было скорее почувствовать, чем увидеть, что мрак утратил свою плотность… Да, между этими двумя горами ночь истекала кровью, смертельно раненная.
Сначала это место было лишь чуть-чуть светлее, чем остальное небо. Просто не такое черное. Потом оно стало серым, потом – желтым, потом – красным. То же происходило и на Земле. Тут и там серые пятна вспыхивали чернотой травы, а через несколько секунд в ней можно было различить пригоршни цветов. На фоне серо-зеленой листвы начинали мерцать и белеть лепестки: они становились желтыми, но не просто желтыми, а желтыми, как примула, голубыми, как дикий барвинок, их оттенки были настолько неуловимыми, что возникало подозрение – не случайная ли это игра света.
Нет, в этом уже не было сомнений! Голубой и желтый были настоящими и очень стойкими. Цвет уверенно струился по венам Земли, и она вновь пробуждалась к жизни. Но с каждым вновь появляющимся на Земле цветком угасала звезда.
И вот долина уже рдела и золотилась от дикого винограда, горы оделись в сосны, а река Пестрая переливалась розовым.
Закричал петух, затем ему ответил другой, потом еще и еще – призрачный звук, который, конечно же, не мог принадлежать улыбающейся ликующей Земле, а скорее исходил от одной из дальних умирающих звезд.
Но что это с Ранульфом? Он вскочил на ноги и неподвижно замер со странным блеском в глазах.
И вот снова, казалось, с какой-то еще более далекой звезды прокричал петух, и другой ответил ему.
– Дудочник! Дудочник! – громким ликующим голосом воскликнул Ранульф. И пока его удивленные товарищи успели подняться на ноги, он помчался по верховой тропе к Горам Раздора.
Глава 21
Глава 22
Однажды глубокой ночью, перед самым рассветом, недавно появившаяся в стаде корова по имени Голубинка, названная так за необычный голубой цвет, вдруг забеспокоилась и замычала – мычание голубых коров, как это ни странно, похоже на воркование голубей. Потом она поднялась и ушла в темноту. Голубинка очень ценилась, госпожа Бормоти наказывала им следить за ней особенно строго, поэтому Тоби, оставив двух других мальчиков смотреть за ста дом, бросился вдогонку, и хотя Голубинка успела уйти довольно далеко, он преследовал ее по еле слышному звону колокольчика. Наконец он нашел ее на берегу реки. Она стояла у самой воды, опустив морду, и что-то жевала. И тут в двуколке подъехали хозяйка с доктором Хитровэном. Они очень рассердились, увидев Тоби, но помогли ему увести Голубинку от воды. На губах у нее были пятна странного цвета, какого он никогда раньше не видел. Хозяйка велела ему возвращаться, а Голубинку пообещала сама привести утром в стадо. Свое появление она объяснила тем, что они с доктором собрались поймать очень редкую рыбу, которая всплывает на поверхность воды только за час до восхода.
– Но, видите ли, – продолжал Тоби, – мой отец – заядлый рыбак, но он никогда не говорил, что в Пестрой водится такая рыба, которую можно поймать только перед восходом, и мне очень захотелось взглянуть на нее. Вместо того чтобы сразу вернуться к остальным, я спрятался за деревьями. А они из двуколки вынесли сеть, да, сеть, но вытащили ею не рыбу… нет, это была не рыба…
Внезапно он смутился, и мальчишки снова начали подталкивать друг друга локтями и посмеиваться.
– Кончайте! – сердито закричал Люк. – Что там было? Вы не получите ничего, если не расскажете все до конца.
– Скажи ты, Дориан, – сказал Тоби, толкая в бок приятеля. Но Дориан тоже захихикал, опустив голову.
– Я могу сказать! – закричал Питер, самый младший. – Волшебные фрукты – вот что там было!
Люк вскочил на ноги.
– Клянусь Горбатым Мостом, это ужасно! – вырвалось у него, а Ранульф улыбнулся с чувством превосходства.
– А ты разве сразу не догадался, что это было, Люк? – спросил он.
– Да, – продолжал Питер, приободренный эффектом, который произвели его слова. – Это были плетеные корзины, полные волшебных фруктов; я знаю, потому что Голубинка, пытаясь достать их, оторвала у одной корзины крышку.
– Именно так! – перебил Тоби, который посчитал, что маленький Питер слишком переключил внимание слушателей на себя. – Она оторвала крышку у одной из корзин. Я никогда не видел таких фруктов. Они были похожи на разноцветные звезды, упавшие с неба в траву. От них вся долина казалась ярче, а Голубинка… Она ела и никак не могла насытиться… Она была больше похожа на пчелу среди цветов, чем на обыкновенную корову. А хозяйка с доктором, глядя на нее, смеялись! А какое молоко было у нее на следующее утро! С привкусом роз и тимьяна! Но Голубинка больше не вернулась в стадо. Госпожа Бормоти продала ее фермеру, который жил за двадцать миль от нас, и…
Но Люк больше не мог сдерживаться.
– Ах вы, негодяи! – закричал он – Подумать только, сколько неприятностей сейчас в Луде, магистрат и полиция мозги иссушили, пытаясь понять, как эта дрянь переправляется через границу, а три маленьких глупца все знают и не говорят об этом ни одной живой душе! Как вы могли утаить такое!
– Мы боялись хозяйки, – робко сказал Тоби. – Не говорите, что мы проболтались, – добавил он умоляюще.
– Ладно. Я постараюсь, чтобы у вас не было неприятностей, – уверил его Люк. – Вот вам нож и монетка, чтобы разыграть, кому он достанется. Клянусь Жареным Сыром, в хорошенькое же место мы попали! А ты уверен, Тоби, что тот, кого ты видел с хозяйкой, доктор Хитровэн?
Тоби энергично закивал головой.
– Ага, это был доктор Хитровэн, точно, не сойти мне с этого места!
– Будь я проклят! Доктор Хитровэн! – воскликнул Люк, а Ранульф язвительно засмеялся.
Люк погрузился в мрачное раздумье; удивление, возмущение и радость от того, что он выяснил нечто очень важное, – все перемешалось в его мыслях. Он представлял, как с гордым видом расхаживает по Луду, превозносимый всеми, как человек, который вывел контрабандистов на чистую воду. К тому же его мучила мысль, не был ли незнакомец, чей таинственный диалог с Клементиной Бормоти он подслушал, добрым, пользующимся всеобщей любовью доктором Эндимионом Хитровэном? Это казалось просто невероятным.
Но одно он решил для себя твердо – Ранульф не проведет больше ни одной ночи на этой ферме.
Тоби выиграл нож и с довольной улыбкой спрятал его в карман. Постепенно разговор стал угасать, прерываясь частыми паузами, как свет от умирающего костра, в который поленились подбросить веток. Мальчиками овладело странное чувство, которое появляется у человека, когда он проводит ночь под открытым небом, но не спит.
Казалось, что земля слилась с небом, а они остались внизу, в хаосе, и глядели на ее города, зверей и героев, сплющенных до созвездий, похожих на наскальные рисунки. И Млечный Путь был единственной оставшейся во Вселенной дорогой.
Время от времени лягушка издавала серебряную ноту, похожую на звук арфы. Иногда откуда-то появлялся и снова исчезал легкий ветерок.
Нарушил тишину Ранульф, и вопрос его прозвучал по меньшей мере странно:
– А как далеко до Страны Фей? Мальчики переглянулись.
– Стыдно, мастер Ранульф! – возмутился Люк. – Говорить такое при младших!
– Но я хочу знать! – раздраженно возразил Ранульф.
– Скажи, что обычно отвечала на это твоя бабушка, Дориан, – ухмыльнулся Тоби.
Дориана убедили повторить старую поговорку, которая гласила: «Тысяча миль по большой Западной дороге и десять – по Млечному Пути».
Ранульф вскочил на ноги и с каким-то странным смехом закричал:
– Давайте побежим наперегонки в Страну Фей. И будьте уверены, что я прибегу туда первым. Раз, два, три – вперед!
И он бы действительно нырнул в темноту, если бы перепуганные мальчики не схватили его за руки.
– В вас сегодня просто какой-то бес вселился, мастер Ранульф, – проговорил Люк.
– Не стоит шутить такими вещами… особенно сегодня ночью, мастер Шантиклер, – серьезно сказал Тоби.
– В этом ты прав, – поддержал его Люк.
– Вы ведь пошутили, правда, мастер Шантиклер? Вы же не хотели, чтобы мы бежали наперегонки… туда? – спросил маленький Питер, глядя на Ранульфа испуганными глазами.
– Конечно, это была только шутка, – ответил Люк.
Но Ранульф ничего не сказал.
Они снова замолчали. А вокруг них, оставаясь незамеченными для человека, происходили мириады событий – в траве, на деревьях, в небе.
Люк зевнул и потянулся.
– Наверное скоро рассвет, – сказал он.
Они успешно обогнули опасный миг полуночи, и Люк почувствовал уверенность в благополучном исходе этого приключения.
Мальчики продрогли и поплотнее закутались в плащи.
И тут что-то произошло. Темнота медленно таяла, и это напоминало вздох облегчения. Можно было скорее почувствовать, чем увидеть, что мрак утратил свою плотность… Да, между этими двумя горами ночь истекала кровью, смертельно раненная.
Сначала это место было лишь чуть-чуть светлее, чем остальное небо. Просто не такое черное. Потом оно стало серым, потом – желтым, потом – красным. То же происходило и на Земле. Тут и там серые пятна вспыхивали чернотой травы, а через несколько секунд в ней можно было различить пригоршни цветов. На фоне серо-зеленой листвы начинали мерцать и белеть лепестки: они становились желтыми, но не просто желтыми, а желтыми, как примула, голубыми, как дикий барвинок, их оттенки были настолько неуловимыми, что возникало подозрение – не случайная ли это игра света.
Нет, в этом уже не было сомнений! Голубой и желтый были настоящими и очень стойкими. Цвет уверенно струился по венам Земли, и она вновь пробуждалась к жизни. Но с каждым вновь появляющимся на Земле цветком угасала звезда.
И вот долина уже рдела и золотилась от дикого винограда, горы оделись в сосны, а река Пестрая переливалась розовым.
Закричал петух, затем ему ответил другой, потом еще и еще – призрачный звук, который, конечно же, не мог принадлежать улыбающейся ликующей Земле, а скорее исходил от одной из дальних умирающих звезд.
Но что это с Ранульфом? Он вскочил на ноги и неподвижно замер со странным блеском в глазах.
И вот снова, казалось, с какой-то еще более далекой звезды прокричал петух, и другой ответил ему.
– Дудочник! Дудочник! – громким ликующим голосом воскликнул Ранульф. И пока его удивленные товарищи успели подняться на ноги, он помчался по верховой тропе к Горам Раздора.
Глава 21
Старый козопас
Несколько секунд они стояли, оцепенев от ужаса, а потом Люка охватила паника, и, приказав мальчикам оставаться на месте, он бросился в погоню.
С трудом пробираясь вверх по тропинке, он время от времени сердито кричал Ранульфу, чтобы тот вернулся, но расстояние между ними все увеличивалось.
У Люка начало звенеть в ушах, голова его горела огнем, он, казалось, потерял всякое чувство реальности.
Бедняга не мог бы сказать, как долго это продолжалось, потому что тот, кто быстро бежит, оставляет за собой не только пространство, но и время. Наконец силы оставили его, и, бездыханный и измученный, он упал на землю.
Когда Люк почувствовал, что может продолжать преследование, Ранульф окончательно исчез из поля зрения.
Вдруг Люк услышал звяканье колокольчиков, На тропе появилось стадо коз; старый пастух отгонял их кнутом от края пропасти. Лицо старика закрывал капюшон.
Подойдя к Люку, он остановился и посмотрел на него из-под надвинутого капюшона удивительно яркими и зоркими голубыми глазами.
– Куда ты так спешишь, мой юный друг? – поинтересовался он. – За сегодняшнее утро ты уже второй, кто тут пробежал.
– Второй? – взволнованно вскрикнул Люк. – А первый был паренек лет двенадцати, рыжеволосый, в зеленой кожаной куртке, расшитой золотом?
– Да, он был рыжим, это точно, а вот что касается куртки… – Тут с пастухом случился ужасный приступ кашля, и Люк с трудом удержался, чтобы не схватить его за плечи и не вытрясти недосказанные слова.
– А вот что касается куртки – мои глаза уже не такие острые, как были раньше…
– О! Да плевать на куртку! – воскликнул Люк. – Ты остановил его? Ты говорил с ним?
– Но вот что касается куртки… Ты перебиваешь старика, да, перебиваешь… может, она была и зеленая, а может, и желтая. Но только юный джентльмен – не тот, за которым ты гонишься.
– Откуда ты знаешь?
– Да как же, тот, которого я видел, это был сын Сенешаля, – гордо сказал старик, словно один этот факт давал ему превосходство над Люком.
– Но именно за сыном Сенешаля, мастера Шантиклера, я и гонюсь! – завопил Люк, – Как давно ты его видел? Я должен догнать его.
– Тебе это не удастся, – спокойно произнес пастух. – Тот юный джентльмен в желтой куртке и с рыжими волосами, должно быть, сейчас уже недалеко от Лунотравья.
– Лунотравья? – Люк изумленно уставился на старика.
– Да, Лунотравья, где делают сыр. Видишь ли, это было так. Я пасу коз, принадлежащих конной полиции Луда, которую Сенешаль прислал сюда следить за тем, чтобы не пропустить… ты знаешь что. И кто же прибежал к ним в лагерь с полчаса назад в рыжей куртке и с зелеными волосами? Юный джентльмен. «Стой!» – закричал часовой. «Пропустите меня. Я – сын мастера Шантиклера», – потребовал он. «А куда ты бежишь?» – спросил часовой. «В Страну Фей», – ответил тот. Ну и посмеялись же они все! А парнишка очень рассердился и говорит, что побежит в Страну Фей и никто его не остановит. Ну, конечно, тут они засмеялись еще громче. Но в Страну Фей они негодника не пропустили.
Тут старик надолго разразился хриплым смехом, вызвавшим у него еще один приступ кашля.
– Ну вот, так я и говорю, – продолжал он, придя в себя, – они не пустили его в Страну Фей и сказали, что отвезут обратно, туда, откуда он пришел. «Нет, – говорит малец, – мой папа, – говорит, – хочет, чтобы я туда никогда больше не возвращался». И показывает письмо, подписанное Сенешалем, приказывающее ему покинуть ферму вдовы Бормоти, где он жил, и ехать прямо к фермеру Зеленостудню в Лунотравье. По этому один из йоменов оседлал коня, усадил позади себя мальчишку, и они отправились в Лунотравье по одной из вытоптанных скотом тропинок, ведущих на север. Она начинается где-то на полпути между Лебедью и Лунотравьем. Вот так-то, мой юный друг.
У Люка с сердца свалился камень. Он подбросил в воздух шапку и радостно закричал:
– Вот негодник! Подумать только, не сказал мне, что получил письмо от его милости, а я так ждал его! У меня просто живот от волнения разболелся, а письма все нет и нет! И сказал еще, что направляется в известное место! Ох, и напугал он меня! Спасибо тебе, дедушка, большое спасибо. Вот, возьми шиллинг, выпей за здоровье мастера Шантиклера!
И Люк уже было повернулся назад… Но что за звук раздался позади него? Он был похож на «Хо-хо-хох!» этого мерзавца Вилли Виспа, который какое-то время служил конюхом у его милости.
Люк остановился и огляделся. Никого не видно, кроме старого пастуха вдалеке, который стоял, опершись на посох. Наверное, это было звяканье колокольчика на шее у козы.
Придя на ферму, Люк застал там переполох. Дети до смерти напугали Хейзел, подтвердив ее худшие опасения рассказом о том, как «мастер Ранульф умчался в горы, а мастер Коноплин побежал за ним».
– Бабушка! – закричала Хейзел, заламывая руки – Нужно немедленно отправить гонца к Сенешалю!
– Ерунда! – рассерженно глянула на нее вдова. – Занимайся своими делами, милая моя! Задолго до того, как гонец доберется до Луда, ребята вернутся здоровые и невредимые. В горы, тоже мне! Этот Люк Коноплин – просто вздорный сопляк. Это очередная шутка мастера Ранульфа. Он наверняка где-то спрятался. В жизни не видела, чтобы из-за такой ерунды поднимали столько шума!
И, обернувшись к батракам, которые со взволнованными лицами столпились вокруг, приказала им идти заниматься своими делами и не морочить ей голову всякой чепухой.
Похоже, ее слова были продиктованы здравым смыслом, но все же они не убедили Хейзел. Она чувствовала, что к Ранульфу вдова настроена враждебно.
Ни на мгновение Хейзел не забывала о том, что именно она – законная владелица фермы. Может быть, ей стоило, не посчитавшись с запретом Клементины, сообщить о случившемся местному судье, а также отправить гонца к мастеру Натаниэлю?
Но ей не доставало решительности и силы воли, чтобы так поступить.
Девушка сжала кулачки. Нет, нужно действовать! Непременно… Прямо сейчас? Может быть, подождать, скажем, до полудня? А вдруг они вернутся? Да, она подождет до полудня. Вскоре явился Люк и смущенно рассказал, что мастер Ранульф просто-напросто оставил их в дураках.
– Так что, мисс Хейзел, если вы дадите мне чего-нибудь перекусить и одолжите коня, я по еду за этим негодником в Лунотравье. Подумать только, как он нас провел! И не сказал мне, что у него есть вести от отца! А я со дня на день так ждал письма от его милости с приказом уехать немедленно…
У Хейзел удивленно поднялись брови.
– Вы ждали письма с разрешением уехать от нас?
Люк покраснел и пробормотал что-то нечленораздельное. Несколько секунд Хейзел молча смотрела на него, а потом спокойно сказала:
– Думаю, вы поступили мудро, если просили Сенешаля забрать отсюда мастера Ранульфа.
Люк почувствовал волнение.
– Да… Боюсь, что здесь не место для мастера Ранульфа. И если вы простите мне мою дерзость, мисс… Я хочу предостеречь вас: не доверяйте Эндимиону Хитровэну и никогда не ходите со своей бабушкой ловить рыбу!
– Благодарю вас, мастер Коноплин, но я в со стоянии позаботиться о себе, – высокомерно ответила Хейзел, и в ее глазах загорелся огонек. – Я надеюсь, о, я так надеюсь, что вы найдете мастера Ранульфа в Лунотравье здоровым и невредимым! Все это так… удивительно. Этот старый козопас, как вы думаете, кто это мог быть? У Эльфских Пределов можно встретить странных людей. Вы сообщите мне, когда удостоверитесь, что все в порядке… Хорошо?
Люк пообещал. Слова Хейзел привели его в уныние, и к нему снова вернулись все его опасения и страхи. Пятнадцать миль до Лунотравья, даже верхом на добром коне, казались бесконечными.
Увы! На ферме у Зеленостудня Ранульфа не оказалось, и Люк совершенно растерялся. Вдобавок выяснилось, что фермер несколько дней назад получил письмо от мастера Натаниэля; тот был уверен, что его сын уже в Лунотравье. Люку ничего не оставалось, как с тяжелым сердцем отправиться на следующее утро в Луд, куда он прибыл через несколько часов после того, как оттуда уехал мастер Натаниэль.
С трудом пробираясь вверх по тропинке, он время от времени сердито кричал Ранульфу, чтобы тот вернулся, но расстояние между ними все увеличивалось.
У Люка начало звенеть в ушах, голова его горела огнем, он, казалось, потерял всякое чувство реальности.
Бедняга не мог бы сказать, как долго это продолжалось, потому что тот, кто быстро бежит, оставляет за собой не только пространство, но и время. Наконец силы оставили его, и, бездыханный и измученный, он упал на землю.
Когда Люк почувствовал, что может продолжать преследование, Ранульф окончательно исчез из поля зрения.
Вдруг Люк услышал звяканье колокольчиков, На тропе появилось стадо коз; старый пастух отгонял их кнутом от края пропасти. Лицо старика закрывал капюшон.
Подойдя к Люку, он остановился и посмотрел на него из-под надвинутого капюшона удивительно яркими и зоркими голубыми глазами.
– Куда ты так спешишь, мой юный друг? – поинтересовался он. – За сегодняшнее утро ты уже второй, кто тут пробежал.
– Второй? – взволнованно вскрикнул Люк. – А первый был паренек лет двенадцати, рыжеволосый, в зеленой кожаной куртке, расшитой золотом?
– Да, он был рыжим, это точно, а вот что касается куртки… – Тут с пастухом случился ужасный приступ кашля, и Люк с трудом удержался, чтобы не схватить его за плечи и не вытрясти недосказанные слова.
– А вот что касается куртки – мои глаза уже не такие острые, как были раньше…
– О! Да плевать на куртку! – воскликнул Люк. – Ты остановил его? Ты говорил с ним?
– Но вот что касается куртки… Ты перебиваешь старика, да, перебиваешь… может, она была и зеленая, а может, и желтая. Но только юный джентльмен – не тот, за которым ты гонишься.
– Откуда ты знаешь?
– Да как же, тот, которого я видел, это был сын Сенешаля, – гордо сказал старик, словно один этот факт давал ему превосходство над Люком.
– Но именно за сыном Сенешаля, мастера Шантиклера, я и гонюсь! – завопил Люк, – Как давно ты его видел? Я должен догнать его.
– Тебе это не удастся, – спокойно произнес пастух. – Тот юный джентльмен в желтой куртке и с рыжими волосами, должно быть, сейчас уже недалеко от Лунотравья.
– Лунотравья? – Люк изумленно уставился на старика.
– Да, Лунотравья, где делают сыр. Видишь ли, это было так. Я пасу коз, принадлежащих конной полиции Луда, которую Сенешаль прислал сюда следить за тем, чтобы не пропустить… ты знаешь что. И кто же прибежал к ним в лагерь с полчаса назад в рыжей куртке и с зелеными волосами? Юный джентльмен. «Стой!» – закричал часовой. «Пропустите меня. Я – сын мастера Шантиклера», – потребовал он. «А куда ты бежишь?» – спросил часовой. «В Страну Фей», – ответил тот. Ну и посмеялись же они все! А парнишка очень рассердился и говорит, что побежит в Страну Фей и никто его не остановит. Ну, конечно, тут они засмеялись еще громче. Но в Страну Фей они негодника не пропустили.
Тут старик надолго разразился хриплым смехом, вызвавшим у него еще один приступ кашля.
– Ну вот, так я и говорю, – продолжал он, придя в себя, – они не пустили его в Страну Фей и сказали, что отвезут обратно, туда, откуда он пришел. «Нет, – говорит малец, – мой папа, – говорит, – хочет, чтобы я туда никогда больше не возвращался». И показывает письмо, подписанное Сенешалем, приказывающее ему покинуть ферму вдовы Бормоти, где он жил, и ехать прямо к фермеру Зеленостудню в Лунотравье. По этому один из йоменов оседлал коня, усадил позади себя мальчишку, и они отправились в Лунотравье по одной из вытоптанных скотом тропинок, ведущих на север. Она начинается где-то на полпути между Лебедью и Лунотравьем. Вот так-то, мой юный друг.
У Люка с сердца свалился камень. Он подбросил в воздух шапку и радостно закричал:
– Вот негодник! Подумать только, не сказал мне, что получил письмо от его милости, а я так ждал его! У меня просто живот от волнения разболелся, а письма все нет и нет! И сказал еще, что направляется в известное место! Ох, и напугал он меня! Спасибо тебе, дедушка, большое спасибо. Вот, возьми шиллинг, выпей за здоровье мастера Шантиклера!
И Люк уже было повернулся назад… Но что за звук раздался позади него? Он был похож на «Хо-хо-хох!» этого мерзавца Вилли Виспа, который какое-то время служил конюхом у его милости.
Люк остановился и огляделся. Никого не видно, кроме старого пастуха вдалеке, который стоял, опершись на посох. Наверное, это было звяканье колокольчика на шее у козы.
Придя на ферму, Люк застал там переполох. Дети до смерти напугали Хейзел, подтвердив ее худшие опасения рассказом о том, как «мастер Ранульф умчался в горы, а мастер Коноплин побежал за ним».
– Бабушка! – закричала Хейзел, заламывая руки – Нужно немедленно отправить гонца к Сенешалю!
– Ерунда! – рассерженно глянула на нее вдова. – Занимайся своими делами, милая моя! Задолго до того, как гонец доберется до Луда, ребята вернутся здоровые и невредимые. В горы, тоже мне! Этот Люк Коноплин – просто вздорный сопляк. Это очередная шутка мастера Ранульфа. Он наверняка где-то спрятался. В жизни не видела, чтобы из-за такой ерунды поднимали столько шума!
И, обернувшись к батракам, которые со взволнованными лицами столпились вокруг, приказала им идти заниматься своими делами и не морочить ей голову всякой чепухой.
Похоже, ее слова были продиктованы здравым смыслом, но все же они не убедили Хейзел. Она чувствовала, что к Ранульфу вдова настроена враждебно.
Ни на мгновение Хейзел не забывала о том, что именно она – законная владелица фермы. Может быть, ей стоило, не посчитавшись с запретом Клементины, сообщить о случившемся местному судье, а также отправить гонца к мастеру Натаниэлю?
Но ей не доставало решительности и силы воли, чтобы так поступить.
Девушка сжала кулачки. Нет, нужно действовать! Непременно… Прямо сейчас? Может быть, подождать, скажем, до полудня? А вдруг они вернутся? Да, она подождет до полудня. Вскоре явился Люк и смущенно рассказал, что мастер Ранульф просто-напросто оставил их в дураках.
– Так что, мисс Хейзел, если вы дадите мне чего-нибудь перекусить и одолжите коня, я по еду за этим негодником в Лунотравье. Подумать только, как он нас провел! И не сказал мне, что у него есть вести от отца! А я со дня на день так ждал письма от его милости с приказом уехать немедленно…
У Хейзел удивленно поднялись брови.
– Вы ждали письма с разрешением уехать от нас?
Люк покраснел и пробормотал что-то нечленораздельное. Несколько секунд Хейзел молча смотрела на него, а потом спокойно сказала:
– Думаю, вы поступили мудро, если просили Сенешаля забрать отсюда мастера Ранульфа.
Люк почувствовал волнение.
– Да… Боюсь, что здесь не место для мастера Ранульфа. И если вы простите мне мою дерзость, мисс… Я хочу предостеречь вас: не доверяйте Эндимиону Хитровэну и никогда не ходите со своей бабушкой ловить рыбу!
– Благодарю вас, мастер Коноплин, но я в со стоянии позаботиться о себе, – высокомерно ответила Хейзел, и в ее глазах загорелся огонек. – Я надеюсь, о, я так надеюсь, что вы найдете мастера Ранульфа в Лунотравье здоровым и невредимым! Все это так… удивительно. Этот старый козопас, как вы думаете, кто это мог быть? У Эльфских Пределов можно встретить странных людей. Вы сообщите мне, когда удостоверитесь, что все в порядке… Хорошо?
Люк пообещал. Слова Хейзел привели его в уныние, и к нему снова вернулись все его опасения и страхи. Пятнадцать миль до Лунотравья, даже верхом на добром коне, казались бесконечными.
Увы! На ферме у Зеленостудня Ранульфа не оказалось, и Люк совершенно растерялся. Вдобавок выяснилось, что фермер несколько дней назад получил письмо от мастера Натаниэля; тот был уверен, что его сын уже в Лунотравье. Люку ничего не оставалось, как с тяжелым сердцем отправиться на следующее утро в Луд, куда он прибыл через несколько часов после того, как оттуда уехал мастер Натаниэль.
Глава 22
Кто такой Портунус?
Чем дальше мастер Натаниэль продвигался на север, тем становилось теплее; казалось, что он путешествовал вспять по месяцам года.
Проехав полпути по направлению к Лебеди, он привязал коня к дереву, прилег отдохнуть и нечаянно задремал.
Внезапно его разбудил сухой короткий смешок. Оглянувшись, он увидел рядом с собой старика с неестественно яркими глазами.
– Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, я вас не знаю. Кто вы такой? – раздраженно осведомился мастер Натаниэль.
Старик закрыл глаза, сделал несколько глотательных движений и, гримасничая, прокричал:
«Что это еще за тип?» – подумал мастер Натаниэль и снова закрыл глаза в надежде, что старик уберется восвояси. Но тот и не думал уходить, более того, он бесцеремонно уселся рядом и время от времени подталкивал его локтем, словно пытаясь окончательно отогнать сон.
– Что ты пристал ко мне? – с недоумением повернулся к нему мастер Натаниэль.
– О, в самом деле? Ну так и отправляйся доить своих красных овец… А я хочу спать, – и мастер Натаниэль натянул шляпу на глаза.
Резкая боль заставила его подскочить. Старик ткнул его посохом в живот, а теперь стоял, слегка склонив голову на бок и глядя на него пугающе яркими глазами.
– Что ты себе позволяешь! – сердито закричал мастер Натаниэль. – Ты мне надоел, старик, оставь меня в покое!
Но тот указывал на дерево, произнося при этом какие-то короткие нечленораздельные звуки.
Потом он подошел ближе и, приблизив губы к самому уху мастера Натаниэля, прошептал:
– Что это такое: дерево и все-таки не дерево, человек и все же не человек, немой, но может рассказывать тайны, не имеет рук, но может ударить?
Затем, поднявшись на ноги, он отступил на несколько шагов, как бы проверяя впечатление, произведенное его словами, и теперь стоял, потирая руки.
«Кажется, он немного того…» – подумал мастер Натаниэль и добродушно спросил:
– И какой же ответ у твоей загадки, а?
Но старик опять утратил способность изъясняться членораздельно и мог только без конца повторять взволнованно:
– Копай… копай… копай…
– Копай… копай… копай… Вот, значит, какой ответ у твоей загадки, да? Если ты хочешь мне что-то сказать, не мог бы ты выражаться хоть чуточку яснее?
И вдруг он вспомнил старое суеверие: Молчальники, или мертвецы, возвращаясь в Доримар, могут изъясняться только загадками или обрывками рифм. Он внимательно посмотрел на старика.
– Кто ты? – снова спросил мастер Натаниэль. Последовал тот же ответ:
– Копай… копай… копай…
– Попробуй-ка назвать мне свое имя. Старик крепко зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, явно совершая невероятное усилие, очень медленно произнес:
– Лови-воз-мож-потребн-потребн… копай… копай… Меня зовут Пор-ту-нус.
– Ну вот, наконец получилось. Значит, тебя зовут Портунус?
Но старик нетерпеливо затопал ногами.
– Работа! Работай!.. – кричал он.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе в чем-то, старина? – спросил мастер Натаниэль.
Но старик раздраженно покачал головой.
– Работник, – удалось ему выдавить. – Копай… копай…
Тут он разразился прескверными виршами:
– Копай… копай… копай…
Мастер Натаниэль вынужден был оттолкнуть его довольно грубо. Но еще долго после того, как он потерял его из виду, до него доносился голос, кричавший где-то далеко:
– Копай… Копай…
«Интересно, что же этот старикан пытался мне сказать?» – задумался мастер Натаниэль.
Утром следующего дня он прибыл в деревню Лебедь.
Здесь осень едва достигла своей великолепной кульминации. Золотые и багряные деревья пламенно разыгрывали свое неподвижное действо на фоне вечнозеленых сосен, темнеющих вдали, на склонах гор.
– Клянусь Золотыми Яблоками Запада! – пробормотал мастер Натаниэль. – Я и не подозревал, что эти проклятые горы рядом. Как хорошо, что Ранульф далеко и в безопасности.
Расспросив о местонахождении фермы Бормоти, он свернул с большой дороги в долину – очень красивую в осеннем убранстве. Виноград уже собрали, вместо плодов его лозы были украшены золотом и пурпуром. Отдельные узкие продолговатые листочки дикой вишни еще сохранили свой бутылочно-зеленый цвет, тогда как другие, растущие на той же веточке, приобрели нежный розовато-оранжевый оттенок, похожий на мясо лосося. Цветовая гамма шелковицы рас тянулась от канареечно-желтого до травянисто-зеленого. Рябина стала волшебно-розовой (и этот цвет соперничал по красоте даже с ее алыми ягодами), густо посаженная рядом олива всем своим видом выражала готовность воспламениться от ее огня и украсить свой нежный, пепельно-серый наряд. Тропа была сплошь усеяна оливками, похожими на черный блестящий помет какого-то невиданного зверя. Березы дрожа ли и трепетали, словно каждая их ветвь – золотая удочка, подрагивающая в таинственных водах. Стоял один из тех таинственных осенних дней, когда все кажется очень ярким, хотя солнце спряталось за облаками, а лучезарные деревья с легкостью внушают, что именно они являются источником света, затопившего долину.
Изредка пролетала крохотная желтая бабочка, словно желтый листок, оторвавшийся от одной из берез; время от времени один из дубов, терял желудь, падавший с глухим стуком, – словно для того, чтобы напомнить о своем безмятежном существовании.
Мастер Натаниэль не встретил ни души с тех пор, как выехал из деревни, однако время от времени он видел вдалеке, сквозь виноградники, пахаря, шагающего за плугом, и его рубаха была тем недостающим голубым штрихом, который превращал картинку в легенду. Иногда виднелся голубой дымок, выдававший близость человеческого жилья. Какой-то одинокий петух важно расхаживал перед красной виноградной лозой, как торговец – перед своим товаром, щеголяя, словно для рекламы, гребешком еще более яркого цвета, чем виноградные листья. Неподалеку шелестел тростник, лежащий около костра для просушки; он поблескивал матово-белым и розовато-серым и напоминал экзотические фруктовые деревья в цвету. Живописными были даже звуки в долине: позвякиванье бубенчиков вызывало в воображении стада коз; лай собак рисовал образ уютного фермерского домика и крылечка, залитых солнцем.
Пока мастер Натаниэль ленивой трусцой ехал по тропинке, его мысли обращались к фермеру Бормоти, который наверняка много раз точно так же проезжал по этим местам и слышал и видел в точности то же, что он слышит и видит сейчас.
Да, фермер Бормоти был когда-то таким же живым человеком, как он сам. И миллионы других, чьих имен он никогда не узнает – тоже. А однажды он сам станет узником, заключенным в памяти других людей. А потом останется только в нескольких словах, вырезанных на камне. Что это будут за слова?..
Вдруг его охватило неодолимое желание снова обнять Ранульфа. Как приятно было думать, что сын ждет его на ферме!
Мастер Натаниэль, должно быть, уже приближался к цели своего путешествия, потому что вдалеке можно было различить силуэт женщины, стирающей белье в каменном корыте.
«Интересно, это и есть вдова?» – подумал мастер Натаниэль, и легкий холодок пробежал у него по спине.
Но прачка оказалась совсем молоденькой девушкой.
Мастер Натаниэль решил, что это, видимо, Хейзел.
Он остановил коня и спросил, это ли ферма Бормоти.
– Да, сэр, – коротко ответила Хейзел, немного испуганно и в то же время вызывающе, что было характерно для ее манеры говорить.
– Ну что ж, тогда все в порядке. Но мне сказали, что я найду процветающую ферму, а о том, что фермером будет такое очаровательное создание, предупредить забыли. – И он задорно подмигнул.
Такая манера обращения с молодыми женщинами не была свойственна мастеру Натаниэлю. Но он заранее придумал роль, которую собирался разыграть на ферме, и уже вошел в образ.
Проехав полпути по направлению к Лебеди, он привязал коня к дереву, прилег отдохнуть и нечаянно задремал.
Внезапно его разбудил сухой короткий смешок. Оглянувшись, он увидел рядом с собой старика с неестественно яркими глазами.
– Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, я вас не знаю. Кто вы такой? – раздраженно осведомился мастер Натаниэль.
Старик закрыл глаза, сделал несколько глотательных движений и, гримасничая, прокричал:
Затем он затопал ногами, словно сказал со всем не то, что собирался сказать.
– Кто я? И кто ты?
Разгадай мою загадку,
Иди и смотри!
«Что это еще за тип?» – подумал мастер Натаниэль и снова закрыл глаза в надежде, что старик уберется восвояси. Но тот и не думал уходить, более того, он бесцеремонно уселся рядом и время от времени подталкивал его локтем, словно пытаясь окончательно отогнать сон.
– Что ты пристал ко мне? – с недоумением повернулся к нему мастер Натаниэль.
старик продолжал говорить загадками.
– Я дою голубых овец,
Я вяжу снопы из красных цветов,
Я тку предания мертвых часов, —
– О, в самом деле? Ну так и отправляйся доить своих красных овец… А я хочу спать, – и мастер Натаниэль натянул шляпу на глаза.
Резкая боль заставила его подскочить. Старик ткнул его посохом в живот, а теперь стоял, слегка склонив голову на бок и глядя на него пугающе яркими глазами.
– Что ты себе позволяешь! – сердито закричал мастер Натаниэль. – Ты мне надоел, старик, оставь меня в покое!
Но тот указывал на дерево, произнося при этом какие-то короткие нечленораздельные звуки.
Потом он подошел ближе и, приблизив губы к самому уху мастера Натаниэля, прошептал:
– Что это такое: дерево и все-таки не дерево, человек и все же не человек, немой, но может рассказывать тайны, не имеет рук, но может ударить?
Затем, поднявшись на ноги, он отступил на несколько шагов, как бы проверяя впечатление, произведенное его словами, и теперь стоял, потирая руки.
«Кажется, он немного того…» – подумал мастер Натаниэль и добродушно спросил:
– И какой же ответ у твоей загадки, а?
Но старик опять утратил способность изъясняться членораздельно и мог только без конца повторять взволнованно:
– Копай… копай… копай…
– Копай… копай… копай… Вот, значит, какой ответ у твоей загадки, да? Если ты хочешь мне что-то сказать, не мог бы ты выражаться хоть чуточку яснее?
И вдруг он вспомнил старое суеверие: Молчальники, или мертвецы, возвращаясь в Доримар, могут изъясняться только загадками или обрывками рифм. Он внимательно посмотрел на старика.
– Кто ты? – снова спросил мастер Натаниэль. Последовал тот же ответ:
– Копай… копай… копай…
– Попробуй-ка назвать мне свое имя. Старик крепко зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, явно совершая невероятное усилие, очень медленно произнес:
– Лови-воз-мож-потребн-потребн… копай… копай… Меня зовут Пор-ту-нус.
– Ну вот, наконец получилось. Значит, тебя зовут Портунус?
Но старик нетерпеливо затопал ногами.
– Работа! Работай!.. – кричал он.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе в чем-то, старина? – спросил мастер Натаниэль.
Но старик раздраженно покачал головой.
– Работник, – удалось ему выдавить. – Копай… копай…
Тут он разразился прескверными виршами:
Наконец мастер Натаниэль оставил всякие попытки добиться от него чего-нибудь вразумительного и отвязал коня. Но когда он попытался сесть верхом, старик схватился за стремя и, умоляюще глядя на него, стал опять повторять:
– Копай и рой, рой и копай.
Кобылу в бричку фермера запрягай.
– Копай… копай… копай…
Мастер Натаниэль вынужден был оттолкнуть его довольно грубо. Но еще долго после того, как он потерял его из виду, до него доносился голос, кричавший где-то далеко:
– Копай… Копай…
«Интересно, что же этот старикан пытался мне сказать?» – задумался мастер Натаниэль.
Утром следующего дня он прибыл в деревню Лебедь.
Здесь осень едва достигла своей великолепной кульминации. Золотые и багряные деревья пламенно разыгрывали свое неподвижное действо на фоне вечнозеленых сосен, темнеющих вдали, на склонах гор.
– Клянусь Золотыми Яблоками Запада! – пробормотал мастер Натаниэль. – Я и не подозревал, что эти проклятые горы рядом. Как хорошо, что Ранульф далеко и в безопасности.
Расспросив о местонахождении фермы Бормоти, он свернул с большой дороги в долину – очень красивую в осеннем убранстве. Виноград уже собрали, вместо плодов его лозы были украшены золотом и пурпуром. Отдельные узкие продолговатые листочки дикой вишни еще сохранили свой бутылочно-зеленый цвет, тогда как другие, растущие на той же веточке, приобрели нежный розовато-оранжевый оттенок, похожий на мясо лосося. Цветовая гамма шелковицы рас тянулась от канареечно-желтого до травянисто-зеленого. Рябина стала волшебно-розовой (и этот цвет соперничал по красоте даже с ее алыми ягодами), густо посаженная рядом олива всем своим видом выражала готовность воспламениться от ее огня и украсить свой нежный, пепельно-серый наряд. Тропа была сплошь усеяна оливками, похожими на черный блестящий помет какого-то невиданного зверя. Березы дрожа ли и трепетали, словно каждая их ветвь – золотая удочка, подрагивающая в таинственных водах. Стоял один из тех таинственных осенних дней, когда все кажется очень ярким, хотя солнце спряталось за облаками, а лучезарные деревья с легкостью внушают, что именно они являются источником света, затопившего долину.
Изредка пролетала крохотная желтая бабочка, словно желтый листок, оторвавшийся от одной из берез; время от времени один из дубов, терял желудь, падавший с глухим стуком, – словно для того, чтобы напомнить о своем безмятежном существовании.
Мастер Натаниэль не встретил ни души с тех пор, как выехал из деревни, однако время от времени он видел вдалеке, сквозь виноградники, пахаря, шагающего за плугом, и его рубаха была тем недостающим голубым штрихом, который превращал картинку в легенду. Иногда виднелся голубой дымок, выдававший близость человеческого жилья. Какой-то одинокий петух важно расхаживал перед красной виноградной лозой, как торговец – перед своим товаром, щеголяя, словно для рекламы, гребешком еще более яркого цвета, чем виноградные листья. Неподалеку шелестел тростник, лежащий около костра для просушки; он поблескивал матово-белым и розовато-серым и напоминал экзотические фруктовые деревья в цвету. Живописными были даже звуки в долине: позвякиванье бубенчиков вызывало в воображении стада коз; лай собак рисовал образ уютного фермерского домика и крылечка, залитых солнцем.
Пока мастер Натаниэль ленивой трусцой ехал по тропинке, его мысли обращались к фермеру Бормоти, который наверняка много раз точно так же проезжал по этим местам и слышал и видел в точности то же, что он слышит и видит сейчас.
Да, фермер Бормоти был когда-то таким же живым человеком, как он сам. И миллионы других, чьих имен он никогда не узнает – тоже. А однажды он сам станет узником, заключенным в памяти других людей. А потом останется только в нескольких словах, вырезанных на камне. Что это будут за слова?..
Вдруг его охватило неодолимое желание снова обнять Ранульфа. Как приятно было думать, что сын ждет его на ферме!
Мастер Натаниэль, должно быть, уже приближался к цели своего путешествия, потому что вдалеке можно было различить силуэт женщины, стирающей белье в каменном корыте.
«Интересно, это и есть вдова?» – подумал мастер Натаниэль, и легкий холодок пробежал у него по спине.
Но прачка оказалась совсем молоденькой девушкой.
Мастер Натаниэль решил, что это, видимо, Хейзел.
Он остановил коня и спросил, это ли ферма Бормоти.
– Да, сэр, – коротко ответила Хейзел, немного испуганно и в то же время вызывающе, что было характерно для ее манеры говорить.
– Ну что ж, тогда все в порядке. Но мне сказали, что я найду процветающую ферму, а о том, что фермером будет такое очаровательное создание, предупредить забыли. – И он задорно подмигнул.
Такая манера обращения с молодыми женщинами не была свойственна мастеру Натаниэлю. Но он заранее придумал роль, которую собирался разыграть на ферме, и уже вошел в образ.