С ночной Десны веет свежим холодком. Неугомонно вперед и вперед бегут ее светлые воды и будто влекут за собой мысли княжны далеко-далеко отсюда. Она тянется всей душой к зеленым лесам, к текучим водам, то бурным, то тихим и убаюкивающим. Тянется к ним, как росток к живительному солнцу… Уселась на подоконник, мысленно увидела тропы, которые вели ее когда-то по склонам Болдиных гор на душистые задеснянские луга… Хорошо было там, в кругу милых подружек! Милана созывала на праздники всех зареченских девушек. Как весело кружились они в танцах, пели веснянки, играли в прятки, перекликаясь, вздрагивая от радости и страха, что тебя найдут и схватят ловкие девичьи руки! А набегавшись, выходили на опушку рощи, собирали цветы, садились в круг и плели венки, пестрые, яркие, свежие…
Где они сейчас, девицы красные? Бежали с родными в чащи лесные, а может, стали полонянками хозар, терпят позор и надругательство на истоптанной злым ворогом земле? Где Милана, подружка любимая? Как живет она с ладом своим? Неужто не спаслась от хозарской неволи? Неужто не оповестили их вовремя княжьи гонцы? Не должно так быть. Младан, ее муж, силен и храбр. Не позволит над ней глумиться: либо в острог отвез под защиту стен, либо в леса, в дебри непроходимые, а сам пошел сражаться в ополчение…
А она, Черная, не спрячется теперь. Ее судьба решится здесь, на ратном поле, под стенами града… Неведомо, как решится…
И страшно и горько на душе. За что карают ее боги?
Почему так немилосердны к ней?
Как непонятно создано все в мире. Одни страдают оттого, что появились в нем без красоты телесной, другие потому, что красота их слепит глаза. Так кто же тогда счастлив? Те, что облюбованы судьбой? Кто занял в жизни золотую середину? А может быть, счастливых вовсе не бывает, а счастье только призрак, мечта, к которой все идут неведомыми бесконечными путями? Кто-нибудь же достигает счастья? Да только пути-дороги у людей разные: у одних – торные, прямые, ровные, у других – ненадежные, зыбкие, извилистые, невесть куда ведут, а то и в трясину заводят…
Черная закрыла глаза, гонит неутешные думы. Да, видно, нелегко уйти от них, как черные мухи роятся в голове.
Как там отец? Что делается сейчас за Болдиными горами, куда должен вывести князь воинов? Спокойная жизнь в северянских лесах не понуждала ее раньше думать о ратных приготовлениях в остроге. С тех пор как помнит себя княжна, всегда стояли высокие стены и тут, в детинце, и в окольном граде, а ров, наполненный водой, надежно ограждал черниговские стены. Ничего больше не знала она, а князь, оказывается, не сидел сложа руки. Теперь только поведал дочери, что выйдет из острога с воинами подземным ходом в заросли вдоль Белоус-реки. А оттуда в тыл хозарского лагеря и свалится врагам как снег на голову на рассвете, когда те будут спать крепким сном.
Захотелось увидеть таинственное место, где должны открыться кованные железом двери и выпустить из подземелья вооруженных с ног до головы дружинников, воинов народного ополчения. Посчастливится ли пройти незаметно, напасть внезапно? «О боги, смилуйтесь над нами! Помогите князю и воинам северянским! Пошлите победу над врагом! Спасите нас от позора и плена», – жарко молилась княжна.
Уж далеко за полночь. Если все обошлось хорошо и Всеволоду удалось избежать встречи с хозарами, значит, он вышел на торную дорогу, уже должен быть в Ольжичах. Кони его быстры и сильны. И Сокол и Вороной, как только выйдут на простор, помчатся быстрее птицы, обгонят ветер! Не только в Ольжичи – в Киев могут за ночь доскакать!.. А там – надежда на Олега. Он обещал, и слово его верно. Немедля двинется сюда на помощь. Да и прямая выгода в том Киеву. Олег говорил, что хочет собрать воедино все силы русичей и вывести их против хозар и печенегов.
Эти мысли ободрили Черную. Обняв колени, сидела она на подоконнике, устремив печальный взгляд в темноту ночи. За далекими лесами виделись ей Ольжичи. Что ей расстояния, что тьма кромешная, если в мыслях затеплилась надежда и свет ее прокладывает путь к беспокойному сердцу?.. Словно во сне предстал перед ней Олег, статный, осанистый, но почему-то грозный. Слово его – как гром, взгляд – как сталь. Скажет ли, глянет ли, не то что люди – трава стелется перед ним… Вот стоит он у лесной опушки на ратном поле, пристально, нахмурясь смотрит вдаль, прямо на Чернигов. И не поймешь: гневается или нацелился в кого-то. Потом вскакивает на коня и первым вылетает на торную дорогу. За ним Тучей движется дружина, будит ночную темень… Конь под князем белый, весь светится в ночи, стелется по ветру его пышная грива. За плечами князя плащ развевается, как могучие крылья. Вот-вот поднимут они витязя вместе с конем и перенесут через повитые сумраком леса прямо на княжью гору, в черниговский острог.
Она закрыла глаза, радуясь сладкому трепету сердца. Еще ближе, еще яснее видит перед собой Олега. Только не на коне уже. С непокрытой головой стоит он перед ней. Наклонился, и волосы его, густые, мягкие, щекочут ее лицо. От этого замирает сердце и бесконечно долго хочется смотреть в его очи, не то закрыла б глаза и упала бы ему на грудь… Да, только теперь поняла она, как он прекрасен, с какою силой овладели ею чувства, пробужденные Олегом. «Я люблю его, – шепчет Черная, – всемогущие боги, услышьте меня! Я люблю его. Это тот, кто снился мне по ночам. Из-за него отказывала я всем князьям. Я знала, я знала, что он не такой, как все другие, что приезжали сватать меня в жены! Я верила: он где-то есть, и он пришел. Сама судьба свела меня с Олегом. Он спас меня в лесу от лютых волков. Потом пришел в мой терем и говорил о помощи, о союзе…» Черная вздрогнула и проснулась. Радость теплой волной обдала ее. Отныне она уверена, что князь спасет ее. Теперь ей ничто не страшно! Она соскочила с подоконника и заходила по комнате. Но вдруг иное воспоминание встало перед ней… Дружинник Всеволод. Как быть с ним? Ведь он живет надеждами и верой в свое счастье, в то, что любовь его и беззаветную преданность княжна вознаградит своей любовью… Потому и пошел он к князю в дружинники, вызвал кагана на поединок, помчался от нее гонцом к Олегу… Неужто она разобьет его веру, обманет надежды? Зачем же было поощрять? И как он понял ее в ту встречу, когда она на радостях его поцеловала? Быть может, он принял это как знак ее любви? Но это же не так… Вдруг откуда-то снизу до нее донесся приглушенный и сразу оборвавшийся крик. Черная вся напряглась, мелькнула испуганная мысль: кто там кричит? И почему? Но в это время внизу поднялись шум, суета, послышались топот ног, звон мечей, тяжелые удары.
Ошеломленная княжна кинулась к двери, но не успела протянуть руку, чтобы ее открыть, как кто-то дернул дверь к себе и в комнату вбежала бледная, дрожащая нянька.
– Спасайся, дитятко… хозары! – задыхаясь, прохрипела старуха. Потом схватила Черную за руку и хотела увести ее из опочивальни, но тут же в ужасе отшатнулась и захлопнула дверь. – Они уже здесь, – прошептала она, торопливо запирая дверь на засов. – Что же нам делать? Боги! Что теперь делать?
Нянька растерянно оглядывалась, ища опоры и совета. А Черная никак не могла собраться с мыслями, понять, что происходит. Она все еще была во власти недавней тишины, надежд и дорогих сердцу видений… Откуда взялись здесь хозары? Как могли они сюда проникнуть незаметно, неслышно, без стычек с воинами, через ров, через две стены укреплений?.. И, судя по гортанным выкрикам, их много… Но как бы ни добрались, они здесь. Они вступили в бой с охраной. За дверью слышны вопли и лязг мечей. Кто-то упорно не сдается, не отступает, сражается за жизнь княжны здесь, на пороге смерти…
Черная понимает: смельчакам не выстоять в неравной борьбе. Нужно самой искать спасенья. Отчаянный взгляд ее упал на раскрытое окно. И тут же молнией сверкнула мысль: бежать отсюда, как тогда бежала в лес после сватовства хозар, после разговора с отцом!
Уверенная, что выход найден, княжна бросилась к стене, где висело ее оружие и арканы для охоты. Но вдруг остановилась, похолодев от ужаса: на стене висели лук, подаренный каганом, колчан с золотыми стрелами, теми, что Амбал советовал бить только редкостных птиц… Но главного, арканов, не было!
Смертельно бледная княжна обернулась к няньке.
– Здесь висели арканы, – закричала она, – те, что отец позволил накинуть на рога оленя, которого я поймала на первой охоте! Где они? В них мое спасение, нянька!
Старуха горестно смотрела на нее, видно не понимая или не зная, что сказать. Наконец она спохватилась:
– Ах, дитятко! Ах, горюшко мое! Были, правда были они здесь. А когда ты тогда сбежала в лес, князь приказал убрать отсюда арканы. Ведь один из них тогда нашли спущенным в окно…
«Князь?.. Велел убрать? – лихорадочно билась мысль. – Так что же теперь делать?» «Отец!» – хотела она крикнуть, но тут, поддавшись под напором хозар, затрещали двери. И отчаяние ее погасло сразу вместе с этим треском. Решительно и гневно схватилась она за оружие. И только успела наложить стрелу, как сорвались запоры, и двери с грохотом распахнулись.
Откуда только взялись силы у старухи! Нянька, словно тигрица, метнулась вперед, загородила путь к Черной.
– Не смейте! – кричала она, широко расставив руки. – Не смейте подходить к княжне!
Амбал молча ударил ее в грудь мечом и первым ворвался в опочивальню, оттолкнув ногой упавшую замертво старуху. Он торжествовал победу и потому забыл об осмотрительности. А княжна воспользовалась неосторожностью врага и пустила в него золотую стрелу. Ту самую, из того лука, которые передавал он княжне как подарок кагана.
Удар пришелся в живот. И хотя попал он на целую ладонь ниже сердца, то был удар смертельный: стрела вошла в живот по самое перо. Амбал взревел и, выронив меч, схватился обеими руками за оперенный конец стрелы. Он пытался вырвать ее, но не смог и, зло оскалив зубы, с ненавистью глядел на стоявшую вблизи окна княжну. Лицо его стало землисто-серым.
Хозары испугались неожиданного сопротивления и подались назад. Заговорщики видели, как задыхается в предсмертных муках Амбал, видели, что княжна снова держит в руках наложенную на тетиву стрелу. Они растерянно переглядывались, не решаясь двинуться вперед.
Амбал между тем корчился от страшной боли. На лбу его выступил холодный пот; он весь дрожал и все еще пытался выдернуть застрявшую глубоко в животе стрелу. Он орал, катаясь по полу, извиваясь, как раздавленная змея.
Он страдал не только от боли – от горьких мыслей. Кто велел ему именно сейчас выкрасть княжну? Никто. Зачем же было рисковать раньше времени, когда еще неизвестно, чем закончится вылазка княжеской дружины? Хотелось угодить кагану! Опередить Баглая! Думал, воспользуется отсутствием князя, схватит спящую девушку, перекинет через седло и за острог с нею! Прямо в хозарский стан, к Кирию! Вот тебе подарок от Амбала! Без сечи, без лишних потерь, подарок от верного слуги. А княжна вишь как встретила… Стрелами, золотыми стрелами Кирия. О небо! Неужели это конец?
Черная поймала его мятущийся взгляд и громко крикнула:
– Что, тяжела стезя измены и предательства? Новый приступ ярости охватил Амбала. Собрав последние силы, словно вепрь бросился он к девушке, хотел схватить за горло, задушить ее.
Но точно пущенная княжной вторая стрела вонзилась в сердце предателя. Амбал покачнулся и грохнулся на пол, прямо под ноги хозар.
У Черной не осталось больше стрел. Значит, она безоружна, в поединке на саблях слаба, да и врагов тут целая свора… Нападающие увидели, что стрел у нее больше нет. Они двинулись вперед.
Княжна отступила вплотную к окну.
– Ну, княжна, не дури, – с опаской подвигаясь к ней, уговаривал ее высокий плечистый хозарин, – мы ничего худого тебе не сделаем. Завернем в плащ, вот и все. Нам только надо, чтоб ты не кричала, не противилась.
– Пока из острога вывезем, – добавил другой, – а там и до кибитки кагана недалеко. Ждет он тебя, княжна!
– Не дождется он! – с решимостью отчаяния воскликнула она и вскочила на подоконник.
Дальше была непроглядная тьма… Самый темный предрассветный час. Ни малейшего лучика, ни просвета – вестника нового дня, новой надежды на спасение… А перед ней враги, не люди, а звери, которые грозят схватить ее, связать и унести в хозарский стан на посмеяние, на поругание, на гибель…
Она стояла, глядя на хозар, глаза ее сверкали гневом и угрозой. Но те не верили в возможность отчаянного шага и все ближе подвигались к ней.
Уже, казалось, стоит сделать один только шаг – и они схватят княжну. Она вздрогнула, вдруг почувствовала за спиной холодное дыхание ночи, темной зловещей пропасти. Но цепкие, протянутые к ней руки были еще страшнее, еще более зловещи… Нет, нет, лучше смерть, чем полон! Она не станет полонянкой! Ни за что на свете не покинет родимый край! Она…
Высокий хозарин сделал движение вперед. И в тот же миг княжна оторвалась от окна и полетела вниз, широко раскинув руки, будто ловя ими какую-то опору. Ее встретили и тут же расступились раскидистые ветви старого дуба, покрытые росою листья. Она прошла сквозь них навстречу холодной бездне, каменным плитам под ее окном…
Хозары застыли, пораженные увиденным и еще более – страхом. Что ждет их теперь? Гнев всесильного кагана?..
XXXIII. КОЛИ СОКОЛ ВЫСОКО ЛЕТАЕТ, НЕ ДАЕТ ГНЕЗДО СВОЕ В ОБИДУ
Где они сейчас, девицы красные? Бежали с родными в чащи лесные, а может, стали полонянками хозар, терпят позор и надругательство на истоптанной злым ворогом земле? Где Милана, подружка любимая? Как живет она с ладом своим? Неужто не спаслась от хозарской неволи? Неужто не оповестили их вовремя княжьи гонцы? Не должно так быть. Младан, ее муж, силен и храбр. Не позволит над ней глумиться: либо в острог отвез под защиту стен, либо в леса, в дебри непроходимые, а сам пошел сражаться в ополчение…
А она, Черная, не спрячется теперь. Ее судьба решится здесь, на ратном поле, под стенами града… Неведомо, как решится…
И страшно и горько на душе. За что карают ее боги?
Почему так немилосердны к ней?
Как непонятно создано все в мире. Одни страдают оттого, что появились в нем без красоты телесной, другие потому, что красота их слепит глаза. Так кто же тогда счастлив? Те, что облюбованы судьбой? Кто занял в жизни золотую середину? А может быть, счастливых вовсе не бывает, а счастье только призрак, мечта, к которой все идут неведомыми бесконечными путями? Кто-нибудь же достигает счастья? Да только пути-дороги у людей разные: у одних – торные, прямые, ровные, у других – ненадежные, зыбкие, извилистые, невесть куда ведут, а то и в трясину заводят…
Черная закрыла глаза, гонит неутешные думы. Да, видно, нелегко уйти от них, как черные мухи роятся в голове.
Как там отец? Что делается сейчас за Болдиными горами, куда должен вывести князь воинов? Спокойная жизнь в северянских лесах не понуждала ее раньше думать о ратных приготовлениях в остроге. С тех пор как помнит себя княжна, всегда стояли высокие стены и тут, в детинце, и в окольном граде, а ров, наполненный водой, надежно ограждал черниговские стены. Ничего больше не знала она, а князь, оказывается, не сидел сложа руки. Теперь только поведал дочери, что выйдет из острога с воинами подземным ходом в заросли вдоль Белоус-реки. А оттуда в тыл хозарского лагеря и свалится врагам как снег на голову на рассвете, когда те будут спать крепким сном.
Захотелось увидеть таинственное место, где должны открыться кованные железом двери и выпустить из подземелья вооруженных с ног до головы дружинников, воинов народного ополчения. Посчастливится ли пройти незаметно, напасть внезапно? «О боги, смилуйтесь над нами! Помогите князю и воинам северянским! Пошлите победу над врагом! Спасите нас от позора и плена», – жарко молилась княжна.
Уж далеко за полночь. Если все обошлось хорошо и Всеволоду удалось избежать встречи с хозарами, значит, он вышел на торную дорогу, уже должен быть в Ольжичах. Кони его быстры и сильны. И Сокол и Вороной, как только выйдут на простор, помчатся быстрее птицы, обгонят ветер! Не только в Ольжичи – в Киев могут за ночь доскакать!.. А там – надежда на Олега. Он обещал, и слово его верно. Немедля двинется сюда на помощь. Да и прямая выгода в том Киеву. Олег говорил, что хочет собрать воедино все силы русичей и вывести их против хозар и печенегов.
Эти мысли ободрили Черную. Обняв колени, сидела она на подоконнике, устремив печальный взгляд в темноту ночи. За далекими лесами виделись ей Ольжичи. Что ей расстояния, что тьма кромешная, если в мыслях затеплилась надежда и свет ее прокладывает путь к беспокойному сердцу?.. Словно во сне предстал перед ней Олег, статный, осанистый, но почему-то грозный. Слово его – как гром, взгляд – как сталь. Скажет ли, глянет ли, не то что люди – трава стелется перед ним… Вот стоит он у лесной опушки на ратном поле, пристально, нахмурясь смотрит вдаль, прямо на Чернигов. И не поймешь: гневается или нацелился в кого-то. Потом вскакивает на коня и первым вылетает на торную дорогу. За ним Тучей движется дружина, будит ночную темень… Конь под князем белый, весь светится в ночи, стелется по ветру его пышная грива. За плечами князя плащ развевается, как могучие крылья. Вот-вот поднимут они витязя вместе с конем и перенесут через повитые сумраком леса прямо на княжью гору, в черниговский острог.
Она закрыла глаза, радуясь сладкому трепету сердца. Еще ближе, еще яснее видит перед собой Олега. Только не на коне уже. С непокрытой головой стоит он перед ней. Наклонился, и волосы его, густые, мягкие, щекочут ее лицо. От этого замирает сердце и бесконечно долго хочется смотреть в его очи, не то закрыла б глаза и упала бы ему на грудь… Да, только теперь поняла она, как он прекрасен, с какою силой овладели ею чувства, пробужденные Олегом. «Я люблю его, – шепчет Черная, – всемогущие боги, услышьте меня! Я люблю его. Это тот, кто снился мне по ночам. Из-за него отказывала я всем князьям. Я знала, я знала, что он не такой, как все другие, что приезжали сватать меня в жены! Я верила: он где-то есть, и он пришел. Сама судьба свела меня с Олегом. Он спас меня в лесу от лютых волков. Потом пришел в мой терем и говорил о помощи, о союзе…» Черная вздрогнула и проснулась. Радость теплой волной обдала ее. Отныне она уверена, что князь спасет ее. Теперь ей ничто не страшно! Она соскочила с подоконника и заходила по комнате. Но вдруг иное воспоминание встало перед ней… Дружинник Всеволод. Как быть с ним? Ведь он живет надеждами и верой в свое счастье, в то, что любовь его и беззаветную преданность княжна вознаградит своей любовью… Потому и пошел он к князю в дружинники, вызвал кагана на поединок, помчался от нее гонцом к Олегу… Неужто она разобьет его веру, обманет надежды? Зачем же было поощрять? И как он понял ее в ту встречу, когда она на радостях его поцеловала? Быть может, он принял это как знак ее любви? Но это же не так… Вдруг откуда-то снизу до нее донесся приглушенный и сразу оборвавшийся крик. Черная вся напряглась, мелькнула испуганная мысль: кто там кричит? И почему? Но в это время внизу поднялись шум, суета, послышались топот ног, звон мечей, тяжелые удары.
Ошеломленная княжна кинулась к двери, но не успела протянуть руку, чтобы ее открыть, как кто-то дернул дверь к себе и в комнату вбежала бледная, дрожащая нянька.
– Спасайся, дитятко… хозары! – задыхаясь, прохрипела старуха. Потом схватила Черную за руку и хотела увести ее из опочивальни, но тут же в ужасе отшатнулась и захлопнула дверь. – Они уже здесь, – прошептала она, торопливо запирая дверь на засов. – Что же нам делать? Боги! Что теперь делать?
Нянька растерянно оглядывалась, ища опоры и совета. А Черная никак не могла собраться с мыслями, понять, что происходит. Она все еще была во власти недавней тишины, надежд и дорогих сердцу видений… Откуда взялись здесь хозары? Как могли они сюда проникнуть незаметно, неслышно, без стычек с воинами, через ров, через две стены укреплений?.. И, судя по гортанным выкрикам, их много… Но как бы ни добрались, они здесь. Они вступили в бой с охраной. За дверью слышны вопли и лязг мечей. Кто-то упорно не сдается, не отступает, сражается за жизнь княжны здесь, на пороге смерти…
Черная понимает: смельчакам не выстоять в неравной борьбе. Нужно самой искать спасенья. Отчаянный взгляд ее упал на раскрытое окно. И тут же молнией сверкнула мысль: бежать отсюда, как тогда бежала в лес после сватовства хозар, после разговора с отцом!
Уверенная, что выход найден, княжна бросилась к стене, где висело ее оружие и арканы для охоты. Но вдруг остановилась, похолодев от ужаса: на стене висели лук, подаренный каганом, колчан с золотыми стрелами, теми, что Амбал советовал бить только редкостных птиц… Но главного, арканов, не было!
Смертельно бледная княжна обернулась к няньке.
– Здесь висели арканы, – закричала она, – те, что отец позволил накинуть на рога оленя, которого я поймала на первой охоте! Где они? В них мое спасение, нянька!
Старуха горестно смотрела на нее, видно не понимая или не зная, что сказать. Наконец она спохватилась:
– Ах, дитятко! Ах, горюшко мое! Были, правда были они здесь. А когда ты тогда сбежала в лес, князь приказал убрать отсюда арканы. Ведь один из них тогда нашли спущенным в окно…
«Князь?.. Велел убрать? – лихорадочно билась мысль. – Так что же теперь делать?» «Отец!» – хотела она крикнуть, но тут, поддавшись под напором хозар, затрещали двери. И отчаяние ее погасло сразу вместе с этим треском. Решительно и гневно схватилась она за оружие. И только успела наложить стрелу, как сорвались запоры, и двери с грохотом распахнулись.
Откуда только взялись силы у старухи! Нянька, словно тигрица, метнулась вперед, загородила путь к Черной.
– Не смейте! – кричала она, широко расставив руки. – Не смейте подходить к княжне!
Амбал молча ударил ее в грудь мечом и первым ворвался в опочивальню, оттолкнув ногой упавшую замертво старуху. Он торжествовал победу и потому забыл об осмотрительности. А княжна воспользовалась неосторожностью врага и пустила в него золотую стрелу. Ту самую, из того лука, которые передавал он княжне как подарок кагана.
Удар пришелся в живот. И хотя попал он на целую ладонь ниже сердца, то был удар смертельный: стрела вошла в живот по самое перо. Амбал взревел и, выронив меч, схватился обеими руками за оперенный конец стрелы. Он пытался вырвать ее, но не смог и, зло оскалив зубы, с ненавистью глядел на стоявшую вблизи окна княжну. Лицо его стало землисто-серым.
Хозары испугались неожиданного сопротивления и подались назад. Заговорщики видели, как задыхается в предсмертных муках Амбал, видели, что княжна снова держит в руках наложенную на тетиву стрелу. Они растерянно переглядывались, не решаясь двинуться вперед.
Амбал между тем корчился от страшной боли. На лбу его выступил холодный пот; он весь дрожал и все еще пытался выдернуть застрявшую глубоко в животе стрелу. Он орал, катаясь по полу, извиваясь, как раздавленная змея.
Он страдал не только от боли – от горьких мыслей. Кто велел ему именно сейчас выкрасть княжну? Никто. Зачем же было рисковать раньше времени, когда еще неизвестно, чем закончится вылазка княжеской дружины? Хотелось угодить кагану! Опередить Баглая! Думал, воспользуется отсутствием князя, схватит спящую девушку, перекинет через седло и за острог с нею! Прямо в хозарский стан, к Кирию! Вот тебе подарок от Амбала! Без сечи, без лишних потерь, подарок от верного слуги. А княжна вишь как встретила… Стрелами, золотыми стрелами Кирия. О небо! Неужели это конец?
Черная поймала его мятущийся взгляд и громко крикнула:
– Что, тяжела стезя измены и предательства? Новый приступ ярости охватил Амбала. Собрав последние силы, словно вепрь бросился он к девушке, хотел схватить за горло, задушить ее.
Но точно пущенная княжной вторая стрела вонзилась в сердце предателя. Амбал покачнулся и грохнулся на пол, прямо под ноги хозар.
У Черной не осталось больше стрел. Значит, она безоружна, в поединке на саблях слаба, да и врагов тут целая свора… Нападающие увидели, что стрел у нее больше нет. Они двинулись вперед.
Княжна отступила вплотную к окну.
– Ну, княжна, не дури, – с опаской подвигаясь к ней, уговаривал ее высокий плечистый хозарин, – мы ничего худого тебе не сделаем. Завернем в плащ, вот и все. Нам только надо, чтоб ты не кричала, не противилась.
– Пока из острога вывезем, – добавил другой, – а там и до кибитки кагана недалеко. Ждет он тебя, княжна!
– Не дождется он! – с решимостью отчаяния воскликнула она и вскочила на подоконник.
Дальше была непроглядная тьма… Самый темный предрассветный час. Ни малейшего лучика, ни просвета – вестника нового дня, новой надежды на спасение… А перед ней враги, не люди, а звери, которые грозят схватить ее, связать и унести в хозарский стан на посмеяние, на поругание, на гибель…
Она стояла, глядя на хозар, глаза ее сверкали гневом и угрозой. Но те не верили в возможность отчаянного шага и все ближе подвигались к ней.
Уже, казалось, стоит сделать один только шаг – и они схватят княжну. Она вздрогнула, вдруг почувствовала за спиной холодное дыхание ночи, темной зловещей пропасти. Но цепкие, протянутые к ней руки были еще страшнее, еще более зловещи… Нет, нет, лучше смерть, чем полон! Она не станет полонянкой! Ни за что на свете не покинет родимый край! Она…
Высокий хозарин сделал движение вперед. И в тот же миг княжна оторвалась от окна и полетела вниз, широко раскинув руки, будто ловя ими какую-то опору. Ее встретили и тут же расступились раскидистые ветви старого дуба, покрытые росою листья. Она прошла сквозь них навстречу холодной бездне, каменным плитам под ее окном…
Хозары застыли, пораженные увиденным и еще более – страхом. Что ждет их теперь? Гнев всесильного кагана?..
XXXIII. КОЛИ СОКОЛ ВЫСОКО ЛЕТАЕТ, НЕ ДАЕТ ГНЕЗДО СВОЕ В ОБИДУ
Князь сел на коня и долго смотрел в темную прогалину меж деревьями, на свет-зарю, что только проглянула в мутном предутреннем небе. Казалась она ему печальной и кровавой сегодня. «Видно, не к добру», – подумал Черный. Много крови прольется на поле брани, под стенами Чернигова. Не ведомо, чьей больше: тех, что спят в хозарском лагере, усыпленные багряно-красной богиней, или тех, что смотрят сейчас на зловещее ее знамение.
Однако не пристало князю пугаться знамения. Да и недосуг. Заря – условный знак для всех отрядов, рассыпавшихся вдоль опушки леса, всех воинов земли Северянской и здесь, и в ополчении, которое должно подоспеть из городищ и градов окрестных. По этому знаку все заняли свои места, ждут его приказов. И отдавать их нужно тотчас, не медля. Князь тронул повод и направил коня на ратное поле, пристально вглядываясь в лица воинов.
Внезапность нападения казалась очевидной. Кони шли тихо: не то что ржания
– даже легкого пофыркивания не слыхать. А дружинники – воины опытные. Как барсы, легко и бесшумно следуют за своим князем, молчаливые, настороженные, готовые по первому знаку ринуться в бой, посечь врагов своих мечами.
Наступали с двух сторон: с западной и северной. Восточную оставили для ополчения, которое должно добивать отступающих, а в случае нужды идти на помощь дружинникам. Как предводитель войска, князь готовился первым пригвоздить мечом к земле спящего хозарина. Однако же все вышло по-иному: оказалось, не спят хозары! Ждут северян! Хоть не в строю, не подготовлены, как должно к бою, но не спят! Что это? Провидение ли подняло лагерь резкими звуками горнов перед самым нападением северян? А может быть, измена? Кто то успел предупредить врагов?
Как быть теперь? Внезапность, на которую рассчитывал князь, утрачена, силы стали далеко не равными… Отходить? Но это бегство и позор… И не успеть уже. Хозары нагонят и раздавят его, как мокрицу, как червяка…
Дружина остановилась, ждет решения князя. Воины сбиты с толку и озадачены. Ведь все надеялись на тайну, на неожиданность удара по врагу… Но вдруг над полем взлетел чей-то радостный возглас:
– Они удирают! Глядите! Бегут во всю прыть! С севера идут на них наши ополченцы!
Это кричал Топчак, известный среди дружинников как зоркий и храбрый лазутчик. И все поверили. Видел он или не видел, как дрогнули и побежали хозары, как двинулась на них черниговская рать ополчения, но клич его взбодрил дружину, поднял уверенность в победе. Северяне пришпорили коней и с гиком понеслись на вражеский лагерь.
Не выдержали хозары стремительного натиска, пришли в смятение. Однако ненадолго, и то лишь передние ряды. Там, дальше, где стоял каган, а с ним построенные воины, растерянности не видно было.
Князь понимал: исход сражения может решить теперь только мужество и храбрость воинов, их стойкость и ненависть к врагу. Но никому теперь не мог сказать об этом Черный. Уже началась жестокая сеча. Кони северян топтали бежавших хозар, а воины разили копьями. Подняв тяжелый меч, князь ринулся с дружинниками в гущу битвы…
Гудит земля под копытами, звенят мечи о шлемы и щиты каленые, а поднятая битвой пыль облаками носится над полем, застилая и небо, и солнце, и весь белый свет. В страшной свалке только крики победителей, вопли раненых, стон умирающих, жалобное ржание покалеченных лошадей доносятся к воинам, замершим на стенах черниговских, и говорят о том, что пир кровавый еще длится, что северянские воины угощают сватов незваных мечом и кровью.
Но вот на берегу Стрижня не выстояло ополчение, одни сложили головы в бою, другие бросились в бурные воды реки. Хозары приободрились, собрали воедино своих воинов и двинули их на князя. По всему видно, хотят они прижать его с дружиной к лесу и тем лишить возможности командовать, а значит, и решать исход сражения. Но Черный разгадал замысел хозаров.
– Братья! – прогремел его голос, заглушая бряцанье, звон и лязг мечей, крики наседающих хозар. – Вспомните завет дедов наших, славных мужей земли Северянской: «Лучше смерть, чем полон!» Под нами – наша земля, за нами должна остаться победа!.. Вперед, витязи! За честь, за славу северян, за волю земли Северянской!
Слова его пали в сердца людей, как зерно в разрыхленную пашню.
Взъярились воины, ощетинились мечами, укрепили свой разум силой, а сердца – отвагой и словно туры кинулись на извечных врагов своих, ненавистных хозар.
Казалось, солнце остановилось, заглядевшись на могучую, не виданную здесь доселе сечу. Но в тучах пыли, в грудах сцепившихся в жестокой схватке тел, доспехов, коней не разобрать было, кто кого одолевает.
Поздним утром из острога пробился к войску северянскому гонец и, осадив в стороне, около раненых, взмыленного коня, крикнул тревожным, по-юношески ломким голосом:
– Где князь? В детинце несчастье!..
– Молчи! – зло обернулся к нему пожилой воин. – Здесь тоже не мед, хозар тьма, а князь ранен.
– О боги! – испугался отрок. – Что ж теперь будет?
– А будет то, что будет! – еще злее крикнул воин. – Чем хныкать здесь, пошел бы да пособил нашим. Мы ждем подкрепления, вот-вот подойдет к нам новое ополчение из Путивля, Сиверска, Снятина и Стародуба. Да и мечи у северян еще остры. Еще будет сеча, отрок! Жестокая сеча!..
Но тот, понурясь, тихо ответил:
– Что с того! Княжны-то уже нет. Все, кто услышал эти страшные слова, мгновенно обернулись, испуганно уставились на отрока.
– Как так – нет?
– Да говорю же, несчастье там: княжну хотели выкрасть, а она выбросилась из окна и насмерть разбилась о камни. Люди наперебой закричали:
– А кто не уберег княжну?
– Выкрасть хотели? Кто? Как?
– Да не пробрались ли в острог хозары?
– Незачем было туда им пробираться, – печально ответил отрок. – В самом остроге было кому служить кагану: Амбала нашли убитым в тереме.
– Амбала? – в один голос воскликнули раненые. – Он погиб, защищая княжну?
– Как же! – обозлился отрок. – Помните золотые стрелы, подаренные княжне сватами кагана? Обе пустила она в Амбала.
Пораженные ужасной вестью о гибели княжны, воины замолкли. Лежали или сидели поникшие, словно пришибленные тяжким горем. Но когда гонец хотел было двинуться дальше, они встрепенулись, загородили ему дорогу.
– Ты хочешь рассказать об этом князю?
– Да ведь нужно. Я для того и послан.
– Езжай назад в острог! – спокойно и решительно приказал тот, что первым заговорил с отроком. – Нельзя сейчас идти с таким известием к князю…
– Но почему нельзя? – упрямился юноша. – В детинце несчастье, княжна погибла! Княжны нет!
– Зато есть земля Северянская! – прикрикнул на него раненый. – А вести твои ей не сослужат службу. Княжне уже не поможешь, а смерть ее великой печалью и горем падет на сердце князя. Ослабнуть может он на ратном поле. Тут не слезы лить, а отомстить злым ворогам надо за смерть княжны! – Он грозно поглядел на отрока, потом обернулся и громко крикнул: – Эй, северяне! Слышали, что рассказал здесь отрок? Не время сейчас о ранах думать! Кто еще может держать оружие, садись на коней, скорей на поле брани! На злодейство коварных ворогов ответим крепкими ударами меча. Смерть за смерть, кровь за кровь!..
И снова северяне потеснили конников кагана, собрали воедино чуть было не разорванную вражеским клином рать. Нападали смело, рубились храбро, умирали, как достойные мужи: лицом к врагу и молча, не ропща на злую долю, не моля о пощаде.
Тяжело раненный князь Черный не мог уже держаться в седле, однако поле брани не оставил. Посаженный отроками на укрепленные меж двух коней носилки, он двигался вместе с ратью в первых ее рядах, подбадривая воинов и сильным голосом и тем, что здесь он, среди них.
Но все больше редела северянская рать, все больше павших и раненых оставалось на поле, силы таяли, уже явным становилось превосходство врага. Князь понял, что надо отступить, чтобы сохранить оставшееся войско от полного разгрома.
По приказу князя северяне выставили вперед самых крепких воинов дружины, чтобы они прикрывали отход, дав возможность отдохнуть обессилевшим, подобрать раненых.
Хозары поняли намерение Черного и нацелились отрезать его от острога, либо загнать с остатками воинов в лес. Да не успели: вдруг распахнулись Северные ворота Чернигова и оттуда ринулись на поле боя какие-то всадники. Мощный поток их, неудержимый и, казалось, бесконечный, стремительно приближался к самой гуще битвы.
Сеча прекратилась, и воины обеих сторон, оторопев, застыли, пораженные зрелищем неведомой рати, хлынувшей внезапно из острога. Все витязи вооружены с ног до головы, и чудилось, конца не будет им. Всадники быстро развернулись и грозной лавиной обрушились на хозар.
Дружинники, охранявшие Черного, расчищая себе путь, пробились вместе с князем на видное место. Черный все еще не мог понять, кто они? Ратные люди из острога или ополченцы? Но откуда взялось их такое множество? Откуда такое оружие? А лавина воинов все ближе и ближе. Поднятые конями тучи пыли застлали все вокруг, не давая разглядеть, кто эти люди.
Но вот Черный заметил двух витязей. Они вырвались вперед и бурей понеслись прямо на пятившихся уже хозар. Передний витязь на белом коне, в багряно-красном плаще; второй за ним на вороном, таком же буйногривом, неистово диком жеребце.
Князь пристально вглядывался, все больше проникаясь чувством, что кого-то напоминают ему эти витязи, где-то видел он этих коней…
Вот передний вздымает над головой меч и, обернувшись, громко кричит что-то своим дружинникам. Черный напрягает слух… И вдруг переполнили его сердце бескрайняя радость и торжество.
– Олег! – закричал он во всю мочь. – Князь киевский пришел нам на помощь!
– Слава-а! Слава-а-а! – восторженно прокатилось по полю.
Дружинники, воодушевленные подмогой, как половодье, прорвавшее плотину, с удвоенной силой бросились на хозар. На крики их отозвались мощным гулом воины Олега. И вся масса объединившихся славян ринулась на хозар.
Каган растерялся. Не ожидал, что северяне имеют еще в запасе свежие силы. Не думал, что встретится под Черниговом с такой ратью, с таким отчаянным сопротивлением. А тут еще нахлынули, невесть откуда взявшиеся, новые полчища всадников. Иль народ всей Северянщины засел за стенами Чернигова? Когда успел князь собрать такую мощную дружину?
О небо! Здесь кроется какая-то измена! Коварство и обман! Его уверили, что под Черниговом не будет с кем сразиться, что князь Черный беспомощен, дружина слаба. А выходит…
Но долго размышлять не пришлось. Бешено мчащиеся всадники уже врезались в дрогнувшие ряды хозарского войска.
Кирий бросил взгляд на своих терханов, увидел, что они растеряны, не могут скрыть свой страх перед несущимся на них врагом. Его охватила ярость.
– Чего стоите, ослы! – гаркнул он не своим голосом. – Вперед! Вперед! – И, огрев первого попавшегося под руку нагайкой, добавил: – Сами ведите тех трусов, что отступают! Слышите? Сами!!!
Терханы бросились в передние ряды. Их появление остановило бегущих в смятении воинов, они начали строиться, готовиться к отпору. Но Олег не дал им развернуться. Отбив наставленное на него копье, он на всем скаку врезался в лавину двинувшихся вперед хозар и, не оглядываясь, разил мечом всех, кто попадал под его богатырскую руку.
Однако не пристало князю пугаться знамения. Да и недосуг. Заря – условный знак для всех отрядов, рассыпавшихся вдоль опушки леса, всех воинов земли Северянской и здесь, и в ополчении, которое должно подоспеть из городищ и градов окрестных. По этому знаку все заняли свои места, ждут его приказов. И отдавать их нужно тотчас, не медля. Князь тронул повод и направил коня на ратное поле, пристально вглядываясь в лица воинов.
Внезапность нападения казалась очевидной. Кони шли тихо: не то что ржания
– даже легкого пофыркивания не слыхать. А дружинники – воины опытные. Как барсы, легко и бесшумно следуют за своим князем, молчаливые, настороженные, готовые по первому знаку ринуться в бой, посечь врагов своих мечами.
Наступали с двух сторон: с западной и северной. Восточную оставили для ополчения, которое должно добивать отступающих, а в случае нужды идти на помощь дружинникам. Как предводитель войска, князь готовился первым пригвоздить мечом к земле спящего хозарина. Однако же все вышло по-иному: оказалось, не спят хозары! Ждут северян! Хоть не в строю, не подготовлены, как должно к бою, но не спят! Что это? Провидение ли подняло лагерь резкими звуками горнов перед самым нападением северян? А может быть, измена? Кто то успел предупредить врагов?
Как быть теперь? Внезапность, на которую рассчитывал князь, утрачена, силы стали далеко не равными… Отходить? Но это бегство и позор… И не успеть уже. Хозары нагонят и раздавят его, как мокрицу, как червяка…
Дружина остановилась, ждет решения князя. Воины сбиты с толку и озадачены. Ведь все надеялись на тайну, на неожиданность удара по врагу… Но вдруг над полем взлетел чей-то радостный возглас:
– Они удирают! Глядите! Бегут во всю прыть! С севера идут на них наши ополченцы!
Это кричал Топчак, известный среди дружинников как зоркий и храбрый лазутчик. И все поверили. Видел он или не видел, как дрогнули и побежали хозары, как двинулась на них черниговская рать ополчения, но клич его взбодрил дружину, поднял уверенность в победе. Северяне пришпорили коней и с гиком понеслись на вражеский лагерь.
Не выдержали хозары стремительного натиска, пришли в смятение. Однако ненадолго, и то лишь передние ряды. Там, дальше, где стоял каган, а с ним построенные воины, растерянности не видно было.
Князь понимал: исход сражения может решить теперь только мужество и храбрость воинов, их стойкость и ненависть к врагу. Но никому теперь не мог сказать об этом Черный. Уже началась жестокая сеча. Кони северян топтали бежавших хозар, а воины разили копьями. Подняв тяжелый меч, князь ринулся с дружинниками в гущу битвы…
* * *
Давно растаяла в туманах ночь. Над лесом высоко поднялось солнце. А под Черниговом, на ратном поле, сшибались, рубились в смертельной битве воины, шла кровавая сеча. Хозары черным валом обрушивались на передние ряды, засыпали северян стрелами, и, хотя костьми ложились под копытами коней, полчищам их, казалось, нет конца. Прижатые с рассвета к Стрижню, пни теперь как будто раздались в стороны, выталкивая вперед все новые и новые отряды воинов. Тогда князь послал к сновскому посаднику гонца и приказал оставить засаду на Нежатиной ниве и ударить собранным под его началом ополчением в тыл хозарам. Силы эти были не так уж велики, однако они вынудили хозар развернуться и ослабить натиск на возглавляемое князем войско. Это еще более подбодрило северян, подняло достойный предков боевой дух.Гудит земля под копытами, звенят мечи о шлемы и щиты каленые, а поднятая битвой пыль облаками носится над полем, застилая и небо, и солнце, и весь белый свет. В страшной свалке только крики победителей, вопли раненых, стон умирающих, жалобное ржание покалеченных лошадей доносятся к воинам, замершим на стенах черниговских, и говорят о том, что пир кровавый еще длится, что северянские воины угощают сватов незваных мечом и кровью.
Но вот на берегу Стрижня не выстояло ополчение, одни сложили головы в бою, другие бросились в бурные воды реки. Хозары приободрились, собрали воедино своих воинов и двинули их на князя. По всему видно, хотят они прижать его с дружиной к лесу и тем лишить возможности командовать, а значит, и решать исход сражения. Но Черный разгадал замысел хозаров.
– Братья! – прогремел его голос, заглушая бряцанье, звон и лязг мечей, крики наседающих хозар. – Вспомните завет дедов наших, славных мужей земли Северянской: «Лучше смерть, чем полон!» Под нами – наша земля, за нами должна остаться победа!.. Вперед, витязи! За честь, за славу северян, за волю земли Северянской!
Слова его пали в сердца людей, как зерно в разрыхленную пашню.
Взъярились воины, ощетинились мечами, укрепили свой разум силой, а сердца – отвагой и словно туры кинулись на извечных врагов своих, ненавистных хозар.
Казалось, солнце остановилось, заглядевшись на могучую, не виданную здесь доселе сечу. Но в тучах пыли, в грудах сцепившихся в жестокой схватке тел, доспехов, коней не разобрать было, кто кого одолевает.
Поздним утром из острога пробился к войску северянскому гонец и, осадив в стороне, около раненых, взмыленного коня, крикнул тревожным, по-юношески ломким голосом:
– Где князь? В детинце несчастье!..
– Молчи! – зло обернулся к нему пожилой воин. – Здесь тоже не мед, хозар тьма, а князь ранен.
– О боги! – испугался отрок. – Что ж теперь будет?
– А будет то, что будет! – еще злее крикнул воин. – Чем хныкать здесь, пошел бы да пособил нашим. Мы ждем подкрепления, вот-вот подойдет к нам новое ополчение из Путивля, Сиверска, Снятина и Стародуба. Да и мечи у северян еще остры. Еще будет сеча, отрок! Жестокая сеча!..
Но тот, понурясь, тихо ответил:
– Что с того! Княжны-то уже нет. Все, кто услышал эти страшные слова, мгновенно обернулись, испуганно уставились на отрока.
– Как так – нет?
– Да говорю же, несчастье там: княжну хотели выкрасть, а она выбросилась из окна и насмерть разбилась о камни. Люди наперебой закричали:
– А кто не уберег княжну?
– Выкрасть хотели? Кто? Как?
– Да не пробрались ли в острог хозары?
– Незачем было туда им пробираться, – печально ответил отрок. – В самом остроге было кому служить кагану: Амбала нашли убитым в тереме.
– Амбала? – в один голос воскликнули раненые. – Он погиб, защищая княжну?
– Как же! – обозлился отрок. – Помните золотые стрелы, подаренные княжне сватами кагана? Обе пустила она в Амбала.
Пораженные ужасной вестью о гибели княжны, воины замолкли. Лежали или сидели поникшие, словно пришибленные тяжким горем. Но когда гонец хотел было двинуться дальше, они встрепенулись, загородили ему дорогу.
– Ты хочешь рассказать об этом князю?
– Да ведь нужно. Я для того и послан.
– Езжай назад в острог! – спокойно и решительно приказал тот, что первым заговорил с отроком. – Нельзя сейчас идти с таким известием к князю…
– Но почему нельзя? – упрямился юноша. – В детинце несчастье, княжна погибла! Княжны нет!
– Зато есть земля Северянская! – прикрикнул на него раненый. – А вести твои ей не сослужат службу. Княжне уже не поможешь, а смерть ее великой печалью и горем падет на сердце князя. Ослабнуть может он на ратном поле. Тут не слезы лить, а отомстить злым ворогам надо за смерть княжны! – Он грозно поглядел на отрока, потом обернулся и громко крикнул: – Эй, северяне! Слышали, что рассказал здесь отрок? Не время сейчас о ранах думать! Кто еще может держать оружие, садись на коней, скорей на поле брани! На злодейство коварных ворогов ответим крепкими ударами меча. Смерть за смерть, кровь за кровь!..
И снова северяне потеснили конников кагана, собрали воедино чуть было не разорванную вражеским клином рать. Нападали смело, рубились храбро, умирали, как достойные мужи: лицом к врагу и молча, не ропща на злую долю, не моля о пощаде.
Тяжело раненный князь Черный не мог уже держаться в седле, однако поле брани не оставил. Посаженный отроками на укрепленные меж двух коней носилки, он двигался вместе с ратью в первых ее рядах, подбадривая воинов и сильным голосом и тем, что здесь он, среди них.
Но все больше редела северянская рать, все больше павших и раненых оставалось на поле, силы таяли, уже явным становилось превосходство врага. Князь понял, что надо отступить, чтобы сохранить оставшееся войско от полного разгрома.
По приказу князя северяне выставили вперед самых крепких воинов дружины, чтобы они прикрывали отход, дав возможность отдохнуть обессилевшим, подобрать раненых.
Хозары поняли намерение Черного и нацелились отрезать его от острога, либо загнать с остатками воинов в лес. Да не успели: вдруг распахнулись Северные ворота Чернигова и оттуда ринулись на поле боя какие-то всадники. Мощный поток их, неудержимый и, казалось, бесконечный, стремительно приближался к самой гуще битвы.
Сеча прекратилась, и воины обеих сторон, оторопев, застыли, пораженные зрелищем неведомой рати, хлынувшей внезапно из острога. Все витязи вооружены с ног до головы, и чудилось, конца не будет им. Всадники быстро развернулись и грозной лавиной обрушились на хозар.
Дружинники, охранявшие Черного, расчищая себе путь, пробились вместе с князем на видное место. Черный все еще не мог понять, кто они? Ратные люди из острога или ополченцы? Но откуда взялось их такое множество? Откуда такое оружие? А лавина воинов все ближе и ближе. Поднятые конями тучи пыли застлали все вокруг, не давая разглядеть, кто эти люди.
Но вот Черный заметил двух витязей. Они вырвались вперед и бурей понеслись прямо на пятившихся уже хозар. Передний витязь на белом коне, в багряно-красном плаще; второй за ним на вороном, таком же буйногривом, неистово диком жеребце.
Князь пристально вглядывался, все больше проникаясь чувством, что кого-то напоминают ему эти витязи, где-то видел он этих коней…
Вот передний вздымает над головой меч и, обернувшись, громко кричит что-то своим дружинникам. Черный напрягает слух… И вдруг переполнили его сердце бескрайняя радость и торжество.
– Олег! – закричал он во всю мочь. – Князь киевский пришел нам на помощь!
– Слава-а! Слава-а-а! – восторженно прокатилось по полю.
Дружинники, воодушевленные подмогой, как половодье, прорвавшее плотину, с удвоенной силой бросились на хозар. На крики их отозвались мощным гулом воины Олега. И вся масса объединившихся славян ринулась на хозар.
Каган растерялся. Не ожидал, что северяне имеют еще в запасе свежие силы. Не думал, что встретится под Черниговом с такой ратью, с таким отчаянным сопротивлением. А тут еще нахлынули, невесть откуда взявшиеся, новые полчища всадников. Иль народ всей Северянщины засел за стенами Чернигова? Когда успел князь собрать такую мощную дружину?
О небо! Здесь кроется какая-то измена! Коварство и обман! Его уверили, что под Черниговом не будет с кем сразиться, что князь Черный беспомощен, дружина слаба. А выходит…
Но долго размышлять не пришлось. Бешено мчащиеся всадники уже врезались в дрогнувшие ряды хозарского войска.
Кирий бросил взгляд на своих терханов, увидел, что они растеряны, не могут скрыть свой страх перед несущимся на них врагом. Его охватила ярость.
– Чего стоите, ослы! – гаркнул он не своим голосом. – Вперед! Вперед! – И, огрев первого попавшегося под руку нагайкой, добавил: – Сами ведите тех трусов, что отступают! Слышите? Сами!!!
Терханы бросились в передние ряды. Их появление остановило бегущих в смятении воинов, они начали строиться, готовиться к отпору. Но Олег не дал им развернуться. Отбив наставленное на него копье, он на всем скаку врезался в лавину двинувшихся вперед хозар и, не оглядываясь, разил мечом всех, кто попадал под его богатырскую руку.